Мощными ударами бомбардировочной и штурмовой авиации уничтожить авиацию на аэродромах противника и разбомбить основные группировки его наземных войск.
Удары авиацией наносить на глубину германской территории до 100—150 км.
Разбомбить Кенигсберг и Мемель.
На территорию Финляндии и Румынии до особых указаний налетов не делать[158]».
И. Х. Баграмян вспоминал, что, поскольку требования директивы были достаточно ясны, она без всяких комментариев была незамедлительно передана в войска Юго-Западного фронта.
К десяти часам утра начальник штаба 9-го механизированного корпуса сумел установить связь со штабом 5-й армии, и то лишь на несколько минут. Один из работников штарма торопливо сказал, что Луцк вторично подвергается бомбежке, связь все время рвется, положение на фронте ему неизвестно. Несмотря на отсутствие надежной связи со штабами фронта и 5-й армии и неясную обстановку, Рокоссовский принял решение начать в два часа дня выдвижение частей корпуса. Марш совершался по трем маршрутам в общем направлении на Новоград-Волынский, Ровно, Луцк. Справа по автостраде следовала одной колонной 131-я моторизованная дивизия полковника Н. В. Калинина. В центре уступом назад шла 35-я танковая дивизия генерал-майора Н. А. Новикова, а левее – 20-я танковая дивизия.
Основные силы 9-го механизированного корпуса, главным образом пехота, совершив в первый день 50-километровый переход, выбились совершенно из сил и потеряли всякую боеспособность. Рокоссовский впоследствии отмечал, что не было учтено то обстоятельство, что пехота, лишенная какого бы то ни было транспорта, вынуждена на себе нести помимо личного снаряжения ручные и станковые пулеметы, диски и ленты к ним, 50-мм и 82-мм минометы и боеприпасы. Поэтому пришлось сократить переходы для пехоты до 30—35 км, что повлекло за собой ее отставание от выдвинувшихся вперед 35-й и 20-й танковых дивизий. Части 131-й моторизованной дивизии, командир которой полковник Калинин посадил свою пехоту на автомашины и танки, к исходу 22 июня вышли в район Ровно. К этому времени войска группы армий «Юг» продвинулись в направлении Владимир-Волынский, Луцк, Ровно на 25—30 км.
Генеральный штаб Красной Армии, несмотря на отсутствие точных данных об обстановке, подготовил на основе плана стратегического развертывания от 15 мая 1941 г. новую директиву об ответных действиях Красной Армии. Эта директива за № 3 была направлена в 21 час 15 минут военным советам Северо-Западного, Западного, Юго-Западного и Южного фронтов:
«1. Противник, нанося главные удары из Сувалковского выступа на Олита и из района Замостье на фронте Владимир-Волынский, Радзехов, вспомогательные удары в направлениях Тильзит, Шяуляй и Седлец, Волковыск, в течение 22.6, понеся большие потери, достиг небольших успехов на указанных направлениях.
На остальных участках госграницы с Германией и на всей границе с Румынией атаки противника отбиты с большими для него потерями.
2. Ближайшей задачей войск на 23—24.6 ставлю:
а) концентрическими сосредоточенными ударами войск Северо-Западного и Западного фронтов окружить и уничтожить сувалкскую группировку противника и к исходу 24.6 овладеть районом Сувалки;
б) мощными концентрическими ударами механизированных корпусов, всей авиации Юго-Западного фронта и других войск 5 и 6 А (армий. – Авт.) окружить и уничтожить группировку противника, наступающую в направлении Владимир-Волынский, Броды. К исходу 24.6 овладеть районом Люблин.
3. Приказываю:
а) Армиям Северного фронта продолжать прочное прикрытие госграницы…
б) Армиям Северо-Западного фронта, прочно удерживая побережье Балтийского моря, нанести мощный контрудар из района Каунас во фланг и тыл сувалкской группировки противника, уничтожить ее во взаимодействии с Западным фронтом и к исходу 24.6 овладеть районом Сувалки…
в) Армиям Западного фронта, сдерживая противника на варшавском направлении, нанести мощный контрудар силами не менее двух мехкорпусов и авиации фронта во фланг и тыл сувалкской группировки противника, уничтожить ее совместно с Северо-Западным фронтом и к исходу 24.6 овладеть районом Сувалки…
г) Армиям Юго-Западного фронта, прочно удерживая границу с Венгрией, концентрическими ударами в общем направлении на Люблин силами 5 и 6 А, не менее пяти мехкорпусов и всей авиации фронта, окружить и уничтожить группировку противника, наступающую на фронте Владимир-Волынский, Крыстынополь, к исходу 24.6 овладеть районом Люблин. Прочно обеспечить себя с краковского направления.
д) Армиям Южного фронта не допустить вторжения противника на нашу территорию. При попытке противника нанести удар в черновицком направлении или форсировать рр. Прут и Дунай мощными фланговыми ударами наземных войск во взаимодействии с авиацией уничтожить его; двумя мехкорпусами в ночь на 23.6 сосредоточиться в районе Кишинев и лесов северо-западнее Кишинева.
4. На фронте от Балтийского моря до госграницы с Венгрией разрешаю переход госграницы и действия, не считаясь с границей.
5. Авиации Главного Командования:
а) поддержать Северо-Западный фронт одним вылетом 1-го авиационного корпуса ДД (дальнего действия. – Авт.) и Западный фронт одним вылетом 3-го ав. корп. ДД на период выполнения ими задачи по разгрому сувалкской группировки противника;
б) включить в состав Юго-Западного фронта 18-ю авиадивизию ДД и поддержать Юго-Западный фронт одним вылетом 2-го ав. корпуса ДД на период выполнения им задачи по разгрому люблинской группировки противника;
в) 4-й ав. корпус ДД оставить в моем распоряжении в готовности содействовать главной группировке Юго-Западного фронта и частью сил Черноморскому флоту[159]».
Директива № 3 вызвала шок у командования Юго-Западного фронта. И. Х. Баграмян в своей книге «Так начиналась война» отмечал: «Когда я зачитал генералу Пуркаеву телеграмму, он с явным недоверием взглянул на меня, выхватил бланк и перечитал текст несколько раз. Быстро обмениваемся мнениями. Они у нас сходятся: к наступлению мы не готовы[160]».
На совещании у генерала М. П. Кирпоноса член военного совета Юго-Западного фронта корпусной комиссар Н. Н. Вашугин сказал:
– Ну и что же, товарищи, приказ получен – нужно выполнять.
– Так-то оно так, Николай Николаевич, – проговорил Пуркаев, – но мы сейчас не готовы к этому. Нам пока приходится думать об обороне, а не о наступлении.
Вашугин даже привстал. Начальник штаба решительно продолжал:
– Давайте трезво рассмотрим положение. Только на луцком направлении, в полосе между Любомлем и Сокалем, наступает десять вражеских пехотных и танковых дивизий. Что мы им можем противопоставить? Нам известно, что здесь развернулись лишь по два полка наших сорок пятой, шестьдесят второй, восемьдесят седьмой и сто двадцать четвертой стрелковых дивизий. Их третьи полки пока еще на марше. Завтра в этом районе мы в лучшем случае будем иметь еще сто тридцать пятую стрелковую дивизию и две дивизии двадцать второго механизированного корпуса, причем его наиболее боеспособная сорок первая танковая вряд ли сумеет подойти. Таким образом, завтра мы на этом направлении в лучшем случае сможем собрать против десятка вражеских дивизий менее семи наших. О каком же немедленном наступлении может идти речь?
Не давая перебить себя пытавшемуся что-то сказать Вашугину, Пуркаев продолжал:
– К тому же следует ожидать, что враг сегодня ввел в сражение лишь первый эшелон своих сил и в последующие дни, безусловно, будет – и значительно быстрее, чем мы, – наращивать силы. Вы посмотрите, – начальник штаба ткнул карандашом в карту, – вот только здесь, северо-западнее Устилуга, наша разведка в шестнадцать часов отметила сосредоточение свыше двухсот вражеских танков. И это далеко не единственный район, где обнаружены танковые резервы врага.
Воспользовавшись тем, что Пуркаев на мгновение замолчал, рассматривая карту, Вашугин нетерпеливо спросил:
– У вас все, Максим Алексеевич?
– Нет, не все.
Не отрывая взгляда от карты, начальник штаба продолжал развивать свою мысль. Все войска второго эшелона, которые выдвигаются из глубины в полосу 5-й армии, находятся на различном удалении от границы: 31-му и 36-му стрелковым корпусам нужно пройти 150—200 км. Это займет минимум пять, шесть суток, учитывая, что пехота следует пешим порядком. 9-й и 19-й механизированные корпуса сумеют сосредоточиться и перейти в наступление против главной ударной группировки врага не раньше чем через трое, четверо суток. И лишь 4, 8 и 15-й механизированные корпуса имеют возможность перегруппироваться в район сражения через один, два дня. Нельзя не учитывать также, что войска следуют к границе, подвергаясь непрерывным массированным ударам авиации противника. Нетрудно представить, как это обстоятельство усложнит перегруппировку и ввод войск в сражение. Следует иметь в виду и то, что ни армейского, ни фронтовых тылов, по существу, пока нет – они еще не отмобилизованы и не развернуты. Получается, что подойти одновременно к месту начавшегося сражения главные силы не смогут. Корпуса будут, видимо, ввязываться в сражение по частям, так как им с ходу придется встречаться с рвущимися на восток немецкими войсками. Произойдет встречное сражение, причем при самых неблагоприятных для войск Юго-Западного фронта условиях. Чем это грозит, трудно сейчас полностью представить, но положение будет безусловно тяжелым.
С каждым словом Пуркаева Кирпонос и Вашугин все более мрачнели. Пуркаев ладонью оперся на карту:
– Нам, товарищ командующий, остается только доложить в Москву о сложившейся обстановке и настоятельно просить об изменении задачи. Мы сейчас можем только упорными боями сдерживать продвижение противника, а тем временем организовать силами стрелковых и механизированных корпусов, составляющих наш второй эшелон, прочную оборону в глубине полосы действий фронта на линии прежних Коростенского, Новоград-Волынского, Шепетовского, Староконстантиновского и Проскуровского укрепленных районов. Остановив противника на этом рубеже, мы получим время на подготовку общего контрнаступления. Войска прикрытия после отхода за линию укрепленных районов мы используем после как резерв. Именно такое единственно разумное решение я вижу в создавшейся обстановке.
На минуту воцарилось молчание. Генерал Кирпонос в глубокой задумчивости вертел в руках карандаш. Первым заговорил Вашугин:
– Все, что вы говорите, Максим Алексеевич, – он подошел к карте, – с военной точки зрения, может быть, и правильно, но политически, по-моему, совершенно неверно! Вы мыслите как сугубый военспец: расстановка сил, их соотношение и так далее. А моральный фактор вы учитываете? Нет, не учитываете! А вы подумали, какой моральный ущерб нанесет тот факт, что мы, воспитывавшие Красную Армию в высоком наступательном духе, с первых дней войны перейдем к пассивной обороне, без сопротивления оставив инициативу в руках агрессора! А вы еще предлагаете допустить фашистов в глубь советской земли! Знаете, Максим Алексеевич, друг вы наш боевой, если бы я вас не знал как испытанного большевика, я подумал бы, что вы запаниковали.
Заметив, что на широкоскулом лице Пуркаева заходили желваки, Вашугин мягко добавил:
– Извините, я не хотел вас обидеть, просто я не умею скрывать то, что думаю.
Опять наступила тишина. Наконец Кирпонос оторвал взгляд от карты и медленно заговорил:
– Думаю, что вы оба правы. Против оперативной целесообразности ваших предложений, Максим Алексеевич, возразить нечего. У них одна уязвимая сторона: старые укрепленные районы не готовы принять войска и обеспечить им благоприятные условия для успешной обороны.
– Да, но войска второго эшелона с помощью саперов смогут быстро привести эти укрепрайоны в боевую готовность…
Не ответив на реплику Пуркаева, Кирпонос в прежнем спокойном тоне продолжал:
– Но, со своей стороны, не лишены логики и соображения Николая Николаевича. Приказ есть приказ: его нужно выполнять. А если каждый командующий, получив боевой приказ, вместо его неукоснительного выполнения будет вносить свои контрпредложения, то к хорошему это не приведет. Конечно, взять к концу двадцать четвертого июня Люблин мы вряд ли сумеем. Но попытаться нанести мощный контрудар по вторгшимся силам противника мы обязаны. Для этого мы сможем привлечь до пяти механизированных корпусов. Я считаю, что главная задача теперь состоит в том, чтобы быстро сосредоточить мехкорпуса к полю сражения и одновременно нанести мощный контрудар. Нужно, Максим Алексеевич, немедленно довести до войск соответствующие боевые распоряжения и проследить за их выполнением. Особое внимание следует уделить обеспечению надежного прикрытия механизированных корпусов с воздуха во время выдвижения и ввода в сражение. Вместе с этим следует поставить командующему 5-й армией генералу Потапову задачу: всеми силами и средствами его армии во взаимодействии с правым крылом шестой армии при поддержке основных сил фронтовой авиации не допустить дальнейшего продвижения фашистских войск в глубь нашей территории.
– Вот это деловой разговор, – поддержал Вашугин.
– Что будем делать с 8-м механизированным корпусом Рябышева? – спросил Пуркаев. – Ему отдан приказ повернуть из района Самбора в район восточнее Львова и войти в подчинение командующего 6-й армией Музыченко.
Подумав, Кирпонос ответил:
– Вот и хорошо. Пусть продолжает марш, а тем временем поставим Музыченко задачу: нанести с юга контрудар силами не одного, а двух – четвертого и восьмого – мехкорпусов. Нацелить их надо, как и выдвигающийся из района Злочева пятнадцатый мехкорпус, под основание танкового клина, вбиваемого противником. С войсками второго эшелона фронта поступим так: девятому и девятнадцатому мехкорпусам, а также всем стрелковым корпусам, составляющим второй эшелон фронта, продолжать форсированный марш к границе по указанным им маршрутам, а тем временем мы в соответствии с развитием обстановки уточним направления и рубежи их ввода в сражение. Учитывая, что главный удар противника явно вырисовывается в стыке наших пятой и шестой армий, необходимо немедленно поставить задачу тридцать седьмому стрелковому корпусу прикрыть Тарнополь с северо-запада. Ускорьте его выдвижение. Восьмидесятую стрелковую дивизию этого корпуса следует оставить здесь – это наш резерв на случай крупных воздушных десантов в тылу наших войск и, в частности, в районе нашего командного пункта.
И. Х. Баграмян, оценивая впоследствии это решение, пишет: «Почему было принято такое решение? По-видимому, командующий считал, что в тяжелой, все более угрожающей обстановке главное – не обрекать войска фронта на пассивную оборону, а сохранить единство взглядов и действий, сделать все, чтобы помочь верховному командованию осуществить намеченный план, ибо от этого зависело положение не только нашего, но и соседних фронтов[161]».
В то время как командование Юго-Западным фронтом решало, что предпринять в сложившейся обстановке, в штаб фронта по заданию И. В. Сталина прибыл начальник Генерального штаба генерал армии Г. К. Жуков и вместе с ним назначенный членом военного совета фронта 1-й секретарь ЦК Компартии (большевиков) Украины Н. С. Хрущев. Генерал Кирпонос доложил начальнику Генштаба, что войска группы армий «Юг» перешли государственную границу на фронте Владава, Перемышль, Липканы на луцком направлении силами 4—5 пехотных и танковых дивизий, на рава-русском – 3—4 пехотных дивизий с танками, на перемышль-львовском направлении – 2—3 пехотных дивизий.
Кирпонос считал, что 23 июня противник предпримет более активные действия и осуществит ввод более крупных сил. Командующий фронтом планировал привлечь для уничтожения группировки противника, продвигающейся к Луцку и Дубно, 31-й, 36-й и 37-й стрелковые, 9-й, 19-й и 15-й механизированные корпуса из своего резерва, а также 22-й механизированный корпус из 5-й армии, 4-й – из 6-й армии и 8-й механизированный корпус – из 26-й армии.
На вопрос Жукова о том, где сейчас находятся механизированные корпуса, командующий фронтом ответил, что 8-й механизированный корпус на марше в район Броды, а 9-й и 19-й механизированные корпуса получили приказание выдвинуться в район Луцка и Ровно с целью нанести контрудар по прорвавшемуся противнику с севера. В данное время 15-й механизированный корпус находится в районе Топорова, а остальные выйдут на исходное положение к утру 24 июня. Следовательно, приказ наркома обороны о занятии указанных в нем рубежей к исходу 24 июня был явно невыполним. Поэтому генерал Пуркаев предложил создать на рубеже укрепленных районов вдоль старой государственной границы прочную оборону из резервных стрелковых корпусов, а механизированные корпуса отвести за этот рубеж, то есть сначала остановить врага, а уж затем, подготовив контрнаступление, попытаться разгромить его. Генерал Кирпонос согласился с доводами начальника штаба, но сказал, что «приказ есть приказ, и его надо выполнять во что бы то ни стало».
Кирпоноса поддержал Жуков, который считал, что в сложившейся обстановке единственно правильным будет контрудар механизированных корпусов против танковых дивизий противника. Но корпуса не успевают вовремя сосредоточиться в единый кулак, а медлить нельзя: противник, введя в сражение подвижные соединения, продолжал развивать наступление на Луцк, Дубно, Броды. Поэтому Жуков решил, не ожидая подхода стрелковых и механизированных корпусов из резерва фронта, нанести контрудар теми корпусами, которые были под рукой. Различное удаление корпусов от района их ввода в сражение (от 200 до 400 км) означало и разные сроки подхода и вступления в бой, что не обеспечивало необходимой силы удара по противнику. Но обстановка вынуждала к этому.
Контрудары механизированных корпусов являлись составной частью оборонительных действий войск Юго-Западного фронта, которые впоследствии были названы историками «Львовско-Черновицкой стратегической оборонительной операцией (22 июня – 6 июля 1941 г.)».
Что же происходило в это время в 9-м механизированном корпусе?
Утром 23 июня командир 131-й моторизованной дивизии полковник Калинин доложил, что командующий 5-й армией генерал М. И. Потапов временно подчинил себе дивизию. Она получила задачу: выйти на р. Стырь, занять к исходу дня оборону по восточному берегу этой реки на участке Жидичи, Луцк, Млынов и не допустить прорыва противника на восток.
Итак, Рокоссовский лишился самой боеспособной дивизии. С оставшимися силами он продолжил движение по намеченным маршрутам. Вместе со штабом корпуса Константин Константинович выдвинулся вперед на направление движения 35-й танковой дивизии, чтобы проследить за ее переправой через р. Горынь южнее Ровно. Начальник штаба генерал А. Г. Маслов выслал взвод саперов на машинах для подготовки командного пункта. Во время марша через огромный массив густо разросшихся хлебов, достигавших в высоту человеческого роста, Рокоссовский стал замечать, как то в одном, то в другом месте в гуще хлебов появлялись в одиночку, а иногда и группами странно одетые люди, которые при виде штабной колонны быстро скрывались. «Одни из них были в белье, другие – в нательных рубашках и брюках военного образца или в сильно поношенной крестьянской одежде и рваных соломенных шляпах, – пишет Константин Константинович. – Эти люди, естественно, не могли не вызвать подозрения, а потому, приостановив движение штаба, я приказал выловить скрывавшихся и разузнать, кто они. Оказалось, что это были первые так называемые выходцы из окружения, принадлежавшие к различным воинским частям. Среди выловленных, а их набралось порядочное количество, обнаружилось два красноармейца из взвода, посланного для оборудования нашего КП. Из их рассказа выяснилось, что взвод, следуя к указанному месту, наскочил на группу немецких танков, мотоциклистов и пехоты на машинах, был внезапно атакован и окружен. Нескольким бойцам удалось бежать, а остальные якобы погибли. Другие опрошенные пытались всячески доказать, что их части разбиты и погибли, а они чудом спаслись и, предполагая, что оказались в глубоком тылу врага, решили, боясь плена, переодеться и пытаться прорваться к своим войскам. Ну а их маскарад объяснялся просто. Те, кто сумел обменять у местного населения обмундирование на штатскую одежду, облачились в нее, кому это не удалось, остались в одном нательном белье. Страх одолел здравый смысл, так как примитивная хитрость не спасала от плена, ведь белье имело на себе воинские метки, а враг был не настолько наивен, чтобы не заметить их. Впоследствии мы видели трупы расстрелянных именно в таком виде – в белье[162]».
Штаб 9-го механизированного корпуса, продолжая движение, вышел к переправе через р. Горынь южнее Ровно. Паром не мог обеспечить по времени переправу частей 35-й танковой дивизии. Рокоссовский приказал командиру дивизии использовать мост у местечка Гоща. Затем штаб корпуса в сопровождении батареи 85-миллиметровых пушек продолжил движение. К концу дня 23 июня из рощи, находившейся в 3 км восточнее Здолбунова, внезапно появились пять танков противника и три автомобиля с пехотой. Батарея 85-миллиметровых орудий немедленно развернулась и изготовилась к бою, но противник его не принял и скрылся в роще. По приказу Рокоссовского штаб корпуса решено было развернуть севернее намеченного места.
Для розыска и установления связи с 19-м и 22-м механизированными корпусами, части которых должны находиться где-то впереди или в стороне от 9-го механизированного корпуса, Рокоссовский направил разведгруппы, возглавляемые офицерами штаба корпуса. С одной из таких групп выехал начальник штаба корпуса генерал Маслов. Вскоре разведывательные группы вернулись и сообщили, что части 22-го механизированного корпуса генерала С. М. Кондрусева движутся в направлении Ковеля и передовыми отрядами ведут бой севернее Луцка. 19-й механизированный корпус генерала Н. В. Фекленко в это время продвигался на Дубно. Генерал Маслов, также возвратившийся в штаб корпуса, доложил Рокоссовскому:
– Удалось связаться со штабом фронта. Генерал Пуркаев просил передать, что мы переходим в подчинение 5-й армии. Сосредоточиться следует в районе Клевань, Олыка.
– Что он сказал о положении на фронте?
– Ничего. Разговор сразу прервался – связь работает отвратительно!
Тем временем 20-й танковый и 10-й моторизованный полки 15-го механизированного корпуса генерал-майора И. И. Карпезо попытались нанести удар по противнику и овладеть Радзехувом. Однако атака не увенчалась успехом. 19-й танковый полк, застряв в болоте в районе Копты, Олеско, не вышел к указанному сроку на рубеж атаки. Части 37-й танковой дивизии вышли к р. Радоставка только к двум часам ночи 24 июня.
В штабе Юго-Западного фронта продолжалась работа по подготовке контрудара согласно директиве № 3. Вечером 23 июня состоялось новое совещание с участием членов военного совета фронта. Генерал Пуркаев подвел итоги боевых действий за первые два дня войны и дал оценку сложившейся обстановке. По его расчетам, утром 24 июня в контрударе смогут принять участие только 15-й и 22-й механизированные корпуса, да и то не всеми силами, так как в 22-м мехкорпусе в назначенный район успевает подойти лишь одна дивизия. Их могут поддержать 135-я стрелковая дивизия и 1-я противотанковая артиллерийская бригада, которые уже втянулись в тяжелые бои. На другие войска полагаться не приходится. 8-й механизированный корпус, уже проделавший большой путь под непрерывным воздействием авиации противника, все еще находился на марше из района Львова. Части 4-го механизированного корпуса брошены на отражение наступления врага на львовском направлении. 9-му и 19-му механизированным корпусам, по расчетам генерала Пуркаева, потребуется для подхода к полю сражения не менее двух суток. Части 31, 36 и 37-го стрелковых корпусов находились в 130—150 км, и их подход ожидался только через несколько дней. Таким образом, сил для контрудара сейчас слишком мало.
– Если мы так медленно будем подтягивать мехкорпуса, – вскипел член военного совета Вашугин, – через двое, трое суток от дивизий прикрытия ничего не останется.
– Мы предпринимаем все, что в наших силах, – сказал Пуркаев.
– Вот уже два дня воюем, а пока ни разу по-настоящему не ударили по фашистам. Нужно бить их! И не давать опомниться…
– Одного желания мало, – сухо возразил Пуркаев, – нужно бить противника с толком, а не сломя голову. Ну, нанесем мы удар сначала одним мехкорпусом, и то не одновременно всеми его соединениями. Вызволим, если удастся, окруженную дивизию, а корпус обескровим. Затем перейдем в наступление следующим корпусом и снова вызволим еще одну стрелковую дивизию. А дальше что?.. Враг о том и мечтает, чтобы разгромить наши корпуса поодиночке.
– Не можем же мы выжидать, когда дивизии на наших глазах гибнут, – мрачно проговорил Кирпонос. – Как вы, Максим Алексеевич, не можете этого понять?
Удары авиацией наносить на глубину германской территории до 100—150 км.
Разбомбить Кенигсберг и Мемель.
На территорию Финляндии и Румынии до особых указаний налетов не делать[158]».
И. Х. Баграмян вспоминал, что, поскольку требования директивы были достаточно ясны, она без всяких комментариев была незамедлительно передана в войска Юго-Западного фронта.
К десяти часам утра начальник штаба 9-го механизированного корпуса сумел установить связь со штабом 5-й армии, и то лишь на несколько минут. Один из работников штарма торопливо сказал, что Луцк вторично подвергается бомбежке, связь все время рвется, положение на фронте ему неизвестно. Несмотря на отсутствие надежной связи со штабами фронта и 5-й армии и неясную обстановку, Рокоссовский принял решение начать в два часа дня выдвижение частей корпуса. Марш совершался по трем маршрутам в общем направлении на Новоград-Волынский, Ровно, Луцк. Справа по автостраде следовала одной колонной 131-я моторизованная дивизия полковника Н. В. Калинина. В центре уступом назад шла 35-я танковая дивизия генерал-майора Н. А. Новикова, а левее – 20-я танковая дивизия.
Основные силы 9-го механизированного корпуса, главным образом пехота, совершив в первый день 50-километровый переход, выбились совершенно из сил и потеряли всякую боеспособность. Рокоссовский впоследствии отмечал, что не было учтено то обстоятельство, что пехота, лишенная какого бы то ни было транспорта, вынуждена на себе нести помимо личного снаряжения ручные и станковые пулеметы, диски и ленты к ним, 50-мм и 82-мм минометы и боеприпасы. Поэтому пришлось сократить переходы для пехоты до 30—35 км, что повлекло за собой ее отставание от выдвинувшихся вперед 35-й и 20-й танковых дивизий. Части 131-й моторизованной дивизии, командир которой полковник Калинин посадил свою пехоту на автомашины и танки, к исходу 22 июня вышли в район Ровно. К этому времени войска группы армий «Юг» продвинулись в направлении Владимир-Волынский, Луцк, Ровно на 25—30 км.
Генеральный штаб Красной Армии, несмотря на отсутствие точных данных об обстановке, подготовил на основе плана стратегического развертывания от 15 мая 1941 г. новую директиву об ответных действиях Красной Армии. Эта директива за № 3 была направлена в 21 час 15 минут военным советам Северо-Западного, Западного, Юго-Западного и Южного фронтов:
«1. Противник, нанося главные удары из Сувалковского выступа на Олита и из района Замостье на фронте Владимир-Волынский, Радзехов, вспомогательные удары в направлениях Тильзит, Шяуляй и Седлец, Волковыск, в течение 22.6, понеся большие потери, достиг небольших успехов на указанных направлениях.
На остальных участках госграницы с Германией и на всей границе с Румынией атаки противника отбиты с большими для него потерями.
2. Ближайшей задачей войск на 23—24.6 ставлю:
а) концентрическими сосредоточенными ударами войск Северо-Западного и Западного фронтов окружить и уничтожить сувалкскую группировку противника и к исходу 24.6 овладеть районом Сувалки;
б) мощными концентрическими ударами механизированных корпусов, всей авиации Юго-Западного фронта и других войск 5 и 6 А (армий. – Авт.) окружить и уничтожить группировку противника, наступающую в направлении Владимир-Волынский, Броды. К исходу 24.6 овладеть районом Люблин.
3. Приказываю:
а) Армиям Северного фронта продолжать прочное прикрытие госграницы…
б) Армиям Северо-Западного фронта, прочно удерживая побережье Балтийского моря, нанести мощный контрудар из района Каунас во фланг и тыл сувалкской группировки противника, уничтожить ее во взаимодействии с Западным фронтом и к исходу 24.6 овладеть районом Сувалки…
в) Армиям Западного фронта, сдерживая противника на варшавском направлении, нанести мощный контрудар силами не менее двух мехкорпусов и авиации фронта во фланг и тыл сувалкской группировки противника, уничтожить ее совместно с Северо-Западным фронтом и к исходу 24.6 овладеть районом Сувалки…
г) Армиям Юго-Западного фронта, прочно удерживая границу с Венгрией, концентрическими ударами в общем направлении на Люблин силами 5 и 6 А, не менее пяти мехкорпусов и всей авиации фронта, окружить и уничтожить группировку противника, наступающую на фронте Владимир-Волынский, Крыстынополь, к исходу 24.6 овладеть районом Люблин. Прочно обеспечить себя с краковского направления.
д) Армиям Южного фронта не допустить вторжения противника на нашу территорию. При попытке противника нанести удар в черновицком направлении или форсировать рр. Прут и Дунай мощными фланговыми ударами наземных войск во взаимодействии с авиацией уничтожить его; двумя мехкорпусами в ночь на 23.6 сосредоточиться в районе Кишинев и лесов северо-западнее Кишинева.
4. На фронте от Балтийского моря до госграницы с Венгрией разрешаю переход госграницы и действия, не считаясь с границей.
5. Авиации Главного Командования:
а) поддержать Северо-Западный фронт одним вылетом 1-го авиационного корпуса ДД (дальнего действия. – Авт.) и Западный фронт одним вылетом 3-го ав. корп. ДД на период выполнения ими задачи по разгрому сувалкской группировки противника;
б) включить в состав Юго-Западного фронта 18-ю авиадивизию ДД и поддержать Юго-Западный фронт одним вылетом 2-го ав. корпуса ДД на период выполнения им задачи по разгрому люблинской группировки противника;
в) 4-й ав. корпус ДД оставить в моем распоряжении в готовности содействовать главной группировке Юго-Западного фронта и частью сил Черноморскому флоту[159]».
Директива № 3 вызвала шок у командования Юго-Западного фронта. И. Х. Баграмян в своей книге «Так начиналась война» отмечал: «Когда я зачитал генералу Пуркаеву телеграмму, он с явным недоверием взглянул на меня, выхватил бланк и перечитал текст несколько раз. Быстро обмениваемся мнениями. Они у нас сходятся: к наступлению мы не готовы[160]».
На совещании у генерала М. П. Кирпоноса член военного совета Юго-Западного фронта корпусной комиссар Н. Н. Вашугин сказал:
– Ну и что же, товарищи, приказ получен – нужно выполнять.
– Так-то оно так, Николай Николаевич, – проговорил Пуркаев, – но мы сейчас не готовы к этому. Нам пока приходится думать об обороне, а не о наступлении.
Вашугин даже привстал. Начальник штаба решительно продолжал:
– Давайте трезво рассмотрим положение. Только на луцком направлении, в полосе между Любомлем и Сокалем, наступает десять вражеских пехотных и танковых дивизий. Что мы им можем противопоставить? Нам известно, что здесь развернулись лишь по два полка наших сорок пятой, шестьдесят второй, восемьдесят седьмой и сто двадцать четвертой стрелковых дивизий. Их третьи полки пока еще на марше. Завтра в этом районе мы в лучшем случае будем иметь еще сто тридцать пятую стрелковую дивизию и две дивизии двадцать второго механизированного корпуса, причем его наиболее боеспособная сорок первая танковая вряд ли сумеет подойти. Таким образом, завтра мы на этом направлении в лучшем случае сможем собрать против десятка вражеских дивизий менее семи наших. О каком же немедленном наступлении может идти речь?
Не давая перебить себя пытавшемуся что-то сказать Вашугину, Пуркаев продолжал:
– К тому же следует ожидать, что враг сегодня ввел в сражение лишь первый эшелон своих сил и в последующие дни, безусловно, будет – и значительно быстрее, чем мы, – наращивать силы. Вы посмотрите, – начальник штаба ткнул карандашом в карту, – вот только здесь, северо-западнее Устилуга, наша разведка в шестнадцать часов отметила сосредоточение свыше двухсот вражеских танков. И это далеко не единственный район, где обнаружены танковые резервы врага.
Воспользовавшись тем, что Пуркаев на мгновение замолчал, рассматривая карту, Вашугин нетерпеливо спросил:
– У вас все, Максим Алексеевич?
– Нет, не все.
Не отрывая взгляда от карты, начальник штаба продолжал развивать свою мысль. Все войска второго эшелона, которые выдвигаются из глубины в полосу 5-й армии, находятся на различном удалении от границы: 31-му и 36-му стрелковым корпусам нужно пройти 150—200 км. Это займет минимум пять, шесть суток, учитывая, что пехота следует пешим порядком. 9-й и 19-й механизированные корпуса сумеют сосредоточиться и перейти в наступление против главной ударной группировки врага не раньше чем через трое, четверо суток. И лишь 4, 8 и 15-й механизированные корпуса имеют возможность перегруппироваться в район сражения через один, два дня. Нельзя не учитывать также, что войска следуют к границе, подвергаясь непрерывным массированным ударам авиации противника. Нетрудно представить, как это обстоятельство усложнит перегруппировку и ввод войск в сражение. Следует иметь в виду и то, что ни армейского, ни фронтовых тылов, по существу, пока нет – они еще не отмобилизованы и не развернуты. Получается, что подойти одновременно к месту начавшегося сражения главные силы не смогут. Корпуса будут, видимо, ввязываться в сражение по частям, так как им с ходу придется встречаться с рвущимися на восток немецкими войсками. Произойдет встречное сражение, причем при самых неблагоприятных для войск Юго-Западного фронта условиях. Чем это грозит, трудно сейчас полностью представить, но положение будет безусловно тяжелым.
С каждым словом Пуркаева Кирпонос и Вашугин все более мрачнели. Пуркаев ладонью оперся на карту:
– Нам, товарищ командующий, остается только доложить в Москву о сложившейся обстановке и настоятельно просить об изменении задачи. Мы сейчас можем только упорными боями сдерживать продвижение противника, а тем временем организовать силами стрелковых и механизированных корпусов, составляющих наш второй эшелон, прочную оборону в глубине полосы действий фронта на линии прежних Коростенского, Новоград-Волынского, Шепетовского, Староконстантиновского и Проскуровского укрепленных районов. Остановив противника на этом рубеже, мы получим время на подготовку общего контрнаступления. Войска прикрытия после отхода за линию укрепленных районов мы используем после как резерв. Именно такое единственно разумное решение я вижу в создавшейся обстановке.
На минуту воцарилось молчание. Генерал Кирпонос в глубокой задумчивости вертел в руках карандаш. Первым заговорил Вашугин:
– Все, что вы говорите, Максим Алексеевич, – он подошел к карте, – с военной точки зрения, может быть, и правильно, но политически, по-моему, совершенно неверно! Вы мыслите как сугубый военспец: расстановка сил, их соотношение и так далее. А моральный фактор вы учитываете? Нет, не учитываете! А вы подумали, какой моральный ущерб нанесет тот факт, что мы, воспитывавшие Красную Армию в высоком наступательном духе, с первых дней войны перейдем к пассивной обороне, без сопротивления оставив инициативу в руках агрессора! А вы еще предлагаете допустить фашистов в глубь советской земли! Знаете, Максим Алексеевич, друг вы наш боевой, если бы я вас не знал как испытанного большевика, я подумал бы, что вы запаниковали.
Заметив, что на широкоскулом лице Пуркаева заходили желваки, Вашугин мягко добавил:
– Извините, я не хотел вас обидеть, просто я не умею скрывать то, что думаю.
Опять наступила тишина. Наконец Кирпонос оторвал взгляд от карты и медленно заговорил:
– Думаю, что вы оба правы. Против оперативной целесообразности ваших предложений, Максим Алексеевич, возразить нечего. У них одна уязвимая сторона: старые укрепленные районы не готовы принять войска и обеспечить им благоприятные условия для успешной обороны.
– Да, но войска второго эшелона с помощью саперов смогут быстро привести эти укрепрайоны в боевую готовность…
Не ответив на реплику Пуркаева, Кирпонос в прежнем спокойном тоне продолжал:
– Но, со своей стороны, не лишены логики и соображения Николая Николаевича. Приказ есть приказ: его нужно выполнять. А если каждый командующий, получив боевой приказ, вместо его неукоснительного выполнения будет вносить свои контрпредложения, то к хорошему это не приведет. Конечно, взять к концу двадцать четвертого июня Люблин мы вряд ли сумеем. Но попытаться нанести мощный контрудар по вторгшимся силам противника мы обязаны. Для этого мы сможем привлечь до пяти механизированных корпусов. Я считаю, что главная задача теперь состоит в том, чтобы быстро сосредоточить мехкорпуса к полю сражения и одновременно нанести мощный контрудар. Нужно, Максим Алексеевич, немедленно довести до войск соответствующие боевые распоряжения и проследить за их выполнением. Особое внимание следует уделить обеспечению надежного прикрытия механизированных корпусов с воздуха во время выдвижения и ввода в сражение. Вместе с этим следует поставить командующему 5-й армией генералу Потапову задачу: всеми силами и средствами его армии во взаимодействии с правым крылом шестой армии при поддержке основных сил фронтовой авиации не допустить дальнейшего продвижения фашистских войск в глубь нашей территории.
– Вот это деловой разговор, – поддержал Вашугин.
– Что будем делать с 8-м механизированным корпусом Рябышева? – спросил Пуркаев. – Ему отдан приказ повернуть из района Самбора в район восточнее Львова и войти в подчинение командующего 6-й армией Музыченко.
Подумав, Кирпонос ответил:
– Вот и хорошо. Пусть продолжает марш, а тем временем поставим Музыченко задачу: нанести с юга контрудар силами не одного, а двух – четвертого и восьмого – мехкорпусов. Нацелить их надо, как и выдвигающийся из района Злочева пятнадцатый мехкорпус, под основание танкового клина, вбиваемого противником. С войсками второго эшелона фронта поступим так: девятому и девятнадцатому мехкорпусам, а также всем стрелковым корпусам, составляющим второй эшелон фронта, продолжать форсированный марш к границе по указанным им маршрутам, а тем временем мы в соответствии с развитием обстановки уточним направления и рубежи их ввода в сражение. Учитывая, что главный удар противника явно вырисовывается в стыке наших пятой и шестой армий, необходимо немедленно поставить задачу тридцать седьмому стрелковому корпусу прикрыть Тарнополь с северо-запада. Ускорьте его выдвижение. Восьмидесятую стрелковую дивизию этого корпуса следует оставить здесь – это наш резерв на случай крупных воздушных десантов в тылу наших войск и, в частности, в районе нашего командного пункта.
И. Х. Баграмян, оценивая впоследствии это решение, пишет: «Почему было принято такое решение? По-видимому, командующий считал, что в тяжелой, все более угрожающей обстановке главное – не обрекать войска фронта на пассивную оборону, а сохранить единство взглядов и действий, сделать все, чтобы помочь верховному командованию осуществить намеченный план, ибо от этого зависело положение не только нашего, но и соседних фронтов[161]».
В то время как командование Юго-Западным фронтом решало, что предпринять в сложившейся обстановке, в штаб фронта по заданию И. В. Сталина прибыл начальник Генерального штаба генерал армии Г. К. Жуков и вместе с ним назначенный членом военного совета фронта 1-й секретарь ЦК Компартии (большевиков) Украины Н. С. Хрущев. Генерал Кирпонос доложил начальнику Генштаба, что войска группы армий «Юг» перешли государственную границу на фронте Владава, Перемышль, Липканы на луцком направлении силами 4—5 пехотных и танковых дивизий, на рава-русском – 3—4 пехотных дивизий с танками, на перемышль-львовском направлении – 2—3 пехотных дивизий.
Кирпонос считал, что 23 июня противник предпримет более активные действия и осуществит ввод более крупных сил. Командующий фронтом планировал привлечь для уничтожения группировки противника, продвигающейся к Луцку и Дубно, 31-й, 36-й и 37-й стрелковые, 9-й, 19-й и 15-й механизированные корпуса из своего резерва, а также 22-й механизированный корпус из 5-й армии, 4-й – из 6-й армии и 8-й механизированный корпус – из 26-й армии.
На вопрос Жукова о том, где сейчас находятся механизированные корпуса, командующий фронтом ответил, что 8-й механизированный корпус на марше в район Броды, а 9-й и 19-й механизированные корпуса получили приказание выдвинуться в район Луцка и Ровно с целью нанести контрудар по прорвавшемуся противнику с севера. В данное время 15-й механизированный корпус находится в районе Топорова, а остальные выйдут на исходное положение к утру 24 июня. Следовательно, приказ наркома обороны о занятии указанных в нем рубежей к исходу 24 июня был явно невыполним. Поэтому генерал Пуркаев предложил создать на рубеже укрепленных районов вдоль старой государственной границы прочную оборону из резервных стрелковых корпусов, а механизированные корпуса отвести за этот рубеж, то есть сначала остановить врага, а уж затем, подготовив контрнаступление, попытаться разгромить его. Генерал Кирпонос согласился с доводами начальника штаба, но сказал, что «приказ есть приказ, и его надо выполнять во что бы то ни стало».
Кирпоноса поддержал Жуков, который считал, что в сложившейся обстановке единственно правильным будет контрудар механизированных корпусов против танковых дивизий противника. Но корпуса не успевают вовремя сосредоточиться в единый кулак, а медлить нельзя: противник, введя в сражение подвижные соединения, продолжал развивать наступление на Луцк, Дубно, Броды. Поэтому Жуков решил, не ожидая подхода стрелковых и механизированных корпусов из резерва фронта, нанести контрудар теми корпусами, которые были под рукой. Различное удаление корпусов от района их ввода в сражение (от 200 до 400 км) означало и разные сроки подхода и вступления в бой, что не обеспечивало необходимой силы удара по противнику. Но обстановка вынуждала к этому.
Контрудары механизированных корпусов являлись составной частью оборонительных действий войск Юго-Западного фронта, которые впоследствии были названы историками «Львовско-Черновицкой стратегической оборонительной операцией (22 июня – 6 июля 1941 г.)».
Что же происходило в это время в 9-м механизированном корпусе?
Утром 23 июня командир 131-й моторизованной дивизии полковник Калинин доложил, что командующий 5-й армией генерал М. И. Потапов временно подчинил себе дивизию. Она получила задачу: выйти на р. Стырь, занять к исходу дня оборону по восточному берегу этой реки на участке Жидичи, Луцк, Млынов и не допустить прорыва противника на восток.
Итак, Рокоссовский лишился самой боеспособной дивизии. С оставшимися силами он продолжил движение по намеченным маршрутам. Вместе со штабом корпуса Константин Константинович выдвинулся вперед на направление движения 35-й танковой дивизии, чтобы проследить за ее переправой через р. Горынь южнее Ровно. Начальник штаба генерал А. Г. Маслов выслал взвод саперов на машинах для подготовки командного пункта. Во время марша через огромный массив густо разросшихся хлебов, достигавших в высоту человеческого роста, Рокоссовский стал замечать, как то в одном, то в другом месте в гуще хлебов появлялись в одиночку, а иногда и группами странно одетые люди, которые при виде штабной колонны быстро скрывались. «Одни из них были в белье, другие – в нательных рубашках и брюках военного образца или в сильно поношенной крестьянской одежде и рваных соломенных шляпах, – пишет Константин Константинович. – Эти люди, естественно, не могли не вызвать подозрения, а потому, приостановив движение штаба, я приказал выловить скрывавшихся и разузнать, кто они. Оказалось, что это были первые так называемые выходцы из окружения, принадлежавшие к различным воинским частям. Среди выловленных, а их набралось порядочное количество, обнаружилось два красноармейца из взвода, посланного для оборудования нашего КП. Из их рассказа выяснилось, что взвод, следуя к указанному месту, наскочил на группу немецких танков, мотоциклистов и пехоты на машинах, был внезапно атакован и окружен. Нескольким бойцам удалось бежать, а остальные якобы погибли. Другие опрошенные пытались всячески доказать, что их части разбиты и погибли, а они чудом спаслись и, предполагая, что оказались в глубоком тылу врага, решили, боясь плена, переодеться и пытаться прорваться к своим войскам. Ну а их маскарад объяснялся просто. Те, кто сумел обменять у местного населения обмундирование на штатскую одежду, облачились в нее, кому это не удалось, остались в одном нательном белье. Страх одолел здравый смысл, так как примитивная хитрость не спасала от плена, ведь белье имело на себе воинские метки, а враг был не настолько наивен, чтобы не заметить их. Впоследствии мы видели трупы расстрелянных именно в таком виде – в белье[162]».
Штаб 9-го механизированного корпуса, продолжая движение, вышел к переправе через р. Горынь южнее Ровно. Паром не мог обеспечить по времени переправу частей 35-й танковой дивизии. Рокоссовский приказал командиру дивизии использовать мост у местечка Гоща. Затем штаб корпуса в сопровождении батареи 85-миллиметровых пушек продолжил движение. К концу дня 23 июня из рощи, находившейся в 3 км восточнее Здолбунова, внезапно появились пять танков противника и три автомобиля с пехотой. Батарея 85-миллиметровых орудий немедленно развернулась и изготовилась к бою, но противник его не принял и скрылся в роще. По приказу Рокоссовского штаб корпуса решено было развернуть севернее намеченного места.
Для розыска и установления связи с 19-м и 22-м механизированными корпусами, части которых должны находиться где-то впереди или в стороне от 9-го механизированного корпуса, Рокоссовский направил разведгруппы, возглавляемые офицерами штаба корпуса. С одной из таких групп выехал начальник штаба корпуса генерал Маслов. Вскоре разведывательные группы вернулись и сообщили, что части 22-го механизированного корпуса генерала С. М. Кондрусева движутся в направлении Ковеля и передовыми отрядами ведут бой севернее Луцка. 19-й механизированный корпус генерала Н. В. Фекленко в это время продвигался на Дубно. Генерал Маслов, также возвратившийся в штаб корпуса, доложил Рокоссовскому:
– Удалось связаться со штабом фронта. Генерал Пуркаев просил передать, что мы переходим в подчинение 5-й армии. Сосредоточиться следует в районе Клевань, Олыка.
– Что он сказал о положении на фронте?
– Ничего. Разговор сразу прервался – связь работает отвратительно!
Тем временем 20-й танковый и 10-й моторизованный полки 15-го механизированного корпуса генерал-майора И. И. Карпезо попытались нанести удар по противнику и овладеть Радзехувом. Однако атака не увенчалась успехом. 19-й танковый полк, застряв в болоте в районе Копты, Олеско, не вышел к указанному сроку на рубеж атаки. Части 37-й танковой дивизии вышли к р. Радоставка только к двум часам ночи 24 июня.
В штабе Юго-Западного фронта продолжалась работа по подготовке контрудара согласно директиве № 3. Вечером 23 июня состоялось новое совещание с участием членов военного совета фронта. Генерал Пуркаев подвел итоги боевых действий за первые два дня войны и дал оценку сложившейся обстановке. По его расчетам, утром 24 июня в контрударе смогут принять участие только 15-й и 22-й механизированные корпуса, да и то не всеми силами, так как в 22-м мехкорпусе в назначенный район успевает подойти лишь одна дивизия. Их могут поддержать 135-я стрелковая дивизия и 1-я противотанковая артиллерийская бригада, которые уже втянулись в тяжелые бои. На другие войска полагаться не приходится. 8-й механизированный корпус, уже проделавший большой путь под непрерывным воздействием авиации противника, все еще находился на марше из района Львова. Части 4-го механизированного корпуса брошены на отражение наступления врага на львовском направлении. 9-му и 19-му механизированным корпусам, по расчетам генерала Пуркаева, потребуется для подхода к полю сражения не менее двух суток. Части 31, 36 и 37-го стрелковых корпусов находились в 130—150 км, и их подход ожидался только через несколько дней. Таким образом, сил для контрудара сейчас слишком мало.
– Если мы так медленно будем подтягивать мехкорпуса, – вскипел член военного совета Вашугин, – через двое, трое суток от дивизий прикрытия ничего не останется.
– Мы предпринимаем все, что в наших силах, – сказал Пуркаев.
– Вот уже два дня воюем, а пока ни разу по-настоящему не ударили по фашистам. Нужно бить их! И не давать опомниться…
– Одного желания мало, – сухо возразил Пуркаев, – нужно бить противника с толком, а не сломя голову. Ну, нанесем мы удар сначала одним мехкорпусом, и то не одновременно всеми его соединениями. Вызволим, если удастся, окруженную дивизию, а корпус обескровим. Затем перейдем в наступление следующим корпусом и снова вызволим еще одну стрелковую дивизию. А дальше что?.. Враг о том и мечтает, чтобы разгромить наши корпуса поодиночке.
– Не можем же мы выжидать, когда дивизии на наших глазах гибнут, – мрачно проговорил Кирпонос. – Как вы, Максим Алексеевич, не можете этого понять?