Виан Борис. Пена дней

   Но ответа он так и не услышал, потому что один непомерно высокий субъект, который вот уже пять минут упражнялся в скоростном беге, согнувшись в три погибели и весь подавшись вперед, проскочил у него между ногами, и возникшая воздушная волна подбросила Колена на несколько метров вверх. Ему удалось ухватиться за балюстраду второго этажа, он подтянулся, но не вверх, а вниз, и, упав, очутился снова рядом с Шиком и Ализой.
   — Все же надо было бы запретить кататься так быстро, — сказал Колен и перекрестился, потому что конькобежец, врезавшись в стену ресторана на противоположном конце катка, растекся по ней, словно медуза, которую швырнул жестокий ребенок.
   Уборщики снова взялись за дело, и один из них водрузил на месте несчастного случая ледяной крест. Пока крест не растаял, дежурный ставил пластинки духовной музыки. Потом все пошло своим чередом. Шик, Ализа и Колен продолжали кружить по льду.

IV

   — Вот и Николя! — воскликнула Ализа.
   — А вот и Исида, — сказал Шик.
   Николя еще только проходил через контроль, а Исида уже вышла на лед. Первый поднялся в раздевалку, в то время как вторая подкатила к Шику, Колену и Ализе.
   — Здравствуйте, Исида, — сказал Колен. — Познакомьтесь с Ализой. Ализа, это Исида. А Шика вы знаете.
   Тут все стали пожимать друг другу руки, и Шик воспользовался этим минутным замешательством, чтобы удрать с Ализой, а Колен и Исида, так и не прерывая рукопожатия, покатились вслед за ними.
   — Я рада вас видеть, — сказала Исида.
   Колен тоже был рад ее видеть. К восемнадцати годам Исиде удалось обзавестись каштановыми волосами, белым свитером, желтой юбкой, ядовито-зеленой косынкой, желто-белыми ботинками и темными очками. Она была прелестна, но Колен хорошо знал ее родителей.
   — На той неделе мы устраиваем прием, — сказала Исида. — До случаю дня рождения Дюпона.
   — Дюпона? Кто это?
   — Мой пудель. Я пригласила всех своих друзей. Вы придете? В четыре часа…
   — С большим удовольствием, — ответил Колен.
   — И приведите своих приятелей.
   — Шика и Ализу?
   — Да, они симпатичные… Значит, до воскресенья.
   — Вы уже уходите? — спросил Колен.
   — Ага, я никогда долго не катаюсь. Я и так здесь уже десять часов, пора и честь знать…
   — Ведь сейчас только одиннадцать утра! — воскликнул Колен.
   — А я была в баре… Привет!

V

   Колен торопливо шел по наполненным светом улицам. Дул резкий сухой ветер, а под ногами хрустел затянувший лужи ледок толщиной с ноготок.
   Прохожие прятали подбородки кто во что горазд: в воротники, в шарфы, в муфты, а один даже сунул свой подбородок в птичью клетку, да так, что дверца на пружинке упиралась ему в лоб.
   «Завтра я пойду к Трюизмам», — думал Колен.
   Это были родители Исиды.
   «А сегодня вечером я ужинаю с Шиком…» «Надо поскорее идти домой, чтобы подготовиться к завтрашнему дню…»
   Он широко шагнул, стараясь не наступить на белую полосу зебры-перехода, — она показалась ему опасной. «Если я сумею сделать двадцать шагов, ни разу не наступив на белое, — подумал Колен, — то завтра у меня на носу не вскочит прыщ». «Ах, все это глупости, идиотизм какой-то, — сказал он себе, в девятый раз наступая на белую полосу, — прыща у меня все равно не будет».
   Он наклонился, чтобы сорвать голубовато-розовую орхидею, которую мороз выгнал из земли. Она пахла, как волосы Ализы.
   «Завтра я увижу Ализу…»
   Эту мысль следовало гнать прочь. Ализа по праву принадлежала Шику.
   «Завтра я там, наверное, найду себе какую-нибудь девушку».
   Но мысли его снова возвращались к Ализе.
   «Неужто они в самом деле говорят о Жан-Соле Партре, когда остаются одни?»
   Может быть, думать о том, чем они занимаются, когда остаются одни, ему тоже не стоило.
   «Сколько статей написал Жан-Соль Партр за последний год?» Так или иначе он не успеет сосчитать их, прежде чем дойдет до своего дома.
   «Интересно, чем Николя будет нас сегодня кормить?»
   Если поразмыслить, то в сходстве Ализы и Николя нет ничего удивительного, поскольку они родственники. Но так он как бы невзначай снова вернулся к запрещенной теме.
   «Да, все же интересно, чем Николя будет нас сегодня кормить?»
   «Я решительно не знаю, чем Николя, который похож на Ализу, будет нас сегодня кормить».
   «Николя на одиннадцать лет старше Ализы. Выходит, ему двадцать девять лет. У него большой кулинарный талант. Он нам приготовит фрикандо из телятины».
   Колен подходил к своему дому.
   «Витрины цветочных магазинов никогда не закрывают железными шторами. Никому и в голову не приходит красть цветы».
   Оно и понятно. Колен снова сорвал орхидею, на этот раз оранжево-серую, и ее нежные, отливающие перламутром лепестки поникли.
   «Она цвета моей мышки с черными усами… Вот я и дома».
   Колен поднялся по каменной лестнице, покрытой ковровой дорожкой. Он всунул в замок серебристо-зеркальной двери золотой ключ.
   — Эй, мои верные слуги, ко мне! Я вернулся!
   Он швырнул плащ на стул и направился к Николя.

VI

   — Николя, вы готовите на ужин фрикандо?
   — Вот те раз! Месье ведь меня не предупредил. У меня другие затеи.
   — Какого дьявольского черта вы всегда и беспрестанно обращаетесь ко мне в третьем лице?
   — Коли месье угодно выслушать мои объяснения, то извольте: я полагаю, что фамильярность допустима исключительно между людьми, которые вместе пасли свиней, а это, как вам известно, не наш случай.
   — Вы высокомерны, Николя, — сказал Колен.
   — Я горжусь своим высоким положением в обществе, месье, и вы, надеюсь, не поставите мне это в упрек.
   — Безусловно, — сказал Колен, — но мне было бы приятней, если б вы держались со мной попроще.
   — Я исполнен к месье искренней, хоть и затаенной привязанности.
   — Польщен и счастлив, Николя, и, поверьте, отвечаю вам тем же. Итак, чем вы попотчуете нас сегодня вечером?
   — Я намерен, снова следуя традициям Гуффе, создать на сей раз фаршированного колбасуся с Антильских островов под соусом из портвейного муската.
   — А как его готовят? — заинтересовался Колен.
   — Рецепт такой: «Возьмите живого колбасуся и сдерите с него семь Шкур, невзирая на его крики. Все семь шкур аккуратно припрячьте. Затем возьмите лапки омара, нарежьте их, потушите струей из брандспойта в подогретом масле и нашпигуйте ими тушку колбасуся. Сложите все это на лед в жаровню и быстро поставьте на медленный огонь, предварительно обложив колбасуся матом и припущенным рисом, нарезанным ломтиками. Как только колбасусь зашипит, снимите жаровню с огня и утопите его в портвейне высшего качества. Тщательно перемешайте все платиновым шпателем. Смажьте форму жиром, чтобы не заржавела, и уберите в кухонный шкаф. Перед тем как подать блюдо на стол, сделайте соус из гидрата окиси лития, разведенного в стакане свежего молока. В виде гарнира додавайте нарезанный ломтиками рис и бегите прочь».
   — Нет слов! — воскликнул Колен. — Гуффе воистину великий человек! Скажите, Николя, у меня завтра не вскочит на носу прыщ?
   Николя внимательно изучил хобот Колена и пришел к отрицательному выводу.
   — Да, пока не забыл, вы танцуете скосиглаз?
   — Увы, я все еще танцую вывих или стилем озноб, который с полгода назад вошел в моду в Нейи. В скосиглазе я не силен, знаю только несколько па.
   — Как вы думаете, — спросил Колен, — можно за один урок овладеть его техникой?
   Полагаю, что да, — ответил Николя. — В общем-то это несложно. Важно только не упасть и в безвкусицу не впасть. Например, не танцевать скосиглаз на ритмы «буги-вуги».
   — Тогда упадешь?
   — Нет, в безвкусицу впадешь. Николя положил на стол грибфрукт, который он чистил во время разговора, и ополоснул руки под краном.
   — Вы очень заняты? — спросил Колен.
   — Да нет, месье! Кухонная аппаратура уже запущена.
   — В таком случае я был бы вам очень обязан, если б вы показали мне те па скосиглаза, которые вы знаете, — сказал Колен. — Пойдемте в гостиную, я поставлю пластинку.
   — Я посоветовал бы месье выбрать что-нибудь в том темпе, который создает особую атмосферу, ну, что-нибудь типа «Хлои» в аранжировке Дюка Эллингтона или «Концерт для Джонни Ходжеса…» — сказал Николя. — То, что за океаном обозначают словами «moody» или «sultry tune».

VII

   — Принцип стиля скосиглаз, что, впрочем, месье наверное и сам знает, состоит в интерференции двух динамических систем, вибрация которых строго синхронизирована.
   — Я и не предполагал, — удивился Колен, — что тут приложимы термины современной физики.
   — В данном случае партнеры находятся на весьма близком расстоянии друг от друга и вибрируют всем телом в ритме музыки.
   — В самом деле? — с некоторым беспокойством переспросил Колен.
   — Таким образом возникает система статических волн, имеющих, как известно из акустики, равномерные колебания, что немало содействует возникновению особой атмосферы в танцевальном зале.
   — Несомненно… — прошептал Колен.
   — Наиболее искусным танцорам, — продолжал Николя, —удается создать и дополнительные очаги неких специфических волн, которые приводят в согласные покачивания отдельные части тела. Впрочем, не будем уточнять, какие именно, я лучше продемонстрирую месье, как танцуют скосиглаз.
   Колен по совету Николя достал «Хлою», положил пластинку на диск проигрывателя, потом осторожно опустил иглу на ее первую бороздку и стал глядеть, как вибрирует Николя.

VIII

   — У месье уже почти получается, — сказал Николя. — Еще одно небольшое усилие — и порядок.
   — Но почему, — спросил Колен, обливаясь потом, — это танцуют под такую медленную музыку? Ведь так гораздо труднее.
   — Сейчас объясню, — ответил Николя. — По правилам, партнер и партнерша находятся на небольшом расстоянии друг от друга. Когда танцуешь под медленную музыку, то колыханье тела можно распределить таким образом, что неподвижной остается только зона вокруг пупка, а голова и ноги свободно вибрируют. В принципе к этому и надо стремиться. Однако, как не прискорбно, случается, что нескромные люди танцуют скосиглаз на негритянский манер, в быстром темпе.
   — Ну и что? — спросил Колен.
   — А то, что вибрировать при этом начинают не только голова и ноги, но и чресла партнеров, поскольку неподвижные точки перемещаются из зоны пупка к коленям и грудинным костям.
   Колен залился краской.
   — Все понятно, — сказал он.
   — Если же танцевать в ритме «буги-вуги», то получается тем неприличнее, чем прилипчивей мотив.
   Колен впал в задумчивость.
   — Кто вас научил танцевать скосиглаз? — спросил он Николя.
   — Моя племянница… А теоретические основы этого танца я почерпнул из разговоров с зятем. Он ведь действительный член Академии Наук, как месье уже знает. Поэтому ему не стоило большого труда осмыслить этот стиль. Он говорил мне, что сам разрабатывал его практически девятнадцать лет назад.
   — Вашей племяннице восемнадцать? — спросил Колен.
   — И три месяца, — уточнил Николя. — Если я месье больше не нужен, то разрешите мне вернуться на кухню, чтобы наблюдать за аппаратурой.
   — Идите, Николя, и спасибо, — сказал Колен и снял пластинку, которая уже остановилась.

IX

   «Я надену бежевый костюм и голубую рубашку, и красный галстук с бежевым узором, и простроченные замшевые полуботинки, и красные носки в бежевую клетку».
   «А до этого я тщательно умоюсь и побреюсь и внимательно огляжу себя в зеркале».
   «Сейчас пойду на кухню и попрошу Николя…»
   — Николя, может быть, мы сейчас немного потанцуем?
   — Бог ты мой, если месье настаивает, то я, конечно, готов, но если нет, то я бы предпочел, честно говоря, заняться совершенно неотложными делами.
   — Не будет ли нескромно с моей стороны полюбопытствовать, какими именно?
   — Я возглавляю философский кружок домашней прислуги нашего квартала, где проводятся чтения на тему: «Сервилизм — это гуманизм», и поэтому мне не пристало пропускать наши занятия.
   — Могу ли я поинтересоваться, Николя, чему именно будет посвящено сегодняшнее занятие?
   — Сегодня речь пойдет о завербованности. Будут установлены соответствия между понятием завербованности у Жан-Соля Партра, вербовкой наемников в колониальные войска и наймом прислуги в частные дома.
   — О, это очень заинтересовало бы Шика! — воскликнул Колен.
   — К великому сожалению, занятия нашего кружка закрытые. Их посещает только прислуга. Следовательно, месье Шик не может на них присутствовать, поскольку он ею не является.
   — А почему, Николя, вы все время употребляете «прислуга» в единственном числе?
   — Месье и сам понимает, что употреблять прислуг во множественном числе было бы распущенностью.
   — Вы правы, Николя. Как вы думаете, я встречу сегодня родственную душу?.. Мне хотелось бы встретить родственную душу вроде вашей племянницы.
   — Месье не следует думать о моей племяннице, ибо, как явствует из последних событий, месье Шик первым застолбил ее.
   — Но, Николя, — сказал Колен, — мне так хочется влюбиться… Из носика чайника вырвалось облачко легкого пара, и Николя пошел открывать входную дверь. Консьерж принес два письма.
   — Почта? — спросил Колен.
   — Извините, мсье, но это мне, — сказал Николя. — Месье ожидает известий?
   — Я хотел бы, чтобы мне написала какая-нибудь девушка. Я бы ее очень любил.
   — Однако уже полдень, — заметил Николя. — Не пожелает ли месье позавтракать? Могу предложить рубленые бычьи хвосты, чашку пунша с ароматическими травами и гренки с анчоусным маслом.
   — Как вы думаете, Николя, почему Шик отказывается прийти ко мне ужинать с вашей племянницей, если я не приглашу другой девушки?
   — Пусть месье меня извинит, но я поступил бы точно так же. Месье ведь вполне хорош собой.
   — Николя, — сказал Колен, — если я сегодня же вечером не влюблюсь, и притом по— настоящему, я… я начну коллекционировать сочинения герцогини де Будуар, чтобы подшутить над моим другом Шиком.

X

   — Я хотел бы влюбиться, — сказал Колен, — ты хотел бы влюбиться. Он хотел бы idem (влюбиться). Мы, вы, хотим, хотели бы. Они также хотели бы влюбиться…
   Он завязывал галстук перед зеркалом в ванной комнате.
   — Осталось только надеть пиджак, и пальто, и кашне и натянуть перчатку сперва на правую руку, потом на левую. Шляпы я не надену, чтобы не испортить прическу. Ты что тут делаешь?
   Это он обратился к серой мышке с черными усами, которая забралась явно не туда, куда надо, в стакан для зубной щетки, и с самым независимым видом оперлась лапками о его край.
   — Предположим, — сказал он мышке, присев на край ванны (четырехугольника из желтого фаянса), чтобы быть к ней поближе, — что я повстречаю у Трюизмов моего старого друга Шоз… Мышка кивнула.
   — Предположим, — а почему бы и нет? — что он придет туда с кузиной. На ней будет белый свитер, желтая юбка и звать ее будут Ал… нет, Онезимой…
   Мышка скрестила лапки, явно выразив удивление.
   — Да, — согласился Колен, — это некрасивое имя. Но вот ты — мышь, и у тебя усы. Что ж тут поделаешь?
   Он встал.
   — Уже три часа. Я из-за тебя опаздываю. А вот Шик и… Шик придет туда наверняка очень рано.
   Он облизал палец и поднял его над головой, но тут же опустил: палец обдало жаром, как в духовке.
   — В воздухе носится любовь, — произнес Колен. — Ух, какой накал!.. Я встал, ты встаешь, он встает, мы, вы, они встаем, встаете, встают… Тебе не надоело сидеть в стакане? Помочь?
   Но мышка доказала, что не нуждается в помощи. Она самостоятельно выбралась на волю и отгрызла кусочек мыла, похожий на леденец.
   — Какая же ты лакомка! — сказал Колен. — Только смотри не испачкай все мылом.
   Он прошел к себе в комнату и надел пиджак. «Николя, видимо, ушел… Вот кто, наверное знаком с удивительными девушками. Говорят, отейльские девочки а они, как известно, мастерицы на все руки, охотно поступают в прислуги к философам».
   Он притворил за собой дверь. «В левом рукаве подпоролась подкладка… И как назло, у меня больше нет изоляционной ленты… Что ж, приколочу гвоздиком…»
   Входная дверь захлопнулась за ним со звуком, напоминающим шлепок по голой заднице… Он вздрогнул.
   «Надо думать о другом… Хотя бы о том, что я могу сломать себе шею, сбегая с лестницы…»
   Ворс светло-лиловой ковровой дорожки был вытерт только на каждой третьей ступеньке — Колен в самом деле всегда перепрыгивал через две ступени. Вдруг он зацепил ногой медный прут, прижимавший дорожку, и, чтобы удержать равновесие, схватился за перила.
   «И поделом мне, нечего думать о всяких глупостях. Я глуп, ты глуп, он глуп!..» У него заболела спина. Только внизу он понял, в чем дело, и вытащил из-за ворота злополучный медный прут.
   Дверь подъезда захлопнулась за ним, издав звук поцелуя в голое плечо.
   «Интересно, что я увижу на этой улице?» Прежде всего он увидел двух землекопов, которые играли в «классики». Брюхо того, что был потолще, сотрясалось не в такт его прыжкам. Биткой им служило распятье, но без креста, одна лишь фигурка, выкрашенная в красный цвет.
   Колен прошел мимо. Слева и справа возвышались красивые здания из саманного кирпича. В одном из окон появилась женская головка, над ней, словно нож гильотины, нависла открытая фрамуга. Колен послал красотке воздушный поцелуй, а она вытряхнула ему на голову серебристо-черный шерстяной коврик, которого терпеть не мог ее муж.
   Магазины оживляли до жути унылые фасады больших домов. Вниманье Колена привлекла витрина: «Все для факиров». Он отметил, что за эту неделю резко подскочили цены на спальные гвозди и стеклянный салат.
   Потом ему повстречалась собака и еще два человека. Холод приковывал людей к домам. А те, кому удавалось вырваться из его оков, оставляли на стенах примерзшие клочья одежды и умирали от ангины.
   На перекрестке полицейский сунул голову под пелерину и стал похож на большой черный зонтик. А официанты из ближайшего кафе водили вокруг него хоровод, чтобы согреться.
   Влюбленные целовались в подворотне.
   — Я не хочу их видеть… Я не… Видеть их не хочу… Они меня мучают…
   Колен пересек улицу. Влюбленные целовались в подворотне.
   Он закрыл глаза и побежал…
   Но он их тут же вновь открыл, потому что под веками у него роились прелестницы, и он неизбежно сбился бы с пути. И сразу увидел перед собой одну из них. Она шла в ту же сторону, что и он. Колен глядел на ее белые ноги (она была в мягких сапожках из белой овчины), на ее поношенную шубку из дубленой бандитской кожи и на шапочку, из-под которой выбивались рыжие пряди. В шубе она была широкоплечей, а полы разлетались в стороны, они так и плясали вокруг нее.
   «Сейчас я ее обгоню. Я хочу увидеть ее лицо».
   Он ее обогнал и заплакал. Ей было не меньше пятидесяти девяти лет. Он присел на край тротуара и разрыдался пуще прежнего. Ему стало легче, а слезы замерзали, с чуть слышным потрескиванием падали и разбивались о гладкий гранит тротуара.
   Минут через пять он обнаружил, что находится как раз перед домом Исиды Трюизм. Две девушки, обогнав его, вошли в парадное.
   Сердце Колена раздулось до невероятных размеров, потом взмыло вверх, оторвало его от земли, и он влетел вслед за ними.

XI

   Уже в вестибюле до него донесся смутный гул приема, который давали родители Исиды. Лестница делала три спиральных витка, и звуки в этом колодце усиливались, как в цилиндрическом резонаторе виброфона. Колен поднимался вслед за девицами, чуть ли не цепляя носом их высокие каблуки. Укрепленные нейлоновые пятки. Туфельки из тонкой кожи. Точеные щиколотки. Потом чуть съежившиеся швы на чулках, будто длинные-предлинные гусеницы, и мерцающие ямочки в подколенных впадинах. Он задержался и отстал от них еще на две ступеньки. Затем снова начал подниматься. Теперь он видел верхнюю часть чулок у той, что слева, двойной слой шелковой сеточки, вздернутой зажимами подвязок, и в полумраке юбки матовую белизну бедер. Юбка другой девицы, вся в бантовых складках, не давала ему возможности насладиться тем же зрелищем, но зато ее обтянутые бобровой шубой бедра двигались куда энергичнее, чем у первой, и между ними то и дело западала интригующая бороздка. Скромность заставила Колена опустить глаза, он уже не отрывал взгляда от ее ног и вдруг увидел, что они остановились на третьем этаже.
   Колен вошел в переднюю Трюизмов вслед за девицами, которым горничная отворила дверь.
   — Здравствуйте, Колен, — сказала Исида. — Как вы поживаете?
   Он привлек ее к себе и поцеловал в висок. Ее волосы чудесно пахли.
   — Да ведь сегодня не мой день рождения, — запротестовала Исида, — а Дюпона!
   — Где же Дюпон? Я должен его поздравить.
   — Это просто ужасно! — воскликнула Исида. — Сегодня утром его отвели к парикмахеру, хотелось, чтобы он был очень красивый. Его постригли, помыли и все прочее, но часа в два сюда примчались трое его друзей с отвратительными старыми костями в зубах и увели его. Представляю, в каком виде он вернется!..
   — В конце концов это его день рождения, — заметил Колен.
   Сквозь проем распахнутой настежь двойной двери он увидел девушек и молодых людей. Человек двенадцать танцевали, но большая часть гостей, разбившись на однополые пары, стояли, заложив руки за спину, и обменивались, без сомнения, весьма сомнительными замечаниями.
   — Пойдемте, — сказала Исида. — Я покажу, где оставить пальто. Он последовал за ней, столкнувшись в коридоре с двумя девицами, которые под щелканье сумок и пудрениц шли из комнаты Исиды, превращенной в гардеробную для дам. Там с потолка свисали огромные железные крючья, взятые напрокат в мясной лавке. Чтобы завершить убранство комнаты, Исида одолжила еще у мясника две хорошо освежеванные бараньи головы, которые приветливо скалили зубы с крайних крюков.
   Из кабинета отца Исиды, где устроили мужской гардероб, попросту вынесли всю мебель. Гости швыряли одежду прямо на пол, вот и все. Колен поступил точно так же, но задержался у зеркала.
   — Пошли, пошли скорей! — торопила Исида. — Я познакомлю вас с очаровательными девочками.
   Он взял ее за кисти рук и притянул к себе.
   — На вас прелестное платье, — сказал он ей.
   Это было простое шерстяное платье фисташкового цвета с позолоченными керамическими пуговицами и низкой кокеткой на спине, выкованной в виде решетки из тонких железных прутьев.
   — Вам нравится? — спросила Исида.
   — Прелестно! — воскликнул Колен. — А если я просуну руку сквозь прутья, меня никто не укусит?
   — Не слишком на это надейтесь, — сказала Исида. Она высвободилась из объятий Колена и, схватив его за локоть, потащила к эпицентру потоотделения. По пути они налетели на двух вновь прибывших гостей остроконечного пола, заскользили по паркету, сворачивая в коридор, и, прибежав через столовую, присоединились наконец ко всем остальным.
   — Кстати, — сказал Колен, — Ализа и Шик уже пришли?
   — Да, — ответила Исида. — А теперь разрешите вам представить…
   Представляемые девушки в среднем представляли известный интерес. Но среди них была одна, одетая в шерстяное платье фисташкового цвета с большими позолоченными керамическими пуговицами и необычной кокеткой на спине.
   — Вот кому меня надо представить, — сказал Колен и придвинулся к Исиде.
   Чтобы он успокоился Исиде пришлось его потрясти.
   — Ну, будьте умницей, хорошо?
   Но он уже выглядывал себе другую и тянул за руку Исиду.
   — Это Колен, — сказала Исида. — Колен, познакомьтесь с Хлоей.
   Колен проглотил слюну. Он ощутил во рту горьковатую сладость как от подгоревшего пончика.
   — Здравствуйте! — сказала Хлоя.
   — Здра… Вы в аранжировке Дюка Эллингтона? — спросил Колен… И убежал, потому что был убежден, что сморозил дикую глупость.
   Шик поймал его за полу пиджака.
   — Куда это ты несешься? Уже уходишь? Лучше погляди-ка!
   И он вытащил из кармана книжечку, переплетенную в красный сафьян.
   — Это рукопись «Очерка теории поллюций» Партра.
   — Ты ее все-таки нашел? — спросил Колен.
   Тут он вспомнил, что решил смыться, и опрометью кинулся к выходу.
   Но Ализа преградила ему путь.
   — Как, вы уходите, ни разу не потанцевав со мной? — спросила она.
   — Извините, — сказал Колен, — но я повел себя, как последний идиот, и мне неловко здесь оставаться.
   — И все же, когда на вас так смотрят, нельзя отказываться.
   — Ализа, — простонал Колен, обняв ее и потершись щекой о ее волосы.
   — Что, старик?
   — Черт возьми!.. Черт!.. Видите вон ту девушку?
   — Хлою?..
   — Вы ее знаете? — воскликнул Колен. — Я сказал ей глупость, вот поэтому и хотел удрать.
   Он утаил, что в грудной клетке у него громыхало так, словно играл немецкий военный оркестр, в котором барабан заглушал все инструменты.
   — Правда, она красивая? — спросила Ализа.
   У Хлои были алые губы, темно-каштановые волосы, счастливый вид, и платье было здесь ни при чем.
   — Я никогда не решусь! — сказал Колен.
   И он тут же бросил Ализу и пригласил танцевать Хлою. Она посмотрела на него. Засмеялась и положила правую руку ему на плечо. Он чувствовал прохладное прикосновение ее пальцев на своей шее. Он уменьшал расстояние между их телами, несколько напружинив правый бицепс, что было результатом приказа, посланного головным мозгом по двум точно выбранным нервам.