Вильмонт Екатерина Николаевна. Здравствуй, груздь!

   Хотя, наверное, пойдет сейчас налижется. Я бы поступил именно так.

* * *

   — Ой, Мака, вы сегодня такая красивая! — восхищенно пролепетал Артур. — Вам так идет зеленое…
   — Артурчик, мы вчера были на «ты», — кокетливо улыбнулась Мака. Ей приятно было услышать очередной, далеко не первый сегодня комплимент. А Ангелина даже повела ее на галерею и купила в подарок бусы из зеленого оникса. Мака была поражена.
   — Зачем вы, Ангелина Викторовна? — смущенно бормотала она, теребя подаренные бусы.
   — На счастье! — улыбнулась Ангелина.
   Мака растрогалась и в очередной раз восхитилась Ангелининым вкусом — бусы, хоть и совсем простые по форме, удивительным образом делали ее незамысловатую кофточку не просто красивой, но стильной. Интересно, это врожденное или можно научиться? Она всегда знала, что Ангелина хорошо к ней относится, вот и на работу к себе взяла, и продвигает всячески, и даже сюда привезла, где, может быть… Нет, ничего загадывать не буду, но она мировая тетка, эта Ангелина! Мака помчалась в туалет, чтобы поглядеть на себя в большое зеркало, и на обратном пути вдруг увидела Головина, который одиноко сидел на стуле, задумчиво и без видимого интереса глядя на какого-то мужчину у стойки, который кокетничал со смуглой девицей. Или он смотрел на девицу? Нет, непохоже.
   Ей захотелось подойти, спросить, что он тут делает, или даже погладить его по голове, как маленького… Но она взяла себя в руки, припомнила все, чему ее учила мама, — никогда не навязываться мужчине или уж делать это так, чтобы он ничего не понял. И она побежала к себе на стенд, радуясь, что он, по крайней мере, уже здесь!
   Однако прошло не менее двух часов, прежде чем Головин появился у них на стенде. Мака уже потеряла надежду.
   — Привет! — сказал он.
   — Здравствуйте! — вспыхнула Мака.
   Он с удовольствием отметил, какая она сегодня хорошенькая.
   — Ну, Мака, чем похвастаетесь? — спросил он, озирая стенд. В отличие от большинства других стендов, здесь не было ярких лаковых обложек, кричащих красок и аляповатых золотых заголовков. Все строго, стильно, изящно. Скоро прогорят, решил Федор. Разве на таком изыске продержишься в наше время? Но, разумеется, ничего этого не сказал, а взял в руки томик Мандельштама, пролистал его, поставил на место. Он не понимал Мандельштама. А следовательно, не любил. Он вообще не очень любил стихи. Неужто они печатают только стихи? Нет. Ага, вот и проза, Набоков.
   — Вы любите Набокова? — спросила Мака, чтобы хоть что-то спросить.
   — Набокова? Да, пожалуй, нет.
   — А кого вы любите?
   — Гоголя люблю. Лескова люблю.
   — А Достоевского?
   — А надо? — засмеялся он.
   — Что? — не поняла Мака.
   — Чтобы вам понравиться, обязательно любить Достоевского? Или проканает и так?
   Мака на мгновение опешила, а потом залилась звонким смехом:
   — Проканает! И так проканает!
   — Вот и отлично! Тогда обедаем вместе!
   — Ну я не знаю… — замялась Мака, — это зависит…
   — Ладно, но ужинаем точно вместе?
   — Да, ужинаем точно! — У нее все внутри дрожало от восторга.
   — Вы когда заканчиваете?
   — В шесть.
   — Отлично, в шесть я за вами зайду. Если немного задержусь, не обессудьте, я в незнакомом городе могу и заблудиться.
   — А вы на всякий случай запишите мой мобильный.
   — И правда. Мака, вы говорят, хорошо знаете немецкий?
   — Ну да, а что?
   — Нам это может пригодиться! Тогда до встречи?
   — Да, спасибо вам.
   — Господи, за что?
   — За приглашение!
   — Есть о чем говорить, пока. Мака!
   И он ушел, а она осталась. В полном и совершенном восторге. Интересно, куда он ее поведет? И как все это будет? И что будет потом?
   — Мака, вы что это так сияете? — спросил ее подошедший Артур. Он не видел Головина.
   — Есть причины, — загадочно проговорила девушка. — Артурчик, я на минутку уйду, мне надо раздобыть одну книжку…
   И она сломя голову кинулась к стенду «Грифа».
   — Ой, извините, у вас можно купить книжку Головина?
   — Можно, — кивнула девушка. — Вам все равно какую?
   — Все равно!
   За книжку пришлось выложить шесть евро. Сегодня она возьмет у него автограф. Улучит подходящий момент, когда он поест, выпьет, и тогда он напишет ей что-нибудь такое.., нежное.., и пусть даже ничего особенного сегодня не случится, но автограф у нее останется. Нежная, проникновенная надпись, что-нибудь романтическое… Подружки в Москве лопнут от зависти.
   — Приходил? — с ходу осведомилась Ангелина, увидев свою помощницу.
   — Да.
   — То-то ты вся светишься. Ну и что?
   — Приглашал обедать, но я отказалась.
   — Почему?
   — А он на ужин пригласил.
   — О! И куда пойдете?
   — Не знаю, он не сказал. В шесть зайдет.
   — Он наши книги смотрел?
   — Не очень… Повертел Мандельштама, потом Набокова, сказал, что не любит Достоевского…
   — Имеет право, — улыбнулась Ангелина и вдруг остро позавидовала тому сиянию, той молодой радости, которая так и плескалась в зеленоватых Макиных глазах. Неужели для меня это уже пройденный этап? Но любовь и свое дело несовместимы, а дороже издательства у нее ничего не было.
   — Очень за тебя рада. Только не наделай глупостей.
   — Постараюсь, — не очень уверенно ответила Мака.
   — Ты сейчас иди перекуси, а то потом у меня встреча в четвертом павильоне.
   — Я не хочу есть.
   — В предчувствии ужина с модным писателем? ,' — Нет, просто…
   — Мака, ты второй день не хочешь есть, я за тебя беспокоюсь, а что скажет мама? Что я заморила тебя голодом?
   — Ну, Ангелина Викторовна, хватит вам смеяться… — надула губки Мака. Но глаза ее продолжали светиться сумасшедшим восторгом. Совершенна щенячьим.
   — Да боже меня упаси! Я просто немножко завидую… Я уже не в состоянии так радоваться… Ничему, наверное.
   У Маки сжалось сердце. Она знала, отчего Ангелина утратила способность радоваться. Но предпочла сделать вид, что не поняла.
   — Вы еще влюбитесь и тоже будете сиять! Вы ж еще нестарая…
   — Ну спасибо, утешила!

* * *

   Ангелина задерживалась. Уже начало шестого, а ее все нет! Она обещала сама закрыть стенд, но все-таки уйти без нее будет неловко. Ну, может, Головин согласится немножко подождать…
   Ровно без четверти шесть Ангелина появилась:
   — Ну что, не пришел?
   — Нет, рано еще, — с облегчением выдохнула Мака. — Убираем?
   — Нет, я сама уберу, ко мне еще должна зайти одна дама из Израиля, она завтра утром уезжает и хочет взглянуть на наш стенд, обещала быть не позже четверти седьмого. Так что беги в туалет.
   — Зачем?
   — Причешись, подкрасься чуточку.
   — Ой, да, спасибо, я что-то сдурела!
   — Не рановато ли?
   Мака в ответ только счастливо рассмеялась.

* * *

   Яблочное вино оказалось необыкновенно вкусным и пилось легко, как лимонад. Стоило им сесть на лавках друг против друга, как кельнер тут же поставил перед каждым по большущему стакану желтого ароматного напитка и лишь после этого подал меню.
   — Ну, Мака, чем тут кормят? Полагаюсь на вас, я все равно ни черта не пойму!
   — А я вам буду переводить!
   В результате они заказали какие-то салаты, свиное жаркое и, разумеется, еще вина. Все оказалось вкусно, как-то по-домашнему и без затей, именно то, что любил Федор.
   — Вам нравится. Мака?
   — Супер! Но я уже пьяная!
   Ничего ты не пьяная, как можно опьянеть от этой яблочной прелести? Ты просто влюблена, девочка, полна каких-то своих девичьих ожиданий, думал он, глядя на Маку. Ему уже не хотелось придумывать ей другое имя, он как-то с ним свыкся, оно уже казалось милым, детским, и вообще она чем-то напоминала ему любимую пятилетнюю племянницу Шурку, такая же пухленькая, вся словно в детских перевязочках… И едва он вспомнил Шурку, как утратил к Маке сексуальный интерес. Она милая, неглупая, но еще совсем девчонка, что она знает о жизни?