Страница:
He was arrested together with the other members of the Provisional Government and when in prison was the most hated of all the prisoners. When, therefore, all the members of the Provisional Government were released Mr Rutenberg was still kept in prison. For a long time we feared that he would not be let out alive. In prison he continued to hold himself with perfect tranquility, dignity and complete disdain of danger.
He later took an important and again an active part in the democratic struggle in the South against the Bolshevik dictatorship.
Now, as I understand, he has thrown his lot in with all the idealism and stubbornness characteristic of him, with the cause of his fellow Jews in Palestine, and has in this sphere as before, in the sphere of the Russian intelligentsia succeeded in gaining respect and high estimation.
There are briefly the facts and my impression of Mr Rutenberg.
Very sincerely yours,
N. Avksentieff
Перевод:
Дорогой мой Беркенгейм,
Вы спрашивали у меня, как долго я знаю г-на Рутенберга и каково мое мнение о нем.
Я знаком с г-ном Рутенбергом с 1905 года, но и до этого слышал о его славных делах. Это честный, глубоко искренний человек, идеалист, готовый доказать практически верность своим идеалам. Он принадлежит к людям, у которых слово не расходится с делом. Он обладает колоссальной непреклонной волей. По этой причине он неизменно пользовался в России огромным влиянием и уважением у передовой либерально-демократической интеллигенции, в среде которой вращался. Г-н Рутенберг сыграл важную роль как организатор шествия рабочих, которое возглавил о. Гапон. Он был вдохновитель, ближайший советчик и проводник Гапона. Можете вообразить, как был он потрясен, узнав, что человек, с которым он сотрудничал во благо России и рабочего люда, – полицейский агент и провокатор. Можете вообразить, как он морально страдал, сознавая, что невольно превратился в помощника грязных полицейских махинаций Гапона. По возвращении из-за границы Гапон, под маской революционера, возобновил свою деятельность среди рабочих и вновь погубил бы сотни из них, как это было 9 января. Г-н Рутенберг решил предотвратить эту опасность, предъявив рабочим неопровержимые доказательства, кем на самом деле являлся Гапон. Их, Рутенберга и Гапона, разговор слушали в соседней комнате несколько наиболее влиятельных рабочих, безоговорочно до этого доверявших предателю, запятнавшему себя кровью их товарищей. Сдержать себя они уже не могли – ворвались в комнату и убили Гапона. Произошедшее глубоко потрясло Рутенберга, который сам пишет об этом в своих воспоминаниях.
Г-ну Рутенбергу выпало сыграть значительную роль в Мартовской революции 1917 г. как ближайшему сотруднику Временного правительства. Я упомяну только несколько последних дней пребывания этого правительства у власти. Г-н Рутенберг был назначен помощником генерал-губернатора Петрограда и Петроградского района. Человек твердый и непреклонный, обладающий железной волей и преданный идеалам демократической России, он повел настойчивую, решительную и безжалостную борьбу против разлагающего страну большевизма. В роковые дни Октябрьского переворота 1917 г. он был одним из организаторов обороны Зимнего дворца, в котором оставалось Временное правительство.
Вместе с другими членами Временного правительства он был арестован и <для нового режима> стал самым ненавистным из всех заключенных. В результате, когда других членов Временного правительства начали освобождать, г-н Рутенберг все еще оставался в тюрьме. Долгое время мы боялись, что он не выберется на свободу живым. В застенке он продолжал держать себя с абсолютным самообладанием, достоинством и полным презрением к опасности.
Позднее он вновь сыграл важную и активную роль на Юге России в борьбе демократических сил против большевистской диктатуры.
Ныне, как я понимаю, он, со всем присущим ему идеализмом и твердостью, бросил жребий в дело своих еврейских собратьев и в этой сфере, как и прежде среди российской интеллигенции, добился уважения и выдвинулся на передние роли.
Таковы вкратце факты и мое представление о г-не Рутенберге.
С совершенной искренностью,
Ваш Н. Авксентьев
4. Перевод:
В визе Вам отказано точка передайте все материалы Кровопускову точка постарайтесь быть в Париже в середине сентября воздержитесь от каких-либо шагов сдерживающих деятельность Центросоюза без предварительного согласования.
Через три дня, 8 сентября, тот же Беркенгейм телеграфировал ему о положительном решении визовой проблемы и предлагал немедленно приехать в Лондон:
Your visa granted telegraphed Paris please come London immediately.
5. ГА РФ. Ф. 5802. On. 2. Ед. xp. 766. Л.17–17 об.
6. Эмигировавший в Париж в 1920 г. С.Н. Третьяков был одним из инициаторов создания Российского торгово-промышленного и финансового союза (Торгпрома), зам. председателя которого он стал. Союз являлся одной из самых активных антисоветских организаций в эмиграции. Тем не менее в конце 20-х – начале 30-х гг. Третьяков был завербован ОГПУ и под псевдонимом Иванов начал работать на советскую разведку. Сыграл значительную роль в акции похищения руководителя Российского воинского союза ген. Е.К. Миллера (см. в письме H.H. Берберовой к Николаевскому от 8 ноября 1946 г., которая пишет о Третьякове как о главном советском рычаге в деле похищения Миллера, HIA В. Nikolaevskii Collection. Box 472. Folder 28). В период оккупации немцами Франции разоблачен как советский шпион, арестован в августе 1942 г. и казнен.
7. Евграф Петрович Ковалевский (1865–1941) никогда не был министром народного просвещения, хотя действительно много им занимался: служил в Министерстве народного просвещения; являлся автором законопроекта о всеобщем школьном образовании; был членом комитета санкт-петербургского городского попечительства журналов «Министерства народного просвещения», «Русская школа», «Народный учитель»; как депутат III и IV Государственных дум был товарищем председателя комиссии по народному образованию; в 1912–1916 – почетный член отдела ученого комитета по начальному образованию; в 1906–1912 – председатель, в 1915 г. член, в 1916 почетный член постоянной комиссии по устройству народных чтений: в 1906–1912 – член правления Санкт-петербургского общества грамотности и др.
8. Максим Максимович Литвинов (наст, имя и фамилия Меер-Генох Мовшевич Валлах; 1876–1951), советский государственный деятель, дипломат; зам. наркома (1921–1930, 1941–1943) и нарком (1930–1939) иностранных дел. В это время член коллегии Наркоминдела и полпред (и одновременно торгпред) в Эстонии.
9. Иван Никодимович Керножицкий (1879–1962) до Первой мировой войны издавал и редактировал одесский двухнедельник «Южный кооператор». В 1920 г. был отправлен за границу с грузом зерна в обмен на товары, но в Советскую Россию не вернулся. Первое время скитался по Европе. Осев в Париже, был разносчиком газеты «Последние новости», впоследствии владел книжным магазином «Офеня». См. его некролог: Русские новости (Париж). 1962. № 876. 16 марта.
10. Алексей Николаевич Анцыферов (Анциферов; 1867–1943), профессор политической экономии и статистики. Получил юридическое образование (окончил Московский университет). Преподавал в Харьковском университете и Харьковском технологическом и коммерческом институтах, а также на Харьковских Высших женских курсах. После эмиграции из России жил сначала в Лондоне, затем в Париже, где был председателем Русской академической группы. Один из создателей и руководителей Русского института права и экономики при Парижском университете. Один из инициаторов создания Международного института по изучению социальных движений и создатель Русского института сельскохозяйственной кооперации в Праге и Риме. Подробную биографическую справку и оценку его научных работ см.: Елисеева, Дмитриев 1998: 23-9.
11. Семен Осипович Загорский (1882–1930), экономист, преподавал политическую экономию в С.-Петербургском университете, на Высших курсах Лесгафта, в частном университете при Психоневрологическом институте. После Февральской революции был директором одного из департаментов Министерства труда. Сотрудничал в петроградской газете «День» и «Киевской мысли». После эмиграции был приглашен известным французским политическим деятелем и историком А. Тома в созданную им при Лиге Наций Международную организацию труда (Загорский заведовал русским отделом). См. о нем: Корицкий 2004: 233-39.
12. Николай Михайлович Михайлов (1873-?), учился на естественном отделении физико-математического факультета Московского университета. Работал в системе кооперации с 1907 г. После Февраля 1917 г. член правления Центросоюза, член Московской городской управы и товарищ председателя продовольственного комитета. После прихода к власти большевиков бежал на юг – руководил Южным управлением Центросоюза. Эмигрировал в 1920 г., жил сначала в Лондоне, потом в Праге, а с 1927 г. – в Париже.
13. Николай Николаевич Шиллинг (1870–1946), генерал-лейтенант (с мая 1919), участник Первой мировой войны. В Добровольческой армии с декабря 1918 г.; в сентябре-октябре 1919 – генерал-губернатор и командующий войсками Новороссии; с декабря 1919 по март 1920 – командующий войсками Новороссии и Крыма. 8 февраля 1920 г., после захвата Красной армией Одессы, эвакуировался на кораблях Черноморского флота в Крым, где в феврале-апреле 1920 г. продолжал командовать войсками Новороссии. С апреля по ноябрь 1920 г., после образования Русской армии генерала Врангеля в Крыму, переведен в резерв. В эмиграции жил в Чехословакии, одно время возглавлял местное правление Зарубежного союза русских военных инвалидов. После занятия Праги Советской армией в мае 1945 г. арестован НКВД, но в скором времени освобожден по состоянию здоровья и старости. Умер в Праге.
14. Ту же мысль Рутенберг высказал в статье «Еврейская армия» (Di varhayt. 1917.10. апреля):
Только через меч и кровь во взаимной борьбе противоположных национальных и социальных сил рождается новая и лучшая человеческая жизнь.
Жестокий путь, варварское средство, которое наши поколения не в силах изменить.
Так было до сих пор. Так это и сейчас.
15. А не в 1918 и не в 1922, как ошибочно утверждается в некоторых источниках, см. соответственно: Katznelson 1961-84, VI: 2; Савинков 2006: 586.
16. Ходили слухи, что англичане пожаловали Рутенбергу титул лорда.
17. Народная молва передает такую сцену:
В России Рутенберг был революционером. Однажды в Эрец-Исраэль прибыл германский еженедельник, в котором рассказывалось об истории русской революции. Автор, эсер, сообщал много интересных подробностей. Среди прочего, его рассказ коснулся Гапона, Азефа и Рутенберга, свершившего суд над провокатором. В еженедельнике был помещен групповой снимок русских революционеров-эсеров. На нем был также запечатлен Пинхас Рутенберг. Кто-то показал ему этот снимок и спросил:
– Это в самом деле вы?
– Да, – последовал ответ, – только с тех пор я объевреился…
18. В частности, 22 апреля 1919 г. Рутенберг писал Савинкову из Константинополя, предлагая в долг деньги (ГА РФ. Ф. 5831. On. 1. Ед. хр. 174. Л. 38):
Если нужно, могу дать тебе ненадолго (недели 2–3) франков 200–300.
19. Софья Александровна Ярошенко, мать Савинкова, см. прим. 53 к II: 4.
20. Станислав Никодимович Булак-Балахович (часто: Булахович) (полная фам.: Бей-Булак-Балахович; 1883–1940), офицер царской армии, участник Первой мировой войны (в чине штабс-ротмистра). В Гражданской войне был первоначально командиром полка на стороне Красной армии, затем перешел на сторону белых, сам себе присвоив звание генерала (1919). Сподвижник Савинкова, который вместе с ним создал на территории Польши армию, вторгшуюся на территорию Белоруссии. Под руководством «батьки» Булак-Балаховича армия приобрела широкую славу своими грабежами и погромными зверствами. О нравах, царивших в армии, и о самом «батьке» см., напр.: Вендзягольский 1962-63, 72:168-97).
21. Подразумеваются Е.И. Зильберберг и их сын Лев Савинков, см. I: 2.
22. NUL Arc. Ms Var 322/4.
23. Один из бывших савинковских соратников, В.И. Лебедев, уже после того как произошло его отречение от Савинкова, писал в эмигрантском журнале «Воля России», что конец этого человека был последним доказательством его предательской натуры и чуждости подлинному революционному делу (Лебедев 1924: 188-89).
Глава 2
Напряженные отношения между арабами и евреями обострились накануне еврейской Пасхи и арабского праздника Неби Муса (исламская ипостась пророка Моисея). Предчувствуя, что арабы готовят вооруженное нападение, представители еврейских отрядов самообороны (хагана) обратились в конце марта 1920 г. к английской администрации с требованием разрешить ношение оружия, чтобы в случае надобности быть готовыми защитить себя. Военный губернатор Иерусалима полковник Р. Сторрс2, к которому непосредственно было обращено это требование, ответил решительным отказом, заверив, что власти предпримут все необходимые меры для обеспечения безопасности еврейского населения. Тем не менее опасения надвигающегося погрома осталось, и лидеры иерусалимской самообороны – Рутенберг и Жаботинский, обладавшие особым даром предчувствовать обстановку и имевшие богатый жизненный опыт для того, чтобы без нужды не полагаться на чужие обещания, решили действовать на свой страх и риск. Им удалось собрать отряд количеством примерно 600 человек, которому предстояло, начнись какие-либо кровавые столкновения в Иерусалиме, противостоять арабским погромщикам (Wasserstein 1978: 63).
Любопытно, что Сторрс, который как английский чиновник не отличался особенно большой симпатией к евреям и проводил политику, мало отвечавшую их интересам, по-человечески испытывал к Жаботинскому и Рутенбергу несколько иные чувства. По крайней мере то, что и как он писал о них в книге своих воспоминаний, не только лишено враждебного отношения, но и пронизано неприкрытым восхищением. «Нельзя было представить себе более доблестного, более блестящего офицера и более развитого партнера (companion), чем Владимир Жаботинский», – замечал Сторрс, и после краткого растолкования этого суперлатива, где делался выразительный акцент на магнетизме личности Жаботинского, переходил к Рутенбергу3, изображая того красками, которыми обычно рисуют фольклорных богатырей: начиная с героико-античного сопоставления («perhaps the most remarkable Roman of them all» – возможно, самый замечальный римлянин из них всех <т. е. лидеров ишува>), кончая передачей его внушительной внешности и впечатляющего прошлого. Рутенберг под пером Сторрса приобретал завораживающе-мистическую доминанту: он был
В специальном обращении к лидерам арабских националистов – Джамалу Хусейни и Арефу ал-Арефу Сторрс предупредил о том, что во время процессии мусульман (по обычаю, в этот праздник в Иерусалим стекаются многочисленные арабы-паломники) недопустимы никакие противоправные действия – беспорядки и насилие по отношению к евреям.
В 1920 г. праздник Неби Муса отмечался в начале апреля. Подогретая националистическими речами толпа, которая вопреки обещаниям своей верхушки о том, что процессия будет носить сугубо мирный характер религиозного шествия, быстро превратилась в озверевшую массу. Начался погром. Были убиты 6 евреев и более 200 ранены, две еврейские девушки, 21 и 15 лет, изнасилованы, надругательству и разграблению подверглись синагоги, уничтожены священные для евреев свитки Торы. Грабежи, поджоги и разбой потрясли своей жестокостью людей, живших далеко за пределами Палестины. Отряды хаганы хотя и проявили максимум отваги и решительности, не могли противостоять значительно превосходящим их по численности арабам. Британские власти не только не спешили погасить погромный разгул, но и тайно способствовали ему, а по окончании наряду с организаторами арестовали тех, кто погрому противостоял4. Так, 19 членов хаганы, включая ее руководителя Жаботинского, были взяты под стражу. 13–14 апреля их судил английский военный трибунал, вынесший суровый судебный вердикт. Обвинение сводилось к следующему: незаконное ношение оружия, заговор и вооружение граждан с целью вызвать насилие, грабеж, разрушения, убийства, нарушение порядка. Создавалось впечатление, что не арабы, а именно хагана организовала погромные бесчинства и кровопролитие. Приговор был зачитан в центральной иерусалимской тюрьме 19 апреля: самую крутую меру получили четверо: руководители арабских убийц Ареф ал-Ареф и будущий «великий муфтий» Хадж Амин эль Хусейни (1893–1974)5, с еврейской стороны – Жаботинский и Малка: 15 лет каторжных работ с последующим выселением из страны.
Лидеры еврейского ишува, включая Рутенберга, хорошо понимали, что погром стал возможен благодаря попустительству британской администрации. Приходилось бороться не с одним, а сразу с двумя врагами – арабским национализмом и равнодушием английской бюрократии, разумеется, крайне незаинтересованной в беспорядках, но еще более сопротивлявшейся нарушению существовавшего status quo, что дало бы арабам формальный повод к выражению недовольства мандатной властью. Вооружать еврейскую молодежь, собранную Жаботинским и Рутенбергом с целью обороны, англичанам было явно не на руку, однако с таким же великим подозрением они относились даже к безоружным формированиям, которые позднее сами же и предложили, ощущая потребность в людских ресурсах. Поэтому вопрос о создании в Иерусалиме боеспособного отряда еврейской самообороны был спущен на тормозах, и арабские боевики не преминули воспользоваться этим благоприятным для них обстоятельством.
He later took an important and again an active part in the democratic struggle in the South against the Bolshevik dictatorship.
Now, as I understand, he has thrown his lot in with all the idealism and stubbornness characteristic of him, with the cause of his fellow Jews in Palestine, and has in this sphere as before, in the sphere of the Russian intelligentsia succeeded in gaining respect and high estimation.
There are briefly the facts and my impression of Mr Rutenberg.
Very sincerely yours,
N. Avksentieff
Перевод:
Дорогой мой Беркенгейм,
Вы спрашивали у меня, как долго я знаю г-на Рутенберга и каково мое мнение о нем.
Я знаком с г-ном Рутенбергом с 1905 года, но и до этого слышал о его славных делах. Это честный, глубоко искренний человек, идеалист, готовый доказать практически верность своим идеалам. Он принадлежит к людям, у которых слово не расходится с делом. Он обладает колоссальной непреклонной волей. По этой причине он неизменно пользовался в России огромным влиянием и уважением у передовой либерально-демократической интеллигенции, в среде которой вращался. Г-н Рутенберг сыграл важную роль как организатор шествия рабочих, которое возглавил о. Гапон. Он был вдохновитель, ближайший советчик и проводник Гапона. Можете вообразить, как был он потрясен, узнав, что человек, с которым он сотрудничал во благо России и рабочего люда, – полицейский агент и провокатор. Можете вообразить, как он морально страдал, сознавая, что невольно превратился в помощника грязных полицейских махинаций Гапона. По возвращении из-за границы Гапон, под маской революционера, возобновил свою деятельность среди рабочих и вновь погубил бы сотни из них, как это было 9 января. Г-н Рутенберг решил предотвратить эту опасность, предъявив рабочим неопровержимые доказательства, кем на самом деле являлся Гапон. Их, Рутенберга и Гапона, разговор слушали в соседней комнате несколько наиболее влиятельных рабочих, безоговорочно до этого доверявших предателю, запятнавшему себя кровью их товарищей. Сдержать себя они уже не могли – ворвались в комнату и убили Гапона. Произошедшее глубоко потрясло Рутенберга, который сам пишет об этом в своих воспоминаниях.
Г-ну Рутенбергу выпало сыграть значительную роль в Мартовской революции 1917 г. как ближайшему сотруднику Временного правительства. Я упомяну только несколько последних дней пребывания этого правительства у власти. Г-н Рутенберг был назначен помощником генерал-губернатора Петрограда и Петроградского района. Человек твердый и непреклонный, обладающий железной волей и преданный идеалам демократической России, он повел настойчивую, решительную и безжалостную борьбу против разлагающего страну большевизма. В роковые дни Октябрьского переворота 1917 г. он был одним из организаторов обороны Зимнего дворца, в котором оставалось Временное правительство.
Вместе с другими членами Временного правительства он был арестован и <для нового режима> стал самым ненавистным из всех заключенных. В результате, когда других членов Временного правительства начали освобождать, г-н Рутенберг все еще оставался в тюрьме. Долгое время мы боялись, что он не выберется на свободу живым. В застенке он продолжал держать себя с абсолютным самообладанием, достоинством и полным презрением к опасности.
Позднее он вновь сыграл важную и активную роль на Юге России в борьбе демократических сил против большевистской диктатуры.
Ныне, как я понимаю, он, со всем присущим ему идеализмом и твердостью, бросил жребий в дело своих еврейских собратьев и в этой сфере, как и прежде среди российской интеллигенции, добился уважения и выдвинулся на передние роли.
Таковы вкратце факты и мое представление о г-не Рутенберге.
С совершенной искренностью,
Ваш Н. Авксентьев
4. Перевод:
В визе Вам отказано точка передайте все материалы Кровопускову точка постарайтесь быть в Париже в середине сентября воздержитесь от каких-либо шагов сдерживающих деятельность Центросоюза без предварительного согласования.
Через три дня, 8 сентября, тот же Беркенгейм телеграфировал ему о положительном решении визовой проблемы и предлагал немедленно приехать в Лондон:
Your visa granted telegraphed Paris please come London immediately.
5. ГА РФ. Ф. 5802. On. 2. Ед. xp. 766. Л.17–17 об.
6. Эмигировавший в Париж в 1920 г. С.Н. Третьяков был одним из инициаторов создания Российского торгово-промышленного и финансового союза (Торгпрома), зам. председателя которого он стал. Союз являлся одной из самых активных антисоветских организаций в эмиграции. Тем не менее в конце 20-х – начале 30-х гг. Третьяков был завербован ОГПУ и под псевдонимом Иванов начал работать на советскую разведку. Сыграл значительную роль в акции похищения руководителя Российского воинского союза ген. Е.К. Миллера (см. в письме H.H. Берберовой к Николаевскому от 8 ноября 1946 г., которая пишет о Третьякове как о главном советском рычаге в деле похищения Миллера, HIA В. Nikolaevskii Collection. Box 472. Folder 28). В период оккупации немцами Франции разоблачен как советский шпион, арестован в августе 1942 г. и казнен.
7. Евграф Петрович Ковалевский (1865–1941) никогда не был министром народного просвещения, хотя действительно много им занимался: служил в Министерстве народного просвещения; являлся автором законопроекта о всеобщем школьном образовании; был членом комитета санкт-петербургского городского попечительства журналов «Министерства народного просвещения», «Русская школа», «Народный учитель»; как депутат III и IV Государственных дум был товарищем председателя комиссии по народному образованию; в 1912–1916 – почетный член отдела ученого комитета по начальному образованию; в 1906–1912 – председатель, в 1915 г. член, в 1916 почетный член постоянной комиссии по устройству народных чтений: в 1906–1912 – член правления Санкт-петербургского общества грамотности и др.
8. Максим Максимович Литвинов (наст, имя и фамилия Меер-Генох Мовшевич Валлах; 1876–1951), советский государственный деятель, дипломат; зам. наркома (1921–1930, 1941–1943) и нарком (1930–1939) иностранных дел. В это время член коллегии Наркоминдела и полпред (и одновременно торгпред) в Эстонии.
9. Иван Никодимович Керножицкий (1879–1962) до Первой мировой войны издавал и редактировал одесский двухнедельник «Южный кооператор». В 1920 г. был отправлен за границу с грузом зерна в обмен на товары, но в Советскую Россию не вернулся. Первое время скитался по Европе. Осев в Париже, был разносчиком газеты «Последние новости», впоследствии владел книжным магазином «Офеня». См. его некролог: Русские новости (Париж). 1962. № 876. 16 марта.
10. Алексей Николаевич Анцыферов (Анциферов; 1867–1943), профессор политической экономии и статистики. Получил юридическое образование (окончил Московский университет). Преподавал в Харьковском университете и Харьковском технологическом и коммерческом институтах, а также на Харьковских Высших женских курсах. После эмиграции из России жил сначала в Лондоне, затем в Париже, где был председателем Русской академической группы. Один из создателей и руководителей Русского института права и экономики при Парижском университете. Один из инициаторов создания Международного института по изучению социальных движений и создатель Русского института сельскохозяйственной кооперации в Праге и Риме. Подробную биографическую справку и оценку его научных работ см.: Елисеева, Дмитриев 1998: 23-9.
11. Семен Осипович Загорский (1882–1930), экономист, преподавал политическую экономию в С.-Петербургском университете, на Высших курсах Лесгафта, в частном университете при Психоневрологическом институте. После Февральской революции был директором одного из департаментов Министерства труда. Сотрудничал в петроградской газете «День» и «Киевской мысли». После эмиграции был приглашен известным французским политическим деятелем и историком А. Тома в созданную им при Лиге Наций Международную организацию труда (Загорский заведовал русским отделом). См. о нем: Корицкий 2004: 233-39.
12. Николай Михайлович Михайлов (1873-?), учился на естественном отделении физико-математического факультета Московского университета. Работал в системе кооперации с 1907 г. После Февраля 1917 г. член правления Центросоюза, член Московской городской управы и товарищ председателя продовольственного комитета. После прихода к власти большевиков бежал на юг – руководил Южным управлением Центросоюза. Эмигрировал в 1920 г., жил сначала в Лондоне, потом в Праге, а с 1927 г. – в Париже.
13. Николай Николаевич Шиллинг (1870–1946), генерал-лейтенант (с мая 1919), участник Первой мировой войны. В Добровольческой армии с декабря 1918 г.; в сентябре-октябре 1919 – генерал-губернатор и командующий войсками Новороссии; с декабря 1919 по март 1920 – командующий войсками Новороссии и Крыма. 8 февраля 1920 г., после захвата Красной армией Одессы, эвакуировался на кораблях Черноморского флота в Крым, где в феврале-апреле 1920 г. продолжал командовать войсками Новороссии. С апреля по ноябрь 1920 г., после образования Русской армии генерала Врангеля в Крыму, переведен в резерв. В эмиграции жил в Чехословакии, одно время возглавлял местное правление Зарубежного союза русских военных инвалидов. После занятия Праги Советской армией в мае 1945 г. арестован НКВД, но в скором времени освобожден по состоянию здоровья и старости. Умер в Праге.
14. Ту же мысль Рутенберг высказал в статье «Еврейская армия» (Di varhayt. 1917.10. апреля):
Только через меч и кровь во взаимной борьбе противоположных национальных и социальных сил рождается новая и лучшая человеческая жизнь.
Жестокий путь, варварское средство, которое наши поколения не в силах изменить.
Так было до сих пор. Так это и сейчас.
15. А не в 1918 и не в 1922, как ошибочно утверждается в некоторых источниках, см. соответственно: Katznelson 1961-84, VI: 2; Савинков 2006: 586.
16. Ходили слухи, что англичане пожаловали Рутенбергу титул лорда.
17. Народная молва передает такую сцену:
В России Рутенберг был революционером. Однажды в Эрец-Исраэль прибыл германский еженедельник, в котором рассказывалось об истории русской революции. Автор, эсер, сообщал много интересных подробностей. Среди прочего, его рассказ коснулся Гапона, Азефа и Рутенберга, свершившего суд над провокатором. В еженедельнике был помещен групповой снимок русских революционеров-эсеров. На нем был также запечатлен Пинхас Рутенберг. Кто-то показал ему этот снимок и спросил:
– Это в самом деле вы?
– Да, – последовал ответ, – только с тех пор я объевреился…
18. В частности, 22 апреля 1919 г. Рутенберг писал Савинкову из Константинополя, предлагая в долг деньги (ГА РФ. Ф. 5831. On. 1. Ед. хр. 174. Л. 38):
Если нужно, могу дать тебе ненадолго (недели 2–3) франков 200–300.
19. Софья Александровна Ярошенко, мать Савинкова, см. прим. 53 к II: 4.
20. Станислав Никодимович Булак-Балахович (часто: Булахович) (полная фам.: Бей-Булак-Балахович; 1883–1940), офицер царской армии, участник Первой мировой войны (в чине штабс-ротмистра). В Гражданской войне был первоначально командиром полка на стороне Красной армии, затем перешел на сторону белых, сам себе присвоив звание генерала (1919). Сподвижник Савинкова, который вместе с ним создал на территории Польши армию, вторгшуюся на территорию Белоруссии. Под руководством «батьки» Булак-Балаховича армия приобрела широкую славу своими грабежами и погромными зверствами. О нравах, царивших в армии, и о самом «батьке» см., напр.: Вендзягольский 1962-63, 72:168-97).
21. Подразумеваются Е.И. Зильберберг и их сын Лев Савинков, см. I: 2.
22. NUL Arc. Ms Var 322/4.
23. Один из бывших савинковских соратников, В.И. Лебедев, уже после того как произошло его отречение от Савинкова, писал в эмигрантском журнале «Воля России», что конец этого человека был последним доказательством его предательской натуры и чуждости подлинному революционному делу (Лебедев 1924: 188-89).
Глава 2
Прощай, оружие?
Рутенберг – редкое явление в еврейском мире. И именно потому что он – не человек мудрствований, а человек страстный, человек страданий, ведущих к смерти.
Н. Сыркин1
«Так надо»
По прибытии в Палестину времени на то, чтобы осмотреться, у Рутенберга не было: уже весной следующего, 1920 года, он вынужден был воочию столкнуться с арабским террором, живо напомнившим мрачные страницы российской истории – анти-еврейские погромные зверства. В конце XIX – начале XX в. в Палестине вошла в моду шутка, что антисемитизм, пустивший корни среди арабов, свидетельствовал об их прогрессе в сторону современной цивилизации (см.: Friedemann and Struck 1904: 71). Палестинский юмор не отличался большой веселостью.Напряженные отношения между арабами и евреями обострились накануне еврейской Пасхи и арабского праздника Неби Муса (исламская ипостась пророка Моисея). Предчувствуя, что арабы готовят вооруженное нападение, представители еврейских отрядов самообороны (хагана) обратились в конце марта 1920 г. к английской администрации с требованием разрешить ношение оружия, чтобы в случае надобности быть готовыми защитить себя. Военный губернатор Иерусалима полковник Р. Сторрс2, к которому непосредственно было обращено это требование, ответил решительным отказом, заверив, что власти предпримут все необходимые меры для обеспечения безопасности еврейского населения. Тем не менее опасения надвигающегося погрома осталось, и лидеры иерусалимской самообороны – Рутенберг и Жаботинский, обладавшие особым даром предчувствовать обстановку и имевшие богатый жизненный опыт для того, чтобы без нужды не полагаться на чужие обещания, решили действовать на свой страх и риск. Им удалось собрать отряд количеством примерно 600 человек, которому предстояло, начнись какие-либо кровавые столкновения в Иерусалиме, противостоять арабским погромщикам (Wasserstein 1978: 63).
Любопытно, что Сторрс, который как английский чиновник не отличался особенно большой симпатией к евреям и проводил политику, мало отвечавшую их интересам, по-человечески испытывал к Жаботинскому и Рутенбергу несколько иные чувства. По крайней мере то, что и как он писал о них в книге своих воспоминаний, не только лишено враждебного отношения, но и пронизано неприкрытым восхищением. «Нельзя было представить себе более доблестного, более блестящего офицера и более развитого партнера (companion), чем Владимир Жаботинский», – замечал Сторрс, и после краткого растолкования этого суперлатива, где делался выразительный акцент на магнетизме личности Жаботинского, переходил к Рутенбергу3, изображая того красками, которыми обычно рисуют фольклорных богатырей: начиная с героико-античного сопоставления («perhaps the most remarkable Roman of them all» – возможно, самый замечальный римлянин из них всех <т. е. лидеров ишува>), кончая передачей его внушительной внешности и впечатляющего прошлого. Рутенберг под пером Сторрса приобретал завораживающе-мистическую доминанту: он был
полнотелый («thick-set»), мощный, всегда одетый в черный костюм, с головой, будто вытесанной из гранита, и манерой говорить низким голосом, с угрожающими интонациями, как бы сквозь плотно сжатые зубы.Именно здесь Сторрс упоминает рассмотренную выше легенду о том, что Рутенберг
на закате предсоветской эпохи советовал Керенскому спешно ликвидировать большевистских лидеров, и если бы тот внял его совету, то в России мог быть установлен иной режим, нежели тот, что царит сегодня.И далее, поистине зачарованный своим визави, бывший иерусалимский военный губернатор сравнивал построенную Рутенбергом электростанцию на Иордане с ним самим, являвшуюся как бы его угловатым и сфинксоподобным каменным воплощением. Завершался этот вдохновенный спич запоминающимися словами о Рутенберге-друге и Рутенберге-враге: «преданный друг» («а faithful friend») и «disagreeable enemy» (Сторрс употребляет эпитет, который в данном сочетании трудно в точности перевести на русский язык – ‘нежелательный', ‘непримиримый враг' от которого можно ждать любых неприятностей – словом, враг в наиболее полном смысле слова) (Storrs 1937: 440, то же: Storrs 1939: 433).
В специальном обращении к лидерам арабских националистов – Джамалу Хусейни и Арефу ал-Арефу Сторрс предупредил о том, что во время процессии мусульман (по обычаю, в этот праздник в Иерусалим стекаются многочисленные арабы-паломники) недопустимы никакие противоправные действия – беспорядки и насилие по отношению к евреям.
В 1920 г. праздник Неби Муса отмечался в начале апреля. Подогретая националистическими речами толпа, которая вопреки обещаниям своей верхушки о том, что процессия будет носить сугубо мирный характер религиозного шествия, быстро превратилась в озверевшую массу. Начался погром. Были убиты 6 евреев и более 200 ранены, две еврейские девушки, 21 и 15 лет, изнасилованы, надругательству и разграблению подверглись синагоги, уничтожены священные для евреев свитки Торы. Грабежи, поджоги и разбой потрясли своей жестокостью людей, живших далеко за пределами Палестины. Отряды хаганы хотя и проявили максимум отваги и решительности, не могли противостоять значительно превосходящим их по численности арабам. Британские власти не только не спешили погасить погромный разгул, но и тайно способствовали ему, а по окончании наряду с организаторами арестовали тех, кто погрому противостоял4. Так, 19 членов хаганы, включая ее руководителя Жаботинского, были взяты под стражу. 13–14 апреля их судил английский военный трибунал, вынесший суровый судебный вердикт. Обвинение сводилось к следующему: незаконное ношение оружия, заговор и вооружение граждан с целью вызвать насилие, грабеж, разрушения, убийства, нарушение порядка. Создавалось впечатление, что не арабы, а именно хагана организовала погромные бесчинства и кровопролитие. Приговор был зачитан в центральной иерусалимской тюрьме 19 апреля: самую крутую меру получили четверо: руководители арабских убийц Ареф ал-Ареф и будущий «великий муфтий» Хадж Амин эль Хусейни (1893–1974)5, с еврейской стороны – Жаботинский и Малка: 15 лет каторжных работ с последующим выселением из страны.
Лидеры еврейского ишува, включая Рутенберга, хорошо понимали, что погром стал возможен благодаря попустительству британской администрации. Приходилось бороться не с одним, а сразу с двумя врагами – арабским национализмом и равнодушием английской бюрократии, разумеется, крайне незаинтересованной в беспорядках, но еще более сопротивлявшейся нарушению существовавшего status quo, что дало бы арабам формальный повод к выражению недовольства мандатной властью. Вооружать еврейскую молодежь, собранную Жаботинским и Рутенбергом с целью обороны, англичанам было явно не на руку, однако с таким же великим подозрением они относились даже к безоружным формированиям, которые позднее сами же и предложили, ощущая потребность в людских ресурсах. Поэтому вопрос о создании в Иерусалиме боеспособного отряда еврейской самообороны был спущен на тормозах, и арабские боевики не преминули воспользоваться этим благоприятным для них обстоятельством.
Погром в Иерусалиме, организованный и проведенный в своем роде по сценарию российских, потряс еврейскую общественность во всем мире: Палестина – единственная надежда в дни поголовного истребления еврейства – сама подверглась погрому. В архиве Л. Моцкина6 сохранилось письмо, адресованное ему членами Временного центрального комитета Сионистской организации юга России (The Zionist Organisation of South Russia). В этом письме, написанном из Копенгагена 19 апреля 1920 г., говорилось:По следам арабских беспорядков англичане назначили комиссию для их расследования. 28 мая Рутенберг был приглашен на нее в качестве свидетеля. Ниже приводятся выдержки из его свидетельских показаний (мы сочли целесообразным дать их не в свободном пересказе, a per se: протокольные подробности и тщательная детальность, с которыми Рутенберг вел этот рассказ, важны в данном случае для восстановления целостной картины произошедших в апреле 1920 г. трагических событий)8:
Погром в Иерусалиме! Не будет конца отчаянию, когда узнают, что там сейчас произошло.
Что произошло? В момент, когда еврейство ждет с минуты на минуту окончательного подтверждения своих прав на страну, в момент казавшегося приближения нашего национального воскресения, – и там, где правят не разлагающиеся банды наших исторических врагов, а наши друзья и покровители, с которыми мы прочно связали судьбу нашего народа. Там, при наличности строжайшего военно-оккупационного режима, при наличности воинских сил, достаточных для военных операций, а не только для отпора хулиганской толпе, при наличности значительной администрации, там, в городе еврейского большинства, открыто, беспрепятственно подготавливается погром, ведется явная агитация, с которой не борются, несмотря на все наши предупреждения, там при хладнокровно-безучастном отношении власти развертывается погром со всеми деталями российских погромов, с грабежами, поджогами, избиениями, сотнями раненых, убийствами и преследованиями. А администрация, не дающая помощи нападаемым, препятствует им в самозащите.
Мы, наученные горьким опытом, знаем, что это значит. Мы знаем, что такие события не могут иметь места, если власть их не желает и сама не подготавливает их. И мы вправе задать себе этот вопрос. Что же происходит с нами? Не поддались ли мы самообману, не играют ли нами, не стоим ли мы перед национальной катастрофой <?>.
Недовольство робостью и соглашательской позицией руководителей еврейской массы, которые не могут настоять на решении проблемы въезда в страну – запрет англичан оказывается неумолимым, а обещания – пустыми. Разочарование в еврейской среде, которая ропщет на свое руководство, и идея создания еврейского легиона становится все более и более актуальной среди тех, кто еще вчера относился к этой идее с известной настороженностью или отрицательно.
Вы знаете, что громадное большинство российских сионистов отнеслось в свое время отрицательно к идее легионов. Причины всем известны. Но с той поры изменились все условия, и если в свое время эта идея таила в себе опасность для «ишува», то теперь редкий из нас не чувствует, что идея еврейской воинской силы в Палестине является наиболее актуальной задачей нынешнего момента. И когда доходят вести о том, что препятствия к увеличению легионов не внешние, а внутренние, ибо эта идея не встречает действенного сочувствия наших вождей, то это порождает сильнейшую оппозицию среди российских сионистов, справедливо считающих, что клочки бумаги не будут иметь серьезного значения без наличности необходимой реальной силы и что создание этой силы является первостепенной задачей момента7.
Вопрос. Известно ли Вам что-либо об отряде <еврейской> самообороны?
Ответ. Я был инициатором формирования этого отряда. 27 февраля я видел, как проходила одна из первых <арабских> демонстраций, и это зрелище произвело на меня большое впечатление. Я знал, что рано или поздно погрома в Иерусалиме не миновать, как это не раз бывало в России. Я беседовал на эту тему с руководителем еврейского ишува и предложил обратиться к Верховному наместнику с просьбой о запрещении подобных демонстраций. Наместник, однако же, отклонил эту просьбу, и вторая демонстрация прошла 8 марта. Я ее также наблюдал и убедился в том, что ничем хорошим для евреев это не кончится. Я встретился с кем нужно в иерусалимских еврейских кругах, изложил им свою точку зрения на данный предмет, и нами было решено, что: 1. оборона необходима, 2. эта оборона как по соображениям стратегическим, так и с точки зрения ее эффективности не должна носить конспиративный характер, 3. организацию отряда обороны возложить на Жаботинского, который присутствовал на том заседании, 4. после того как будет собрано достаточное число людей для отряда, обратиться к властям с предложением его легализовать и обеспечить оружием.
Из-за колоссальной загруженности сам я не смог принять участие в подготовительной работе. Я уехал по своим делам в Галилею, а когда вернулся, оказалось, что Жаботинский уже собрал человек 300–400. Я обратился к начальнику штаба английской армии полковнику Уотерс-Тейлору и объяснил ему сложившееся в Иерусалиме положение, каким оно мне представлялось. Я сообщил ему об организации отряда самообороны и попросил о том, чтобы правительство официально вооружило его. Полковник мне ответил, что решение этой проблемы находится в компетенции Верховного комиссара и пообещал доложить о ней генералу Болсу. Через несколько дней я получил через д-ра Идера9, члена Ва’ад-Гацирим10, ответ от генерала Болса, который писал, что не считает возможным вооружение еврейской молодежи в Иерусалиме.
Положение тем временем становилось критическим. Со всех сторон к нам поступали сообщения о надвигающемся еврейском погроме. Мы всячески пытались отыскать оружие. По своим каналам объявили о том, что евреи, имеющие оружие, обязаны передать его отряду самообороны. Лейтенант Жаботинский вновь обращался к военному губернатору <Сторрсу> и просил легализации и вооружения отряда.
В эти дни меня не было в Иерусалиме, но я знал, что Жаботинский сообщил Сторрсу о существовании отряда еврейской самообороны. Кроме того, нельзя допустить, чтобы власти не имели никакого представления о нем – лейтенант Жаботинский проводил с ним каждое утро военные занятия.