Страница:
– Уразумел, дядя, – ответил Владимир без особой радости в голосе.
Глава вторая
Глава третья
Глава вторая
Мать и дочь
– Похоже, слух о том, что гречанка Юлия родила сына не от Владимира, не ложный, госпожа, – негромко промолвила Бера, переступив порог светлицы. – Повитуха прямо заявила мне об этом, и теремные челядинки о том же шепчутся.
– Дверь плотнее притвори, – бросила Тора своей преданной служанке.
Сидя за столом, Тора перебирала украшения из янтаря, доставая их одно за другим из небольшой кипарисовой шкатулки. Она тут же прекратила это занятие, едва пред ней предстала Бера.
Закрыв поплотнее буковую дверь с медным кольцом вместо ручки, Бера приблизилась к столу и опустилась на стул, повинуясь молчаливому жесту своей властной госпожи.
– Повитуха поведала мне, что Юлия сошлась с Владимиром на ложе, уже будучи беременной от Ярополка, – заговорила Бера таинственным полушепотом. – Юлия всем говорит, что отец ее ребенка – князь Владимир. Юлия хочет опутать своими чарами юного Владимира, дабы он сделал ее законной женой. А сына своего Юлия желает видеть наследником князя Владимира. Повитухе Юлия обещала щедрую награду за молчание, но мне удалось-таки разговорить эту женщину, подпоив ее вином.
– Далеко метит эта смазливая гречанка, очень далеко! – обронила Тора с каким-то зловещим оттенком в голосе. – Одного Юлия уже добилась – ей удалось вскружить голову Владимиру.
– Может, подсыпать Юлии яду? – Бера выразительно глянула в глаза Торе. – У меня имеется неплохое смертоносное зелье.
– Нет. – Тора отрицательно покачала головой в роскошном уборе из уложенных венцом длинных кос. – Юлия трапезничает с Владимиром, который зачастую пьет с гречанкой из одной чаши. Я сама это видела. Убрать Юлию нужно каким-нибудь другим способом. Подумай над этим. – Тора многозначительно взглянула на верную служанку. – И ни с кем не советуйся об этом!
Бера понимающе закивала головой, повязанной белым платком.
Киевский терем, где поселились Добрыня и Владимир вместе с челядью и дружиной, был выстроен еще Игорем Старым, дедом Владимира. Это было огромное двухъярусное здание, возведенное на каменном фундаменте. Нижний этаж терема был выстроен из дубовых бревен, верхний этаж был сложен из бревен сосновых. На стропила и тесовую крышу были использованы березовые брусья и доски. Терем изначально возводился как княжеская цитадель, поэтому в нижнем ярусе оконных проемов не было вовсе, а узкие окна верхнего яруса более напоминали бойницы. Под потемневшими от времени сводами этого терема когда-то звучал голос княгини Ольги, здесь же некогда пировали дружинники Святослава Игоревича после победоносных походов на Волгу, Кавказ и Дон. Какое-то время в этих хоромах хозяйничал Ярополк Святославич, не совершивший ничего примечательного, кроме убийства своего родного брата Олега. В этом же тереме Ярополк встретил и свою внезапную смерть от мечей наемных варягов, пришедших в Киев вместе с Добрыней и Владимиром Святославичем.
Княжеский терем был обнесен высоким частоколом, в котором имелись ворота, выходившие на широкую Теремную улицу, ведущую к Княжеским крепостным воротам. Почти вплотную к княжеским хоромам примыкали терема бояр Гробоя и Каницара. Первого уже не было в живых, а его сын Владислав княжил в далекой Тмутаракани. Родные сестры Владислава поспешили уехать к нему в Тмутаракань благодаря попустительству воеводы Блуда. Подался в Тмутаракань и боярин Каницар, женатый на Бориславе, старшей из дочерей Гробоя. Опустевшие боярские терема Добрыня забрал себе, разместив в доме Каницара варяжскую дружину, а в доме Гробоя – своего тестя Туровида и всех имовитых новгородских дружинников.
В соседнем переулке стоял терем Улеба, сводного брата Святослава Игоревича, погибшего в Болгарии. Поскольку законный владелец этого дома Регнвальд, сын Улеба, ныне пребывал на острове Готланд, унаследовав землю своих предков по материнской линии, поэтому Улебов терем тоже перешел во владение Добрыни и князя Владимира. В этом тереме Владимир поселил гречанку Юлию, дабы она не попадалась на глаза ревнивой Рогнеде и мстительной Торе. От повседневных хлопот и государственных забот Владимир обычно укрывался в Улебовом тереме, проводя время с милой его сердцу красавицей Юлией. Владимир и ночевал чаще всего здесь, обуянный ненасытной страстью к опытной в интимных ласках Юлии.
Алова и ее мать Тора проживали в тереме боярина Ивора, которого уже не было в живых. Предки Ивора были родом из Скандинавии. Гуннар, сын Ивора, оказался в числе тех дружинников покойного Ярополка Святославича, которые ушли из Киева на чужбину, не желая служить Владимиру Святославичу. Иворов терем оборотистый Добрыня всенародно объявил собственностью князя Владимира, как и прочие дома, некогда принадлежавшие Ярополковым боярам, бежавшим из Киева.
Однажды утром в Иворовом тереме появился чашник Рацлав, объявивший Торе, что князь Владимир с сего дня желает постоянно делить с ее дочерью постель и стол. Обрадованная Тора мигом сообразила, что к такому решению князя Владимира, скорее всего, подтолкнул Добрыня, поговоривший с племянником по-родственному с глазу на глаз. Рацлав был не боярского рода, отец его был из смердов, а мать холопкой. Добрыня приблизил Рацлава к себе, обратив внимание на его добросовестность, сообразительность и равнодушие к хмельному питью. Рацлав состоял виночерпием при князе Владимире, но всем вокруг было понятно, что в первую очередь сноровистый Рацлав является глазами и ушами Добрыни, который часто отлучается из Киева по разным неотложным делам. Зачастую просители из числа киевлян обращались со своими просьбами не к Владимиру, а к Рацлаву, зная, что тот пользуется доверием всесильного Добрыни.
– Нет, это не годится, – бормотала Тора себе под нос. – И это тоже. Все это как-то мрачновато смотрится, нужно что-то посветлее и понаряднее.
– Сколько хлопот и суеты, о боги! – негромко ворчала Бера, принимая из рук своей госпожи не приглянувшиеся той наряды и небрежно бросая их на кровать. – Как будто князь Владимир станет любоваться одеянием Аловы, ее прической и подстриженными ногтями. Этот похотливый юнец прежде всего потащит Алову в постель, чтобы наконец-то лишить ее девственности. Ни на что иное этот мальчишка не способен, видят боги.
– Придержи-ка язык, голубушка! – Тора взглянула на Беру, строго сдвинув брови. Неприметным кивком Тора указала Бере на свою дочь, погруженную в отрешенную задумчивость.
– Не пойму я тебя, госпожа, – смело возразила Бера. – То ты велишь мне обучать Алову умению завлекать мужчину кокетливыми взглядами и игривыми улыбками, даже тому, как быстрее подготовить к соитию мужской детородный отросток. То вдруг запрещаешь мне вслух говорить о том, о чем твоя дочь и так уже все знает.
– Мы собираемся трапезничать с князем Владимиром, поэтому все намеки на постель сейчас неуместны, – сказала Тора, продолжая перебирать платья и накидки. – Раздвигать ноги перед супругом Алове придется ночью. Днем же ей надлежит произвести благоприятное впечатление на Владимира своим остроумием и разумными замечаниями по любому поводу. Ежели Владимир пожелает послушать пение Аловы, то и в этом случае она не должна стушеваться. Алова непременно должна очаровать Владимира своим пением и игрой на лютне.
Бера в душе сильно недолюбливала князя Владимира именно из-за его чрезмерной похотливости. Она не стала и дальше возражать своей госпоже, подавив раздраженный вздох.
Наконец Тора выбрала для дочери длинное льняное платье белого цвета с узорами в виде голубых васильков на рукавах, у ворота и по нижнему краю. Это платье подарила Алове Мечислава, жена Добрыни. Это было еще в Новгороде два года тому назад. Алова до сего случая не наряжалась в это платье, поскольку оно было ей немного великовато. Теперь же подаренный Мечиславой наряд оказался Алове как раз по росту. Алова за прошедшие два года заметно вытянулась вверх и стала чуть шире в бедрах.
– Вот и подарок Мечиславы пригодился, – промолвила Тора, с довольной улыбкой оглядывая дочь с головы до ног, заставляя ее покружиться на месте. – Это платье тебе к лицу, моя девочка. Ты в нем как белая лебедушка. И длинные косы тебя очень красят!
Тора на мгновение прижала Алову к себе, запечатлев поцелуй на ее нежной румяной щеке.
– Почто служанки собирают все мои вещи? Разве я уже не вернусь сюда? – Алова с беспокойством посмотрела на мать.
– Да, милая, сюда ты не вернешься. – Тора мягко обняла дочь за плечи. – Отныне ты будешь жить в княжеском тереме вместе с князем Владимиром, ведь он является твоим мужем.
– Почто ты отдаешь меня Владимиру лишь сейчас, ведь я стала его женой еще два года тому назад? – Алова недовольно передернула плечами. – Скажи прямо, что я тебе надоела. Ты любишь Буи сильнее, чем меня. – Алова вскинула на мать свои голубые глаза, полные обиды.
– Ты уже выросла, моя милая, – с грустью в голосе произнесла Тора, ласково погладив дочь по голове. – И как бы сильно я ни любила тебя, наше расставание неизбежно. Отныне о тебе будет заботиться твой муж.
Печальные глаза Аловы наполнились слезами, ей так не хотелось расставаться с матерью! Алова крепко-крепко обняла мать, с которой она была уже почти одного роста.
– Пора, голубицы! – безрадостным тоном напомнила о себе Бера. – Солнце уже высоко. Князь Владимир небось уже заждался нас.
Узнав, что мать и Бера будут с ней на этой утренней трапезе в княжеском тереме, Алова немного повеселела. За прошедший год Алова виделась с Владимиром всего раза три, эти встречи были так мимолетны, что не пробудили в Алове никаких приятных впечатлений. Теперь же Алове предстояло видеть Владимира ежедневно и даже делить с ним ложе. От этих мыслей Алову охватывал сильный трепет, словно ей предстояло трудное испытание, которое заведомо ей не по плечу.
Сотрапезниками князя Владимира в это осеннее дождливое утро стали его дядя Добрыня, воевода Блуд, Тора с дочерью Аловой и варяжский конунг Стюрбьерн Старки, супруг Торы.
За два года, проведенные на Руси, Алова научилась говорить по-русски без малейшего акцента, в отличие от своих родителей, которым язык восточных славян давался с большим трудом. Владимира и Алову намеренно посадили за столом рядышком, как супругов. По левую руку от Аловы сидела ее мать, по правую руку от Владимира отец Аловы. Напротив Владимира и Аловы сидели Добрыня и Блуд.
Добрыня, поддерживая разговор за столом, намеренно старался втянуть в него и Владимира с Аловой. В этом Добрыне помогала Тора, которая всячески ободряла смущавшуюся дочь, то слегка приобнимая ее сзади за талию, то незаметно поглаживая под столом ее колено. Владимир тоже чувствовал себя поначалу неловко, поскольку Добрыня настоял на том, чтобы он при всех поцеловал Алову в уста, как любящий муж. Владимир повиновался дяде, но от смущения так неловко поцеловал Алову в ее несмелые розовые уста, что этим вызвал смех у Стюрбьерна Старки. Развязный конунг стал сразу налегать на пиво и хмельной мед, хмель развязал ему язык. Из уст опьяневшего Стюрбьерна Старки так и сыпались скабрезные шутки и грубые словечки, вгонявшие в краску Владимира и еще больше Алову.
По недовольному лицу Торы было видно, как ее гложат досада и сожаление, что Стюрбьерн Старки в очередной раз выказал Владимиру и Добрыне свою грубую неотесанную натуру.
Алова произвела на Владимира приятное впечатление не только своей внешней прелестью, но и тем, как она свободно изъясняется по-русски, как находчиво и умно отвечает на вопросы Блуда и Добрыни. Владимир поразился довольно широким познаниям Аловы в географии и в знании различных легенд не только варяжских, но и славянских. В глазах этой четырнадцатилетней дочери свейского конунга Владимир узрел недетскую серьезность и задумчивость.
После завтрака, оставшись с Аловой наедине, Владимир спросил у нее, откуда ей известно про земли, лежащие к югу и западу от Руси, про обычаи ромеев и болгар, о древних сказаниях русов…
Алова призналась Владимиру, что все это она узнала от своего брата Буи, который прилежно посещает занятия книжника Силуяна. Буи же обучил Алову читать и писать не только по-славянски, но и по-гречески.
– Хотя, если честно, греческий язык дается мне труднее, чем русский, – со смущенной улыбкой сказала Алова, не смея отнять у Владимира свою белую тонкую ручку.
– Греческий язык мне тоже никак не лезет в голову, будь он неладен! – невольно вырвалось у Владимира. – Дядя же упрямо настаивает, чтобы я выучил язык ромеев назубок, мол, это мне в жизни пригодится. Зачем мне это? – Владимир сердито пожал плечами. – Воевать с ромеями, как это делал мой отец, я не собираюсь.
Алова сочувственно покачала головой, подняв глаза на Владимира.
Задумчивая чистота этих светло-голубых глаз вдруг внушила Владимиру чувство, что он должен стать опорой и защитой для Аловы, такой юной и непорочной.
От волнения у Владимира вспотели ладони, и он выпустил тонкую кисть Аловы из своих рук. Они стояли под деревянной крышей на теремной террасе второго этажа, отсюда вели двери в трапезную и лестничный спуск во двор.
– Хочешь посмотреть моих лошадей? – спросил Владимир. И горделиво добавил: – У меня их целая дюжина! Все как на подбор!
Алова молча кивнула.
Взяв Алову за руку, Владимир помог ей спуститься по крутым ступеням деревянной лестницы на каменное покрытие двора. Другой рукой Алова приподнимала спереди край своего длинного платья, чтобы не наступить на него. При этом Алове приходилось наклонять голову вперед, от чего ее длинные белокурые косы, свесившись вниз, ударялись своими пушистыми концами о перила лестницы. Холодный ветер, налетавший порывами, трепал плащ на плечах у Владимира.
Под струями пронизывающего ветра льняная ткань платья плотно облегала стройную фигурку Аловы с гибкой талией и уже явственно обозначившейся небольшой грудью. Владимир, незаметно разглядывая Алову, не мог не восхититься ее белой нежной шеей, соблазнительными линиями ее бедер, проступавшими сквозь длинные складки платья. Алова показалась Владимиру воздушной и пленительной, словно фея-диса, выпорхнувшая из какого-нибудь варяжского сказания.
На полуденную трапезу в княжеский терем неизменно приглашались только воеводы и старшие дружинники, женщин там не было, поскольку обеденное застолье у князя Владимира более походило на совещание по разным важным делам. Такой порядок завел Добрыня, желавший таким способом приобщить Владимира к обсуждению и решению государственных дел. Добрыне не нравилось то, что его возмужавший племянник постоянно отлынивает от насущных забот, перекладывая все это на плечи советников вроде Блуда.
Однако в этот день советники князя Владимира сели обедать в гриднице без него. Князь Владимир пожелал разделить полуденную трапезу лишь с одной Аловой. Добрыня был доволен тем, что юная Алова сумела завлечь его племянника в сети своего очарования. Торжествовала и Тора, которая самым тщательным образом надоумила свою смышленую дочь, как ей вести себя при Владимире, оставаясь с ним наедине, как понравиться ему.
Владимир очень нравился Алове. Он был статен и довольно высок ростом, в чертах его лица явственно проступала мужественная красота, которая подчеркивалась высоким лбом, прямым носом, большими синими глазами, густыми, чуть вьющимися волосами и легким светлым пушком над верхней губой и на подбородке. Алова очень страдала в душе, будучи женой Владимира и пребывая в разлуке с ним. Алове было известно от матери и служанок, что Владимир еще до вокняжения в Киеве женился на полоцкой княжне Рогнеде и на Альве, дочери чудского князя Пуркеша. Обе новые жены Владимира были гораздо старше Аловы, их созревшая девичья красота встала непреодолимым заслоном между Аловой и Владимиром. Затем Владимир увлекся вдовой убитого Ярополка гречанкой Юлией, красота которой заслонила от него всех прочих женщин.
И вот наконец-то Алова достигла того цветущего возраста, когда ее лицо и фигура обретают притягательность для мужских глаз. Понимая, что ей все равно не сравниться красотой с гречанкой Юлией, а телесной статью с Рогнедой, Алова пустила в ход те чары и уловки в общении с Владимиром, которым надоумили ее мать и служанка Бера. Общаясь с Владимиром целый день, Алова не осыпала его лестью, не заигрывала с ним, в отличие от Юлии и Альвы. О чем бы ни заводил речь Владимир в беседе с Аловой, она была сведуща во всем. Алова не просто поддерживала разговор, но сама могла сообщить Владимиру немало интересного и о лечении лошадей, и о заморском оружии, и о водяных духах, и об охоте на перелетных птиц… Владимир и вовсе пришел в восторг, когда Алова взяла в руки лук и трижды попала в цель с дальнего расстояния. Самому же Владимиру ни разу не удалось попасть стрелой в голову соломенного чучела.
К концу дня Владимир уже смотрел на Алову без зазнайства и снисходительности. Он и представить не мог, что эта хрупкая на вид четырнадцатилетняя девочка так ловко скачет верхом, так метко бьет из лука и так здраво умеет рассуждать.
Вечером после ужина Тора, расставаясь с Аловой у дверей княжеской опочивальни, негромко промолвила:
– Ты – княгиня киевская. Ты должна родить Владимиру наследника.
Погладив дочь по длинным распущенным волосам, Тора удалилась, освещая себе путь масляной лампой в темных переходах древнего терема.
Владимир, вошедший в спальню с горящей лампой в руке, невольно замер на месте при виде Аловы, ожидающей его на постели. Прекрасные глаза Аловы таинственно блестели, в ее взгляде было что-то зовущее и завораживающее. Распущенные по плечам светлые волосы придавали Алове облик юной русалки.
– Ты еще не спишь? – проговорил Владимир, поставив лампу на подставку возле одной из колонн и приблизившись к кровати. Он пожирал Алову восхищенными глазами.
– Без тебя мне не спится, милый, – чуть слышно промолвила Алова, глядя прямо в глаза Владимиру.
В следующий миг Алова откинула с себя одеяло, явив изумленному взору Владимира свою наготу. От неожиданности Владимир слегка растерялся. Он был уверен, что ему самому придется раздевать застенчивую Алову, и, возможно, в полной темноте. Днем Алова всякий раз краснела от смущения, если рука Владимира ненароком или намеренно касалась ее руки. И вдруг такое с ее стороны!
На фоне светло-бежевой простыни нагое тело Аловы показалось Владимиру ослепительно белым, отливающим какой-то необыкновенной чистотой. Алова лежала, чуть повернувшись на бок и опираясь на согнутую в локте правую руку, а ее левая рука покоилась на изгибе бедра. Взгляд Аловы, казалось, говорил: «Я твоя жена, князь. Ты волен взять меня прямо сейчас. Я готова отдаться тебе».
Владимир, переполняемый вожделением, принялся лихорадочно стаскивать с себя сапоги, порты и длинную льняную рубаху. К своим семнадцати годам Владимир уже познал в постели немало женщин, свободных и рабынь, в интимных делах он был сноровист и неутомим, как молодой жеребец. Здесь, в Киеве, в отсутствие Добрыни и благодаря сводничеству воеводы Блуда Владимиру доводилось затаскивать к себе на ложе и замужних боярынь, и незамужних девиц. За полтора года княжения в Киеве Владимир успел перевидать не один десяток обнаженных женщин, многие из которых сами охотно шли к нему в объятия. Но ни одна из этих случайных любовниц не могла сравниться с Аловой телесной свежестью и белизной, шелковистостью волос и волнительной глубиной взгляда.
Избавившись от одежд, Владимир резво запрыгнул в постель и вдавил Алову в мягкие подушки, впившись своими жадными губами в ее розовые нежные уста. Чувствуя, что Владимир устраивается на ней сверху, Алова развела бедра широко в стороны, приняв в свое девственное лоно затвердевший мужской жезл. Боль, пронзившая Алову, заставила ее закусить губу, чтобы не проронить ни звука. Следуя советам Беры, Алова постаралась слиться с сильными ритмичными телодвижениями Владимира, дабы его детородный орган проникал как можно глубже в ее чрево, источающее на простынь капли теплой девственной крови.
Наконец Владимир с блаженным стоном уронил голову на подушку, по которой разметались белокурые волосы его юной варяжской жены. Вот Владимир приподнялся и поцеловал Алову в губы. Его румяное лицо, полное умиротворения и неги, показалось Алове самым прекрасным на свете. Алове захотелось плакать, но не от боли или стыда, а от счастья. Теперь она будет неразлучна с Владимиром, и у них вскорости родится сын-наследник.
Внезапно из уст Владимира вырвался удивленный возглас. Вытянув руку, он снял со спинки кровати небольшую куклу размером чуть больше ладони. Кукла была связана из белой шерсти очень искусно, на ней было клетчатое платьице, какие носят скандинавские женщины. На продолговатом лице куклы блестели глаза из синих стеклянных бусин, ее волосы из конопляных волокон были заплетены в две короткие косички. У куклы был маленький нос и огромный красный рот.
– Откуда это здесь? – Сидя на смятом одеяле, Владимир показал игрушку Алове.
– Это моя кукла, – сказала Алова, усаживаясь напротив Владимира и прислонясь обнаженным плечом к спинке кровати. – Эта кукла всегда со мной. Она моя подруга и хранительница. Ее зовут Фледа. Она все видит и слышит, все понимает.
– А, – усмехнулся Владимир, посмотрев на Алову как на ребенка. – Главное достоинство этой подружки то, что она всегда молчит и не просит пищи. Не так ли?
– Не так, – ответила Алова, взглянув на Владимира серьезными глазами. – Фледа умеет разговаривать, но беседует она только со мной и больше ни с кем. Эту куклу мне подарила бабушка как оберег. Фледа хранит меня от болезней и несчастий. Всякий, кто меня обидит, будет жестоко наказан Фледой.
– Даже так? – Владимир рассмеялся, удивленно вскинув брови. – Что же может сделать такая маленькая куколка против, скажем, здоровенного мужчины?
– Все, что угодно, – с тем же серьезным видом промолвила Алова, взяв куклу из рук Владимира. – Зря ты смеешься, милый. Фледу смастерила черная колдунья, наделив ее волшебной силой. Черная колдунья подарила эту куклу моей бабушке, когда той было девять лет. Не один раз Фледа помогла моей бабушке избежать несчастья, а однажды даже спасла ее от смерти. Незадолго до своей кончины бабушка подарила Фледу мне.
– У меня тоже был деревянный конь, на котором я любил ездить верхом, когда мне было лет пять или шесть, – зевая, сказал Владимир. – Я оставил того деревянного коня в Вышгороде, как и все прочие игрушки, выехав на княжение в Новгород. В восемь лет я стал князем, с той поры мне не до игрушек. Вот так-то, лада моя. – Владимир легонько погладил Алову по щеке с видом эдакого превосходства, так взрослые люди ласкают маленьких детей. – А для тебя, как видно, детство еще не кончилось, милая. Спрячь эту куклу куда-нибудь в сундук. Отныне я буду твоим защитником от любых напастей. – Владимир горделиво ударил себя в грудь кулаком.
– Дверь плотнее притвори, – бросила Тора своей преданной служанке.
Сидя за столом, Тора перебирала украшения из янтаря, доставая их одно за другим из небольшой кипарисовой шкатулки. Она тут же прекратила это занятие, едва пред ней предстала Бера.
Закрыв поплотнее буковую дверь с медным кольцом вместо ручки, Бера приблизилась к столу и опустилась на стул, повинуясь молчаливому жесту своей властной госпожи.
– Повитуха поведала мне, что Юлия сошлась с Владимиром на ложе, уже будучи беременной от Ярополка, – заговорила Бера таинственным полушепотом. – Юлия всем говорит, что отец ее ребенка – князь Владимир. Юлия хочет опутать своими чарами юного Владимира, дабы он сделал ее законной женой. А сына своего Юлия желает видеть наследником князя Владимира. Повитухе Юлия обещала щедрую награду за молчание, но мне удалось-таки разговорить эту женщину, подпоив ее вином.
– Далеко метит эта смазливая гречанка, очень далеко! – обронила Тора с каким-то зловещим оттенком в голосе. – Одного Юлия уже добилась – ей удалось вскружить голову Владимиру.
– Может, подсыпать Юлии яду? – Бера выразительно глянула в глаза Торе. – У меня имеется неплохое смертоносное зелье.
– Нет. – Тора отрицательно покачала головой в роскошном уборе из уложенных венцом длинных кос. – Юлия трапезничает с Владимиром, который зачастую пьет с гречанкой из одной чаши. Я сама это видела. Убрать Юлию нужно каким-нибудь другим способом. Подумай над этим. – Тора многозначительно взглянула на верную служанку. – И ни с кем не советуйся об этом!
Бера понимающе закивала головой, повязанной белым платком.
Киевский терем, где поселились Добрыня и Владимир вместе с челядью и дружиной, был выстроен еще Игорем Старым, дедом Владимира. Это было огромное двухъярусное здание, возведенное на каменном фундаменте. Нижний этаж терема был выстроен из дубовых бревен, верхний этаж был сложен из бревен сосновых. На стропила и тесовую крышу были использованы березовые брусья и доски. Терем изначально возводился как княжеская цитадель, поэтому в нижнем ярусе оконных проемов не было вовсе, а узкие окна верхнего яруса более напоминали бойницы. Под потемневшими от времени сводами этого терема когда-то звучал голос княгини Ольги, здесь же некогда пировали дружинники Святослава Игоревича после победоносных походов на Волгу, Кавказ и Дон. Какое-то время в этих хоромах хозяйничал Ярополк Святославич, не совершивший ничего примечательного, кроме убийства своего родного брата Олега. В этом же тереме Ярополк встретил и свою внезапную смерть от мечей наемных варягов, пришедших в Киев вместе с Добрыней и Владимиром Святославичем.
Княжеский терем был обнесен высоким частоколом, в котором имелись ворота, выходившие на широкую Теремную улицу, ведущую к Княжеским крепостным воротам. Почти вплотную к княжеским хоромам примыкали терема бояр Гробоя и Каницара. Первого уже не было в живых, а его сын Владислав княжил в далекой Тмутаракани. Родные сестры Владислава поспешили уехать к нему в Тмутаракань благодаря попустительству воеводы Блуда. Подался в Тмутаракань и боярин Каницар, женатый на Бориславе, старшей из дочерей Гробоя. Опустевшие боярские терема Добрыня забрал себе, разместив в доме Каницара варяжскую дружину, а в доме Гробоя – своего тестя Туровида и всех имовитых новгородских дружинников.
В соседнем переулке стоял терем Улеба, сводного брата Святослава Игоревича, погибшего в Болгарии. Поскольку законный владелец этого дома Регнвальд, сын Улеба, ныне пребывал на острове Готланд, унаследовав землю своих предков по материнской линии, поэтому Улебов терем тоже перешел во владение Добрыни и князя Владимира. В этом тереме Владимир поселил гречанку Юлию, дабы она не попадалась на глаза ревнивой Рогнеде и мстительной Торе. От повседневных хлопот и государственных забот Владимир обычно укрывался в Улебовом тереме, проводя время с милой его сердцу красавицей Юлией. Владимир и ночевал чаще всего здесь, обуянный ненасытной страстью к опытной в интимных ласках Юлии.
Алова и ее мать Тора проживали в тереме боярина Ивора, которого уже не было в живых. Предки Ивора были родом из Скандинавии. Гуннар, сын Ивора, оказался в числе тех дружинников покойного Ярополка Святославича, которые ушли из Киева на чужбину, не желая служить Владимиру Святославичу. Иворов терем оборотистый Добрыня всенародно объявил собственностью князя Владимира, как и прочие дома, некогда принадлежавшие Ярополковым боярам, бежавшим из Киева.
Однажды утром в Иворовом тереме появился чашник Рацлав, объявивший Торе, что князь Владимир с сего дня желает постоянно делить с ее дочерью постель и стол. Обрадованная Тора мигом сообразила, что к такому решению князя Владимира, скорее всего, подтолкнул Добрыня, поговоривший с племянником по-родственному с глазу на глаз. Рацлав был не боярского рода, отец его был из смердов, а мать холопкой. Добрыня приблизил Рацлава к себе, обратив внимание на его добросовестность, сообразительность и равнодушие к хмельному питью. Рацлав состоял виночерпием при князе Владимире, но всем вокруг было понятно, что в первую очередь сноровистый Рацлав является глазами и ушами Добрыни, который часто отлучается из Киева по разным неотложным делам. Зачастую просители из числа киевлян обращались со своими просьбами не к Владимиру, а к Рацлаву, зная, что тот пользуется доверием всесильного Добрыни.
* * *
К этой встрече с князем Владимиром Алову готовили с особой тщательностью. Алова сидела на стуле в тонкой исподней сорочице, а ее длинные белокурые волосы расчесывали костяными гребнями две молодые служанки. Тора вынимала из большого открытого сундука платья, плащи и покрывала одно за другим, придирчиво рассматривая каждое из одеяний. При этом Тора поглядывала на дочь, сидящую на стуле с равнодушным видом, мысленно представляя ее то в одном наряде, то в другом.– Нет, это не годится, – бормотала Тора себе под нос. – И это тоже. Все это как-то мрачновато смотрится, нужно что-то посветлее и понаряднее.
– Сколько хлопот и суеты, о боги! – негромко ворчала Бера, принимая из рук своей госпожи не приглянувшиеся той наряды и небрежно бросая их на кровать. – Как будто князь Владимир станет любоваться одеянием Аловы, ее прической и подстриженными ногтями. Этот похотливый юнец прежде всего потащит Алову в постель, чтобы наконец-то лишить ее девственности. Ни на что иное этот мальчишка не способен, видят боги.
– Придержи-ка язык, голубушка! – Тора взглянула на Беру, строго сдвинув брови. Неприметным кивком Тора указала Бере на свою дочь, погруженную в отрешенную задумчивость.
– Не пойму я тебя, госпожа, – смело возразила Бера. – То ты велишь мне обучать Алову умению завлекать мужчину кокетливыми взглядами и игривыми улыбками, даже тому, как быстрее подготовить к соитию мужской детородный отросток. То вдруг запрещаешь мне вслух говорить о том, о чем твоя дочь и так уже все знает.
– Мы собираемся трапезничать с князем Владимиром, поэтому все намеки на постель сейчас неуместны, – сказала Тора, продолжая перебирать платья и накидки. – Раздвигать ноги перед супругом Алове придется ночью. Днем же ей надлежит произвести благоприятное впечатление на Владимира своим остроумием и разумными замечаниями по любому поводу. Ежели Владимир пожелает послушать пение Аловы, то и в этом случае она не должна стушеваться. Алова непременно должна очаровать Владимира своим пением и игрой на лютне.
Бера в душе сильно недолюбливала князя Владимира именно из-за его чрезмерной похотливости. Она не стала и дальше возражать своей госпоже, подавив раздраженный вздох.
Наконец Тора выбрала для дочери длинное льняное платье белого цвета с узорами в виде голубых васильков на рукавах, у ворота и по нижнему краю. Это платье подарила Алове Мечислава, жена Добрыни. Это было еще в Новгороде два года тому назад. Алова до сего случая не наряжалась в это платье, поскольку оно было ей немного великовато. Теперь же подаренный Мечиславой наряд оказался Алове как раз по росту. Алова за прошедшие два года заметно вытянулась вверх и стала чуть шире в бедрах.
– Вот и подарок Мечиславы пригодился, – промолвила Тора, с довольной улыбкой оглядывая дочь с головы до ног, заставляя ее покружиться на месте. – Это платье тебе к лицу, моя девочка. Ты в нем как белая лебедушка. И длинные косы тебя очень красят!
Тора на мгновение прижала Алову к себе, запечатлев поцелуй на ее нежной румяной щеке.
– Почто служанки собирают все мои вещи? Разве я уже не вернусь сюда? – Алова с беспокойством посмотрела на мать.
– Да, милая, сюда ты не вернешься. – Тора мягко обняла дочь за плечи. – Отныне ты будешь жить в княжеском тереме вместе с князем Владимиром, ведь он является твоим мужем.
– Почто ты отдаешь меня Владимиру лишь сейчас, ведь я стала его женой еще два года тому назад? – Алова недовольно передернула плечами. – Скажи прямо, что я тебе надоела. Ты любишь Буи сильнее, чем меня. – Алова вскинула на мать свои голубые глаза, полные обиды.
– Ты уже выросла, моя милая, – с грустью в голосе произнесла Тора, ласково погладив дочь по голове. – И как бы сильно я ни любила тебя, наше расставание неизбежно. Отныне о тебе будет заботиться твой муж.
Печальные глаза Аловы наполнились слезами, ей так не хотелось расставаться с матерью! Алова крепко-крепко обняла мать, с которой она была уже почти одного роста.
– Пора, голубицы! – безрадостным тоном напомнила о себе Бера. – Солнце уже высоко. Князь Владимир небось уже заждался нас.
Узнав, что мать и Бера будут с ней на этой утренней трапезе в княжеском тереме, Алова немного повеселела. За прошедший год Алова виделась с Владимиром всего раза три, эти встречи были так мимолетны, что не пробудили в Алове никаких приятных впечатлений. Теперь же Алове предстояло видеть Владимира ежедневно и даже делить с ним ложе. От этих мыслей Алову охватывал сильный трепет, словно ей предстояло трудное испытание, которое заведомо ей не по плечу.
Сотрапезниками князя Владимира в это осеннее дождливое утро стали его дядя Добрыня, воевода Блуд, Тора с дочерью Аловой и варяжский конунг Стюрбьерн Старки, супруг Торы.
За два года, проведенные на Руси, Алова научилась говорить по-русски без малейшего акцента, в отличие от своих родителей, которым язык восточных славян давался с большим трудом. Владимира и Алову намеренно посадили за столом рядышком, как супругов. По левую руку от Аловы сидела ее мать, по правую руку от Владимира отец Аловы. Напротив Владимира и Аловы сидели Добрыня и Блуд.
Добрыня, поддерживая разговор за столом, намеренно старался втянуть в него и Владимира с Аловой. В этом Добрыне помогала Тора, которая всячески ободряла смущавшуюся дочь, то слегка приобнимая ее сзади за талию, то незаметно поглаживая под столом ее колено. Владимир тоже чувствовал себя поначалу неловко, поскольку Добрыня настоял на том, чтобы он при всех поцеловал Алову в уста, как любящий муж. Владимир повиновался дяде, но от смущения так неловко поцеловал Алову в ее несмелые розовые уста, что этим вызвал смех у Стюрбьерна Старки. Развязный конунг стал сразу налегать на пиво и хмельной мед, хмель развязал ему язык. Из уст опьяневшего Стюрбьерна Старки так и сыпались скабрезные шутки и грубые словечки, вгонявшие в краску Владимира и еще больше Алову.
По недовольному лицу Торы было видно, как ее гложат досада и сожаление, что Стюрбьерн Старки в очередной раз выказал Владимиру и Добрыне свою грубую неотесанную натуру.
Алова произвела на Владимира приятное впечатление не только своей внешней прелестью, но и тем, как она свободно изъясняется по-русски, как находчиво и умно отвечает на вопросы Блуда и Добрыни. Владимир поразился довольно широким познаниям Аловы в географии и в знании различных легенд не только варяжских, но и славянских. В глазах этой четырнадцатилетней дочери свейского конунга Владимир узрел недетскую серьезность и задумчивость.
После завтрака, оставшись с Аловой наедине, Владимир спросил у нее, откуда ей известно про земли, лежащие к югу и западу от Руси, про обычаи ромеев и болгар, о древних сказаниях русов…
Алова призналась Владимиру, что все это она узнала от своего брата Буи, который прилежно посещает занятия книжника Силуяна. Буи же обучил Алову читать и писать не только по-славянски, но и по-гречески.
– Хотя, если честно, греческий язык дается мне труднее, чем русский, – со смущенной улыбкой сказала Алова, не смея отнять у Владимира свою белую тонкую ручку.
– Греческий язык мне тоже никак не лезет в голову, будь он неладен! – невольно вырвалось у Владимира. – Дядя же упрямо настаивает, чтобы я выучил язык ромеев назубок, мол, это мне в жизни пригодится. Зачем мне это? – Владимир сердито пожал плечами. – Воевать с ромеями, как это делал мой отец, я не собираюсь.
Алова сочувственно покачала головой, подняв глаза на Владимира.
Задумчивая чистота этих светло-голубых глаз вдруг внушила Владимиру чувство, что он должен стать опорой и защитой для Аловы, такой юной и непорочной.
От волнения у Владимира вспотели ладони, и он выпустил тонкую кисть Аловы из своих рук. Они стояли под деревянной крышей на теремной террасе второго этажа, отсюда вели двери в трапезную и лестничный спуск во двор.
– Хочешь посмотреть моих лошадей? – спросил Владимир. И горделиво добавил: – У меня их целая дюжина! Все как на подбор!
Алова молча кивнула.
Взяв Алову за руку, Владимир помог ей спуститься по крутым ступеням деревянной лестницы на каменное покрытие двора. Другой рукой Алова приподнимала спереди край своего длинного платья, чтобы не наступить на него. При этом Алове приходилось наклонять голову вперед, от чего ее длинные белокурые косы, свесившись вниз, ударялись своими пушистыми концами о перила лестницы. Холодный ветер, налетавший порывами, трепал плащ на плечах у Владимира.
Под струями пронизывающего ветра льняная ткань платья плотно облегала стройную фигурку Аловы с гибкой талией и уже явственно обозначившейся небольшой грудью. Владимир, незаметно разглядывая Алову, не мог не восхититься ее белой нежной шеей, соблазнительными линиями ее бедер, проступавшими сквозь длинные складки платья. Алова показалась Владимиру воздушной и пленительной, словно фея-диса, выпорхнувшая из какого-нибудь варяжского сказания.
На полуденную трапезу в княжеский терем неизменно приглашались только воеводы и старшие дружинники, женщин там не было, поскольку обеденное застолье у князя Владимира более походило на совещание по разным важным делам. Такой порядок завел Добрыня, желавший таким способом приобщить Владимира к обсуждению и решению государственных дел. Добрыне не нравилось то, что его возмужавший племянник постоянно отлынивает от насущных забот, перекладывая все это на плечи советников вроде Блуда.
Однако в этот день советники князя Владимира сели обедать в гриднице без него. Князь Владимир пожелал разделить полуденную трапезу лишь с одной Аловой. Добрыня был доволен тем, что юная Алова сумела завлечь его племянника в сети своего очарования. Торжествовала и Тора, которая самым тщательным образом надоумила свою смышленую дочь, как ей вести себя при Владимире, оставаясь с ним наедине, как понравиться ему.
Владимир очень нравился Алове. Он был статен и довольно высок ростом, в чертах его лица явственно проступала мужественная красота, которая подчеркивалась высоким лбом, прямым носом, большими синими глазами, густыми, чуть вьющимися волосами и легким светлым пушком над верхней губой и на подбородке. Алова очень страдала в душе, будучи женой Владимира и пребывая в разлуке с ним. Алове было известно от матери и служанок, что Владимир еще до вокняжения в Киеве женился на полоцкой княжне Рогнеде и на Альве, дочери чудского князя Пуркеша. Обе новые жены Владимира были гораздо старше Аловы, их созревшая девичья красота встала непреодолимым заслоном между Аловой и Владимиром. Затем Владимир увлекся вдовой убитого Ярополка гречанкой Юлией, красота которой заслонила от него всех прочих женщин.
И вот наконец-то Алова достигла того цветущего возраста, когда ее лицо и фигура обретают притягательность для мужских глаз. Понимая, что ей все равно не сравниться красотой с гречанкой Юлией, а телесной статью с Рогнедой, Алова пустила в ход те чары и уловки в общении с Владимиром, которым надоумили ее мать и служанка Бера. Общаясь с Владимиром целый день, Алова не осыпала его лестью, не заигрывала с ним, в отличие от Юлии и Альвы. О чем бы ни заводил речь Владимир в беседе с Аловой, она была сведуща во всем. Алова не просто поддерживала разговор, но сама могла сообщить Владимиру немало интересного и о лечении лошадей, и о заморском оружии, и о водяных духах, и об охоте на перелетных птиц… Владимир и вовсе пришел в восторг, когда Алова взяла в руки лук и трижды попала в цель с дальнего расстояния. Самому же Владимиру ни разу не удалось попасть стрелой в голову соломенного чучела.
К концу дня Владимир уже смотрел на Алову без зазнайства и снисходительности. Он и представить не мог, что эта хрупкая на вид четырнадцатилетняя девочка так ловко скачет верхом, так метко бьет из лука и так здраво умеет рассуждать.
Вечером после ужина Тора, расставаясь с Аловой у дверей княжеской опочивальни, негромко промолвила:
– Ты – княгиня киевская. Ты должна родить Владимиру наследника.
Погладив дочь по длинным распущенным волосам, Тора удалилась, освещая себе путь масляной лампой в темных переходах древнего терема.
* * *
Алова лежала на кровати, укрытая одеялом из заячьих шкурок, опираясь спиной на высоко уложенные подушки. В ложнице было сумрачно и прохладно, непротопленная печь-каменка была холодна. Единственный масляный светильник на полке в углу озарял желтоватым светом лишь половину спальни. За дубовыми колоннами, поддерживающими потолочные балки, и у входной двери скопился густой мрак.Владимир, вошедший в спальню с горящей лампой в руке, невольно замер на месте при виде Аловы, ожидающей его на постели. Прекрасные глаза Аловы таинственно блестели, в ее взгляде было что-то зовущее и завораживающее. Распущенные по плечам светлые волосы придавали Алове облик юной русалки.
– Ты еще не спишь? – проговорил Владимир, поставив лампу на подставку возле одной из колонн и приблизившись к кровати. Он пожирал Алову восхищенными глазами.
– Без тебя мне не спится, милый, – чуть слышно промолвила Алова, глядя прямо в глаза Владимиру.
В следующий миг Алова откинула с себя одеяло, явив изумленному взору Владимира свою наготу. От неожиданности Владимир слегка растерялся. Он был уверен, что ему самому придется раздевать застенчивую Алову, и, возможно, в полной темноте. Днем Алова всякий раз краснела от смущения, если рука Владимира ненароком или намеренно касалась ее руки. И вдруг такое с ее стороны!
На фоне светло-бежевой простыни нагое тело Аловы показалось Владимиру ослепительно белым, отливающим какой-то необыкновенной чистотой. Алова лежала, чуть повернувшись на бок и опираясь на согнутую в локте правую руку, а ее левая рука покоилась на изгибе бедра. Взгляд Аловы, казалось, говорил: «Я твоя жена, князь. Ты волен взять меня прямо сейчас. Я готова отдаться тебе».
Владимир, переполняемый вожделением, принялся лихорадочно стаскивать с себя сапоги, порты и длинную льняную рубаху. К своим семнадцати годам Владимир уже познал в постели немало женщин, свободных и рабынь, в интимных делах он был сноровист и неутомим, как молодой жеребец. Здесь, в Киеве, в отсутствие Добрыни и благодаря сводничеству воеводы Блуда Владимиру доводилось затаскивать к себе на ложе и замужних боярынь, и незамужних девиц. За полтора года княжения в Киеве Владимир успел перевидать не один десяток обнаженных женщин, многие из которых сами охотно шли к нему в объятия. Но ни одна из этих случайных любовниц не могла сравниться с Аловой телесной свежестью и белизной, шелковистостью волос и волнительной глубиной взгляда.
Избавившись от одежд, Владимир резво запрыгнул в постель и вдавил Алову в мягкие подушки, впившись своими жадными губами в ее розовые нежные уста. Чувствуя, что Владимир устраивается на ней сверху, Алова развела бедра широко в стороны, приняв в свое девственное лоно затвердевший мужской жезл. Боль, пронзившая Алову, заставила ее закусить губу, чтобы не проронить ни звука. Следуя советам Беры, Алова постаралась слиться с сильными ритмичными телодвижениями Владимира, дабы его детородный орган проникал как можно глубже в ее чрево, источающее на простынь капли теплой девственной крови.
Наконец Владимир с блаженным стоном уронил голову на подушку, по которой разметались белокурые волосы его юной варяжской жены. Вот Владимир приподнялся и поцеловал Алову в губы. Его румяное лицо, полное умиротворения и неги, показалось Алове самым прекрасным на свете. Алове захотелось плакать, но не от боли или стыда, а от счастья. Теперь она будет неразлучна с Владимиром, и у них вскорости родится сын-наследник.
Внезапно из уст Владимира вырвался удивленный возглас. Вытянув руку, он снял со спинки кровати небольшую куклу размером чуть больше ладони. Кукла была связана из белой шерсти очень искусно, на ней было клетчатое платьице, какие носят скандинавские женщины. На продолговатом лице куклы блестели глаза из синих стеклянных бусин, ее волосы из конопляных волокон были заплетены в две короткие косички. У куклы был маленький нос и огромный красный рот.
– Откуда это здесь? – Сидя на смятом одеяле, Владимир показал игрушку Алове.
– Это моя кукла, – сказала Алова, усаживаясь напротив Владимира и прислонясь обнаженным плечом к спинке кровати. – Эта кукла всегда со мной. Она моя подруга и хранительница. Ее зовут Фледа. Она все видит и слышит, все понимает.
– А, – усмехнулся Владимир, посмотрев на Алову как на ребенка. – Главное достоинство этой подружки то, что она всегда молчит и не просит пищи. Не так ли?
– Не так, – ответила Алова, взглянув на Владимира серьезными глазами. – Фледа умеет разговаривать, но беседует она только со мной и больше ни с кем. Эту куклу мне подарила бабушка как оберег. Фледа хранит меня от болезней и несчастий. Всякий, кто меня обидит, будет жестоко наказан Фледой.
– Даже так? – Владимир рассмеялся, удивленно вскинув брови. – Что же может сделать такая маленькая куколка против, скажем, здоровенного мужчины?
– Все, что угодно, – с тем же серьезным видом промолвила Алова, взяв куклу из рук Владимира. – Зря ты смеешься, милый. Фледу смастерила черная колдунья, наделив ее волшебной силой. Черная колдунья подарила эту куклу моей бабушке, когда той было девять лет. Не один раз Фледа помогла моей бабушке избежать несчастья, а однажды даже спасла ее от смерти. Незадолго до своей кончины бабушка подарила Фледу мне.
– У меня тоже был деревянный конь, на котором я любил ездить верхом, когда мне было лет пять или шесть, – зевая, сказал Владимир. – Я оставил того деревянного коня в Вышгороде, как и все прочие игрушки, выехав на княжение в Новгород. В восемь лет я стал князем, с той поры мне не до игрушек. Вот так-то, лада моя. – Владимир легонько погладил Алову по щеке с видом эдакого превосходства, так взрослые люди ласкают маленьких детей. – А для тебя, как видно, детство еще не кончилось, милая. Спрячь эту куклу куда-нибудь в сундук. Отныне я буду твоим защитником от любых напастей. – Владимир горделиво ударил себя в грудь кулаком.
Глава третья
Бужане
Едва землю укрыло белым покрывалом из пушистого первого снега, в Киеве объявились послы из племени бужан. Это большое славянское племя издавна проживало в верховьях Южного Буга, соседствуя на западе с волынянами, а на востоке с древлянами. Когда-то бужане входили в союз польских племен, созданный легендарным вождем Кракусем, основавшим город Краков. После смерти Кракуся единство польских племен распалось под ударами воинственных пруссов и ятвягов. Особенно много тяжких испытаний выпало на долю бужан, которые изначально обитали по берегам Западного Буга, соседствуя непосредственно с ятвягами. Спасаясь от поголовного истребления, бужане ушли на юг, осев в верховьях Южного Буга и вытеснив отсюда племя уличей. Киевские князья много раз воевали с бужанами, начиная с Олега Вещего, но покорить бужан удалось только Святославу, сыну княгини Ольги.
После смерти Святослава бужане признавали власть его сына Ярополка, но при этом доставляли дань в Киев в гораздо меньших размерах. С вокняжением в Киеве юного Владимира Святославича бужане и вовсе отказались платить дань, последовав примеру волынян, древлян, вятичей и радимичей. Добрыня, укрепляя власть своего племянника, в первую очередь привел к покорности древлян и Чернигов как ближайших соседей Киева. Затем Добрыня помог дреговичам разбить досаждающих им ятвягов. Собирался Добрыня по весне и в поход на бужан, но неожиданно бужане сами пожаловали в Киев.
Посольство бужан состояло из девяти человек, степенных и длиннобородых. Возглавлял послов боярин Смилг, который выделялся еще и тем, что имел черную бороду и темные волосы. Все прочие послы были русоволосые и светлобородые.
После смерти Святослава бужане признавали власть его сына Ярополка, но при этом доставляли дань в Киев в гораздо меньших размерах. С вокняжением в Киеве юного Владимира Святославича бужане и вовсе отказались платить дань, последовав примеру волынян, древлян, вятичей и радимичей. Добрыня, укрепляя власть своего племянника, в первую очередь привел к покорности древлян и Чернигов как ближайших соседей Киева. Затем Добрыня помог дреговичам разбить досаждающих им ятвягов. Собирался Добрыня по весне и в поход на бужан, но неожиданно бужане сами пожаловали в Киев.
Посольство бужан состояло из девяти человек, степенных и длиннобородых. Возглавлял послов боярин Смилг, который выделялся еще и тем, что имел черную бороду и темные волосы. Все прочие послы были русоволосые и светлобородые.