Страница:
– Риск – дело благородное. Так что, вперед! – строго отчеканила девица своему отражению. Иногда Анне казалось, что в ней живут два человека, которые никак не могут договориться между собой. Один из них был воплощением добродетели – трусливый и неуверенный, мешающий расправить крылья второму – азартному и отчаянному, жаждущему приключений авантюристу, не боящемуся ничего на свете. Мошеннице даже нравились эти внутренние баталии, они придавали ее существованию смысл и заставляли чувствовать биение собственного сердца.
Желтый парик, украденный в одном салоне мод и предназначенный для походов «на дело» девица спрятала в шляпной коробке. Золотистые волосы выглядели вполне натурально и едва доходили до плеч, а главное – в сочетании с косметическими средствами меняли ее лицо почти до неузнаваемости. Свои длинные русые волосы Анна аккуратно упаковывала под солнечный ореол, делающий ее совсем другим человеком. Платья, дополняющие образ расчетливой аферистки, хранились под периной на кровати. Хозяйка комнаты знала, что ее вещи время от времени бороздит не в меру любопытная служанка Лиза, которую официально называли помощницей по дому. Сердобольная прислужница матери получала от Анны небольшую сумму за то, чтобы вещи оставались лежать на своих местах.
– Трудно быть собакой? – уточнила Анна, поймав Лизу в своей спальне за несколько дней до неприятного происшествия за игорным столом. – Вынюхиваешь, выискиваешь… тебе бы тявкать, а не болтать – и цены не будет такой ищейке!
– Не старайтесь, Анна, вы меня не обидите, – зевая, произнесла проныра, так ничего и не отыскав. – Вы мне не заплатили за этот месяц, и пришлось возобновить проверки. И я приду сюда через несколько дней и снова все переверну вверх дном. А потом заставлю прийти Лидию Васильевну и внимательно изучить все вокруг. Она тебя хорошо знает и наверняка от ее зоркого взгляда не ускользнет что-нибудь подозрительное…
– Ты закончила? Я могу отдохнуть? Или чтобы шавка перестала тявкать, нужно действительно пригласить маменьку? Ведь как я понимаю, только ее приказам ты подчиняешься! – в голосе Анны сквозил холод. Она понимала, что узколобая, похожая на обезьяну Лиза не догадается добраться до укромных мест, в которых было чем поживиться, под старыми обоями почти под потолком аферистка сделала два тайника, в которых прятала свои сбережения.
– Здесь пахнет деньгами, – произнесла прислужница, улыбнувшись и обнажив свои пожелтевшие зубы. – Я хочу свою долю!
– Ты так со мной говоришь, будто мы – напарницы в преступных деяниях! Не забывайся и помни, кто ты есть! – злилась Анна. – Я пожалуюсь матери и…
– Что вы ей скажете? Откуда были деньги, которые я получала каждый месяц? Что тут спрятано? – затарахтела служанка, размахивая короткими ручками.
– Какие деньги? Не было никаких денег! И больше ничего не получишь. А платила я не из страха, наивная Лиза, а потому что после твоих визитов здесь пахнет так, словно сюда заходил умерший много дней назад пьяница-рыбак и чтобы уснуть, мне приходилось проветривать часами мою спальню.
Лизу задели обидные слова. Подбородок еще молодой девицы, отчаявшейся найти жениха, задрожал, а на глазах появились слезы. Она знала, что некрасива, и мечтала накопить денег, чтобы женить на себе какого-нибудь материально нуждающегося нестарого мужичка. В ее одинокой жизни не было места романтике, но она надеялась купить себе немного счастья, чтобы ощутить хотя бы имитацию любви. Пожаловаться на Анну прислужница не могла, она надеялась на возобновление выплат. Лиза ничего не знала об истинных доходах мошенницы и была приходящей – не жила в доме Лидии Васильевны, поэтому не имела возможности следить за подозреваемой по ночам. Анна осторожничала и со стороны выглядела весьма невинно, большую часть суток она была смиренной и безропотной дочерью своей матери. Казалось, после мытарств, выпавших на ее долю, не святая, но раскаявшаяся Анна смирилась с тем, что ее будни будут протекать подле Лидии Васильевны, тем самым она искупит бесконечную вину за прошлые ошибки. Родительница, измученная болезнью супруга, которому доктора пророчили скорую смерть, приняла заблудшее дитя обратно в свою жизнь, но поставила условие, что готова терпеть дочь в своем доме при полном повиновении.
Лидия Васильевна не без труда сумела смириться с позором, свалившимся на их благородное семейство после известия, что дочь-воровка бежала из святой обители с молодым самцом низшего сословия. И, несмотря на то, что при тщательном осмотре семейным врачом факт распутства не подтвердился, мать отметила, что грешить можно и в мыслях.
– Если бы твой отец был в добром здравии, не видать тебе моей милости! – процедила сквозь зубы Лидия Васильевна, рассматривая бледное осунувшееся лицо скиталицы.
– Я вынуждена была бежать, маменька, потому что чуть не умерла в монастыре! – произнесла Анна, не сдерживая слез и, продемонстрировав запястья, добавила: – Меня связывали, на моих руках шрамы от веревок… Я чуть не умерла в сыром подвале…
Коленопреклоненная дочь рыдала пред высокомерной матерью, не скрывающей получаемого удовольствия от этой картины. Простить Анну злопамятная женщина так и не смогла, но примирилась с ее присутствием, отравляя ее жизнь бесконечными упреками за дела минувших дней. «Если бы можно было стереть память!» – сетовала девушка, получая очередную порцию укоров и с трудом подавляя гнев.
В голове Анны созрел новый план, который она желала реализовать в скором времени. Аферистка искренне верила, что вожделенная удача улыбнется ей, и она наконец-то займет свою нишу в преступном мире, станет независимой и свободной от какого-либо влияния. «Взойдет солнышко и к нам на двор!» – твердила Анна, мысленно призывая себя не сдаваться.
– В первый раз поди? – спросила сиплым голосом размалеванная девица, называвшая себя Незнакомкой. Выглядела она как кукла, изготовленная криворуким мастером. Неаккуратные черные букли, свисающие с головы, были не мыты, заношенное платье подшито в нескольких местах. Она изображала аристократку, но выходило это весьма скверно, как карикатура, будто она, надсмехаясь над буржуа, копировала образ благородный дамы на потеху коммунистическому времени.
– Видать что ли, что в первой мне это? – с опасением уточнила Анна, тщетно стараясь казаться «своей». Она вуалировала дворянскую принадлежность, стараясь вести себя как обычная продажная девка, за которыми наблюдала несколько ночей подряд из пролетки.
Суть ее задумки была в том, чтобы стать частью уличного мира и разбогатеть за счет толстосумов, щедро осыпающих распущенных красоток монетами за всякого рода услуги, в том числе и за вполне невинные: например, глупый смех на коленях у клиента и сопровождение на различные увеселительные мероприятия сомнительного характера туда, где появляться приличным дамам было не желательно. Оставалось найти подходящее место, в котором Анна могла бы знакомиться со щедрыми мужчинами. Публичных домов к двадцатым годам почти не осталась, заведения были скрыты от любопытных глаз или завуалированы под обычные трактиры и рестораны. Некоторые девицы в поисках незамысловатого заработка скитались по улицам и гнездились возле определенных мест, посещаемых платежеспособными гуляками, не пренебрегающими покупной любовью. Возле одного из них, находящегося почти в самом центре Петрограда, и известного в народе как «душа разврата», всегда можно было найти девиц распутного типа, торгующих своим телом и различными услугами, способными удовлетворить любую прихоть похотливых мужчин. Не всем везло заполучить хорошего клиента, многие проводили вечере «вхолостую». Счастливицы уводили под руку кавалеров в свои «норки» – неуютные комнаты, арендованные неподалеку от места «охоты». Некоторым везло наполовину – они отрабатывали небольшие суммы прямо в переулке и снова возвращались в строй. Среди проституток были преимущественно крестьянки. Часто девицы из деревень, не найдя в столице работу и не желая возвращаться в родной дом, выставляли на продажу тело. Можно было встретить среди падших женщин и бывших сотрудниц фабрик, избравших это ремесло из-за более высокого заработка, и самые старательные жили небедно. Хотя официально проституция считалась пережитком капитализма и подлежала ликвидации, желающих воспользоваться услугами распущенных дамочек даже несмотря на запрет, было предостаточно.
– Вот раньше были времена! Все было ладно и понятно! И с полицией дружили, и врачи под юбки заглядывали, а потом документ давали: мол, к работе готова, всякой поганью не болеет! – произнесла Незнакомка, поежившись от осенней прохлады. – При Николаше хорошо было!
– При Николае Павловиче? – уточнила Анна, вспомнив, что при этом императоре родилась ее мать, и было это больше шестидесяти лет назад. – Сколько же вам лет?
Молодая женщина удивленно уставилась на Незнакомку, пытаясь сопоставить цифры и факты, но та захохотала, широко открыв рот и демонстрируя коричневатые от жевания табака зубы. Утирая появившиеся от смеха слезы, она успокоила удивленную собеседницу:
– Мать моя была жрицей любви при царе Николае! Про нее разговор держу! Династия у нас! Почти, как у Романовых! Мне бы только девку родить, чтобы сменила на посту! Матросика-крепыша подцепить и заделать продолжение рода! Передать ей драгоценный опыт, хитрости да тонкости нашего дела, как говорится.
Незнакомка снова зашлась смехом, и долгое время не могла успокоиться, представляя, как передает дочери «блядскую корону». Анна терпеливо ждала, пока волна внезапной радости, захлестнувшая проститутку, спадет. У новобранки было много вопросов по поводу нового увлечения, она жаждала услышать пояснения о тонкостях пикантной профессии. Из кабака вышел слегка пошатывающийся мужчина во френче, штанах с красными лампасами и высоких сапогах. Он пытался держаться прямо, но чрезмерное употребление алкоголя как будто заставляло землю вращаться быстрее, и бедолага бесконечно спотыкался о собственную обувь, при этом громко ругаясь. По внешнему виду трудно было разобрать, платежеспособен ли клиент, но судя по живому интересу к обступившим его девицам можно было предположить, что немного суровый гуляка почтенного возраста интересуется «товаром».
– Кто со мной пойдет, курочки мои? Денег не дам! Потому что по новому декрету бабы – всеобщая собственность. Выбираю любую и веду с собой. Коль откажется – обращусь, куда следует! – строго произнес нетрезвый оратор, после чего встал в позу, словно какой-нибудь греческий философ и процитировал текст из декрета, напечатанного в одной из провинциальных газет местными властителями-большевиками, который гласил: «все уклонившиеся от признания и проведения настоящего декрета в жизнь объявляются саботажниками, врагами народа и контрреволюционерами». После угроз пошляк принялся ловить визжащих девиц, бросившихся врассыпную. Идеей привлечь, а точнее – принудить, прекрасный пол к свободному соитию увлеклись многие мужчины низших классов. Озвученный посетителем трактира декрет был устаревший – восемнадцатого года, и в исполнение большевистская власть его не привела, что радовало не только продажных женщин, сохранивших свой заработок, но и обычных гражданок, которых миновала участь раздвигать ноги перед каждым желающим поразвлечься при этом абсолютно бесплатно. Один из лозунгов современности гласил: «Долой стыд!» и в его поддержку в некоторых населенных пунктах возникали предложения, касающиеся взаимоотношений между мужчинами и женщинами. В одной из областей объявили: «Каждая незамужняя женщина, начиная с 18-летнего возраста, объявляется достоянием государства и обязана зарегистрироваться в Бюро Свободной Любви, где мужчины в возрасте от 19 до 50 лет могут выбрать себе женщину независимо от ее желания». Некоторые любители поразвлечься частенько припоминали данную блажь, когда приходило время платить за услуги, предоставляемые уличными труженицами. Проституткам порой приходилось брать предоплату, чтобы не случались неприятные казусы.
– Деньги вперед – лучший уговор! Знаешь, сколько таких соколиков летает?! Все норовят урвать кусок любви за просто так – не затрачиваясь. Гнилой народец нынче, – смеясь, просипела Незнакомка, подхватив Анну под руку, и потащила ее в подворотню.
В темной стене от посторонних глаз была скрыта потайная дверь. В стороне послышались хлюпающие звуки. Анна внимательно присмотрелась и увидела пару: мужчина стоял спиной и, казалось, дрыгался в конвульсиях у стенки, женщину видно не было, о том, что она присутствует при половом акте, свидетельствовала лишь обнимающая его нога в светлом чулке.
– Заработок на скорую руку, – прокомментировала Незнакомка, громко воскликнув: – Эй, если доплатишь, мы можем посмотреть!
Насмешка была встречена в штыки: мужчина оскорбил жаждущую легкой наживы шутницу, а его дама, прижатая к стене, требовательным тоном подметила, что если сама не при работе, пусть не мешает другим. Анне было чуждо это жалкое зрелище, представив на мгновение себя на месте этой блудницы, прижатой к стене, она почувствовала, как к ее горлу подступает тошнота.
– Не обращай внимания! Чего-чего, а грубостей в твоей работе будет с горкой! И придется терпеть. Что ж делать… и куры, и цыпленки тоже хочут жить! А также пить, жрать и плясать! – подбодрила ее Незнакомка, громко забарабанив в дверь. Через мгновение послышался грубый мужской голос:
– Кого черт принес?
– Сильвупле, мой котик, окрой свой ротик! – произнесла она важным голосом и, подмигнув Анне, тихо прошептала ей на ухо: – Твое счастье, что ты меня встретила, Цыпа. Скоро мы с тобой заживем! Считай, что корона династии твоя!
– Какая корона? – удивленно уточнила Анна.
– Блядская! – выплюнула со смехом девица у стены, поправляющая свое платье. Мужчины, расплатившегося за быстрое «общение», уже не было.
Глава 4
Желтый парик, украденный в одном салоне мод и предназначенный для походов «на дело» девица спрятала в шляпной коробке. Золотистые волосы выглядели вполне натурально и едва доходили до плеч, а главное – в сочетании с косметическими средствами меняли ее лицо почти до неузнаваемости. Свои длинные русые волосы Анна аккуратно упаковывала под солнечный ореол, делающий ее совсем другим человеком. Платья, дополняющие образ расчетливой аферистки, хранились под периной на кровати. Хозяйка комнаты знала, что ее вещи время от времени бороздит не в меру любопытная служанка Лиза, которую официально называли помощницей по дому. Сердобольная прислужница матери получала от Анны небольшую сумму за то, чтобы вещи оставались лежать на своих местах.
– Трудно быть собакой? – уточнила Анна, поймав Лизу в своей спальне за несколько дней до неприятного происшествия за игорным столом. – Вынюхиваешь, выискиваешь… тебе бы тявкать, а не болтать – и цены не будет такой ищейке!
– Не старайтесь, Анна, вы меня не обидите, – зевая, произнесла проныра, так ничего и не отыскав. – Вы мне не заплатили за этот месяц, и пришлось возобновить проверки. И я приду сюда через несколько дней и снова все переверну вверх дном. А потом заставлю прийти Лидию Васильевну и внимательно изучить все вокруг. Она тебя хорошо знает и наверняка от ее зоркого взгляда не ускользнет что-нибудь подозрительное…
– Ты закончила? Я могу отдохнуть? Или чтобы шавка перестала тявкать, нужно действительно пригласить маменьку? Ведь как я понимаю, только ее приказам ты подчиняешься! – в голосе Анны сквозил холод. Она понимала, что узколобая, похожая на обезьяну Лиза не догадается добраться до укромных мест, в которых было чем поживиться, под старыми обоями почти под потолком аферистка сделала два тайника, в которых прятала свои сбережения.
– Здесь пахнет деньгами, – произнесла прислужница, улыбнувшись и обнажив свои пожелтевшие зубы. – Я хочу свою долю!
– Ты так со мной говоришь, будто мы – напарницы в преступных деяниях! Не забывайся и помни, кто ты есть! – злилась Анна. – Я пожалуюсь матери и…
– Что вы ей скажете? Откуда были деньги, которые я получала каждый месяц? Что тут спрятано? – затарахтела служанка, размахивая короткими ручками.
– Какие деньги? Не было никаких денег! И больше ничего не получишь. А платила я не из страха, наивная Лиза, а потому что после твоих визитов здесь пахнет так, словно сюда заходил умерший много дней назад пьяница-рыбак и чтобы уснуть, мне приходилось проветривать часами мою спальню.
Лизу задели обидные слова. Подбородок еще молодой девицы, отчаявшейся найти жениха, задрожал, а на глазах появились слезы. Она знала, что некрасива, и мечтала накопить денег, чтобы женить на себе какого-нибудь материально нуждающегося нестарого мужичка. В ее одинокой жизни не было места романтике, но она надеялась купить себе немного счастья, чтобы ощутить хотя бы имитацию любви. Пожаловаться на Анну прислужница не могла, она надеялась на возобновление выплат. Лиза ничего не знала об истинных доходах мошенницы и была приходящей – не жила в доме Лидии Васильевны, поэтому не имела возможности следить за подозреваемой по ночам. Анна осторожничала и со стороны выглядела весьма невинно, большую часть суток она была смиренной и безропотной дочерью своей матери. Казалось, после мытарств, выпавших на ее долю, не святая, но раскаявшаяся Анна смирилась с тем, что ее будни будут протекать подле Лидии Васильевны, тем самым она искупит бесконечную вину за прошлые ошибки. Родительница, измученная болезнью супруга, которому доктора пророчили скорую смерть, приняла заблудшее дитя обратно в свою жизнь, но поставила условие, что готова терпеть дочь в своем доме при полном повиновении.
Лидия Васильевна не без труда сумела смириться с позором, свалившимся на их благородное семейство после известия, что дочь-воровка бежала из святой обители с молодым самцом низшего сословия. И, несмотря на то, что при тщательном осмотре семейным врачом факт распутства не подтвердился, мать отметила, что грешить можно и в мыслях.
– Если бы твой отец был в добром здравии, не видать тебе моей милости! – процедила сквозь зубы Лидия Васильевна, рассматривая бледное осунувшееся лицо скиталицы.
– Я вынуждена была бежать, маменька, потому что чуть не умерла в монастыре! – произнесла Анна, не сдерживая слез и, продемонстрировав запястья, добавила: – Меня связывали, на моих руках шрамы от веревок… Я чуть не умерла в сыром подвале…
Коленопреклоненная дочь рыдала пред высокомерной матерью, не скрывающей получаемого удовольствия от этой картины. Простить Анну злопамятная женщина так и не смогла, но примирилась с ее присутствием, отравляя ее жизнь бесконечными упреками за дела минувших дней. «Если бы можно было стереть память!» – сетовала девушка, получая очередную порцию укоров и с трудом подавляя гнев.
В голове Анны созрел новый план, который она желала реализовать в скором времени. Аферистка искренне верила, что вожделенная удача улыбнется ей, и она наконец-то займет свою нишу в преступном мире, станет независимой и свободной от какого-либо влияния. «Взойдет солнышко и к нам на двор!» – твердила Анна, мысленно призывая себя не сдаваться.
– В первый раз поди? – спросила сиплым голосом размалеванная девица, называвшая себя Незнакомкой. Выглядела она как кукла, изготовленная криворуким мастером. Неаккуратные черные букли, свисающие с головы, были не мыты, заношенное платье подшито в нескольких местах. Она изображала аристократку, но выходило это весьма скверно, как карикатура, будто она, надсмехаясь над буржуа, копировала образ благородный дамы на потеху коммунистическому времени.
– Видать что ли, что в первой мне это? – с опасением уточнила Анна, тщетно стараясь казаться «своей». Она вуалировала дворянскую принадлежность, стараясь вести себя как обычная продажная девка, за которыми наблюдала несколько ночей подряд из пролетки.
Суть ее задумки была в том, чтобы стать частью уличного мира и разбогатеть за счет толстосумов, щедро осыпающих распущенных красоток монетами за всякого рода услуги, в том числе и за вполне невинные: например, глупый смех на коленях у клиента и сопровождение на различные увеселительные мероприятия сомнительного характера туда, где появляться приличным дамам было не желательно. Оставалось найти подходящее место, в котором Анна могла бы знакомиться со щедрыми мужчинами. Публичных домов к двадцатым годам почти не осталась, заведения были скрыты от любопытных глаз или завуалированы под обычные трактиры и рестораны. Некоторые девицы в поисках незамысловатого заработка скитались по улицам и гнездились возле определенных мест, посещаемых платежеспособными гуляками, не пренебрегающими покупной любовью. Возле одного из них, находящегося почти в самом центре Петрограда, и известного в народе как «душа разврата», всегда можно было найти девиц распутного типа, торгующих своим телом и различными услугами, способными удовлетворить любую прихоть похотливых мужчин. Не всем везло заполучить хорошего клиента, многие проводили вечере «вхолостую». Счастливицы уводили под руку кавалеров в свои «норки» – неуютные комнаты, арендованные неподалеку от места «охоты». Некоторым везло наполовину – они отрабатывали небольшие суммы прямо в переулке и снова возвращались в строй. Среди проституток были преимущественно крестьянки. Часто девицы из деревень, не найдя в столице работу и не желая возвращаться в родной дом, выставляли на продажу тело. Можно было встретить среди падших женщин и бывших сотрудниц фабрик, избравших это ремесло из-за более высокого заработка, и самые старательные жили небедно. Хотя официально проституция считалась пережитком капитализма и подлежала ликвидации, желающих воспользоваться услугами распущенных дамочек даже несмотря на запрет, было предостаточно.
– Вот раньше были времена! Все было ладно и понятно! И с полицией дружили, и врачи под юбки заглядывали, а потом документ давали: мол, к работе готова, всякой поганью не болеет! – произнесла Незнакомка, поежившись от осенней прохлады. – При Николаше хорошо было!
– При Николае Павловиче? – уточнила Анна, вспомнив, что при этом императоре родилась ее мать, и было это больше шестидесяти лет назад. – Сколько же вам лет?
Молодая женщина удивленно уставилась на Незнакомку, пытаясь сопоставить цифры и факты, но та захохотала, широко открыв рот и демонстрируя коричневатые от жевания табака зубы. Утирая появившиеся от смеха слезы, она успокоила удивленную собеседницу:
– Мать моя была жрицей любви при царе Николае! Про нее разговор держу! Династия у нас! Почти, как у Романовых! Мне бы только девку родить, чтобы сменила на посту! Матросика-крепыша подцепить и заделать продолжение рода! Передать ей драгоценный опыт, хитрости да тонкости нашего дела, как говорится.
Незнакомка снова зашлась смехом, и долгое время не могла успокоиться, представляя, как передает дочери «блядскую корону». Анна терпеливо ждала, пока волна внезапной радости, захлестнувшая проститутку, спадет. У новобранки было много вопросов по поводу нового увлечения, она жаждала услышать пояснения о тонкостях пикантной профессии. Из кабака вышел слегка пошатывающийся мужчина во френче, штанах с красными лампасами и высоких сапогах. Он пытался держаться прямо, но чрезмерное употребление алкоголя как будто заставляло землю вращаться быстрее, и бедолага бесконечно спотыкался о собственную обувь, при этом громко ругаясь. По внешнему виду трудно было разобрать, платежеспособен ли клиент, но судя по живому интересу к обступившим его девицам можно было предположить, что немного суровый гуляка почтенного возраста интересуется «товаром».
– Кто со мной пойдет, курочки мои? Денег не дам! Потому что по новому декрету бабы – всеобщая собственность. Выбираю любую и веду с собой. Коль откажется – обращусь, куда следует! – строго произнес нетрезвый оратор, после чего встал в позу, словно какой-нибудь греческий философ и процитировал текст из декрета, напечатанного в одной из провинциальных газет местными властителями-большевиками, который гласил: «все уклонившиеся от признания и проведения настоящего декрета в жизнь объявляются саботажниками, врагами народа и контрреволюционерами». После угроз пошляк принялся ловить визжащих девиц, бросившихся врассыпную. Идеей привлечь, а точнее – принудить, прекрасный пол к свободному соитию увлеклись многие мужчины низших классов. Озвученный посетителем трактира декрет был устаревший – восемнадцатого года, и в исполнение большевистская власть его не привела, что радовало не только продажных женщин, сохранивших свой заработок, но и обычных гражданок, которых миновала участь раздвигать ноги перед каждым желающим поразвлечься при этом абсолютно бесплатно. Один из лозунгов современности гласил: «Долой стыд!» и в его поддержку в некоторых населенных пунктах возникали предложения, касающиеся взаимоотношений между мужчинами и женщинами. В одной из областей объявили: «Каждая незамужняя женщина, начиная с 18-летнего возраста, объявляется достоянием государства и обязана зарегистрироваться в Бюро Свободной Любви, где мужчины в возрасте от 19 до 50 лет могут выбрать себе женщину независимо от ее желания». Некоторые любители поразвлечься частенько припоминали данную блажь, когда приходило время платить за услуги, предоставляемые уличными труженицами. Проституткам порой приходилось брать предоплату, чтобы не случались неприятные казусы.
– Деньги вперед – лучший уговор! Знаешь, сколько таких соколиков летает?! Все норовят урвать кусок любви за просто так – не затрачиваясь. Гнилой народец нынче, – смеясь, просипела Незнакомка, подхватив Анну под руку, и потащила ее в подворотню.
В темной стене от посторонних глаз была скрыта потайная дверь. В стороне послышались хлюпающие звуки. Анна внимательно присмотрелась и увидела пару: мужчина стоял спиной и, казалось, дрыгался в конвульсиях у стенки, женщину видно не было, о том, что она присутствует при половом акте, свидетельствовала лишь обнимающая его нога в светлом чулке.
– Заработок на скорую руку, – прокомментировала Незнакомка, громко воскликнув: – Эй, если доплатишь, мы можем посмотреть!
Насмешка была встречена в штыки: мужчина оскорбил жаждущую легкой наживы шутницу, а его дама, прижатая к стене, требовательным тоном подметила, что если сама не при работе, пусть не мешает другим. Анне было чуждо это жалкое зрелище, представив на мгновение себя на месте этой блудницы, прижатой к стене, она почувствовала, как к ее горлу подступает тошнота.
– Не обращай внимания! Чего-чего, а грубостей в твоей работе будет с горкой! И придется терпеть. Что ж делать… и куры, и цыпленки тоже хочут жить! А также пить, жрать и плясать! – подбодрила ее Незнакомка, громко забарабанив в дверь. Через мгновение послышался грубый мужской голос:
– Кого черт принес?
– Сильвупле, мой котик, окрой свой ротик! – произнесла она важным голосом и, подмигнув Анне, тихо прошептала ей на ухо: – Твое счастье, что ты меня встретила, Цыпа. Скоро мы с тобой заживем! Считай, что корона династии твоя!
– Какая корона? – удивленно уточнила Анна.
– Блядская! – выплюнула со смехом девица у стены, поправляющая свое платье. Мужчины, расплатившегося за быстрое «общение», уже не было.
Глава 4
Под крылом Незнакомки
Тяжелая дверь распахнулась словно огромная пасть. На удивление Анны внутри неосвещенного помещения стоял невысокий субтильный мужчина, хотя по его низкому и звучному голосу можно было предположить, что росту в нем будет метра два. В руках неказистый человек держал канделябр с тремя свечами, он поднес огонь ближе к девицам, чтобы рассмотреть их лица, после чего расплылся в добродушной улыбке и вежливо уточнил, глядя на Анну:
– Повеяло свежим ветром! Еще одна Незнакомка? Смена караула?
– Прикрой кочегарку, – строго произнесла Незнакомка, схватив свою новую приятельницу за руку, втащила ее в душное помещение, пропахшее потом, алкоголем и табаком. Анна с интересом смотрела по сторонам, но кроме стен землистого цвета и темноты, трусливо убегающей от огня, ничего видно не было.
– Следуйте за мной, – произнес мужчина с канделябром и неспешно направился по узкому коридору. Откуда-то слышался невеселый, вымученный смех и музыка. Сердце Анны всколыхнулось в такт сумасшедшему ритму, она ощутила волнение и трепет, подстегиваемые любопытством, и прибавила шаг, наткнувшись на впереди идущую Незнакомку.
– Спешишь навстречу своей судьбе, Цыпа? – с усмешкой произнесла проститутка, встряхнув неаккуратными черными буклями.
– Цыпа? – заинтересовался впереди идущий голос из темноты. – Грубо, но хлестко.
Все трое вышли в другой коридор – шире, чем предыдущий и освещенный керосиновыми лампами, прикрепленными под потолком, по правую сторону виднелись несколько хлипких дверей. Человек с канделябром пропустил вперед гостей и вежливо попрощался, пожелав Анне удачного вечера.
– С ним поаккуратнее! – посоветовала Незнакомка, убрав с лица маску радости. – Продаст за полкопейки.
Анна покорно кивнула, продолжив движение мимо дверей. Одна из них от сквозняка со скрипом приоткрылась, явив гнусное зрелище: на огромной кровати, втиснутой в тесное помещение без окна каким-то чудесным образом, покорно склонив голову, стоял на четвереньках абсолютно раздетый мужчина, а над ним возвышалась девица в корсете и хлестала его кожаным прутом, при этом дико гоготала, слушая жалобный стон и мольбы повторить удары.
– Работа – бей лежачего! – комментировала Незнакомка, подавляя смешок. – Когда я была помоложе, я тоже жила в борделе. Счастливые были денечки, надо заметить. Живешь и не думаешь ни о чем. Одежда и еда – казенные, клиентов приводят, делаешь, что они просят, а потом тебе деньжищ выдают целую пачку. И не знаешь, куда их девать! Я покупала всякие безделушки – фальшивые драгоценности, платья, сладости. Любила ходить на ярмарку… Это было еще до революции…
Она с грустью вздохнула, представляя себя на месте молоденькой грудастой пышки, порабощающей клиента, в тепле и комфорте. Осенняя столичная погода была мучением, уличные проститутки промерзали до костей в ожидании заработка и часто болели. Девица с хлыстом заметила, что за ней наблюдают, и, казалось, даже обрадовалась этому, движения ее стали более размашистые, словно она позировала.
– Есть у тебя деньги? – деловито уточнила Незнакомка у Анны, продолжив движение вниз по лестнице, ведущей в основной – подпольный – зал. Трактир был двухъярусный, с различными тайными ходами, чтобы в случае облавы его можно было легко покинуть. С основного входа можно было попасть в обычную питейную не привлекающую внимания властей, а этажом ниже гнездился разврат и распущенность с полуобнаженными дамами и вожделеющими их кавалерами.
– В первый день придется заплатить, даже если пойдет клиент, как нерка на нерест! Оставишь всю выручку – пропишешься, таковы правила, – инструктировала Надин. – Не старайся, но и не отлынивай. Если приглянешься хозяину, и он поймет, что от тебя будет прок в другие дни – выделит столик в кабаке без оплаты. Будешь приходить на рабочее место через ту дверь, в которую я тебя ввела. За еду и выпивку можно будет рассчитываться телом, но старайся этого не делать, а то подумают, что ты стоишь тарелку еды и рюмку водки. Комнаты для расчетов и просто для заработка ты видела.
– Та женщина в комнате… она тоже все это… за еду и выпивку? – робко уточнила Анна, с ужасом представив, как отрабатывает миску супа колошматя кого-нибудь хлыстом или, что еще хуже, не получив столик от хозяина трактира, «благодарит» за оказанное внимание в подворотне. – Ты права, не стоит торопиться… Нужно вникнуть… в тонкости этой профессии.
– Какие тут тонкости? Ноги раздвинула и вперед! А дальше, как пойдет! Следуй за желанием того, кто платит деньги! Может он захочет, чтобы ты на голове стояла нагишом!
– Могут попросить стоять на голове? – удивилась Анна, но не получила ответа, Незнакомка вывела ее в большой зал, заставленный столиками, погруженными в табачный дым. То, что там происходило, можно было назвать вакханалией. Стоял гул голосов, в котором запуталась незамысловатая мелодия из надрывающегося граммофона, несколько нетрезвых женщин танцевали, тщетно пытаясь привлечь внимание увлеченно общающихся между собой мужчин в дорогих фраках. Но некоторым полураздетым дамам все же повезло, они составляли компанию гостям кабака, много пили и громко смеялись, даже не дослушав шутки тех, кто оплатил их присутствие. На первый взгляд все выглядело бесшабашно, беззаботно, беспечно, но праздник был с привкусом драмы, потому как в веселых голосах слышалась женская тоска по нормальной жизни, не связанной с сомнительной деятельностью.
– Здесь товар дороже, чем на улице! – деловито произнесла Незнакомка и попросила крепкого, но юркого паренька с подносом усадить их за столик.
– Ты обзавелась деньжатами, Надин? Неужели дела на улице пошли в гору? – с усмешкой произнес половой по имени Клим, лукаво подмигнув ей.
– Не суй свой нос куда тебя не просят, щенок! – огрызнулась проститутка. Юмор о том, что тротуарные дни сочтены, ранил ее самолюбие. У дамы, чей вид был уже нетоварный, созрел план, благодаря которому она могла бы иметь заработок, не показывая носа на улице и оставаясь в теплой постели. Анну практичная куртизанка посчитала подарком, посланным небесами – наградой за труды и старания. Отцветшая уличная труженица по личному опыту знала, что мужчины любят трогательных и воспитанных нимф, и готовы платить в разы больше за время, проведенное в компании миловидной тоненькой, как ветка барышни, а уж оказаться с ней в кровати было пределом их мечтаний. Она была уверена, что из чистоплотной и аккуратной Анны, не испорченной вульгарщиной, могла бы получиться притягательная добытчица денежных знаков. Надин (или попросту Надежда) уже предвкушала хруст новеньких купюр, мечтая, что значительная часть заработка Цыпы осядет в ее карманах.
Половой подкрутил свои рыжие усики, напоминающие стрелки часов и посмотрел куда-то вверх. Анна проследила за взглядом: на втором этаже находилось окно, в котором был виден силуэт мужчины.
– Хозяин, – тихо прошипела Незнакомка. – Оценивает товар.
– Что оценивает? – уточнила Анна.
– Тебя оценивает! Не дрыгайся и улыбайся! Жаль, что одета ты как монахиня! Могла бы ножки приоткрыть и декольте! И волосы твои цыплячьи взлохматились! Выглядишь так, будто тебя прогнали из курятника! – выдохнула Надин, недовольно скуксившись. Она переживала, что хозяин посчитает Цыпу слишком блеклой, и потеряет к ней интерес, не оценив по достоинству.
Тень кивнула и показала какой-то знак из пальцев, и рыжеусый услужливый паренек, подпрыгнув на месте, воскликнул: «Ого!». Клим предложил девицам направиться к одному из лучших столиков, располагающихся вдоль стен, – это были специальные хорошо освещаемые места, где сидели размалеванные девицы и демонстрировали себя мужчинам, занимающим центральную часть зала.
– Велено подать вам шампанского! – произнес он восторженно, хлопнув по своему белому переднику с большим карманом посередине, и многозначительно посмотрел на Анну, всем своим видом выказывая уважение и заинтересованность.
– Шампанское? Сегодня? Нам?! – удивилась Надин.
– На чужой корешок не разевай роток! Это для забавного цыпленочка, которого ты сопровождаешь.
– Видимо, хозяин глаз на тебя положил! – прошептала Незнакомка не без зависти, но все же захлебываясь от радости: подобного финала вечера она никак не могла напророчить. – Скорее расстегни верхние пуговицы!
– Ты же сама рекомендовала не торопиться, – растерялась Анна, схватившись за гипюровый воротничок, будто пыталась его защитить. Платье ее было болотного цвета, весьма скромное и старомодное по сравнению с тем, что носили томные девицы в трактире. Однако если бы ее увидела Лидия Васильевна, то свалилась бы в обморок, посчитав, что ее дочь слишком вульгарна, потому как ткань на спине была из тонкой просвечивающей ткани.
– Мало ли что я говорила! – ворчала Надин, она была недовольна оказанным подопечной сопротивлением, потому что рассчитывала на безропотное подчинение. – Запомни, Цыпа: действовать надо по ситуации! Видишь, как фартит! Не упускай свой шанс, потому что молния два раза в одно место не бьет!
Надин комично вознесла руки к окошку, в котором по-прежнему виднелся мужской силуэт, и старательно поклонилась, словно на нее взирало божество. Анна не уподобилась спутнице, она заинтересовано оглядывалась по сторонам, подавляя кашель, вызванный табачным дымом. В трактире с продажными женщинами девушка была впервые, до этого мошенница посещала лишь игровые залы, где прославилась, как рассыпающаяся на части. Средь шумного трактирного бала, отчаянная Анна чувствовала себя вполне комфортно, но примечала колкие взгляды конкуренток.
– Кажется, тебя заметили, – подвела итог Незнакомка, с улыбкой наблюдая, как шушукаются разукрашенные состарившиеся куклы, сидящие за менее престижными столиками у противоположной стены. Через зал гарцевал половой, громко крикнув:
– Шампанское от Хозяина для Цыпы!
Через мгновение поднос с поблескивающей бутылкой оказался возле Анны. Ей понравилась эта фамильярность, и она захлопала в ладоши радостно, по-детски, словно ей вручили долгожданный новогодний подарок.
– Не припомню, чтобы здесь просто так бутылками французского пойла разбрасывались! – произнесла тихо Незнакомка. – Хотя по мне, лучше водки ничего нет! От него только отрыжка, да глаза, как у кролика красные становятся. Ерунда, одним словом!
– Я могу купить тебе водки, – предложила Анна, просияв. Она отпила немного жидкости из некрасивой емкости и заметила, что когда-то на балах напиток подавали в более изящной посуде.
– На балах, – тихо прокряхтела собеседница, никогда не бывавшая в высшем обществе.
– Ах, Надин, то были мои самые несчастливые времена… но и самые прекрасные, если уж разобраться. Как же все было красиво в те времена, со вкусом, с ароматом… Шампанское князя Голицина – его чествовали, будто это самый известный в мире тенор, а не напиток. Мне было совсем мало лет, но я отчетливо помню, как возымела мечту пить только голицинское шампанское…
Анна взглянула на Незнакомку, лицо которой вытянулось, а губы сложились в недовольную дугу. Она, конечно же, не понимала возвышенных речей мечтательницы и раздражалась от того, что чувствовала себя человеком темным. Проститутка сделала несколько глотков жидкости и закашлялась, выплюнув:
– Повеяло свежим ветром! Еще одна Незнакомка? Смена караула?
– Прикрой кочегарку, – строго произнесла Незнакомка, схватив свою новую приятельницу за руку, втащила ее в душное помещение, пропахшее потом, алкоголем и табаком. Анна с интересом смотрела по сторонам, но кроме стен землистого цвета и темноты, трусливо убегающей от огня, ничего видно не было.
– Следуйте за мной, – произнес мужчина с канделябром и неспешно направился по узкому коридору. Откуда-то слышался невеселый, вымученный смех и музыка. Сердце Анны всколыхнулось в такт сумасшедшему ритму, она ощутила волнение и трепет, подстегиваемые любопытством, и прибавила шаг, наткнувшись на впереди идущую Незнакомку.
– Спешишь навстречу своей судьбе, Цыпа? – с усмешкой произнесла проститутка, встряхнув неаккуратными черными буклями.
– Цыпа? – заинтересовался впереди идущий голос из темноты. – Грубо, но хлестко.
Все трое вышли в другой коридор – шире, чем предыдущий и освещенный керосиновыми лампами, прикрепленными под потолком, по правую сторону виднелись несколько хлипких дверей. Человек с канделябром пропустил вперед гостей и вежливо попрощался, пожелав Анне удачного вечера.
– С ним поаккуратнее! – посоветовала Незнакомка, убрав с лица маску радости. – Продаст за полкопейки.
Анна покорно кивнула, продолжив движение мимо дверей. Одна из них от сквозняка со скрипом приоткрылась, явив гнусное зрелище: на огромной кровати, втиснутой в тесное помещение без окна каким-то чудесным образом, покорно склонив голову, стоял на четвереньках абсолютно раздетый мужчина, а над ним возвышалась девица в корсете и хлестала его кожаным прутом, при этом дико гоготала, слушая жалобный стон и мольбы повторить удары.
– Работа – бей лежачего! – комментировала Незнакомка, подавляя смешок. – Когда я была помоложе, я тоже жила в борделе. Счастливые были денечки, надо заметить. Живешь и не думаешь ни о чем. Одежда и еда – казенные, клиентов приводят, делаешь, что они просят, а потом тебе деньжищ выдают целую пачку. И не знаешь, куда их девать! Я покупала всякие безделушки – фальшивые драгоценности, платья, сладости. Любила ходить на ярмарку… Это было еще до революции…
Она с грустью вздохнула, представляя себя на месте молоденькой грудастой пышки, порабощающей клиента, в тепле и комфорте. Осенняя столичная погода была мучением, уличные проститутки промерзали до костей в ожидании заработка и часто болели. Девица с хлыстом заметила, что за ней наблюдают, и, казалось, даже обрадовалась этому, движения ее стали более размашистые, словно она позировала.
– Есть у тебя деньги? – деловито уточнила Незнакомка у Анны, продолжив движение вниз по лестнице, ведущей в основной – подпольный – зал. Трактир был двухъярусный, с различными тайными ходами, чтобы в случае облавы его можно было легко покинуть. С основного входа можно было попасть в обычную питейную не привлекающую внимания властей, а этажом ниже гнездился разврат и распущенность с полуобнаженными дамами и вожделеющими их кавалерами.
– В первый день придется заплатить, даже если пойдет клиент, как нерка на нерест! Оставишь всю выручку – пропишешься, таковы правила, – инструктировала Надин. – Не старайся, но и не отлынивай. Если приглянешься хозяину, и он поймет, что от тебя будет прок в другие дни – выделит столик в кабаке без оплаты. Будешь приходить на рабочее место через ту дверь, в которую я тебя ввела. За еду и выпивку можно будет рассчитываться телом, но старайся этого не делать, а то подумают, что ты стоишь тарелку еды и рюмку водки. Комнаты для расчетов и просто для заработка ты видела.
– Та женщина в комнате… она тоже все это… за еду и выпивку? – робко уточнила Анна, с ужасом представив, как отрабатывает миску супа колошматя кого-нибудь хлыстом или, что еще хуже, не получив столик от хозяина трактира, «благодарит» за оказанное внимание в подворотне. – Ты права, не стоит торопиться… Нужно вникнуть… в тонкости этой профессии.
– Какие тут тонкости? Ноги раздвинула и вперед! А дальше, как пойдет! Следуй за желанием того, кто платит деньги! Может он захочет, чтобы ты на голове стояла нагишом!
– Могут попросить стоять на голове? – удивилась Анна, но не получила ответа, Незнакомка вывела ее в большой зал, заставленный столиками, погруженными в табачный дым. То, что там происходило, можно было назвать вакханалией. Стоял гул голосов, в котором запуталась незамысловатая мелодия из надрывающегося граммофона, несколько нетрезвых женщин танцевали, тщетно пытаясь привлечь внимание увлеченно общающихся между собой мужчин в дорогих фраках. Но некоторым полураздетым дамам все же повезло, они составляли компанию гостям кабака, много пили и громко смеялись, даже не дослушав шутки тех, кто оплатил их присутствие. На первый взгляд все выглядело бесшабашно, беззаботно, беспечно, но праздник был с привкусом драмы, потому как в веселых голосах слышалась женская тоска по нормальной жизни, не связанной с сомнительной деятельностью.
– Здесь товар дороже, чем на улице! – деловито произнесла Незнакомка и попросила крепкого, но юркого паренька с подносом усадить их за столик.
– Ты обзавелась деньжатами, Надин? Неужели дела на улице пошли в гору? – с усмешкой произнес половой по имени Клим, лукаво подмигнув ей.
– Не суй свой нос куда тебя не просят, щенок! – огрызнулась проститутка. Юмор о том, что тротуарные дни сочтены, ранил ее самолюбие. У дамы, чей вид был уже нетоварный, созрел план, благодаря которому она могла бы иметь заработок, не показывая носа на улице и оставаясь в теплой постели. Анну практичная куртизанка посчитала подарком, посланным небесами – наградой за труды и старания. Отцветшая уличная труженица по личному опыту знала, что мужчины любят трогательных и воспитанных нимф, и готовы платить в разы больше за время, проведенное в компании миловидной тоненькой, как ветка барышни, а уж оказаться с ней в кровати было пределом их мечтаний. Она была уверена, что из чистоплотной и аккуратной Анны, не испорченной вульгарщиной, могла бы получиться притягательная добытчица денежных знаков. Надин (или попросту Надежда) уже предвкушала хруст новеньких купюр, мечтая, что значительная часть заработка Цыпы осядет в ее карманах.
Половой подкрутил свои рыжие усики, напоминающие стрелки часов и посмотрел куда-то вверх. Анна проследила за взглядом: на втором этаже находилось окно, в котором был виден силуэт мужчины.
– Хозяин, – тихо прошипела Незнакомка. – Оценивает товар.
– Что оценивает? – уточнила Анна.
– Тебя оценивает! Не дрыгайся и улыбайся! Жаль, что одета ты как монахиня! Могла бы ножки приоткрыть и декольте! И волосы твои цыплячьи взлохматились! Выглядишь так, будто тебя прогнали из курятника! – выдохнула Надин, недовольно скуксившись. Она переживала, что хозяин посчитает Цыпу слишком блеклой, и потеряет к ней интерес, не оценив по достоинству.
Тень кивнула и показала какой-то знак из пальцев, и рыжеусый услужливый паренек, подпрыгнув на месте, воскликнул: «Ого!». Клим предложил девицам направиться к одному из лучших столиков, располагающихся вдоль стен, – это были специальные хорошо освещаемые места, где сидели размалеванные девицы и демонстрировали себя мужчинам, занимающим центральную часть зала.
– Велено подать вам шампанского! – произнес он восторженно, хлопнув по своему белому переднику с большим карманом посередине, и многозначительно посмотрел на Анну, всем своим видом выказывая уважение и заинтересованность.
– Шампанское? Сегодня? Нам?! – удивилась Надин.
– На чужой корешок не разевай роток! Это для забавного цыпленочка, которого ты сопровождаешь.
– Видимо, хозяин глаз на тебя положил! – прошептала Незнакомка не без зависти, но все же захлебываясь от радости: подобного финала вечера она никак не могла напророчить. – Скорее расстегни верхние пуговицы!
– Ты же сама рекомендовала не торопиться, – растерялась Анна, схватившись за гипюровый воротничок, будто пыталась его защитить. Платье ее было болотного цвета, весьма скромное и старомодное по сравнению с тем, что носили томные девицы в трактире. Однако если бы ее увидела Лидия Васильевна, то свалилась бы в обморок, посчитав, что ее дочь слишком вульгарна, потому как ткань на спине была из тонкой просвечивающей ткани.
– Мало ли что я говорила! – ворчала Надин, она была недовольна оказанным подопечной сопротивлением, потому что рассчитывала на безропотное подчинение. – Запомни, Цыпа: действовать надо по ситуации! Видишь, как фартит! Не упускай свой шанс, потому что молния два раза в одно место не бьет!
Надин комично вознесла руки к окошку, в котором по-прежнему виднелся мужской силуэт, и старательно поклонилась, словно на нее взирало божество. Анна не уподобилась спутнице, она заинтересовано оглядывалась по сторонам, подавляя кашель, вызванный табачным дымом. В трактире с продажными женщинами девушка была впервые, до этого мошенница посещала лишь игровые залы, где прославилась, как рассыпающаяся на части. Средь шумного трактирного бала, отчаянная Анна чувствовала себя вполне комфортно, но примечала колкие взгляды конкуренток.
– Кажется, тебя заметили, – подвела итог Незнакомка, с улыбкой наблюдая, как шушукаются разукрашенные состарившиеся куклы, сидящие за менее престижными столиками у противоположной стены. Через зал гарцевал половой, громко крикнув:
– Шампанское от Хозяина для Цыпы!
Через мгновение поднос с поблескивающей бутылкой оказался возле Анны. Ей понравилась эта фамильярность, и она захлопала в ладоши радостно, по-детски, словно ей вручили долгожданный новогодний подарок.
– Не припомню, чтобы здесь просто так бутылками французского пойла разбрасывались! – произнесла тихо Незнакомка. – Хотя по мне, лучше водки ничего нет! От него только отрыжка, да глаза, как у кролика красные становятся. Ерунда, одним словом!
– Я могу купить тебе водки, – предложила Анна, просияв. Она отпила немного жидкости из некрасивой емкости и заметила, что когда-то на балах напиток подавали в более изящной посуде.
– На балах, – тихо прокряхтела собеседница, никогда не бывавшая в высшем обществе.
– Ах, Надин, то были мои самые несчастливые времена… но и самые прекрасные, если уж разобраться. Как же все было красиво в те времена, со вкусом, с ароматом… Шампанское князя Голицина – его чествовали, будто это самый известный в мире тенор, а не напиток. Мне было совсем мало лет, но я отчетливо помню, как возымела мечту пить только голицинское шампанское…
Анна взглянула на Незнакомку, лицо которой вытянулось, а губы сложились в недовольную дугу. Она, конечно же, не понимала возвышенных речей мечтательницы и раздражалась от того, что чувствовала себя человеком темным. Проститутка сделала несколько глотков жидкости и закашлялась, выплюнув: