Страница:
Свами Вивекананда
Йога идет на Запад
Предисловие
Один из крупнейших индийских мыслителей, человек, чье имя сотни миллионов индийцев произносят с замиранием сердца, как и имя «отца нации» Махатмы Ганди, и которого нередко ставят в один ряд с Буддой и Иисусом, Свами Вивекананда прожил удивительную жизнь. Почти неизвестный в самой Индии, оказавшись на Всемирном конгрессе религий (1893), он смог стать не только живым воплощением надежд и чаяний индийского народа, но и человеком, принесшим в западный мир мудрость Вед и сумевшим создать до сих пор успешно действующую Миссию Рамакришны.
Не являясь профессиональным философом, он определил судьбы индийской философии на годы вперед. Не написав трудов об индийской культуре, сделался ее символом. Не будучи профессиональным дипломатом, перекинул мост взаимопонимания между Востоком и Западом. Всегда устраняясь от любых политических акций и даже подшучивая над политикой, он сумел не только разбудить самосознание индийского народа, но и побудить его к борьбе за независимость. Ломая старые индийские традиции, он стал символом традиционной Индии и принес ее культуру всему остальному миру.
Все это сделал человек, доживший лишь до тридцати девяти лет.
До сих пор идут споры о том, что же является самым важным достижением Свами Вивекананды: его борьба за современную и богатую Индию или то, что он принес знания об индуизме на Запад, став первым проповедником с родины Будды и Кришны. Но тут, пожалуй, дело в том, откуда рассматривать эту личность. Если на Западе его прежде всего оценивают как проповедника индуизма, то в Индии в нем видят одного из величайших патриотов. Популярная индийская газета «Махратта» характеризует его так: «Вивекананда – саньяси, но не аскет старого типа, для которого мир – ничто, а саньяси нового типа, следующий "Бхагавадгите", для которого мир очень важен, а его страна и народ дороже, чем многое остальное».
Не отрицал этого и сам Свами, заявляя в своем завещании: «Чем старше я становлюсь, тем глубже я понимаю смысл индийской идеи о том, что самое высшее из существ – это человек!»
Но все-таки для нас он гораздо важнее как проповедник и автор книг по йоге. До сих пор основные четыре его работы по практике йоги остаются одними из главных литературных памятников в этой отрасли знаний. В них Свами изложил ряд духовных установок, пропаганда которых является одной из самых актуальных задач созданной им Миссии Рамакришны.
Герб Миссии Рамакришны, разработанный лично Свами, изображает подернутую рябью поверхность озера в лучах восходящего солнца, цветок лотоса и белого лебедя, а всю эту картину обрамляют контуры гигантского змея. Лебедь в центре символизирует высшее «Я», воды озера – карма-йогу (йогу действия), лотос– бхакти-йогу (йогу любви), восходящее солнце – джняна-йогу (йогу знания), а гигантский змей – раджа-йогу («царственную йогу» Патанджали, совмещающую шесть ортодоксальных философских школ Древней Индии).
Несмотря на то, что Вивекананда всегда говорил о бесконечном числе путей йоги, для своей эмблемы он избрал всего четыре ее вида. Дело в том, что три из них – йоги действия, знания и любви – основаны на «Бхагавадгите», Евангелии, если так можно выразиться, индуизма для «низших» классов. К тому же именно эта книга наиболее понятна неподготовленному западному читателю, а в пропаганде йоги по всему миру Вивекананда видел одно из своих призваний.
Главная мысль Свами, которую он желал выразить в эмблеме и о которой постоянно говорил в своих лекциях, такова: идеи Адвайта-веданты могут быть не только философски возвышенными и духовными, но и сугубо практическими, имеющими общественное, даже политическое значение.
Идея его учителя Шри Рамакришны о том, что «Джива есть Шива» (каждая личность является божественной сама по себе), стала его мантрой, и он создал понятие «даридра нараяна сева» – «служение Богу», видя Его присутствие в бедных людях.
Не являясь профессиональным философом, он определил судьбы индийской философии на годы вперед. Не написав трудов об индийской культуре, сделался ее символом. Не будучи профессиональным дипломатом, перекинул мост взаимопонимания между Востоком и Западом. Всегда устраняясь от любых политических акций и даже подшучивая над политикой, он сумел не только разбудить самосознание индийского народа, но и побудить его к борьбе за независимость. Ломая старые индийские традиции, он стал символом традиционной Индии и принес ее культуру всему остальному миру.
Все это сделал человек, доживший лишь до тридцати девяти лет.
До сих пор идут споры о том, что же является самым важным достижением Свами Вивекананды: его борьба за современную и богатую Индию или то, что он принес знания об индуизме на Запад, став первым проповедником с родины Будды и Кришны. Но тут, пожалуй, дело в том, откуда рассматривать эту личность. Если на Западе его прежде всего оценивают как проповедника индуизма, то в Индии в нем видят одного из величайших патриотов. Популярная индийская газета «Махратта» характеризует его так: «Вивекананда – саньяси, но не аскет старого типа, для которого мир – ничто, а саньяси нового типа, следующий "Бхагавадгите", для которого мир очень важен, а его страна и народ дороже, чем многое остальное».
Не отрицал этого и сам Свами, заявляя в своем завещании: «Чем старше я становлюсь, тем глубже я понимаю смысл индийской идеи о том, что самое высшее из существ – это человек!»
Но все-таки для нас он гораздо важнее как проповедник и автор книг по йоге. До сих пор основные четыре его работы по практике йоги остаются одними из главных литературных памятников в этой отрасли знаний. В них Свами изложил ряд духовных установок, пропаганда которых является одной из самых актуальных задач созданной им Миссии Рамакришны.
Герб Миссии Рамакришны, разработанный лично Свами, изображает подернутую рябью поверхность озера в лучах восходящего солнца, цветок лотоса и белого лебедя, а всю эту картину обрамляют контуры гигантского змея. Лебедь в центре символизирует высшее «Я», воды озера – карма-йогу (йогу действия), лотос– бхакти-йогу (йогу любви), восходящее солнце – джняна-йогу (йогу знания), а гигантский змей – раджа-йогу («царственную йогу» Патанджали, совмещающую шесть ортодоксальных философских школ Древней Индии).
Несмотря на то, что Вивекананда всегда говорил о бесконечном числе путей йоги, для своей эмблемы он избрал всего четыре ее вида. Дело в том, что три из них – йоги действия, знания и любви – основаны на «Бхагавадгите», Евангелии, если так можно выразиться, индуизма для «низших» классов. К тому же именно эта книга наиболее понятна неподготовленному западному читателю, а в пропаганде йоги по всему миру Вивекананда видел одно из своих призваний.
Главная мысль Свами, которую он желал выразить в эмблеме и о которой постоянно говорил в своих лекциях, такова: идеи Адвайта-веданты могут быть не только философски возвышенными и духовными, но и сугубо практическими, имеющими общественное, даже политическое значение.
Идея его учителя Шри Рамакришны о том, что «Джива есть Шива» (каждая личность является божественной сама по себе), стала его мантрой, и он создал понятие «даридра нараяна сева» – «служение Богу», видя Его присутствие в бедных людях.
Глава 1. Счастливое детство
Легенды рода Датта
Калькутта середины девятнадцатого века была странным городом. Столица находящейся под британским владычеством самой удивительной страны Азии совмещала в себе черты двух великих цивилизаций. Британская культура принесла великолепные магазины, многоэтажные здания, адвокатские конторы, роскошные кареты… Все это причудливо сочеталось с традиционной индийской нищетой, лачугами с пальмовыми листьями вместо крыш, полуголыми странствующими святыми, похожими на сумасшедших, с торговлей прямо с земли на главной улице (пока не прогнал полицейский), с чалмами, сари, загаром, который трудно отличить от грязи (а порою и загар был не виден из-за грязи), с пыльными бурями, с лошадьми, впряженными в деревянную бочку для полива улицы, управляемыми бородатым индийцем…
Аромат благовоний из находящихся на каждом углу храмов и молелен перемешивался с перегаром джина, который ежедневно употребляли британские офицеры, чтобы не подцепить какую-нибудь заразу…
Нигде в мире, пожалуй, контрасты не сосуществовали так, как здесь, чтобы слиться и превратиться во что-то единое, абсолютно уникальное. Этот же контраст присутствовал и в индийском обществе. Индиец, совершающий в выходные нелепые, с точки зрения англичанина, религиозные ритуалы, все рабочие дни сидел, например, в адвокатской конторе и знал законы и все в них лазейки настолько, что к нему несли свои деньги даже белые люди.
Преуспевающим адвокатом был и отец будущего легендарного духовного учителя Свами Вивекананды Вишванатх Датта. Однако Вишванатх, в отличие от многих преуспевающих индийцев, не был слишком религиозным человеком, чего, впрочем, нельзя сказать о его семье. Это была настоящая элита Индии: Датты славились не только богатством, но и щедрой благотворительностью и глубокой ученостью. Это были настоящие индийские патриоты, которые трудились для своей страны. Его отец, Дургачаран, после рождения первого сына оставил все мирские дела и целиком посвятил себя Богу. Сначала он молился дома, принимая различных странствующих святых, а затем просто исчез, подавшись в монахи.
Жена, догадываясь, где он может быть, отправилась на поиски в надежде вернуть блудного мужа. Вышло так, что на входе в святой город она столкнулась с монахом и повредила ногу. Тот усадил ее на ступеньку храма и внимательно осмотрел поврежденную ногу, убедившись, что женщина может идти. И тут она поняла, что это ее муж! Увидев лицо женщины, с которой он случайно столкнулся на улице, Дургачаран вскрикнул и убежал. Поняв, что искать его теперь бесполезно, бабушка Вивекананды вернулась домой. Но в Индии существует традиция, по которой монах на девятый год своего пострижения должен посетить дом, в котором родился. Когда Дургачаран пришел в Калькутту, то родные, не долго раздумывая, просто посадили его под домашний арест. Он провел три дня в своей комнате, не принимая пищи и постоянно находясь в молитве. Испугавшись, что все это может кончиться плохо, кто-то оставил дверь незапертой, и утром Дургачарана уже не было…
Аромат благовоний из находящихся на каждом углу храмов и молелен перемешивался с перегаром джина, который ежедневно употребляли британские офицеры, чтобы не подцепить какую-нибудь заразу…
Нигде в мире, пожалуй, контрасты не сосуществовали так, как здесь, чтобы слиться и превратиться во что-то единое, абсолютно уникальное. Этот же контраст присутствовал и в индийском обществе. Индиец, совершающий в выходные нелепые, с точки зрения англичанина, религиозные ритуалы, все рабочие дни сидел, например, в адвокатской конторе и знал законы и все в них лазейки настолько, что к нему несли свои деньги даже белые люди.
Преуспевающим адвокатом был и отец будущего легендарного духовного учителя Свами Вивекананды Вишванатх Датта. Однако Вишванатх, в отличие от многих преуспевающих индийцев, не был слишком религиозным человеком, чего, впрочем, нельзя сказать о его семье. Это была настоящая элита Индии: Датты славились не только богатством, но и щедрой благотворительностью и глубокой ученостью. Это были настоящие индийские патриоты, которые трудились для своей страны. Его отец, Дургачаран, после рождения первого сына оставил все мирские дела и целиком посвятил себя Богу. Сначала он молился дома, принимая различных странствующих святых, а затем просто исчез, подавшись в монахи.
Жена, догадываясь, где он может быть, отправилась на поиски в надежде вернуть блудного мужа. Вышло так, что на входе в святой город она столкнулась с монахом и повредила ногу. Тот усадил ее на ступеньку храма и внимательно осмотрел поврежденную ногу, убедившись, что женщина может идти. И тут она поняла, что это ее муж! Увидев лицо женщины, с которой он случайно столкнулся на улице, Дургачаран вскрикнул и убежал. Поняв, что искать его теперь бесполезно, бабушка Вивекананды вернулась домой. Но в Индии существует традиция, по которой монах на девятый год своего пострижения должен посетить дом, в котором родился. Когда Дургачаран пришел в Калькутту, то родные, не долго раздумывая, просто посадили его под домашний арест. Он провел три дня в своей комнате, не принимая пищи и постоянно находясь в молитве. Испугавшись, что все это может кончиться плохо, кто-то оставил дверь незапертой, и утром Дургачарана уже не было…
Чудесное рождение великого проповедника
Можете представить себе атмосферу, в которой рос отец будущего индийского святого. Но тем не менее Вишванатх традиционно получил прекрасное образование, был знатоком индийской и персидской литературы, превосходно знал Библию и даже любил спорить о ее сюжетах с христианами – англичанами. Он служил поверенным Высшего суда Калькутты, однако на досуге любил шутки и веселое времяпрепровождение. Несмотря на это, все его друзья сходились в одном: «Вишванатх не от мира сего. Он шутит с нами, но мыслями отнюдь не здесь».
Прекрасно знал он и исламскую культуру, возможно, из-за своего тесного общения с образованной мусульманской элитой Северо-Западной Индии.
Так что в отличие от своего отца он был далек от того, чтобы оставить этот бренный мир. Слишком многое держало его здесь. Например, великолепная индийская кухня, поваров которой, как вы можете помнить по книгам Конана Дойля, считалось роскошью вывозить в Англию и в блюдах которой он был большим специалистом и даже любил готовить сам, что несколько необычно для человека его круга. Еще одно его хобби – путешествия, он не мыслил своей жизни без удовольствия от открытия новых местечек на бесконечных просторах Индии. К множеству же, как он считал, кастовых предрассудков и тому подобных пережитков Вишванатх относился весьма иронично и любил их высмеивать. Несмотря на это показное жизнелюбие и даже отчасти цинизм, в его груди скрывалось доброе сердце, и он всегда поддерживал бедных родственников, хотя причиной их убогого положения иногда было пристрастие к алкоголю. Когда ему намекали на это, Вишванатх сердился:
– Вы не можете понять то, что жизнь человеческая есть страдание. А если вы поймете еще и то, что для мужчины она тяжелее во сто крат и причина отравления себя алкоголем только в этом, вы будете подавать им деньги точно так же, как и я…
Впрочем, детей он воспитывал весьма строго, не давая им никакого спуска. Его жена, Бхуванесвари Деви, родила ему четырех дочек, две из которых скончались в младенчестве, и очень мечтала порадовать мужа наследником.
Стараясь умолить богов дать мальчика, она превратила свой дом в пристанище бедных. Впрочем, приветливость к святым странникам была традиционна для Индии, а Бхуванесвари оказалась женщиной исконно индийских традиций. Она любила шить, прекрасно пела, зачитывалась «Махабхаратой» и «Рамаяной» и даже могла цитировать по памяти большие фрагменты из этих книг. Она была настоящей маленькой хозяйкой большого дома.
Еще ей хотелось подарить возлюбленному мужу такого сына, который прославил бы всю их семью. Своего родственника, который жил в святом городе Бенаресе, она попросила принести Шиве особые дары и пожертвовала много денег.
Но Шива, похоже, не торопился с ответом. Как-то ложась спать, Бхуванесвари совсем уже отчаялась и, произнося вечернюю молитву, пробормотала, обращаясь к богу:
– Совсем ты меня не слышишь…
И этой же ночью увидела во сне просветленного, который сказал ей, что Шива услышал ее молитвы и потому он родится как ее сын. Бхуванесвари проснулась, переполненная радостью, тотчас разбудила мужа и поделилась этим известием с ним.
Вишванатх, несмотря на всю свою иронию, был поражен: сначала он просто не мог поверить в такое счастье, боясь, что это могло оказаться обыкновенным сном, вызванным мыслями о сыне, но жена умела убедить его. Так что имя мальчика было придумано задолго до его рождения: Вирешвара, как благодарность Шиве-Вирешваре.
Впрочем, другие родственники стали называть новорожденного Нарендранатом, но имя оказалось слишком длинным и не прижилось. Вскоре его сократили до Нарендра, а потом и до Нарена.
Нарен даже временем своего рождения предрек себе судьбу религиозного проповедника. Он родился в 6:33, за несколько минут до восхода солнца, в понедельник, 12 января 1863 года.
В этот день отмечается большой индусский праздник Макарасамкранти, в который к священному Гангу стекаются миллионы паломников. Так что будущий проповедник индуизма во всем мире родился под музыку священнодействия и молитвы десятков тысяч людей. Ведь Ганг находился всего лишь в нескольких сотнях метров от дома Даттов.
Нарендра рос весьма милым и послушным мальчиком, но кипящая энергия переполняла его. Стоило двум нанятым присматривать за ним нянькам отвернуться – и ищи ветра в поле! Нарендра уносился так быстро, что находили его весьма не скоро, скорее, он находил себя сам, проявившись какой-нибудь очередной шалостью. Лишь одно могло его сдерживать: имя Шивы. Стоило матери поднять палец к небу и произнести:
– А чтобы сказал тебе Шива, как ты считаешь? – и Нарендра сразу же затихал и бросался к матери:
– Мама, скажи ему, что я так больше не буду!
– Сам скажи, – отвечала Бхуванесвари, радуясь, что сын так чтит имя бога и способен отличать плохие и хорошие поступки. Что же до шалостей, то кто не шалил?..
Уже в детстве Нарендра обрел любовь на всю жизнь. Дом Даттов стоял в роскошном саду, где на ветвях деревьев жило множество птиц. Маленький Нарен мог часами сидеть под деревом, наблюдая, как птаха кормит своих птенцов, как она строит гнездо или поет. Родители, видя такую любовь сына ко всему живому, не скупились на подарки. И вскоре Нарен стал счастливым обладателем обезьяны, козы, павлина, нескольких голубей и целого выводка морских свинок. Не стоит забывать и о том, что в доме Даттов, как и во всяком преуспевающем индийском семействе девятнадцатого века, жила еще и священная корова. Были и лошади для выезда. Нарен целыми днями околачивался на конюшне, наблюдая за работой кучера и помогая ему кормить и ухаживать за животными. Маленький сын преуспевающего адвоката из семейства со «старыми» деньгами на вопрос «Кем ты хочешь стать?» неизменно отвечал:
– Кучером!
И в самом деле, было чему позавидовать! Ведь кучер не только целыми днями возился с любимыми Нареном животными, но и выглядел так, что не устоял бы никакой ребенок: громадный тюрбан, страшный кнут, яркая, поблескивающая на солнце тысячами лучиков, ливрея… Кучером, впрочем, Вивекананда так и не стал, но любовь ко всему живому пронес через всю жизнь.
Уже будучи известным гуру, он все так же любил животных и мог часами просиживать под деревом, наблюдая за птицами.
Нарендра был очень похож на своего деда, как внешне, так и по характеру. Многие говорили, что в его теле вернулась душа деда, и Нарендра, подобно ему, рано или поздно оставит светский мир. И мальчик, несмотря на свой юный возраст, все чаще совершал поступки, подтверждающие это. Он любил странствующих монахов и всегда подавал им деньги на пропитание. Как-то, когда подать ему было нечего, он отдал святому дорогой шелковый пояс, который ему подарили всего несколько дней назад. Нарендру отругали и с тех пор, когда этот монах появлялся поблизости, запирали в комнате. Но тот и здесь находил выход: он подавал святому, выкидывая вещи в окно.
Но его образование отнюдь не заканчивалось делами милосердия. Мать начала учить его бенгальскому алфавиту по книгам «Рамаяна» и «Махабхарата».
Будущий гуру не на шутку увлекся героической историей Рамы и его супруги Зиты. Поставил в своей спальне прямо в изголовье детской кроватки изображение и каждый день утром шел в сад, рвал там цветы и преподносил их богам, поклоняясь им по-детски, как умел. Впрочем, поклонение это продлилось недолго. Как-то Нарендра случайно услышал разговор, в котором взрослые отзывались о браке как о кабале и одной из высших степеней несвободы. Мальчик хотя и не понял, что имеется в виду, но очарование четой богов пропало. Впрочем, «Рамаяну» он не разлюбил и всегда с удовольствием рекомендовал ее почитать всем желающим.
Прекрасно знал он и исламскую культуру, возможно, из-за своего тесного общения с образованной мусульманской элитой Северо-Западной Индии.
Так что в отличие от своего отца он был далек от того, чтобы оставить этот бренный мир. Слишком многое держало его здесь. Например, великолепная индийская кухня, поваров которой, как вы можете помнить по книгам Конана Дойля, считалось роскошью вывозить в Англию и в блюдах которой он был большим специалистом и даже любил готовить сам, что несколько необычно для человека его круга. Еще одно его хобби – путешествия, он не мыслил своей жизни без удовольствия от открытия новых местечек на бесконечных просторах Индии. К множеству же, как он считал, кастовых предрассудков и тому подобных пережитков Вишванатх относился весьма иронично и любил их высмеивать. Несмотря на это показное жизнелюбие и даже отчасти цинизм, в его груди скрывалось доброе сердце, и он всегда поддерживал бедных родственников, хотя причиной их убогого положения иногда было пристрастие к алкоголю. Когда ему намекали на это, Вишванатх сердился:
– Вы не можете понять то, что жизнь человеческая есть страдание. А если вы поймете еще и то, что для мужчины она тяжелее во сто крат и причина отравления себя алкоголем только в этом, вы будете подавать им деньги точно так же, как и я…
Впрочем, детей он воспитывал весьма строго, не давая им никакого спуска. Его жена, Бхуванесвари Деви, родила ему четырех дочек, две из которых скончались в младенчестве, и очень мечтала порадовать мужа наследником.
Стараясь умолить богов дать мальчика, она превратила свой дом в пристанище бедных. Впрочем, приветливость к святым странникам была традиционна для Индии, а Бхуванесвари оказалась женщиной исконно индийских традиций. Она любила шить, прекрасно пела, зачитывалась «Махабхаратой» и «Рамаяной» и даже могла цитировать по памяти большие фрагменты из этих книг. Она была настоящей маленькой хозяйкой большого дома.
Еще ей хотелось подарить возлюбленному мужу такого сына, который прославил бы всю их семью. Своего родственника, который жил в святом городе Бенаресе, она попросила принести Шиве особые дары и пожертвовала много денег.
Но Шива, похоже, не торопился с ответом. Как-то ложась спать, Бхуванесвари совсем уже отчаялась и, произнося вечернюю молитву, пробормотала, обращаясь к богу:
– Совсем ты меня не слышишь…
И этой же ночью увидела во сне просветленного, который сказал ей, что Шива услышал ее молитвы и потому он родится как ее сын. Бхуванесвари проснулась, переполненная радостью, тотчас разбудила мужа и поделилась этим известием с ним.
Вишванатх, несмотря на всю свою иронию, был поражен: сначала он просто не мог поверить в такое счастье, боясь, что это могло оказаться обыкновенным сном, вызванным мыслями о сыне, но жена умела убедить его. Так что имя мальчика было придумано задолго до его рождения: Вирешвара, как благодарность Шиве-Вирешваре.
Впрочем, другие родственники стали называть новорожденного Нарендранатом, но имя оказалось слишком длинным и не прижилось. Вскоре его сократили до Нарендра, а потом и до Нарена.
Нарен даже временем своего рождения предрек себе судьбу религиозного проповедника. Он родился в 6:33, за несколько минут до восхода солнца, в понедельник, 12 января 1863 года.
В этот день отмечается большой индусский праздник Макарасамкранти, в который к священному Гангу стекаются миллионы паломников. Так что будущий проповедник индуизма во всем мире родился под музыку священнодействия и молитвы десятков тысяч людей. Ведь Ганг находился всего лишь в нескольких сотнях метров от дома Даттов.
Нарендра рос весьма милым и послушным мальчиком, но кипящая энергия переполняла его. Стоило двум нанятым присматривать за ним нянькам отвернуться – и ищи ветра в поле! Нарендра уносился так быстро, что находили его весьма не скоро, скорее, он находил себя сам, проявившись какой-нибудь очередной шалостью. Лишь одно могло его сдерживать: имя Шивы. Стоило матери поднять палец к небу и произнести:
– А чтобы сказал тебе Шива, как ты считаешь? – и Нарендра сразу же затихал и бросался к матери:
– Мама, скажи ему, что я так больше не буду!
– Сам скажи, – отвечала Бхуванесвари, радуясь, что сын так чтит имя бога и способен отличать плохие и хорошие поступки. Что же до шалостей, то кто не шалил?..
Уже в детстве Нарендра обрел любовь на всю жизнь. Дом Даттов стоял в роскошном саду, где на ветвях деревьев жило множество птиц. Маленький Нарен мог часами сидеть под деревом, наблюдая, как птаха кормит своих птенцов, как она строит гнездо или поет. Родители, видя такую любовь сына ко всему живому, не скупились на подарки. И вскоре Нарен стал счастливым обладателем обезьяны, козы, павлина, нескольких голубей и целого выводка морских свинок. Не стоит забывать и о том, что в доме Даттов, как и во всяком преуспевающем индийском семействе девятнадцатого века, жила еще и священная корова. Были и лошади для выезда. Нарен целыми днями околачивался на конюшне, наблюдая за работой кучера и помогая ему кормить и ухаживать за животными. Маленький сын преуспевающего адвоката из семейства со «старыми» деньгами на вопрос «Кем ты хочешь стать?» неизменно отвечал:
– Кучером!
И в самом деле, было чему позавидовать! Ведь кучер не только целыми днями возился с любимыми Нареном животными, но и выглядел так, что не устоял бы никакой ребенок: громадный тюрбан, страшный кнут, яркая, поблескивающая на солнце тысячами лучиков, ливрея… Кучером, впрочем, Вивекананда так и не стал, но любовь ко всему живому пронес через всю жизнь.
Уже будучи известным гуру, он все так же любил животных и мог часами просиживать под деревом, наблюдая за птицами.
Нарендра был очень похож на своего деда, как внешне, так и по характеру. Многие говорили, что в его теле вернулась душа деда, и Нарендра, подобно ему, рано или поздно оставит светский мир. И мальчик, несмотря на свой юный возраст, все чаще совершал поступки, подтверждающие это. Он любил странствующих монахов и всегда подавал им деньги на пропитание. Как-то, когда подать ему было нечего, он отдал святому дорогой шелковый пояс, который ему подарили всего несколько дней назад. Нарендру отругали и с тех пор, когда этот монах появлялся поблизости, запирали в комнате. Но тот и здесь находил выход: он подавал святому, выкидывая вещи в окно.
Но его образование отнюдь не заканчивалось делами милосердия. Мать начала учить его бенгальскому алфавиту по книгам «Рамаяна» и «Махабхарата».
Будущий гуру не на шутку увлекся героической историей Рамы и его супруги Зиты. Поставил в своей спальне прямо в изголовье детской кроватки изображение и каждый день утром шел в сад, рвал там цветы и преподносил их богам, поклоняясь им по-детски, как умел. Впрочем, поклонение это продлилось недолго. Как-то Нарендра случайно услышал разговор, в котором взрослые отзывались о браке как о кабале и одной из высших степеней несвободы. Мальчик хотя и не понял, что имеется в виду, но очарование четой богов пропало. Впрочем, «Рамаяну» он не разлюбил и всегда с удовольствием рекомендовал ее почитать всем желающим.
Видения маленького Нарена
Много лет спустя его учитель Рамакришна спросит у Вивекананды:
– Послушайте, вы видите свет, когда засыпаете?
Считается, что подобное видение указывает на духовное прошлое и врожденную способность к размышлениям. Вивекананда сразу вспомнил свое детство и тот первый раз, когда он увидел свет.
Он как раз собирался заснуть и лежал в своей постели. Из сада доносился шорох волнуемой ветром листвы, с Ганга – какие-то далекие голоса, во дворе разговаривали слуги… Глаза мальчика уже почти закрылись, но внезапно он увидел у себя возле глаз, где-то на уровне бровей, вращающийся и светящийся шар, постоянно меняющий цвета. Шар начал увеличиваться, и постепенно все тело мальчика оказалось в этом сиянии. Свет был настолько прекрасным и успокаивающим, что Нарендра абсолютно спокойно уснул, как бы погруженный в его объятия. Этот шар стал появляться каждый день, когда мальчик засыпал. Нарендра решил, что это вполне обычно и что все остальные люди засыпают точно так же. Несколько раз он пытался обсудить эту «обыденную» вещь, но его не понимали и не слушали. Однако он думал, что просто не может объяснить, что имеет в виду. Лишь спустя много лет Рамакришна назвал это знаком его избранности.
Впрочем, это было не единственное видение, указывающее на избранность маленького мальчика. Однажды перед сном он лежал в постели и, пытаясь медитировать, размышлял о том, что древние святые так подолгу пребывали в медитации, что их волосы могли за это время отрасти и уйти в землю, подобно корням баньяна. Эта мысль его так заинтересовала, что он прервал свою неумелую детскую медитацию и открыл глаза, желая взглянуть, не отросли ли волосы и у него. Но вместо этого увидел в комнате идущего к нему монаха, объятого ярким светом. Нарендра испугался, вскочил с постели и побежал к матери. Когда родители пришли в комнату, чтобы развеять его страхи, там, естественно, никакого монаха не оказалось. Через много лет Вивекананда понял, что это ему являлся Будда.
В шесть лет Нарендру отправили в школу. Он был очень рад и компании сверстников, общения с которыми ему так не хватало, и множеству знаний, которые он любил, пожалуй, ничуть не меньше своих проказ. Несколько месяцев учебы, как он потом вспоминал, стали для него настоящим счастьем.
Но компания менее богатых и хорошо знакомых с законами улицы ребят повлияла на Нарендру не лучшим образом. Он стал употреблять в речи не слишком культурные, по мнению его рафинированных родителей, слова, да и вести себя пытался отнюдь не как домашний мальчик, отпрыск калькуттской элиты. Это очень не понравилось его отцу, и было принято решение в школу Нарендру больше не пускать, а заменить ее домашними уроками. Впрочем, отец, видя слезы сына, смилостивился и позволил нескольким друзьям Нарендры, которые, по его мнению, не оказывали на сына дурного влияния, заниматься вместе с ним.
Так дома у Даттов появилась маленькая школа с лучшими учителями, которых только можно было найти в Калькутте за деньги.
Нарендра был бесспорным лидером этой небольшой компании. Его любимой игрой стала «Король и суд», где он брал на себя, естественно, роль короля, а друзьям раздавал роли министров. Но никто не был в обиде: Нарендра и своими знаниями, и смекалкой, и быстрым и острым умом в самом деле заслуживал этой роли. Именно здесь, в храмовой комнате Даттов, уставленной партами и переоборудованной под школу, сложилась дружеская компания, связь с которой Вивекананда пронес через годы и к чьей поддержке он неизменно обращался в сложные минуты жизни.
Хотя все его соученики были индусами, Нарендра всегда общался с людьми различных каст и религий, не делая между ними в быту никакого различия. В кабинете его отца хранился так называемый «гостевой» табак, разложенный по сортам в зависимости от того, кому он предназначен: для каждой касты был отдельный сорт, а табак для мусульман и вовсе лежал отдельно. Нарендра заходил и брал любой табак (не стоит удивляться, дети тогда начинали курить весьма рано, о пагубности этой привычки еще никто не знал), не разбирая ни сортов, ни каст. На неоднократные замечания отца он отвечал:
– Объясни мне, какое это имеет значение? По вкусу я не вижу разницы…
Отцу оставалось лишь махнуть на это рукой.
– Послушайте, вы видите свет, когда засыпаете?
Считается, что подобное видение указывает на духовное прошлое и врожденную способность к размышлениям. Вивекананда сразу вспомнил свое детство и тот первый раз, когда он увидел свет.
Он как раз собирался заснуть и лежал в своей постели. Из сада доносился шорох волнуемой ветром листвы, с Ганга – какие-то далекие голоса, во дворе разговаривали слуги… Глаза мальчика уже почти закрылись, но внезапно он увидел у себя возле глаз, где-то на уровне бровей, вращающийся и светящийся шар, постоянно меняющий цвета. Шар начал увеличиваться, и постепенно все тело мальчика оказалось в этом сиянии. Свет был настолько прекрасным и успокаивающим, что Нарендра абсолютно спокойно уснул, как бы погруженный в его объятия. Этот шар стал появляться каждый день, когда мальчик засыпал. Нарендра решил, что это вполне обычно и что все остальные люди засыпают точно так же. Несколько раз он пытался обсудить эту «обыденную» вещь, но его не понимали и не слушали. Однако он думал, что просто не может объяснить, что имеет в виду. Лишь спустя много лет Рамакришна назвал это знаком его избранности.
Впрочем, это было не единственное видение, указывающее на избранность маленького мальчика. Однажды перед сном он лежал в постели и, пытаясь медитировать, размышлял о том, что древние святые так подолгу пребывали в медитации, что их волосы могли за это время отрасти и уйти в землю, подобно корням баньяна. Эта мысль его так заинтересовала, что он прервал свою неумелую детскую медитацию и открыл глаза, желая взглянуть, не отросли ли волосы и у него. Но вместо этого увидел в комнате идущего к нему монаха, объятого ярким светом. Нарендра испугался, вскочил с постели и побежал к матери. Когда родители пришли в комнату, чтобы развеять его страхи, там, естественно, никакого монаха не оказалось. Через много лет Вивекананда понял, что это ему являлся Будда.
В шесть лет Нарендру отправили в школу. Он был очень рад и компании сверстников, общения с которыми ему так не хватало, и множеству знаний, которые он любил, пожалуй, ничуть не меньше своих проказ. Несколько месяцев учебы, как он потом вспоминал, стали для него настоящим счастьем.
Но компания менее богатых и хорошо знакомых с законами улицы ребят повлияла на Нарендру не лучшим образом. Он стал употреблять в речи не слишком культурные, по мнению его рафинированных родителей, слова, да и вести себя пытался отнюдь не как домашний мальчик, отпрыск калькуттской элиты. Это очень не понравилось его отцу, и было принято решение в школу Нарендру больше не пускать, а заменить ее домашними уроками. Впрочем, отец, видя слезы сына, смилостивился и позволил нескольким друзьям Нарендры, которые, по его мнению, не оказывали на сына дурного влияния, заниматься вместе с ним.
Так дома у Даттов появилась маленькая школа с лучшими учителями, которых только можно было найти в Калькутте за деньги.
Нарендра был бесспорным лидером этой небольшой компании. Его любимой игрой стала «Король и суд», где он брал на себя, естественно, роль короля, а друзьям раздавал роли министров. Но никто не был в обиде: Нарендра и своими знаниями, и смекалкой, и быстрым и острым умом в самом деле заслуживал этой роли. Именно здесь, в храмовой комнате Даттов, уставленной партами и переоборудованной под школу, сложилась дружеская компания, связь с которой Вивекананда пронес через годы и к чьей поддержке он неизменно обращался в сложные минуты жизни.
Хотя все его соученики были индусами, Нарендра всегда общался с людьми различных каст и религий, не делая между ними в быту никакого различия. В кабинете его отца хранился так называемый «гостевой» табак, разложенный по сортам в зависимости от того, кому он предназначен: для каждой касты был отдельный сорт, а табак для мусульман и вовсе лежал отдельно. Нарендра заходил и брал любой табак (не стоит удивляться, дети тогда начинали курить весьма рано, о пагубности этой привычки еще никто не знал), не разбирая ни сортов, ни каст. На неоднократные замечания отца он отвечал:
– Объясни мне, какое это имеет значение? По вкусу я не вижу разницы…
Отцу оставалось лишь махнуть на это рукой.
Два урока
Хотя Вишванатх и славился строгостью, множество проблем воспитания он пытался решать весьма изощренными способами, которым, пожалуй, позавидовал бы и Макаренко. Однажды Нарендра поссорился с матерью и припомнил те грубые слова, каким его научили в школе. Мать послала его к отцу для наказания, но тот бить Нарендру не стал, а дал ему в руку уголек и велел написать на двери: «Я сегодня обозвал мать такими словами…» И все ругательства перечислить. Лучше бы Нарендру выпороли! Ведь все его пришедшие в домашнюю школу друзья увидели, как он обзывал самого близкого своего человека! Это послужило Нарендре хорошим уроком, и больше никогда он не повышал голос на мать. Мудрости отцу было не занимать. Однажды сын, бесконечно тянущийся к знаниям, спросил у него:
– Как мне завтра вести себя в гостях?
Отец ответил:
– И на завтра, и на всю жизнь я тебе дам один совет: никогда не показывай своего удивления.
Эта фраза запомнилась Вивекананде, и позже он повторял ее своим ученикам, цитируя отца, и пояснял, что именно этот принцип позволил ему проповедовать и во дворцах, и в хижинах, так как нигде он не показывал своего удивления и везде поэтому был своим.
Также он приводил ученикам и высказывание своей матери, которой однажды пожаловался, что учитель обходится с ним несправедливо. И спросил, не соврать ли ему, чтобы наладить с тем отношения. Мать погладила мальчика по голове и сказала:
– Сынок! Всегда следуй за правдой, никогда не юли, не ври, не притворяйся. Если ты знаешь, что ты прав, следуй этим путем до конца, чем бы он тебе ни грозил.
Эти два принципа и позволили Вивекананде, по его собственному признанию, стать тем, кем он стал. Благодаря им он и сумел свернуть горы.
Однажды, участвуя в шуточной потасовке с друзьями, у дверей собственного дома он упал и рассек о камень бровь. Шрам остался на лице Вивекананды на всю жизнь. Рамакришна однажды обратил внимание своих учеников на этот шрам и спросил Вивекананду:
– Ты ведь потерял тогда много крови?
Вивекананда подтвердил это, и Рамакришна продолжил:
– С потерянной кровью ушла излишняя энергия. Ее у этого человека было столько, что, не случись этого происшествия, он бы прошел весь мир с огнем и мечом. А сейчас он пройдет его всего лишь со словом!
В 1871 году Нарену исполнилось восемь лет, и он должен был прервать занятия у себя дома и отправиться в среднюю школу.
Его исключительные способности вскоре были оценены и одноклассниками, и учителями. Любые знания давались Нарендре без труда, вот только с английским очень долго были проблемы. Он не хотел учить его принципиально: ему был неинтересен язык чужой державы. Но, впрочем, вскоре он переборол себя и в этом. Занятости Нарендры и широте его интересов можно позавидовать: он организовал театральную труппу, занимался борьбой, греблей, пробовал себя, подобно отцу, в искусстве кулинарии. А еще частенько ходил в зоологический сад: животные были его давней слабостью. Казалось, он пытался объять весь мир, и стоит признать, что это ему удавалось. В одной из работ Вивекананды можно найти такие слова: «Не верьте ни во что только потому, что вы прочитали об этом в книге. Не верьте во что-то лишь потому, что другой человек сказал, что это якобы верно. Не верьте в людскую молву лишь потому, что так считают сотни лет и таковы традиции. Всегда узнавайте все сами. Помните, что правда может быть правдой, только если вы сами ее испытали. Продумайте это. Это – реализация».
Чтобы давать такие советы, а тем более следовать им, необходимо не только обладать безмерной тягой к знаниям, но и большим мужеством в постижении жизни.
Однажды Нарен хотел подвесить для спортивных занятий тяжелую трапецию, которую гимназия уже купила, но никак не могла пустить в дело, и попросил помочь ему в этом присутствующих. Среди них оказался моряк английского королевского флота, который решил посодействовать ребятам. К несчастью, трапеция, почти уже укрепленная, сорвалась и ударила моряка по голове настолько сильно, что тот упал, а из его темени начала хлестать кровь. Дети, бывшие с Нарендрой, испугались, что моряк убит, и в прямом смысле слова убежали от ответственности. Но Нарендра не растерялся, оторвал клок от своей рубахи и, перевязав моряку голову, остановил кровь. Затем один дотащил англичанина, который был без сознания, до здания школы, в медпункт, и потом целую неделю за ним ухаживал. Моряк выздоровел и был очень благодарен индийскому мальчишке, спасшему ему жизнь. Но Нарен еще собрал среди одноклассников деньги, и моряк отбыл домой с толстым кошельком.
Но чем старше становился Нарендра, тем меньше в нем оставалось любви к шалостям и тем больше он тянулся к знаниям. Появилось и еще одно серьезное увлечение: он полюбил музыку. Он не только сам пел и даже сочинял пьесы, но и страстно изучал музыку, созданную как в Европе, так и в Древней Индии. Это знание, казалось бы абсолютно бесполезное для монаха, впоследствии его не раз выручало. Стоит сказать, что и великий Рамакришна, услышав, как поет Нарен, был потрясен до глубины души.
– Как мне завтра вести себя в гостях?
Отец ответил:
– И на завтра, и на всю жизнь я тебе дам один совет: никогда не показывай своего удивления.
Эта фраза запомнилась Вивекананде, и позже он повторял ее своим ученикам, цитируя отца, и пояснял, что именно этот принцип позволил ему проповедовать и во дворцах, и в хижинах, так как нигде он не показывал своего удивления и везде поэтому был своим.
Также он приводил ученикам и высказывание своей матери, которой однажды пожаловался, что учитель обходится с ним несправедливо. И спросил, не соврать ли ему, чтобы наладить с тем отношения. Мать погладила мальчика по голове и сказала:
– Сынок! Всегда следуй за правдой, никогда не юли, не ври, не притворяйся. Если ты знаешь, что ты прав, следуй этим путем до конца, чем бы он тебе ни грозил.
Эти два принципа и позволили Вивекананде, по его собственному признанию, стать тем, кем он стал. Благодаря им он и сумел свернуть горы.
Однажды, участвуя в шуточной потасовке с друзьями, у дверей собственного дома он упал и рассек о камень бровь. Шрам остался на лице Вивекананды на всю жизнь. Рамакришна однажды обратил внимание своих учеников на этот шрам и спросил Вивекананду:
– Ты ведь потерял тогда много крови?
Вивекананда подтвердил это, и Рамакришна продолжил:
– С потерянной кровью ушла излишняя энергия. Ее у этого человека было столько, что, не случись этого происшествия, он бы прошел весь мир с огнем и мечом. А сейчас он пройдет его всего лишь со словом!
В 1871 году Нарену исполнилось восемь лет, и он должен был прервать занятия у себя дома и отправиться в среднюю школу.
Его исключительные способности вскоре были оценены и одноклассниками, и учителями. Любые знания давались Нарендре без труда, вот только с английским очень долго были проблемы. Он не хотел учить его принципиально: ему был неинтересен язык чужой державы. Но, впрочем, вскоре он переборол себя и в этом. Занятости Нарендры и широте его интересов можно позавидовать: он организовал театральную труппу, занимался борьбой, греблей, пробовал себя, подобно отцу, в искусстве кулинарии. А еще частенько ходил в зоологический сад: животные были его давней слабостью. Казалось, он пытался объять весь мир, и стоит признать, что это ему удавалось. В одной из работ Вивекананды можно найти такие слова: «Не верьте ни во что только потому, что вы прочитали об этом в книге. Не верьте во что-то лишь потому, что другой человек сказал, что это якобы верно. Не верьте в людскую молву лишь потому, что так считают сотни лет и таковы традиции. Всегда узнавайте все сами. Помните, что правда может быть правдой, только если вы сами ее испытали. Продумайте это. Это – реализация».
Чтобы давать такие советы, а тем более следовать им, необходимо не только обладать безмерной тягой к знаниям, но и большим мужеством в постижении жизни.
Однажды Нарен хотел подвесить для спортивных занятий тяжелую трапецию, которую гимназия уже купила, но никак не могла пустить в дело, и попросил помочь ему в этом присутствующих. Среди них оказался моряк английского королевского флота, который решил посодействовать ребятам. К несчастью, трапеция, почти уже укрепленная, сорвалась и ударила моряка по голове настолько сильно, что тот упал, а из его темени начала хлестать кровь. Дети, бывшие с Нарендрой, испугались, что моряк убит, и в прямом смысле слова убежали от ответственности. Но Нарендра не растерялся, оторвал клок от своей рубахи и, перевязав моряку голову, остановил кровь. Затем один дотащил англичанина, который был без сознания, до здания школы, в медпункт, и потом целую неделю за ним ухаживал. Моряк выздоровел и был очень благодарен индийскому мальчишке, спасшему ему жизнь. Но Нарен еще собрал среди одноклассников деньги, и моряк отбыл домой с толстым кошельком.
Но чем старше становился Нарендра, тем меньше в нем оставалось любви к шалостям и тем больше он тянулся к знаниям. Появилось и еще одно серьезное увлечение: он полюбил музыку. Он не только сам пел и даже сочинял пьесы, но и страстно изучал музыку, созданную как в Европе, так и в Древней Индии. Это знание, казалось бы абсолютно бесполезное для монаха, впоследствии его не раз выручало. Стоит сказать, что и великий Рамакришна, услышав, как поет Нарен, был потрясен до глубины души.
Глава 2. Студенческие годы
Дикие пчелы и первое самадхи
Когда Наренде исполнилось пятнадцать лет, отец взял его в свое очередное путешествие по просторам Индии. На этот раз Вишванатх решил осмотреть ее центральные области. Когда путешественники приближались к Райпуру, они были вынуждены нанять крестьянина с телегой, запряженной волом, – иначе через чащу, которая оказалась на пути, проехать было невозможно. Жара летнего дня вступила в свои права, когда путешественники въехали под крону прохладного леса. Где-то вверху в ветвях щебетали птицы, кругом распускались яркие цветы, которыми так богата эта область Индии, и Нарендра был счастлив, что ему довелось увидеть такую красоту.
По дороге они должны были проехать сквозь ущелье, настолько узкое и глубокое, что его края, казалось, вверху сходились вместе, а на дне царила вечная прохлада. Нарендра увидел в расщелине скалы гнездо диких пчел. Оно тянулось на несколько метров вверх и было сантиметров восемьдесят в ширину. Вокруг него жужжали, казалось, миллионы насекомых. И это было так близко, что гнезда можно было коснуться рукой. Сначала Нарендра испугался, потому что бежать было некуда, и пчелы, которым не понравятся незнакомцы, вполне могут закусать их до смерти. Но потом, рассмотрев внимательнее соты, был потрясен красотой и величием Божьего замысла и умом Божьих тварей, создавших такую красоту. И тут же вознесся душою на небеса, впав в самадхи, состояние мистического созерцания, при котором исчезает сама идея собственной индивидуальности.
По дороге они должны были проехать сквозь ущелье, настолько узкое и глубокое, что его края, казалось, вверху сходились вместе, а на дне царила вечная прохлада. Нарендра увидел в расщелине скалы гнездо диких пчел. Оно тянулось на несколько метров вверх и было сантиметров восемьдесят в ширину. Вокруг него жужжали, казалось, миллионы насекомых. И это было так близко, что гнезда можно было коснуться рукой. Сначала Нарендра испугался, потому что бежать было некуда, и пчелы, которым не понравятся незнакомцы, вполне могут закусать их до смерти. Но потом, рассмотрев внимательнее соты, был потрясен красотой и величием Божьего замысла и умом Божьих тварей, создавших такую красоту. И тут же вознесся душою на небеса, впав в самадхи, состояние мистического созерцания, при котором исчезает сама идея собственной индивидуальности.