Горьким сей плод был не только для некоторых учеников, но и для учителей. Ведь среди педагогов и в эпоху античности оказывалось немало случайных людей. Бывало, вовсе не любовь к профессии, а жизненные невзгоды, злоключения и беды вынуждали людей заниматься обучением и воспитанием детей, толкали их в школу. В этом случае приходилось только сочувствовать тем и другим. Пожалуй что нет ничего ужаснее, чем учитель, в глубине души люто ненавидящий свою профессию. Об иных можно было сказать словами Гёте: «Те, у которых мы учимся, правильно называются нашими учителями, но не всякий, кто учит нас, заслуживает это имя». В таких случаях ученики шли в школу крайне неохотно, учились словно из-под палки.
О низком социальном статусе учителей говорит поэт, характеризуя судьбу такого вот бедолаги: «Он или умер, или обучает детей грамоте». Порой в роли учителей оказывались и цари. Тирану Дионисию Младшему после его низложения с трона одно время пришлось зарабатывать себе на жизнь профессией лектора в Коринфе. Впрочем, немало примеров и иного рода. Благодарные ученики вспоминали своих мудрых учителей с теплотой и признательностью. Хотя качество обучения редко отражалось на их оплате (разве что в могильных эпитафиях). Российский учитель, похоже, сегодня не может рассчитывать даже на достойную могильную эпитафию.
Гимнасия в Приене. Реконструкция
Развитию процесса приобщения к знаниям очень мешала скудость материального базиса древнего мира. Хотя получение образования молодыми людьми обходилось в относительно небольшую сумму (в 20 драхм), для многих и такие деньги оказывались довольно серьезной проблемой. Уровень знаний часто самым непосредственным образом зависел от наличия средств. Экономический фактор был, по сути дела, главным в деле просвещения. В эпоху мудрого Солона, немало, казалось бы, сделавшего для развития просвещения сограждан, неравенство между бедными и богатыми дошло, по признанию самого Плутарха, «до высшей точки». Скажем прямо и откровенно: бедность – плохое подспорье для массового образования и воспитания. Иного и не следовало ожидать в мире, где правят не ум и знания, но сила, знатность, богатство.
Силен, занятый воспитанием Диониса
Занятие наукой было уделом немногих. Знание и ученость, говоря словами Саади, часто вынуждены были прозябать в рвани и грязи. Случаи, когда отдельные представители научного мира являли собой пример благополучия, крайне редки. Известен Пифагор, принесший в дар богам (за открытие им знаменитой теоремы о квадрате гипотенузы) целое стадо из ста голов. Но такие случаи редки… Где монет в избытке, там бывало не до книг. Учеба в глазах иных обладателей толстых кошельков казалась пустой забавой. Но чаще именно состоятельные люди тянутся к знаниям.
П. Батони. Обучение Ахилла кентавром Хироном. Ок. 1770 г.
В рабовладельческом обществе образование (достояние свободных) считалось все же роскошью. Конечно, определенный минимум знаний (начальное образование) свободный грек и римлянин получали, но дальше этого первого шага продвигались редко. Свидетельством тому стало высказывание Лукиана, «Вольтера классической древности», писавшего в автобиографических набросках: «Едва только я, достигнув отрочества, перестал ходить в школу, как мой отец принялся со своими рассуждать, чему же теперь надо учить меня. Большинство было того мнения, что настоящее образование стоит больших трудов, весьма длительно, связано с большими затратами и предполагает блестящее положение; наши же дела плохи, и в скором времени нам может понадобиться поддержка. Вот если бы я выучился какому-нибудь ремеслу, то сразу же начал бы зарабатывать на жизнь и перестал – такой большой парень – сидеть на отцовских хлебах, а вскоре мог бы обрадовать отца, принося ему постоянно свой заработок». Тут видим признаки рациональности мышления древнего сирийца, равно как и общие представления греко-римского мира, где материальная стесненность семьи диктует и ее «одежку». Злая ирония Лукиана подтверждает то, что эта установка закрепилась в общественном сознании.
Пародия на античную школу
Знания доступны были лишь избранным. Гераклит, к примеру, хотя и провозглашал природное равенство людей, понимал, что фактически все люди не могут быть равны. Их неравенство в его представлении проистекало из двух моментов: во-первых, познание логоса, мудрости и единства мира дается далеко не всем, и, во-вторых, большинство живет все-таки отнюдь не по законам божественного разума, а исключительно по своему разумению. Разум слишком часто является всего лишь пленником или плодом низменных и корыстных желаний. Что поделаешь, такова несовершенная природа человека. И разве не прав был Демокрит, говоривший: «Подобно тому, как бывает болезнь тела, бывает также болезнь образа жизни»?!
Ученик, опоздавший на урок
Времена и тогда были далеко не идеальными. Школа не могла изменить общих положений и условий жизни, ибо ни ум, ни нравственность, ни добрый нрав, ни жажда знаний сами по себе еще не гарантировали высокого общественного статуса или хотя бы приличного уровня жизни. Бедняки были лишены самого необходимого. Орест в «Электре» Еврипида скажет:
Но ведь так же и о среднем уровне математических знаний в древности следует судить не по великому Пифагору, у которого, как известно, было немало учеников (их обучение длилось 15 лет), но скорее по оценке результатов его уроков. Сам Пифагор честно признавался (и в его словах была немалая толика правды): «Я не учу мудрости, я исцеляю от невежества». Вспомним и слова Гераклита, говорившего, что истинное знание доступно лишь немногим (в том числе среди тех, кто считает себя образованными). Он говорил, что второе солнце (т.е. образование) светит далеко не всем: «Большинство людей не разумеет того, с чем встречается, да и научившись, они не понимают, им же самим кажется, что понимают». Он же пророчески предупреждал нас, что «неразумный человек способен увлечься любым учением». Нынешнее время тем более убеждает нас в глубокой справедливости изречений древних, в их вневременном значении. Пусть воспримем non multa sed multum! (лат. «Немного, но лучшее»).
Сцена возлияний и винопития и сцена веселой пляски
В общем и целом культурно-образовательный уровень античного гражданина был не очень высок. Ведь ограничены были возможности как учителей, так и воспитательных учреждений. Обучение грамоте и музыке народа оставляло желать лучшего. Пожалуй, многие греки могли сказать о себе устами одного аристофановского колбасника: «Но, мой милый, я вовсе не знаком с музыкой, исключая алфавита, да и его знаю плохо». И для того времени это в общем-то было закономерно. «Невежда удивляется, что вещи таковы, каковы они суть, и такое удивление есть начало знания; мудрец, наоборот, удивился бы, если бы вещи были иными, а не таковыми, какими он их знает», – точно заметил Аристотель. Еврипид вообще испытывал большие сомнения в возможности примерным воспитанием и образованием улучшить род людской. Невежественная толпа не склонна внимать доводам разума, науки и культуры. Он писал: «Вообще, в переговоры с мужиком входить излишне… лишь одних толковых можно убедить».
Наивно полагать, что молодой грек или римлянин помышляли лишь о мудрости и образовании. В ходу была поговорка «Verba docent, exempla trahunt» («Слова учат, а примеры ведут за собой»). Но хотя нравственность и возникла вместе с пороком, последний нередко все же оттеснял ее, занимая не принадлежащее ему место. Дурные наклонности и тогда оказывались чрезвычайно заразительны для части молодежи. В комедиях Плавта и Теренция есть сцены скорее печальные, нежели смешные, когда ученик вместо учебы тащит своего учителя на пьянку или на увеселения различного рода. У старшего поколения и тогда были основания беспокоиться по поводу «незрелого ума юнцов». Дело в том, что молодой человек, закончив учебу, отбыв обязательную военно-государственную службу и обретя права свободного гражданина, часто пускался в разгульную жизнь. Греки вообще любили погулять. В определенном возрасте молодых людей вводили в «зрелый возраст». Так, известно, что когда Пифагору исполнилось 15 лет, его посвятили в таинства божеств. Тело омыли в водах и уложили обнаженным на ложе. К нему подошла жрица и стала его просвещать (уча не рукоблудствовать, не мужеложествовать, заниматься любовью с девушками и дамами в строго определенные дни и т.д.). А затем в его руки дали флейту Пана, и пока он играл на ней мелодию, перед ним плясали обнаженные девушки, изображавшие женскую часть души. Посвятили юношу и в таинства орфиков.
Порой эти гулянья, сопровождаемые пляской, превращались в самые настоящие оргии. Такое обычно случалось при Вакханалиях (Дионисиях), во время празднеств в честь бога вина Диониса или Вакха. Празднества начинались со здравиц в честь бога вина, а заканчивались здравицами в честь женщин и эротическими играми. Иные уделяли внимание охоте, всегда считавшейся у эллинов почтенным занятием, входившим в круг воспитания у критян, спартанцев и афинян. Она поощрялась законами Ликурга. Ее восхваляли Платон и Ксенофонт (последний написал специальный трактат на эту тему).
Н. Пуссен. Сатир и нимфа. Ок. 1630 г.
Порой юноши обращались к знаниям, видя в них не столько источник мудрости и мастерства, сколько забаву или даже отвлечение от жизненных неприятностей. Иных гнала в науки несчастная любовь к какой-нибудь танцовщице или гетере. Утверждают, что римского поэта Проперция (50 г. до н.э. – 16 г. до н.э.), человека незнатного и небогатого, к образованию подвигла пылкая страсть к красавице Кинфии. Гетера, обладавшая поэтическими и музыкальными дарованиями, выделялась знаниями и культурой. Она сумела вскружить юноше голову. Проперций пишет, что сбирается в дальний путь («в ученые еду Афины»), дабы «оковы любви в долгих скитаньях разбить». Он признается, что испытал все возможные средства. Остается – бежать куда глаза глядят. Лучше уж ученые Афины, где, возможно, удастся поднабраться и знаний, дабы хоть чем-то удивить требовательную к мужчинам гетеру Кинфию:
Урок музыки у Дамона
Какие выводы можно сделать? Во-первых, античность рассматривала образование и искусство как важную сферу человеческой деятельности, от которой во многом зависят нравы, порядки, благосостояние и крепость державы. Культура в широком смысле слова стала играть заметную роль в формировании тогдашних элит как на Востоке, так и на Западе. Несмотря на все его различия, древний мир обладал неким внутренним единством. При этом роль образованного человека становилась все значимее, весомее. Можно даже говорить о едином типе мудрости, возникшем в Восточном Средиземноморье и на Индо-Гангской равнине. Мы видим нечто схожее между безмятежным спокойствием грека или нирваной индуса, стоицизмом римлянина или невозмутимостью китайца. Будучи первопроходцами, древние люди обладали удивительныой свежестью восприятия, чуством новизны, без которых невозможно истинное познание. Сила античной цивилизации ощущается в философских трудах, исторических трактатах, дидактических поэмах, в самой жизни. Ученый и поэт Тит Лукреций Кар в бессмертной поэме «О природе вещей» так сказал о ее свойствах:
Спорт в жизни древних греков
Важной частью образовательно-воспитательного комплекса греков и римлян был спорт. Конечно, большое значение имело то, что люди эллинизированных городов жили в гораздо более комфортных условиях, нежели их предки. Это создало новые возможности, хотя возникла проблема и увеличивающегося свободного времени у молодежи. И пусть в экономическом отношении Греция будет затем уступать Риму, да и некоторым другим эллинистическим или азиатским империям, ни один другой народ не смог приблизиться к высокому уровню развития физической культуры греков. В основе системы агонистики (т. е. многогранного физического обучения) лежали регулярные тренировки молодых людей, состязания спортсменов, сеть стадионов и палестр. Важнейшую роль играл принцип состязательности, ибо все крупные города-полисы соперничали друг с другом и стремились прославиться своими достижениями. Если войны разделяли греков, то вот спорт и состязания их объединяли.
Ж.-Б. Реньо. Кентавр обучает Ахилла стрельбе из лука
Эллины и римляне создали традиции, позже позаимствованные Европою. «Человек рожден для знаний, как птица для полета, а кони для бега», – писал Квинтилиан в «Воспитании оратора». Вскоре в школах Греции возникло разделение обязанностей педагогов (специализация). Грамматист учил читать, писать и считать, кифарист – играть на лире, педотриб – осуществлял гимнастическую подготовку и т.д. Учителя являли собой словно бы хоровод муз, баюкающих образовательную колыбель. Но в V веке до н.э., к концу классической эпохи, физическая культура Афин претерпевает заметные перемены. На первое место выходят ум и красота, а не сила… Платон в «Горгии» говорит, что желал бы сделать граждан прежде всего красивыми, а затем сильными («Сила есть – ума не надо»). Игра, палестра, орхестрика (танцы) создали понятие физического идеала, калогатии, канона красоты в эстетическом понимании слова. При учебных заведениях создаются купальни, бани и бассейны. Появились платные учителя гимнастики и танцев. Идеалом свободного человека становится обязательное занятие гимнастикой. Гимнастика происходит от греч. «обнаженный» и означает любовь и преклонение греков перед сильным, красивым телом. «Калос» (красивый) означало непобедимую мужскую силу. Греки, веря в магию, считали: одежда в ряде случаев мешает, даже ослабляет физические способности людей. В школах, на стадионах делали все возможное, чтобы взрастить маленьких гераклов.
Маленький Геракл
Важную роль в поддержании в обществе атмосферы спортивной и здоровой жизни играли различного рода игры – Олимпийские (776 г. до н.э.), истмийские (586 г. до н.э.), пифийские (582 г. до н.э.), немейские (473 г. до н.э.), панафинейские (565 г. до н.э.), делосские и другие игры. Древние олимпиады исторически восходят к мифическому царю Оксилосу. Во время игр горел олимпийский огонь («вечный огонь» Гастии). При этом соперники давали присягу, совершали ритуальное омовение, проводили состязания (но без женщин). Первая Олимпиада состоялась в 776 году до н.э., последняя, двести девяносто третья – в 393 году н.э. Олимпиада прошла долгий путь.
Первоначально атлеты метали диск и состязались лишь в одном виде бега. Затем программа игр стала более разнообразной: выросло число беговых дистанций, возникло пятиборье, борьба, кулачный бой, скачки, стали метать копье и диск, возник бег на колесницах и т.д. Вначале игры длились день, затем пять дней. Участвующие в состязаниях должны были доказывать, что они – чистокровные эллины. Однажды от царя Македонии потребовали документы, доказывающие, что он – не варвар. К участию в играх допускались лишь свободные люди. Спортсмен тренировался десять месяцев, выдерживая особый режим. Судьи устраивали ему испытательный экзамен, прежде чем допустить к состязаниям. Помимо того, что они должны были, как говорили, иметь чистую совесть и быть в мире с людьми и богами, нужны были и средства для занятий спортом. Участие человека в играх стоило денег, и немалых.
Юноша-атлет, натирающийся маслом
Уже тогда понимали: мирные состязания куда интереснее и увлекательнее войн. Разумеется, у полисов-антагонистов (Спарты и Афин) были свои принципы при физической подготовке молодого поколения, но цели у них были в общем и целом схожими – все хотели бы иметь здоровых граждан, умелых мужественных воинов. Обязательным средством обучения и воспитания стали физические упражнения (гимнастика, бег, плавание, борьба). Только условия развития и воспитания юноши в Спарте были суровее. Там воспитанию и подготовке подлежали исключительно здоровые и крепкие люди. Не принято было и пеленать детей, чтобы они могли лучше и быстрее закалиться. В семь лет детей Спарты отнимали у родителей и, разбив на группы, передавали в распоряжение государственных воспитателей. За их воспитание отвечали не рабы, а все взрослые, включая правящую элиту. Легенда гласит, что слабых и больных сбрасывали с горы Тайгет. Не знаю, сбрасывали ли греки со скалы свою элиту, если та допускала просчеты в подготовке поколений, но иных представителей нашей правящей знати последних лет спартанцы наверняка сбросили бы с горы Тайгет, предварительно удавив. В условиях жестких критериев, постоянных тренировок и соревнований юноша к 14 годам становился настоящим мужчиной – «удальцом». Кстати, Спарта нередко устраивала состязания перед открытыми могилами героев. Так воспитывалось чувство гордости и ответственности у молодежи (перед могилами предков). У нас же, как известно, часть молодежи находит удовольствие («кайф») в разграблении могил предков, в уничтожении памятников и мемориалов героям.
Мирон. Дискобол
У греков спортивный вид, да и здоровый образ жизни были весьма популярны. Так, Одиссей отличается не только мудростью, подобной мудрости Зевса, но и предстает перед нами (в описании Гомера) с фигурой атлета, «которой он блаженным бессмертным подобен». В пятьдесят лет он еще бросал диск дальше, чем любой из феакийских юношей. Эпиграммы времени характеризуют великого Демокрита как «пятиборца в философии». Не забывали и о хорошем воспитании. Эпиктет полагал, что из всех творений природы самое лучшее – «получивший прекрасное воспитание человек». Воспитательный кодекс Платона требовал, чтобы тело было обучено таким образом, дабы оно беспрекословно повиновалось благородной душе. Иначе говоря, дух и разум должны управлять мышцами и физиологией. Хотя тот же Платон скажет (и думаю, это справедливо), что подлинным философом может стать только человек с темпераментом настоящего пылкого любовника. Китай также знал аналогичную практику воспитания, выраженную в принципе «сань – мэй»: сань – внутреннее совершенство, мэй – внешнее совершенство. В Греции почти любой свободный человек считал интенсивную физическую подготовку и здоровье обязательными спутниками ума и таланта. Правда, в различных полисах были приняты разные подходы к воспитанию молодежи. В Спарте, омыв новорожденного, его оставляли нагим, тогда как в Афинах, стараясь уберечь младенца, кутали его в теплые одежды.
Водный спорт. Пловчихи кролем
Павсаний рассказывает о неком юноше-победителе, Дейнолохе, в котором мать увидела спортсмена еще при рождении (ей приснился сон, что она держит на груди сына, увенчанного венком). Поэтому она с детства стала так его воспитывать, чтобы он стал спортсменом, атлетом. В итоге в беге он обогнал всех сверстников, получив статую в награду. Детей, страдавших какими-то физическими недостатками, специально направляли заниматься спортом. Так, Гисмон в мальчишеском возрасте страдал воспалением нервов. Он занялся пентатлоном (пятиборьем) и в результате после долгих упражнений стал здоровым человеком и избавился от этой болезни.
Фрагмент восточного фронтона храма Зевса в Олимпии
Неумеющий писать или плавать считался в древности телесным и умственным калекой. Физическая культура в полисах достигла столь высокого уровня, что к ней не мог приблизиться ни один народ. Там было множество стадионов, специальных учебных заведений – палестр, где молодежь учили мужеству и выносливости. В годы расцвета Греция учредила в Олимпии знаменитые игры. Знатоки древности уверяли, что первые Олимпийские состязания происходили прямо на божественном Олимпе, когда во время шуток и игр Геракл, как старший по возрасту, вызвал на состязание в беге всех и победившего увенчал ветвью дикой маслины, которую он привез из страны гипербореев (из страны людей, что живут за пределами северного ветра Борея). Раз в четыре года в Элиде, запад Пелопоннеса, собирались отовсюду атлеты. Приезжали на игры целыми общинами. Им отводили специальные места. Греция, несмотря на все многообразие, казалась почти монолитной среди фантастической пестроты колоний и территорий: Африка, Иберия, Галлия, Иллирия, Италия, Скифия, Сарматия, Сирия, Египет. Апполон считался учредителем Пифийских игр, Геракл же – Олимпийских. По преданиям, участие в состязаниях принимали боги и герои. При этом каждый вид спорта имел у греков в том или ином герое своего представителя: Кастор отличался в конном ристалище, Полидевк – в кулачном бою, Калаис – в двойном беге, Геракл – в панкратии, Пелей – в борьбе, Теламон – в метании диска, Тесей (убивший Минотавра) – в вооруженном бою и т.д.
О низком социальном статусе учителей говорит поэт, характеризуя судьбу такого вот бедолаги: «Он или умер, или обучает детей грамоте». Порой в роли учителей оказывались и цари. Тирану Дионисию Младшему после его низложения с трона одно время пришлось зарабатывать себе на жизнь профессией лектора в Коринфе. Впрочем, немало примеров и иного рода. Благодарные ученики вспоминали своих мудрых учителей с теплотой и признательностью. Хотя качество обучения редко отражалось на их оплате (разве что в могильных эпитафиях). Российский учитель, похоже, сегодня не может рассчитывать даже на достойную могильную эпитафию.
Развитию процесса приобщения к знаниям очень мешала скудость материального базиса древнего мира. Хотя получение образования молодыми людьми обходилось в относительно небольшую сумму (в 20 драхм), для многих и такие деньги оказывались довольно серьезной проблемой. Уровень знаний часто самым непосредственным образом зависел от наличия средств. Экономический фактор был, по сути дела, главным в деле просвещения. В эпоху мудрого Солона, немало, казалось бы, сделавшего для развития просвещения сограждан, неравенство между бедными и богатыми дошло, по признанию самого Плутарха, «до высшей точки». Скажем прямо и откровенно: бедность – плохое подспорье для массового образования и воспитания. Иного и не следовало ожидать в мире, где правят не ум и знания, но сила, знатность, богатство.
Занятие наукой было уделом немногих. Знание и ученость, говоря словами Саади, часто вынуждены были прозябать в рвани и грязи. Случаи, когда отдельные представители научного мира являли собой пример благополучия, крайне редки. Известен Пифагор, принесший в дар богам (за открытие им знаменитой теоремы о квадрате гипотенузы) целое стадо из ста голов. Но такие случаи редки… Где монет в избытке, там бывало не до книг. Учеба в глазах иных обладателей толстых кошельков казалась пустой забавой. Но чаще именно состоятельные люди тянутся к знаниям.
В рабовладельческом обществе образование (достояние свободных) считалось все же роскошью. Конечно, определенный минимум знаний (начальное образование) свободный грек и римлянин получали, но дальше этого первого шага продвигались редко. Свидетельством тому стало высказывание Лукиана, «Вольтера классической древности», писавшего в автобиографических набросках: «Едва только я, достигнув отрочества, перестал ходить в школу, как мой отец принялся со своими рассуждать, чему же теперь надо учить меня. Большинство было того мнения, что настоящее образование стоит больших трудов, весьма длительно, связано с большими затратами и предполагает блестящее положение; наши же дела плохи, и в скором времени нам может понадобиться поддержка. Вот если бы я выучился какому-нибудь ремеслу, то сразу же начал бы зарабатывать на жизнь и перестал – такой большой парень – сидеть на отцовских хлебах, а вскоре мог бы обрадовать отца, принося ему постоянно свой заработок». Тут видим признаки рациональности мышления древнего сирийца, равно как и общие представления греко-римского мира, где материальная стесненность семьи диктует и ее «одежку». Злая ирония Лукиана подтверждает то, что эта установка закрепилась в общественном сознании.
Знания доступны были лишь избранным. Гераклит, к примеру, хотя и провозглашал природное равенство людей, понимал, что фактически все люди не могут быть равны. Их неравенство в его представлении проистекало из двух моментов: во-первых, познание логоса, мудрости и единства мира дается далеко не всем, и, во-вторых, большинство живет все-таки отнюдь не по законам божественного разума, а исключительно по своему разумению. Разум слишком часто является всего лишь пленником или плодом низменных и корыстных желаний. Что поделаешь, такова несовершенная природа человека. И разве не прав был Демокрит, говоривший: «Подобно тому, как бывает болезнь тела, бывает также болезнь образа жизни»?!
Времена и тогда были далеко не идеальными. Школа не могла изменить общих положений и условий жизни, ибо ни ум, ни нравственность, ни добрый нрав, ни жажда знаний сами по себе еще не гарантировали высокого общественного статуса или хотя бы приличного уровня жизни. Бедняки были лишены самого необходимого. Орест в «Электре» Еврипида скажет:
Краткий жизни миг, а ее продолжительность была намного короче, нежели ныне (т.е. примерно 30—35 лет), и грубые нравы отвращали многих людей от серьезных просветительских усилий. В дошедших до нас фрагментах сочинения «О знаменитых людях» Светоний оставил точное свидетельство общего уровня тогдашней римской культуры (II в. до н.э.). Мы видим, что уровень сей не очень высок: «Грамматика в Риме в прежние времена не пользовалась не только почетом, но даже известностью, потому что народ, как мы знаем, был грубым и воинственным и для благородных наук не хватало времени». Большинство училось спустя рукава, говоря в духе Сенеки: «Non vitae, sed scholae discimus» (лат. «Не для жизни, а для школы учимся»). Изучение грамматики в тогдашнем Риме связывали с неким Кратесом, которого подвигло к просвещению якобы лишь грустное обстоятельство. Однажды, идя по Палатину, он провалился в отверстие клоаки, сломал себе ребро, долго болел и по этой причине стал устраивать беседы, «без устали рассуждая». Немало было и тех, для кого школа как раз и напоминала некую клоаку, из которой они мечтали как можно скорее выбраться.
В семье вельмож растет
негодный сын,
И добрые у злых выходят дети.
Богач в душе пустыню обнажит,
А светлый ум под рубищем таится.
Чего-чего не наглядишься. Где ж
И в чем искать мерила?
Если в деньгах —
Обманешься… И в бедности – загон:
Нужда – плохой учитель…
Но ведь так же и о среднем уровне математических знаний в древности следует судить не по великому Пифагору, у которого, как известно, было немало учеников (их обучение длилось 15 лет), но скорее по оценке результатов его уроков. Сам Пифагор честно признавался (и в его словах была немалая толика правды): «Я не учу мудрости, я исцеляю от невежества». Вспомним и слова Гераклита, говорившего, что истинное знание доступно лишь немногим (в том числе среди тех, кто считает себя образованными). Он говорил, что второе солнце (т.е. образование) светит далеко не всем: «Большинство людей не разумеет того, с чем встречается, да и научившись, они не понимают, им же самим кажется, что понимают». Он же пророчески предупреждал нас, что «неразумный человек способен увлечься любым учением». Нынешнее время тем более убеждает нас в глубокой справедливости изречений древних, в их вневременном значении. Пусть воспримем non multa sed multum! (лат. «Немного, но лучшее»).
В общем и целом культурно-образовательный уровень античного гражданина был не очень высок. Ведь ограничены были возможности как учителей, так и воспитательных учреждений. Обучение грамоте и музыке народа оставляло желать лучшего. Пожалуй, многие греки могли сказать о себе устами одного аристофановского колбасника: «Но, мой милый, я вовсе не знаком с музыкой, исключая алфавита, да и его знаю плохо». И для того времени это в общем-то было закономерно. «Невежда удивляется, что вещи таковы, каковы они суть, и такое удивление есть начало знания; мудрец, наоборот, удивился бы, если бы вещи были иными, а не таковыми, какими он их знает», – точно заметил Аристотель. Еврипид вообще испытывал большие сомнения в возможности примерным воспитанием и образованием улучшить род людской. Невежественная толпа не склонна внимать доводам разума, науки и культуры. Он писал: «Вообще, в переговоры с мужиком входить излишне… лишь одних толковых можно убедить».
Наивно полагать, что молодой грек или римлянин помышляли лишь о мудрости и образовании. В ходу была поговорка «Verba docent, exempla trahunt» («Слова учат, а примеры ведут за собой»). Но хотя нравственность и возникла вместе с пороком, последний нередко все же оттеснял ее, занимая не принадлежащее ему место. Дурные наклонности и тогда оказывались чрезвычайно заразительны для части молодежи. В комедиях Плавта и Теренция есть сцены скорее печальные, нежели смешные, когда ученик вместо учебы тащит своего учителя на пьянку или на увеселения различного рода. У старшего поколения и тогда были основания беспокоиться по поводу «незрелого ума юнцов». Дело в том, что молодой человек, закончив учебу, отбыв обязательную военно-государственную службу и обретя права свободного гражданина, часто пускался в разгульную жизнь. Греки вообще любили погулять. В определенном возрасте молодых людей вводили в «зрелый возраст». Так, известно, что когда Пифагору исполнилось 15 лет, его посвятили в таинства божеств. Тело омыли в водах и уложили обнаженным на ложе. К нему подошла жрица и стала его просвещать (уча не рукоблудствовать, не мужеложествовать, заниматься любовью с девушками и дамами в строго определенные дни и т.д.). А затем в его руки дали флейту Пана, и пока он играл на ней мелодию, перед ним плясали обнаженные девушки, изображавшие женскую часть души. Посвятили юношу и в таинства орфиков.
Порой эти гулянья, сопровождаемые пляской, превращались в самые настоящие оргии. Такое обычно случалось при Вакханалиях (Дионисиях), во время празднеств в честь бога вина Диониса или Вакха. Празднества начинались со здравиц в честь бога вина, а заканчивались здравицами в честь женщин и эротическими играми. Иные уделяли внимание охоте, всегда считавшейся у эллинов почтенным занятием, входившим в круг воспитания у критян, спартанцев и афинян. Она поощрялась законами Ликурга. Ее восхваляли Платон и Ксенофонт (последний написал специальный трактат на эту тему).
Порой юноши обращались к знаниям, видя в них не столько источник мудрости и мастерства, сколько забаву или даже отвлечение от жизненных неприятностей. Иных гнала в науки несчастная любовь к какой-нибудь танцовщице или гетере. Утверждают, что римского поэта Проперция (50 г. до н.э. – 16 г. до н.э.), человека незнатного и небогатого, к образованию подвигла пылкая страсть к красавице Кинфии. Гетера, обладавшая поэтическими и музыкальными дарованиями, выделялась знаниями и культурой. Она сумела вскружить юноше голову. Проперций пишет, что сбирается в дальний путь («в ученые еду Афины»), дабы «оковы любви в долгих скитаньях разбить». Он признается, что испытал все возможные средства. Остается – бежать куда глаза глядят. Лучше уж ученые Афины, где, возможно, удастся поднабраться и знаний, дабы хоть чем-то удивить требовательную к мужчинам гетеру Кинфию:
Греко-римский мир в зародыше явил не только типы поздних образовательных учреждений, но также основные педагогические методики. Сюда можно отнести, к примеру, и знаменитый сократовский метод вопросов и ответов. Беседы-диалоги он называл «искусством повивальной бабки», имея в виду, что знание появляется на свет с их помощью, появляется в обрамлении живой пленки скепсиса и иронии. Надо признать, что скепсис, как и само знание, чрезвычайно важен для развития свободной индивидуальности. С его помощью человеку делается прививка против умственной ограниченности. Унаследованный от тех времен буквослагательный метод обучения грамоте существовал до середины XIX века. Не только педагогические авторитеты, но даже само понятие «педагогики» как синтеза общего образования, этического воспитания и методов обучения пришло к нам из античности. Не зря же Платона называли первым великим теоретиком в области педагогики (Стенцель).
Мне остается пешком одолеть, —
не ленитесь вы, ноги, —
Землю, где Истм положил грань
меж обоих морей.
После, когда берега замкнут
меня в гавань Пирея,
Буду Тезея путем вдоль длинных
стен я идти.
Душу я там примусь выправлять
иль трудами Платона,
Или же тенью твоих мудрых
садов, Эпикур.
Там я начну изучать красноречье,
доспех Демосфена,
Либо приятную соль книг твоих,
мудрый Менандр.
Там, вероятно, мой взор либо
краски картин очаруют,
Либо изделья резца – медь иль
слоновая кость.
Какие выводы можно сделать? Во-первых, античность рассматривала образование и искусство как важную сферу человеческой деятельности, от которой во многом зависят нравы, порядки, благосостояние и крепость державы. Культура в широком смысле слова стала играть заметную роль в формировании тогдашних элит как на Востоке, так и на Западе. Несмотря на все его различия, древний мир обладал неким внутренним единством. При этом роль образованного человека становилась все значимее, весомее. Можно даже говорить о едином типе мудрости, возникшем в Восточном Средиземноморье и на Индо-Гангской равнине. Мы видим нечто схожее между безмятежным спокойствием грека или нирваной индуса, стоицизмом римлянина или невозмутимостью китайца. Будучи первопроходцами, древние люди обладали удивительныой свежестью восприятия, чуством новизны, без которых невозможно истинное познание. Сила античной цивилизации ощущается в философских трудах, исторических трактатах, дидактических поэмах, в самой жизни. Ученый и поэт Тит Лукреций Кар в бессмертной поэме «О природе вещей» так сказал о ее свойствах:
Во-вторых, в ходе возникновения и укрепления государств-полисов создаются и главные типы образовательно-воспитательных учреждений. Одновременно идет и работа над методическо-терминологической базой обучающего процесса. Говоря об истоках будущей европейской цивилизации, М. Наринский и В. Карев указывают на ее античные корни. Более того, многие понятия и термины, относящиеся к сфере европейской образованности, пришли к нам прямо из античности: академия, лицей, гимназия, школа. Античными являются и остаются ряд фундаментальных понятий европейской политической культуры – Демократия и Деспотия, Республика и Империя, Олигархия и Диктатура. Собственно и сам термин «культура» восходит к латинскому термину, означающему «возделывание, воспитание, образование». В-третьих, античность – ориентир, позволяющий прокладывать курс современности. Античные писатели, поэты, философы взрастили не одно поколение будущих интеллигентов. С их помощью лучшая часть людей достигала и достигает того, что Гегель называл «величайшей культурой духа». Во многом благодаря «гениусам» древнего мира (Ницше) смогли и мы подняться над окружающей серостью, суетой, усредненностью. В-четвертых, античность направила все последующее развитие человечества по определенному руслу, по которому мы продолжаем двигаться сегодня (пять тысячелетий спустя). Продолжаем, подобно трудолюбивым пчелам, собирать нектар с цветов античной мысли и культуры. В-пятых, античная наука положила начало кропотливой работе ума, сформулировала ряд важнейших законов, дала пищу для построения теорий последующими философами, историками, культурологами. Можно сказать, что своей постоянной активностью, яркой работой мысли греки сделали всё или почти всё для того, чтобы последующие поколения, люди цивилизации, говоря словами историка Фукидида, «и сами не имели покоя, и другим людям не давали его».
Ныне внимателен будь,
достоверному внемля ученью:
Новый предмет до ушей твоих
бурно стремится достигнуть,
В новом обличьи предстать
перед тобою должно мирозданье.
Спорт в жизни древних греков
Эллины и римляне создали традиции, позже позаимствованные Европою. «Человек рожден для знаний, как птица для полета, а кони для бега», – писал Квинтилиан в «Воспитании оратора». Вскоре в школах Греции возникло разделение обязанностей педагогов (специализация). Грамматист учил читать, писать и считать, кифарист – играть на лире, педотриб – осуществлял гимнастическую подготовку и т.д. Учителя являли собой словно бы хоровод муз, баюкающих образовательную колыбель. Но в V веке до н.э., к концу классической эпохи, физическая культура Афин претерпевает заметные перемены. На первое место выходят ум и красота, а не сила… Платон в «Горгии» говорит, что желал бы сделать граждан прежде всего красивыми, а затем сильными («Сила есть – ума не надо»). Игра, палестра, орхестрика (танцы) создали понятие физического идеала, калогатии, канона красоты в эстетическом понимании слова. При учебных заведениях создаются купальни, бани и бассейны. Появились платные учителя гимнастики и танцев. Идеалом свободного человека становится обязательное занятие гимнастикой. Гимнастика происходит от греч. «обнаженный» и означает любовь и преклонение греков перед сильным, красивым телом. «Калос» (красивый) означало непобедимую мужскую силу. Греки, веря в магию, считали: одежда в ряде случаев мешает, даже ослабляет физические способности людей. В школах, на стадионах делали все возможное, чтобы взрастить маленьких гераклов.
Важную роль в поддержании в обществе атмосферы спортивной и здоровой жизни играли различного рода игры – Олимпийские (776 г. до н.э.), истмийские (586 г. до н.э.), пифийские (582 г. до н.э.), немейские (473 г. до н.э.), панафинейские (565 г. до н.э.), делосские и другие игры. Древние олимпиады исторически восходят к мифическому царю Оксилосу. Во время игр горел олимпийский огонь («вечный огонь» Гастии). При этом соперники давали присягу, совершали ритуальное омовение, проводили состязания (но без женщин). Первая Олимпиада состоялась в 776 году до н.э., последняя, двести девяносто третья – в 393 году н.э. Олимпиада прошла долгий путь.
Первоначально атлеты метали диск и состязались лишь в одном виде бега. Затем программа игр стала более разнообразной: выросло число беговых дистанций, возникло пятиборье, борьба, кулачный бой, скачки, стали метать копье и диск, возник бег на колесницах и т.д. Вначале игры длились день, затем пять дней. Участвующие в состязаниях должны были доказывать, что они – чистокровные эллины. Однажды от царя Македонии потребовали документы, доказывающие, что он – не варвар. К участию в играх допускались лишь свободные люди. Спортсмен тренировался десять месяцев, выдерживая особый режим. Судьи устраивали ему испытательный экзамен, прежде чем допустить к состязаниям. Помимо того, что они должны были, как говорили, иметь чистую совесть и быть в мире с людьми и богами, нужны были и средства для занятий спортом. Участие человека в играх стоило денег, и немалых.
Уже тогда понимали: мирные состязания куда интереснее и увлекательнее войн. Разумеется, у полисов-антагонистов (Спарты и Афин) были свои принципы при физической подготовке молодого поколения, но цели у них были в общем и целом схожими – все хотели бы иметь здоровых граждан, умелых мужественных воинов. Обязательным средством обучения и воспитания стали физические упражнения (гимнастика, бег, плавание, борьба). Только условия развития и воспитания юноши в Спарте были суровее. Там воспитанию и подготовке подлежали исключительно здоровые и крепкие люди. Не принято было и пеленать детей, чтобы они могли лучше и быстрее закалиться. В семь лет детей Спарты отнимали у родителей и, разбив на группы, передавали в распоряжение государственных воспитателей. За их воспитание отвечали не рабы, а все взрослые, включая правящую элиту. Легенда гласит, что слабых и больных сбрасывали с горы Тайгет. Не знаю, сбрасывали ли греки со скалы свою элиту, если та допускала просчеты в подготовке поколений, но иных представителей нашей правящей знати последних лет спартанцы наверняка сбросили бы с горы Тайгет, предварительно удавив. В условиях жестких критериев, постоянных тренировок и соревнований юноша к 14 годам становился настоящим мужчиной – «удальцом». Кстати, Спарта нередко устраивала состязания перед открытыми могилами героев. Так воспитывалось чувство гордости и ответственности у молодежи (перед могилами предков). У нас же, как известно, часть молодежи находит удовольствие («кайф») в разграблении могил предков, в уничтожении памятников и мемориалов героям.
У греков спортивный вид, да и здоровый образ жизни были весьма популярны. Так, Одиссей отличается не только мудростью, подобной мудрости Зевса, но и предстает перед нами (в описании Гомера) с фигурой атлета, «которой он блаженным бессмертным подобен». В пятьдесят лет он еще бросал диск дальше, чем любой из феакийских юношей. Эпиграммы времени характеризуют великого Демокрита как «пятиборца в философии». Не забывали и о хорошем воспитании. Эпиктет полагал, что из всех творений природы самое лучшее – «получивший прекрасное воспитание человек». Воспитательный кодекс Платона требовал, чтобы тело было обучено таким образом, дабы оно беспрекословно повиновалось благородной душе. Иначе говоря, дух и разум должны управлять мышцами и физиологией. Хотя тот же Платон скажет (и думаю, это справедливо), что подлинным философом может стать только человек с темпераментом настоящего пылкого любовника. Китай также знал аналогичную практику воспитания, выраженную в принципе «сань – мэй»: сань – внутреннее совершенство, мэй – внешнее совершенство. В Греции почти любой свободный человек считал интенсивную физическую подготовку и здоровье обязательными спутниками ума и таланта. Правда, в различных полисах были приняты разные подходы к воспитанию молодежи. В Спарте, омыв новорожденного, его оставляли нагим, тогда как в Афинах, стараясь уберечь младенца, кутали его в теплые одежды.
Павсаний рассказывает о неком юноше-победителе, Дейнолохе, в котором мать увидела спортсмена еще при рождении (ей приснился сон, что она держит на груди сына, увенчанного венком). Поэтому она с детства стала так его воспитывать, чтобы он стал спортсменом, атлетом. В итоге в беге он обогнал всех сверстников, получив статую в награду. Детей, страдавших какими-то физическими недостатками, специально направляли заниматься спортом. Так, Гисмон в мальчишеском возрасте страдал воспалением нервов. Он занялся пентатлоном (пятиборьем) и в результате после долгих упражнений стал здоровым человеком и избавился от этой болезни.
Неумеющий писать или плавать считался в древности телесным и умственным калекой. Физическая культура в полисах достигла столь высокого уровня, что к ней не мог приблизиться ни один народ. Там было множество стадионов, специальных учебных заведений – палестр, где молодежь учили мужеству и выносливости. В годы расцвета Греция учредила в Олимпии знаменитые игры. Знатоки древности уверяли, что первые Олимпийские состязания происходили прямо на божественном Олимпе, когда во время шуток и игр Геракл, как старший по возрасту, вызвал на состязание в беге всех и победившего увенчал ветвью дикой маслины, которую он привез из страны гипербореев (из страны людей, что живут за пределами северного ветра Борея). Раз в четыре года в Элиде, запад Пелопоннеса, собирались отовсюду атлеты. Приезжали на игры целыми общинами. Им отводили специальные места. Греция, несмотря на все многообразие, казалась почти монолитной среди фантастической пестроты колоний и территорий: Африка, Иберия, Галлия, Иллирия, Италия, Скифия, Сарматия, Сирия, Египет. Апполон считался учредителем Пифийских игр, Геракл же – Олимпийских. По преданиям, участие в состязаниях принимали боги и герои. При этом каждый вид спорта имел у греков в том или ином герое своего представителя: Кастор отличался в конном ристалище, Полидевк – в кулачном бою, Калаис – в двойном беге, Геракл – в панкратии, Пелей – в борьбе, Теламон – в метании диска, Тесей (убивший Минотавра) – в вооруженном бою и т.д.