Страница:
В этот же день я встретился с Васильевым А. Он находился еще в своем служебном кабинете. Мы обменялись рукопожатиями. Его состояние было подавленным. На мой вопрос о причинах отстранения от должности Алексей Дмитриевич протянул мне шифротелеграмму, которую он подписал 20 августа и направил всем прокурорам республик, краев и областей. Когда я ознакомился с текстом, он спросил меня: «Можно ли, исходя из текста, сделать вывод, что всем прокурорам на местах была дана команда поддержать переворот?» Я ответил, что нет. Обычное указание, написанное, как и множество других и направленных ранее прокурорам.
В телеграмме говорилось, что в условиях управления страной Государственным комитетом по чрезвычайному положению необходимо обеспечить строжайшее соблюдение законности, исполнение Конституции СССР и республик.
Обо всех чрезвычайных происшествиях и противодействии ГКЧП, предлагалось в телеграмме, незамедлительно сообщать в прокуратуру Союза. Видимо, вот эта последняя строка и явилась роковой для прокуратуры и ее руководства. Ее почему-то истолковали как поддержку путчистов. Коллегии прокуратуры выразили недоверие. Сейчас становится ясно, почему так истолковали.
Так называемым демократическим силам давно не нравился состав коллегии, который в основном всегда придерживался приоритета Конституции СССР и Союзных законов, прямо говорил о правовом волюнтаризме в стране. Поэтому искали любой повод, чтобы избавиться от коллегии.
Вторая причина заключалась в том, что началось следствие по участникам переворота. В соответствии с действующим законодательством оно должно проводиться Прокуратурой Союза и под ее надзором. Чтобы отстранить нас от надзора, и объявили коллегию путчистской. В этом весь секрет закулисной демократической возни. Какой бы ни была Прокуратура Союза ССР, но она бы никогда не пошла на грубейшие нарушения законности, на те, что допустила Прокуратура РСФСР в ходе следствия по данному делу. Но о них чуть позже.
Тогда указания Трубина по делу Калугина передали в Главную военную прокуратуру, где их и исполнили.
30 августа 1991 года Трубин подписал постановление о прекращении дела в отношении Гдляна и Иванова. Постановление для него подготовил его беспринципный и неквалифицированный помощник Захаров Ю.
Это решение я назвал предательством законности, конъюнктурным, неправовым, угодливо-политическим, Дело в том, что 12 июня 1991 года тот же Трубин информировал Горбачева, что в ходе следствия собраны дополнительные доказательства, дающие основания для предъявления обвинения Гдляну и Иванову в совершении ими ряда преступлений, в том числе: злоупотребление служебными полномочиями, их превышение, принуждение граждан к даче показаний и к клевете. Он также сообщил, что решается вопрос о повторном вхождении в Верховный Совет страны с представлением о даче согласия на их привлечение к уголовной ответственности.
Аналогично развивались события и вокруг дела Калугина О. В конце мая 1991 года Главная военная прокуратура представила Трубину проект представления в Верховный Совет СССР о получении согласия на привлечение Калугина к уголовной ответственности, так как он тоже был народным депутатом СССР, Трубин поручил мне лично изучить дело и доложить о достаточности доказательств для вхождения в Верховный Совет. До этого результаты следствия неоднократно обсуждались у нас на оперативных совещаниях с участием почти всех заместителей Генерального прокурора, работников военной прокуратуры, а также государственной безопасности. Мнение у всех было единое – Калугин разгласил государственную тайну и должен отвечать по суду.
Несмотря на это, я еще раз ознакомился с материалами дела. Тщательно изучил экспертное заключение, подготовленное специалистами Совмина СССР, Министерства обороны, ряда научно-исследовательских институтов и Комитета безопасности. Выводы экспертов были категоричными: Калугин нанес огромный ущерб государственным интересам страны, раскрыл методы работы разведки и контрразведки, вплоть до рассекречивания нашей агентуры за рубежом.
Остается только удивляться и до глубины души возмущаться, что этому человеку Горбачев вернул генеральское звание, пенсию, а Бакатин, возглавив КГБ, взял его в главные свои советчики. Действительно, в России правили бал предатели и перевертыши, подлецы и бесчестные люди.
Изучив материалы дела и побеседовав со следователями, прокурорами Главной военной прокуратуры, я доложил Трубину о возможности вхождения с представлением на получение согласия на привлечение Калугина к судебной ответственности. Однако предложил входить не в Верховный Совет, а в Президиум Верховного Совета СССР. Свое мнение мотивировал тем, что многие сведения, находящиеся в деле, носят секретный характер и мы сами вольно или невольно можем допустить утечку государственной тайны.
Генеральный прокурор согласился со мной, и я вскоре подготовил проект представления. Это было перед самым моим уходом в отпуск. Трубин его не успел подписать при мне и оставил у себя.
Будучи уже в отпуске, я позвонил из Пензы своему заместителю Врублевскому А. Тот сообщил, что Трубин изменил свое решение и дал команду переписать представление, изменив адресат – с Президиума на Верховный Совет СССР. Его указание было выполнено, но представление вновь оказалось не подписанным. Трубин уехал на несколько дней на Кубу, а вернулся уже после августовских событий. Представление так и не ушло в Верховный Совет.
В чем же причины резкого изменения мнения Трубина о названных делах? Суть заключается в том, что он, как сообщалось в наших газетах, будучи на Кубе, высказался в поддержку путча. Я не могу утверждать, так это было или нет, но Трубина на «крючок» подцепили. Над ним навис «дамоклов меч». Демократы в Верховном Совете ему поставили условие: или он выполняет их требования, или его объявляют путчистом. Вот после этого Трубин и стал «доказывать» свою приверженность демократии.
Чтобы усидеть в кресле Генерального, тут же поувольнял своих заместителей; как говорится, «прошелся по их трупам». Следом из конъюнктурных, личных угодливых соображений стал прекращать дела в отношении так называемых демократов. Этим и объясняется его предательство законности.
Вместе с тем не покидало чувство тревоги и досады на то, что тебе впервые на третьем десятке лет работы выказали недоверие.
В сентябре в управление из отдела систематизации поступили светокопии Указов Президента РСФСР о приостановлении деятельности Компартии на территории России и о передаче ее имущества в собственность государства.
Указы датированы 23 и 25 августа 1991 года.
Затем поступило Постановление Верховного Совета СССР от 29 августа того же года, которым также приостанавливалась деятельность КПСС на всей территории страны. Документы были проанализированы, сопоставлены с другими нормативными актами. Вывод был сделан однозначный: они не соответствовали, прямо противоречили Конституциям СССР и РСФСР и общепризнанным международным нормам и обязательствам, принятым на себя Союзом ССР в области прав человека.
Согласно Конституциям и Закону СССР «Об общественных объединениях», Компартия как общественное объединение может быть ликвидирована только по решению высших судебных инстанций, а не президента. В таком же порядке отчуждается и ее имущество. Никаких судебных решений на этот счет не состоялось. Конституции были явно попраны. Президент Горбачев промолчал, не наложил «вето» на Постановление Верховного Совета, не отменил Указы Ельцина. Сделал вид, что их вообще не существует.
Силами двух управлений мы подготовили записки Горбачеву, Ельцину, в Верховные Советы СССР, РСФСР, а также председателю Комитета конституционного надзора СССР Алексееву С. При этом исходили из того, что грубо попраны права человека. Записки легли на стол заместителя Генерального прокурора Андреева В.И. Тот не проявил большого энтузиазма, хотя и не осудил нашу инициативу. Дня через два или три он пригласил меня к себе и сообщил, что Трубин подписывать наши записки отказался. Я не спрашивал, чем он мотивировал свой отказ. Для меня было ясно – он просто боялся спорить, боялся потерять свое кресло. Уже в какой раз Генеральный прокурор уходил от реагирования на беззаконие, попрание прав тысяч, миллионов граждан. Однако были и другие факты, когда его представления, его записки оставляли без всякого внимания в высших эшелонах власти…
В начале сентября состоялся пятый, внеочередной, съезд народных депутатов СССР. Его решения представляют исключительный интерес, как и сама обстановка, процедура работы. Для многих из нас становилось все более очевидным, что в стране усиливается власть президентов, законодательная, народная власть им мешает, с ней перестают считаться, отодвигают на задний план и вовсе разрушают. Наступает эра авторитарной власти, за которой последует диктатура. Пятый съезд подтвердил наши опасения. Авторитаризм, диктатуру начали устанавливать те, кто еще совсем недавно в предвыборной борьбе, на митингах и с экранов телевидения заявлял о своей приверженности демократии, кому народ поверил, а те, встав у власти, начали предавать его.
Еще задолго до сентября, до работы пятого, внеочередного Съезда народных депутатов я высказал в печати (Газета «Карьера», № 14 за июль 1991 г.) опасение по поводу того, что президент СССР и президенты республик могут собраться и разогнать съезды народных депутатов. Так оно и случилось. На пятом съезде президенты сели в президиум, а народная власть осталась внизу. Не она управляла ими, а они командовали ею. Произошло непоправимое для союзного государства, для всех нас. Горбачев совместно с республиканскими лидерами начал широкомасштабную кампанию по ликвидации народной власти, по ограничению ее функций.
6 сентября 1991 года в средствах массовой информации промелькнуло сообщение о признании Государственным Советом СССР независимости Латвии, Литвы, Эстонии. Это произошло буквально на следующий день после окончания работы пятого, внеочередного, съезда. И что еще примечательно, после того как 5 сентября Буш заявил о признании независимости названных республик, Горбачев заторопился.
Он не мог ослушаться, отстать от заокеанского президента, бывшего шефа ЦРУ.
И еще замечу. Вопрос о так называемой независимости трех Прибалтийских республик на обсуждение съезда вынести побоялись. Знали, что там он мог провалиться как абсолютно неправомерный. Вот почему отложили до 6 сентября, но не далее.
По поступлении текстов постановлений к нам в управление я поручил их тщательно изучить и высказать суждение о их правомерности. Изучали несколько сотрудников, в том числе заместитель начальника управления Андреев К., однако вывод у всех был однозначный – постановления не соответствуют Конституции СССР и Закону СССР «О порядке решения вопросов, связанных с выходом союзной республики из СССР», принятому 3 апреля 1990 года.
Я попросил подготовить мотивированное заключение, в котором обязательно должны быть отмечены основные противоречия и несоответствия действующему законодательству. Такое заключение вскоре подготовили и положили мне на стол. Я утвердил его.
Возник естественный вопрос: «Что делать дальше?». Была некоторая надежда на Комитет конституционного надзора. Шло время, но он хранил гробовое молчание. Для меня становилось все более очевидным, что комитет не будет реагировать, что и не удивительно. Его возглавил Алексеев С., профессор, доктор юридических наук, впоследствии он стал членкором Академии наук СССР. Человек, который все свои ученые степени и звания заработал на «развитии и углублении» марксистско-ленинской теории о праве и государстве. Затем он занял, по сути дела, ревизионистские, отступнические позиции. Это лишнее подтверждение того, что перевертышам верить нельзя. Предавшие однажды, они предадут, и еще не раз. К тому же Алексеев С. оказался человеком безвольным, не способным противостоять беззаконию, произволу вождей. Видимо, здесь сказались и его личные качества.
Я вновь вспомнил открытие пятого, внеочередного съезда, когда Горбачев и президенты республик, вопреки подготовленной повестке и регламенту съезда, отправили депутатов думать по представительствам республик в Москве. Алексеев С., выйдя на трибуну, пытался что-то робко сказать о нарушениях, о неправомерности данных действий. Это было утром, а во второй половине того же дня блюститель Конституции выглядел уже как «мокрая курица» и пролепетал, что все правильно и в создавшейся ситуации ничего другого предпринять нельзя. Я уверен, что Горбачев его «обработал» в перерыве между заседаниями.
Оставалась еще одна возможность. Идти к Генеральному прокурору и докладывать о нарушениях, о таких отступлениях, которые «попахивают» Уголовным кодексом. Однако идти к Трубину было делом безнадежным. Государственные вопросы его меньше интересовали. Главная проблема, которую он решал тогда, – как остаться в кресле. Пусть рухнет Союз, пусть рухнет Отечество, главное – останется он. Идти к нему, заведомо зная, что он откажется поставить свою подпись, как уже неоднократно отказывался подписывать подготовленные нами острые документы прокурорского реагирования, просто не было смысла. Трубин продолжал всех убеждать, что он не «путчист», а сторонник демократии. По сути, он объявил «день открытых дверей» для прекращения дел. Вопреки доказательствам, пустил «под нож» не одно крепкое дело, пусть это останется на его совести, хотя придет время, и ему придется ответить.
«Николай Семенович!
6 сентября с. г. Государственный Совет СССР принял Постановления о признании независимости Латвии, Литвы и Эстонии, которыми фактически закрепил выход указанных республик из состава СССР.
Данные постановления как по форме, так и по содержанию грубо противоречат действующему Закону СССР от 3 апреля 1990 года «О порядке решения вопросов, связанных с выходом союзной республики из СССР». В республиках Прибалтики не проводились референдумы по поводу выхода из СССР, они были подменены или опросом населения, или голосованием за независимость республик. Не был установлен и переходный период для рассмотрения всех спорных вопросов.
Кроме того, Государственный Совет под руководством Горбачева М.С. превысил свои полномочия и принял решение по вопросу, относящемуся к компетенции Верховного Совета СССР. Стране нанесен неизмеримый ущерб, попраны интересы сотен тысяч граждан некоренной национальности.
Право республик на выход из СССР никем не оспаривается, но он должен быть осуществлен в строгом соответствии с законом.
Постановления Государственного Совета СССР являются юридически безграмотными, не имеющими правовой силы, Комитет конституционного надзора СССР оставил их без внимания.
Полагаю необходимым реагирование Прокуратуры Союза ССР. В случае Вашего согласия документы будут подготовлены».
Этот рапорт я передал Трубину через его помощника без всякой надежды. В голове постоянно стоял вопрос: «Что делать?» Госсовет и президент Горбачев в очередной раз допустили нарушение Конституции. Правовой волюнтаризм охватил все общество, и, самое страшное, с Законом перестали считаться в высших эшелонах власти, произвол совершали президенты и законодатели, мэры и министры. Какого законопослушания после этого можно было ждать от простых граждан? Общество постепенно падало в пучину анархии и беспорядков. Из-за волюнтаризма вождей и политиков страна оказалась охваченной пожаром национальных распрей. Передо мной снова и снова вставали страшные картины побоищ в Закавказье и Фергане, в Молдавии и Прибалтике. Я вспомнил лица и глаза беженцев, детей в Армении и Азербайджане, лица отчаявшихся людей в Дубоссарах, в Осетии. Они просили о помощи, они просили президента защитить их. Но он их предал. Теперь еще одно предательство в Прибалтике.
Должен же Горбачев за это нести ответственность?
Обвинение по статье «за измену Родине»
В телеграмме говорилось, что в условиях управления страной Государственным комитетом по чрезвычайному положению необходимо обеспечить строжайшее соблюдение законности, исполнение Конституции СССР и республик.
Обо всех чрезвычайных происшествиях и противодействии ГКЧП, предлагалось в телеграмме, незамедлительно сообщать в прокуратуру Союза. Видимо, вот эта последняя строка и явилась роковой для прокуратуры и ее руководства. Ее почему-то истолковали как поддержку путчистов. Коллегии прокуратуры выразили недоверие. Сейчас становится ясно, почему так истолковали.
Так называемым демократическим силам давно не нравился состав коллегии, который в основном всегда придерживался приоритета Конституции СССР и Союзных законов, прямо говорил о правовом волюнтаризме в стране. Поэтому искали любой повод, чтобы избавиться от коллегии.
Вторая причина заключалась в том, что началось следствие по участникам переворота. В соответствии с действующим законодательством оно должно проводиться Прокуратурой Союза и под ее надзором. Чтобы отстранить нас от надзора, и объявили коллегию путчистской. В этом весь секрет закулисной демократической возни. Какой бы ни была Прокуратура Союза ССР, но она бы никогда не пошла на грубейшие нарушения законности, на те, что допустила Прокуратура РСФСР в ходе следствия по данному делу. Но о них чуть позже.
* * *
На второй день помощник Трубина передал мне его указание о немедленном прекращении дел Калугина, Гдляна и Иванова. Я попросил сообщить Генеральному, что я на сделку с совестью не пойду и принимать такое решение не буду.Тогда указания Трубина по делу Калугина передали в Главную военную прокуратуру, где их и исполнили.
30 августа 1991 года Трубин подписал постановление о прекращении дела в отношении Гдляна и Иванова. Постановление для него подготовил его беспринципный и неквалифицированный помощник Захаров Ю.
Это решение я назвал предательством законности, конъюнктурным, неправовым, угодливо-политическим, Дело в том, что 12 июня 1991 года тот же Трубин информировал Горбачева, что в ходе следствия собраны дополнительные доказательства, дающие основания для предъявления обвинения Гдляну и Иванову в совершении ими ряда преступлений, в том числе: злоупотребление служебными полномочиями, их превышение, принуждение граждан к даче показаний и к клевете. Он также сообщил, что решается вопрос о повторном вхождении в Верховный Совет страны с представлением о даче согласия на их привлечение к уголовной ответственности.
Аналогично развивались события и вокруг дела Калугина О. В конце мая 1991 года Главная военная прокуратура представила Трубину проект представления в Верховный Совет СССР о получении согласия на привлечение Калугина к уголовной ответственности, так как он тоже был народным депутатом СССР, Трубин поручил мне лично изучить дело и доложить о достаточности доказательств для вхождения в Верховный Совет. До этого результаты следствия неоднократно обсуждались у нас на оперативных совещаниях с участием почти всех заместителей Генерального прокурора, работников военной прокуратуры, а также государственной безопасности. Мнение у всех было единое – Калугин разгласил государственную тайну и должен отвечать по суду.
Несмотря на это, я еще раз ознакомился с материалами дела. Тщательно изучил экспертное заключение, подготовленное специалистами Совмина СССР, Министерства обороны, ряда научно-исследовательских институтов и Комитета безопасности. Выводы экспертов были категоричными: Калугин нанес огромный ущерб государственным интересам страны, раскрыл методы работы разведки и контрразведки, вплоть до рассекречивания нашей агентуры за рубежом.
Остается только удивляться и до глубины души возмущаться, что этому человеку Горбачев вернул генеральское звание, пенсию, а Бакатин, возглавив КГБ, взял его в главные свои советчики. Действительно, в России правили бал предатели и перевертыши, подлецы и бесчестные люди.
Изучив материалы дела и побеседовав со следователями, прокурорами Главной военной прокуратуры, я доложил Трубину о возможности вхождения с представлением на получение согласия на привлечение Калугина к судебной ответственности. Однако предложил входить не в Верховный Совет, а в Президиум Верховного Совета СССР. Свое мнение мотивировал тем, что многие сведения, находящиеся в деле, носят секретный характер и мы сами вольно или невольно можем допустить утечку государственной тайны.
Генеральный прокурор согласился со мной, и я вскоре подготовил проект представления. Это было перед самым моим уходом в отпуск. Трубин его не успел подписать при мне и оставил у себя.
Будучи уже в отпуске, я позвонил из Пензы своему заместителю Врублевскому А. Тот сообщил, что Трубин изменил свое решение и дал команду переписать представление, изменив адресат – с Президиума на Верховный Совет СССР. Его указание было выполнено, но представление вновь оказалось не подписанным. Трубин уехал на несколько дней на Кубу, а вернулся уже после августовских событий. Представление так и не ушло в Верховный Совет.
В чем же причины резкого изменения мнения Трубина о названных делах? Суть заключается в том, что он, как сообщалось в наших газетах, будучи на Кубе, высказался в поддержку путча. Я не могу утверждать, так это было или нет, но Трубина на «крючок» подцепили. Над ним навис «дамоклов меч». Демократы в Верховном Совете ему поставили условие: или он выполняет их требования, или его объявляют путчистом. Вот после этого Трубин и стал «доказывать» свою приверженность демократии.
Чтобы усидеть в кресле Генерального, тут же поувольнял своих заместителей; как говорится, «прошелся по их трупам». Следом из конъюнктурных, личных угодливых соображений стал прекращать дела в отношении так называемых демократов. Этим и объясняется его предательство законности.
* * *
Сентябрь прошел в обычных делах. Скажу, что я в какой-то мере был доволен тем, что был избавлен от надзора за следствием по августовским событиям. Я с трудом представлял, как войду в камеру к Крючкову или Шенину, людям, которых я знал и знаю только с лучшей стороны – как патриотов своей Родины.Вместе с тем не покидало чувство тревоги и досады на то, что тебе впервые на третьем десятке лет работы выказали недоверие.
В сентябре в управление из отдела систематизации поступили светокопии Указов Президента РСФСР о приостановлении деятельности Компартии на территории России и о передаче ее имущества в собственность государства.
Указы датированы 23 и 25 августа 1991 года.
Затем поступило Постановление Верховного Совета СССР от 29 августа того же года, которым также приостанавливалась деятельность КПСС на всей территории страны. Документы были проанализированы, сопоставлены с другими нормативными актами. Вывод был сделан однозначный: они не соответствовали, прямо противоречили Конституциям СССР и РСФСР и общепризнанным международным нормам и обязательствам, принятым на себя Союзом ССР в области прав человека.
Согласно Конституциям и Закону СССР «Об общественных объединениях», Компартия как общественное объединение может быть ликвидирована только по решению высших судебных инстанций, а не президента. В таком же порядке отчуждается и ее имущество. Никаких судебных решений на этот счет не состоялось. Конституции были явно попраны. Президент Горбачев промолчал, не наложил «вето» на Постановление Верховного Совета, не отменил Указы Ельцина. Сделал вид, что их вообще не существует.
Силами двух управлений мы подготовили записки Горбачеву, Ельцину, в Верховные Советы СССР, РСФСР, а также председателю Комитета конституционного надзора СССР Алексееву С. При этом исходили из того, что грубо попраны права человека. Записки легли на стол заместителя Генерального прокурора Андреева В.И. Тот не проявил большого энтузиазма, хотя и не осудил нашу инициативу. Дня через два или три он пригласил меня к себе и сообщил, что Трубин подписывать наши записки отказался. Я не спрашивал, чем он мотивировал свой отказ. Для меня было ясно – он просто боялся спорить, боялся потерять свое кресло. Уже в какой раз Генеральный прокурор уходил от реагирования на беззаконие, попрание прав тысяч, миллионов граждан. Однако были и другие факты, когда его представления, его записки оставляли без всякого внимания в высших эшелонах власти…
В начале сентября состоялся пятый, внеочередной, съезд народных депутатов СССР. Его решения представляют исключительный интерес, как и сама обстановка, процедура работы. Для многих из нас становилось все более очевидным, что в стране усиливается власть президентов, законодательная, народная власть им мешает, с ней перестают считаться, отодвигают на задний план и вовсе разрушают. Наступает эра авторитарной власти, за которой последует диктатура. Пятый съезд подтвердил наши опасения. Авторитаризм, диктатуру начали устанавливать те, кто еще совсем недавно в предвыборной борьбе, на митингах и с экранов телевидения заявлял о своей приверженности демократии, кому народ поверил, а те, встав у власти, начали предавать его.
Еще задолго до сентября, до работы пятого, внеочередного Съезда народных депутатов я высказал в печати (Газета «Карьера», № 14 за июль 1991 г.) опасение по поводу того, что президент СССР и президенты республик могут собраться и разогнать съезды народных депутатов. Так оно и случилось. На пятом съезде президенты сели в президиум, а народная власть осталась внизу. Не она управляла ими, а они командовали ею. Произошло непоправимое для союзного государства, для всех нас. Горбачев совместно с республиканскими лидерами начал широкомасштабную кампанию по ликвидации народной власти, по ограничению ее функций.
* * *
После августовских событий в стране начался тихий государственный переворот, весьма утонченный, весьма коварный и разрушительный. Горбачев и Ельцин взяли в нем на себя роль первых скрипок.6 сентября 1991 года в средствах массовой информации промелькнуло сообщение о признании Государственным Советом СССР независимости Латвии, Литвы, Эстонии. Это произошло буквально на следующий день после окончания работы пятого, внеочередного, съезда. И что еще примечательно, после того как 5 сентября Буш заявил о признании независимости названных республик, Горбачев заторопился.
Он не мог ослушаться, отстать от заокеанского президента, бывшего шефа ЦРУ.
И еще замечу. Вопрос о так называемой независимости трех Прибалтийских республик на обсуждение съезда вынести побоялись. Знали, что там он мог провалиться как абсолютно неправомерный. Вот почему отложили до 6 сентября, но не далее.
По поступлении текстов постановлений к нам в управление я поручил их тщательно изучить и высказать суждение о их правомерности. Изучали несколько сотрудников, в том числе заместитель начальника управления Андреев К., однако вывод у всех был однозначный – постановления не соответствуют Конституции СССР и Закону СССР «О порядке решения вопросов, связанных с выходом союзной республики из СССР», принятому 3 апреля 1990 года.
Я попросил подготовить мотивированное заключение, в котором обязательно должны быть отмечены основные противоречия и несоответствия действующему законодательству. Такое заключение вскоре подготовили и положили мне на стол. Я утвердил его.
Возник естественный вопрос: «Что делать дальше?». Была некоторая надежда на Комитет конституционного надзора. Шло время, но он хранил гробовое молчание. Для меня становилось все более очевидным, что комитет не будет реагировать, что и не удивительно. Его возглавил Алексеев С., профессор, доктор юридических наук, впоследствии он стал членкором Академии наук СССР. Человек, который все свои ученые степени и звания заработал на «развитии и углублении» марксистско-ленинской теории о праве и государстве. Затем он занял, по сути дела, ревизионистские, отступнические позиции. Это лишнее подтверждение того, что перевертышам верить нельзя. Предавшие однажды, они предадут, и еще не раз. К тому же Алексеев С. оказался человеком безвольным, не способным противостоять беззаконию, произволу вождей. Видимо, здесь сказались и его личные качества.
Я вновь вспомнил открытие пятого, внеочередного съезда, когда Горбачев и президенты республик, вопреки подготовленной повестке и регламенту съезда, отправили депутатов думать по представительствам республик в Москве. Алексеев С., выйдя на трибуну, пытался что-то робко сказать о нарушениях, о неправомерности данных действий. Это было утром, а во второй половине того же дня блюститель Конституции выглядел уже как «мокрая курица» и пролепетал, что все правильно и в создавшейся ситуации ничего другого предпринять нельзя. Я уверен, что Горбачев его «обработал» в перерыве между заседаниями.
Оставалась еще одна возможность. Идти к Генеральному прокурору и докладывать о нарушениях, о таких отступлениях, которые «попахивают» Уголовным кодексом. Однако идти к Трубину было делом безнадежным. Государственные вопросы его меньше интересовали. Главная проблема, которую он решал тогда, – как остаться в кресле. Пусть рухнет Союз, пусть рухнет Отечество, главное – останется он. Идти к нему, заведомо зная, что он откажется поставить свою подпись, как уже неоднократно отказывался подписывать подготовленные нами острые документы прокурорского реагирования, просто не было смысла. Трубин продолжал всех убеждать, что он не «путчист», а сторонник демократии. По сути, он объявил «день открытых дверей» для прекращения дел. Вопреки доказательствам, пустил «под нож» не одно крепкое дело, пусть это останется на его совести, хотя придет время, и ему придется ответить.
* * *
Все же, не рассчитывая на поддержку, 1 ноября 1991 года я направил Трубину рапорт следующего содержания:«Николай Семенович!
6 сентября с. г. Государственный Совет СССР принял Постановления о признании независимости Латвии, Литвы и Эстонии, которыми фактически закрепил выход указанных республик из состава СССР.
Данные постановления как по форме, так и по содержанию грубо противоречат действующему Закону СССР от 3 апреля 1990 года «О порядке решения вопросов, связанных с выходом союзной республики из СССР». В республиках Прибалтики не проводились референдумы по поводу выхода из СССР, они были подменены или опросом населения, или голосованием за независимость республик. Не был установлен и переходный период для рассмотрения всех спорных вопросов.
Кроме того, Государственный Совет под руководством Горбачева М.С. превысил свои полномочия и принял решение по вопросу, относящемуся к компетенции Верховного Совета СССР. Стране нанесен неизмеримый ущерб, попраны интересы сотен тысяч граждан некоренной национальности.
Право республик на выход из СССР никем не оспаривается, но он должен быть осуществлен в строгом соответствии с законом.
Постановления Государственного Совета СССР являются юридически безграмотными, не имеющими правовой силы, Комитет конституционного надзора СССР оставил их без внимания.
Полагаю необходимым реагирование Прокуратуры Союза ССР. В случае Вашего согласия документы будут подготовлены».
Этот рапорт я передал Трубину через его помощника без всякой надежды. В голове постоянно стоял вопрос: «Что делать?» Госсовет и президент Горбачев в очередной раз допустили нарушение Конституции. Правовой волюнтаризм охватил все общество, и, самое страшное, с Законом перестали считаться в высших эшелонах власти, произвол совершали президенты и законодатели, мэры и министры. Какого законопослушания после этого можно было ждать от простых граждан? Общество постепенно падало в пучину анархии и беспорядков. Из-за волюнтаризма вождей и политиков страна оказалась охваченной пожаром национальных распрей. Передо мной снова и снова вставали страшные картины побоищ в Закавказье и Фергане, в Молдавии и Прибалтике. Я вспомнил лица и глаза беженцев, детей в Армении и Азербайджане, лица отчаявшихся людей в Дубоссарах, в Осетии. Они просили о помощи, они просили президента защитить их. Но он их предал. Теперь еще одно предательство в Прибалтике.
Должен же Горбачев за это нести ответственность?
Обвинение по статье «за измену Родине»
4 ноября 1991 года я принял твердое решение о возбуждении уголовного дела в отношении Горбачева за измену Родине. Скажу сразу, что я не посвящал в это никого из своих сотрудников. Я знал, какой гнев, какой карающий меч может обрушиться после этого. Поэтому и решил все сделать сам, не подставляя под удар других.
Какие правовые основания были у меня?
Я исходил из того, что при разрешении прибалтийского вопроса действительно были допущены беспрецедентные нарушения законности. Мои оппоненты, не сумев опровергнуть этого факта, пустились в огульные обвинения меня в том, что я противник независимости республик, противник их выхода из Союза.
Да нет же! Я никогда не оспаривал и не оспариваю право наций, народов на самоопределение. Только они могут решать, где и с кем им жить. Но я был и остаюсь приверженцем правового, цивилизованного решения всех вопросов, с учетом интересов всех сторон.
Давайте обратимся к правовым документам, к самому предмету обсуждения. Здесь, думаю, необходимо привести одно из постановлений Государственного Совета СССР от 6 сентября – по Литве. (Все три постановления, как капли воды, похожи друг на друга.)
Оно значится за № ГС-1/1О91/:
«О признании независимости Литовской Республики:
Учитывая конкретную историческую и политическую обстановку, предшествовавшую вхождению Литовской Республики в СССР, Государственный Совет СССР постановляет:
1. Признать независимость Литовской Республики.
2. Исходя из Постановления 5 (внеочередного) Съезда народных депутатов СССР, провести переговоры с Литовской Республикой для решения всего комплекса вопросов, связанных с обеспечением прав граждан и интересов СССР и образующих его государств, касающихся экономических, политических, военных, пограничных, гуманитарных и иных вопросов.
Сформировать государственную делегацию Союза ССР для переговоров с Литовской Республикой, предоставить ей необходимые полномочия.
Учитывая особую заинтересованность РСФСР и БССР, граничащих с Литовской Республикой, включить их представителей в указанную государственную делегацию Союза ССР.
3. При решении вопросов, связанных с признанием независимости Литовской Республики, учитывать необходимость выполнения обязательств СССР перед мировым сообществом, а также соблюдения общепризнанных норм международного права, прав и свобод человека и национальных меньшинств, закрепленных в международных договорах и иных актах, участником которых является СССР.
4. Исходя из Декларации прав и свобод человека, принятой 5 (внеочередным) Съездом народных депутатов СССР, признать, что граждане СССР, выразившие пожелание остаться в Литовской Республике или переехать в СССР, подлежат правовой защите СССР и той республики, гражданство которой они примут.
5. МИД СССР заявить о поддержке обращения Литовской Республики о ее вступлении в ООН, а также высказаться в пользу ее присоединения к Совещанию по безопасности и сотрудничеству в Европе.
Государственный Совет СССР Москва, Кремль».
Теперь о конкретной исторической и политической обстановке, предшествовавшей вхождению в СССР.
Для меня было неясно, почему в постановлениях говорят о ней; почему не сказано, было или нет на то волеизъявление людей. Тоже много тумана.
Под обстановкой подразумевают пакт «Молотова – Риббентропа» и ввод войск Красной Армии в Прибалтику накануне Великой Отечественной войны 1941—1945 годов. Здесь надо глубоко, неторопливо во всем разобраться. Конечно, Америка никогда не признавала вхождение в СССР Эстонии, Литвы и Латвии. Она просто считалась с этими реалиями до поры до времени. Так поступали в Америке, того же мнения был небезызвестный Яковлев А., долгое время живший за Атлантикой – и после этого мыслящий и действующий так, как мыслят и действуют там, в США. Я об этом вспоминал, когда он на съезде народных депутатов СССР выступал по прибалтийским проблемам. К сожалению, тогда не прозвучали многие слова правды об истории тех лет.
Взять, к примеру, заключение комиссии Президиума Верховного Совета ЭССР, в котором утверждается, что включение Эстонии в Союз явилось результатом сговора между СССР и Германией. Под сговором имеется в виду все тот же пакт «Молотова – Риббентропа» от 23 августа 1939 года. Но при этом допускалась односторонняя оценка, произвольное толкование событий, происходивших в Прибалтике в 1939—1940 годах, в частности, революционного движения, выступления народных масс. Тем, кто не считает их народным противостоянием существовавшим режимам, скажу, что августовские события у Белого дома в сравнении с ними можно назвать «пьяным сборищем». Тем не менее демократы нарекли это революцией.
Но вернемся к пакту «Молотова – Риббентропа».
В статье 1-й секретного протокола, если считать, что он существовал, указано: «В случае территориального политического переустройства областей, входящих в состав Прибалтийских государств (Финляндия, Эстония, Латвия, Литва), северная граница Литвы одновременно является границей сфер интересов Германии и СССР. При этом интересы Литвы по отношению Виленской области признаются обеими сторонами». Эту формулировку нельзя толковать иначе, как признание суверенитета Литвы, а следовательно, и других Прибалтийских государств. Что касается территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Прибалтийских государств, то имелись в виду лишь отдельные территории, а не государства в целом. По Литве такое переустройство состоялось 10 октября 1939 года и заключалось в передаче ей Виленской области, которая в свое время была захвачена Польшей.
В таком понимании пакта «Молотова – Риббентропа» строились в 1939 г. отношения СССР с Финляндией. Как известно, и здесь территориально-политическому переустройству подверглись лишь некоторые пограничные районы, а не вся территория Финляндии.
Поскольку оно не имело в парламенте необходимой поддержки, президент республики К. Пятс принял решение провести досрочное переизбрание парламента; тогда же в печати было опубликовано специальное обращение президента Пятса к эстонскому народу, в котором говорилось: «Выборы должны состояться как можно скорее, об этом мною дано правительству республики соответствующее указание. Сроки, установленные в действующем законе о выборах, предусмотрены для исполнения в нормальных условиях, их невозможно соблюдать в нынешних особых условиях. Поэтому правительству республики надлежит сократить сроки, предусмотренные в законе. Надеюсь, что все граждане поймут эту необходимость и исполнят свой гражданский долг в сроки, установленные правительством республики».
Воспользовавшись революционной ситуацией, коммунисты, объединившись с социал-демократами и другими прогрессивными силами в Союз трудового народа, сумели на всех избирательных участках выдвинуть своих кандидатов и добиться на выборах победы. В выборах приняло участие 81% избирателей, за кандидатов Союза трудового народа проголосовало 92% избирателей.
Каких-либо объективных данных о вмешательстве СССР в ход выборов не установлено.
Таким образом, нет достоверных оснований говорить о недееспособности Государственной думы Эстонии, провозгласившей в Эстонии советскую власть и принявшей декларацию о вхождении ЭССР в состав Советского Союза.
Неубедительным представляется и утверждение, будто Государственная дума Эстонии не имела от народа мандата для принятия указанной выше декларации.
Какие правовые основания были у меня?
Я исходил из того, что при разрешении прибалтийского вопроса действительно были допущены беспрецедентные нарушения законности. Мои оппоненты, не сумев опровергнуть этого факта, пустились в огульные обвинения меня в том, что я противник независимости республик, противник их выхода из Союза.
Да нет же! Я никогда не оспаривал и не оспариваю право наций, народов на самоопределение. Только они могут решать, где и с кем им жить. Но я был и остаюсь приверженцем правового, цивилизованного решения всех вопросов, с учетом интересов всех сторон.
Давайте обратимся к правовым документам, к самому предмету обсуждения. Здесь, думаю, необходимо привести одно из постановлений Государственного Совета СССР от 6 сентября – по Литве. (Все три постановления, как капли воды, похожи друг на друга.)
Оно значится за № ГС-1/1О91/:
«О признании независимости Литовской Республики:
Учитывая конкретную историческую и политическую обстановку, предшествовавшую вхождению Литовской Республики в СССР, Государственный Совет СССР постановляет:
1. Признать независимость Литовской Республики.
2. Исходя из Постановления 5 (внеочередного) Съезда народных депутатов СССР, провести переговоры с Литовской Республикой для решения всего комплекса вопросов, связанных с обеспечением прав граждан и интересов СССР и образующих его государств, касающихся экономических, политических, военных, пограничных, гуманитарных и иных вопросов.
Сформировать государственную делегацию Союза ССР для переговоров с Литовской Республикой, предоставить ей необходимые полномочия.
Учитывая особую заинтересованность РСФСР и БССР, граничащих с Литовской Республикой, включить их представителей в указанную государственную делегацию Союза ССР.
3. При решении вопросов, связанных с признанием независимости Литовской Республики, учитывать необходимость выполнения обязательств СССР перед мировым сообществом, а также соблюдения общепризнанных норм международного права, прав и свобод человека и национальных меньшинств, закрепленных в международных договорах и иных актах, участником которых является СССР.
4. Исходя из Декларации прав и свобод человека, принятой 5 (внеочередным) Съездом народных депутатов СССР, признать, что граждане СССР, выразившие пожелание остаться в Литовской Республике или переехать в СССР, подлежат правовой защите СССР и той республики, гражданство которой они примут.
5. МИД СССР заявить о поддержке обращения Литовской Республики о ее вступлении в ООН, а также высказаться в пользу ее присоединения к Совещанию по безопасности и сотрудничеству в Европе.
Государственный Совет СССР Москва, Кремль».
* * *
Несколько слов о самом названии постановления «О признании независимости…»: создается впечатление, что члены Госсовета и Горбачев никогда не открывали Конституции СССР и конституций союзных республик. Так вот, в Конституции СССР, в ст. 76, прямо записано: «Союзная республика – суверенное советское социалистическое государство, которое объединилось с другими советскими республиками в Союз Советских Социалистических Республик». Само слово «суверенитет» нами позаимствовано из французского языка и означает «верховенство и независимость власти». Поэтому признавать за республикой то, что у нее и без того есть, просто нелепо. Под признание независимости попытались замаскировать выход республик из Союза. Прямо назвать это побоялись, отсюда и появились нелепицы.Теперь о конкретной исторической и политической обстановке, предшествовавшей вхождению в СССР.
Для меня было неясно, почему в постановлениях говорят о ней; почему не сказано, было или нет на то волеизъявление людей. Тоже много тумана.
Под обстановкой подразумевают пакт «Молотова – Риббентропа» и ввод войск Красной Армии в Прибалтику накануне Великой Отечественной войны 1941—1945 годов. Здесь надо глубоко, неторопливо во всем разобраться. Конечно, Америка никогда не признавала вхождение в СССР Эстонии, Литвы и Латвии. Она просто считалась с этими реалиями до поры до времени. Так поступали в Америке, того же мнения был небезызвестный Яковлев А., долгое время живший за Атлантикой – и после этого мыслящий и действующий так, как мыслят и действуют там, в США. Я об этом вспоминал, когда он на съезде народных депутатов СССР выступал по прибалтийским проблемам. К сожалению, тогда не прозвучали многие слова правды об истории тех лет.
Взять, к примеру, заключение комиссии Президиума Верховного Совета ЭССР, в котором утверждается, что включение Эстонии в Союз явилось результатом сговора между СССР и Германией. Под сговором имеется в виду все тот же пакт «Молотова – Риббентропа» от 23 августа 1939 года. Но при этом допускалась односторонняя оценка, произвольное толкование событий, происходивших в Прибалтике в 1939—1940 годах, в частности, революционного движения, выступления народных масс. Тем, кто не считает их народным противостоянием существовавшим режимам, скажу, что августовские события у Белого дома в сравнении с ними можно назвать «пьяным сборищем». Тем не менее демократы нарекли это революцией.
Но вернемся к пакту «Молотова – Риббентропа».
В статье 1-й секретного протокола, если считать, что он существовал, указано: «В случае территориального политического переустройства областей, входящих в состав Прибалтийских государств (Финляндия, Эстония, Латвия, Литва), северная граница Литвы одновременно является границей сфер интересов Германии и СССР. При этом интересы Литвы по отношению Виленской области признаются обеими сторонами». Эту формулировку нельзя толковать иначе, как признание суверенитета Литвы, а следовательно, и других Прибалтийских государств. Что касается территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Прибалтийских государств, то имелись в виду лишь отдельные территории, а не государства в целом. По Литве такое переустройство состоялось 10 октября 1939 года и заключалось в передаче ей Виленской области, которая в свое время была захвачена Польшей.
В таком понимании пакта «Молотова – Риббентропа» строились в 1939 г. отношения СССР с Финляндией. Как известно, и здесь территориально-политическому переустройству подверглись лишь некоторые пограничные районы, а не вся территория Финляндии.
* * *
Что касается дееспособности Государственной Думы Эстонии, провозгласившей в Эстонии советскую власть и принявшей Декларацию о вхождении ЭССР в состав Союза ССР, то здесь следовало бы учесть следующее. 21 июня 1940 года в Эстонии было сформировано новое правительство, состоявшее в основном из членов социал-демократической партии Эстонии. Во главе этого правительства стал И. Варес.Поскольку оно не имело в парламенте необходимой поддержки, президент республики К. Пятс принял решение провести досрочное переизбрание парламента; тогда же в печати было опубликовано специальное обращение президента Пятса к эстонскому народу, в котором говорилось: «Выборы должны состояться как можно скорее, об этом мною дано правительству республики соответствующее указание. Сроки, установленные в действующем законе о выборах, предусмотрены для исполнения в нормальных условиях, их невозможно соблюдать в нынешних особых условиях. Поэтому правительству республики надлежит сократить сроки, предусмотренные в законе. Надеюсь, что все граждане поймут эту необходимость и исполнят свой гражданский долг в сроки, установленные правительством республики».
Воспользовавшись революционной ситуацией, коммунисты, объединившись с социал-демократами и другими прогрессивными силами в Союз трудового народа, сумели на всех избирательных участках выдвинуть своих кандидатов и добиться на выборах победы. В выборах приняло участие 81% избирателей, за кандидатов Союза трудового народа проголосовало 92% избирателей.
Каких-либо объективных данных о вмешательстве СССР в ход выборов не установлено.
Таким образом, нет достоверных оснований говорить о недееспособности Государственной думы Эстонии, провозгласившей в Эстонии советскую власть и принявшей декларацию о вхождении ЭССР в состав Советского Союза.
Неубедительным представляется и утверждение, будто Государственная дума Эстонии не имела от народа мандата для принятия указанной выше декларации.