— Ведь я уже объяснил вам, — ответил он, слегка нахмурясь. — Те, кто умнее меня, решили, как следует поступать, и я не имею права ничего изменить.
   Внезапно мне пришла на ум спасительная мысль:
   — Тогда помогите хотя бы моему другу. Согласитесь, что один-единственный случай вмешательства не изменит исторического пути развития человеческого общества.
   Он молча откинулся назад. И мне показалось, что в тот момент он заколебался.
   — Нет, я не имею права! — сказал он, опять нахмурившись.
   — А почему же вы помогли мне? Почему избавили меня от смерти?
   — Тогда я подумал, что это несчастье случилось по моей вине. А я не имею права быть виновным.
   Меня вдруг охватило чувство безнадежности, и я замолчал. Молчали мы оба. На улице уже стемнело, но в комнате было все так же светло, как днем. Странно, в ту минуту на меня это не произвело особенного впечатления.
   — И все-таки вы будете соучастником в наших делах, — сказал я. — Я опишу все, что сегодня случилось.
   — Ну, это не проблема, — усмехнулся он. — Я в одно мгновение мог бы стереть в вашем мозгу все, что вы собираетесь запомнить.
   — И вы действительно это сделаете?
   — Да нет, конечно… Пишите что хотите. Все равно никто вам не поверит…
   — Не поверят отдельному случаю, возможно, но поверят истинам, которые я выскажу.
   — Эти истины давно известны людям, — ответил он. — Я не открыл вам никакой Америки.
   Это были его последние слова, которые я помню. Проснулся я на рассвете одетый, в том же кресле, где сидел накануне вечером. Вернее, там, где меня усыпили. Незнакомец прикрыл меня легким одеялом и, разумеется, исчез.
   Нет, я помнил все, он не посягнул на мою память. Я встал и открыл окно. Солнце еще не показалось из-за горной вершины, но весь двор передо мной был залит нежным светом. В глубине двора, словно маленькие планеты, белели хризантемы. Так тихо было, ни один лист не шелохнулся на деревьях. Бисеринки росы едва заметно переливались разными цветами. Не знаю, в каком мире живет он, но наш мир действительно прекрасен. И может быть, в его одиноких скитаниях это было единственной ему наградой?
   Несколько дней я жил словно во сне. Естественно, я работал, но все, что ложилось на бумагу, казалось мне вялым и пресным, как трава. Потом я бросил работу и принялся читать. Но и это не помогало. Наконец воскресным днем я завел машину и осторожно спустился вниз по узкой проселочной дороге. Выбравшись на шоссе, я свернул налево по направлению к санаторию, хотя как будто и не думал туда ехать. Чем быстрее сокращалось расстояние, тем сильнее росла в душе тревога, и я чувствовал, как у меня начинают дрожать колени. Но несмотря на это, я все прибавлял скорость; машина неслась по шоссе на своих лысых, стершихся шинах. Вскоре я увидел место, где едва не произошла катастрофа, но не остановился. Я просто сгорал от какого-то внутреннего нетерпения.
   Даже не помню, как добрался я наконец до санатория. Постучал в белую дверь кабинета доктора Веселинова и вошел, не ожидая приглашения. Врач сидел на своем обычном месте, разглядывая рентгеновские снимки. Он посмотрел на меня, на лице его было написано изумление:
   — Это просто невероятно! — сказал он вдруг осипшим голосом.
   Я почувствовал, как огромное облегчение, словно чужая горячая кровь, растеклось по моим жилам.
   — Невероятно? А что именно?
   — Ваш друг выздоровел.
   — Как это выздоровел? — Я лицемерно изобразил удивление.
   — А вот так. По-настоящему, абсолютно выздоровел. Вот его снимки — словно бы он никогда и не болел. Его легкие полностью обновились.
   Я не стал смотреть снимки, мне незачем было их смотреть.
   — Не может быть! — сказал я. — Наверно, просто перепутали снимки.
   — Как то есть «не может быть»? — ответил он раздраженно. — Это факт! Перед вами уже вторые снимки, все было сделано под моим личным контролем.
   Я счел благоразумным промолчать. Во взгляде доктора по-прежнему сквозило недоумение, он глуповато хлопал выгоревшими ресницами.
   — Я сделаю завтра научное сообщение! — воскликнул он. — Мои коллеги будут потрясены!
   — Не стоит делать никакого сообщения, — усмехнулся я.
   — Почему? — удивился он.
   — Потому что это невозможно обосновать научно. Вы просто сообщите об одном факте, которому по сможете дать научного объяснения.
   Он нахмурился, но промолчал.
   — И во-вторых, что очень важно, поймите, вам никто не поверит.
   — Ну почему не поверят? — вспылил он. — Ведь есть же снимки!
   — Снимки, снимки… Чепуха! Вы ведь видели по крайней мере двадцать снимков «летающих блюдец», но не поверили?
   — Да, но… существует этот выздоровевший человек…
   — Смею утверждать, что и это вам не поможет…
   — Вы что, не верите? — спросил он резко.
   — Я-то, конечно, верю. Но другие не поверят. Вы научный работник, разве вы сами не понимаете? Это невозможно. Все ваши коллеги подумают, что вы или сумасшедший, или мошенник. Второе представится более вероятным, но и более печальным.
   Теперь он перестал моргать, как будто протрезвел. Незаметно, молча наблюдал я, как мучительно он размышляет, его здоровый, свежий ум просто разрывался там, в черепной коробке!
   — А знаете что, ведь вы совершенно правы, — наконец произнес он с облегчением. — Конечно же, единственный факт это еще не доказательство…
   — А где он?
   — Кто? — спросил он рассеянно.
   — Мой друг.
   — Встал, естественно. Понемногу гуляет в парке.
   Всего несколько шагов отделяли меня от раскрытого окна. Я сразу же увидел его — он стоял возле декоративного куста и держал в руках что-то белое, похожее издали на птичье яйцо. Он рассматривал предмет сосредоточенно, время от времени проводя по нему ногтем.
   — Что ты там делаешь? — окликнул я его.
   Он вздрогнул и обернулся. Лицо его неузнаваемо изменилось, оно не было похоже на лицо того человека, которого я навещал несколько дней назад.
   — Ничего, — ответил он смущенно.
   — А что ты держишь в руке?
   — Улитку…
   — Сейчас же положи ее обратно, — сказал я раздраженно. — Слышишь?
   — Почему?
   — Потому что я тебе это говорю!.. Идем, быстро!
   Он не стал спорить, повернулся и начал бережно устраивать улитку на веточке. Но когда он отнял руку, она сорвалась и упала. Он нагнулся и поднял ее с земли.