Вильмонт Екатерина Николаевна. Хочу бабу на роликах!

   – Вам хочется правнуков? – улыбнулась я.
   – Нет, детка, я об этом даже не думала, просто я знаю, жизнь без детей – это невесело, плохо, а мне хочется, чтобы у тебя все было хорошо. Знаешь, ты должна будешь приехать ко мне, у нас в Израиле прекрасная медицина, я покажу тебя лучшим врачам. Ты сможешь ко мне приехать?
   – Не знаю, я не думала… Наверное…
   – Саша, я хочу познакомиться с твоим мужем!
   – Я обязательно это устрою! – горячо пообещала я. – А вы в Москву надолго?
   – Я улетаю через десять дней!
   – Я вас познакомлю! Знаете что, послезавтра у него спектакль, он играет Кристиана в «Сирано». Хотите пойти?
   – «Сирано де Бержерак»? О, с удовольствием, помню, я видела еще Рубена Симонова в роли Сирано…
   – А после спектакля можно поехать к нам!
   – О нет, после спектакля – это поздно, у меня, Сашенька, уже нет на это сил.
   – Тогда пойдемте в театр послезавтра, а в субботу приходите к нам! Я что-нибудь вкусненькое приготовлю.
   – Ты хорошо готовишь?
   – Говорят, да. Так вы согласны, Мария Львовна?
   – Разумеется, согласна. Только, пожалуйста, говори мне «ты», и не надо имени-отчества, лучше просто «бабушка».
   – Хорошо, я попробую, но, наверное, сразу у меня не получится.
   – Сашенька, а ты не могла бы завтра в это же время прийти опять сюда, мне не хочется ни одного дня терять… Теперь, когда я обрела тебя…
   – Я приду! Я обязательно приду! – горячо заверила я. – А сейчас, наверное, уже побегу… вы устали, и я тоже, честно говоря, столько волнений, вам надо отдохнуть…
   – Действительно, столько волнений. Но должна сказать, Саша, впервые после смерти Вени я чувствую себя почти счастливой.
   Мы нежно обнялись на прощание, и я ушла. Меня трясло и колотило. Мне отчего-то было страшно, словно я подошла к какому-то рубежу… На Арбате было шумно и оживленно, а мне хотелось тишины и покоя. Но, представив себе, что буду до глубокой ночи сидеть дома одна, я заколебалась, ехать ли домой. Нет, я поеду сейчас к Ульяше. Ульяша – моя старшая подруга. Она живет одна, и к ней вполне можно заявиться без звонка. Ульяша была подругой мамы, а теперь стала моей… Она одинокая интеллигентная женщина, немного, может быть, странная, но добрая, умная и меня обожает, как, впрочем, и я ее. Кстати, она ведь может знать о том, что мой настоящий отец – этот Веня…
   – Александра, что за пожар? – воскликнула она, открыв мне дверь. – Твой красавец наставил тебе рога?
   – Уля, а разве женщинам наставляют рога? – не придумала я ничего умнее.
   – Ага, значит, ты ему рога наставила? Давно пора! Твоя верность набивает оскомину. Сашка, что за дела? Ты почему такая зеленая? – вдруг сменила тон Ульяша.
   – Уля, ты знаешь, кто такой Вениамин Демшицкий?
   – Опаньки!
   – Так знаешь или не знаешь?
   – Знала когда-то такого. Он был диссидент, красивый малый, кажется, математик. А что?
   – Это все, что ты о нем знаешь?
   – Сашка, что ты придуриваешься?
   – Нет, это ты придуриваешься! Ты знаешь, кем он мне приходится?
   – Опаньки!
   – Да что ты заладила «опаньки» да «опаньки»?
   – Ну я не знаю, что и сказать…
   – Скажи как есть, я все равно уже в курсе.
   – Откуда?
   – От верблюда!
   – Александра, ты что себе позволяешь? Я тебе в матери гожусь!
   – Прости.
   – Ладно уж, прощаю, не хотела говорить, но раз ты в курсе… Слушай, если ты уже все знаешь, то за каким чертом тебе мой ответ? Но хотела бы я услышать, какая тварь тебе проболталась?
   – Не тварь, а бабушка.
   – Какая еще бабушка? – вытаращила глаза Ульяша.
   – Моя бабушка, мать Демшицкого.
   – Опаньки!
   – Уля! – завопила я.
   – Ах да, прости. Откуда взялась вдруг эта бабушка?
   – Из Израиля. Приехала со мной познакомиться, и я сейчас у нее была. Это как гром среди ясного неба, я чего угодно ожидала, когда шла к ней, но только не этого…
   – Воображаю! Ну и как ты отнеслась?
   – Я в смятении, если честно. Понимаешь, я ведь все равно всегда буду считать отцом папу, моего папу… И вдруг еще какой-то отец. Я думала, это только в кино бывает…
   – Кино – штука довольно приближенная к жизни, должна тебе заметить, особенно мелодрамы. Когда-то в юности я тоже вдруг узнала, что мой отец не мой отец, а узнав, поделилась с одной подругой, так оказалось, что у нее такая же история.
   – Обалдеть!
   – Ах, Сашка, в этой жизни обалдевать приходится довольно часто. Ну и что от тебя хочет эта бабушка? Любви, что ли?
   – Ну вроде да…
   – А больше ничего?
   – А чего можно от меня хотеть? Что у меня есть? Блоха в кармане?
   – И Глеб на аркане! – захохотала Уля. – Между прочим, это может вскоре оказаться некоторой ценностью, Я вчера была в одном доме, так там две юницы просто подыхали от восторга по поводу господина Ордынцева. Он, дескать, самый красивый мужик в Москве и Московской области, едва не загубленный талант и безусловно восходящая звезда!
   – Правда? – обрадовалась я.
   – Чего ты ликуешь? Это ни к чему хорошему не приведет, – горестно покачала головой Ульяша. – Впрочем, черт с ним, расскажи лучше про бабку. Кстати, а Демшицкий сам побоялся приехать?
   – Он умер.
   – Ох ты господи, я не знала. А старушка решила найти внучку… Что ж, логично.
   – Она хочет, чтобы я поехала к ней, она там покажет меня врачам, чтобы я могла родить.
   – Опаньки! Круто берется. Между прочим, ты пока и нашим врачам не показывалась. Могла бы уж давно… Хотя что бы вы ели, если б ты не работала? Но сейчас, конечно, все меняется. Похоже, твой Глебчик и вправду в звезды выбивается… Ох, Сашка, тебе будет трудно.
   – А когда мне было легко? – пожала я плечами. – Даже если у Глебки голова закружится от успехов, я сумею ему все объяснить, он же умный и меня любит, ты ведь знаешь.
   – Знать-то я знаю, но… Впрочем, чего раньше времени каркать. Ты его с бабкой знакомить собираешься?
   – А как же!
   – Сашка, вот тут я не уверена…
   – Что ты хочешь сказать? – удивилась я.
   – Принимая во внимание характер твоей свекрови…
   – При чем тут свекровь?
   – Ведь она тоже узнает о бабке, правда?
   – Ну и что? Это не позор.
   – На твой взгляд. И на мой тоже, но за эту особу я не поручусь.
   – Да ей-то что за дело?
   – Ну, во-первых, она, по моим наблюдениям, не чужда антисемитизма, это раз, во-вторых, жуткая ханжа.
   – Уля, мне на нее наплевать с высокого дерева!
   – Что ж, наплевать так наплевать.
   – Как ты себе это представляешь? У меня появилась бабушка, совершенно очаровательная старушка, которой я нужна, и я скрою ее от мужа, так? На что это похоже?
   – Ты когда собираешься их знакомить?
   – В субботу! А в пятницу поведу ее на «Сирано». Слушай, ты тоже приходи к нам в субботу, обязательно! Я тебя с ней познакомлю!
   – Думаешь, это удобно?
   – А что ж тут неудобного? Она хочет познакомиться с моими близкими, а ты не близкая, что ли?
   – И Светика позовешь?
   – Ни за что! Не желаю ее постную рожу видеть. Она-то мне не близкий человек, правда? Да и Глеб не любит, когда она с гостями… вечно что-нибудь ляпнет… Так ты придешь?
   – Дурацкий вопрос, конечно, приду. Мне очень интересно. Только, Сашка, скажи, когда ты с ней теперь увидишься, с бабкой новоявленной?
   – Завтра, после работы.
   – Да, между прочим, я хотела сказать… Сашка, боюсь, тебе надо бросить работу.
   – И ты туда же! Сама меня устроила… Мне вчера и свекруха уже советовала бросить работу, а Глеб просто требует. Кстати, ему ведь предложили роль…
   Я рассказала Ульяше об открывшихся перспективах.
   – Сашка, немедленно ищи себе замену. Надо уходить с этой работы. Для жены знаменитости занятие недопустимое, еще почище проституции.
   – Ну ты даешь! – расхохоталась я.
   – Правда, правда! Сама попадешь в неловкое положение и всех тоже подведешь, и Миловановых, и Глеба… И еще, Сашка, тебе надо срочно заняться своей внешностью! Ты себя безбожно запустила!
   – Слушай, ты что, с моей свекровью сговорилась? Кажется, первый раз в жизни вы с ней дудите в одну дуду.
   – Опаньки! Это сильно меня компрометирует. Но, видимо, здесь наблюдается единство противоположностей.
 
   Домой я приплелась уже неживая. Глеба еще не было. Я приняла душ и без сил рухнула в постель.
   Утром я вскочила ни свет ни заря, приготовила Глебу горячий завтрак и пошла его будить, ему сегодня надо к одиннадцати на радио. Вчера я даже не слышала, когда он вернулся.
   – Санька, ты вчера так умаялась, что даже не шелохнулась, когда я пришел. Ты подала заявление?
   – Подала, – ответила я, иначе он раскричался бы. – Только меня просили поработать, пока не найдут замену, понимаешь?
   – Да сейчас таких бухгалтеров, как ты, пруд пруди, – засмеялся он. – Я вообще удивляюсь, как они тебя столько времени держали.
   – Глеб, я хочу завтра сходить в театр, на «Сирано».
   – Да? Иди, в чем проблема?
   – Нет, мне нужно два билета, и желательно на хорошие места.
   – С кем это ты собралась? – насторожился Глеб.
   – С одной знакомой. Она старенькая, хочет на тебя посмотреть поближе. Сделаешь?
   – Что за знакомая? – спросил он, взглянув на часы.
   Я поняла, что он спешит и ему сейчас не до моих дел. Ладно, расскажу вечером.
   – Дальняя родственница мамы. Она приехала в Москву и…
   – Понятно, провинциальная старушка? Ладно, будут тебе билеты. Все, Санька, я побежал!
   – Куда, тебе же к одиннадцати?
   – Здрасте! Мне к половине десятого на встречу с итальянцами, а потом на радио. Все, чао!
   Он унесся. Эк его закрутило! Но это же прекрасно!
   Как вспомню Глеба целыми днями валяющимся на старом диване, глядя в потолок… Нет уж, пусть лучше крутится с утра до ночи, ему это куда полезнее.
   Я быстренько оделась и выскочила из дома. И опять увидела красные буквы «Хочу бабу на роликах!». А может, мне ролики завести? Чтобы похудеть, а то я в старые юбки почти уже не влезаю. Я решила сегодня немного пораньше прийти на работу, чтобы застать хозяев. Но я могла не торопиться, Тамара Игоревна встретила меня с опухшим, покрасневшим носом и воспаленными глазами.
   – Саша, как хорошо, что вы пораньше пришли, не могли бы вы мне поставить горчичники на спину? А то Семен Иванович ни за что не соглашается, боится.
   – Горчичники поставить боится? – удивилась я.
   – Представьте себе, – она тоже усмехнулась, но невесело, – он вообще ненавидит любые медицинские процедуры. А вы, надеюсь, не боитесь?
   – Ну банки ставить я бы не взялась, а горчичники запросто.
   Когда я налепила хозяйке на спину горчичники, прикрыла их махровым полотенцем и укутала ее теплым одеялом, она попросила:
   – Саша, посидите со мной, а то скучно лежать, в такой позе – ни телевизор не посмотришь, ни книжку не почитаешь. Как у вас дела, Саша?
   Момент, конечно, не самый подходящий, но с другой стороны…
   – Тамара Игоревна, вы знаете, мне придется от вас уйти.
   – Что? – дернулась она. – Уйти?
   – Да. У меня так все складывается…
   – Я этого ждала, – вздохнула Тамара Игоревна. – Ваш муж пошел в гору…
   – Но разве вы знаете? – растерялась я.
   – Знаю, Сашенька. Просто я вам не говорила, не хотела вас смущать. Но Ульяна мне с самого начала сказала, кто вы. И не волнуйтесь, я не собираюсь сообщать прессе пикантные подробности семейной жизни будущей звезды, вас ведь это беспокоит?
   – Нет, но я… Вы тоже считаете, что Глеб – будущая звезда?
   – Несомненно. У меня на работе девушки уже обсуждают его. Восхищаются, млеют.
   – Но почему? Ведь сериал еще не вышел…
   – Они в театр бегают специально смотреть на Ордынцева.
   – Тамара Игоревна!
   – Нет, правда, правда, Саша. Он дождался своего звездного часа. И всем этим он, между прочим, обязан вам.
   – Нет, – засмеялась я, – ведь это он красивый и талантливый, а не я.
   – Я знаю, что вы скромная женщина. Но мой вам совет, Сашенька, будьте настороже, сейчас очень серьезный момент в вашей жизни наступает. И простите меня за некоторую бестактность, но вам надо заняться собой.
   – Да-да, я знаю, но ведь это требует больших денег, а их у нас пока еще нет. И тем более если я уйду с работы…
   – Саша, когда вы хотите уйти?
   – Я не знаю, наверное, надо кого-то подыскать на мое место, а до тех пор я поработаю, вы не думайте, Тамара Игоревна.
   – Я сегодня же позвоню одной знакомой, она говорила, что у нее есть на примете хорошая женщина. И если выгорит, то с понедельника считайте себя свободной.
   – Вы не обиделись?
   – Сашенька, помилуйте, какие обиды? Надеюсь, что за эти годы и я вас ничем не обидела.
   – Боже упаси!
   – Вот и чудесно. Кстати, Саша, если вам понадобится хорошая косметичка, я вам порекомендую…
   – Спасибо. Но пока мне это не по карману…
   – Надеюсь, скоро вам это будет по карману! Очень вам этого желаю.
   – Спасибо, спасибо за все.
   И я взялась за уборку. Настроение у меня было просто великолепное, что называется, душа пела.
   Все, буквально все твердят, что Глеб звезда! Я-то всегда это знала, но другие почему-то упорно не желали это признать, а вот теперь… Вероятно, он вошел в свой звездный возраст. И теперь есть спрос на красивых мужчин в кино и на телевидении, а Глеб ведь еще и очень талантлив. И мы любим друг друга, несмотря на четырнадцать трудных лет, а значит, все у нас будет прекрасно, просто замечательно, а теперь еще и бабушка у меня появилась… Почему же я все-таки ничего Глебу о ней не сказала? Он сегодня слишком спешил, о таких вещах нельзя говорить второпях.
   Я что есть сил надраивала плиту, когда в кухню пришла Тамара Игоревна:
   – Саша, вы опять без перчаток, сколько раз я вам говорила – работать нужно в перчатках!
   – Не могу, Тамара Игоревна, руки в перчатках устают, и еще мне кажется, вся грязь остается, если в перчатках…
   – Саша, хочу вам сказать, что вы можете уже завтра быть свободны. Я позвонила, и та женщина завтра придет. Пока я дома, введу ее в курс дела.
   – Вот здорово! – возликовала я. – Спасибо вам!
   – Это вам, Саша, спасибо. С тех пор как вы появились в нашем доме, я горя не знала. А руки вам все-таки надо беречь!
   – Начну беречь их с завтрашнего дня! – пообещала я.
   Вечером, прощаясь со мной, Тамара Игоревна расчувствовалась и кроме причитающихся мне денег подарила флакон французских духов «Поэма» и сказала:
   – Саша, а вот еще на счастье вам шарф от Армани. Очень шикарная фирма! Пусть он станет символом новой звездной жизни для вас!
   Мы расцеловались, у обеих глаза были на мокром месте. И я ушла. Шарфик лежал в роскошной фирменной коробке, духи были запечатаны, а мне не терпелось их понюхать и разглядеть шарфик. Но не заниматься же этим на улице. Ничего, у бабушки посмотрю, решила я. У бабушки! С ума сойти!
   Бабушка встретила меня сияющей улыбкой.
   – Саша, я соскучилась уже!
   – Я тоже!
   – А почему ты так сияешь?
   – По-моему, у меня началась светлая полоса!
   – Вот и чудно! А я испекла для тебя пирожок с яблоками, ты любишь?
   – Очень, спасибо!
   Мы пили чай, болтали, рассматривали подарки Тамары Игоревны, бабушка их очень одобрила, а потом сказала:
   – Саша, я тоже хочу тебе что-то подарить. У меня есть для тебя неплохой подарок, но его я отдам в последний день, а пока… Ты не обидишься, если мы завтра утречком пойдем в хороший магазин и купим тебе что-нибудь, а?
   – Что? – растерялась я. – Зачем, что вы!
   – Мне хочется. Я ведь не знала тебя, не могла привезти тебе ничего, я хотела колечко, но не знала даже, какой у тебя размер…
   – Да куда мне колечки, руки не те…
   – Вот! Я узнала специально, что в Москве тоже наращивают ногти, и, более того, уже связалась с одной милейшей девушкой, которая приходит на дом. У тебя сразу будут совсем другие руки. Правда, в Москве я опасаюсь покупать кольца, да и, честно говоря, ничего приличного я не видела, но ты приедешь ко мне в Израиль, и уж там-то мы выберем. Моя соседка по дому как раз торгует бриллиантами в отеле «Хайят» на Мертвом море. Мы к ней поедем, и ты выберешь сама, а она даст нам все мыслимые скидки, она очень милая женщина…
   Сказать по правде, меньше всего на свете меня волновали бриллианты. Никогда я о них не мечтала.
   Если мне и хотелось что-то из предметов роскоши, то только легкую, изящную шубку. Но не говорить же об этом бабушке, а то она, чего доброго, помчится мне ее покупать, а на дворе уже весна… Да и вообще.
   Я же не знаю, сколько у нее денег, я вовсе не хочу разорять старушку. Пусть помечтает о том, как будет покупать мне бриллианты на Мертвом море… У меня голова шла кругом от всего этого. И мне вдруг безумно захотелось поехать в Израиль, теперь это уже не представлялось несбыточным желанием…
   – Конечно, наш Арад – скучнейшее место, хотя он чистенький, цветов масса, зелени, и близко от Мертвого моря, но я там живу из-за астмы. Климат идеальный для астматиков. Но ты поездишь по всей стране, увидишь столько всего интересного. У меня чудесная квартира, двухэтажная, с громадным балконом, выходящим на пустыню. Тебе понравится, я уверена. И к тому же я завещаю эту квартиру тебе.
   – Что? – ошалела я.
   – Да-да, кому же еще? Захочешь, продашь, а может, сохранишь и будешь иногда приезжать вместе с мужем…
   Увидев мое совершенно обалдевшее лицо, она засмеялась:
   – Саша, девочка, теперь тебе станет жить легче, я буду помогать по мере сил, я вот смотрю на тебя и чувствую родственную душу… Я так счастлива, что на старости лет у меня появилась внучка. Значит, ты говоришь, завтра тебе уже не нужно на работу?
   – Да.
   – В таком случае я сейчас же позвоню Верочке.
   – Кто это – Верочка?
   – Маникюрша. Она приедет и приведет в порядок твои руки.
   И бабушка отправилась звонить Верочке.
   – В половине одиннадцатого она будет здесь. Эта процедура займет не меньше двух часов. А потом мы поедем в магазин и купим тебе красивое платье и туфли, чтобы ты пошла в театр очень элегантной. И не спорь, бабушку надо слушаться.
   Я смотрела на нее во все глаза и чувствовала себя героиней дурацких женских романов, которых начиталась однажды, лежа в больнице. Только мне казалось что в жизни такого быть не может, во всяком случае, в моей жизни. Нет, точно, не зря мне подмигнула белая кошка!
   – Сашенька, ты почему молчишь?
   – А я не знаю, что говорить.
   Она радостно засмеялась:
   – До чего же приятно на старости лет оказаться в роли доброй феи.
   – Наверное, – улыбнулась я. – Только вот Золушка уже престарелая.
   – Саша, не смей так говорить! Тебе только тридцать три, у тебя все впереди, поверь мне! У нас обеих есть повод радоваться жизни, а это великолепно!
   Я не могла с ней не согласиться.
 
   Вечером я включила телевизор и уселась на диван, поставив перед собой мисочку с теплой водой, куда выдавила пол-лимона, чтобы немного привести в божеский вид свои руки. Я и впрямь их безобразно запустила. У меня теперь будет другая жизнь, эта мысль возвращалась ко мне вновь и вновь, а я совсем не готова к новой жизни. Я абсолютно ничего не воспринимала из того, что видела на экране. И тут зазвонил телефон.
   – Сашка, немедленно включай телевизор, – раздался голос Глеба. – РТР! – И он бросил трубку.
   Я переключилась на второй канал. Там как раз заканчивались «Вести», и вдруг я увидела Глеба. Он стоял возле театра, а молоденькая корреспондентка спрашивала у него, правда ли, что он получил какой-то приз. От волнения я не разобрала даже, о чем речь.
   Он обворожительно улыбнулся и скромно ответил:
   «Да, получил». И добавил, что счастлив. Это очень почетный приз. И на этом все кончилось. Пошла реклама.
   И тут же опять зазвонил телефон. Ульяша.
   – Санька, поздравляю! Я так за тебя рада!
   – Уля, – взмолилась я, – что это было? Какой приз, я не поняла…
   – В Чехии Глеба назвали лучшим иностранным актером года.
   – В Чехии?
   – Ну он же был в Праге, ты сама говорила!
   – Ну да, с театром. Он там заменил Юльского в «Горе от ума»… Неожиданный ввод…
   И тут только до меня дошло. Премьер их театра Юльский чем-то отравился, и Глеб заменил его в роли Чацкого. Он говорил, что имел большой успех, так радовался, а потом, в Москве, ему больше не дали сыграть Чацкого, и вот теперь…
   – Уля, неужели это приз за Чацкого?
   – Я точно не знаю. А что он еще там играл?
   – Да ничего, только Репетилова в двух первых спектаклях, а потом Чацкого…
   – Ну вот! Чехи смогли оценить его диапазон! Сперва Репетилов, а потом Чацкий! Это действительно класс! Я помню, Чацкого когда-то дивно играл Никита Подгорный, а потом он же через много лет блистательно сыграл Репетилова. А твой Глеб умудрился за одну неделю все провернуть. Поздравляю, Сашка, это здорово! Но, боюсь, Юльский его со свету сживет!
   – Теперь уже не сживет! Теперь Глеб настоящая звезда! Улька, я так счастлива, так счастлива! Все, не могу больше телефон занимать, вдруг Глеб прозвонится, это он мне велел включить телевизор!
   Едва я положила трубку, как телефон снова зазвонил.
   – Сашенька, поздравляю! Страшно рада за вас с Глебом! – Это была Ангелина Семеновна, педагог Глеба по ГИТИСу. Она всегда его обожала, верила в его звезду, как она сама говорила. – Вот видите, Саша, мои пророчества сбылись. От всей души радуюсь за вас обоих. Долго пришлось ждать признания, но лучше поздно, чем никогда. Это и ваша заслуга!И обязательно передайте мои поздравления Светлане Георгиевне.
   Я похолодела. А вдруг она еще не в курсе? Это будет смертельная обида! К счастью, Ангелина Семеновна не стала долго болтать. Я сразу набрала номер свекрови, но у нее было глухо занято. Значит, кто-то ей уже звонит. Тогда я позвонила бабушке.
   Как же она радовалась за меня! Сама она не видела «Вестей», но сказала, что непременно посмотрит следующий выпуск. И тут же позвонили в дверь. Это была Лика, соседка со второго этажа.
   – Саша, ты видела? Класс! Молодец Глеб! Поздравляю! Он дома?
   – Нет, он мне позвонил в последний момент, велел включить телевизор, и все.
   – Сашка, ты что такая очумелая?
   – Сама не знаю, столько всего сразу свалилось хорошего, а я не привыкла…
   – Кончай эту фигню! Надо радоваться жизни, раз такое дело! Между прочим, у тебя выпивка есть?
   – Ты хочешь выпить? – удивилась я.
   – Дело не во мне, хотя есть повод, но я просто уверена, что Глеб притащит целую кодлу, чтобы обмыть радостное событие!
   – Он бы меня предупредил… – растерялась я.
   – Ладно, я сейчас Виктора сгоняю, он все купит!
   – Лика, у Глеба сегодня съемки, вряд ли он кого-то притащит…
   В дверь опять позвонили. Это явился Гена, школьный друг Глеба, живущий неподалеку.
   – Александра, Александра, – с порога запел он, – этот парень наш с тобою, ты вглядись в его лицо! Что бы ни было в начале, миновали все печали! Но гляди, не потеряй ты обручальное кольцо!
   – Ну ты даешь! – восхитилась Лика. – В своем репертуаре!
   Гена обожал переиначивать тексты известных песен. Иногда это получалось очень смешно, а иногда вполне топорно. Работал Гена менеджером в какой-то фармацевтической фирме, хотя в свое время окончил энергетический институт.
   – Сашка, у тебя выпить есть? По такому поводу грех не выпить!
   – Что я говорила! – с торжеством воскликнула Лика.
   – У меня есть початая бутылка! – вспомнила я.
   – Бутылка чего? – деловито осведомился Гена.
   – Водки.
   – Годится по рюмашке дернуть! А напиваться ни-ни! Только в субботу вечером можно напиться со спокойной совестью.
   – А в пятницу, что ли, нельзя? – удивилась Лика.
   – Мне – ни-ни! В субботу утром работаю, капиталисты чертовы эксплуатируют на полную катушку!
   – Саш, ну так что, Виктора гнать за водкой?
   – Не надо, Лика, у меня и денег нет, – соврала я. Мне вовсе не хотелось сегодня шумной попойки.
   Тем более у Глеба завтра спектакль. Я просто мечтала что он придет домой и мы вдвоем порадуемся успеху, поговорим… Я ведь еще не успела рассказать ему о бабушке. Но моей мечте не суждено было сбыться. Едва я выпроводила добряка Гену и веселую соседку, как в дверь опять позвонили – и на пороге возникла Светлана Георгиевна с букетом красных роз и огромным тортом:
   – Саша! Будем праздновать! Что я тебе на днях говорила? Вот оно! Наконец-то! Теперь Глеб им всем покажет! Этот Юльский небось лопнет от зависти или уже лопнул! А где Глеб?
   – Не знаю. На съемках, скорее всего, у него по плану съемки, но вообще уже скоро должен вернуться.
   – Саша, ты подала заявление об уходе?
   – Подала, более того, уже завтра не пойду на работу!
   – Вот и слава богу! Я верила, я всегда верила, что мой единственный сын… Саша, поставь цветы!
   Я покорно занялась розами. При ближайшем рассмотрении они оказались не очень свежими и вряд ли достоят до завтра, но я промолчала. Да это и неважно. Сама не знаю почему, но я опасалась, что свекровь сейчас спросит меня о том, кто такая Мария Львовна из Израиля, но она, видимо, забыла о ней.
   И отлично. Мне совершенно не улыбалось обсуждать с ней всю эту историю. Тем более что Глеб еще ничего не знает.
   – Саша, а ты знала об этой премии? – как бы мимоходом осведомилась Светлана Георгиевна.
   – Не имела ни малейшего понятия. Я просто вдруг увидела Глеба по телевизору.
   – Я тоже! Но почему Глеб нас не предупредил, мог бы хоть позвонить!
   – Наверное, ему было некогда!
   Мою свекровь нельзя назвать абсолютным монстром, нет, но она до такой степени обидчива и ревнива, что во избежание скандалов и истерик действительность все время приходится чуть-чуть подправлять, что меня просто угнетает. Я страшно устаю все время быть начеку.
   – Но мы ему это простим, да, Светлана Георгиевна?