Страница:
Виталий Ковалев
Ураган «Лолита»
цикл рассказов о Лолите
© «Ліра-Плюс», 2012
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()
Предисловие. Белый камень
На летнюю практику в Академии художеств мы ехали на два месяца, в самую кондовую латвийскую глубинку. В группе было человек 30. В то лето я приехал позже всех, за день до праздника Лиго (аналог праздника Ивана Купалы). Все уже расположились в местной школе. Всё, как обычно, – кровати, матрасы, но нашел-таки свободное местечко. Засунул вещи и этюдник под кровать и бросил на подушку «Рассказы о Нике Адамсе» Хемингуэя.
В школе пусто, наших не видно, разбрелись. Первым делом, надо оглядеть окрестности. За школой лес, за ним шумит море, вокруг поля, под старыми дубами виднеются хуторского типа деревянные дома, стоящие на большом отдалении друг от друга, блестит река: Наконец, я заметил наших парней и девушек с отделений графики, скульптуры и гобелена. Народ готовился к Лиго, а поскольку этот праздник отмечался следующей ночью, то я решил отоспаться. Вернулся в школу, лёг и написал письмо девушке, которой обещал писать каждый день, почитал «Ника Адамса» и не заметил, как заснул. Проснулся ночью, почувствовав, что с меня стягивают одеяло. На койке сидит Ивета с 4 курса и зовёт «прогуляться». Только глаза блестят в темноте. Меня разбирал смех от этой сцены – каждый тянет на себя одеяло. С соседней кровати послышался совет сокурсника Эглитиса: «Да ты его приласкай».
– Если я его приласкаю, он сознание потеряет! – отвечает она из темноты и не отпускает одеяло.
– Слушай, иди с Эглитисом, – говорю я.
Ей это надоедает, она встает, смотрит на меня некоторое время и говорит: «У меня есть подруга, она вела себя точно, как ты, а на шестом курсе сказала мне, какая же она была дура! И ты это потом поймёшь».
Утром приехал мой друг и сокурсник Эдгар. В той глубинке праздник Лиго проходит по-настоящему весело. К вечеру у реки раздвинут стол метров 50 длиной. Пиво бочками, на столах сыры, соленья. Пылает огромнейший костёр, в нём не поленья, а целые брёвна. Белая церковь на холме озарена колеблющимся светом. Оглушительно играет оркестр, народ веселится, и так любопытно видеть с аккордеоном кассира из магазина, на скрипке играет почтальон, а на трубе – директор школы, в которой мы живём. У реки собралось человек 300 – весь наш посёлок. Мы пируем за столом, освещённым огнём. В двух шагах за ним полная тьма. Эдгар уходит танцевать с местной девушкой и возвращается ко мне с двумя. Они подходят, и мы отправляемся гулять, а когда проходим мимо костра, замечаю, что одна из них беременная. Им лет по 18 и они хотят показать нам самые интересные места. Еле угадывая куда ступать, проходим мимо мельницы, плотины, озера с островками. Проходим через кладбище. У самого входа на кладбище высится большой белый камень, и на нём я едва различаю снимок девочки лет 15. Похоронена она была 10 лет назад. Стало больно от мысли, что в этот миг никто о ней не думает. Где же она теперь? Над головой сияли звёзды, и я подумал, что если бы она была на одной из этих звёзд, то она была бы совсем рядом. Её было бы видно. И я решил обязательно прийти сюда днём. Там было очень хорошо, тихо. Лавочка возле надгробия окружена кустами. Потом там я писал все свои письма. В полном мраке мы подошли к морю и решили искупаться. Девушки отошли в сторону, разделись догола и зашли в воду. Было очень тепло. А, накупавшись, они пригласили нас к себе домой. Жили они в маленькой комнатке, в деревянном старинном доме и спали на одной кровати. В комнате темно, немного подрагивает на стенах свет от костров. Девушки совсем не говорят по-русски, в такой глубинке это встречается. Я только что прочитал готический роман и рассказываю им эту историю. Через 15 минут они, ужавшись в углу на кровати, просят включить свет. Потом я предложил им погадать на книге. Для этого берётся тяжёлая книга, раскрывается на середине, в неё вкладываются большие ножницы, они зажимаются закрытой книгой, которая перевязывается поперёк чёрной лентой. Теперь книгу можно держать на весу, подложив пальцы под кольца ножниц. Беременная, которую зовут Инга, хочет погадать. Мы сидим с ней напротив друг друга, кольца ножниц на наших указательных пальцах. Она задаёт вопрос: «Книга, скажи, Янис на мне женится?» Книга начинает поворачиваться по часовой стрелке. Это означает – да. А на следующий день начинается работа. Когда выходил из школы, столкнулся с той девушкой с 4 курса, что не давала мне спать. Она посмотрела на меня и прошептала: «Ненавижу!»
Мы с Эдгаром отправляемся к морю рисовать крытые соломой дома и сараи. На берегу моря сушатся сети, кричат чайки, на песке блестят стеклянные шары от сетей. Пенистая поверхность моря, горячий ветер, запах тины, стрекотание кузнечиков. Рисовал я так – предварительно расщеплял карандаши, вынимал графит и наламывал его кусочками сантиметра по 2. Рисовать можно, держа такой кусочек в руке, а можно положить его плашмя на лист бумаги и рисовать всей плоскостью, придавив большим пальцем. Получается интересная фактура, она меняется в зависимости от нажима и поворотов руки. Так очень удобно рисовать объекты из дерева и камня. Наша задача на практике изучать природу. Камень должен на рисунке быть камнем, дерево – деревом, вода – водой. Хорошая работа всегда заключает в себе «изюминку». Глядя на такую работу, восклицаешь: «Какое закатное солнце! Как у тебя получилось!» «Какое настоящее отражение в воде!» Во второй половине дня делаем акварели. Акварель – самая сложная техника. Во всех других техниках ты контролируешь ситуацию, поправляешь, можно работать долго, испортить работу нельзя. В акварели всё делается быстро, контролировать в ней нельзя ничего. Надо знать законы перетекания цвета, создавать ситуации, когда акварель сама по себе будет делать именно то, что тебе надо. Я слышал, что китайцы, заваривая зелёный чай, поглаживают чайник специальной кисточкой – подлизываются. Акварель не столько делаешь, сколько кистью упрашиваешь её, доказываешь ей свою дружбу. В конце дня сделаны два больших рисунка и две акварели. Можно искупаться, а потом просто лечь на песок. Вокруг меня лежат акварели и рисунки. Солнце спускается в море, воздух чист, на всём тёплый свет, лёгкие тени, но нет всего этого в моих работах. Ветерок заметает на них песок. Сегодня ничего у меня не вышло. Лёжа я вижу белую церковь с оранжевыми, горящими на солнце стёклами, вижу кладбище, и большой белый камень у входа с овальной фотографией девушки, у которой было такое красивое имя – Sandra. Я помню о ней, и значит, она немножко живёт. А дальше уходят поля, перелески и виден блеск реки.
В школе пусто, наших не видно, разбрелись. Первым делом, надо оглядеть окрестности. За школой лес, за ним шумит море, вокруг поля, под старыми дубами виднеются хуторского типа деревянные дома, стоящие на большом отдалении друг от друга, блестит река: Наконец, я заметил наших парней и девушек с отделений графики, скульптуры и гобелена. Народ готовился к Лиго, а поскольку этот праздник отмечался следующей ночью, то я решил отоспаться. Вернулся в школу, лёг и написал письмо девушке, которой обещал писать каждый день, почитал «Ника Адамса» и не заметил, как заснул. Проснулся ночью, почувствовав, что с меня стягивают одеяло. На койке сидит Ивета с 4 курса и зовёт «прогуляться». Только глаза блестят в темноте. Меня разбирал смех от этой сцены – каждый тянет на себя одеяло. С соседней кровати послышался совет сокурсника Эглитиса: «Да ты его приласкай».
– Если я его приласкаю, он сознание потеряет! – отвечает она из темноты и не отпускает одеяло.
– Слушай, иди с Эглитисом, – говорю я.
Ей это надоедает, она встает, смотрит на меня некоторое время и говорит: «У меня есть подруга, она вела себя точно, как ты, а на шестом курсе сказала мне, какая же она была дура! И ты это потом поймёшь».
Утром приехал мой друг и сокурсник Эдгар. В той глубинке праздник Лиго проходит по-настоящему весело. К вечеру у реки раздвинут стол метров 50 длиной. Пиво бочками, на столах сыры, соленья. Пылает огромнейший костёр, в нём не поленья, а целые брёвна. Белая церковь на холме озарена колеблющимся светом. Оглушительно играет оркестр, народ веселится, и так любопытно видеть с аккордеоном кассира из магазина, на скрипке играет почтальон, а на трубе – директор школы, в которой мы живём. У реки собралось человек 300 – весь наш посёлок. Мы пируем за столом, освещённым огнём. В двух шагах за ним полная тьма. Эдгар уходит танцевать с местной девушкой и возвращается ко мне с двумя. Они подходят, и мы отправляемся гулять, а когда проходим мимо костра, замечаю, что одна из них беременная. Им лет по 18 и они хотят показать нам самые интересные места. Еле угадывая куда ступать, проходим мимо мельницы, плотины, озера с островками. Проходим через кладбище. У самого входа на кладбище высится большой белый камень, и на нём я едва различаю снимок девочки лет 15. Похоронена она была 10 лет назад. Стало больно от мысли, что в этот миг никто о ней не думает. Где же она теперь? Над головой сияли звёзды, и я подумал, что если бы она была на одной из этих звёзд, то она была бы совсем рядом. Её было бы видно. И я решил обязательно прийти сюда днём. Там было очень хорошо, тихо. Лавочка возле надгробия окружена кустами. Потом там я писал все свои письма. В полном мраке мы подошли к морю и решили искупаться. Девушки отошли в сторону, разделись догола и зашли в воду. Было очень тепло. А, накупавшись, они пригласили нас к себе домой. Жили они в маленькой комнатке, в деревянном старинном доме и спали на одной кровати. В комнате темно, немного подрагивает на стенах свет от костров. Девушки совсем не говорят по-русски, в такой глубинке это встречается. Я только что прочитал готический роман и рассказываю им эту историю. Через 15 минут они, ужавшись в углу на кровати, просят включить свет. Потом я предложил им погадать на книге. Для этого берётся тяжёлая книга, раскрывается на середине, в неё вкладываются большие ножницы, они зажимаются закрытой книгой, которая перевязывается поперёк чёрной лентой. Теперь книгу можно держать на весу, подложив пальцы под кольца ножниц. Беременная, которую зовут Инга, хочет погадать. Мы сидим с ней напротив друг друга, кольца ножниц на наших указательных пальцах. Она задаёт вопрос: «Книга, скажи, Янис на мне женится?» Книга начинает поворачиваться по часовой стрелке. Это означает – да. А на следующий день начинается работа. Когда выходил из школы, столкнулся с той девушкой с 4 курса, что не давала мне спать. Она посмотрела на меня и прошептала: «Ненавижу!»
Мы с Эдгаром отправляемся к морю рисовать крытые соломой дома и сараи. На берегу моря сушатся сети, кричат чайки, на песке блестят стеклянные шары от сетей. Пенистая поверхность моря, горячий ветер, запах тины, стрекотание кузнечиков. Рисовал я так – предварительно расщеплял карандаши, вынимал графит и наламывал его кусочками сантиметра по 2. Рисовать можно, держа такой кусочек в руке, а можно положить его плашмя на лист бумаги и рисовать всей плоскостью, придавив большим пальцем. Получается интересная фактура, она меняется в зависимости от нажима и поворотов руки. Так очень удобно рисовать объекты из дерева и камня. Наша задача на практике изучать природу. Камень должен на рисунке быть камнем, дерево – деревом, вода – водой. Хорошая работа всегда заключает в себе «изюминку». Глядя на такую работу, восклицаешь: «Какое закатное солнце! Как у тебя получилось!» «Какое настоящее отражение в воде!» Во второй половине дня делаем акварели. Акварель – самая сложная техника. Во всех других техниках ты контролируешь ситуацию, поправляешь, можно работать долго, испортить работу нельзя. В акварели всё делается быстро, контролировать в ней нельзя ничего. Надо знать законы перетекания цвета, создавать ситуации, когда акварель сама по себе будет делать именно то, что тебе надо. Я слышал, что китайцы, заваривая зелёный чай, поглаживают чайник специальной кисточкой – подлизываются. Акварель не столько делаешь, сколько кистью упрашиваешь её, доказываешь ей свою дружбу. В конце дня сделаны два больших рисунка и две акварели. Можно искупаться, а потом просто лечь на песок. Вокруг меня лежат акварели и рисунки. Солнце спускается в море, воздух чист, на всём тёплый свет, лёгкие тени, но нет всего этого в моих работах. Ветерок заметает на них песок. Сегодня ничего у меня не вышло. Лёжа я вижу белую церковь с оранжевыми, горящими на солнце стёклами, вижу кладбище, и большой белый камень у входа с овальной фотографией девушки, у которой было такое красивое имя – Sandra. Я помню о ней, и значит, она немножко живёт. А дальше уходят поля, перелески и виден блеск реки.
Ночь Лолиты
Был душный июльский вечер. Мы вчетвером резались в карты «на желание», и я проиграл. Маргарита задумчиво глядела на меня, обдумывая наказание.
– Вот! Придумала. Вставай, иди, куда хочешь и найди мне интересный подарок. Но цветы не надо, – добавила она, заметив, что я посмотрел в окно, разделённое по горизонтали полем до самого горизонта.
Вот почему этим вечером я вышел из приятной прохлады и оказался среди духоты, стрекотание кузнечиков и пронзительного писка ласточек в небе, а над всем этим застыло облако, похожее на раскинувшую крылья белую птицу.
Вдали между холмами блестела залитая золотистым светом река, а на берегу под кронами деревьев раскинулся большой хутор. Подойдя к реке и искупавшись, я сел на песчаный берег, достал из сумки пастель, блокнот и стал набрасывать хутор и реку в солнечных бликах. Вокруг тишина, тихий шелест камыша и шлёпанье воды под провалившейся доской мостка, к которому была привязана лодка.
Я очень удивился, услышав за спиной детские голоса:
– Lolita, Lolita!
– Come to me, right now!
Оглянувшись, я увидел двух девочек, явно сестёр. Одной было лет десять, и звала она по-английски девочку лет шести. Они расположились на траве недалеко от меня. Младшая сестра скучала, разглядывая свою коленку, а старшая, очевидно та самая Лолита, стала читать, склонив над книгой голову. Её золотистые волосы закрывали всё лицо. Передо мной была живая иллюстрация к началу «Алисы в стране чудес». Не хватало только кролика, но только я об этом подумал, как заметил, что колышется высокая трава. Из неё выскочила небольшая чёрная собака.
Пес, оказавшись рядом со мной, гавкнул, припав на передние лапы, и опасливо понюхал коробку с пастелью на траве. Лолита уже не читала, а, обхватив колени руками, смотрела, как я рисую. Лицо её было светлым, прохладного тона, и, как это бывает у рыжеволосых, с бледной россыпью веснушек у носа. Волосы её выбились из заколки в виде золотой стрекозы. Пёс, понюхав пастель, чихнул, мотнув головой так, что щёлкнули его длинные уши.
Со стороны хутора к нам приближался мальчик такого же возраста, как и Лолита, и очень на неё похожий. Я решил ещё раз искупаться и двинулся уже к воде, как вдруг услышал за спиной вопрос: «Paradit ko interesantu?» (латыш. «Показать что-то интересное?»). Я не сразу понял, что вопрос обращён ко мне, но, оглянувшись, встретился с её глазами.
– Ja. (Да).
– Ты русский? Говори по-русски, я умею.
Она, спрыгнув с песчаной кручи над берегом, побежала вдоль воды, хрустя босыми ногами по ракушкам и обломкам сухого камыша.
– Нырни здесь, – сказала она, указывая рукой, – посмотри, что под водой.
Вода была очень тёплая и совершенно прозрачная. Стайка уклеек метнулась в сторону, задев мою ногу. Я чуть проплыл и нырнул. Под водой по песчаному дну скользили яркие пятна света, на уши вместе с водой давил гулкий неземной звук. Дно подо мной уходило резко вниз, проваливаясь в тёмный подводный обрыв. Я повис над краем этого провала. Дна не было видно, большая рыба стояла неподвижно в сумраке глубоко внизу. А надо мной, раскинув руки, лежала Лолита. Лицо её было опущено в воду, волосы расплылись, как пятно золотой краски, тёмные глаза смотрели вниз, в глубину. Она улыбалась и была похожа на довольного лягушонка. По контуру её тела вспыхивали искорки на воде, как будто надо мной мерцало «Созвездие Лолиты». Я вынырнул и зажмурился. У самых глаз искрилась гладь, а Лолита уже плыла к берегу и кричала мне: «В этой реке водится рыба, которая пищит!»
Вернувшись к своим вещам, я увидел, что дети, усевшись на траву, рассматривают мои рисунки в альбоме. Там был и набросок их дома. Поняв, что рисунок им нравится, я подарил его им. Они обрадовались, и теперь, чувствуя себя со мной совершенно свободно, стали интересоваться, что я здесь делаю. Я рассказал, для чего мы приехали на практику, рассказал и про подарок, который меня послали искать.
– А что здесь можно найти? – удивился мальчик.
– Смотрите, что я нашла! – воскликнула подошедшая Лолита и высыпала из рук на траву пять боровиков. – Андрис, давай суп варить, – предложила она.
Брат поддержал идею и побежал с младшей сестрой на хутор. Вскоре они вернулись и занялись приготовлением еды. Я решил, что это просто игра, но запылал костёр, что-то забулькало в котле. Они сообща колдовали над ним, и вскоре вместе с дымком меня окутал соблазнительный аромат. Пока суп варился, дети купались в реке. Только иногда, то Лолита, то её сестра подбегали к котлу, чтобы попробовать суп большой деревянной ложкой.
Солнце уходило за лес. По полю низко стелился дым костра, то золотистый на солнце, то голубой, когда солнце скрывала выползающая из-за леса грозовая туча. Хлопки по мячу, детский смех, плеск воды, лай собаки… Иногда доносились далёкие раскаты грома.
Наконец, суп был готов, дети позвали меня к котлу и дали мне миску, ложку и кусок чёрного хлеба. Вкуснота! Пёс смотрит, как мы едим, и облизывается, дожидаясь, пока остынет его порция.
Небо быстро закрыла грозовая туча, под ней сверкали молнии, и казалось, что туча движется на тонких сверкающих ножках. Поднялся ветер, и со всех сторон сразу послышался шум приближающегося дождя. Следом за детьми я залез в большой стог, который оказался вовсе и не стогом, а скорее шалашом, шатром. Сено внутри было примято, накрыто рогожей и надувными матрасами. Над головой на поперечной балке висел большой электрический фонарь. Снаружи бушевала гроза, а здесь было тепло, сухо и уютно. Когда все удобно устроились на матрасах, младшая сестрёнка уселась Лолите на живот. Андрис, доедая кусок хлеба, вдруг спросил: «А почему рисуют? Ведь можно сделать и фотографию?»
– А что тебе больше понравилось бы, рисунок твоего дома или фотография? – спросил я.
– Рисунок лучше.
– Почему?
– Ну,… это трудно сделать. Это человек делает сам, рукой… я и не знаю, как сказать.
– А если бы тебе предложили настоящий арбуз и искусственный, который сделал человек. Совсем, как настоящий. Что ты выберешь?
– Нет, лучше настоящий.
– Значит, дело не в том. Понимаешь, картина – это другой взгляд на что-то привычное.
– Как это? – спросил Андрис.
– Ну, вот расскажи, как у вас тут осенью? Как вы живёте?
– Осенью много работы.
– Осенью очень скучно, холодно и печально, – сказала Лолита.
– Вот, смотрите, – я достал из сумки маленький томик. – Это стихи, это тоже картины, но не красками, а словами. Послушайте кусочек. Вам всё это будет знакомо.
– Я закрою глаза и буду представлять, что это картина, – сказала Лолита, спихнув с себя сестрёнку и сильно зажмурившись. Сестрёнка примостилась у неё подмышкой и тоже закрыла ладошками глаза.
– Да, так даже лучше. А стихи такие, – и я, опасаясь, что стихи окажутся сложны для них, стал медленно читать:
– Есть такой поэт – Роберт Фрост.
– Этот Роберт Фрост как будто знает наши места! – воскликнула Лолита, вскакивая на колени. – Да, я всё это видела осенью!
– Всё, как настоящее, – согласился Андрис.
– Нет. Немножко другое, – произнесла задумчиво Лолита. – Осенью бывает холодно и сыро. Я помню, как встречала папу и промочила ноги, а потом болела голова, меня тошнило, а в окно колотил дождь. А здесь всё совсем по-другому. Так хорошо! Я хочу это стихотворение. Напиши его мне.
– Я оставлю тебе эту книжку, если тебе нравится, – и я протянул томик Лолите.
– Спасибо! – улыбнулась она и зажала книгу подмышкой.
Дождь кончился. Брат с младшей сестрёнкой побежали к хутору. Следом за ними с лаем понёсся пёс, а Лолита, придвинувшись ко мне, заговорщически прошептала: «Пойдём, я покажу тебе такое, что ты ещё не рисовал». В темноте мы прошли вдоль реки мимо хутора и углубились в лес. Здесь пахло грибами.
– А почему ты с сестрой говорила по-английски? – спросил я Лолиту.
– Пусть учится. Я тоже учусь, и мне это нравится. Я хочу знать много языков. А как я говорю по-русски? Не смешно?
– Ты говоришь очень хорошо!
– Вот, мы пришли.
Лолита остановилась у высокой сосны. Ветви начинались очень низко, по ним легко было взбираться наверх. Она встала на нижнюю ветвь и ловко полезла на дерево.
– Давай, залезай! – послышался сверху её голос. – Только не становись на сломанные ветки.
Я карабкался вслед за ней, мне стало интересно, что же она хочет мне показать. Лолита поднималась всё выше, на голову мне сыпалась тонкая сосновая шелуха. Мы были уже высоко, здесь чувствовалось, что дерево качается. Наконец, я увидел девочку. Она сидела в кресле из досок, устроенном среди ветвей. В развилке сосны, рядом с ней, было второе кресло. Я сел рядом с ней. Она вдруг засунула руку в дупло и вытащила пачку сигарет.
– Это – Андриса, – пояснила она, заметив мой удивлённый взгляд, и сунула руку в дупло ещё глубже.
– Ты искал подарок. У меня есть то, что тебе надо. Смотри, – сказала она, что-то протягивая мне. – Это приносит счастье!
На мою ладонь легла совсем новая подкова.
– Это должно понравиться. Ты только объясни, что подкову надо прибить над дверью, – посоветовала Лолита.
– Потрясающе! Спасибо! Это будет неожиданный подарок.
– А ты будешь сегодня ночевать с нами в стогу? – спросила Лолита.
– Похоже, придётся. Опять гроза идёт. А вы ночуете в шалаше?
– Да, мы любим. Когда тепло. А утром я принесу ещё одну подкову. Тебе.
– Здорово! Я прибью её к этюднику.
– У тебя тогда получатся хорошие картины, – заключила она и, помолчав, добавила: – С подковой ты уже про нас не забудешь.
– Как можно забыть тех, с кем спишь в одном стогу! Но что же ты хотела мне показать?
Чёрная туча над нами растекалась по небу, словно тушь по мокрой бумаге, поднимался ветер, и дерево качалось все сильней.
– Посмотри, – протянула она руку вперёд.
Далеко, за деревьями, тускло светился изгиб реки, а дальше тонули во мраке поля. Небо у горизонта было подсвечено таинственным светом, и там под этим небом лежало море огоньков.
– Там большой город, – сказала Лолита. – Как высоко надо подняться, чтобы увидеть его! Правда, похоже на горящие угли в костре или на торт со свечками, когда его вносят в тёмную комнату?
Мы сидели в тишине и смотрели на этот свет. Дул ветер, и мы покачивались в наших креслах. Скрипели деревья, между ветвями, трепеща крылышками, носились летучие мыши. Лолита отколупнула кусочек смолы от ствола и протянула мне.
– Нравится, как пахнет смола? – спросила она. – А ещё очень вкусно пахнет берёзовый листок, если его размять в пальцах. Попробуй когда-нибудь и вспомни тогда, что мне это нравится.
В темноте едва виднелось лицо Лолиты, она смотрела на далёкий город, и мне показалось, что она улыбается. Неужели, когда-нибудь, через много лет, всего этого не будет? Ни этого лета, ни нас с ней в ночи на этом дереве и этой дали с заманчивым светом огней как символа того, что вся жизнь впереди. И придёт воспоминание, как свет потухшей звезды, которой давно уже нет?… Но сейчас всё это есть! Я глубоко вдыхаю свежий воздух, пахнущий рекой и хвоей. Все сильнее качается наше дерево, оглушительно-грозно, словно ночное море, шумят чёрные вершины деревьев вокруг нас.
– Нам надо спускаться на землю, – громко сказал я. – Сейчас опять будет гроза.
– Хорошо. Но сначала прочитай ещё какое-нибудь стихотворение Роберта Фроста, – кричит в ответ Лолита. Её волосы развеваются на ветру, рукой она прикрывает лицо от летящей с ветром в глаза сосновой шелухи и иголок.
– Ну, слушай. Если какие-нибудь слова не поймёшь, то я объясню.
Подойдя к реке, я зашёл на хутор, но там жили уже другие люди, соседи прежних хозяев. Они сообщили, что очень давно, после шестого класса, Лолита переехала к родственнице в Ригу, там окончила школу и поступила в медицинский институт. После этого, десять лет назад, её отец продал хутор, и вся семья переехала в Ригу. Больше новые хозяева хутора ничего о них не знали.
Я решил поискать дерево Лолиты, но не нашёл его. Не удалось найти и то место, где я нырял в реку, – берег зарос камышом, стал топким, и к воде нельзя было подойти. Всё было и знакомо, и чуждо одновременно. Стал моросить мелкий дождь, и я решил вернуться к машине. Трава вокруг меня бессильно поникла, прибитая дождями, я присел на корточки и заметил крохотный поздний цветок с белыми лепестками. Безымянный и жалкий, он незаметно продолжал жить, и вспомнились мне давние строки:
– Вот! Придумала. Вставай, иди, куда хочешь и найди мне интересный подарок. Но цветы не надо, – добавила она, заметив, что я посмотрел в окно, разделённое по горизонтали полем до самого горизонта.
Вот почему этим вечером я вышел из приятной прохлады и оказался среди духоты, стрекотание кузнечиков и пронзительного писка ласточек в небе, а над всем этим застыло облако, похожее на раскинувшую крылья белую птицу.
Вдали между холмами блестела залитая золотистым светом река, а на берегу под кронами деревьев раскинулся большой хутор. Подойдя к реке и искупавшись, я сел на песчаный берег, достал из сумки пастель, блокнот и стал набрасывать хутор и реку в солнечных бликах. Вокруг тишина, тихий шелест камыша и шлёпанье воды под провалившейся доской мостка, к которому была привязана лодка.
Я очень удивился, услышав за спиной детские голоса:
– Lolita, Lolita!
– Come to me, right now!
Оглянувшись, я увидел двух девочек, явно сестёр. Одной было лет десять, и звала она по-английски девочку лет шести. Они расположились на траве недалеко от меня. Младшая сестра скучала, разглядывая свою коленку, а старшая, очевидно та самая Лолита, стала читать, склонив над книгой голову. Её золотистые волосы закрывали всё лицо. Передо мной была живая иллюстрация к началу «Алисы в стране чудес». Не хватало только кролика, но только я об этом подумал, как заметил, что колышется высокая трава. Из неё выскочила небольшая чёрная собака.
Пес, оказавшись рядом со мной, гавкнул, припав на передние лапы, и опасливо понюхал коробку с пастелью на траве. Лолита уже не читала, а, обхватив колени руками, смотрела, как я рисую. Лицо её было светлым, прохладного тона, и, как это бывает у рыжеволосых, с бледной россыпью веснушек у носа. Волосы её выбились из заколки в виде золотой стрекозы. Пёс, понюхав пастель, чихнул, мотнув головой так, что щёлкнули его длинные уши.
Со стороны хутора к нам приближался мальчик такого же возраста, как и Лолита, и очень на неё похожий. Я решил ещё раз искупаться и двинулся уже к воде, как вдруг услышал за спиной вопрос: «Paradit ko interesantu?» (латыш. «Показать что-то интересное?»). Я не сразу понял, что вопрос обращён ко мне, но, оглянувшись, встретился с её глазами.
– Ja. (Да).
– Ты русский? Говори по-русски, я умею.
Она, спрыгнув с песчаной кручи над берегом, побежала вдоль воды, хрустя босыми ногами по ракушкам и обломкам сухого камыша.
– Нырни здесь, – сказала она, указывая рукой, – посмотри, что под водой.
Вода была очень тёплая и совершенно прозрачная. Стайка уклеек метнулась в сторону, задев мою ногу. Я чуть проплыл и нырнул. Под водой по песчаному дну скользили яркие пятна света, на уши вместе с водой давил гулкий неземной звук. Дно подо мной уходило резко вниз, проваливаясь в тёмный подводный обрыв. Я повис над краем этого провала. Дна не было видно, большая рыба стояла неподвижно в сумраке глубоко внизу. А надо мной, раскинув руки, лежала Лолита. Лицо её было опущено в воду, волосы расплылись, как пятно золотой краски, тёмные глаза смотрели вниз, в глубину. Она улыбалась и была похожа на довольного лягушонка. По контуру её тела вспыхивали искорки на воде, как будто надо мной мерцало «Созвездие Лолиты». Я вынырнул и зажмурился. У самых глаз искрилась гладь, а Лолита уже плыла к берегу и кричала мне: «В этой реке водится рыба, которая пищит!»
Вернувшись к своим вещам, я увидел, что дети, усевшись на траву, рассматривают мои рисунки в альбоме. Там был и набросок их дома. Поняв, что рисунок им нравится, я подарил его им. Они обрадовались, и теперь, чувствуя себя со мной совершенно свободно, стали интересоваться, что я здесь делаю. Я рассказал, для чего мы приехали на практику, рассказал и про подарок, который меня послали искать.
– А что здесь можно найти? – удивился мальчик.
– Смотрите, что я нашла! – воскликнула подошедшая Лолита и высыпала из рук на траву пять боровиков. – Андрис, давай суп варить, – предложила она.
Брат поддержал идею и побежал с младшей сестрой на хутор. Вскоре они вернулись и занялись приготовлением еды. Я решил, что это просто игра, но запылал костёр, что-то забулькало в котле. Они сообща колдовали над ним, и вскоре вместе с дымком меня окутал соблазнительный аромат. Пока суп варился, дети купались в реке. Только иногда, то Лолита, то её сестра подбегали к котлу, чтобы попробовать суп большой деревянной ложкой.
Солнце уходило за лес. По полю низко стелился дым костра, то золотистый на солнце, то голубой, когда солнце скрывала выползающая из-за леса грозовая туча. Хлопки по мячу, детский смех, плеск воды, лай собаки… Иногда доносились далёкие раскаты грома.
Наконец, суп был готов, дети позвали меня к котлу и дали мне миску, ложку и кусок чёрного хлеба. Вкуснота! Пёс смотрит, как мы едим, и облизывается, дожидаясь, пока остынет его порция.
Небо быстро закрыла грозовая туча, под ней сверкали молнии, и казалось, что туча движется на тонких сверкающих ножках. Поднялся ветер, и со всех сторон сразу послышался шум приближающегося дождя. Следом за детьми я залез в большой стог, который оказался вовсе и не стогом, а скорее шалашом, шатром. Сено внутри было примято, накрыто рогожей и надувными матрасами. Над головой на поперечной балке висел большой электрический фонарь. Снаружи бушевала гроза, а здесь было тепло, сухо и уютно. Когда все удобно устроились на матрасах, младшая сестрёнка уселась Лолите на живот. Андрис, доедая кусок хлеба, вдруг спросил: «А почему рисуют? Ведь можно сделать и фотографию?»
– А что тебе больше понравилось бы, рисунок твоего дома или фотография? – спросил я.
– Рисунок лучше.
– Почему?
– Ну,… это трудно сделать. Это человек делает сам, рукой… я и не знаю, как сказать.
– А если бы тебе предложили настоящий арбуз и искусственный, который сделал человек. Совсем, как настоящий. Что ты выберешь?
– Нет, лучше настоящий.
– Значит, дело не в том. Понимаешь, картина – это другой взгляд на что-то привычное.
– Как это? – спросил Андрис.
– Ну, вот расскажи, как у вас тут осенью? Как вы живёте?
– Осенью много работы.
– Осенью очень скучно, холодно и печально, – сказала Лолита.
– Вот, смотрите, – я достал из сумки маленький томик. – Это стихи, это тоже картины, но не красками, а словами. Послушайте кусочек. Вам всё это будет знакомо.
– Я закрою глаза и буду представлять, что это картина, – сказала Лолита, спихнув с себя сестрёнку и сильно зажмурившись. Сестрёнка примостилась у неё подмышкой и тоже закрыла ладошками глаза.
– Да, так даже лучше. А стихи такие, – и я, опасаясь, что стихи окажутся сложны для них, стал медленно читать:
– Это кто написал? – спросила удивлённо Лолита. – Я не все слова поняла, но это так красиво!
Моя Печаль все шепчет мне
О днях осеннего ненастья,
Что краше не бывает дней —
Деревья голые в окне,
Луг, порыжевший в одночасье…
Все шепчет мне, что осень – рай.
Все хочет повести с собою:
Как тихо после птичьих стай!
Как славно стынет сонный край,
Одетый звонкой сединою.
Нагие сучья на ветру,
Туманы, вязкая землица —
И снова шепчет: все к добру,
И если я глаза протру,
То не смогу не согласиться…
– Есть такой поэт – Роберт Фрост.
– Этот Роберт Фрост как будто знает наши места! – воскликнула Лолита, вскакивая на колени. – Да, я всё это видела осенью!
– Всё, как настоящее, – согласился Андрис.
– Нет. Немножко другое, – произнесла задумчиво Лолита. – Осенью бывает холодно и сыро. Я помню, как встречала папу и промочила ноги, а потом болела голова, меня тошнило, а в окно колотил дождь. А здесь всё совсем по-другому. Так хорошо! Я хочу это стихотворение. Напиши его мне.
– Я оставлю тебе эту книжку, если тебе нравится, – и я протянул томик Лолите.
– Спасибо! – улыбнулась она и зажала книгу подмышкой.
Дождь кончился. Брат с младшей сестрёнкой побежали к хутору. Следом за ними с лаем понёсся пёс, а Лолита, придвинувшись ко мне, заговорщически прошептала: «Пойдём, я покажу тебе такое, что ты ещё не рисовал». В темноте мы прошли вдоль реки мимо хутора и углубились в лес. Здесь пахло грибами.
– А почему ты с сестрой говорила по-английски? – спросил я Лолиту.
– Пусть учится. Я тоже учусь, и мне это нравится. Я хочу знать много языков. А как я говорю по-русски? Не смешно?
– Ты говоришь очень хорошо!
– Вот, мы пришли.
Лолита остановилась у высокой сосны. Ветви начинались очень низко, по ним легко было взбираться наверх. Она встала на нижнюю ветвь и ловко полезла на дерево.
– Давай, залезай! – послышался сверху её голос. – Только не становись на сломанные ветки.
Я карабкался вслед за ней, мне стало интересно, что же она хочет мне показать. Лолита поднималась всё выше, на голову мне сыпалась тонкая сосновая шелуха. Мы были уже высоко, здесь чувствовалось, что дерево качается. Наконец, я увидел девочку. Она сидела в кресле из досок, устроенном среди ветвей. В развилке сосны, рядом с ней, было второе кресло. Я сел рядом с ней. Она вдруг засунула руку в дупло и вытащила пачку сигарет.
– Это – Андриса, – пояснила она, заметив мой удивлённый взгляд, и сунула руку в дупло ещё глубже.
– Ты искал подарок. У меня есть то, что тебе надо. Смотри, – сказала она, что-то протягивая мне. – Это приносит счастье!
На мою ладонь легла совсем новая подкова.
– Это должно понравиться. Ты только объясни, что подкову надо прибить над дверью, – посоветовала Лолита.
– Потрясающе! Спасибо! Это будет неожиданный подарок.
– А ты будешь сегодня ночевать с нами в стогу? – спросила Лолита.
– Похоже, придётся. Опять гроза идёт. А вы ночуете в шалаше?
– Да, мы любим. Когда тепло. А утром я принесу ещё одну подкову. Тебе.
– Здорово! Я прибью её к этюднику.
– У тебя тогда получатся хорошие картины, – заключила она и, помолчав, добавила: – С подковой ты уже про нас не забудешь.
– Как можно забыть тех, с кем спишь в одном стогу! Но что же ты хотела мне показать?
Чёрная туча над нами растекалась по небу, словно тушь по мокрой бумаге, поднимался ветер, и дерево качалось все сильней.
– Посмотри, – протянула она руку вперёд.
Далеко, за деревьями, тускло светился изгиб реки, а дальше тонули во мраке поля. Небо у горизонта было подсвечено таинственным светом, и там под этим небом лежало море огоньков.
– Там большой город, – сказала Лолита. – Как высоко надо подняться, чтобы увидеть его! Правда, похоже на горящие угли в костре или на торт со свечками, когда его вносят в тёмную комнату?
Мы сидели в тишине и смотрели на этот свет. Дул ветер, и мы покачивались в наших креслах. Скрипели деревья, между ветвями, трепеща крылышками, носились летучие мыши. Лолита отколупнула кусочек смолы от ствола и протянула мне.
– Нравится, как пахнет смола? – спросила она. – А ещё очень вкусно пахнет берёзовый листок, если его размять в пальцах. Попробуй когда-нибудь и вспомни тогда, что мне это нравится.
В темноте едва виднелось лицо Лолиты, она смотрела на далёкий город, и мне показалось, что она улыбается. Неужели, когда-нибудь, через много лет, всего этого не будет? Ни этого лета, ни нас с ней в ночи на этом дереве и этой дали с заманчивым светом огней как символа того, что вся жизнь впереди. И придёт воспоминание, как свет потухшей звезды, которой давно уже нет?… Но сейчас всё это есть! Я глубоко вдыхаю свежий воздух, пахнущий рекой и хвоей. Все сильнее качается наше дерево, оглушительно-грозно, словно ночное море, шумят чёрные вершины деревьев вокруг нас.
– Нам надо спускаться на землю, – громко сказал я. – Сейчас опять будет гроза.
– Хорошо. Но сначала прочитай ещё какое-нибудь стихотворение Роберта Фроста, – кричит в ответ Лолита. Её волосы развеваются на ветру, рукой она прикрывает лицо от летящей с ветром в глаза сосновой шелухи и иголок.
– Ну, слушай. Если какие-нибудь слова не поймёшь, то я объясню.
– А здесь я всё поняла! – засмеялась Лолита, и, раскинув руки, закричала, – Ты видишь, мы летим!
«Я очень далеко забрел, гуляя,
Сегодня днем,
Вокруг
Стояла тишина такая…
Я наклонился над цветком,
И вдруг
Услышал голос твой, и ты сказала —
Нет, я ослышаться не мог,
Ты говорила с этого цветка
На подоконнике, ты прошептала…
Ты помнишь ли свои слова?»
«Нет, это ты их повтори сперва».
«Найдя цветок,
Стряхнув с него жука
И осторожно взяв за стебелек,
Я уловил какой-то тихий звук,
Как будто шепот „приходи“ —
Нет, погоди,
Не спорь, – ведь я расслышал хорошо!»
«Я так могла подумать, но не вслух».
* * *
Через двадцать лет, поздней осенью, я проезжал неподалёку от этих мест, и мне захотелось посмотреть, узнаю ли я там что-нибудь. Я словно вернулся в прошлое! Сохранилось всё. Подошёл к школе, где мы жили, но заходить в неё не стал, а поскорее перешёл дорогу и зашагал по стылой земле в сторону хутора, к реке. Было пасмурно, с моря дул холодный ветер и доносился монотонно-ровный рокот волн. Да, действительно, было «холодно и печально», как говорила Лолита. Неужели я сейчас её увижу?Подойдя к реке, я зашёл на хутор, но там жили уже другие люди, соседи прежних хозяев. Они сообщили, что очень давно, после шестого класса, Лолита переехала к родственнице в Ригу, там окончила школу и поступила в медицинский институт. После этого, десять лет назад, её отец продал хутор, и вся семья переехала в Ригу. Больше новые хозяева хутора ничего о них не знали.
Я решил поискать дерево Лолиты, но не нашёл его. Не удалось найти и то место, где я нырял в реку, – берег зарос камышом, стал топким, и к воде нельзя было подойти. Всё было и знакомо, и чуждо одновременно. Стал моросить мелкий дождь, и я решил вернуться к машине. Трава вокруг меня бессильно поникла, прибитая дождями, я присел на корточки и заметил крохотный поздний цветок с белыми лепестками. Безымянный и жалкий, он незаметно продолжал жить, и вспомнились мне давние строки:
И осторожно взяв за стебелек,
Я уловил какой-то тихий звук,
Как будто шепот «приходи».
Ураган «Лолита»
За занавеской звякнул велосипедный звонок. Я выглянул в окно и увидел Лолиту. Она сидела на велосипеде в джинсах и чёрной майке, одна босая нога на педали, а другая на земле, жмурила от солнца один глаз и хрустела огурцом.
Волосы её растрепались больше обычного. Просто кутерьма рыжих волос на голове, но в этой кутерьме я заметил одну тоненькую косичку. Лолита в минуты задумчивости любила сосредоточенно заплетать тонкую косичку. Сегодня она уже о чём-то размышляла.
– Ты слышал новость? На нас движется ураган! – возбуждённо выпалила она. – Должен прийти вечером. По радио сказали. Он идёт из Швеции, там он уже повалил всё, что мог.
– Представляю, что останется от вашего стога.
– Ураган траве не страшен, – философски заметила Лолита.
– Неплохо сказано!
– Ты когда-нибудь рисовал ураган?
– Никогда.
– Тебе повезло. Сегодня вечером будем смотреть его из первого ряда, как в нашем кинотеатре.
– Звучит заманчиво.
– Пойдёшь купаться? – спросила она. – Вода очень тёплая.
– С утра хотел акварель сделать.
– Так и делай её на море. И ты обещал научить меня рисовать, – напомнила она.
В тени лесной дороги, ведущей к морю, ещё хранилась утренняя прохлада. Над головой в высокой арке липовых деревьев гудели пчёлы, пахло мёдом и морем. Лолита рядом, побрякивая звонком, ехала по корням на велосипеде. Ветер дул с моря, до нас доносился его мерный рокот.
Я шёл и думал, как с ней легко! И как здорово, что она со всеми на «ты». И даже то, что её тончайшие, как паутинки золотые волосы вечно растрёпаны, ей очень идёт. Интересно, она чего-нибудь боится?
– Иди скорее сюда! – закричала Лолита из леса.
Она стояла между стволами деревьев в качающихся, рваных пятнах света, пробивавшегося сквозь листву.
– Смотри, бледная поганка, – прошептала она, показывая палочкой на гриб с зонтиком на ножке.
– Пошли, что в ней интересного.
– Нет, погоди.
Она присела, повалила гриб, и вдруг взяла его в руку.
– Спорим, что я поганку съем и мне ничего не будет? – сказала она.
– Выбрось эту гадость! Пошли, в море помоешь руки.
Но Лолита поднесла гриб ко рту и откусила кусок от шляпки.
– Выплюнь, ненормальная! Ты что, дурочка!?
Я схватил её и попытался открыть рот, но она выскользнула из рук.
– Вкусно! Хочешь кусочек? – спросила она, отступая, и проглотила то, что жевала.
Меня охватил страх. Не сошла ли она с ума? Наверное, вид у меня был ужасный, так как она вдруг посерьёзнела и, потянув меня за рукав, виновато произнесла:
– Не бойся, он съедобный. Это очень редкий гриб и едва отличимый от бледной поганки. Мы называем его «подсолнечник». Его даже в атласе грибов нет, чтобы никто не искал. Если честно, то я нашла его ещё вчера и решила над тобой подшутить. На, попробуй кусочек.
– Он же такой страшный!
– Поверь, я знаю все грибы в этих лесах. Видишь, он похож на бледную поганку, но есть три отличия, вот тут… Нет, я тебе не буду говорить. Ты сам и не думай его искать! Лучше попробуй.
Я поверил ей. Гриб, действительно был вкусным и имел вкус семечек подсолнуха.
– Ты сердишься? Не сердись. Я поняла, так нельзя делать. Ты так испугался.
– А что я должен был делать? Ох, Лолита!
Она засмеялась и шутливо толкнула меня головой в живот.
Разделив остатки гриба пополам, мы перебрались через песчанные дюны, заросшие ельником, и спустились к берегу моря. В небе длинными полосами летели на юг облака, а по песчаному берегу скользили полосы света и тени.
Когда мы подошли к воде, до нас дошла полоса солнечного света. Волны заискрились и, как казалось, море зашумело ещё громче. Здесь было много чаек, увидев нас, они с криками стали кружить над нами. Лолита делала вид, что подбрасывает им что-то и тогда чайки устремлялись к ней.
Справа от нас виднелось широкое устье реки, высился среди дюн старый, покосившийся рыбацкий сарай, в который Лолита сразу же побежала ставить велосипед, а у берега залива, образованного устьем, качалась на воде моторная лодка. Рядом с ней на песке я заметил светловолосого мальчика лет пятнадцати. Он лежал на животе и читал книгу. Лолита подбежала к нему и вскочила ему на спину.
– Но! Но! – закричала она, подпрыгивая на нём. – Сандис, отвезёшь нас сегодня в море? Я тогда тебя поцелую!
Волосы её растрепались больше обычного. Просто кутерьма рыжих волос на голове, но в этой кутерьме я заметил одну тоненькую косичку. Лолита в минуты задумчивости любила сосредоточенно заплетать тонкую косичку. Сегодня она уже о чём-то размышляла.
– Ты слышал новость? На нас движется ураган! – возбуждённо выпалила она. – Должен прийти вечером. По радио сказали. Он идёт из Швеции, там он уже повалил всё, что мог.
– Представляю, что останется от вашего стога.
– Ураган траве не страшен, – философски заметила Лолита.
– Неплохо сказано!
– Ты когда-нибудь рисовал ураган?
– Никогда.
– Тебе повезло. Сегодня вечером будем смотреть его из первого ряда, как в нашем кинотеатре.
– Звучит заманчиво.
– Пойдёшь купаться? – спросила она. – Вода очень тёплая.
– С утра хотел акварель сделать.
– Так и делай её на море. И ты обещал научить меня рисовать, – напомнила она.
В тени лесной дороги, ведущей к морю, ещё хранилась утренняя прохлада. Над головой в высокой арке липовых деревьев гудели пчёлы, пахло мёдом и морем. Лолита рядом, побрякивая звонком, ехала по корням на велосипеде. Ветер дул с моря, до нас доносился его мерный рокот.
Я шёл и думал, как с ней легко! И как здорово, что она со всеми на «ты». И даже то, что её тончайшие, как паутинки золотые волосы вечно растрёпаны, ей очень идёт. Интересно, она чего-нибудь боится?
– Иди скорее сюда! – закричала Лолита из леса.
Она стояла между стволами деревьев в качающихся, рваных пятнах света, пробивавшегося сквозь листву.
– Смотри, бледная поганка, – прошептала она, показывая палочкой на гриб с зонтиком на ножке.
– Пошли, что в ней интересного.
– Нет, погоди.
Она присела, повалила гриб, и вдруг взяла его в руку.
– Спорим, что я поганку съем и мне ничего не будет? – сказала она.
– Выбрось эту гадость! Пошли, в море помоешь руки.
Но Лолита поднесла гриб ко рту и откусила кусок от шляпки.
– Выплюнь, ненормальная! Ты что, дурочка!?
Я схватил её и попытался открыть рот, но она выскользнула из рук.
– Вкусно! Хочешь кусочек? – спросила она, отступая, и проглотила то, что жевала.
Меня охватил страх. Не сошла ли она с ума? Наверное, вид у меня был ужасный, так как она вдруг посерьёзнела и, потянув меня за рукав, виновато произнесла:
– Не бойся, он съедобный. Это очень редкий гриб и едва отличимый от бледной поганки. Мы называем его «подсолнечник». Его даже в атласе грибов нет, чтобы никто не искал. Если честно, то я нашла его ещё вчера и решила над тобой подшутить. На, попробуй кусочек.
– Он же такой страшный!
– Поверь, я знаю все грибы в этих лесах. Видишь, он похож на бледную поганку, но есть три отличия, вот тут… Нет, я тебе не буду говорить. Ты сам и не думай его искать! Лучше попробуй.
Я поверил ей. Гриб, действительно был вкусным и имел вкус семечек подсолнуха.
– Ты сердишься? Не сердись. Я поняла, так нельзя делать. Ты так испугался.
– А что я должен был делать? Ох, Лолита!
Она засмеялась и шутливо толкнула меня головой в живот.
Разделив остатки гриба пополам, мы перебрались через песчанные дюны, заросшие ельником, и спустились к берегу моря. В небе длинными полосами летели на юг облака, а по песчаному берегу скользили полосы света и тени.
Когда мы подошли к воде, до нас дошла полоса солнечного света. Волны заискрились и, как казалось, море зашумело ещё громче. Здесь было много чаек, увидев нас, они с криками стали кружить над нами. Лолита делала вид, что подбрасывает им что-то и тогда чайки устремлялись к ней.
Справа от нас виднелось широкое устье реки, высился среди дюн старый, покосившийся рыбацкий сарай, в который Лолита сразу же побежала ставить велосипед, а у берега залива, образованного устьем, качалась на воде моторная лодка. Рядом с ней на песке я заметил светловолосого мальчика лет пятнадцати. Он лежал на животе и читал книгу. Лолита подбежала к нему и вскочила ему на спину.
– Но! Но! – закричала она, подпрыгивая на нём. – Сандис, отвезёшь нас сегодня в море? Я тогда тебя поцелую!