Страница:
Последовала пауза.
– Алло, вы меня слышите?
– Да-да, – подтвердила она и только.
Рамсеса это насторожило и он уточнил:
– Алика, была не с одним, а с несколькими?
Рамсес не сразу сообразил, что подобный вопрос можно легко отнести к сексуальным партнерам. Он же, спрашивая, подразумевал то, что Алику из подъезда могли вывести насильно и взять с собой, в качестве заложницы. А похитителей могло оказаться, допустим, двое.
– Я имею в виду, что с ней могла быть подруга с парнем, – сделал Рамсес попытку выйти из ситуации, но понял, что и это выглядит, как «намек на групповой секс с подругой и парнем».
Люся продолжала молчать. Она казалась озадаченной. Рамсес только усугубил Люсино мнение об Алике и «возможностях» той в сексуальном плане.
Понимая, что без конкретного пояснения о похищении подруги можно зайти только в тупик, но, категорично не желая говорить с Люсей о похитителях, Рамсес спокойным тоном без намеков просто переспросил:
– Так Вы видели, кто сел в машину или нет?
– Рамсес, – начала Люся вновь вкрадчиво, – дело в том, что, когда Вы ушли из моей квартиры, я не смогла, ну, сразу что ли, – подбирала она слова, – отойти от двери. Вы же начали звонить Алике и я подумала…
«Что стану свидетелем веселых разборок, – уже привычно закончил он вместо нее»
– Ну, в общем, Вы уехали на лифте, а я еще какое-то время наблюдала за дверью Алики и…ну…с балкона, но очень коротко, я пыталась разглядеть, что там происходит в квартире… Вы же сами попросили меня позвонить, вот я и подумала, что, если они, – Люся осеклась и решила сказать по-другому. – Если она забегает в квартире или выйдет из нее после того, как Вы ушли, то я бы Вам сразу же позвонила, пока Вы не отошли далеко от подъезда. Это все исключительно потому, что Вы меня просили об этом! – торжественно, наконец-то, закончила она.
– Так Вы видели, кто сел в белую машину? – снова переспросил Рамсес, уже отчаявшись получить прямой ответ.
– Ой, нет! Я же, когда подошла к окну на кухне, эта БеэМВе уже отъезжала с места. Но это была та семерка, которая простояла здесь всю ночь. А потом выбежали Вы и больше я не видела никого.
Уныло, с подавленным настроением Рамсес смотрел на Люсю и не верил, что даже она не смогла стать свидетелем того, к чему непосредственно он никак не может прикоснуться. До этого, отдав визитку, Рамсес надеялся, что от ее взора никто не способен уйти, но жизнь, как и всегда, оказалась прозорливей.
Теперь молчала и Люся. Она удивленно разводила руками и так же стояла уныло с телефоном в руке, как и Рамсес.
– Собственно, – решила продолжить Люся, – я подумала, раз Вы в возбужденном состоянии выскочили, значит, Алика отправилась на лифте к себе в квартиру, а Вы побежали за ним. Или я не права и она тоже уехала с любовником? – изумилась соседка.
«Господи, эта дама способна свести с ума кого угодно», – отметил Рамсес.
– Нет, – сухо сказал он, – никого я не встретил.
– Рамсесик, Вы не отчаивайтесь. Как только я что-то узнаю, то сразу же наберу Ваш номер телефона!
«Хоть это, – поверил он в появившуюся надежду»
– Спасибо Вам, Люся.
– Да, нет еще пока за что.
После разговора, Рамсес понабирал номер подруги, но она, как и прежде, не отвечала.
Он сел в машину и перезвонил другу.
– Что, некачественный? – первым делом спросил Богдан, пребывая в хорошем расположении духа.
– Что, некачественный? – переспросил Рамсес, устало потирая лоб.
– Герыч! Раз тебя так быстро отпустило.
– Ой, Богдан, перестань. Не до того.
– Тогда давай, подъезжай до другого. Один клиент, за то, что я дал ему ценный совет по бумажным портфелям, помимо прочего, еще и коньяк мне определил – хороший, оч. хороший.
Рамсес неопределенно хмыкнул.
– А сколько это в цифрах «помимо прочего»?
– Ну, хоть туда или сюда округляй – все одно будет мнооого.
– Поздравляю, – вяло ответил Рамсес.
– Слушай, что с тобой происходит? Ты, то, словно бешеный, гоняешься за какой-то машиной, то писи-мистируешь?.. Чего твориться-то? Ты, правда, под кайфом, что ли? Вроде раньше, не замечал за тобой?
Рамсес, наконец-то, улыбнулся и ответил вопросом:
– Все сказал?
– Нет! Подтягивайся, пробу-с с коньячку-с надобно бы снять, а-н не с кем-с, с-сука! Кстати, поэтому и звонил-то я тебе несколькими минутами ранее!
– Ты один?
– Понял! Пока едешь – организую!
– Нет, никого не надо, – Рамсес снова занервничал. – Богдан, я вообще не по этому поводу тебе звоню и… – он вовсе запутался и добавил кратко: – Короче, я сейчас подъеду.
– Давай, – удивляясь настроению друга, тихо сказал Богдан.
Не откладывая, Рамсес поехал к единственно надежному другу.
Приятелей, которые называли Рамсеса другом, хватало. В том числе, и он водил с ними дружбу. Но вот в ком Рамсес мог быть уверен и при любых обстоятельствах, непременно оставался Богдан. И тому, уже было масса подтверждений – больших и маленьких бед, где он вел себя так, как и подобает другу. Они познакомились, когда еще были школьниками. Получая среднее образование в разных московских учебных заведениях, они встретились в финале по шахматам на первенстве Москвы, где победу над Богданом тогда одержал Рамсес. С тех пор они и начали дружить.
7. Богдан
Родители назвали так сына потому, что – это модно, современно и, где-то, в чем-то даже статусно. К тому же, они прочитали, что обладатель такого имени, в том числе, наделен подвижным умом, будет достаточно изворотлив, а это в нынешних условиях дает возможность живого присутствия второго «я» – непременно скрытого от людских глаз, но весьма важного обладателю сего, чтобы не погибнуть в обществе.
В чем родители Богдана уловили основной смысл предназначения второго «я», так это – прекрасное приспособление к самым различным ситуациям. Что, на их взгляд, было довольно-таки неплохим качеством в весьма сложном современном мире.
В отличие от Рамсеса, Богдан провел детство и отрочество в административно-финансовой семье. Глава дома, наполовину скрытый и в большей мере угрюмый, более всего был мрачным, да еще и клерком, который занимал довольно «увесистые» должности во власти, стремительно меняя ступени, а затем и пролеты карьерной лестницы. Так, в настоящее время, он работал в команде президента страны. Мама же у Богдана, всю жизнь разделяя участь жен, чьи мужья твердо стоят во главе семейства, была к тому же наделена женской мудростью и умом, что позволило ей стать доктором экономических наук и успешно в последние годы возглавлять банк! К слову, ее новое элитарное назначение произошло сразу, как муж перераспределился в Кремле.
Помимо того, что Богдан всегда жил безбедно, он никогда не был обделен вниманием, как со стороны родителей, так и их друзей. Кто всенепременно с должным почтением относится к таким семьям – так, как и подобает к высоко «Богом поставленным» людям (именно этой фразой и лебезили вокруг родителей Богдана).
Ребенок у столь приподнято-возвышенной супружеской четы был один. Поначалу, как поженились, они посчитали, что обязаны родить такое количество детей, скольким смогут дать все необходимое для достойной жизни. Но, когда эту теорию можно было применить ко второму ребенку, а затем и еще к нескольким тысяч детей, то время было упущено. И, как посчитала семейная пара, они уже не в том возрасте, чтобы заводить хотя бы еще одного ребенка. Так и появились в семье две кошки и три собаки. Ровно столько родители Богдана могли себе позволить, чтобы животные не нуждались ни в чем, включая, специально взятую на работу няню, обученную для домашних питомцев.
К тому времени, что пришлось на питомцев, Богдан уже был подростком и его мало интересовали собаки, да кошки. Лишь поначалу Богдан немного, в свойственной возрасту манере, поволновался, что теперь родители могут и обделять его своим вниманием. Но этого не произошло. Включая и то, что постоянные гости в доме, как приходили каждый раз с подарками для единственного в семье дитя, так и продолжали это делать. А то, что гости дополнительно таскали собакам и кошкам, ему это, конечно, не нравилось и, стало быть, предмет ревности у Богдана сошел на, нет.
То, как себя начала чувствовать ново-домашняя живность, не особо отличалось от вседозволенности Богдана в детстве. Еще задолго до того, как появились кошки и собаки в доме, Богдан, в силу того, что был ребенком, мог позволить себе многое. Допустим, он так же (как теперь кошки и собаки) мог не покидать отцовский кабинет и оставаться вместе с папой, когда там присутствовали заинтересованные в каких-либо переговорах люди, где шло обсуждение вопросов подолгу и безвылазно. Последнее, к слову, никак не распространялось на сына: он покидал кабинет, когда ему становилось скучно или собравшиеся больно серьезно (так казалось Богдану) начинали говорить о финансах. Тогда он приходил к маме и жаловался, что она не так сердито говорит о деньгах, как это делает папа, с детской непосредственностью думая, что родители занимаются одним и тем же – лишь финансами. И это было резонно – отличий в разговорах папы с коллегами и в общении мамы с подчиненными, Богдан не видел.
Вся домашняя атмосфера благоволила тому, чтобы Богдан шагнул вслед за родителями и, наконец-то, сам занялся вопросами денег. Так и случилось. За исключением – как считали родители Богдана – маленького демарша у отпрыска, который мог себе это позволить. Дело в том, что, пока родители оставались при должностях, Богдан мог и дальше демонстрировать свою самостоятельность в финансовом плане, и не менее, как состоявшаяся личность. Ровно настолько Богдан думал, что он независим. И при всей широте того спектра, что открывалась перед ним после учебы в престижном университете Нью-Йорка, Богдан предпочел направление – трейдинг. Получив достойное образование, он не стал спешить с трудоустройством. Он (все в том же городе) выбрал компанию, где подготавливают и обучают трейдеров с уже университетским дипломом. По окончании и этой учебы, да с полностью оплаченными увесистыми американскими счетами, конечно, со стороны родителей, Богдан благополучно вернулся в Россию и, естественно, только в Москву.
После того, как родители (лишь) порекомендовали Богдану (чтобы никоим образом не задеть его независимость) успешную российскую инвестиционную компанию, он с удовольствием воспользовался предложением, да самостоятельно отправился устраиваться туда на работу. И – о, чудо! – прошел-таки собеседование, став сотрудником компании, в которой давно уже работал его друг Рамсес.
Потом Богдан еще долго хвастался перед Рамсесом, когда они хорошо выпивали, что он сам без протеже, как и Рамсес, благодаря знаниям, смог заполучить в престижной компании место, куда претендуют многие по окончании, цитата: «своих учеб в каких-то там университетах».
Перед тем, как въехать во двор к Богдану, Рамсес повернул с проспекта в переулок с односторонним движением. Тут он остановился у тротуара и пропустил три машины, которые тоже последовали вслед за ним с главной улицы. Когда они скрылись за углом, Рамсес постоял еще какое-то время. Не глуша двигатель, он наблюдал в зеркало заднего вида, но больше никто с проспекта сюда не завернул.
Быстро справляясь с рулевым колесом, Рамсес развернулся и направился к проспекту, нарушив знак с односторонним движением. К счастью, он не встретил машин и уже через пару минут, наконец-то, въехал во двор, где проживал его друг.
В воскресный день машин тут было немного, поэтому Рамсес удачно припарковался. Он осмотрелся внимательней и обнаружил, что здесь нет ни души. Только после этого он выключил двигатель, но все же продолжал скрываться за тонировкой в салоне. Кроме, возможно, пары бездомных собак, которые могли его видеть – они лежали на крыше домика на курьих ногах для детей и прямо напротив лобового стекла его машины.
Рамсес не покидал салон и приглядывал за аркой, где находился въездом во двор, будучи сам наготове ко всему экстремальному. Как и ранее, его никто не преследовал, да и во дворе так никто и не появлялся. Из всего, что перемещалось здесь – были листья. Некоторые из них еще трепыхались на деревьях, но теперь ветру не нужно было прилагать усилий, чтобы отправить их в последний путь, после чего они, наконец-то, станут приземленными. Вынужденным одиночеством из-за своей стойкости, листья, провисев до сего дня, по одному отрывались от веток и начинали на прощанье живописно кружить, всецело наслаждаясь коротким, но истинно свободным и индивидуальным полетом.
– Точно, это уже паранойя, – на выдохе, устало произнес Рамсес и добавил, как бы уточняя, только что поставленный себе, диагноз: – У меня начался системный, назойливый бред.
Он вышел из машины и отправился к подъезду, а по пути набрал телефонный номер Богдана. Между ними, для удобства, было принято – не звонить по домофону. Бывало так, что никому, кроме друга, не хотелось открывать дверь, соответственно, никто из них не подходил к домофонной трубке.
– Добрался? – первым делом спросил, веселясь, Богдан.
– Открывай, – ответил Рамсес, не реагируя на вопрос и настроение друга.
Подъезд был довольно уютным, несмотря на послевоенную постройку в центре города. К тому же по осени, как нельзя кстати, в нем было тепло.
На четвертый этаж Рамсес решил подняться по лестнице. Там находилась квартира Богдана, доставшаяся ему по наследству от бабушки. Поднимаясь, на лестничных площадках он обнаружил цветы, аккуратно рассаженные в специальных горшках, которых ранее не видел, поскольку всегда пользовался лифтом.
Наверху что-то упало. Рамсес осекся и замер в ожидании.
«Какого черта, я делаю? – вопросил он, не помня себя таким подозрительным. – Или все же мне сейчас прострелят голову в этом подъезде?..»
– Чего встал? – раздался голос Богдана сверху, отчего Рамсес вздрогнул. – Это ты, там, шагаешь по кривым «проспектам»? – уточнился он.
– Да я, я, – ответил Рамсес и с облегчением на сердце поспешил к другу, теперь точно понимая, что дойдет и без неожиданных сюрпризов.
– Я знаю, что ты, – продолжал радостно говорить Богдан. – Лифт молчит, лишь кто-то шоркает подошвами о ступеньки, но идет без отдышки!
– Слышь, заткнись, а?! – сказал Рамсес, приветливо улыбаясь, когда увидел друга.
Тот, как и обычно, выглядел прекрасно и пребывал в хорошем расположении духа, а регулярный загар в солярии, по-прежнему предавал телевизионно-классическим чертам лица большую выразительность.
Сойдясь, они пожали руки и обнялись, похлопав друг друга по спине.
– Проходи! – скомандовал Богдан и пропустил Рамсеса вперед.
В коридоре Богдан молчал до тех пор, пока Рамсес снимал пальто и определял лакированную черную обувь на отведенную для этого полку.
– Рамсес, чего-то я не припомню тебя таким, – говоря, Богдан старался интонацией развеселить друга.
– Принесешь кофе? – спросил Рамсес, когда, несмотря на усталость, совладал с обувью и верхней одеждой.
– Вам в постель и заказать девушку? – съерничал Богдан.
– Дурик.
– Понял. Кофе сейчас, девушки поз-з-же и иди я, куда захочу, – с этими словами он отправился на кухню.
Рамсес пошел следом и занял излюбленное место, – на высоком мини-кресле за стойкой бара, которая отделяла кухню от зала.
Богдан включил музыку, спрашивая:
– Может это поднимет тебе настроение?
На предложение Рамсес никак не отреагировал. Он начал с того, ради чего приехал:
– Перестанешь мельтешить, тогда поговорим.
Богдан сдержанно улыбнулся и уже молча, занялся приготовлением кофе, стараясь меньше двигаться. Было заметно, что он тоже от чего-то устал. И, скорее всего, это была затянувшаяся прошедшей ночью клубная жизнь с очередной девушкой под утро.
В динамиках, после скороговористых радио-предложений ведущего, с задором зазвучала песня «Пам, пам Американо».
– О! – воскликнул Богдан, не оборачиваясь. – Сделаю-ка я нам кофе по-американски. Не возражаешь?
– Нет, – буркнул Рамсес.
Только сейчас Рамсес обратил внимание, что Богдан выглядит непривычно и это его развеселило. На нем были объемные розовые комнатные тапочки-сланцы с милой плюшевой улыбающейся головой свиньи и Богдану они не приходили в пору. Плюс к этому, домашний атласный халат с черно-алыми (наверно) китайскими иероглифами и белая футболка с изображением (повязанного на шее) яркого галстука желтого цвета в крупный белый горошек.
Богдан никогда (ни по какому поводу) не комплексовал и не из-за чего не страдал. Он в любой ситуации чувствовал себя вполне в своей тарелке, по крайней мере, таким видел его Рамсес, где бы они не находились вместе. Эта черта характера в Богдане нравилась Рамсесу, и он многое почерпнул для себя, но до сих пор ему не удавалось раскрепоститься полностью – так, как это получалось у Богдана.
Не то, чтобы Рамсес был скован или же эмоционально забит, наоборот, он умел нормально общаться с людьми, а с коллегами, так вообще он был компанейским. Но дело в том, что Рамсес, без стеснений выражая естественные простые эмоции, совершенно не мог, допустим, нарочито засмеяться. И поэтому, когда Рамсес понимал, что будет выглядеть неестественно и ему предстоит подстраиваться, то он сразу становился заложником своего «зажатого» внутреннего самоощущения.
Помимо этого, были еще причины. Допустим. Он с детства не танцевал, да так и не научился этому, что, естественно, мешало ему подойти к девушке и пригласить на танец. А еще, ему не особенно легко давались знакомства с ними на одну ночь. Богдан же такое проделывал регулярно. И розовые тапки на нем, были куплены специально для такого случая – согревания ног и поднятия настроения «разовым» телкам: а чтобы теплая обувь подходила всем, Богдан их купил с наибольшим размером.
Порой Богдан предлагал Рамсесу как-нибудь внутренне собраться и, таки, шагнуть через проблемные моменты в поведении, чтобы они уже никогда не отравляли жизнь молодому человеку, полному сил и энергии. Но Рамсес не спешил. Он ясно понимал, то, что ему не подходит, он не сможет это прикрыть внешними проявлениями. Например, искусственно улыбнуться и (неловкими попытками) делать вид, что его не особо тяготит еще одна встреча с девушкой, когда после первой ночи на утро она спросит: ты позвонишь мне? К тому же, теперь у него была Алика.
И это вовсе не отражало решительность у одного и неуверенность в себе у другого – она-то как раз была у обоих – скорее, причина таилась в неодинаковом воспитании, и, повзрослев, каждый из них наглядно демонстрировал подсознательно скопированное отношение родителей к социуму.
Богдан повернулся к другу, держа в руках две чашки с кофе по-американски. По довольному виду, можно было догадаться, что Богдан неплохо провел ночь с очередной девушкой у себя в квартире, которая так же, как и множество других, поддалась его внешности – пронзительному, не дающему спокойно пройти мимо, выражению лица. Даже, если Богдан молчал и лишь смотрел в глаза: с чего, собственно, он непременно начинал каждое знакомство.
– Останемся здесь или на диван?
– Богдан, ты сейчас не путаешь меня с «разовой» девушкой, так спрашивая?
– Как, спрашивая? Э-э-э, – покачал головой Богдан. – Идиот, – по-дружески возмутился он и парировал вопросом: – Ты до сих пор не проветрился от кайфа?
– Пересядем, – коротко ответил Рамсес, но тут же добавил: – И выключи, пожалуйста, это радио.
Звуки русского хип-хопа с брутальным текстом, в который Рамсес не особенно вслушивался, смолкли, после нажатия Богданом кнопки на пульте.
Рассевшись вокруг журнального столика, Богдан сделал глоток кофе и с серьезным видом спросил:
– Что случилось? Отныне, для принятия торговых решений ты станешь пользоваться программным обеспечением, и это тебя не беспокоит?
– В смысле? – не сразу сообразил Рамсес.
– На форуме нет твоего отчета.
– А, ты об этом.
– Ничего себе – «об этом». Ты на форуме-то был? Там сплошь одни мутные обсуждения.
– Послушай, Богдан, в меня вчера стреляли.
Друг вытаращил глаза и замер.
– После того, как в меня не попали, мне саданули по голове, – продолжал Рамсес шокировать друга. – Затем спрятали меня в бочке. А после того, как я все же добрался домой и закрылся в квартире, ночью ко мне пожаловал гость, – подумав, он добавил: – Или гости. Дверь открывали ключом, но я помешал. Мало того. Со вчерашнего дня я не могу найти Алику – она не отвечает на мои звонки и ее нет в квартире. Собственно, от нее я приехал к тебе.
Понадобилось несколько секунд, чтобы друг отмер.
– Аж, в горле пересохло, – растерянно проговорил Богдан и сделал второй глоток кофе. – И?..
– Я ума не приложу, кому бы это понадобилось и, что с Аликой?
– В полиции был?
Рамсес ладонью закрыл рот и посмотрел вверх. Затем он пальцами почесал подбородок и снова перевел взгляд на Богдана.
– Тут, такое дело, – медленно произнес он, прикидывая, с чего ему начать, чтобы друг понял все. Включая вполне серьезное предположение, что киллером мог быть и парень с синдромом Дауна, как окрестил того Рамсес, но сейчас уже сомневаясь, что тот вообще болен таким недугом…
Поразмыслив, уверенной последовательной речью Рамсес начал делиться предположениями, отдельно останавливаясь на деталях вчерашнего и сегодняшнего дней. Богдан, словно завороженный, вместо того, чтобы слушать и пить кофе, казалось, мысленно посещает те места, о которых рассказывал друг. Порой Рамсесу приходилось объяснять по два раза, настолько на первый взгляд неправдоподобно звучало то, что было на самом деле с ним.
Когда Рамсес закончил тем, как он, побывав в переулке, уже здесь во дворе дома не сразу решился выйти из машины, не зная, где и какого развития ожидать в продолжение, Богдан поднялся с места, подошел к окну и тоже оглядел двор.
Детская площадка, тротуары и припаркованные машины словно превратились в плацдарм, характерный для сокрытия улик, когда доведенный до таких же, как и Рамсес, переживаний, Богдан пытался заметить что-либо подозрительное, включая любую, незнакомую ему, машину во дворе. Не увидев ничего нового, он вернулся и сел в кресло. Теперь они смотрели на события с одинаковым пониманием произошедшего и молча прикидывали варианты в потоке фактов, обрушившихся на Рамсеса за последние два дня.
Друг не нашел сразу, что предложить Рамсесу. Он сидел хмурый и молчал.
– Богдан, я не знаю, что мне делать?
– Все же, может в полицию?
В ответ Рамсес лишь посмотрел на друга, не желая в третий раз озвучивать соображения по одному и тому же поводу.
– Да, ты прав, – согласился Богдан, но, помедлив, добавил: – Рамсес, ты знаешь, что я не особо… Вернее, вообще не люблю просить у отца за что-либо. Но за тебя…
– Богдан, – оборвал Рамсес вкрадчивую речь друга. – Я, правда, признателен и буду иметь это в виду. Но сейчас, что он сможет сделать конкретно? Предоставить хорошего понимающего следователя. Или, что хуже, какой-либо «из этих», – указательным пальцем он показал наверх, – возьмет мое дело под «особый» контроль. Из практики же более действенно – договориться по месту, нежели надзор со стороны начальства. Вообще, я не о том говорю! Богдан, о чем конкретно мне им всем рассказать? Ни пуль, ни… Да, что тебе об этом опять говорить?
– А чего ждать? Когда труп в твой рост будет налицо?
– По-крайней мере, тогда можно уголовное дело заводить. Правда, сохраняется шанс «висяка».
– Идиот!
Наступила короткая пауза, после которой, неожиданно для Рамсеса, Богдан оживился – повеселев, он предложил:
– Попробуем коньяк?!
У Рамсеса это предложение не вызвало ни особых эмоций, ни смену настроения:
– Завтра открытие торговой недели.
– Каждую неделю – открытие недели, но не на каждой неделе в тебя стреляют, – Богдан запнулся. – Я фигурально, имею в виду, не в каждого из нас стреляют.
– Не суетись. Понятно, что не по случаю.
– Ну?!
Богдан радостно развел руки.
– Торги по осени считают. А сейчас она и есть, – промямлил расстроенный Рамсес. – Этой же осенью торги вообще начались так, как мало кто предполагал. Да и ситуация в течение дня будет меняться стремительно. Может, нам не надо пить? Завтра работать.
Рамсес замолчал. Глядя на Богдана, было понятно, что сейчас тому совершенно не было дела до завтрашних торгов на бирже. Да и что было перед ним говорить о том, о чем Богдан и сам прекрасно знал? Впервые за всю историю котировок осень не была похожа на предыдущие. Торги после летних каникул начались довольно неожиданно. Многие трейдеры оказались в весьма затруднительном положении: никто ничего не комментировал в сложившейся ситуации и не давал прогнозы на будущее. Происходящее многих инвесторов сводило с ума.
Такого еще не было, чтобы рынок, действительно, находился в глубочайшем кризисе. Игроки давно уже забыли, что тренды в принципе могут быть и долгосрочными. Самым любимым словосочетанием стало – кратко-среднесрочные ожидания. Поэтому Рамсесу и Богдану каждый день приходилось быть на чеку в преддверии моментального разворота, отслеживая планку «того самого» уровня.
В Рамсесе «заговорил» трейдер и он сказал:
– Теперь и моя жизнь выглядит так, как финансовый рынок – нет уверенности в завтрашнем дне, а точнее – полная жопа!
– Предлагаю в ситуации с тобой, как и на финансовом рынке, не играть тебе на опережение.
– Алло, вы меня слышите?
– Да-да, – подтвердила она и только.
Рамсеса это насторожило и он уточнил:
– Алика, была не с одним, а с несколькими?
Рамсес не сразу сообразил, что подобный вопрос можно легко отнести к сексуальным партнерам. Он же, спрашивая, подразумевал то, что Алику из подъезда могли вывести насильно и взять с собой, в качестве заложницы. А похитителей могло оказаться, допустим, двое.
– Я имею в виду, что с ней могла быть подруга с парнем, – сделал Рамсес попытку выйти из ситуации, но понял, что и это выглядит, как «намек на групповой секс с подругой и парнем».
Люся продолжала молчать. Она казалась озадаченной. Рамсес только усугубил Люсино мнение об Алике и «возможностях» той в сексуальном плане.
Понимая, что без конкретного пояснения о похищении подруги можно зайти только в тупик, но, категорично не желая говорить с Люсей о похитителях, Рамсес спокойным тоном без намеков просто переспросил:
– Так Вы видели, кто сел в машину или нет?
– Рамсес, – начала Люся вновь вкрадчиво, – дело в том, что, когда Вы ушли из моей квартиры, я не смогла, ну, сразу что ли, – подбирала она слова, – отойти от двери. Вы же начали звонить Алике и я подумала…
«Что стану свидетелем веселых разборок, – уже привычно закончил он вместо нее»
– Ну, в общем, Вы уехали на лифте, а я еще какое-то время наблюдала за дверью Алики и…ну…с балкона, но очень коротко, я пыталась разглядеть, что там происходит в квартире… Вы же сами попросили меня позвонить, вот я и подумала, что, если они, – Люся осеклась и решила сказать по-другому. – Если она забегает в квартире или выйдет из нее после того, как Вы ушли, то я бы Вам сразу же позвонила, пока Вы не отошли далеко от подъезда. Это все исключительно потому, что Вы меня просили об этом! – торжественно, наконец-то, закончила она.
– Так Вы видели, кто сел в белую машину? – снова переспросил Рамсес, уже отчаявшись получить прямой ответ.
– Ой, нет! Я же, когда подошла к окну на кухне, эта БеэМВе уже отъезжала с места. Но это была та семерка, которая простояла здесь всю ночь. А потом выбежали Вы и больше я не видела никого.
Уныло, с подавленным настроением Рамсес смотрел на Люсю и не верил, что даже она не смогла стать свидетелем того, к чему непосредственно он никак не может прикоснуться. До этого, отдав визитку, Рамсес надеялся, что от ее взора никто не способен уйти, но жизнь, как и всегда, оказалась прозорливей.
Теперь молчала и Люся. Она удивленно разводила руками и так же стояла уныло с телефоном в руке, как и Рамсес.
– Собственно, – решила продолжить Люся, – я подумала, раз Вы в возбужденном состоянии выскочили, значит, Алика отправилась на лифте к себе в квартиру, а Вы побежали за ним. Или я не права и она тоже уехала с любовником? – изумилась соседка.
«Господи, эта дама способна свести с ума кого угодно», – отметил Рамсес.
– Нет, – сухо сказал он, – никого я не встретил.
– Рамсесик, Вы не отчаивайтесь. Как только я что-то узнаю, то сразу же наберу Ваш номер телефона!
«Хоть это, – поверил он в появившуюся надежду»
– Спасибо Вам, Люся.
– Да, нет еще пока за что.
После разговора, Рамсес понабирал номер подруги, но она, как и прежде, не отвечала.
Он сел в машину и перезвонил другу.
– Что, некачественный? – первым делом спросил Богдан, пребывая в хорошем расположении духа.
– Что, некачественный? – переспросил Рамсес, устало потирая лоб.
– Герыч! Раз тебя так быстро отпустило.
– Ой, Богдан, перестань. Не до того.
– Тогда давай, подъезжай до другого. Один клиент, за то, что я дал ему ценный совет по бумажным портфелям, помимо прочего, еще и коньяк мне определил – хороший, оч. хороший.
Рамсес неопределенно хмыкнул.
– А сколько это в цифрах «помимо прочего»?
– Ну, хоть туда или сюда округляй – все одно будет мнооого.
– Поздравляю, – вяло ответил Рамсес.
– Слушай, что с тобой происходит? Ты, то, словно бешеный, гоняешься за какой-то машиной, то писи-мистируешь?.. Чего твориться-то? Ты, правда, под кайфом, что ли? Вроде раньше, не замечал за тобой?
Рамсес, наконец-то, улыбнулся и ответил вопросом:
– Все сказал?
– Нет! Подтягивайся, пробу-с с коньячку-с надобно бы снять, а-н не с кем-с, с-сука! Кстати, поэтому и звонил-то я тебе несколькими минутами ранее!
– Ты один?
– Понял! Пока едешь – организую!
– Нет, никого не надо, – Рамсес снова занервничал. – Богдан, я вообще не по этому поводу тебе звоню и… – он вовсе запутался и добавил кратко: – Короче, я сейчас подъеду.
– Давай, – удивляясь настроению друга, тихо сказал Богдан.
Не откладывая, Рамсес поехал к единственно надежному другу.
Приятелей, которые называли Рамсеса другом, хватало. В том числе, и он водил с ними дружбу. Но вот в ком Рамсес мог быть уверен и при любых обстоятельствах, непременно оставался Богдан. И тому, уже было масса подтверждений – больших и маленьких бед, где он вел себя так, как и подобает другу. Они познакомились, когда еще были школьниками. Получая среднее образование в разных московских учебных заведениях, они встретились в финале по шахматам на первенстве Москвы, где победу над Богданом тогда одержал Рамсес. С тех пор они и начали дружить.
7. Богдан
Ты никто и ничто, если рядом нет того, за кого стоит умереть.
Родители назвали так сына потому, что – это модно, современно и, где-то, в чем-то даже статусно. К тому же, они прочитали, что обладатель такого имени, в том числе, наделен подвижным умом, будет достаточно изворотлив, а это в нынешних условиях дает возможность живого присутствия второго «я» – непременно скрытого от людских глаз, но весьма важного обладателю сего, чтобы не погибнуть в обществе.
В чем родители Богдана уловили основной смысл предназначения второго «я», так это – прекрасное приспособление к самым различным ситуациям. Что, на их взгляд, было довольно-таки неплохим качеством в весьма сложном современном мире.
В отличие от Рамсеса, Богдан провел детство и отрочество в административно-финансовой семье. Глава дома, наполовину скрытый и в большей мере угрюмый, более всего был мрачным, да еще и клерком, который занимал довольно «увесистые» должности во власти, стремительно меняя ступени, а затем и пролеты карьерной лестницы. Так, в настоящее время, он работал в команде президента страны. Мама же у Богдана, всю жизнь разделяя участь жен, чьи мужья твердо стоят во главе семейства, была к тому же наделена женской мудростью и умом, что позволило ей стать доктором экономических наук и успешно в последние годы возглавлять банк! К слову, ее новое элитарное назначение произошло сразу, как муж перераспределился в Кремле.
Помимо того, что Богдан всегда жил безбедно, он никогда не был обделен вниманием, как со стороны родителей, так и их друзей. Кто всенепременно с должным почтением относится к таким семьям – так, как и подобает к высоко «Богом поставленным» людям (именно этой фразой и лебезили вокруг родителей Богдана).
Ребенок у столь приподнято-возвышенной супружеской четы был один. Поначалу, как поженились, они посчитали, что обязаны родить такое количество детей, скольким смогут дать все необходимое для достойной жизни. Но, когда эту теорию можно было применить ко второму ребенку, а затем и еще к нескольким тысяч детей, то время было упущено. И, как посчитала семейная пара, они уже не в том возрасте, чтобы заводить хотя бы еще одного ребенка. Так и появились в семье две кошки и три собаки. Ровно столько родители Богдана могли себе позволить, чтобы животные не нуждались ни в чем, включая, специально взятую на работу няню, обученную для домашних питомцев.
К тому времени, что пришлось на питомцев, Богдан уже был подростком и его мало интересовали собаки, да кошки. Лишь поначалу Богдан немного, в свойственной возрасту манере, поволновался, что теперь родители могут и обделять его своим вниманием. Но этого не произошло. Включая и то, что постоянные гости в доме, как приходили каждый раз с подарками для единственного в семье дитя, так и продолжали это делать. А то, что гости дополнительно таскали собакам и кошкам, ему это, конечно, не нравилось и, стало быть, предмет ревности у Богдана сошел на, нет.
То, как себя начала чувствовать ново-домашняя живность, не особо отличалось от вседозволенности Богдана в детстве. Еще задолго до того, как появились кошки и собаки в доме, Богдан, в силу того, что был ребенком, мог позволить себе многое. Допустим, он так же (как теперь кошки и собаки) мог не покидать отцовский кабинет и оставаться вместе с папой, когда там присутствовали заинтересованные в каких-либо переговорах люди, где шло обсуждение вопросов подолгу и безвылазно. Последнее, к слову, никак не распространялось на сына: он покидал кабинет, когда ему становилось скучно или собравшиеся больно серьезно (так казалось Богдану) начинали говорить о финансах. Тогда он приходил к маме и жаловался, что она не так сердито говорит о деньгах, как это делает папа, с детской непосредственностью думая, что родители занимаются одним и тем же – лишь финансами. И это было резонно – отличий в разговорах папы с коллегами и в общении мамы с подчиненными, Богдан не видел.
Вся домашняя атмосфера благоволила тому, чтобы Богдан шагнул вслед за родителями и, наконец-то, сам занялся вопросами денег. Так и случилось. За исключением – как считали родители Богдана – маленького демарша у отпрыска, который мог себе это позволить. Дело в том, что, пока родители оставались при должностях, Богдан мог и дальше демонстрировать свою самостоятельность в финансовом плане, и не менее, как состоявшаяся личность. Ровно настолько Богдан думал, что он независим. И при всей широте того спектра, что открывалась перед ним после учебы в престижном университете Нью-Йорка, Богдан предпочел направление – трейдинг. Получив достойное образование, он не стал спешить с трудоустройством. Он (все в том же городе) выбрал компанию, где подготавливают и обучают трейдеров с уже университетским дипломом. По окончании и этой учебы, да с полностью оплаченными увесистыми американскими счетами, конечно, со стороны родителей, Богдан благополучно вернулся в Россию и, естественно, только в Москву.
После того, как родители (лишь) порекомендовали Богдану (чтобы никоим образом не задеть его независимость) успешную российскую инвестиционную компанию, он с удовольствием воспользовался предложением, да самостоятельно отправился устраиваться туда на работу. И – о, чудо! – прошел-таки собеседование, став сотрудником компании, в которой давно уже работал его друг Рамсес.
Потом Богдан еще долго хвастался перед Рамсесом, когда они хорошо выпивали, что он сам без протеже, как и Рамсес, благодаря знаниям, смог заполучить в престижной компании место, куда претендуют многие по окончании, цитата: «своих учеб в каких-то там университетах».
Перед тем, как въехать во двор к Богдану, Рамсес повернул с проспекта в переулок с односторонним движением. Тут он остановился у тротуара и пропустил три машины, которые тоже последовали вслед за ним с главной улицы. Когда они скрылись за углом, Рамсес постоял еще какое-то время. Не глуша двигатель, он наблюдал в зеркало заднего вида, но больше никто с проспекта сюда не завернул.
Быстро справляясь с рулевым колесом, Рамсес развернулся и направился к проспекту, нарушив знак с односторонним движением. К счастью, он не встретил машин и уже через пару минут, наконец-то, въехал во двор, где проживал его друг.
В воскресный день машин тут было немного, поэтому Рамсес удачно припарковался. Он осмотрелся внимательней и обнаружил, что здесь нет ни души. Только после этого он выключил двигатель, но все же продолжал скрываться за тонировкой в салоне. Кроме, возможно, пары бездомных собак, которые могли его видеть – они лежали на крыше домика на курьих ногах для детей и прямо напротив лобового стекла его машины.
Рамсес не покидал салон и приглядывал за аркой, где находился въездом во двор, будучи сам наготове ко всему экстремальному. Как и ранее, его никто не преследовал, да и во дворе так никто и не появлялся. Из всего, что перемещалось здесь – были листья. Некоторые из них еще трепыхались на деревьях, но теперь ветру не нужно было прилагать усилий, чтобы отправить их в последний путь, после чего они, наконец-то, станут приземленными. Вынужденным одиночеством из-за своей стойкости, листья, провисев до сего дня, по одному отрывались от веток и начинали на прощанье живописно кружить, всецело наслаждаясь коротким, но истинно свободным и индивидуальным полетом.
– Точно, это уже паранойя, – на выдохе, устало произнес Рамсес и добавил, как бы уточняя, только что поставленный себе, диагноз: – У меня начался системный, назойливый бред.
Он вышел из машины и отправился к подъезду, а по пути набрал телефонный номер Богдана. Между ними, для удобства, было принято – не звонить по домофону. Бывало так, что никому, кроме друга, не хотелось открывать дверь, соответственно, никто из них не подходил к домофонной трубке.
– Добрался? – первым делом спросил, веселясь, Богдан.
– Открывай, – ответил Рамсес, не реагируя на вопрос и настроение друга.
Подъезд был довольно уютным, несмотря на послевоенную постройку в центре города. К тому же по осени, как нельзя кстати, в нем было тепло.
На четвертый этаж Рамсес решил подняться по лестнице. Там находилась квартира Богдана, доставшаяся ему по наследству от бабушки. Поднимаясь, на лестничных площадках он обнаружил цветы, аккуратно рассаженные в специальных горшках, которых ранее не видел, поскольку всегда пользовался лифтом.
Наверху что-то упало. Рамсес осекся и замер в ожидании.
«Какого черта, я делаю? – вопросил он, не помня себя таким подозрительным. – Или все же мне сейчас прострелят голову в этом подъезде?..»
– Чего встал? – раздался голос Богдана сверху, отчего Рамсес вздрогнул. – Это ты, там, шагаешь по кривым «проспектам»? – уточнился он.
– Да я, я, – ответил Рамсес и с облегчением на сердце поспешил к другу, теперь точно понимая, что дойдет и без неожиданных сюрпризов.
– Я знаю, что ты, – продолжал радостно говорить Богдан. – Лифт молчит, лишь кто-то шоркает подошвами о ступеньки, но идет без отдышки!
– Слышь, заткнись, а?! – сказал Рамсес, приветливо улыбаясь, когда увидел друга.
Тот, как и обычно, выглядел прекрасно и пребывал в хорошем расположении духа, а регулярный загар в солярии, по-прежнему предавал телевизионно-классическим чертам лица большую выразительность.
Сойдясь, они пожали руки и обнялись, похлопав друг друга по спине.
– Проходи! – скомандовал Богдан и пропустил Рамсеса вперед.
В коридоре Богдан молчал до тех пор, пока Рамсес снимал пальто и определял лакированную черную обувь на отведенную для этого полку.
– Рамсес, чего-то я не припомню тебя таким, – говоря, Богдан старался интонацией развеселить друга.
– Принесешь кофе? – спросил Рамсес, когда, несмотря на усталость, совладал с обувью и верхней одеждой.
– Вам в постель и заказать девушку? – съерничал Богдан.
– Дурик.
– Понял. Кофе сейчас, девушки поз-з-же и иди я, куда захочу, – с этими словами он отправился на кухню.
Рамсес пошел следом и занял излюбленное место, – на высоком мини-кресле за стойкой бара, которая отделяла кухню от зала.
Богдан включил музыку, спрашивая:
– Может это поднимет тебе настроение?
На предложение Рамсес никак не отреагировал. Он начал с того, ради чего приехал:
– Перестанешь мельтешить, тогда поговорим.
Богдан сдержанно улыбнулся и уже молча, занялся приготовлением кофе, стараясь меньше двигаться. Было заметно, что он тоже от чего-то устал. И, скорее всего, это была затянувшаяся прошедшей ночью клубная жизнь с очередной девушкой под утро.
В динамиках, после скороговористых радио-предложений ведущего, с задором зазвучала песня «Пам, пам Американо».
– О! – воскликнул Богдан, не оборачиваясь. – Сделаю-ка я нам кофе по-американски. Не возражаешь?
– Нет, – буркнул Рамсес.
Только сейчас Рамсес обратил внимание, что Богдан выглядит непривычно и это его развеселило. На нем были объемные розовые комнатные тапочки-сланцы с милой плюшевой улыбающейся головой свиньи и Богдану они не приходили в пору. Плюс к этому, домашний атласный халат с черно-алыми (наверно) китайскими иероглифами и белая футболка с изображением (повязанного на шее) яркого галстука желтого цвета в крупный белый горошек.
Богдан никогда (ни по какому поводу) не комплексовал и не из-за чего не страдал. Он в любой ситуации чувствовал себя вполне в своей тарелке, по крайней мере, таким видел его Рамсес, где бы они не находились вместе. Эта черта характера в Богдане нравилась Рамсесу, и он многое почерпнул для себя, но до сих пор ему не удавалось раскрепоститься полностью – так, как это получалось у Богдана.
Не то, чтобы Рамсес был скован или же эмоционально забит, наоборот, он умел нормально общаться с людьми, а с коллегами, так вообще он был компанейским. Но дело в том, что Рамсес, без стеснений выражая естественные простые эмоции, совершенно не мог, допустим, нарочито засмеяться. И поэтому, когда Рамсес понимал, что будет выглядеть неестественно и ему предстоит подстраиваться, то он сразу становился заложником своего «зажатого» внутреннего самоощущения.
Помимо этого, были еще причины. Допустим. Он с детства не танцевал, да так и не научился этому, что, естественно, мешало ему подойти к девушке и пригласить на танец. А еще, ему не особенно легко давались знакомства с ними на одну ночь. Богдан же такое проделывал регулярно. И розовые тапки на нем, были куплены специально для такого случая – согревания ног и поднятия настроения «разовым» телкам: а чтобы теплая обувь подходила всем, Богдан их купил с наибольшим размером.
Порой Богдан предлагал Рамсесу как-нибудь внутренне собраться и, таки, шагнуть через проблемные моменты в поведении, чтобы они уже никогда не отравляли жизнь молодому человеку, полному сил и энергии. Но Рамсес не спешил. Он ясно понимал, то, что ему не подходит, он не сможет это прикрыть внешними проявлениями. Например, искусственно улыбнуться и (неловкими попытками) делать вид, что его не особо тяготит еще одна встреча с девушкой, когда после первой ночи на утро она спросит: ты позвонишь мне? К тому же, теперь у него была Алика.
И это вовсе не отражало решительность у одного и неуверенность в себе у другого – она-то как раз была у обоих – скорее, причина таилась в неодинаковом воспитании, и, повзрослев, каждый из них наглядно демонстрировал подсознательно скопированное отношение родителей к социуму.
Богдан повернулся к другу, держа в руках две чашки с кофе по-американски. По довольному виду, можно было догадаться, что Богдан неплохо провел ночь с очередной девушкой у себя в квартире, которая так же, как и множество других, поддалась его внешности – пронзительному, не дающему спокойно пройти мимо, выражению лица. Даже, если Богдан молчал и лишь смотрел в глаза: с чего, собственно, он непременно начинал каждое знакомство.
– Останемся здесь или на диван?
– Богдан, ты сейчас не путаешь меня с «разовой» девушкой, так спрашивая?
– Как, спрашивая? Э-э-э, – покачал головой Богдан. – Идиот, – по-дружески возмутился он и парировал вопросом: – Ты до сих пор не проветрился от кайфа?
– Пересядем, – коротко ответил Рамсес, но тут же добавил: – И выключи, пожалуйста, это радио.
Звуки русского хип-хопа с брутальным текстом, в который Рамсес не особенно вслушивался, смолкли, после нажатия Богданом кнопки на пульте.
Рассевшись вокруг журнального столика, Богдан сделал глоток кофе и с серьезным видом спросил:
– Что случилось? Отныне, для принятия торговых решений ты станешь пользоваться программным обеспечением, и это тебя не беспокоит?
– В смысле? – не сразу сообразил Рамсес.
– На форуме нет твоего отчета.
– А, ты об этом.
– Ничего себе – «об этом». Ты на форуме-то был? Там сплошь одни мутные обсуждения.
– Послушай, Богдан, в меня вчера стреляли.
Друг вытаращил глаза и замер.
– После того, как в меня не попали, мне саданули по голове, – продолжал Рамсес шокировать друга. – Затем спрятали меня в бочке. А после того, как я все же добрался домой и закрылся в квартире, ночью ко мне пожаловал гость, – подумав, он добавил: – Или гости. Дверь открывали ключом, но я помешал. Мало того. Со вчерашнего дня я не могу найти Алику – она не отвечает на мои звонки и ее нет в квартире. Собственно, от нее я приехал к тебе.
Понадобилось несколько секунд, чтобы друг отмер.
– Аж, в горле пересохло, – растерянно проговорил Богдан и сделал второй глоток кофе. – И?..
– Я ума не приложу, кому бы это понадобилось и, что с Аликой?
– В полиции был?
Рамсес ладонью закрыл рот и посмотрел вверх. Затем он пальцами почесал подбородок и снова перевел взгляд на Богдана.
– Тут, такое дело, – медленно произнес он, прикидывая, с чего ему начать, чтобы друг понял все. Включая вполне серьезное предположение, что киллером мог быть и парень с синдромом Дауна, как окрестил того Рамсес, но сейчас уже сомневаясь, что тот вообще болен таким недугом…
Поразмыслив, уверенной последовательной речью Рамсес начал делиться предположениями, отдельно останавливаясь на деталях вчерашнего и сегодняшнего дней. Богдан, словно завороженный, вместо того, чтобы слушать и пить кофе, казалось, мысленно посещает те места, о которых рассказывал друг. Порой Рамсесу приходилось объяснять по два раза, настолько на первый взгляд неправдоподобно звучало то, что было на самом деле с ним.
Когда Рамсес закончил тем, как он, побывав в переулке, уже здесь во дворе дома не сразу решился выйти из машины, не зная, где и какого развития ожидать в продолжение, Богдан поднялся с места, подошел к окну и тоже оглядел двор.
Детская площадка, тротуары и припаркованные машины словно превратились в плацдарм, характерный для сокрытия улик, когда доведенный до таких же, как и Рамсес, переживаний, Богдан пытался заметить что-либо подозрительное, включая любую, незнакомую ему, машину во дворе. Не увидев ничего нового, он вернулся и сел в кресло. Теперь они смотрели на события с одинаковым пониманием произошедшего и молча прикидывали варианты в потоке фактов, обрушившихся на Рамсеса за последние два дня.
Друг не нашел сразу, что предложить Рамсесу. Он сидел хмурый и молчал.
– Богдан, я не знаю, что мне делать?
– Все же, может в полицию?
В ответ Рамсес лишь посмотрел на друга, не желая в третий раз озвучивать соображения по одному и тому же поводу.
– Да, ты прав, – согласился Богдан, но, помедлив, добавил: – Рамсес, ты знаешь, что я не особо… Вернее, вообще не люблю просить у отца за что-либо. Но за тебя…
– Богдан, – оборвал Рамсес вкрадчивую речь друга. – Я, правда, признателен и буду иметь это в виду. Но сейчас, что он сможет сделать конкретно? Предоставить хорошего понимающего следователя. Или, что хуже, какой-либо «из этих», – указательным пальцем он показал наверх, – возьмет мое дело под «особый» контроль. Из практики же более действенно – договориться по месту, нежели надзор со стороны начальства. Вообще, я не о том говорю! Богдан, о чем конкретно мне им всем рассказать? Ни пуль, ни… Да, что тебе об этом опять говорить?
– А чего ждать? Когда труп в твой рост будет налицо?
– По-крайней мере, тогда можно уголовное дело заводить. Правда, сохраняется шанс «висяка».
– Идиот!
Наступила короткая пауза, после которой, неожиданно для Рамсеса, Богдан оживился – повеселев, он предложил:
– Попробуем коньяк?!
У Рамсеса это предложение не вызвало ни особых эмоций, ни смену настроения:
– Завтра открытие торговой недели.
– Каждую неделю – открытие недели, но не на каждой неделе в тебя стреляют, – Богдан запнулся. – Я фигурально, имею в виду, не в каждого из нас стреляют.
– Не суетись. Понятно, что не по случаю.
– Ну?!
Богдан радостно развел руки.
– Торги по осени считают. А сейчас она и есть, – промямлил расстроенный Рамсес. – Этой же осенью торги вообще начались так, как мало кто предполагал. Да и ситуация в течение дня будет меняться стремительно. Может, нам не надо пить? Завтра работать.
Рамсес замолчал. Глядя на Богдана, было понятно, что сейчас тому совершенно не было дела до завтрашних торгов на бирже. Да и что было перед ним говорить о том, о чем Богдан и сам прекрасно знал? Впервые за всю историю котировок осень не была похожа на предыдущие. Торги после летних каникул начались довольно неожиданно. Многие трейдеры оказались в весьма затруднительном положении: никто ничего не комментировал в сложившейся ситуации и не давал прогнозы на будущее. Происходящее многих инвесторов сводило с ума.
Такого еще не было, чтобы рынок, действительно, находился в глубочайшем кризисе. Игроки давно уже забыли, что тренды в принципе могут быть и долгосрочными. Самым любимым словосочетанием стало – кратко-среднесрочные ожидания. Поэтому Рамсесу и Богдану каждый день приходилось быть на чеку в преддверии моментального разворота, отслеживая планку «того самого» уровня.
В Рамсесе «заговорил» трейдер и он сказал:
– Теперь и моя жизнь выглядит так, как финансовый рынок – нет уверенности в завтрашнем дне, а точнее – полная жопа!
– Предлагаю в ситуации с тобой, как и на финансовом рынке, не играть тебе на опережение.