Она глотнула воздух, чувствуя, как пересохло во рту, отчаянный страх овладел ею, и все же какой-то дьявол заставил ее смело бросить ему:
- Не думаешь ли ты, Поль, что настало время получить проценты за те порванные чеки?
И услышала, как он с шумом вобрал в себя воздух, потом приблизился еще на шаг, и комната, казалось, потемнела от высокой широкоплечей фигуры. Он засмеялся тихо, неумолимо.
- Да, моя дорогая, думаю, прошло время изображать мимозу-недотрогу. С меня хватит, тем более, что мне известна другая сторона твоей холодной красоты, и твоя гордость...
- Ты хочешь смирить мою гордость, не так ли, Поль? - бросила она ему в лицо, находя какое-то удовольствие в сопротивлении, хотя ужас сковал ей ноги. Она не могла сдвинуться с места, была совершенно не способна шевельнуться, когда неожиданно он дотянулся до нее и подхватил на руки.
Домини отчаянно боролась, стараясь вырваться.
- Отпусти меня, Поль! - пальцы ее потянулись вверх, к шраму, вцепились ему в растрепанные волосы. - Я.., я тебя.., возненавижу...
- А разве ты уже не ненавидишь меня, моя маленькая соблазнительница?
И в его глазах, видных в отблесках пламени, снова еще ярче вспыхнувшем на улице, горел огонь собственника. Как Аполлон, демон разрушения <В ранние периоды древнегреческого искусства Аполлону приписывали как губительную, так и благотворительную роль. Аполлон - демон смерти и жертвоприношений; он же помощник и защитник, врачеватель.>, он унес ее в свою комнату и ногой захлопнул дверь. Его широкие плечи казались распростершимися над ней крыльями, закрывшими весь мир, когда он обнял ее.
- Я хочу тебя, Домини, и мне все равно, возненавидишь ты меня или нет. Он зарылся лицом в ее волосы и яростно шептал:
- Мне нужна жена, а не вежливая очаровательная незнакомка.
- Мы всегда будем только незнакомцами друг для друга, - заявила она с не меньшей яростью.
- Сабинянка со своим римлянином, да? - засмеялся он, опалив дыханием ее шею, потом завладел губами...
Домини проснулась на заре и осторожно повернула голову. Слабый прохладный свет струился в комнату. Она рассматривала кажущегося беззащитным во сне лежащего рядом мужа. Черные ресницы бросали тень на щеки, завитки волос упали на лоб, и никогда раньше не видела она у него такого расслабленного рта. "Почти нежного", - подумала бы она, если бы не знала, что нежность чужда ему.
Одна рука все еще обнимала ее, но была расслаблена, и очень осторожно Домини освободилась. Сердце у нее едва не выскочило из груди, когда Поль пробормотал что-то во сне и чуть пошевелился. Домини, застыв, наблюдала, как он устроился поудобнее, и крадучись, будто убегая от спящего тигра, она вышла из комнаты.
В своей спальне Домини накинула халатик и села у окна. Она следила, как розовые пальцы зари начали окрашивать Акрополь... Это была захватывающая картина, но она смотрела, чувствуя невыносимую боль в сердце.
Глава 6
Домини никогда не смогла забыть, как она впервые увидела остров Анделос, к которому они подошли на крейсер-катере Поля с матросом-рулевым - молодым островитянином и веселым micro <Мальчик (греч.).> в роли поваренка.
Остров появился внезапно, будто всплыл из глубин синего Ионического моря, так четко видимый в прозрачном воздухе Греции, что ясно была заметна его лирообразная форма. Руки Домини, стоявшей у ограждения палубы, до боли сжали перила - Анделос, остров, на котором когда-то побывали венецианцы и древние римляне, остров, где все еще находили их следы, где они оставили свой отпечаток и на людях, живущих здесь. Домини знала, что отголоски этого влияния есть и в человеке, везущем ее в собственную крепость на вершине Орлиного утеса, возвышающегося над самой узкой частью острова, над самой дикой и нетронутой частью.
"Только с незамутненным сердцем приближайся к дому Аполлона, о чужеземец, - вдруг вспомнилось ей. - И всегда, когда бог присутствует на лире-земле, все сияет вокруг, и приходит лето."
Что вполне вероятно, подумалось ей, ибо эти два молодых грека готовы с радостью выполнить любое его приказание. Можно не сомневаться, что и остальные островитяне уважают, даже любят человека, подарившего им замечательную больницу, библиотеку, школу для детей со спортивным залом и душевыми. Поль не рассказывал ей об этом. Ее добровольными информаторами были Ангелика и Мирра.
Поль стоял рядом с Домини, небрежно прислонившись к перилам. Белая рубашка распахнута на груди, обнажая загорелую шею, темные очки скрывают глаза, морской ветер лохматит черные волосы, завивая их на висках в тугие кольца.
Поль не прикасается к ней, но Домини каждым нервом остро чувствует его близость. Ее тело и сердце все еще чувствительны после его беспощадного поступка три дня назад. И все эти дни с огромным усилием она старалась вести себя с ним естественно.
- Мы подходим к острову, - сказал он. - Тебе хочется увидеть свой новый дом, а, Домини?
Он прекрасно знает, о чем ее мечты.., стать свободной, как эти морские птицы, парящие и взмывающие в воздушных потоках...
- Думаю, твой дом на Орлином утесе будет интересен, - отвечала Домини. Сколько лет твоя семья владеет им?
- Его построил дед. - Поль поднес ко рту сигару, и острый запах дыма долетел до ноздрей Домини. - Он и его брат Лукас основали дело - Судовую линию Стефаносов. Как у любого в Греции, во время мятежа дело серьезно пострадало, но мы сумели со временем вывести его в спокойные воды.
Он помолчал с минуту, и краем глаза Домини наблюдала, как строго он всматривался в приближающийся остров. Потом вдруг продолжил.
- Дом, в который я везу тебя, Домини, так же, как и Фэрдейн, уходит корнями в глубокое прошлое. Он, можно сказать, является живым воплощением победы, одержанной человеком над бесплодной землей... Греческая земля часто бывает бесплодной, и для многих моих сограждан жизнь очень тяжела.
- Но клан Стефаносов выстоял, - небрежно заметила она и, почувствовав на себе его взгляд, поняла, что он сердится.
- Мы выстояли только благодаря неустанному труду, и никогда ни один из нас не опускался до кражи.
- Ни один, Поль? - в голосе явно звучал намек, ей доставляло удовольствие, что она, как и Поль, могла ранить его словом.
Она следила за постоянно набегающими океанскими волнами, плещущими и играющими друг с другом.., как жидкий свинец под золотыми солнечными лучами.., как волны боли и наслаждения, вздымающиеся, опадающие и рождающиеся вновь.
- Море заключает в себе все, - услышала она рядом голос мужа. - Как колыбель самой жизни, оно хранит в себе и мятеж, и энергию, и покой.
- Море жестоко, - возразила Домини, - оно отбирает столько же, сколько и дает.
- Жестокость есть во всем, даже в радости, и нам приходится мириться с этим. - Он стряхнул в воду пепел с сигары, потом Домини почувствовала его пальцы у себя на руке. Они скользнули от плеча к запястью и крепко обхватили кисть. - Я знаю, трудно смириться с тем, что часы, проведенные несколько ночей назад в моих объятиях, были тебе не совсем ненавистны.
- Давай не говорить об этом! - Она попыталась освободить руку, но он держал ее крепко с самоуверенной легкостью.
- Ну же, я настаиваю на ответе. - Он слегка встряхнул ее руку.
- Ты хотел этого.., этих часов. - Сделав резкое движение головой, она отбросила от лица волосы, в глазах вспыхнуло синее пламя. - Да, я могу дать тебе это, Поль, хотя это мало чего стоит. Сердце мое остается свободным.
- Ты считаешь наш брак тиранией, а? - Он удержал ее взгляд. - Позволь сказать, Домини, если бы ты жила с любимым человеком, то обнаружила бы, что бывает время для ссор, время для близости, а бывает и для одиночества. Любовь и ненависть не так уж чужды друг другу, а пустая галантность и романтическое сдерживание чувств существуют только в книгах.
- Ожидать от тебя романтической галантности? О чем ты, Поль? Это было бы детством. У меня есть все, чего я могла ожидать, когда давала клятву чтить тебя.
- А помнишь ли ты, что клялась хранить мою честь, - сказал он, и в голосе его послышался намек на угрозу.
- Ты забыл, что там говорилось и о жалости, Поль. - Ветер играл ее волосами, как шелковым стягом, а глаза были наполнены синевой греческого неба и океана... В уголке рта у Поля забился нерв, когда он посмотрел на нее. Он запечатлел взглядом и ее вышитую критскую блузку, одетую навыпуск поверх морского покроя брюк, и как ветер прижимал шелк к ее телу, ласкал ее, перебирал волосы, разрумянил щеки так, что они стали похожи на гвоздики.
- Люди Анделоса подумают, что я самый счастливый человек на земле, - с грустной иронией заметил он.
- Хотела бы я быть некрасивой! - эти слова она произнесла, словно обращалась к ветру.
- Так ли это, моя маленькая колдунья? - Он громко рассмеялся, откинув назад голову. - Красивая.., некрасивая.., ты все равно останешься Домини.
Она слышала его, но внимание ее привлекло сверкнувшее в движении крупное морское существо, вынырнувшее рядом с катером.
- В греческих водах водятся акулы? - спросила она, указывая на мелькнувший плавник.
- Это дельфин. - Он склонился к воде, наблюдая за скользящим у поверхности, то обгоняющим, то возвращающимся из глубины и, наконец, выбрасывающим свое красивое тело в высоком прыжке, изумительным созданием. Рука Поля непринужденно обнимала Домини за талию. Она была в восторге от дельфина, которого видела впервые, и с радостной улыбкой повернулась к Полю.
- Аполлонова жажда к морю, - процитировала она.
- Аполлон жаждал много и побеждал во многих битвах, - сухо сказал он. Дельфины часто приплывают в бухту у нашего частного пляжа, там они наверняка будут развлекать тебя, пока ты останешься в доме на Орлином утесе.
- Разве мы не всегда будем жить там? - Она смеялась над кульбитами дельфина в воде.
- Не всегда, - тихо сказал Поль.
- Вероятно, бизнес заставляет тебя путешествовать?
- Да, - согласился он. - Через несколько месяцев мне придется уехать.
Пока он говорил, ее внимание занимал дельфин, но что-то в тоне его голоса заставило ее взглянуть на Поля. Угадать выражение глаз за темными очками было невозможно, но она подумала, не намекает ли он, что она была для него просто каприз, и со временем он ее отпустит...
Боль в сердце Домини стала еще острее... Она будет принадлежать ему, пока доставляет удовольствие. Она для него просто игрушка, именно как игрушку он и держит ее сейчас, по-хозяйски обнимая за талию смуглой рукой.
Они прошли, мимо Анделосской гавани, направляясь в бухту, бывшую частью владений Поля, но Домини успела отметить, что гавань напоминает венецианскую. Живописные яркие парусные лодки у причалов, дома, ступенями поднимающиеся по склонам от береговой линии, усыпанной галькой, белые стены, облитые золотыми лучами солнца. До них донеслась над водой песня молодого рыбака. И необычная, привязчивая мелодия его грустной песни еще долго слышалась им.
- О чем он поет? - поинтересовалась заинтригованная Домини.
- О девушке, на которой надеется жениться, когда будут устроены его сестры, - сообщил ей Поль немного насмешливо. - Не столь романтично, как ты ожидала, да? Но в Греции так часто бывает. Если сын в бедной семье единственный добытчик пропитания, он должен заботиться о них, пока не выйдут замуж его сестры.
- Как тяжело для бедного мальчика, - тихо сказала Домини. - Недаром он пел так грустно.
- Да, но его девушка любит его, - сухо возразил Поль, - он знает, что она будет его ждать и любовь сохранится в ее сердце, как хранится запечатанное в подвалах вино, - набирая крепость и сладость.
Домини чуть поежилась от примитивной красоты его слов.., но всегда ли любовь становится слаще от ожидания? Наверняка в этих словах заключена квинтэссенция романтизма, однако Поль не верит в романтизм.
Лагуну охраняли темные скалы рифов. И в этот спокойный день голубая вода только пенилась при входе в бухту. Но Домини подумала, что в ветренную погоду в этом узком канале наверняка опасно плавать. В шторм вода будет кипеть и швырять лодку на оскаленные зубы рифов.
От пляжа, казалось, до самого неба поднимались бастионы утесов; птицы гнездились в расселинах и с криком носились над ними. Со скал свешивались цветущие водоросли.
Они пристали к каменному причалу, и Домини увидела, что пляж обрамлен пещерами, входы в которые отделялись друг от друга огромными валунами, отполированными волнами до гладкости атласа. Ленточные водоросли извивались на бледном песке, как змеи, кое-где были разбросаны кусты приморского падуба и можжевельника, в тени которых можно укрыться от палящего солнца.
Домини стояла, оглядываясь вокруг, и гадала, как они смогут добраться с этого закрытого пляжа до дома. И вскоре она поняла. Подбежал поваренок с большим электрическим фонарем в руках, который с ослепительной улыбкой подал Полю. Поль сказал ему что-то по-гречески, показывая на катер, - очевидно, отдавая распоряжение о переносе багажа, и невозмутимо повел Домини ко входу в одну из больших пещер.
- Давным-давно эта пещера была тайником контрабандистов, - сказал он ей. Она ведет прямо к дому и совершенно безопасна. Приливы здесь не очень сильны и поднимаются только в чертовски плохую погоду, тогда разумнее всего держаться от пляжа подальше.
- Ну, - рассмеялась Домини, - это крайне оригинальный способ приводить в дом невесту.., но должна признать, что он вполне соответствует твоим пиратским наклонностям.
Эхо в пещере повторило и ее слова, и его ответный смех. Когда они шли по каменному туннелю, следуя за снопом света от фонаря, Домини взглянула на Поля. Необычный, непредсказуемый, ухмыляется почти как мальчишка.., ну, почти, как мальчишка; глаза его больше не прятались за темными стеклами очков и, встретив ее взгляд, засияли расплавленным ЗОЛОТОМ.
- Замечаешь, подъем? - спросил он. - Скоро мы достигнем двери, за которой начинаются ступени, ведущие к саду. Этот тайный ход нравится тебе, да?
- Да, - согласилась Домини с улыбкой. - Ты же знаешь, я неисправимый романтик.
- Это характерно для британцев. - Он пожал плечами - таким непривычным для Домини жестом - и через несколько минут свет фонаря выхватил из темноты овальную деревянную дверь, распахнувшуюся на неровные каменные ступени, поднимающиеся круто вверх. - Будь, пожалуйста, поосторожнее, - предупредил ее Поль. - Древние камни кое-где осыпаются - имей это в виду! - Он подхватил ее, когда Домини споткнулась, и на мгновение она прижалась к твердому и теплому телу мужа. У нее перехватило дыхание, она подумала, что он не удержится от поцелуя, но Поль сразу отпустил ее, и она пошла впереди, стараясь не торопиться.
Он молча следовал за ней, из-под арки, увитой диким виноградом, на дорожку, что вела через сад, разбитый на поднимающихся вверх террасах. Кипарисы - изумрудно-зеленые и золотые - высились над зарослями вистарии и утренней красавицы. Олеандры развесили свои розовые колокольчики в солнечных лучах. В прохладно-зеленых перечных деревьях порхали крошечные яркие птички и громко щебетали.
- Другой стороной дом выходит на сосновый лес, - сообщил Поль и, наклонившись, сорвал кисточку душистых цветов жасмина и непринужденным жестом вдел ее в волосы Домини. Похожие на звездочки лепестки моментально пристали к медовым волосам, как конфетти, и аромат жасмина заполнил ее ноздри. Это был жест язычника, венчание ее цветком любви в саду, словно повисшем высоко над морем. Будто он без слов сказал ей, что этой ночью она впервые останется с ним наедине в его доме.
Дом на Орлином утесе, изолированный от остального мира, как показалось девушке, прибывшей в него в роли молодой жены, имел совершенно особую атмосферу мрачноватой тайны.
Его стены казались нежно-золотыми, а чистотой линий он напоминал греческие храмы с многочисленными ступенями, которые вели к широкой piazza <Терраса (греч.).>, похожей на гостиную под открытым небом. Обставлена она была глубокими креслами и шезлонгами, невысокими столиками и огромными каменными кадками, в которых пышно цвели вьющиеся растения. Домини заглянула за парапет - перед ней разверзлась бездна, глубокая, как человеческая глупость, дальше видны были только море и скалы.
Она, чуть слышно охнув, отпрянула назад, обернулась к Полю и услышала, как он сказал:
- Пойдем, - он протянул загорелую руку, - разреши показать тебе дом изнутри.
Домини пошла к нему, немного напуганная головокружительной пропастью, позволила взять за руку и ввести в дом через раздвигающиеся стеклянные двери.
- Это salotto <Зал, гостиная (греч.).>, - он показал большую жилую комнату с огромным круглым диваном и креслами под стать ему, венецианскими зеркалами с витыми рамами, украшенными резьбой, шкафами и гигантской медной люстрой, которую с помощью цепей можно опустить, чтобы зажечь затейливой формы масляные лампы. Потом люстра снова поднималась. Она была очень старомодной, и не избежала участи понравиться Домини, так любившей старину и имевшей романтические наклонности.
- Тебе нравится tzaki, верно? - Поль показал на огромный каменный камин и приготовленные сосновые поленья в корзине из витого железа. - По вечерам здесь становится прохладно, а англичане любят уютный огонь, пылающий в камине, да?
Она взглянула на него широко раскрытыми глазами. Поль вдруг показался ей еще в большей степени незнакомым иностранцем. Поспешно кивнув в ответ, Домини зачарованно смотрела в другой конец комнаты, где полукруглые ступени вели на платформу, на которой стояло пианино. Оно блестело, светилось темной полировкой и казалось прекрасным! У Домини заблестели глаза. Игра на пианино одно из ее увлечений, Домини превосходно играла и чувствовала музыку, хотя и не профессионально. Дядя любил слушать, как она играла на сильно расстроенном старом инструменте в Фэрдейне.
- Оно тебе нравится, Домини? - тихо спросил Поль.
Она кивнула, ей страшно хотелось сесть на стульчик с мягким сиденьем и откинуть блестящую крышку, под которой прятался целый мир, в котором так легко можно затеряться.
- Оно твое, - сказал Поль.
- Мое? - Она неуверенно повернулась к нему.
- Инструмент доставлен из Афин три недели назад, - с улыбкой сообщил он. Платформа когда-то использовалась дедом для внушительного письменного стола. Комната была кабинетом, а при мне она превратилась в salotto. Люстру я перенес из холла, шкафы извлечены из всех углов дома и отполированы так, что стала видна красота дерева, коврики из медвежьих шкур при моей мачехе валялись в чулане. Но тебе, должно быть, это неинтересно!
- Наоборот, Поль - она застенчиво коснулась его руки и почувствовала упругие темные волосы, в которых запутался ремешок его часов. - Комната великолепна. Скажи мне, Поль, что за слова вырезаны на каменном фризе tzaki?
- Ты начинаешь выговаривать греческие слова с хорошим, четким акцентом, одобрил он. - Эти слова? - Он подошел к камину, и она наблюдала, как он провел пальцем по буквам греческого девиза. - "Сражайся с властью тьмы, как сражался Аполлон" - перевел Поль тихим, почти безразличным голосом.
- Да, конечно, Аполлон - бог света, - пробормотала Домини и подумала о том, что Поль не способен переносить яркий свет и золото греческого солнца, хотя и любил ощущать его тепло кожей. Они подолгу загорали на пляже в нескольких милях от Афин, и он, как огромный коричневый кот, вытягивался в одних плавках лицом вниз на песке. Язычник, поклоняющийся солнцу, которое вонзало ножи в его глаза, если он не прятал их за темными стеклами. Домини понимала, что это как-то связано с перенесенным ранением - она не знала, каким образом он получил его, - и оставившем страшный зигзаг на его виске.
- Когда я увижу твою сводную сестру? - поинтересовалась она, зная из того немногого, о чем Поль позволил себе рассказать, что он сильно привязан к девочке, хотя и не ладил с ее матерью. Его мать умерла, когда ему исполнилось четыре года, а младший брат был совсем младенцем. Через несколько лет отец женился снова, и появилась Кара. Брак не был счастливым. Отец Поля умер от инфаркта случившегося с ним у штурвала гоночной яхты в Ионическом море. Его жена была на борту вместе с ним, она погибла, когда яхта, управляемая рукой мертвого, затонула.
Кара жила у тетки Поля, потому что сам Поль вынужден часто уезжать из дома по делам. Домини уже решила забирать девочку к себе на выходные дни. Она инстинктивно чувствовала, что подружится с ней.
- Завтра мы поедем к тете Софуле и увидим Кару, - сказал Поль. - А теперь давайте продолжим экскурсию по вашему новому дому, мадам Стефанос.
Ее новый дом! Полный переходов, неожиданно появляющихся дверей, украшенной резьбой мебели, греческих ковриков ручной работы и, наконец, комната, в которой она будет спать. Комната, смежная со спальней Поля. Багаж уже принесли с берега и поставили в комнатах. Поль пошел за дипломатом и вернулся сообщить, что идет на пару часов вниз поработать, и предложил Домини осваиваться самостоятельно.
- Спасибо за пианино, Поль. - Она стояла, осторожно трогая кончиком пальца очаровательную венецианскую лампу на своем туалетном столике. Ковры заглушили звук его шагов, и совершенно неожиданно он появился отраженным в зеркале позади нее. Ее светловолосая голова находилась как раз на уровне его сердца, и он, обняв ее за талию одной рукой, притянул к себе.
- Теперь по-настоящему начинается наша совместная жизнь, Домини, - тихо шепнул он ей в волосы, туда, где все еще держалась веточка жасмина, прикрепленная им, и вдохнул аромат цветов.
Их взгляды в зеркале встретились, и прежнее смятение овладело Домини, когда она заметила в его золотистых глазах блеск собственника. Губы его смяли жасмин в ее волосах и скользнули по шее вниз, к ложбинке у плеча, прикрытой тонким шелком блузки. Губы обжигали ее сквозь шелк, и она чувствовала в нем голод...
- Поцелуй меня, Домини, - приказал он, и у нее бешено застучало сердце. Повернись и поцелуй меня.
Она повиновалась, как заводная кукла, и потянулась, чтобы прижаться губами к его темной щеке.
- Сойдет.., пока. - Он улыбнулся и отпустил ее, круговым движением руки обводя комнату. - Как тебе твой будуар?
- Очень красиво, - дрожащим голосом ответила Домини.
- Прохладные голубой и кремовый цвета, как цветы гардении в тон моей сабинянке. Он хитро ухмыльнулся. - А теперь я оставляю тебя в мире, - adio!
Дверь за ним закрылась, и Домини медленно расслабилась, сбрасывая напряжение, в которое он ее обычно приводил, когда прикасался к ней. Она вытащила из волос жасмин и сунула его с глаз подальше в один из ящиков старинного туалетного столика. Потом взяла щетку для волос - кто-то уже распаковал ее вещи - и начала вычесывать лепестки из волос, когда послышался стук в дверь. Она нервно повернулась, совершенно не в состоянии вспомнить, как будет по-гречески "войдите", и сказала это слово по-английски. Вошла Лита. Она улыбалась свойственной ей серьезной улыбкой и пожелала узнать, не может ли она чем-нибудь услужить Домини.
- Нет, я сама прекрасно справляюсь, - улыбнулась Домини в ответ, большим облегчением для нее было увидеть Литино знакомое лицо в этом большом и пока незнакомом доме. - Спасибо за заботу, Лита.
- Пока вы не приобретете горничную, мадам, я к вашим услугам. - Лита поправила кружевное покрывало на двуспальной кровати и положила поаккуратнее вышитый мешочек с ночной сорочкой Домини.
- Ой, не знаю, стоит ли возиться с горничной, Лита. - Домини собрала волосы в хвост и закрепила их. - Я привыкла сама все делать, и будет слишком, если меня станут обслуживать.
Лита казалась несколько шокированной этим сообщением молодой хозяйки.
- Надежная девушка из деревни с удовольствием пошла бы на эту работу, мадам, - заметила она. - Наши девушки воспитываются послушными и услужливыми, а иметь личную горничную принято для леди вашего положения.
- Ладно, ладно, - расхохоталась Домини. - Хорошо, очень хорошо, но если уж ты намерена навязать мне горничную, то сама и займись выбором ее. На самом деле, греки страшно упрямы, наверное, самые упрямые люди на свете, - верно?
- Это так, мадам, - снова улыбнулась Лита и наклонилась, подбирая несколько лепестков-звездочек, которые, как конфетти, рассыпались по мягкому ковру перед туалетным столиком. Домини посмотрела на ее гладкую черноволосую голову и подумала, привыкнет ли когда-нибудь к манере греков командовать. Жизнь в Фэрдейне была такой нестрогой и несложной. Никаких проблем со слугами, так как Домини делала всю работу по дому сама с помощью единственной поденщицы.
- Вы с Янисом хорошо провели отпуск? - поинтересовалась Домини после того, как Лита орлином взором окинула комнату, удостоверяясь, все ли находится в полном порядке и должной чистоте, как требовали того кремовой окраски стены, нежной голубизны занавески и шелковая обивка на мебели: на кушетке, маленькой скамеечке под ноги для шитья и на панели в изголовье кровати.
- Мы работали на ферме отца Яниса в Спарте, - тихо ответила Лита. - Это был труд любви и потому сам по себе праздник.
После ее ухода Домини постояла, обдумывая слова Литы. Истинная правда: человек не жалеет себя, выполняя долг или принося жертву, только когда делает это любя.
Потом с решительностью, которая выглядела, как храбрость, Домини последовала совету Поля - стала знакомиться с домом. Внутренняя отделка дома была очень богатой, щедро выполненная из большого количества кипарисовой и кедровой древесины. Время и множество рук отполировали перила лестницы так, что они казались темным зеркалом, а ступени поистерлись ногами нескольких поколений. Из окна лирообразной формы, расположенного над изгибом массивной, сделанной из черного кедра, лестницы, она увидела море и сосны. День подходил к концу, и фиолетовая дымка стояла над лесом. Острый аромат хвои донесся до нее вместе с треском цикад, похожим на биение пульса.
- Не думаешь ли ты, Поль, что настало время получить проценты за те порванные чеки?
И услышала, как он с шумом вобрал в себя воздух, потом приблизился еще на шаг, и комната, казалось, потемнела от высокой широкоплечей фигуры. Он засмеялся тихо, неумолимо.
- Да, моя дорогая, думаю, прошло время изображать мимозу-недотрогу. С меня хватит, тем более, что мне известна другая сторона твоей холодной красоты, и твоя гордость...
- Ты хочешь смирить мою гордость, не так ли, Поль? - бросила она ему в лицо, находя какое-то удовольствие в сопротивлении, хотя ужас сковал ей ноги. Она не могла сдвинуться с места, была совершенно не способна шевельнуться, когда неожиданно он дотянулся до нее и подхватил на руки.
Домини отчаянно боролась, стараясь вырваться.
- Отпусти меня, Поль! - пальцы ее потянулись вверх, к шраму, вцепились ему в растрепанные волосы. - Я.., я тебя.., возненавижу...
- А разве ты уже не ненавидишь меня, моя маленькая соблазнительница?
И в его глазах, видных в отблесках пламени, снова еще ярче вспыхнувшем на улице, горел огонь собственника. Как Аполлон, демон разрушения <В ранние периоды древнегреческого искусства Аполлону приписывали как губительную, так и благотворительную роль. Аполлон - демон смерти и жертвоприношений; он же помощник и защитник, врачеватель.>, он унес ее в свою комнату и ногой захлопнул дверь. Его широкие плечи казались распростершимися над ней крыльями, закрывшими весь мир, когда он обнял ее.
- Я хочу тебя, Домини, и мне все равно, возненавидишь ты меня или нет. Он зарылся лицом в ее волосы и яростно шептал:
- Мне нужна жена, а не вежливая очаровательная незнакомка.
- Мы всегда будем только незнакомцами друг для друга, - заявила она с не меньшей яростью.
- Сабинянка со своим римлянином, да? - засмеялся он, опалив дыханием ее шею, потом завладел губами...
Домини проснулась на заре и осторожно повернула голову. Слабый прохладный свет струился в комнату. Она рассматривала кажущегося беззащитным во сне лежащего рядом мужа. Черные ресницы бросали тень на щеки, завитки волос упали на лоб, и никогда раньше не видела она у него такого расслабленного рта. "Почти нежного", - подумала бы она, если бы не знала, что нежность чужда ему.
Одна рука все еще обнимала ее, но была расслаблена, и очень осторожно Домини освободилась. Сердце у нее едва не выскочило из груди, когда Поль пробормотал что-то во сне и чуть пошевелился. Домини, застыв, наблюдала, как он устроился поудобнее, и крадучись, будто убегая от спящего тигра, она вышла из комнаты.
В своей спальне Домини накинула халатик и села у окна. Она следила, как розовые пальцы зари начали окрашивать Акрополь... Это была захватывающая картина, но она смотрела, чувствуя невыносимую боль в сердце.
Глава 6
Домини никогда не смогла забыть, как она впервые увидела остров Анделос, к которому они подошли на крейсер-катере Поля с матросом-рулевым - молодым островитянином и веселым micro <Мальчик (греч.).> в роли поваренка.
Остров появился внезапно, будто всплыл из глубин синего Ионического моря, так четко видимый в прозрачном воздухе Греции, что ясно была заметна его лирообразная форма. Руки Домини, стоявшей у ограждения палубы, до боли сжали перила - Анделос, остров, на котором когда-то побывали венецианцы и древние римляне, остров, где все еще находили их следы, где они оставили свой отпечаток и на людях, живущих здесь. Домини знала, что отголоски этого влияния есть и в человеке, везущем ее в собственную крепость на вершине Орлиного утеса, возвышающегося над самой узкой частью острова, над самой дикой и нетронутой частью.
"Только с незамутненным сердцем приближайся к дому Аполлона, о чужеземец, - вдруг вспомнилось ей. - И всегда, когда бог присутствует на лире-земле, все сияет вокруг, и приходит лето."
Что вполне вероятно, подумалось ей, ибо эти два молодых грека готовы с радостью выполнить любое его приказание. Можно не сомневаться, что и остальные островитяне уважают, даже любят человека, подарившего им замечательную больницу, библиотеку, школу для детей со спортивным залом и душевыми. Поль не рассказывал ей об этом. Ее добровольными информаторами были Ангелика и Мирра.
Поль стоял рядом с Домини, небрежно прислонившись к перилам. Белая рубашка распахнута на груди, обнажая загорелую шею, темные очки скрывают глаза, морской ветер лохматит черные волосы, завивая их на висках в тугие кольца.
Поль не прикасается к ней, но Домини каждым нервом остро чувствует его близость. Ее тело и сердце все еще чувствительны после его беспощадного поступка три дня назад. И все эти дни с огромным усилием она старалась вести себя с ним естественно.
- Мы подходим к острову, - сказал он. - Тебе хочется увидеть свой новый дом, а, Домини?
Он прекрасно знает, о чем ее мечты.., стать свободной, как эти морские птицы, парящие и взмывающие в воздушных потоках...
- Думаю, твой дом на Орлином утесе будет интересен, - отвечала Домини. Сколько лет твоя семья владеет им?
- Его построил дед. - Поль поднес ко рту сигару, и острый запах дыма долетел до ноздрей Домини. - Он и его брат Лукас основали дело - Судовую линию Стефаносов. Как у любого в Греции, во время мятежа дело серьезно пострадало, но мы сумели со временем вывести его в спокойные воды.
Он помолчал с минуту, и краем глаза Домини наблюдала, как строго он всматривался в приближающийся остров. Потом вдруг продолжил.
- Дом, в который я везу тебя, Домини, так же, как и Фэрдейн, уходит корнями в глубокое прошлое. Он, можно сказать, является живым воплощением победы, одержанной человеком над бесплодной землей... Греческая земля часто бывает бесплодной, и для многих моих сограждан жизнь очень тяжела.
- Но клан Стефаносов выстоял, - небрежно заметила она и, почувствовав на себе его взгляд, поняла, что он сердится.
- Мы выстояли только благодаря неустанному труду, и никогда ни один из нас не опускался до кражи.
- Ни один, Поль? - в голосе явно звучал намек, ей доставляло удовольствие, что она, как и Поль, могла ранить его словом.
Она следила за постоянно набегающими океанскими волнами, плещущими и играющими друг с другом.., как жидкий свинец под золотыми солнечными лучами.., как волны боли и наслаждения, вздымающиеся, опадающие и рождающиеся вновь.
- Море заключает в себе все, - услышала она рядом голос мужа. - Как колыбель самой жизни, оно хранит в себе и мятеж, и энергию, и покой.
- Море жестоко, - возразила Домини, - оно отбирает столько же, сколько и дает.
- Жестокость есть во всем, даже в радости, и нам приходится мириться с этим. - Он стряхнул в воду пепел с сигары, потом Домини почувствовала его пальцы у себя на руке. Они скользнули от плеча к запястью и крепко обхватили кисть. - Я знаю, трудно смириться с тем, что часы, проведенные несколько ночей назад в моих объятиях, были тебе не совсем ненавистны.
- Давай не говорить об этом! - Она попыталась освободить руку, но он держал ее крепко с самоуверенной легкостью.
- Ну же, я настаиваю на ответе. - Он слегка встряхнул ее руку.
- Ты хотел этого.., этих часов. - Сделав резкое движение головой, она отбросила от лица волосы, в глазах вспыхнуло синее пламя. - Да, я могу дать тебе это, Поль, хотя это мало чего стоит. Сердце мое остается свободным.
- Ты считаешь наш брак тиранией, а? - Он удержал ее взгляд. - Позволь сказать, Домини, если бы ты жила с любимым человеком, то обнаружила бы, что бывает время для ссор, время для близости, а бывает и для одиночества. Любовь и ненависть не так уж чужды друг другу, а пустая галантность и романтическое сдерживание чувств существуют только в книгах.
- Ожидать от тебя романтической галантности? О чем ты, Поль? Это было бы детством. У меня есть все, чего я могла ожидать, когда давала клятву чтить тебя.
- А помнишь ли ты, что клялась хранить мою честь, - сказал он, и в голосе его послышался намек на угрозу.
- Ты забыл, что там говорилось и о жалости, Поль. - Ветер играл ее волосами, как шелковым стягом, а глаза были наполнены синевой греческого неба и океана... В уголке рта у Поля забился нерв, когда он посмотрел на нее. Он запечатлел взглядом и ее вышитую критскую блузку, одетую навыпуск поверх морского покроя брюк, и как ветер прижимал шелк к ее телу, ласкал ее, перебирал волосы, разрумянил щеки так, что они стали похожи на гвоздики.
- Люди Анделоса подумают, что я самый счастливый человек на земле, - с грустной иронией заметил он.
- Хотела бы я быть некрасивой! - эти слова она произнесла, словно обращалась к ветру.
- Так ли это, моя маленькая колдунья? - Он громко рассмеялся, откинув назад голову. - Красивая.., некрасивая.., ты все равно останешься Домини.
Она слышала его, но внимание ее привлекло сверкнувшее в движении крупное морское существо, вынырнувшее рядом с катером.
- В греческих водах водятся акулы? - спросила она, указывая на мелькнувший плавник.
- Это дельфин. - Он склонился к воде, наблюдая за скользящим у поверхности, то обгоняющим, то возвращающимся из глубины и, наконец, выбрасывающим свое красивое тело в высоком прыжке, изумительным созданием. Рука Поля непринужденно обнимала Домини за талию. Она была в восторге от дельфина, которого видела впервые, и с радостной улыбкой повернулась к Полю.
- Аполлонова жажда к морю, - процитировала она.
- Аполлон жаждал много и побеждал во многих битвах, - сухо сказал он. Дельфины часто приплывают в бухту у нашего частного пляжа, там они наверняка будут развлекать тебя, пока ты останешься в доме на Орлином утесе.
- Разве мы не всегда будем жить там? - Она смеялась над кульбитами дельфина в воде.
- Не всегда, - тихо сказал Поль.
- Вероятно, бизнес заставляет тебя путешествовать?
- Да, - согласился он. - Через несколько месяцев мне придется уехать.
Пока он говорил, ее внимание занимал дельфин, но что-то в тоне его голоса заставило ее взглянуть на Поля. Угадать выражение глаз за темными очками было невозможно, но она подумала, не намекает ли он, что она была для него просто каприз, и со временем он ее отпустит...
Боль в сердце Домини стала еще острее... Она будет принадлежать ему, пока доставляет удовольствие. Она для него просто игрушка, именно как игрушку он и держит ее сейчас, по-хозяйски обнимая за талию смуглой рукой.
Они прошли, мимо Анделосской гавани, направляясь в бухту, бывшую частью владений Поля, но Домини успела отметить, что гавань напоминает венецианскую. Живописные яркие парусные лодки у причалов, дома, ступенями поднимающиеся по склонам от береговой линии, усыпанной галькой, белые стены, облитые золотыми лучами солнца. До них донеслась над водой песня молодого рыбака. И необычная, привязчивая мелодия его грустной песни еще долго слышалась им.
- О чем он поет? - поинтересовалась заинтригованная Домини.
- О девушке, на которой надеется жениться, когда будут устроены его сестры, - сообщил ей Поль немного насмешливо. - Не столь романтично, как ты ожидала, да? Но в Греции так часто бывает. Если сын в бедной семье единственный добытчик пропитания, он должен заботиться о них, пока не выйдут замуж его сестры.
- Как тяжело для бедного мальчика, - тихо сказала Домини. - Недаром он пел так грустно.
- Да, но его девушка любит его, - сухо возразил Поль, - он знает, что она будет его ждать и любовь сохранится в ее сердце, как хранится запечатанное в подвалах вино, - набирая крепость и сладость.
Домини чуть поежилась от примитивной красоты его слов.., но всегда ли любовь становится слаще от ожидания? Наверняка в этих словах заключена квинтэссенция романтизма, однако Поль не верит в романтизм.
Лагуну охраняли темные скалы рифов. И в этот спокойный день голубая вода только пенилась при входе в бухту. Но Домини подумала, что в ветренную погоду в этом узком канале наверняка опасно плавать. В шторм вода будет кипеть и швырять лодку на оскаленные зубы рифов.
От пляжа, казалось, до самого неба поднимались бастионы утесов; птицы гнездились в расселинах и с криком носились над ними. Со скал свешивались цветущие водоросли.
Они пристали к каменному причалу, и Домини увидела, что пляж обрамлен пещерами, входы в которые отделялись друг от друга огромными валунами, отполированными волнами до гладкости атласа. Ленточные водоросли извивались на бледном песке, как змеи, кое-где были разбросаны кусты приморского падуба и можжевельника, в тени которых можно укрыться от палящего солнца.
Домини стояла, оглядываясь вокруг, и гадала, как они смогут добраться с этого закрытого пляжа до дома. И вскоре она поняла. Подбежал поваренок с большим электрическим фонарем в руках, который с ослепительной улыбкой подал Полю. Поль сказал ему что-то по-гречески, показывая на катер, - очевидно, отдавая распоряжение о переносе багажа, и невозмутимо повел Домини ко входу в одну из больших пещер.
- Давным-давно эта пещера была тайником контрабандистов, - сказал он ей. Она ведет прямо к дому и совершенно безопасна. Приливы здесь не очень сильны и поднимаются только в чертовски плохую погоду, тогда разумнее всего держаться от пляжа подальше.
- Ну, - рассмеялась Домини, - это крайне оригинальный способ приводить в дом невесту.., но должна признать, что он вполне соответствует твоим пиратским наклонностям.
Эхо в пещере повторило и ее слова, и его ответный смех. Когда они шли по каменному туннелю, следуя за снопом света от фонаря, Домини взглянула на Поля. Необычный, непредсказуемый, ухмыляется почти как мальчишка.., ну, почти, как мальчишка; глаза его больше не прятались за темными стеклами очков и, встретив ее взгляд, засияли расплавленным ЗОЛОТОМ.
- Замечаешь, подъем? - спросил он. - Скоро мы достигнем двери, за которой начинаются ступени, ведущие к саду. Этот тайный ход нравится тебе, да?
- Да, - согласилась Домини с улыбкой. - Ты же знаешь, я неисправимый романтик.
- Это характерно для британцев. - Он пожал плечами - таким непривычным для Домини жестом - и через несколько минут свет фонаря выхватил из темноты овальную деревянную дверь, распахнувшуюся на неровные каменные ступени, поднимающиеся круто вверх. - Будь, пожалуйста, поосторожнее, - предупредил ее Поль. - Древние камни кое-где осыпаются - имей это в виду! - Он подхватил ее, когда Домини споткнулась, и на мгновение она прижалась к твердому и теплому телу мужа. У нее перехватило дыхание, она подумала, что он не удержится от поцелуя, но Поль сразу отпустил ее, и она пошла впереди, стараясь не торопиться.
Он молча следовал за ней, из-под арки, увитой диким виноградом, на дорожку, что вела через сад, разбитый на поднимающихся вверх террасах. Кипарисы - изумрудно-зеленые и золотые - высились над зарослями вистарии и утренней красавицы. Олеандры развесили свои розовые колокольчики в солнечных лучах. В прохладно-зеленых перечных деревьях порхали крошечные яркие птички и громко щебетали.
- Другой стороной дом выходит на сосновый лес, - сообщил Поль и, наклонившись, сорвал кисточку душистых цветов жасмина и непринужденным жестом вдел ее в волосы Домини. Похожие на звездочки лепестки моментально пристали к медовым волосам, как конфетти, и аромат жасмина заполнил ее ноздри. Это был жест язычника, венчание ее цветком любви в саду, словно повисшем высоко над морем. Будто он без слов сказал ей, что этой ночью она впервые останется с ним наедине в его доме.
Дом на Орлином утесе, изолированный от остального мира, как показалось девушке, прибывшей в него в роли молодой жены, имел совершенно особую атмосферу мрачноватой тайны.
Его стены казались нежно-золотыми, а чистотой линий он напоминал греческие храмы с многочисленными ступенями, которые вели к широкой piazza <Терраса (греч.).>, похожей на гостиную под открытым небом. Обставлена она была глубокими креслами и шезлонгами, невысокими столиками и огромными каменными кадками, в которых пышно цвели вьющиеся растения. Домини заглянула за парапет - перед ней разверзлась бездна, глубокая, как человеческая глупость, дальше видны были только море и скалы.
Она, чуть слышно охнув, отпрянула назад, обернулась к Полю и услышала, как он сказал:
- Пойдем, - он протянул загорелую руку, - разреши показать тебе дом изнутри.
Домини пошла к нему, немного напуганная головокружительной пропастью, позволила взять за руку и ввести в дом через раздвигающиеся стеклянные двери.
- Это salotto <Зал, гостиная (греч.).>, - он показал большую жилую комнату с огромным круглым диваном и креслами под стать ему, венецианскими зеркалами с витыми рамами, украшенными резьбой, шкафами и гигантской медной люстрой, которую с помощью цепей можно опустить, чтобы зажечь затейливой формы масляные лампы. Потом люстра снова поднималась. Она была очень старомодной, и не избежала участи понравиться Домини, так любившей старину и имевшей романтические наклонности.
- Тебе нравится tzaki, верно? - Поль показал на огромный каменный камин и приготовленные сосновые поленья в корзине из витого железа. - По вечерам здесь становится прохладно, а англичане любят уютный огонь, пылающий в камине, да?
Она взглянула на него широко раскрытыми глазами. Поль вдруг показался ей еще в большей степени незнакомым иностранцем. Поспешно кивнув в ответ, Домини зачарованно смотрела в другой конец комнаты, где полукруглые ступени вели на платформу, на которой стояло пианино. Оно блестело, светилось темной полировкой и казалось прекрасным! У Домини заблестели глаза. Игра на пианино одно из ее увлечений, Домини превосходно играла и чувствовала музыку, хотя и не профессионально. Дядя любил слушать, как она играла на сильно расстроенном старом инструменте в Фэрдейне.
- Оно тебе нравится, Домини? - тихо спросил Поль.
Она кивнула, ей страшно хотелось сесть на стульчик с мягким сиденьем и откинуть блестящую крышку, под которой прятался целый мир, в котором так легко можно затеряться.
- Оно твое, - сказал Поль.
- Мое? - Она неуверенно повернулась к нему.
- Инструмент доставлен из Афин три недели назад, - с улыбкой сообщил он. Платформа когда-то использовалась дедом для внушительного письменного стола. Комната была кабинетом, а при мне она превратилась в salotto. Люстру я перенес из холла, шкафы извлечены из всех углов дома и отполированы так, что стала видна красота дерева, коврики из медвежьих шкур при моей мачехе валялись в чулане. Но тебе, должно быть, это неинтересно!
- Наоборот, Поль - она застенчиво коснулась его руки и почувствовала упругие темные волосы, в которых запутался ремешок его часов. - Комната великолепна. Скажи мне, Поль, что за слова вырезаны на каменном фризе tzaki?
- Ты начинаешь выговаривать греческие слова с хорошим, четким акцентом, одобрил он. - Эти слова? - Он подошел к камину, и она наблюдала, как он провел пальцем по буквам греческого девиза. - "Сражайся с властью тьмы, как сражался Аполлон" - перевел Поль тихим, почти безразличным голосом.
- Да, конечно, Аполлон - бог света, - пробормотала Домини и подумала о том, что Поль не способен переносить яркий свет и золото греческого солнца, хотя и любил ощущать его тепло кожей. Они подолгу загорали на пляже в нескольких милях от Афин, и он, как огромный коричневый кот, вытягивался в одних плавках лицом вниз на песке. Язычник, поклоняющийся солнцу, которое вонзало ножи в его глаза, если он не прятал их за темными стеклами. Домини понимала, что это как-то связано с перенесенным ранением - она не знала, каким образом он получил его, - и оставившем страшный зигзаг на его виске.
- Когда я увижу твою сводную сестру? - поинтересовалась она, зная из того немногого, о чем Поль позволил себе рассказать, что он сильно привязан к девочке, хотя и не ладил с ее матерью. Его мать умерла, когда ему исполнилось четыре года, а младший брат был совсем младенцем. Через несколько лет отец женился снова, и появилась Кара. Брак не был счастливым. Отец Поля умер от инфаркта случившегося с ним у штурвала гоночной яхты в Ионическом море. Его жена была на борту вместе с ним, она погибла, когда яхта, управляемая рукой мертвого, затонула.
Кара жила у тетки Поля, потому что сам Поль вынужден часто уезжать из дома по делам. Домини уже решила забирать девочку к себе на выходные дни. Она инстинктивно чувствовала, что подружится с ней.
- Завтра мы поедем к тете Софуле и увидим Кару, - сказал Поль. - А теперь давайте продолжим экскурсию по вашему новому дому, мадам Стефанос.
Ее новый дом! Полный переходов, неожиданно появляющихся дверей, украшенной резьбой мебели, греческих ковриков ручной работы и, наконец, комната, в которой она будет спать. Комната, смежная со спальней Поля. Багаж уже принесли с берега и поставили в комнатах. Поль пошел за дипломатом и вернулся сообщить, что идет на пару часов вниз поработать, и предложил Домини осваиваться самостоятельно.
- Спасибо за пианино, Поль. - Она стояла, осторожно трогая кончиком пальца очаровательную венецианскую лампу на своем туалетном столике. Ковры заглушили звук его шагов, и совершенно неожиданно он появился отраженным в зеркале позади нее. Ее светловолосая голова находилась как раз на уровне его сердца, и он, обняв ее за талию одной рукой, притянул к себе.
- Теперь по-настоящему начинается наша совместная жизнь, Домини, - тихо шепнул он ей в волосы, туда, где все еще держалась веточка жасмина, прикрепленная им, и вдохнул аромат цветов.
Их взгляды в зеркале встретились, и прежнее смятение овладело Домини, когда она заметила в его золотистых глазах блеск собственника. Губы его смяли жасмин в ее волосах и скользнули по шее вниз, к ложбинке у плеча, прикрытой тонким шелком блузки. Губы обжигали ее сквозь шелк, и она чувствовала в нем голод...
- Поцелуй меня, Домини, - приказал он, и у нее бешено застучало сердце. Повернись и поцелуй меня.
Она повиновалась, как заводная кукла, и потянулась, чтобы прижаться губами к его темной щеке.
- Сойдет.., пока. - Он улыбнулся и отпустил ее, круговым движением руки обводя комнату. - Как тебе твой будуар?
- Очень красиво, - дрожащим голосом ответила Домини.
- Прохладные голубой и кремовый цвета, как цветы гардении в тон моей сабинянке. Он хитро ухмыльнулся. - А теперь я оставляю тебя в мире, - adio!
Дверь за ним закрылась, и Домини медленно расслабилась, сбрасывая напряжение, в которое он ее обычно приводил, когда прикасался к ней. Она вытащила из волос жасмин и сунула его с глаз подальше в один из ящиков старинного туалетного столика. Потом взяла щетку для волос - кто-то уже распаковал ее вещи - и начала вычесывать лепестки из волос, когда послышался стук в дверь. Она нервно повернулась, совершенно не в состоянии вспомнить, как будет по-гречески "войдите", и сказала это слово по-английски. Вошла Лита. Она улыбалась свойственной ей серьезной улыбкой и пожелала узнать, не может ли она чем-нибудь услужить Домини.
- Нет, я сама прекрасно справляюсь, - улыбнулась Домини в ответ, большим облегчением для нее было увидеть Литино знакомое лицо в этом большом и пока незнакомом доме. - Спасибо за заботу, Лита.
- Пока вы не приобретете горничную, мадам, я к вашим услугам. - Лита поправила кружевное покрывало на двуспальной кровати и положила поаккуратнее вышитый мешочек с ночной сорочкой Домини.
- Ой, не знаю, стоит ли возиться с горничной, Лита. - Домини собрала волосы в хвост и закрепила их. - Я привыкла сама все делать, и будет слишком, если меня станут обслуживать.
Лита казалась несколько шокированной этим сообщением молодой хозяйки.
- Надежная девушка из деревни с удовольствием пошла бы на эту работу, мадам, - заметила она. - Наши девушки воспитываются послушными и услужливыми, а иметь личную горничную принято для леди вашего положения.
- Ладно, ладно, - расхохоталась Домини. - Хорошо, очень хорошо, но если уж ты намерена навязать мне горничную, то сама и займись выбором ее. На самом деле, греки страшно упрямы, наверное, самые упрямые люди на свете, - верно?
- Это так, мадам, - снова улыбнулась Лита и наклонилась, подбирая несколько лепестков-звездочек, которые, как конфетти, рассыпались по мягкому ковру перед туалетным столиком. Домини посмотрела на ее гладкую черноволосую голову и подумала, привыкнет ли когда-нибудь к манере греков командовать. Жизнь в Фэрдейне была такой нестрогой и несложной. Никаких проблем со слугами, так как Домини делала всю работу по дому сама с помощью единственной поденщицы.
- Вы с Янисом хорошо провели отпуск? - поинтересовалась Домини после того, как Лита орлином взором окинула комнату, удостоверяясь, все ли находится в полном порядке и должной чистоте, как требовали того кремовой окраски стены, нежной голубизны занавески и шелковая обивка на мебели: на кушетке, маленькой скамеечке под ноги для шитья и на панели в изголовье кровати.
- Мы работали на ферме отца Яниса в Спарте, - тихо ответила Лита. - Это был труд любви и потому сам по себе праздник.
После ее ухода Домини постояла, обдумывая слова Литы. Истинная правда: человек не жалеет себя, выполняя долг или принося жертву, только когда делает это любя.
Потом с решительностью, которая выглядела, как храбрость, Домини последовала совету Поля - стала знакомиться с домом. Внутренняя отделка дома была очень богатой, щедро выполненная из большого количества кипарисовой и кедровой древесины. Время и множество рук отполировали перила лестницы так, что они казались темным зеркалом, а ступени поистерлись ногами нескольких поколений. Из окна лирообразной формы, расположенного над изгибом массивной, сделанной из черного кедра, лестницы, она увидела море и сосны. День подходил к концу, и фиолетовая дымка стояла над лесом. Острый аромат хвои донесся до нее вместе с треском цикад, похожим на биение пульса.