Страница:
Об этом я никогда не говорил Борису Евгеньевичу, обсуждали разные проблемы – от сугубо научных и технических до личных… Кстати, я был поражен памятью Б. Е.! Однажды собирался я в Киев, но уехать не смог – заболела жена. Потом, через полгода, встречаемся с Б. Е., я напоминаю о том, что не смог приехать из-за болезни. «Не вашей, а жены», – уточнил Патон, и я понял, насколько чуткая у него память: до крошечных деталей, до самых ничтожных, казалось бы, мелочей. Впрочем, наверное, не смог бы Б. Е. Патон полвека руководить Академией, если бы терялось в его памяти даже самое ничтожное… И в этом качестве каждому из нас он дает «фору», что констатирую с удовольствием, потому что не могу не восхищаться этим!
Но возвращаюсь «к душе».
Я долго получал удовольствие, когда писал документальную повесть «Эверест по имени Патон». Мы беседовали с Борисом Евгеньевичем, обсуждали разные проблемы, вспоминали прошлое, в том числе и общее. Так случилось, но впервые мы встретились как раз полвека назад, когда Патон возглавил Академию наук Украины. В то время я работал в отделе науки «Комсомольской правды», и понятно, обойтись без ученых Украины просто не мог, что и приводило к частым поездкам в Киев, Днепропетровск, Харьков и, конечно же, в Евпаторию и Симферополь, где находились Центры дальней космической связи и Центр управления полетами. А потом, когда я перешел работать в отдел науки «Правды», контакты только укрепились и развивались.
Общая беда – Чернобыль – не только укрепила отношения, но превратила нас в людей очень близких, так как мы понимаем, что надо делать все возможное (и невозможное тоже!), чтобы справиться с ней. А сделать это можно только совместными усилиями.
В общем, многое мы пережили вместе, и даже те границы, что жизнь попыталась возвести между нашими народами, не пролегли между нами. Они просто невозможны, и на примере Б.Е. Патона это особенно четко видно, хотя политики, как известно, и отличаются слепотой. Но это только им присущая черта, хотя за их ошибки приходится расплачиваться всем нам. Впрочем, не будем о плохом – время все расставляет на свои места…
Итак, повесть «Эверест по имени Патон». Хочу привести небольшие фрагменты из нее, которые позволяют понять, почему я преклоняюсь перед Борисом Евгеньевичем и как перед человеком, и как Ученым.
Судьба Патонов – это величие и трагедии минувшего века. Достижений много, все и не перечесть. Да и надо ли?! Есть главное – верность Отчизне, совесть эпохи. И надежда на будущее связана с теми же звонкими и чистыми именами.
«Я спросил Бориса Евгеньевича:
– Кто вы? Что значится в паспорте?
– Русский.
– И ваши „борцы за независимость“ с этим смирились?
– А что им остается? Брат же был „украинцем“. Паспортистка так ему написала, ну а он не возражал – в то время это не имело никакого значения. С этой записью он и умер. Мне же записали „русский“, вот и получилось при одном отце и одной матери один брат – русский, а второй – украинец.
– И за это вас в начале 90-х годов критиковали?
– Эти „шароварщики“ изгалялись надо мной как могли! И особенно упрекали за то, что мы используем русский язык. Пришлось выступать на сессии Верховного Совета. Я сказал, что наука интернациональна. И как же на меня обрушились, мол, как могу так говорить – ведь наука национальна! Да. Я им отвечаю: ест языкознание, литература, и это – национальная наука. А потом спрашиваю их об естественных науках и прошу показать мне русскую и украинскую таблицу умножения. В общем, в то время атаковали меня отчаянно…
– Но вы ведь крепкий человек, вас же согнуть невозможно!
– Они об этом не знали. Меня многие спрашивают об одном. Я с 53-го года работаю директором Института электросварки, а с 62-го года президентом Академии. Так вот, спрашивают: как же это так, что при всех советских вождях я оставался на своих должностях? А ответ простой: я работал. Вместе, конечно, со своим коллективом. И вожди понимали, что я вреда им не приношу, а польза большая. Если же меня куда-то выгнать, то дело развалится.
– Наука – это все-таки мощь государства?
– Нет науки, нет государства. Об этом руководители любят говорить, но очень мало делают для укрепления и развития науки».
И еще один фрагмент из моей повести. В середине 70-х в Москве пошли слухи, что новым президентом Академии наук СССР станет академик Патон, мол, и кабинет для него уже подготовили, и место для строительств института подобрали. Слухи были упорными, но такое назначение не случилось. Почему? Об этом я узнал лишь много лет спустя, когда вновь заговорили с Борисом Евгеньевичем о прошлом.
«В Москве президентом Академии наук СССР стал Мстислав Всеволодович Келдыш, а вас избрали президентом здесь. Требовалось реформировать науку в стране?
Этого хотел Хрущев. Но избрание Келдыша – это знамение времени. Он был выдающимся математиком, его вклад в космос, в авиацию, в атомную проблему огромен. И именно такого масштаба ученый должен был возглавить Академию, которой по праву принадлежали эти выдающиеся достижения. Власти нужен был такой президент Академии. Я тоже принадлежал к „технарям“, да и Хрущев хорошо относился к моему отцу – это тоже, наверное, сыграло свою роль.
– У власти к вам и к Келдышу было полное доверие?
– Конечно.
– Помогало вам это?
– Безусловно. Во многом это определяло отношение власти к науке. И к нам прислушивались. „Сильные мира сего“ иногда вынуждены были отступать…
– Не очень в это верится!
– Тем не менее. К примеру, был такой случай со мной. Речь идет о назначении президентом Академии наук СССР. Как известно, Келдыш попросил освободить его от этой должности…
– Он заболел?
– У него начались неприятности с сосудами. Его оперировал знаменитый Дейбеки. Я к нему приезжал в „Кремневку“. Келдыш был страшно доволен, что эта операция прошла. Он думал, что у него опухоль. Но ее не оказалось. Во время операции произошла казусная ситуация. Располосовали Келдыша, и Дейбеки обнаружил камни в желчном пузыре. Он говорит Чазову, мол, надо удалять. Но тому обязательно нужно это согласовать с начальством, сам принять решение он не может. Чазов побежал согласовывать. Ну а Дейбеки ждать не стал, вырезал он желчный пузырь… Минут через двадцать прибегает Чазов и сообщает, что удалять желчный пузырь можно! Дейбеки усмехнулся: он все понимал и тут же успокоил Чазова, что он сам принял решение и давно уже сделал это… Поставили Келдышу шунт. Все было хорошо, но недолго. Это как ржавчина. Ее удалишь в одном месте, но она обязательно появится в другом. Эта „ржавчина“ появилась у Келдыша в сосудах головного мозга, и тут уже никто ничего сделать не мог… Он начал плохо себя чувствовать, работать, как прежде не мог, а потому твердо решил уйти с поста президента Академии наук СССР. Перед 1 Мая меня вызывает к себе Щербицкий. Ему звонил Суслов, который сказал, что есть мнение о назначении меня президентом Академии наук СССР. Мол, это просьба Генерального секретаря. Естественно, я согласиться не мог. В Киеве у меня институт, всю жизнь я здесь живу, тут Академия наук, где я уже тринадцать лет президентом…
– В Киеве привычней?
– Конечно. Может быть, масштабы иные, чем в Москве, но мне вполне было достаточно. В общем, я твердо решил отказаться и поехал на прием к Суслову. Он мне говорит: ЦК партии, Брежнев и он считают, что мне нужно переезжать в Москву и заменить Келдыша, который очень болен. Я ему говорю об институте, о своей работе. Он перебивает: „Для вас мы здесь институт организуем!“ Я ему объясняю, что Институт сварки работает с 1934 года и заменить его невозможно… Он упрямый, настаивает на своем. И тут я вскипел: „Михаил Андреевич, на такой пост палкой не загоняют!“ Он удивился дерзости, мне показалось, что такого сопротивления он не ожидал. В общем, отпустил он меня… И я сразу же поехал к Келдышу. Он мне сказал, что он как раз и предложил две кандидатуры – меня и Александрова. Но Анатолию Петровичу тогда уже было за семьдесят, я его моложе на 15 лет. Я говорю Мстиславу Всеволодовичу: „Не надо придуриваться, вы прекрасный президент. Подлечитесь немного, приезжайте к нам отдохнуть…“ И тут он мне говорит: „Борис Евгеньевич, я не могу поехать в Киев!“ Я в ответ: „Почему?“ И вдруг слышу от него: „У меня и рубашки нету, и брюк…“ И тут я понял, что у него в голове начались необратимые явления – память начала пропадать. И еще его взгляд меня удивил: он смотрел куда-то внутрь себя, мимо, и опустошенно… Этот взгляд я запомнил на всю жизнь…
– Так назначение и не состоялось?
– Больше меня не вызывали. А „дед“ – Анатолий Петрович Александров – свое согласие дал. Он был хорошим, достойным президентом Академии. Очень прогрессивный человек, многое сделал для страны.
– Чернобыль его потряс…
– Эта трагедия, и в это же время умирает его жена. Сразу все несчастия обрушились на него. И оправиться от этих бед он уже не смог… Мстислав Всеволодович Келдыш и Анатолий Петрович Александров – два выдающихся президента Академии наук СССР, с которыми я работал и дружил».
…Мы помним только лучшее, что было в жизни. И сразу вспоминаем о тех мгновениях, которые определили нашу судьбу. Конечно же, это встречи с необыкновенными людьми, с которыми нам выпало счастье жить в одно время. Мне повезло: я встречался со многими великими людьми второй половины XX века и нынешнего времени. Одним из первых я всегда называю Бориса Евгеньевича Патона. И мои собеседники неизменно завидуют мне, что мне выпало такое счастье.
Когда Б. Е. Патону исполнилось 90 лет, «Правда» посвятила ему очерк. Так было, когда ученый отмечал свое 60-летие, 70-летие и 80-летие. Хорошо, что коллектив хранит традиции.
Несколько лет я не был в «Правде». Почему-то не звали. Но потом вдруг звонит главный редактор, просит подготовить материал к 100-летию со дня рождения Сергея Павловича Королева. Конечно же, я написал. Вышла полоса. Потом были юбилеи полета Юрия Гагарина, Германа Титова. И 100-летие со дня рождения Михаила Кузьмича Янгеля.
«Правда» оказалась единственным изданием, кто достойно отметил эти даты. Остальные газеты не дали ни строки. Неужели уже некому вспомнить наших великих современников?! Или у всех такая короткая память?!
ПРИШЛА ЛИ ЭПОХА КАТАСТРОФ?
МОНОЛОГ О НАУКЕ
Но возвращаюсь «к душе».
Я долго получал удовольствие, когда писал документальную повесть «Эверест по имени Патон». Мы беседовали с Борисом Евгеньевичем, обсуждали разные проблемы, вспоминали прошлое, в том числе и общее. Так случилось, но впервые мы встретились как раз полвека назад, когда Патон возглавил Академию наук Украины. В то время я работал в отделе науки «Комсомольской правды», и понятно, обойтись без ученых Украины просто не мог, что и приводило к частым поездкам в Киев, Днепропетровск, Харьков и, конечно же, в Евпаторию и Симферополь, где находились Центры дальней космической связи и Центр управления полетами. А потом, когда я перешел работать в отдел науки «Правды», контакты только укрепились и развивались.
Общая беда – Чернобыль – не только укрепила отношения, но превратила нас в людей очень близких, так как мы понимаем, что надо делать все возможное (и невозможное тоже!), чтобы справиться с ней. А сделать это можно только совместными усилиями.
В общем, многое мы пережили вместе, и даже те границы, что жизнь попыталась возвести между нашими народами, не пролегли между нами. Они просто невозможны, и на примере Б.Е. Патона это особенно четко видно, хотя политики, как известно, и отличаются слепотой. Но это только им присущая черта, хотя за их ошибки приходится расплачиваться всем нам. Впрочем, не будем о плохом – время все расставляет на свои места…
Итак, повесть «Эверест по имени Патон». Хочу привести небольшие фрагменты из нее, которые позволяют понять, почему я преклоняюсь перед Борисом Евгеньевичем и как перед человеком, и как Ученым.
Судьба Патонов – это величие и трагедии минувшего века. Достижений много, все и не перечесть. Да и надо ли?! Есть главное – верность Отчизне, совесть эпохи. И надежда на будущее связана с теми же звонкими и чистыми именами.
«Я спросил Бориса Евгеньевича:
– Кто вы? Что значится в паспорте?
– Русский.
– И ваши „борцы за независимость“ с этим смирились?
– А что им остается? Брат же был „украинцем“. Паспортистка так ему написала, ну а он не возражал – в то время это не имело никакого значения. С этой записью он и умер. Мне же записали „русский“, вот и получилось при одном отце и одной матери один брат – русский, а второй – украинец.
– И за это вас в начале 90-х годов критиковали?
– Эти „шароварщики“ изгалялись надо мной как могли! И особенно упрекали за то, что мы используем русский язык. Пришлось выступать на сессии Верховного Совета. Я сказал, что наука интернациональна. И как же на меня обрушились, мол, как могу так говорить – ведь наука национальна! Да. Я им отвечаю: ест языкознание, литература, и это – национальная наука. А потом спрашиваю их об естественных науках и прошу показать мне русскую и украинскую таблицу умножения. В общем, в то время атаковали меня отчаянно…
– Но вы ведь крепкий человек, вас же согнуть невозможно!
– Они об этом не знали. Меня многие спрашивают об одном. Я с 53-го года работаю директором Института электросварки, а с 62-го года президентом Академии. Так вот, спрашивают: как же это так, что при всех советских вождях я оставался на своих должностях? А ответ простой: я работал. Вместе, конечно, со своим коллективом. И вожди понимали, что я вреда им не приношу, а польза большая. Если же меня куда-то выгнать, то дело развалится.
– Наука – это все-таки мощь государства?
– Нет науки, нет государства. Об этом руководители любят говорить, но очень мало делают для укрепления и развития науки».
И еще один фрагмент из моей повести. В середине 70-х в Москве пошли слухи, что новым президентом Академии наук СССР станет академик Патон, мол, и кабинет для него уже подготовили, и место для строительств института подобрали. Слухи были упорными, но такое назначение не случилось. Почему? Об этом я узнал лишь много лет спустя, когда вновь заговорили с Борисом Евгеньевичем о прошлом.
«В Москве президентом Академии наук СССР стал Мстислав Всеволодович Келдыш, а вас избрали президентом здесь. Требовалось реформировать науку в стране?
Этого хотел Хрущев. Но избрание Келдыша – это знамение времени. Он был выдающимся математиком, его вклад в космос, в авиацию, в атомную проблему огромен. И именно такого масштаба ученый должен был возглавить Академию, которой по праву принадлежали эти выдающиеся достижения. Власти нужен был такой президент Академии. Я тоже принадлежал к „технарям“, да и Хрущев хорошо относился к моему отцу – это тоже, наверное, сыграло свою роль.
– У власти к вам и к Келдышу было полное доверие?
– Конечно.
– Помогало вам это?
– Безусловно. Во многом это определяло отношение власти к науке. И к нам прислушивались. „Сильные мира сего“ иногда вынуждены были отступать…
– Не очень в это верится!
– Тем не менее. К примеру, был такой случай со мной. Речь идет о назначении президентом Академии наук СССР. Как известно, Келдыш попросил освободить его от этой должности…
– Он заболел?
– У него начались неприятности с сосудами. Его оперировал знаменитый Дейбеки. Я к нему приезжал в „Кремневку“. Келдыш был страшно доволен, что эта операция прошла. Он думал, что у него опухоль. Но ее не оказалось. Во время операции произошла казусная ситуация. Располосовали Келдыша, и Дейбеки обнаружил камни в желчном пузыре. Он говорит Чазову, мол, надо удалять. Но тому обязательно нужно это согласовать с начальством, сам принять решение он не может. Чазов побежал согласовывать. Ну а Дейбеки ждать не стал, вырезал он желчный пузырь… Минут через двадцать прибегает Чазов и сообщает, что удалять желчный пузырь можно! Дейбеки усмехнулся: он все понимал и тут же успокоил Чазова, что он сам принял решение и давно уже сделал это… Поставили Келдышу шунт. Все было хорошо, но недолго. Это как ржавчина. Ее удалишь в одном месте, но она обязательно появится в другом. Эта „ржавчина“ появилась у Келдыша в сосудах головного мозга, и тут уже никто ничего сделать не мог… Он начал плохо себя чувствовать, работать, как прежде не мог, а потому твердо решил уйти с поста президента Академии наук СССР. Перед 1 Мая меня вызывает к себе Щербицкий. Ему звонил Суслов, который сказал, что есть мнение о назначении меня президентом Академии наук СССР. Мол, это просьба Генерального секретаря. Естественно, я согласиться не мог. В Киеве у меня институт, всю жизнь я здесь живу, тут Академия наук, где я уже тринадцать лет президентом…
– В Киеве привычней?
– Конечно. Может быть, масштабы иные, чем в Москве, но мне вполне было достаточно. В общем, я твердо решил отказаться и поехал на прием к Суслову. Он мне говорит: ЦК партии, Брежнев и он считают, что мне нужно переезжать в Москву и заменить Келдыша, который очень болен. Я ему говорю об институте, о своей работе. Он перебивает: „Для вас мы здесь институт организуем!“ Я ему объясняю, что Институт сварки работает с 1934 года и заменить его невозможно… Он упрямый, настаивает на своем. И тут я вскипел: „Михаил Андреевич, на такой пост палкой не загоняют!“ Он удивился дерзости, мне показалось, что такого сопротивления он не ожидал. В общем, отпустил он меня… И я сразу же поехал к Келдышу. Он мне сказал, что он как раз и предложил две кандидатуры – меня и Александрова. Но Анатолию Петровичу тогда уже было за семьдесят, я его моложе на 15 лет. Я говорю Мстиславу Всеволодовичу: „Не надо придуриваться, вы прекрасный президент. Подлечитесь немного, приезжайте к нам отдохнуть…“ И тут он мне говорит: „Борис Евгеньевич, я не могу поехать в Киев!“ Я в ответ: „Почему?“ И вдруг слышу от него: „У меня и рубашки нету, и брюк…“ И тут я понял, что у него в голове начались необратимые явления – память начала пропадать. И еще его взгляд меня удивил: он смотрел куда-то внутрь себя, мимо, и опустошенно… Этот взгляд я запомнил на всю жизнь…
– Так назначение и не состоялось?
– Больше меня не вызывали. А „дед“ – Анатолий Петрович Александров – свое согласие дал. Он был хорошим, достойным президентом Академии. Очень прогрессивный человек, многое сделал для страны.
– Чернобыль его потряс…
– Эта трагедия, и в это же время умирает его жена. Сразу все несчастия обрушились на него. И оправиться от этих бед он уже не смог… Мстислав Всеволодович Келдыш и Анатолий Петрович Александров – два выдающихся президента Академии наук СССР, с которыми я работал и дружил».
…Мы помним только лучшее, что было в жизни. И сразу вспоминаем о тех мгновениях, которые определили нашу судьбу. Конечно же, это встречи с необыкновенными людьми, с которыми нам выпало счастье жить в одно время. Мне повезло: я встречался со многими великими людьми второй половины XX века и нынешнего времени. Одним из первых я всегда называю Бориса Евгеньевича Патона. И мои собеседники неизменно завидуют мне, что мне выпало такое счастье.
Когда Б. Е. Патону исполнилось 90 лет, «Правда» посвятила ему очерк. Так было, когда ученый отмечал свое 60-летие, 70-летие и 80-летие. Хорошо, что коллектив хранит традиции.
Несколько лет я не был в «Правде». Почему-то не звали. Но потом вдруг звонит главный редактор, просит подготовить материал к 100-летию со дня рождения Сергея Павловича Королева. Конечно же, я написал. Вышла полоса. Потом были юбилеи полета Юрия Гагарина, Германа Титова. И 100-летие со дня рождения Михаила Кузьмича Янгеля.
«Правда» оказалась единственным изданием, кто достойно отметил эти даты. Остальные газеты не дали ни строки. Неужели уже некому вспомнить наших великих современников?! Или у всех такая короткая память?!
ПРИШЛА ЛИ ЭПОХА КАТАСТРОФ?
Академик Ю. А. Израэль – старинный друг «Правды». Особенно мы сблизились после событий в Чернобыле. Тогда удалось опубликовать на страницах газеты карту радиоактивного заражения всех районов, пострадавших во время атомной аварии. Конечно, с точки зрения журналистики публикация стала первоклассной сенсацией, и о ней сообщили во всем мире.
Авторитет академика признавали при каждой власти. Не стал исключением и президент В.В. Путин. Он принял предложение Израэля провести именно в Москве Всемирную конференцию по изменению климата. Главы «восьмерки», конечно же, сразу согласились.
Юрий Антониевич попросил меня войти в оргкомитет Конференции.
– Кого буду представлять? – спросил я.
Вопрос я задал не случайно: был на пенсии, нигде не служил.
– «Правду», – сказал академик.
– Она нынче не столь на слуху, как в прошлом, – заметил я.
– «Правда» всегда останется «Правдой»! – категорически заявил ученый.
На Конференции мне довелось встречаться со многими учеными и специалистами других стран. Я убедился, что Юрий Антониевич прав. Оказывается, у них более «долгая память» – они не разбрасываются прошлым, как подчас это делается в нашей стране.
Ну а теперь несколько слов о самой конференции. К сожалению, в самой газете материал был сокращен…
Начало октября в Москве стало убедительной иллюстрацией к выводу ученых о том, что на нашей планете стало гораздо теплее, чем раньше. Температура в столице была градусов на шесть-семь выше обычной, и это дало повод участникам Всемирной конференции по изменению климата для многочисленных шуток, смысл которых неизменно сводился к тому, что «скоро пальмовые рощи вытеснят московские парки». Однако отечественные березки гораздо дороже, а потому в докладах ученых, во время многочисленных дискуссий я искал убедительные аргументы и достоверные факты, которые позволили бы ответить на вопрос: «Наступила ли на планете эпоха катастроф?»
А потом на Москву обрушились ураганы. Штормовые предупреждения звучали столь часто, будто Бискайский залив появился у нас под боком. Что же происходит в природе и есть ли основания для паники?
В последние годы нагнетание страха происходит столь стремительно, что даже дети начинают играть в спасателей и в бойцов МЧС. По популярности эти профессии затмили космонавтов, летчиков, футболистов, банкиров и даже олигархов. Сам по себе этот факт свидетельствует не только о страхе перед катастрофами, но и об их неизбежности. Но так ли это в действительности?
Сценарии будущего, которые рисуют некоторые ученые, способны поразить не только детское воображение! В них представлены столь ужасающие картины, что не испугаться просто невозможно. К примеру, одна из моделей климата будущего такая: из-за потепления льды Гренландии и Антарктики начинают стремительно таять – уровень Мирового океана резко подниматься, и под водой оказывается не только Европа и часть Африки, но и почти вся Азия. И только отдельные горы возвышаются над водной гладью. Знакомая картина, не правда ли?! Значит, нас ждет очередной всемирный потоп?
Другие модели кажутся уже более «мягкими». Потепление увеличивает испарение Океана, мощные облака закрывают всю планету, постепенно состав атмосферы изменяется, и она начинает напоминать венерианскую. Это высокие температуры и давления – жить в таких условиях ни растения, ни животные не могут…
Впрочем, тут же ученые вполне убедительно доказывают, что нам следует брать пример не с Венеры, а с Марса. Мол, именно такой предстоит стать Земле – пустынной, обезвоженной и очень холодной. Ну а всему живому предстоит укрыться в глубинах Марса и там затаиться, чтобы пришельцы с других планет и иных миров не смогли сразу найти, иначе никакой интриги, а следовательно, и страсти к дальним путешествиям у них не будет.
Но оставим в стороне столь «экзотические модели» – они скорее принадлежат фантастам, а не ученым. Последние, кстати, тоже любят предаваться прогнозированию, но делают это все же осторожно, понимая, что экспериментальная база явно недостаточна.
На Всемирной конференции несколько десятков докладов и сообщений было посвящено изменению климата на территории России. Предполагалось, что температура будет повышаться. Что же случится тогда на необъятных просторах нашей Родины?
Сначала о положительном эффекте. В некоторых северных районах продуктивность сельского хозяйства немного повысится, зимы не станут столь суровыми, что позволит сэкономить на топливе, расширится площадь лесов. Вот, пожалуй, и все преимущества от изменения климата. А вот бед оно, по мнению экспертов, принесет множество.
Во-первых, произойдут сильные изменения в Арктике. Могут исчезнуть экосистемы тундры.
Во-вторых, сооружения, построенные на вечной мерзлоте, исчезнут. Это не только нефте– и газопроводы, но и даже целые города и поселки.
В-третьих, прибрежные зоны океанов будут затоплены, в дельтах рек поднимется уровень воды, лучшие земельные угодья будут уничтожены…
В-четвертых, южные районы России – Краснодарский край и Ставрополье – попадают в зону засух. Хлебные житницы России перестанут существовать.
В-пятых, изменятся очертания искусственных водохранилищ, озер и всех водоемов, что вызовет кризис в снабжении питьевой водой больших и малых городов.
И так далее, и так далее…
Даже здоровье населения окажется под угрозой. Те же малярийные комары переселятся в северные районы, они будут чаще кусать людей, потому что в жару становятся более агрессивными. Увеличится количество раковых заболеваний кожи из-за увеличения солнечной радиации. В Москве возрастет смертность, так как повысится влажность и летняя температура, а мы привыкли к более суровому климату…
Почему такой суровый приговор вынесен международными экспертами именно России?
Дело в том, что они убеждены, что потепление на Земле в первую очередь коснется нашей страны. Если в тропиках, к примеру, температура повысится на три градуса, то в России – в два раза больше!
Доктор М. Оппенгеймер из Принстонского университета (США), подытоживая мнения большинства международных экспертов, утверждает: «Климат будет продолжать меняться и глобальное потепление не остановить. Если некоторые регионы и выиграют от потепления в первый период, то через несколько лет баланс температур снова изменится. В долгосрочной перспективе все без исключения регионы пострадают. Даже если в некоторых районах России климат станет мягче, то есть „улучшится“ с точки зрения местных жителей, все равно для других стран и регионов это не будет оптимальным решением. Поэтому все страны должны действовать совместно, чтобы найти взаимоприемлемое, взаимовыгодное решение. Отдельные государства все равно не получат никаких преимуществ от потепления, если весь остальной мир страдает. Мы живем в век глобализации. Российская экономика тоже интегрируется в мировой рынок, поэтому то, что не выгодно для всего мира, не может быть выгодно для России».
Неплохо звучит, не правда ли? Особенно если учитывать: это мнение американца, гражданина страны, президент которой заявил, что «национальные интересы США вступают в противоречие с подобными выводами ученых».
Почему же Америке выгодно то, что не выгодно остальному миру?
И в данный момент разумнее согласиться с ней, потому что вывод о потеплении на планете не базируется на данных серьезной науки. Более того, никто из серьезных ученых и крупных научных центров не может сегодня утверждать, что процесс потепления будет нарастать!
Предсказывать будущее способны только пророки, то есть гении, и «мужчины легкого поведения от науки». Последнее выражение принадлежит Нобелевскому лауреату по физике, и сказано оно было по поводу новых теорий мироздания, но, мне кажется, оно применимо и к тем, кто делает вид, что занимается климатологией. С гениями, как обычно, трудновато, на научном небосклоне сейчас их не особенно видно, а вот вторая категория представлена в современном мире щедро. Были они и на Всемирной конференции по изменению климата. Их суть проявилась отчетливо, когда речь зашла о научных обоснованиях того, что утверждается. В частности, о глобальном потеплении, что неизбежно ввергнет планету в «эпоху катастроф».
За ошибки приходится платить очень дорого.
Одна из них случилась на нашем веку, и мы помним о ней хорошо. Тогда речь шла опять-таки о выживании планеты, о здоровье людей, об объединении государств и народов.
Над планетой была обнаружена гигантская «озоновая дыра»! Серия драматических конференций прокатилась по разным странам. Экраны телевизоров, страницы газет, статьи журналов – все кричало о «конце света», так как сквозь «дыру» в атмосфере на человечество обрушится поток ультрафиолета, испепеляющего все живое. Срочно в Вене собрались «специалисты по озоновым дырам» (большинство из них теперь занимается климатом!), и была принята Конвенция об охране озонового слоя. А вскоре – в 1987 году был принят Монреальский протокол по веществам, разрушающим озоновый слой. Согласно этому документу главным виновником были признаны фреоны, и они были немедленно запрещены.
И что в результате?
Озоновая дыра исчезла сама по себе, без участия человека. Фреоновая промышленность практически уничтожена. Убытки в России, которая добровольно подписалась под Монреальским протоколом, составили более полмиллиарда долларов. И вместо безвредных для здоровья человека фреонов начали использоваться опасные вещества.
Сейчас уже ясно, что в середине 80-х годов ситуацией воспользовались крупные фирмы, которые ради собственной выгоды и уничтожения конкурентов проблему озоновой дыры раздули до вселенской катастрофы. Коммерция и бизнес использовали науку и ученых так, как им это было нужно.
Слишком похожая ситуация развивается и вокруг Киотского протокола! Теперь на «скамье подсудимых» – углекислый газ. Он признан виновным в том, что температура на планете возрастает. А значит, надо энергетику и природные ресурсы – газ, нефть и уголь – каждой страны поставить под жесткий международный контроль, то есть по сути под контроль крупных корпораций.
В Голливуде, как известно, после успеха фильма немедленно появляется множество сценариев, копирующих его. Это эффект «черной дыры», в ней исчезает творчество и искусство, а появляются лишь призраки. Аналогичная ситуация, к сожалению, сегодня присуща тем направлениям науки, которые хоть чуть-чуть связаны с климатом. Здесь слишком много призраков, которые пытаются закрыть истину.
Академик Кирилл Кондратьев убежден, что по изменению климата научные данные слишком скудные, чтобы можно было создать хорошие численные модели. А те, что появляются, по мнению ученого, никакого отношения к подлинной науке не имеют, так как появляются по специальным заказам корпораций или международных организаций.
Какова же природа колебаний температуры, которые регулярно происходят на Земле?
Причины разные. К примеру, три с половиной тысячи лет назад произошло мощное извержение вулкана Санторини. И сразу же температура резко понизилась – в небе образовался экран из пепла, который закрыл солнце. О происшедшем свидетельствуют кольца роста деревьев. Только затем в Средиземноморье начало теплеть.
Аналогичная ситуация сложилась в Индонезии два века назад. Извержение вулкана Табора принесло катастрофу не только в этот район Земли, его эхо донеслось до Европы и Америки – в том году там «не было лета». Температура понизилась сразу на три градуса, «восстанавливалась» она медленно.
Вулканы действуют решительно и очень мощно. Их выбросы намного превышают те, что дает промышленность. Как ни обидно это слышать кому-то, но по сравнению с Природой человеческая цивилизация еще слишком слаба. А может, это к счастью?!
Из документов Всемирной Метеорологической Организации (ВМО): «Достижения в наблюдениях за окружающей средой со спутников не привели в полной мере к компенсации деградации сетей наблюдений во многих частях мира. Эти сети нуждаются в дальнейшем усовершенствовании, с тем чтобы они могли обеспечивать важнейший климатический мониторинг во многих районах земного шара».
У нас создавалось впечатление, что с освоением космоса возможности науки, в частности метеорологии, расширятся, так как она начнет получать новые экспериментальные данные. Но произошло обратное! Наземная сеть наблюдений была резко сокращена, а в бывшем СССР практически уничтожена. О каком же развитии науки может идти теперь речь?! Теперь понятно, почему так много теорий и моделей климата строится не на фактах, а лишь на предположениях!
Но продолжим знакомиться с выводами ВМО: «Исследования изменения климата и окружающей среды и прогнозы, а также обнаружение изменения климата зависят от точных долговременных данных с расширением временным и пространственным охватом. Необходимы все данные, начиная от текущего момента и ближайшего прошлого, данные, касающиеся климата за последние несколько веков и тысячелетий. Имеется необходимость в большом объеме данных из полярных районов и более количественных оценках экстремальных явлений в глобальном масштабе».
Наука пока признает свое бессилие перед стихиями. Она не может предсказывать их появление, тем более управлять ими. Она еще в младенческом возрасте наблюдений…
Об «эпохе катастроф» говорить пока еще слишком рано – на планете идет обычная и привычная жизнь Природы.
Авторитет академика признавали при каждой власти. Не стал исключением и президент В.В. Путин. Он принял предложение Израэля провести именно в Москве Всемирную конференцию по изменению климата. Главы «восьмерки», конечно же, сразу согласились.
Юрий Антониевич попросил меня войти в оргкомитет Конференции.
– Кого буду представлять? – спросил я.
Вопрос я задал не случайно: был на пенсии, нигде не служил.
– «Правду», – сказал академик.
– Она нынче не столь на слуху, как в прошлом, – заметил я.
– «Правда» всегда останется «Правдой»! – категорически заявил ученый.
На Конференции мне довелось встречаться со многими учеными и специалистами других стран. Я убедился, что Юрий Антониевич прав. Оказывается, у них более «долгая память» – они не разбрасываются прошлым, как подчас это делается в нашей стране.
Ну а теперь несколько слов о самой конференции. К сожалению, в самой газете материал был сокращен…
Начало октября в Москве стало убедительной иллюстрацией к выводу ученых о том, что на нашей планете стало гораздо теплее, чем раньше. Температура в столице была градусов на шесть-семь выше обычной, и это дало повод участникам Всемирной конференции по изменению климата для многочисленных шуток, смысл которых неизменно сводился к тому, что «скоро пальмовые рощи вытеснят московские парки». Однако отечественные березки гораздо дороже, а потому в докладах ученых, во время многочисленных дискуссий я искал убедительные аргументы и достоверные факты, которые позволили бы ответить на вопрос: «Наступила ли на планете эпоха катастроф?»
А потом на Москву обрушились ураганы. Штормовые предупреждения звучали столь часто, будто Бискайский залив появился у нас под боком. Что же происходит в природе и есть ли основания для паники?
В последние годы нагнетание страха происходит столь стремительно, что даже дети начинают играть в спасателей и в бойцов МЧС. По популярности эти профессии затмили космонавтов, летчиков, футболистов, банкиров и даже олигархов. Сам по себе этот факт свидетельствует не только о страхе перед катастрофами, но и об их неизбежности. Но так ли это в действительности?
Сценарии будущего, которые рисуют некоторые ученые, способны поразить не только детское воображение! В них представлены столь ужасающие картины, что не испугаться просто невозможно. К примеру, одна из моделей климата будущего такая: из-за потепления льды Гренландии и Антарктики начинают стремительно таять – уровень Мирового океана резко подниматься, и под водой оказывается не только Европа и часть Африки, но и почти вся Азия. И только отдельные горы возвышаются над водной гладью. Знакомая картина, не правда ли?! Значит, нас ждет очередной всемирный потоп?
Другие модели кажутся уже более «мягкими». Потепление увеличивает испарение Океана, мощные облака закрывают всю планету, постепенно состав атмосферы изменяется, и она начинает напоминать венерианскую. Это высокие температуры и давления – жить в таких условиях ни растения, ни животные не могут…
Впрочем, тут же ученые вполне убедительно доказывают, что нам следует брать пример не с Венеры, а с Марса. Мол, именно такой предстоит стать Земле – пустынной, обезвоженной и очень холодной. Ну а всему живому предстоит укрыться в глубинах Марса и там затаиться, чтобы пришельцы с других планет и иных миров не смогли сразу найти, иначе никакой интриги, а следовательно, и страсти к дальним путешествиям у них не будет.
Но оставим в стороне столь «экзотические модели» – они скорее принадлежат фантастам, а не ученым. Последние, кстати, тоже любят предаваться прогнозированию, но делают это все же осторожно, понимая, что экспериментальная база явно недостаточна.
На Всемирной конференции несколько десятков докладов и сообщений было посвящено изменению климата на территории России. Предполагалось, что температура будет повышаться. Что же случится тогда на необъятных просторах нашей Родины?
Сначала о положительном эффекте. В некоторых северных районах продуктивность сельского хозяйства немного повысится, зимы не станут столь суровыми, что позволит сэкономить на топливе, расширится площадь лесов. Вот, пожалуй, и все преимущества от изменения климата. А вот бед оно, по мнению экспертов, принесет множество.
Во-первых, произойдут сильные изменения в Арктике. Могут исчезнуть экосистемы тундры.
Во-вторых, сооружения, построенные на вечной мерзлоте, исчезнут. Это не только нефте– и газопроводы, но и даже целые города и поселки.
В-третьих, прибрежные зоны океанов будут затоплены, в дельтах рек поднимется уровень воды, лучшие земельные угодья будут уничтожены…
В-четвертых, южные районы России – Краснодарский край и Ставрополье – попадают в зону засух. Хлебные житницы России перестанут существовать.
В-пятых, изменятся очертания искусственных водохранилищ, озер и всех водоемов, что вызовет кризис в снабжении питьевой водой больших и малых городов.
И так далее, и так далее…
Даже здоровье населения окажется под угрозой. Те же малярийные комары переселятся в северные районы, они будут чаще кусать людей, потому что в жару становятся более агрессивными. Увеличится количество раковых заболеваний кожи из-за увеличения солнечной радиации. В Москве возрастет смертность, так как повысится влажность и летняя температура, а мы привыкли к более суровому климату…
Почему такой суровый приговор вынесен международными экспертами именно России?
Дело в том, что они убеждены, что потепление на Земле в первую очередь коснется нашей страны. Если в тропиках, к примеру, температура повысится на три градуса, то в России – в два раза больше!
Доктор М. Оппенгеймер из Принстонского университета (США), подытоживая мнения большинства международных экспертов, утверждает: «Климат будет продолжать меняться и глобальное потепление не остановить. Если некоторые регионы и выиграют от потепления в первый период, то через несколько лет баланс температур снова изменится. В долгосрочной перспективе все без исключения регионы пострадают. Даже если в некоторых районах России климат станет мягче, то есть „улучшится“ с точки зрения местных жителей, все равно для других стран и регионов это не будет оптимальным решением. Поэтому все страны должны действовать совместно, чтобы найти взаимоприемлемое, взаимовыгодное решение. Отдельные государства все равно не получат никаких преимуществ от потепления, если весь остальной мир страдает. Мы живем в век глобализации. Российская экономика тоже интегрируется в мировой рынок, поэтому то, что не выгодно для всего мира, не может быть выгодно для России».
Неплохо звучит, не правда ли? Особенно если учитывать: это мнение американца, гражданина страны, президент которой заявил, что «национальные интересы США вступают в противоречие с подобными выводами ученых».
Почему же Америке выгодно то, что не выгодно остальному миру?
И в данный момент разумнее согласиться с ней, потому что вывод о потеплении на планете не базируется на данных серьезной науки. Более того, никто из серьезных ученых и крупных научных центров не может сегодня утверждать, что процесс потепления будет нарастать!
Предсказывать будущее способны только пророки, то есть гении, и «мужчины легкого поведения от науки». Последнее выражение принадлежит Нобелевскому лауреату по физике, и сказано оно было по поводу новых теорий мироздания, но, мне кажется, оно применимо и к тем, кто делает вид, что занимается климатологией. С гениями, как обычно, трудновато, на научном небосклоне сейчас их не особенно видно, а вот вторая категория представлена в современном мире щедро. Были они и на Всемирной конференции по изменению климата. Их суть проявилась отчетливо, когда речь зашла о научных обоснованиях того, что утверждается. В частности, о глобальном потеплении, что неизбежно ввергнет планету в «эпоху катастроф».
За ошибки приходится платить очень дорого.
Одна из них случилась на нашем веку, и мы помним о ней хорошо. Тогда речь шла опять-таки о выживании планеты, о здоровье людей, об объединении государств и народов.
Над планетой была обнаружена гигантская «озоновая дыра»! Серия драматических конференций прокатилась по разным странам. Экраны телевизоров, страницы газет, статьи журналов – все кричало о «конце света», так как сквозь «дыру» в атмосфере на человечество обрушится поток ультрафиолета, испепеляющего все живое. Срочно в Вене собрались «специалисты по озоновым дырам» (большинство из них теперь занимается климатом!), и была принята Конвенция об охране озонового слоя. А вскоре – в 1987 году был принят Монреальский протокол по веществам, разрушающим озоновый слой. Согласно этому документу главным виновником были признаны фреоны, и они были немедленно запрещены.
И что в результате?
Озоновая дыра исчезла сама по себе, без участия человека. Фреоновая промышленность практически уничтожена. Убытки в России, которая добровольно подписалась под Монреальским протоколом, составили более полмиллиарда долларов. И вместо безвредных для здоровья человека фреонов начали использоваться опасные вещества.
Сейчас уже ясно, что в середине 80-х годов ситуацией воспользовались крупные фирмы, которые ради собственной выгоды и уничтожения конкурентов проблему озоновой дыры раздули до вселенской катастрофы. Коммерция и бизнес использовали науку и ученых так, как им это было нужно.
Слишком похожая ситуация развивается и вокруг Киотского протокола! Теперь на «скамье подсудимых» – углекислый газ. Он признан виновным в том, что температура на планете возрастает. А значит, надо энергетику и природные ресурсы – газ, нефть и уголь – каждой страны поставить под жесткий международный контроль, то есть по сути под контроль крупных корпораций.
В Голливуде, как известно, после успеха фильма немедленно появляется множество сценариев, копирующих его. Это эффект «черной дыры», в ней исчезает творчество и искусство, а появляются лишь призраки. Аналогичная ситуация, к сожалению, сегодня присуща тем направлениям науки, которые хоть чуть-чуть связаны с климатом. Здесь слишком много призраков, которые пытаются закрыть истину.
Академик Кирилл Кондратьев убежден, что по изменению климата научные данные слишком скудные, чтобы можно было создать хорошие численные модели. А те, что появляются, по мнению ученого, никакого отношения к подлинной науке не имеют, так как появляются по специальным заказам корпораций или международных организаций.
Какова же природа колебаний температуры, которые регулярно происходят на Земле?
Причины разные. К примеру, три с половиной тысячи лет назад произошло мощное извержение вулкана Санторини. И сразу же температура резко понизилась – в небе образовался экран из пепла, который закрыл солнце. О происшедшем свидетельствуют кольца роста деревьев. Только затем в Средиземноморье начало теплеть.
Аналогичная ситуация сложилась в Индонезии два века назад. Извержение вулкана Табора принесло катастрофу не только в этот район Земли, его эхо донеслось до Европы и Америки – в том году там «не было лета». Температура понизилась сразу на три градуса, «восстанавливалась» она медленно.
Вулканы действуют решительно и очень мощно. Их выбросы намного превышают те, что дает промышленность. Как ни обидно это слышать кому-то, но по сравнению с Природой человеческая цивилизация еще слишком слаба. А может, это к счастью?!
Из документов Всемирной Метеорологической Организации (ВМО): «Достижения в наблюдениях за окружающей средой со спутников не привели в полной мере к компенсации деградации сетей наблюдений во многих частях мира. Эти сети нуждаются в дальнейшем усовершенствовании, с тем чтобы они могли обеспечивать важнейший климатический мониторинг во многих районах земного шара».
У нас создавалось впечатление, что с освоением космоса возможности науки, в частности метеорологии, расширятся, так как она начнет получать новые экспериментальные данные. Но произошло обратное! Наземная сеть наблюдений была резко сокращена, а в бывшем СССР практически уничтожена. О каком же развитии науки может идти теперь речь?! Теперь понятно, почему так много теорий и моделей климата строится не на фактах, а лишь на предположениях!
Но продолжим знакомиться с выводами ВМО: «Исследования изменения климата и окружающей среды и прогнозы, а также обнаружение изменения климата зависят от точных долговременных данных с расширением временным и пространственным охватом. Необходимы все данные, начиная от текущего момента и ближайшего прошлого, данные, касающиеся климата за последние несколько веков и тысячелетий. Имеется необходимость в большом объеме данных из полярных районов и более количественных оценках экстремальных явлений в глобальном масштабе».
Наука пока признает свое бессилие перед стихиями. Она не может предсказывать их появление, тем более управлять ими. Она еще в младенческом возрасте наблюдений…
Об «эпохе катастроф» говорить пока еще слишком рано – на планете идет обычная и привычная жизнь Природы.
МОНОЛОГ О НАУКЕ
Традиционно отдел науки в «Правде» был очень сильным. Достаточно сказать, что многие годы редактором отдела был Михаил Королев, а научным обозревателем Владимир Орлов – классик научно-популярной литературы. Его материалами зачитывались, студенты МГУ и других вузов защищали «по Орлову» дипломы, даже две кандидатские диссертации были подготовлены. На защите одной из них я побывал. Докладчик утверждал, что «самые читаемые материалы в „Правде“» принадлежат именно Владимиру Орлову. Я рассказал ему об этой защите. Он улыбнулся, пошутил, мол, возражать не будет.
Так случилось, но после смерти Владимира Орлова научным обозревателем суждено было стать мне. К счастью, нашу работу никто не сравнивал, хотя «присутствие Орлова, а также его коллег по популяризации науки Михаила Хвастунова и Виктора Болховитинова» я чувствовал всегда. Считаю их своими учителями, в первую очередь, конечно же, Михаила Васильевича Хвастунова, выступавшего под псевдонимом «Васильев». Он руководил отделом науки «Комсомольской правды», куда и взял меня в 1960 году.
А с семьей Орлова у меня образовалась неожиданная «связь». Однажды мне позвонила его супруга и предложила взять щенка, мол, он должен попасть в надежные руки. Так я получил крошечный живой комочек. Это был карликовый пудель по кличке Чип. Он прожил у меня 17 лет…
Но вернемся к «Правде».
С первых дней работы в научной журналистике особым вниманием у нас пользовалась Академия наук СССР, с которой связаны все достижения нашей страны в XX веке – от покорения атомного ядра до выхода человека в космос. Авторитет Академии в «Правде» поддерживался не только потому, что во главе ее стояли действительные члены Академии наук СССР, но и усилиями редактора «Правды» по науке Михаила Королева. Он начинал собкором в Ленинграде. Был замечен глубокими материалами по экономике, переведен в центральный аппарат. Работа в отделе науки, безусловно, в полной мере соответствовала его интересам и возможностям. Убежден, это был лучший научный редактор в истории газеты. К сожалению, ситуация, сложившаяся вокруг Академии после развала Советского Союза, резко изменилась, и лишь некоторые органы печати уделяли внимание катастрофе с кадрами ученых и отсутствием финансирования, большинство же просто ничего не замечали или делали вид, что не замечают. «Правда» стала первой газетой, которая выступила в защиту Академии. Она предоставила свои страницы ученым.
Так случилось, но после смерти Владимира Орлова научным обозревателем суждено было стать мне. К счастью, нашу работу никто не сравнивал, хотя «присутствие Орлова, а также его коллег по популяризации науки Михаила Хвастунова и Виктора Болховитинова» я чувствовал всегда. Считаю их своими учителями, в первую очередь, конечно же, Михаила Васильевича Хвастунова, выступавшего под псевдонимом «Васильев». Он руководил отделом науки «Комсомольской правды», куда и взял меня в 1960 году.
А с семьей Орлова у меня образовалась неожиданная «связь». Однажды мне позвонила его супруга и предложила взять щенка, мол, он должен попасть в надежные руки. Так я получил крошечный живой комочек. Это был карликовый пудель по кличке Чип. Он прожил у меня 17 лет…
Но вернемся к «Правде».
С первых дней работы в научной журналистике особым вниманием у нас пользовалась Академия наук СССР, с которой связаны все достижения нашей страны в XX веке – от покорения атомного ядра до выхода человека в космос. Авторитет Академии в «Правде» поддерживался не только потому, что во главе ее стояли действительные члены Академии наук СССР, но и усилиями редактора «Правды» по науке Михаила Королева. Он начинал собкором в Ленинграде. Был замечен глубокими материалами по экономике, переведен в центральный аппарат. Работа в отделе науки, безусловно, в полной мере соответствовала его интересам и возможностям. Убежден, это был лучший научный редактор в истории газеты. К сожалению, ситуация, сложившаяся вокруг Академии после развала Советского Союза, резко изменилась, и лишь некоторые органы печати уделяли внимание катастрофе с кадрами ученых и отсутствием финансирования, большинство же просто ничего не замечали или делали вид, что не замечают. «Правда» стала первой газетой, которая выступила в защиту Академии. Она предоставила свои страницы ученым.