Владимир Гриньков
Заповедник страха

   Богатого хочется убить тогда, когда у тебя самого нет ни гроша.
   Эта мысль пришла в голову Хмелю на утренней летучке в понедельник. Почему-то именно утром в понедельник всякие такие мысли приходят в голову.
   Им бы понедельники взять и отменить.
   Раньше Хмелю казалось, что это просто прикольная песня. А получается, что философия. Умный кто-то написал.
   Нет понедельника. Нет этой летучки. Нет плохого настроения. И шефа тоже нет. Красота!
   – А кто вот этим занимался? – возвысил голос шеф.
   И Хмель стал смотреть на шефа. Тот держал в руке рекламный листок: смеется карапуз, уси-пуси всякие, наш торговый центр предлагает дешевую и качественную одежду для вашего малыша.
   «Дешевую и качественную»! Ха! Вот уроды!
   Шеф словно прочитал мысли Хмеля и сказал, все больше раздражаясь:
   – Дешевая и качественная! Бляха-муха! Как будто девяностый год за окном! Как будто только начинается реклама! Фигню любую напиши, и тебе поверит всяк – и заказчик, и потребитель! Не поверит! Лажа это, а не реклама!
   Тут Хмель обнаружил, что один он только на шефа и смотрит, а остальные присутствующие на него, Хмеля, пялятся. И до него запоздало дошло, что идиотскую эту листовку он как раз и слепил. А что? Нормальная листовка. У них все такие. Какие заказчики, такие и листовки. Не кока-колу рекламируем. И не «Мерседесы».
   Хмель не успел сам себя уговорить, потому что шеф уже вспомнил, кому он эту работу поручал. И сразу на Хмеля переключился.
   – Это не реклама! – сказал шеф зло. – Реклама – это всегда идея! Это интересная мысль! Это красивая фраза! «Дешевая и качественная одежда» – это красивая фраза?
   В принципе ничего, подумал Хмель.
   – На любителя, – сказал он осторожно.
   Все стремительно потупились, и одна только Ксюха не сдержалась, прыснула. Ксюхе можно. Ксюха спит с шефом. Ей дозволяется не напрягаться по поводу интересных мыслей и красивых фраз.
   Шеф скомкал листовку и демонстративно ее швырнул. Хорошо еще, что в мусорную корзину, а не в лицо Хмелю.
   Вот урод! Красивые мысли ему подавай! А вот чем не мысль, снова вернулся к своей недавней придумке Хмель.
   Богатого хочется убить тогда, когда у тебя самого нет ни гроша.
   Не нравится? Не очень изящно?
   Тогда вот так:
   Босса хочется убить, когда ты сам гол как сокол.
   Нет, фигня.
   Лучше вот так:
   Босса хочется убить, когда ты сам бос и нищ.
   Нет!
   Босса хочется убить, когда сам бос.
   Еще короче!
   Босса хочется убить, когда бос!
   Круто! Это вам не дешевая и качественная одежда для вашего малыша. Игра слов. Очень креативно. А какие возможности появились! Масса вариантов. Наипервейший признак того, что идея удачная. Когда получается разные слова цеплять, как вагоны к составу, можешь быть уверен, что основу ты придумал замечательную.
   Бойся, босс, босяка.
   А? Нормальненько так расцветает мыслишка. Что еще тут можно придумать?
   – Кто сегодня везет заказчиков из «Детолакта» по точкам? – перебил шеф мысли Хмеля.
   – Я, – тут же отозвался Балаганов.
   На самом деле он Баклаганов, но все специально букву «к» в его фамилии опускают, потому что так получается прикольно. «Золотой теленок», типа.
   – Их реклама уже висит? – между делом поинтересовался шеф, а сам бумажки перебирал, готовясь перейти к следующему вопросу.
   Но не перешел, потому что ему никто не ответил. Тогда он поднял глаза, и взгляд его уперся опять в Хмеля. Хмель не дрогнул. А что? Тут он ни при чем. За дешевую и качественную одежду он ответит. А за «Детолакт» пускай отвечает тот, кто им занимался.
   А кто им занимался?
   – Ты разбросал их листовки по точкам? – спросил шеф почему-то у Хмеля.
   – Я? – очнулся Хмель.
   – Да, ты, – в который уже раз за утро обозлился шеф и нервно взъерошил страницы своего органайзера.
   Настолько нервно, что не могло быть сомнений: что-то сейчас произойдет.
   – А при чем тут я? – заподозрил неладное Хмель.
   – А вот! – сказал шеф и ткнул пальцем в сделанную черт знает когда запись в органайзере. – «Детолакт». Листовки. Хмельницкий. А?
   И посмотрел на Хмеля с ненавистью. Тот хотел ответить, но захлебнулся воздухом. Потому что ситуация такая, что кто-то из них точно не прав. И этот не правый – стопроцентно не босс. Шеф быть неправым ни за что не согласится.
   – А где листовки? – попытался спасти положение Хмель. – Давайте, я их мигом развезу.
   Хотя он понимал, конечно, что ничего поправить уже нельзя.
   – Уволен! – сказал шеф. – С сегодняшнего дня!
   И было видно, как этому уроду сразу полегчало. Зло сорвал – и немного отпустило.
   Может, и вправду его убить? А что? Из пистолета. Или из ружья, предположим.
* * *
   Уволенный с работы – он как прокаженный. Он не такой, как все. Он уже не с ними, не с коллегами по работе. Он отдельно. Его сторонятся и в душе жалеют. А еще не хотят такой судьбы для себя. Чур меня, чур, типа.
   Хмель собрал пожитки под сочувствующими взглядами своих недавних коллег. Во как бывает, елы-палы. Еще час назад они были вместе и ничто не предвещало беды. Так всегда в жизни. Только что ты был весел-беззаботен, и вдруг тебя размазало по стенке.
   Хорошо еще, что босс слинял. Не маячил в эти последние минуты пребывания Хмеля в коллективе.
   Всем было неловко. Натянуто прощались. Да, они уже отдельно от него. Одна только Ксюха не сдрейфила и напоследок чмокнула Хмеля в щеку. Шепнула:
   – Я позвоню.
* * *
   Ксюха не позвонила. Не то чтобы Хмель ждал ее звонка – вот так прямо сидел сиднем над телефонным аппаратом и томился в ожидании, – но все-таки он помнил о данном ею обещании, и уже поздним вечером, когда окончательно стало понятно, что она не позвонит сегодня, испытал сильное разочарование. Это было разочарование неудачника. Еще один пинок судьбы. Не столько больно, сколько противно. Все горше и горше.
   Он догадывался, почему Ксюха не сдержала обещания. Ее ангажировал босс. Неделю отсутствовал этот урод, по Африке с ружьишком бегал, соскучился по женской ласке, и теперь он Ксюху любить будет до самого утра.
   Раскрыв бумажник, Хмель пересчитал всю имевшуюся у него наличность. Подсчеты не затянулись. Три бумажки по сто рублей, еще две десятки и металлическая пятирублевка. Триста двадцать пять рублей ноль-ноль копеек. Хмель потянулся к подоконнику и смахнул в свою ладонь запылившуюся монетку в две копейки. Бесполезная денежка. Ничего не купишь.
   Триста двадцать пять ноль-две.
   Кстати, шеф еще должен ему за неделю, которую Хмель успел отработать после предыдущей получки.
   Надо будет стребовать.
   А триста двадцать пять ноль-две – пропить банально.
* * *
   В спортбаре, где Хмель обычно проводил вечера, было немноголюдно. Понедельник, когда большинство завсегдатаев берут тайм-аут, приходят в себя после бурных выходных. И тут тоска. Даже огромная панель, на которой вечерами транслировались спортивные состязания, была погашена. Некому смотреть.
   – Привет, – сказал Хмель бармену. – У меня сегодня триста рублей.
   Вот и вся моя платежеспособность, мол, а больше ни-ни, и не вздумай даже наливать сверх этого кредита.
   – Можно в долг, – произнес бармен полувопросительно.
   Своих не обижаем, всегда пойдем навстречу, отдашь потом – вот что он подразумевал.
   – Меня уволили, – сказал Хмель.
   Бармен состроил приличествующую случаю гримасу. Теперь лишнего не нальет.
   – Водки? – спросил он.
   – И пива, – мрачно добавил Хмель.
   Водку он выпил залпом, пиво – врастяжечку. Смаковал. Немного полегчало.
   – Не переживай, – сказал бармен. – Работу сейчас найти можно. Это не проблема.
   – Проблема не в работе, а в самой жизни.
   – Это как?
   – Так, – сказал Хмель.
   – А-а, понятно, – на всякий случай поддакнул бармен.
   Зачем человека напрягать? И без того у него проблемы.
   – Тут вчера Илья людей искал, – сказал бармен.
   – Какой Илья?
   – Ну, по шарикам который.
   – Который праздники организовывает?
   – Да. Ему люди нужны. Что за работа, я не знаю. Воскресенье, народа много, я вполуха слушал.
   – Ты мне налей еще, – попросил Хмель.
   – И пива?
   – И пива.
   – Тогда это последняя порция, – сказал бармен. – Извини.
   Уложились в триста рубликов. Быстро получилось.
   – Еще у меня двадцать пять рублей, – вспомнил Хмель, и тут же самому неловко сделалось.
   Что в спортбаре стоит четвертак? Треть бокала пива?
   Бармен выразительно вздохнул.
   – Телефон у тебя есть? – спросил Хмель.
   – Чей?
   – Ильи.
   Бармен извлек из-под барной стойки пятилитровую жестяную банку из-под пива, у которой была аккуратно срезана верхняя часть, и из той банки высыпал перед Хмелем ворох разномастных визиток. Нужную не нашел.
   – Ты в среду приходи, – сказал бармен. – Он тут обычно ошивается.
* * *
   Весь следующий день Хмель провалялся на диване. Лишь ненадолго вышел из дома, чтобы купить в магазине пива на последние двадцать пять рублей. На две бутылки денег уже не хватало. Купил одну и еще сухариков. Ровно в двадцать уложился. Осталось пять рублей и две копейки.
   Как он обычно выходил из положения в подобных случаях? Одалживал у кого-нибудь на работе. Теперь никто не даст. Иссяк источник. Кто же доверит свои деньги безработному? Жди потом этих денег.
   Вечером позвонила Ксюха.
   – Привет! – сказала. – Как дела?
   – Нормально.
   – Не ври, – сказала Ксюха. – Я к тебе сейчас приеду.
   – Приезжай.
   Она была весела и беззаботна, как всегда. К мадем «УАЗ» ель не липли неприятности. Любые проблемы от нее отскакивали, как пинг-понговые мячики. Она обняла Хмеля, прижалась к нему всем телом, и он привычно запустил ей руки под короткую юбчонку. Сразу и у него проблем заметно поубавилось.
   – Ты как? – спросила Ксюха. – В форме?
   – Я думаю – вполне.
   – Проверим? – шаловливо подталкивала Ксюха партнера к дивану.
   – Только у меня резинки нет. А у тебя?
   – С каких это пор? Мы же всегда без…
   – А теперь – нет.
   – А что случилось?
   – Он же из Африки приехал. Мало ли что подцепить там мог.
   Ксюха поняла наконец и сильно удивилась.
   – Ты шутишь? – заподозрила она.
   Хмель ее отпустил и даже руки в карманы брюк спрятал.
   – Я просто психую, – признался он. – Убил бы урода! Ну что такое он о себе вообразил? Босс! – произнес с чувством и скорчил гримасу. – Сопля на проводе, вот он кто! Ну чем он отличается от меня? От всех нас? Хозяин рекламного агентства! Ха! Вот мамаша у него работает в системе этой, крышует детские сады, и у него, видите ли, монопольное право на распространение в этих садах рекламной продукции! А если бы моя мама там работала…
   Тут он вспомнил, что мамы у него нет, и совсем уже расстроился.
   – Я его убью, – сказал Хмель буднично.
   – Ты успокойся, – посоветовала Ксюха и закурила сигарету.
   – Нет, правда, – будто размышлял вслух Хмель. – Приду к нему в офис…
   Ксюха стала пускать дым кольцами. Получалось красиво.
   – И замочу его из пистолета, – сказал Хмель кровожадно.
   – Вы уроды.
   – Кто? – очнулся Хмель.
   – И ты, и он. Грузите проблемами, а мне оно зачем? У одного, видите ли, в Африке не задалась охота, другого вот уволили.
   Получалось, что у мадем «УАЗ» ель уже второй подряд вечер пропадает. Кому такое понравится.
   Ксюха поднялась с дивана.
   – Домой поеду, – объявила она.
   Хмель ее не удерживал. Потому что все равно уже Ксюху потерял. Зачем ей кислый лузер, если у нее есть тот урод?
   Еще один пинок судьбы.
   Красивая эта фраза или нет?
   Еще один пинок судьбы.
   Нет, с надрывом как-то получается.
   Уж лучше:
   Еще один плевок судьбы.
   Грязно, но точно.
* * *
   В среду вечером Хмель, придя в спортбар, увидел Илью. Друзьями они не были, и даже его фамилии Хмель не знал – так, шапочно знакомы, вместе орали, когда футбол по телику.
   Илья пил пиво в компании и рассказывал о каких-то событиях:
   – Потом все гости перепились, и мужик этот, именинник, выносит из дома ружья. По шарикам, типа, пострелять. Мы же там всю лужайку ему оформили и сцену. Ну, шарики все в клочья, это ясно. А пока пальба была, один гость слинял с ружьишком. Хоть бухой, а помнил, где шарики еще видел. Такая целая гора за домом. Красиво, в общем, блин. И он как стал шмалять дробью! Пока половину шариков не расфигачил, а под ними-то – машина! Он смотрит – «мерс»! Буквально! Новый, но теперь весь в дырках, как решето. Друзья именинника скинулись, хотели презентовать. Сорок восемь тысяч евро. Там мы придумали, что за веревку дергаешь, и шары в небо улетают, а под шарами этот подарок.
   Илья уперся взглядом в Хмеля и прервал свой рассказ. Хмель сидел наискосок от рассказчика, за одним с ним столом, но пива у него, как у других, не было. Выбивался из общего ряда.
   – Я насчет работы, – сказал Хмель. – Мне сказали, ты ищешь людей.
   – Не я. Знакомый мой. А у тебя кто-то на примете?
   – Я сам.
   – Ты же по рекламе, – сказал с сомнением Илья.
   – Уволился.
   – Жопа, в общем, по деньгам, – прозрел наконец незавидную участь собеседника Илья. – Тогда тебе это подойдет. Ты машину водишь?
   – Да.
   Если честно, то раньше водил. Еще три месяца назад у Хмеля была машина. Раздолбанная «шестерка», он ее купил за семьсот баксов. Ездил на ней немножко – когда заводилась. А потом какие-то уроды припарковали рядом с ним свой «БМВ». Хмель выезжал и зацепил их тачку. А у него ни страховки, ни денег не было, чтобы расплатиться. Пришлось машину отдать. Просто оформил на тех пацанов доверенность и теперь ходит пешком.
   – Это хорошо, что водишь, – оценил Илья. – Вот тебе телефон мужика. Звать Жора. Тяжелый малый. Но тебе-то что? Детей с ним не крестить.
* * *
   Тяжелый малый Жора оказался бесформенным толстяком с пару центнеров весом. Дышал он шумно. Больной какой-то.
   – Я насчет работы, – сказал Хмель.
   – Кто? Откуда? – осведомился Жора, не фокусируя взгляд на собеседнике.
   – Хмельницкий Александр. Рекламный бизнес. Временно не работаю.
   – Не москвич?
   – Из Екатеринбурга я.
   – За деньгами приехал в столицу. А с деньгами тут не все так просто, – мгновенно отфильтровал Жора соль столичной жизни Хмеля.
   Это точно, хотел сказать ему Хмель. У меня в кармане только пять рублей и две копейки, и я со вчерашнего дня не жрамши. Но на всякий случай он промолчал.
   – Семья? – придал голосу вопросительную интонацию Жора.
   – Нет.
   – Дети?
   – Нет, – сказал Хмель. – Мне так кажется.
   – То есть из жизни сможешь выпасть на выходные? Или даже на неделю, если потребуется.
   – Вполне.
   – Машину водишь?
   – Да.
   – «УАЗ» водил?
   – Нет.
   – Научишься, – вяло махнул своей толстенной, но короткой ручкой Жора. – Стрелять умеешь?
   – В смысле? – удивился Хмель. – А что за работа вообще?
   – Убийство, – сказал Жора. – Думаю, ты справишься.
* * *
   У Жоры оказался немудреный бизнес. Он богатых развлекал.
   – Пейнтбол – знаешь, что такое? – спросил Жора у Хмеля.
   А чего ж не знать? Мужики гоняются друг за другом и пуляют из таких штуковин специальных, которые стреляют шариками с краской. Пиф-паф, ты убит. Игра в войнушку для взрослых. Прикольно.
   – Скучная игра, – сказал Жора. – Бегаешь по пятачку, вокруг забор – быстро надоедает. Мы сделали круче. На машинах. По лесу. Где людей – никого. И все всерьез.
   – И оружие?
   – Что – оружие? – не понял Жора.
   – Тоже настоящее?
   – Да ты дурак, оказывается, – обнаружил Жора.
   Хмель даже не обиделся. Во-первых, все равно ему последнее время от жизни тумаки одни, и он уже привык. А во-вторых, его по поводу этого Жоры предупреждали.
   – Я шучу, – сказал примирительно Хмель.
   – А я – никогда, – сообщил Жора.
   То есть оставил гостя в дураках.
   – В общем, есть твоя машина, – сказал Жора. – Ты жертва. Убегаешь все время. А они тебя догоняют.
   – Кто?
   – Кто деньги платит. Кто в игре.
   – А сколько их?
   – По-разному бывает. Иногда двое-трое, а иногда собирается большая компания, человек десять. И тогда уже не одна машина тебя загоняет, а пять-шесть-семь. Сафари чисто. Это круто. Все выходные напролет по лесу с фарами гоняют. Для них фишка в том, чтобы тебя догнать и краской этой зафигачить. Ну, типа, ты убит. Но и ты отстреливаться можешь. Выстрелил, попал в него – он из игры выходит. Вопросы есть?
   – Есть, – сказал Хмель. – Про деньги. Сколько я получу, в смысле.
   – Тысячу рублей.
   – За два дня? – почти оскорбился Хмель.
   – Это если они тебя замочат. А если ты шустрее будешь и до понедельника доживешь – тогда десять тысяч. Это стимул, типа, для тебя. Чтобы ты бегал быстро.
   – А это каждые выходные так? – сразу же заинтересовался Хмель.
   – Очень часто, что и каждые, – подтвердил Жора. – А потом еще сверхурочные. Бывает, так увлекутся, что про работу забывают, гоняют по лесу и в понедельник, и во вторник. Пока соляру, в общем, не сожгут.
   Десять тысяч за уик-энд. Сорок тысяч в месяц. Плюс сверхурочные.
   – Я согласен, – сказал Хмель.
   – А куда тебе, засранцу, деваться, – пожал плечами Жора, и его огромное тело пришло в движение, заколыхалось. – Звони своим, скажи, что будешь занят. Мобильник есть у тебя?
   – Есть. Только там нули, – признался Хмель. – Да и вообще мне некому звонить.
   – Родители? – подсказал Жора.
   – Нет у меня родителей.
   – Сирота, что ли?
   – Да.
   – Это хорошо, – сказал невозмутимо Жора.
   Вот урод!
* * *
   Зато пацаны на Жору классные работали. Серега и Виталик. Им Жора поручил Хмеля ввести в курс дела. Они было начали информацию сливать, а Виталик при этом чипсами хрустел и вдруг обнаружил, какими глазами Хмель на него смотрит.
   – Будешь? – с готовностью чипсы предложил.
   Хмель, ясное дело, не отказался.
   – Да ты голодный! – определил Виталик.
   И они с Серегой в два счета накрыли для Хмеля поляну: картофельное пюре быстрого приготовления, тушенка, свежие овощи и водка. Водки было много. То есть Хмель, конечно, справился бы, если бы не был таким голодным. А так его быстро разобрало. Он стремительно хмелел, и с каждой минутой ему его новая работа нравилась все больше и больше. И когда он уже совсем счастливым стал – отключился.
* * *
   В себя Хмель пришел оттого, что его вдруг швырнуло, и он впечатался головой во что-то очень твердое. Он замычал и попытался подняться, но тут его швырнуло опять.
   – Гляди, очухался! – произнес мужской голос.
   Хмель хотел посмотреть, кто это говорит, но ничего увидеть не смог – глаза будто пелена какая-то закрывала. Провел ладонью по лицу. Липкое.
   – Кровь! – сказал тот же мужской голос. – Смотри, он лоб себе расфигачил. Останови!
   Тряска прекратилась. Распахнулась дверь машины, Хмеля выдернули из салона, поставили на твердую землю, плеснули водой в лицо.
   Это были Виталик и Серега.
   – Мы где? – пьяно изумился Хмель.
   Было чему.
   Пьянствовать начинали в московском офисе, где сплошь подвесные потолки да компьютеры, а очнулся Хмель в каком-то лесу, где и дороги нормальной нет, жижа под ногами чавкает, а лес под сереющим вечерним небом выглядит так пугающе, что человеку городскому сразу хочется вернуться в цивилизацию, да только где она теперь, цивилизация?
   Хмель вертел головой.
   – Куда вы меня завезли?
   – Уже недалеко, – сказал Виталик. – Километров семь.
   – А что там будет? – спросил Хмель.
   – Водка и бабы, – засмеялся Виталик.
   У Хмеля после выпитого раскалывалась голова. Он поморщился и пробормотал страдальчески:
   – Жуть какая!
   А Виталик не понял, о чем речь, решил, что это окружающая обстановка на Хмеля такое впечатление произвела, и поддакнул:
   – Да, места глухие. Я сам страху натерпелся в первый раз. Да и сейчас не очень-то привык.
* * *
   Намеченные семь километров они преодолели за час. Дорога превратилась в одну нескончаемую лужу. «УАЗ» справлялся, но сидевший за рулем Сергей осторожничал, и машина едва ползла по жиже.
   – Дальше там посуше, – вводил Хмеля в курс дела Виталик. – Но ты все равно, когда за тобой гоняться будут, поосторожнее. Через лужу захочешь проскочить, газанешь посильнее, а под водой пенек, допустим. Редуктором ударишься или картером – все, загораешь. А ремонт за твой счет, между прочим.
   – Мы так не договаривались! – запротестовал Хмель.
   – Теперь поздно договариваться, – ответил на это Виталик. – Если не устраивает что-то, можешь из машины выходить и назад пешком топать.
   Непонятно было, он так шутит или говорит всерьез. Хмелю показалось, что никакая это не шутка.
* * *
   Жилье открылось взгляду внезапно. Грязная река дороги вынесла машину к черной деревянной избе. Только когда Сергей погасил фары, в сомкнувшейся непроглядной темноте за крохотными оконцами проявился призрачный тусклый свет. Бесновался снаружи невидимый пес. Бросался с лаем на машину, отчего «УАЗ» колыхался, и Хмель подумал, что собачка тут немаленькая проживает.
   Сергей включил освещение салона, и при тусклом свете лампочки, прикрытой замызганным плафоном, Хмель рядом со своим лицом, за стеклом, увидел клыкастую мокрую жадную пасть разъяренного пса. Отшатнулся в страхе. Виталик засмеялся.
   – Ты не выходи, – посоветовал он. – Пока хозяева его не уберут. Злющий кобель.
   Пришел хозяин, древний бородатый дед. Пса увел. Было слышно, как тот теперь беснуется взаперти.
   Только тогда пассажиры «УАЗа» выбрались наружу. Хмель вдыхал сырой прохладный воздух. Чувствовал он себя мерзко.
   Какого черта он тут делает?
   Зачем ввязался?
* * *
   На затерянном в лесу хуторе жила стариковская пара, муж с женой, а третьей обитательницей деревянной избушки оказалась девчонка неполных лет двадцати. Одета она была в застиранное платьице, из которого выросла давным-давно, так что мало оно что прикрывало, и Хмель, пребывая в разобранном состоянии после пьянки и дальней выматывающей душу дороги, вдруг очнулся и к девице этой стал присматриваться с интересом. Она же прятала глаза, когда накрывала на стол, старалась взглядами ни с кем не встречаться, но пару раз покосилась украдкой на Хмеля. Он это заметил и приободрился. Еще познакомятся поближе. Вон ляжки у нее какие. Все на виду. Не прячет. Будет толк.
   Виталик и Серега чувствовали себя здесь как дома. Не впервой. Считай, что свои. Перенесли из машины закупленные в Москве продукты. Практически все, как выяснилось, предназначалось лесным жителям.
   Старуха наблюдала за происходящим молча и, как показалось Хмелю, с настороженностью. А дед поблагодарил за гостинцы, сказав степенно «Благодарствуйте!», ушел в другую комнату и не появлялся оттуда, пока не пришло время за стол садиться.
   Электрического освещения в доме не было. Огонь в печи да керосиновая лампа на столе. Метались по стенам причудливые тени.
* * *
   Когда сели за стол, девица оказалась напротив Хмеля. Он буравил ее дерзким бесстыжим взглядом. Она прятала глаза и чувствовала себя неловко.
   – Дождей не было, – сказал старик.
   Хмель отвлекся от своей жертвы, оставив ее ненадолго в покое.
   – Так что машина пройдет, – продолжал хозяин.
   – А воды откуда столько? – не понял Хмель. – Мы же плыли, а не ехали.
   – Тут всегда так, – сказал старик, не глядя на Хмеля. – Болота. Сырые у нас места. Гиблые.
   Что-то почудилось Хмелю в его словах. Посмотрел на старика внимательно, будто ожидал пояснений. Но тут Виталик толкнул Хмеля под локоть:
   – Ты поднимай! Тебе лечиться надо!
   У всех уже была налита водка. А Хмель не против. Клин вышибают клином. Красивая, кстати, фраза.
   Он вдруг вспомнил свое недавнее увольнение и поразился, насколько далеко оказался теперь от тех событий. И географически. И в мыслях.
   Выпил водку и закусил шибающим уксусом салатом из консервной банки.
   Пошел он к черту, этот босс. И Ксюха. И все, все, все.
   – Налей-ка еще! – попросил Хмель. – Между первой и второй перерывчик небольшой!
   Он с прежним бесстыдством посмотрел на сидевшую напротив девушку.
   – Дождей до следующей недели не будет, – сказал старик.
   – Прогноз такой? – спросил Виталик.
   – Я сам себе прогноз, – ответил сумрачный старик.
   Хмель гипнотизировал девушку взглядом. И пропустил момент, когда старик, не примеряясь долго, врезал ему по лбу железной тяжеленной ложкой. Хмель охнул.
   – Не пялься, – сказал старик, не глядя на него. – Не люблю.
* * *
   Утром Хмель нащупал на лбу здоровенную шишку. Провел рукой случайно, зацепил – мамочки мои, какой кошмар.
   Он лежал в той самой комнате, где накануне трапезничали, на плоском, как ящик, сундуке, заваленном старым провонявшим тряпьем. Сквозь грязные окошки едва пробивался призрачный утренний свет. Хмель приподнялся на локте и осмотрелся. Никого здесь больше не было. Он встал, проковылял к ведущей из дома двери, миновал темные сени со стойким запахом плесени и оказался на покосившемся крыльце без перил.
   Лес утонул в густом тумане. Туман был серый, как разбавленное водой молоко. Ближайшие к дому деревья проступали из этой серости неотчетливо. Хмель мрачно озирался по сторонам. И обнаружил, что машины нет. Той самой, на которой они приехали вчера. И Сереги с Виталиком тоже нет. А ведь накануне спать в одной комнате ложились.
   Встревоженный Хмель спустился с крыльца. Вот следы на сырой земле, тут машина их стояла.
   Обернулся и увидел девушку. За углом дома она чистила картошку, зябко кутаясь в стеганый жилет. И никого не было вокруг. Хмель подошел.