Владимир Гриньков. Приснись мне, убийца

   – Учения, – сказал понимающе Козлов.
   – Что-то вроде того. Космонавтов встречали.
   – Это вот тех, что приземлились недавно?
   – Они самые, Олег. Мы, чтоб ты знал, – ПСС.
   – Что? – не понял Козлов.
   – Поисково-спасательная служба. Слышал?
   – Нет.
   – Вот видишь, – сказал майор Костя печально. – А кто, по-твоему, космонавтов встречает? Это только по телевизору показывают: «шишки» всякие в лампасах и папахах, кто-то цветы сует, ну и всякая такая дребедень. А на деле все не так! Мы вот с ребятами из «вертушки» не вылазим…
   – Из вертолета, – пояснил Козлову один из капитанов.
   – Да, из вертолета, – поправился майор. – Отслеживаем, куда «эс-а» приземлится…
   – Спускаемый аппарат, – опять пояснил капитан.
   – Да, спускаемый аппарат. И все, только они посадку совершили – для нас работа начинается. Мы ни перед кем не держим ответ, перед одним только прокурором. Наша задача – чтобы здесь, на Земле, у космонавтов все было нормально. И вот мы их оттуда извлекаем, а они еще совсем беспомощные, их Земля принимает без любви.
   Майор махнул рукой:
   – Да ладно, чего там. Давай выпьем лучше.
   Разлили по стаканам водку, выпили.
   – В этот раз он сидит, космонавт-то, – сказал майор. – Уже и эти, с лампасами, прилетели. Он им докладывает, что все нормально, мол, и вдруг – р-раз! – голова у него набок.
   – Как это? – не понял Козлов.
   – Сознание потерял. Говорю же, Земля принимает без любви. Организм к невесомости привык, даже сердце кровь как-то по-другому гонит, не так, как на Земле; и вдруг в одно мгновение – снова сила тяжести, и организм отключается. Резкая смена обстановки, понял? И это все меняет. Коллапс! Слышал?
   – И что дальше?
   – Так мы для того к нему приставлены. Сразу рукав закатали, шприц, дозу мы знаем…
   – Дозу чего?
   – Наркотика. Раз – он глаза открывает, ресницами хлопает – ой, братцы, что такое, почему суета, я ничего не помню.
   – А потом опять, – вставил один из капитанов.
   – Да, – подтвердил Костя. – Через минуту снова без сознания. Ну, мы ему тогда еще одну дозу, а генерал и говорит: мол, хватит, ребята, перекачаете его, достаточно.
   А мы и сами знаем, что хватит.
   Козлову было легко среди этих людей. Ему казалось, что день складывается чудесно. Не он задавил в себе тревогу, она совсем его покинула. Ушла, и даже следа не осталось.
   Одну за другой они выпили две бутылки водки и приступили к третьей. Козлов уже рассказал о себе, о диссертации, которую пишет. Офицеры смотрели на него уважительно, и их внимание, внимание уверенных в себе людей с обожженными степным солнцем лицами, ему льстило.
   За окном уже стемнело. Воздух вокруг Козлова плыл, и лица офицеров стали размытыми.
   – Мы ночью приезжаем? – спросил Костя.
   – Ночью, – подтвердил Козлов, и веки сомкнулись непроизвольно.
   – Так, может быть, поспишь?
   – Чего уж там спать. Я посижу, мне с вами хорошо, ребята.
   Но сил у него уже не оставалось, и через час его уговорили лечь на верхнюю полку. У офицеров еще была бутылка водки, и они бодрствовали. Уже за полночь Козлов начал метаться на полке и скрипеть зубами. Он спал очень беспокойно, и Костя дважды, поднявшись со своего места, похлопывал спящего Козлова по груди и приговаривал:
   – Ну что ты, в самом деле! Успокойся!
   Козлов затихал ненадолго, после чего все повторялось. За час с небольшим до прибытия поезда к месту назначения Козлов вскрикнул и заметался. Майор с силой встряхнул его.
   – Вставай! – сказал он. – Подъезжаем! Все равно это не сон.
   – Перебрал он вчера, – сказал один из его спутников. – Нельзя ему было столько пить.
   Козлов открыл глаза и посмотрел на майора полным сумасшествия взглядом.
   – Что, плохо? – сказал понимающе Костя. – Душно в купе, плохо спится.
   – Да, душно, – ответил хрипло Козлов.
   Он беспокойно озирался и выглядел неважно.
   – Может быть, водички? – предложил майор.
   – Хорошо бы.
   Козлов принял из рук офицера стакан с водой и заглотнул с жадностью. Зубы его громко стучали о стекло.
   – Ты не приболел? – спросил Костя.
   – Не знаю.
   – А то ты какой-то бледный.
   Козлов промолчал, и его оставили наконец в покое. Он лежал неподвижно на верхней полке и остановившимся взглядом безумно рассматривал потолок. Когда поезд подошел к перрону, Козлов спустился вниз и стал собираться, стараясь ни с кем не встречаться глазами.
   Выходя из купе, попрощался со всеми торопливо и сухо и вышел, так и не согнав с лица тревожного выражения.
   Была ночь. На такси денег у Козлова уже не оставалось, и он до наступления утра проспал в пыльном неуютном здании вокзала. Под самое утро к нему подошел дежуривший в зале милиционер и попросил предъявить документы. Козлов протянул ему паспорт, обнаружив при этом, что его собственные руки дрожат и плохо ему повинуются. Но милиционер этого, похоже, не заметил, проверил документы и ушел, не сказав Козлову ни слова.
   Дома Козлов швырнул свою сумку в угол и, как был одетый, упал на диван. Он был в отчаянии. Все повторялось с ним, и вчерашнее облегчение, когда он думал, что все уже позади, теперь казалось ему сном. То был хороший сон, но, как и всякий сон, он прошел. Козлов открыл глаза и с ужасом обнаружил, что для него лично ничего не изменилось.
   Зазвонил телефон. Козлов вздрогнул от неожиданности и снял трубку. Это была Вика.
   – Куда ты пропал? – спросила она. – Я тебе звонила.
   – Приезжай ко мне! – сказал торопливо Козлов, словно боялся, что она его не дослушает. – Мне очень нужно, чтобы ты приехала!
   – А что случилось? – озаботилась Вика.
   – Ничего! Приезжай!
   – Мне на работу через час.
   – Приезжай! – взмолился Козлов.
   – Хорошо.
   Как ему показалось, она ехала целую вечность, он уже и надежду потерял, и вдруг – звонок в дверь.
   – Ты еще дольше не могла ехать? – сказал Козлов зло, увидев Вику на пороге.
   Он и сам поразился вспыхнувшему в нем неожиданно озлоблению. Вика бросила на него быстрый взгляд и промолчала.
   – Извини, – пробормотал Козлов.
   Он собирался просить у нее прощения за прежние вспышки своего гнева, а вместо этого повторял ошибки.
   – Тебя не было, – сказала Вика.
   – Я уезжал.
   – Куда?
   Козлов хотел сказать, что в Челябинск, но вовремя остановился. Он не знал, как объяснить Вике, для чего ему был нужен Челябинск. Она вряд ли поняла бы его.
   – Так, в одно место ездил, – сказал Козлов, – на один день.
   – А я уже думала – не случилось ли чего.
   Она, конечно же, имела право так думать. Он вел себя очень странно в последнее время.
   – Нет, все нормально, – сказал Козлов. – Ты позавтракаешь со мной?
   – Я завтракала.
   – Хотя бы кофе давай попьем.
   – Хорошо. Тебе кофе не помешает, я думаю.
   – Почему? – смутился Козлов.
   – Ночь у тебя, кажется, была беспокойная. И спиртным от тебя попахивает.
   – Попутчики такие попались, – еще больше смутился Козлов, ощущая себя нашкодившим мальчишкой.
   Кофе ему действительно помог. Одним своим запахом придавал сил.
   – Такая жуткая история, – сказала Вика, задумчиво глядя на поднимающийся из чашки дымок.
   – Ты о чем?
   – У нас в соседнем доме человека убили. Даже двоих. Я сейчас, когда к тебе шла, видела, как выносили из подъезда.
   – Ночью убили?
   – Говорят, что да. И совсем молодые оба. Мужчине лет сорок или сорок пять, и еще девушка была, говорят, но ее еще раньше увезли. У мужчины лицо кровью залито. – Вику даже передернуло от этих воспоминаний. – Его накрыли простыней, а ветерок подул и приоткрыл лицо. Оно совершенно белое, с синевой даже.
   – И черные, смоляные усы.
   – Да, черные усы…
   Вика вдруг вскинула голову и посмотрела на Козлова остановившимся взглядом. Козлов, вмиг побелевший, сидел перед ней, и у него подрагивала нижняя губа.
   – Откуда ты знаешь об этом? – спросила Вика.
   Козлов замотал головой и закрыл лицо руками.
   – Это сегодняшней ночью произошло? – спросил он.
   – Да.
   – Я все это видел, – сказал Козлов. – Я все это видел! Видел!
   Последние слова он уже прокричал. Это было похоже на истерику.
   – Сегодня ночью! В поезде! Во сне! Это все я сделал!
   – Что ты сделал? – переспросила Вика.
   Она выглядела испуганной.
   – Я их убил! Топором! Он еще так страшно закричал!
   – Кто? – быстро спросила Вика.
   – Этот усатый! А я раскроил ему череп!
   Козлов затрясся и уронил голову на стол. Чашка с остатками кофе опрокинулась.
   – И девушка была, все верно. Я не ожидал почему-то ее там встретить, не должно было ее быть, и я ударил ее ножом!
   – Но это же чушь!
   – Это правда! Правда! – закричал Козлов и вскинул голову.
   Его лицо было искажено.
   – Вот сюда я его ударил топором, в левый висок! – выкрикнул он и показал рукой, куда именно бил. – Ведь там у него кровь? А? Скажи!
   – Да! – пробормотала потрясенно Вика.
   – Как ужасно! – лихорадочно зашептал Козлов и закрыл лицо руками, как будто под маску его спрятал. – Я видел все это! Представляешь? Ночью, во сне! Это со мной все происходило! И все оказалось правдой!
   Это было слишком невероятно.
   – Совпадение, – неуверенно предположила Вика. – Так бывает.
   – Нет, ты еще не все знаешь! – все так же лихорадочно шептал Козлов. – Это не в первый раз! Это уже было!
   И он, корчась от все больше охватывающего его ужаса, рассказал о том, как убивал во сне старуху и как потом, проезжая в автобусе, случайно узнал дом, виденный им во сне, и как все совпало: и дворик, и детская площадка, и лестница, и та самая дверь.
   – А старушка? – спросила Вика, глядя на Козлова остановившимися глазами.
   – Ее действительно убили!
   Козлов вскинул голову и закричал, брызгая слюной:
   – Убили! Это все было в действительности! И это сделал я!
   Вика вскочила, опрокинув при этом стул, но не убежала, лишь отступила на шаг и рассматривала беснующегося Козлова с нескрываемым ужасом.
   – Я едва с ума не сошел, когда про старуху узнал! Я не могу так больше! Не могу! Не могу! Я и уехал, потому что испугался, и мне это даже помогло поначалу, а сегодня ночью все началось заново!
   Он обессилел от собственного крика и замолчал, только тяжело, с хрипом дышал.
   – Я не знаю, что это, – сказал наконец. Но теперь его голос был тих и бесцветен. – Ну не лунатик же я, в конце концов, который бродит ночами по улицам, не отдавая себе отчета в происходящем. Ведь в ту ночь, когда погибла старуха, я дома был! И ты со мной была! Это та самая ночь! Первая наша с тобой ночь! Ну скажи, ведь я не уходил никуда?
   Козлов смотрел на Вику с надеждой, смешанной с безумием.
   – Ты видела, что я с тобой?
   Вика молча и торопливо кивнула.
   – Но почему же тогда я все знаю? В подробностях, будто это происходило со мной!
   Козлов стал совсем бледный. Как хорошо отбеленная вата.
   – Скажи мне! – закричал он. – Скажи! Иначе я сойду с ума!

Глава 12

   Большаков пришел к доктору Хургину один. Сел на предложенный стул, обвел усталым взглядом яркие картинки за спиной врача. У него были темные круги под глазами, и Хургин это сразу про себя отметил.
   – Не всегда получается с сыном к вам приходить, – сказал Большаков, будто извинялся. – Все больше жена его сопровождает. А сегодня вот вырвался.
   – Вы один?
   – Да. Хотел поговорить с вами.
   – О сыне?
   – Да. Я все время в напряжении. Будто жду.
   – Чего?
   – Не знаю. Каких-то неприятностей с Виталиком. Припадка, например.
   – Его может и не быть.
   – Совсем?
   – Совсем. – Хургин говорил мягко, и в его голосе Большакову опять слышалась лживость. – А вы, кстати, таблетки принимаете?
   – Какие?
   – Которые я вам прописал.
   – А, эти, – вспомнил Большаков. – Да, принимаю.
   – Помогает?
   – Да, – ответил неуверенно Большаков. – Мне от них легче.
   Хургин вздохнул.
   – Так не пойдет, – сказал он.
   – Что именно?
   – Предписания врача надо выполнять.
   – Вы о чем?
   – О таблетках. Ведь не принимаете вы их.
   Большаков задумался.
   – Да, – кивнул он после паузы. – Не принимаю.
   Он при этом посмотрел довольно дерзко, будто хотел сказать: ну и что мне за это будет?
   – А почему?
   – Пустое дело, как мне кажется, – продолжал дерзить Большаков. – Желудок лечить или сердце, к примеру, – это я понимаю. А эти ваши таблетки от чего?
   – От настроения вашего жуткого, – сказал Хургин. – Я по-простому объясняю, чтобы вам понятно было. Вы находитесь в состоянии перманентного стресса.
   – Еще бы, – огрызнулся Большаков. – При моей-то работе…
   – Тяжелая работа?
   – Очень.
   – И ночами приходится работать?
   – Да.
   – Вот мои таблетки вам и пригодились бы.
   – Вы так думаете? – спросил без особого энтузиазма Большаков.
   – Я в этом просто уверен.
   – Хорошо, я буду их принимать, – сказал Большаков, чтобы быстрее покончить с этим, и провел ладонью по лицу.
   Было видно, что он измотан.
   – А о Виталике не переживайте, – произнес Хургин. – Все наладится у него. Я слежу за его состоянием, и у меня такое чувство, что мы победим болезнь. Мы ее вовремя нащупали.
   – Значит, все-таки эпилепсия?
   – Да, – ответил Хургин.
   Большаков прикрыл глаза.
   – Никогда не думал, что с моим ребенком такое может случиться.
   Его измученная душа жаждала утешения. Потому он и пришел в этот кабинет.
   – Вам надо отдохнуть, – сказал Хургин. – Иначе сорветесь. Послушайте меня. Возьмите отпуск недельки на две, поезжайте куда-нибудь, ну, не знаю… на природу, где лес, река…
   – Нет, не получится, – оборвал его Большаков.
   – Почему?
   – У нас в управлении все отпуска отменены. Обстановка сложная в городе, из-за этих последних убийств. Вы же слышали, наверное?
   – Об убийствах?
   – Да.
   – Слышал.
   – День и ночь землю носом роем, и пока ничего. Маньяк. Таких труднее всего искать.
   – Что, один и тот же убивает? – не поверил Хургин.
   – Похоже, что да.

Глава 13

   К профессору Вольскому Козлов поехал вместе с Викой. Он ее с собой взял специально, потому что чувствовал безотчетный страх в душе. Один он был ничто.
   Вольского они обнаружили в преподавательской. Розовощекий гном сидел за видавшим виды столом и, кажется, дремал, потому что вздрогнул, когда Козлов открыл дверь.
   – О! – сказал Вольский, его розовые губы сложились в колечко и образовали букву «о». – Неужели ты так быстро успел все подготовить, Олег?
   Вика пряталась за спину Козлова.
   – Я пришел, чтобы извиниться перед вами, – сказал Козлов.
   Если сказать по чести, ему не было сейчас стыдно, все перевешивал ужас. Он испытал шок сегодня утром, и все остальные чувства в нем умерли, потому что казались мелкими и незначительными.
   – Да, ты неприятно поразил меня, – согласился с готовностью Вольский.
   Он не собирался уничтожать своего непутевого ученика, но отеческое внушение не могло помешать, как ему представлялось.
   – И если бы я не знал тебя прежнего, такого, каким ты был раньше…
   Козлов слушал с отсутствующим выражением на лице. Он и не хотел ехать сюда, но Вика настояла с непонятным для него упорством. И сейчас она зачем-то вмешалась, сказав торопливо из-за спины Козлова:
   – Он больше не будет, Дмитрий Николаевич.
   Вольский, будто только что обнаружил ее присутствие, с готовностью вытянул свою голову с серым пучком волос и произнес елейным голосом:
   – А что это за адвокат появился у моего аспиранта? – Погрозил нестрашно пальчиком и засмеялся дробным смехом. – Ох, подозревал я, что неспроста в поведении Олега появились некоторые странности…
   Козлов при этих словах дернулся, и его лицо скривилось, но Вика поспешно погладила его руку.
   – Мне можно с вами поговорить? – спросила она.
   – Да, конечно, – профессор склонил набок голову, изображая внимание.
   – Олег, ты извини, пожалуйста…
   Только сейчас Козлов понял, что Вика хочет, чтобы он ушел. Оставил их одних.
   – Что такое? – спросил он грубо, раздражаясь в одно мгновение.
   – Я хочу поговорить с Дмитрием Николаевичем.
   – Я тебе не мешаю!
   – Конечно, не мешаешь, – мягко согласилась Вика. – И все-таки я хотела бы…
   Козлов не дослушал и вышел в коридор, громко хлопнув дверью. Этот звук пугливо убежал вниз по лестнице и вскоре вернулся эхом.
   – Своенравный, – сказал Вольский не то одобрительно, не то осуждая.
   – Он всегда такой?
   – Нет.
   – Только в последнее время?
   – Да. А вы кем ему приходитесь? – заинтересовался Вольский.
   – Знакомая.
   – Ага, – сказал профессор понимающе. – И давно вы с ним знакомы?
   – Недавно.
   – Ага, – опять сказал профессор. – Так с чем вы ко мне пожаловали?
   – Я – ни с чем.
   – Но вы же пришли ко мне.
   – Это не я. Это Олег. Он не хотел ехать один, и я составила ему компанию.
   – И в конце концов Олега выставили за дверь, а сами сидите напротив меня.