Страница:
Скотт ВЕСТЕРФЕЛЬД
ВТОРЖЕНИЕ В ИМПЕРИЮ
С. Л. К. за годы нескончаемого лета
Несколько замечаний по имперской системе единиц измерения
Одним из многих преимуществ жизни под управлением Имперского Аппарата является упрощение существующих стандартов инфраструктуры, коммуникаций и юриспруденции. За пятнадцать столетий система единиц измерения на планетах Восьмидесяти Миров была приведена к элегантно прямолинейной схеме.
В минуте – 100 секунд, в часе – 100 минут, а в сутках – десять часов.
– Одна секунда равняется 1/100 000 солнечного дня на Родине.
– Один метр равняется 1/300 000 000 световой секунды.
– Одна единица гравитации равняется ускорению десять метров в секунду в квадрате.
Император своим декретом распорядился оставить скорость света такой, какой ее создала природа.
В минуте – 100 секунд, в часе – 100 минут, а в сутках – десять часов.
– Одна секунда равняется 1/100 000 солнечного дня на Родине.
– Один метр равняется 1/300 000 000 световой секунды.
– Одна единица гравитации равняется ускорению десять метров в секунду в квадрате.
Император своим декретом распорядился оставить скорость света такой, какой ее создала природа.
1
ЗАХВАТ ЗАЛОЖНИКОВ
Нет худшего тактического недостатка, чем присутствие ценных нонкомбатантов.
Гражданские лица, исторические ценности, заложники: относитесь к ним так, словно их уже нет.
Аноним 167
Пилот
Пять маленьких кораблей вылетели из тени. Они появились с внезапностью монеток, подброшенных и блеснувших на солнце. Диски их вращающихся крыльев мерцали в воздухе подобно жаркому мареву, рассеивали мгновенно вспыхивающие и тут же гаснущие радуги. Мастер-пилот Иоким Маркс с удовлетворением отметил, с какой точностью выстроилась его эскадрилья. Аппараты-разведчики других пилотов заняли вершины воображаемого квадрата, в центре которого находился кораблик Маркса.– Ну, разве мы не чудесно выглядим? – проговорил Маркс.
– На редкость, сэр, – отозвалась Хендрик, второй пилот эскадрильи. Ей по долгу службы положено было волноваться.
– Немного света нам не повредит, – беспечно заметил Маркс. – У риксов не было времени обзавестись глазастыми машинками.
Он сказал это не для Хендрик, которая и сама все отлично знала, а для того, чтобы подбодрить подчиненных. Другие три пилота тоже нервничали, это явствовало из их молчания. Прежде никому из них не приходилось совершать столь важных вылетов.
Но если на то пошло, кому приходилось?
У Маркса и у самого нервы начали пошаливать. Его звено разведчиков преодолело половину расстояния от старта до цели, не встретив ни малейшего сопротивления. Риксы явно были плохо оснащены, и теперь, столкнувшись с подавляющим превосходством противника, импровизировали, рассчитывая на свое единственное преимущество – то есть на заложников. Но к появлению малой авиации риксы наверняка не подготовились.
Еще несколько мгновений – и ожидание закончилось.
– По данным эхолокации, прямо по курсу перехватчики, сэр, – сообщил пилот Оскар.
– Вижу их, – добавила Хендрик. – Их уйма.
Вражеские перехватчики возникли перед глазами Маркса, как только его корабль среагировал на угрозу и повысил остроту зрения и других чувств, собрав данные с других разведчиков и заложив их в слои синестезии Маркса. Как и предсказывал Маркс, перехватчики представляли собой маленькие непилотируемые дроны, каждый из которых был вооружен только длинными гибкими хватательными манипуляторами, свисавшими с вращающейся несущей поверхности, более напоминающей винт, чем лопасть. Вообще эти летательные аппараты сильно смахивали на те, которые четыре тысячелетия назад мог придумать Леонардо да Винчи – хитроумные приспособления, приводимые в действие толпой крошечных человечков.
Перехватчики зависли в пространстве перед Марксом. Их было великое множество, и в целом созерцание их, пожалуй, даже отчасти зачаровывало – такое впечатление могла бы произвести стайка каких-нибудь экзотических обитателей океанских глубин. Но вот один дрон двинулся к кораблю Маркса, слепо и злобно размахивая манипуляторами.
Мастер-пилот Маркс приподнял главное крыло своего разведчика и увеличил его мощность. Корабль взмыл вверх над перехватчиком и только-только успел улизнуть от выдвинувшегося вверх зловещего винта с захватами. Маркс недовольно скривился. Перед ним возник еще один перехватчик – этот летел немного выше, поэтому Маркс включил обратное вращение крыла, послал корабль вниз и ушел от цепкой металлической лапы.
Вокруг него другие пилоты, чертыхаясь на чем свет стоит, продирались через сонм перехватчиков. Голоса подчиненных доносились до Маркса со всех сторон кокпита – в зависимости от истинного положения их кораблей относительно него.
Сверху прозвучал напряженный голос Хендрик:
– Вы такое раньше видели, сэр?
– Ответ отрицательный, – отозвался Маркс. Ему много раз доводилось участвовать в сражениях с войсками культа риксов, но их малый флот явно эволюционировал. В каждом новом поколении дронов появлялись небольшие и как бы случайные изменения. Затем наиболее удачные из новшеств шли в массовое производство. Невозможно было угадать ход конструкторской мысли риксов, их стратегию.
– Манипуляторы стали длиннее, а поведение дронов в целом более… подвижное.
– Вот-вот, они просто как бешеные зверюги, – согласилась Хендрик.
Она верно подобрала определение. Два перехватчика заметили автожир Маркса и замахали манипуляторами с яростью аллигаторов, заметивших жертву. Маркс быстро увел корабль в сторону и, жутко рискуя, проскочил между перехватчиками.
Но перехватчиков становились все больше и больше, а профиль «разведчика» Маркса был слишком велик. Маркс убрал внутрь все антенны датчиков, отказался от дальнего зрения. Однако при таком диапазоне обзора ближайшие перехватчики стали видны с ужасающей отчетливостью, а от ощущения наложения данных первого, второго и третьего уровней у Маркса едва не расплавился мозг. Он видел (слышал и обонял) отдельные сегменты изгибающихся манипуляторов, виляющих, будто позвоночник змеи, видел, как на слепящем солнечном свету отбрасывает рваные тени бахрома ресничек, обрамляющих слуховые отверстия. Маркс прищурился и знаком дал приказ увеличить изображение. В конце концов крошечные волоски окружили его, будто лес.
– Они ищут нас по звуку, – сообщил он остальным. – Заглушить эхолокаторы.
Изображение расплылось, поскольку исчезли данные сонара. Если Маркс был прав и перехватчики действительно ориентировались только по звуку, то теперь его разведывательное звено должно было стать для них невидимым.
– Меня засекли! – послышался снизу голос пилота Оскара. – Эта тварь ухватилась за сенсорную антенну!
– В бой не вступать! – распорядился Маркс. – Используй вариант «ящерица».
– Сбрасываю антенну, – доложил Оскар.
Маркс тревожно посмотрел вниз. Загребающий одним манипулятором перехватчик другим цепко сжимал сенсорную антенну Оскара и отпускать ее явно не собирался. Корабль-разведчик дергался из стороны в сторону – пилот отчаянно пытался компенсировать нарушенную симметрию.
– Их все больше и больше, сэр, – сообщила Хендрик.
Маркс на секунду переключился на ее поле зрения. Хендрик находилась выше, и оттуда хорошо было видно, что впереди – густое облако перехватчиков. Яркие линии их длинных манипуляторов сверкали на солнце подобно шевелящейся паутине.
Их было слишком много.
Конечно, с базы уже шло подкрепление. Если первое звено разведчиков уничтожат, к бою будет готов второй отряд, и в конце концов два-три корабля сумеют пробиться. Но времени не было. Для проведения спасательной операции требовалась разведка на месте, и как можно скорее. Не получится – конец не одной карьере. Не исключено, что кому-то предъявят обвинение в Ошибке Крови.
Один из пяти кораблей звена Маркса должен был сделать это.
– Перестроиться плотнее, набрать высоту, – приказал Маркс. – Оскар, оставайся внизу.
– Есть, сэр, – спокойно отозвался Оскар. Он понимал, какую роль отводит Маркс его кораблю.
Остальные разведчики приблизились к Марксу. Все четверо одновременно набрали высоту и стали лавировать между беснующимися перехватчиками.
– Пора тебе немного пошуметь, Оскар, – сказал Маркс. – Выставь-ка все свои антенны на предельную длину и выдай полную мощность.
– Есть, сэр. На все сто процентов.
Маркс посмотрел вниз. Корабль Оскара неожиданно превратился в подобие только что вылупившегося из яйца паука или – цветка, распустившегося под жарким солнцем. Как только сенсоры Оскара заработали на полную мощность, перехватчики вокруг него стали видны еще отчетливее, поскольку аппаратура обрушила на них ультразвуковые импульсы, волны микролазерных датчиков расстояния и миллиметрового радара.
Плотное облако перехватчиков уже начало реагировать на этот маневр. Словно подхваченные порывом ветра частички пыльцы, дроны противника метнулись к кораблю Оскара.
– А мы движемся вперед слепо и молча, – сказал Маркс другим пилотам. – Ищите «окна» и прорывайтесь. Идем на полной скорости.
– Меня зацепили, сэр, – сообщил Оскар. – Дважды зацепили.
– Не стесняйся, отбивайся.
– Есть, сэр!
На демонстрационном дисплее Маркса пошел счет достижениям Оскара. Получив приказ, пилот выпустил первую пару контрдронов, а через несколько секунд – вторую. Он со всех сторон был окружен перехватчиками. Маркс посмотрел на корабль Оскара. Антенны по обе стороны от корпуса уже изгибались под весом вцепившихся в них перехватчиков. Из динамиков доносилось кряхтение Оскара. Он всеми силами старался уберечь свой корабль.
Маркс отвел взгляд от места схватки и посмотрел вперед. Основная часть звена приближалась к самому плотному скоплению перехватчиков. Отвлекающий маневр Оскара сработал, и часть перехватчиков ушла к нему, но все равно пробиться вперед было непросто.
– Внимательно выбирайте просветы, – сказал Маркс. – Прибавьте скорость. Будьте готовы втянуть антенны по моему приказу. Пять… четыре… три…
Он прекратил отсчет, сосредоточился на управлении собственным кораблем и направил его в просвет между перехватчиками, но тут один из них сместился и загородил ему дорогу. Маркс включил обратное вращение крыла, повысил обороты и ушел вниз.
Дрон приблизился, привлеченный завыванием главного двигателя. Маркс очень надеялся на то, что все рассчитал верно.
– Антенны втянуть! – приказал он.
Изображение размазалось и померкло – отреагировало на то, что все сенсорное оборудование ушло внутрь обшивки. За считанные секунды перед взором Маркса воцарилась полная темнота.
– Отключить главные роторы, – отдал он следующую команду.
Теперь корабли практически не издавали звуков и двигались только благодаря маленьким крыльям-стабилизаторам, работавшим от маховиков. Эти крылья могли некоторое время толкать корабль вперед, пока не иссякнет вращающий момент маховика. Между тем четыре разведчика уже начали терять высоту.
Маркс прочел показания альтиметра: 174 сантиметра. При такой высоте они достигнут поверхности не раньше чем через минуту. Даже при втянутых антеннах и выключенном главном двигателе в атмосфере нормальной плотности корабли-разведчики падали вниз не быстрее пылинок.
На самом деле разведчики и были лишь чуть крупнее пылинок и вдобавок немного легче их. Размах их крыльев не превышал одного миллиметра, и потому это была самая что ни на есть малая авиация.
Мастер-пилот Иоким Маркс из имперской флотской разведки водил микрокорабли одиннадцать лет. Он был самым лучшим.
Он проводил воздушную разведку для легкой пехоты по время коруордского мятежа на Банде. Тогда его машина была размером со сложенные «ковшиком» ладони – полусфера с несколькими десятками армированных углеродом веерообразных крылышек, каждое из которых могло двигаться с собственной скоростью. В то время он трудился на поле боя и управлял своим кораблем с помощью шлема для погружения в виртуальную реальность. Маркс оставался с пехотинцами, слепо блуждая под прикрытием их портативного силового поля. Им было нелегко с ним, потому что пилоту все время казалось, что в него может угодить шальная пуля, что окружающий мир грубо вмешается в синтезированную реальность под его шлемом. Однако Марксу все удалось, и он на редкость ловко водил свой кораблик в условиях непредсказуемых ветров, гулявших по лесам Банда. Его суденышко могло метить вражеских снайперов незасекаемым рентгеновским лазером, а потом он безошибочно подстреливал их залпами кибер-игольных пуль. Верная рука Маркса могла навести орудие на сантиметровый шов в броне мятежника, на прорезь для глаз в полимерной камуфляжной маске.
Позднее он работал с управляемыми снарядами против летающих танков риксов во время Вторжения. Эти снаряды представляли собой полые цилиндры размером примерно с палец ребенка. Ими стреляли пехотинцы, и на время первой половины короткого полета снаряды были заключены в оболочку с ракетным двигателем. Как только снаряд нацеливался на жертву, он покидал оболочку и двигался исключительно по инерции. Изнутри цилиндр-оболочка был выстлан тончайшими полосками особого покрытия, с помощью которого и осуществлялось управление снарядом. Эти линии чем-то напоминали китовый ус. Полет сверхзвукового снаряда требовал экстремальной точности наведения. Даже при самом незначительном превышении силы изначального толчка этот боеприпас можно было считать истраченным впустую. Но когда он попадал в риксский танк так, как надо, – а форма снаряда была идеально подогнана под шестиугольники, из которых состояла танковая броня, – то металл и керамика рвались, как ветхая тряпка. Попав внутрь танка, снаряд распадался на бесчисленные молекулярные вирусы и за несколько минут разносил вражескую машину вдребезги. Маркс совершал по нескольку дюжин десятисекундных вылетов в день, а по ночам его мучили микрокошмары со столкновениями и взрывами. Впоследствии было признано, что с такой работой искусственный интеллект справляется лучше людей, но записи полетов Маркса новоиспеченные разведчики до сих пор изучали и восхищались их элегантностью и чутьем пилота.
В последнее время, несколько десятков лет, Маркс служил во флоте. Теперь малая техника стала воистину малой: фуллереновые конструкции не более нескольких миллиметров в поперечнике, и это – в развернутом положении! Над созданием этих машин трудились другие машины – еще более мелкие, а энергию они черпали из удивительных трансурановых батареек. В основном такие аппараты предназначались для разведывательных целей, но при случае могли и повоевать. Во время освобождения Дханту Маркс провел особо оборудованный корабль-разведчик внутрь фиброоптического кабеля и сбросил там груз стеклопожирающих микроорганизмов. В считанные минуты система связи бунтовщиков вышла из строя по всей планете.
Мастеру-пилоту Марксу нравилось служить во флоте. Тут было безопасно. Теперь, в его возрасте, личное присутствие на поле боя уже не возбуждало. Маркс управлял своими суденышками с борта звездолета, с расстояния в сотни километров от места сражения. Он вел бой, удобно устроившись в гелевом кресле – совсем как пилот истребителя давно минувших дней, и его окутывали синестезические образы, позволявшие видеть на трех уровнях зрения. Те участки головного мозга, которые обычно отвечали за слух, обоняние и осязание, перестраивались на зрение. Маркс ощущал интерьер своего корабля так, как ощущал бы обычный пилот, – ну или так, словно он сам уменьшился до размеров одной-единственной живой человеческой клетки.
Он полюбил микроскопический масштаб новой работы. В бессонные ночи в полутемной каюте Маркс поджигал благовония и наблюдал, как струйки дыма поднимаются вверх, подсвеченные ярким тонким лучиком аварийного фонарика. Он следил за тем, как вьются потоки воздуха, смотрел на призрачных змеек, которых можно было уничтожить, пошевелив пальцем и сделав легкий выдох. Нечеловечески твердой и уверенной рукой он управлял дистанционным пультом микроскопа, осторожно, водил им по воздуху, проектировал изображение на стену каюты, наблюдал, изучал поведение микроскопических летучих частиц.
Порой во время этих безмолвных ночных бдений Иоким Маркс позволял себе мысль о том, что он – лучший микронавигатор во флоте.
Он был прав.
Капитан
Капитан Лаурент Зай, находившийся на капитанском мостике, смотрел на главный воздушный экран, изображение на котором представляло собой сплетение тончайших ломаных линий, и пытался принять решение. Это самое сплетение линий было планом императорского дворца на Легиce-XV – постройки, раскинувшейся на площади в десять квадратных километров и похожей на неуклюже лежащую органическую массу. Сам же дворец в настоящее время располагался прямо под «Рысью», на расстоянии в двести семнадцать километров.Зай предчувствовал неминуемое поражение. Ощущал его подошвами ботинок – словно стоял на гребне дюны в океане зыбучих песков.
Безусловно, это ощущение скольжения, скорее всего, возникало из-за попыток «Рыси» сохранять геостационарную позицию над дворцом. Поддерживалось постоянное ускорение для того, чтобы держаться вровень с вращением планеты. При этом правильная геосинхронная орбита была бы слишком высока для проведения спасательной операции. В итоге тело Зая раздирали противонаправленные силы, и желудок у него едва не выворачивался наизнанку. Находясь на такой высоте, корабль пребывал под сильным действием гравитационного поля Легиса-XV – в итоге Зая неудержимо влекло к корме. Ускорение «Рыси» медленно, но верно толкало капитана в сторону. Разреженная, но очень горячая атмосфера планеты время от времени одаривала карманами турбулентности. И ко всем этим прелестям добавлялись встряски, возникавшие при работе системы искусственной гравитации, – а в такой близости к поверхности планеты они были особенно ощутимы. Система отчаянно пыталась добиться устойчивого поддержания стандартной силы притяжения в один g.
Заю, с его обостренным ощущением равновесия, казалось, будто рубка «Рыси» вращается по часовой стрелке внутри какой-то гигантской трубы.
Вокруг воздушного экрана расположились на своих постах двенадцать старших офицеров. В рубке было откровенно тесно. Звучали жаркие споры, высказывалось одно предложение за другим, нарастало отчаяние. Время от времени на план дворца ложились дуги, вычерченные яркими, режущими глаз цветами. Каждые несколько минут воспроизводились то десантирование морской пехоты, то скрытная атака наземных войск, то проникновение дронов – то есть всевозможные методы точного и внезапного нападения, необходимые для освобождения заложников. Правда, пока все эти атаки представляли собой лишь теоретические модели. Никто бы не осмелился выступить против тех, кто взял в плен заложников, без приказа капитана.
А капитан молчал.
Это его голова полетела бы с плеч, если бы что-то пошло не так.
Лаурент Зай любил, когда у него на мостике царила прохлада. Под черной шерстяной формой офицера Имперского Флота, которая, похоже, была специально создана для того, чтобы человек чувствовал себя в ней некомфортно, все обменные процессы в его организме шли так, словно тело подогревали в жаркой печке. Кроме того, капитан полагал, что в прохладной атмосфере и его подчиненные трудятся лучше. При четырнадцати градусах по стоградусной шкале и мысли лучше формулируются, да и побочные эффекты не так страшны, как избыток кислорода. Персонал, ведавший на «Рыси» климатом, давным-давно усвоил, что чем напряженнее ситуация, тем более капитан предпочитает прохладу в своей рубке.
Зай со злорадным удовольствием отметил, что с губ его подчиненных дыхание срывается клубами легкого пара, заметными на фоне красноватого света, заливавшего круглое помещение рубки.
Офицеры сжимали кулаки, стараясь согреть руки, некоторые растирали пальцы один за другим – будто вновь и вновь подсчитывали возможные потери.
В нынешней ситуации обычная арифметика освобождения заложников не годилась. Обычно, если речь шла о вызволении тех, кто угодил в лапы представителей культа риксов, цифра в пятьдесят процентов спасенных считалась вполне приемлемой. С другой стороны, солоны, генералы и придворные, которых удерживали в этом треклятом дворце, – все они были важными персонами. Погибнет любой из них – и считай, что нажил себе врагов в высоких инстанциях разного рода.
Но при всем том в данном случае и ими можно было пожертвовать.
Значение имели судьба и жизнь одной-единственной заложницы. Это была Дитя-императрица Анастасия Виста Каман, наследница престола и повелительница Дальних Витков Спирали. А еще адепты культа ее личности именовали ее Первопричиной.
Капитан Зай смотрел на сплетение линий плана и гипотетических атак и пытался найти ту ниточку, дернув за которую можно было распутать этот отвратительный клубок. Еще никогда в истории не бывало такого, чтобы на члена императорской семьи – а уж тем более на наследницу – совершили покушение, взяли в плен и даже ранили. Если на то пошло, то уже шестнадцать столетий никто из клана Воскрешенных не умирал.
Все выглядело так, словно в плен захватили самого Воскрешенного Императора.
Боевики-риксы напали на императорский дворец на Легисе-XV меньше стандартных суток назад. Неизвестно было, каким образом тяжелому боевому кораблю риксов удалось проникнуть в планетарную систему незамеченным, ведь ближайшие космические базы риксов располагались в десяти световых годах от скопления Легис. Система орбитальной защиты уничтожила главный корабль диверсантов на расстоянии в несколько тысяч километров от планеты, но к этому времени риксы уже успели выпустить дюжину малых спускаемых судов. Они обрушились на столичный город ослепительным дождем. Десять были взорваны ракетами оборонительной системы, примагничивающимися урановыми минами-пулями, а также лазерными лучами, выпущенными с «Рыси» и с наземных установок.
Но два пробились.
Во дворец ворвалось около тридцати риксов. Им противостоял гарнизон из ста наспех собранных имперских гвардейцев.
Но риксы есть риксы.
Семь диверсантов уцелели и добрались до тронного крыла. По левую сторону от их пути к цели остались разрушенные стены и мертвые солдаты. Дитя-императрица и ее гости укрылись в последнем прибежище – зале Совета. Этот зал располагался за статическим полем седьмого уровня защиты – в черной сфере, которая, по идее, обладала полной непроницаемостью. У беглецов был запас кислорода на пятьдесят дней и шестьсот галлонов воды.
Но какое-то неизвестное оружие (а может быть, все-таки произошла измена?) сумело растопить статическое поле, будто сливочное масло на солнце.
Императрицу взяли в плен.
Риксы, верные своей религии, не теряя времени, распространили по Легису-XV искусственный разум. Запустили вирусы в незащищенную инфоструктуру, разрушили всю топологию старательно выстроенной компьютерной сети, проложили обходные многофункциональные кабели, и в итоге насаждение планетарного искусственного интеллекта стало необратимым процессом. В это мгновение каждое электронное устройство на планете стало частицей единого «эго», гигантского существа, распространившегося по миру Легиса. Теперь эта планета должна была навсегда стать собственностью риксов. Если, конечно, не разбомбить ее до основания и не вернуть в каменный век.
В принципе, развертывание подобной диверсии можно было предотвратить с помощью обычной программы мониторинга. Но риксы сразу предупредили: если кто-то попытается хоть пальцем шевельнуть против планетарного разума, заложников сразу же казнят. Тогда Императрица погибла бы от рук варваров.
А если бы это случилось, военным, не сумевшим защитить ее, такая оплошность грозила бы обвинением в Ошибке Крови. Тогда офицерам на командных постах оставалось бы только совершить ритуальное самоубийство.
Капитан Зай не отрывал глаз от плана дворца и видел свой смертный приговор. Отчаянные, дерзкие планы спасения – десант морских пехотинцев, бомбардировки, диверсии… Все это были предвестники поражения. Ни один из планов не годился. Зай чувствовал это. А эти разноцветные арки – яркие и наивные, словно на рисунке маленького ребенка, – казались ему цветами на собственной могиле.
Если не произойдет чудо, то он потеряет либо планету, либо Императрицу – а может, и планету, и Императрицу, – и тогда его жизни конец.
И что самое странное – Зай давно знал, что такой день настанет.
Нет, конечно, он не предвидел деталей. В конце концов, ситуация возникла непредсказуемая. Зай предполагал, что погибнет в бою, при каком-нибудь ядерном взрыве за эти сумасшедшие последние два месяца, которые в совершенно секретных коммюнике уже называли Вторым вторжением риксов. Но он никогда не думал, что ему придется умереть от своей руки, и уж никак не допускал мысли об Ошибке Крови.
И все же он чувствовал, как смерть подбирается к нему. Сейчас все было слишком драгоценно, слишком хрупко, и это было так легко разбить вдребезги, лишь немножко оступившись. Судьба запросто могла сыграть какую-нибудь злую шутку. Этот страх не оставлял Зая с тех пор, как он всего два года назад (по относительному времени) вдруг, совершенно неожиданно, впервые в жизни уверился в том, что обрел подлинное… счастье.
«Разве не прекрасна любовь?» – еле слышно пробормотал он.