Владимир Ильич Контровский. Волны пахнут порохом (сборник)

   Война стала поистине мировой, втянув в свою дышащую огнём и смердящую трупами сферу почти всю поверхность нашей планеты.
 

 
   ^{Пёрл-Харбор}

Пощёчина

   По поводу нападения японцев на Пёрл-Харбор исписаны тонны бумаги и создано множество художественных произведений – от коротких рассказов до многотомных трудов и киноэпопей. Высказано огромное количество версий события, вплоть до сенсационной: президент Рузвельт-де умышленно подставил американский флот в Пёрл-Харборе, лишь бы втянуть США в войну.
   Но самое интересное – так и нет вразумительного ответа на вопрос: «Зачем понадобилось Японии нападение на Пёрл-Харбор?». Автор и идейный вдохновитель это плана, Главнокомандующий Объединённым флотом адмирал Исороку Ямамото погиб над Соломоновыми островами в апреле 1943 года, когда самолёт с его штабом угодил в засаду, устроенную воспользовавшимися данными радиоперехвата американскими истребителями; не пережили войну командовавший ударным авианосным соединением вице-адмирал Чуичи Нагумо и почти все высшие офицеры, так или иначе посвящённые в тайны этой операции и в ней участвовавшие. Немногие уцелевшие, стоя перед дотошными послевоенными следственными комиссиями, недоумённо пожимали плечами: действительно, а зачем?
   Для Японии не было никакой необходимости начинать войну с Америкой. Да, действительно, жёсткие американские экономические санкции затрудняли дыхание молодого и хищного растущего организма Японской Империи, но Япония вполне могла решить свои экономические проблемы изощрёнными дипломатическими путями, не прибегая к очень рискованному для неё военному пути разрешения конфликта. Уж кто-кто, а Ямамото, проживший в Штатах много лет, лучше многих других представлял себе чудовищную экономическую мощь этой страны и всю опасность войны с ней. Японцы могли просто обойти Филиппины, не связываясь с американцами, и захватить богатейшие сырьевые ресурсы Индонезии, а заодно прибрать к рукам французские колонии в Индокитае – ведь и Франция, и Нидерланды уже были растоптаны Гитлером: имущество осталось без наследника. Для уничтожения символических уцелевших военно-морских сил этих стран в Тихоокеанском регионе хватило бы пары бортовых залпов любого из линкоров японского Объединённого флота. И опыт соответствующий имелся: ещё в четырнадцатом году Япония решительно захапала под шумок германские владения на Тихом океане и тут же закончила для себя Первую Мировую войну, приобретя желаемое ценой ничтожных потерь.
   Вооружённого столкновения с Великобританией генералы и адмиралы Страны Восходящего Солнца тоже не слишком опасались: у британского льва, зализывавшего полученные в Европе раны и живущего в ожидании стремительного прыжка германского «Морского льва» (кодовое название немецкого плана вторжения в Англию – примечание автора) через Английский Канал, не было сил драться за Сингапур и Малайю (так, кстати, и получилось: английский флот на Дальнем Востоке быстро и бесславно погиб в самом начале 1942 года, а Сингапур пал). Но связываться с Америкой – это совсем другое дело…
   Однако на руку Японии были господствующие в высших властных кругах США изоляционистские настроения. Шорох купюр и звон монет куда приятнее для слуха, нежели грохот пушек и стоны умирающих. США очень хорошо заработали на Первой Мировой, собирались заработать ещё больше на Второй и вовсе не горели желанием влезать обеими ногами в горячее кровавое варево. «Ваши проблемы нас не касаются, и идите вы все с ними к чёрту в задницу!» – с таким мнением Конгресса ничего не мог поделать даже умный и дальновидный президент Франклин Делано Рузвельт, несмотря на весь свой огромный к этому времени авторитет. Не стала бы Америка чересчур уж нервно реагировать на поползновения Страны Восходящего Солнца, пока они затрагивали только интересы Англии и прочих европейцев, но не самих американцев. Конечно, если все эти поползновения были бы соответствующим образом оформлены – но ведь восточной дипломатии не занимать тысячелетнего опыта коварства и искусства тонкой интриги.
   Ямамото был участником русско-японской войны и Цусимского боя, и считается, что в Пёрл-Харборе он просто скопировал атаку Порт-Артура. Естественно, с учётом изменившихся условий и характера военных действий на море. Но есть принципиальное различие этих двух внешне схожих операций.
   Если в начале прошлого века линейные корабли (броненосцы) составляли основу боевой мощи любого военно-морского флота, то к сороковым годам ХХ столетия ситуация изменилась. Уже в Первую Мировую войну весь британский Гранд Флит со своими дредноутами оказался бессилен перед лицом подводной угрозы, а когда с палуб кораблей нового класса – авианосцев – начали взлетать вооружённые бомбами и торпедами боевые аэропланы, то наиболее передовым теоретикам войны на море стало ясно: время линкоров истекло. Именно таким передовым теоретиком был сам Ямамото. Под его руководством впервые в мире было создано ударное авианосное соединение. К началу Второй Мировой войны Япония обладала наиболее удачными типами палубных самолётов, а опыты, проведённые в Америке ещё в тридцатых годах, убедительно доказали: авиация способна топить любые надводные корабли, какой бы толстой броней они не были защищены.
   Операция японцев против Порт-Артура имела реальный военный эффект: подорвав два лучших броненосца русской эскадры, японцы обрели господство на море и получили возможность беспрепятственно высаживать свои войска на материк и снабжать их всем необходимым. А чего реально добилась Япония своим столь эффектным внешне внезапным нападением на Пёрл-Харбор? Потопили несколько старых линкоров (а корабли этого класса, повторим, уже превратились в символ военно-морской мощи, и не более того) и сожгли на аэродромах пару сотен самолётов (такое количество боевых машин производил один-единственный авиазавод в США в течение месяца). Вот если бы под удар попали драгоценные авианосцы… Но их в момент атаки в Пёрл-Харборе не было. Японцы об этом своевременно узнали, однако атаку не отменили. Что за затмение такое нашло на талантливого японского флотоводца?
   Единственным осязаемым результатом Пёрл-Харбора была волна возмущения, прокатившаяся по всей Америке. Национальная гордость, оскорблённая пёрл-харборской пощёчиной, требовала немедленного отмщения «подлым азиатам». Политика изоляционизма скончалась в одночасье, и конгрессмены аплодисментами встретили президента Рузвельта и его речь – стоя!

Волна побед

   В конце 1941 – начале 1942 японские вооружённые силы уверенно одерживали одну победу за другой. Японцы оккупировали Индокитай и Малайю, захватили Филиппины и множество островов в Тихом океане. Самурайский меч навис над Индией и над Австралией, причём все эти потрясающие и неожиданные для самой Японии победы были достигнуты малой кровью при незначительном и неэффективном сопротивлении союзников. Вместе с тем ближайшие соратники Ямамото с удивлением заметили, что с их национальным героем и общепризнанным теперь военно-морским авторитетом творится что-то странное. Похоже, роковая ошибка японского адмирала – атака Пёрл-Харбора – потянула за собой целую цепь других ошибок.
   Ямамото по своей натуре был очень азартным человеком (недаром он обожал игру в покер), и эта особенность его характера ярко проявилась именно в организации нападения на главную военно-морскую базу США на Тихом океане. Риск был огромный: по образному выражению самих японцев «атакуя Пёрл-Харбор, мы чувствовали себя так, словно выдёргивали перья из хвоста у орла». Но вот после пёрл-харборского триумфа Ямамото словно подменили: он сделался крайне осторожным и зачастую не мог правильно распорядиться своим подавляющим превосходством на море над американцами и их союзниками.
   Грозное ударное соединение из шести японских тяжёлых авианосцев вихрем носилось по всему театру военных действий, сметая всё на своём пути. Это соединение в первые месяцы войны очень редко обнаруживалось и ни разу не подверглось нападению. Собранное в единый кулак, оно вымело британский флот из Индийского океана, оттеснило американцев к Гавайским, Алеутским и Соломоновым островам и нанесло сокрушительный удар по австралийскому порту Дарвин. Командование США всерьёз опасалось высадки японского десанта прямо на Оаху, австралийцы готовились встретить японское вторжение, а тихоокеанские коммуникации союзников оказались под угрозой. Японцы нацелились на Порт-Морсби и Гуадалканал.
   И тут Ямамото почему-то выделил для операции в Коралловом море всего два из шести своих тяжёлых авианосцев и один лёгкий. Казалось бы, чего тут мудрствовать: направь японцы в этом районе против флота США всё своё прославленное авианосное соединение, целиком, и оба американских авианосца неминуемо были бы потоплены. Ведь совсем недавно у Цейлона японцы отправили на дно английский авианосец «Гермес» и два тяжёлых крейсера без всяких потерь со своей стороны в кораблях и ценой гибели всего нескольких самолётов. Но японский главнокомандующий решил действовать иначе…
   Бой в Коралловом море 7–8 мая 1942 года закончился вничью при несколько большем уроне, понесённом американцами. США потеряли один тяжёлый авианосец («Лексингтон») потопленным и один («Йорктаун») повреждённым. С японской стороны погиб лёгкий авианосец «Сёхо», тяжёлый авианосец «Сёкаку» в результате попадания в него трёх крупнокалиберных бомб получил серьёзные повреждения, а авиагруппа с авианосца «Дзуйкаку» потеряла много самолётов с опытными экипажами. В стратегическом смысле это сражение стало победой американцев: угроза Новой Гвинее была ликвидирована, а японское соединение накануне операции против Мидуэя утратило треть своей боевой мощи. И снова Ямамото поступил по-своему: он счёл, что оставшихся у него в строю четырёх авианосцев будет достаточно для полного разгрома американского флота (по данным своей разведки японцы предполагали встретить у Мидуэя один, максимум два авианосца противника). Ямамото жаждал генерального сражения с флотом противника: лавры Цусимы не давали ему спать спокойно.
   Специалисты-дешифровальщики американской службы радиоперехвата сумели расколоть секретный японский код, и американцы своевременно узнали о готовящемся нападении на Мидуэй. Ремонтные работы на повреждённом в Коралловом море «Йорктауне» шли ударными темпами, и этот авианосец был возвращён в строй за рекордно короткий срок. Таким образом, США смогли противопоставить японскому флоту три авианосца («Энтерпрайз», «Йорктаун» и «Хорнет»), а вовсе не один-два, как ожидал Ямамото. Но японский адмирал был настолько уверен в успехе операции, что выделил два лёгких авианосца для демонстративной атаки второстепенной цели – Датч-Харбора на Алеутских островах – одновременно с атакой Мидуэя.
   А дальше – дальше пошла целая серия случайностей из тех, которые решают судьбы людей и целых государств и даже меняют ход истории всего человечества.

Пять роковых минут

   Завеса японских подводных лодок между Оаху и Мидуэем была развернута с опозданием. Идущие полным ходом американские корабли уже миновали линию развёртывания завесы, и Ямамото не узнал, что вражеские авианосцы вышли на перехват японского флота вторжения. В соответствии с планом операции первая волна самолётов с японских авианосцев атаковала Мидуэй, рассчитывая уничтожить на аэродромах атолла всю американскую авиацию берегового базирования. Однако изготовившиеся к отражению нападения американские самолёты заблаговременно поднялись в воздух, и удар японцев не достиг цели. Предусмотрительный и осторожный командующий ударным соединением Нагумо держал половину своих авиагрупп (вторую волну) в готовности немедленно атаковать вражеские корабли, если таковые появятся, то есть с подвешенными торпедами. Командир первой волны донёс адмиралу, что для подавления обороны Мидуэя необходим второй удар с воздуха, и тогда Нагумо отдал приказ перевооружить самолёты бомбами для поражения наземных целей.
   Американские береговые самолёты непрерывно атаковали японское соединение. Хотя из-за плохой координации этих атак и эффективного истребительного прикрытия попаданий в корабли достигнуто не было, американцы следили за армадой противника, и авианосцы США уже подняли в воздух свои авиагруппы для нанесения решающего удара. А японцы по-прежнему пребывали в полном неведении относительно присутствия в районе боя вражеских авианосцев. Разведывательный гидросамолёт с крейсера «Тонэ» на переделе своего радиуса действия обнаружил американские корабли, однако из-за неисправности радио не смог сообщить об этом. Роковая случайность: не будь её, адмирал Нагумо немедленно поднял бы свою вторую ударную волну в воздух для атаки неприятельского флота – с вполне предсказуемым результатом. К середине 1942 года обе противоборствующие стороны уже уяснили: в дуэли авианосцев преимуществом обладает тот, кто первым обнаружит противника и нанесёт по нему удар.
   Тем временем торпедоносцы с «Йорктауна» и «Хорнета» самостоятельно, без сопровождения истребителей, отважно атаковали японские авианосцы. Истребители «зеро» и зенитки японцев сбивали самолёт за самолётом, учинив «девастэйторам» настоящее избиение, и не допустили их до кораблей. В боевой рубке флагмана соединения «Акаги» отметили появление в небе самолётов авианосных типов и сделали правильный вывод: американские авианосцы здесь. Тем более, что один из японских самолётов-разведчиков наконец-то донёс: «Обнаружено десять кораблей противника. Колонну замыкает корабль, похожий на авианосец». Нагумо, поколебавшись, отменил свой предыдущий приказ и снова приказал перевооружить самолёты второй волны – теперь уже торпедами вместо бомб. Команды оружейников лихорадочно меняли оружие на подвесках, а на мостике «Акаги» нарастало нервное напряжение: первая ударная волна возвращалась, и её надо было принять на полётные палубы. Это был критический момент сражения у атолла Мидуэй: пять роковых минут, которые решили всё.
   Именно в это время, когда палубы японских авианосцев были забиты готовыми к боевому вылету самолётами (с «Акаги» уже взлетал первый), над японским флотом появились эскадрильи пикирующих бомбардировщиков с кораблей адмирала Спрюэнса. Несмотря на тяжёлые потери, пикировщики всадили по две-три авиабомбы в три из четырёх авианосцев Нагумо. Вроде бы не так много, однако подвешенные к самолётам торпеды начали рваться сериями, на палубах и в ангарах японских кораблей возникли затяжные пожары, которые в результате и привели к гибели «Акаги», «Кага» и «Сорю». Всего пять минут…
   Оставшийся неповреждённым четвёртый авианосец соединения – «Хирю» – сражался доблестно. Самолёты с «Хирю» дважды атаковали «Йорктаун», поразили вражеский авианосец тремя бомбами и двумя торпедами и вывели его из строя. Сутки спустя японская подводная лодка добила повреждённый американский корабль, но и сам «Хирю» был потоплен пикирующими бомбардировщиками с «Энтерпрайза» и «Хорнета». Хребет императорского японского флота был сломан: потеряв в бою у Мидуэя 4–5 июня 1942 года свои лучшие корабли и лучших своих пилотов, разгромивших Пёрл-Харбор и одержавших ряд других громких побед, японцы от этого поражения так и не оправились. Подавляющее превосходство флота вторжения в тяжёлых артиллерийских кораблях оказалось бесполезным: огромные орудия главного калибра девяти японских линкоров не сделали в сражении у Мидуэя ни единого выстрела.

Мавр сделал своё дело

   После Мидуэя несколько месяцев продолжался период неустойчивого равновесия сил. Враждебные флоты методично истребляли друг друга у Соломоновых островов, но если американские потери быстро восполнялись, то японцам делать это было гораздо труднее. Войну экономик Япония явно проигрывала. И снова Ямамото проявил себя далеко не с лучшей стороны.
   Британский военно-морской историк Роскилл пишет во втором томе своего известного труда «War at Sea» (в русском переводе – «Флот и война», примечание автора): «Японцы сосредоточили в районе Соломоновых островов значительные силы – не менее 5 авианосцев и 5 линейных кораблей. Но, по-видимому, Ямамото не знал, как это преимущество реализовать».
   Адмирал Исороку Ямамото своё дело сделал, ввергнув Японию в безнадёжную войну и не проявив ожидавшейся от него должной решительности после пёрл-харборской победы. Теперь ему оставалось только погибнуть. Они и погиб смертью воина под пушечно-пулемётными очередями американских перехватчиков в небе над джунглями (по свидетельствам уцелевших, адмирал был убит на борту самолёта ещё в воздухе), унеся с собой в могилу тайну атаки века – атаки Жемчужной Гавани.
   Япония проиграла войну в тот самый миг, когда первые бомбы и авиаторпеды «вэлов» и «кейтов» отделились от держателей в небе над Пёрл-Харбором – всё остальное было всего лишь долгой агонией. Заодно смертный приговор был подписан и Германии: полусоюз США и Великобритании сделался союзом настоящим. Не зря Гитлер крайне осторожно вёл себя по отношению к американским кораблям в Атлантике – он боялся войны с заокеанским монстром и не хотел этой войны.
   Единственным разумным шагом для Страны Восходящего Солнца – если вступление в войну вообще можно считать разумным деянием – было бы нападение на Советский Союз. Квантунская армия сидела в окопах в ожидании приказа, а исконный враг истекал кровью на Западе, отчаянно отбиваясь от Гитлера. Война на дальневосточных границах России фактически уже шла, то затухая до уровня пограничных перестрелок, то разгораясь до масштабов Хасана и Халхин-Гола. А сейчас, когда противник связан по рукам и ногам германским вторжением, самое время довершить начатое ещё в русско-японскую и заодно поквитаться за недавние поражения! Но Япония не напала.
   Сталин снял с Дальнего Востока десятки дивизий (на этот раз наитие не подвело вождя, да и выхода у него другого попросту не было – реальная угроза с Запада была куда грознее гипотетической с Востока), и этот «Запасный полк» решил исход битвы под Москвой. А Япония так и не напала, хотя была связана с фашистской Германией так называемым Антикоминтерновским пактом, направленным против мирового коммунистического движения, и являлась фактическим союзником Третьего Рейха. Вместо этого островная империя провела самоубийственную акцию против Пёрл-Харбора, втянув Америку в войну и непоправимо изменив баланс сил далеко не в пользу стран Оси.
   В сорок пятом, 9 августа, в тот самый день, когда вторая атомная бомба сожгла Нагасаки, советские войска – в полном соответствии с постулатом: «Хочешь победить – нападай!» – перешли границу Манчжурии и всего за пару недель превратили миллионную Квантунскую армию в толпу военнопленных. Возможно, тогда правители Японии и пожалели о том, что они сделали и чего не сделали в конце сорок первого, однако было уже поздно: время необратимо.

ДИНОЗАВРЫ МОРЕЙ

   Вероятно, человечество начало воевать на море, едва научившись более-менее уверенно держаться на поверхности воды при помощи примитивных плавсредств. В первых морских баталиях, о которых, впрочем, не сохранилось сколько-нибудь достоверных свидетельств, сталкивались неуклюжие плоты и хрупкие пироги, а сама морская стихия для обеих противоборствующих сторон являлась главным противником. Основным способом ведения боя был абордаж, поскольку стрелы из луков не могли причинить серьёзного ущерба даже утлым судёнышкам. Затем, в течение сотен и тысяч лет, размеры лодок увеличивались, их конструкция усложнялась, и одновременно появлялись новые тактические приёмы.

От тарана до линкора

   Таран (считается, что изобретателями корабельного тарана именно как технического приспособления были этруски; по другим сведениям – древние египтяне) оказался эффективным боевым средством и едва ли не единственным во времена греко-персидских и Пунических войн. Умело управляемая гребная триера (судно с тремя рядами гребцов) могла также поломать вёсла вражескому кораблю, сохранив при этом свои собственные. Простейшее парусное вооружение на кораблях Древнего Мира выступало в качестве вспомогательного движителя, и лишившийся вёсел корабль терял способность маневрировать. Таранная тактика принесла грекам победу над гораздо более многочисленным флотом персидского царя Ксеркса при Саламине в 480 году до н. э. Однако римляне, не располагавшие во время Первой Пунической войны квалифицированными кадрами моряков, предпочли превратить морской бой в подобие сражения на суше. Они применили особые абордажные мостики – «вороны» – намертво вцеплявшиеся в палубы кораблей карфагенян и позволявшие римским легионерам биться врукопашную. «Ворон» взял верх над тараном, и карфагенский флот у мыса Экном в 256 году до н. э. был наголову разбит, причём большинство его кораблей не потоплено, а захвачено.
   Позднее на древнеримских биремах и либурнах начали устанавливать метательные машины. Широкое применение камней и зажигательных снарядов позволило Октавиану разгромить в 31 году до н. э. флот Антония в битве у мыса Акциум. Тяжёлые высокобортные триремы Антония, обшитые специальным деревянным поясом для защиты от таранных ударов, не устояли перед вёртким и быстроходными кораблями Октавиана, засыпавшими врага градом сосудов с воспламеняющейся смесью.
   Использование огня против деревянных кораблей напрашивалось само собой, и наиболее эффективным оказался знаменитый «греческий огонь» византийцев. Разрушительное действие этого напалма древности испытали на себе наши далёкие предки-славяне у стен Константинополя в 1043 году. Однако пользоваться далеко не совершенными огнемётными устройствами следовало с известной осторожностью, чтобы не поджечь свои же корабли.
   С появлением и развитием в Европе огнестрельного оружия на кораблях начали устанавливать пушки, но артиллерия долго ещё не выступала в качестве основного оружия в войне на море. Даже в сражении при Лепанто в 1571 году между флотами христиан и мусульман обе стороны в основном уповали на таран и на абордаж. Однако уже в 1588 году, когда испанская «Непобедимая армада» угрожала Англии, корабельная артиллерия громко заявила о себе – в прямом и переносном смысле. В сражении у Гравелина быстрые и маневренные английские корабли ощутимо пощипали испанцев, расстреливая неуклюжие галеоны издалека и не доводя дело до абордажа.
   Приоритет артиллерии установился во второй половине XVII века в ходе англо-голландских войн. Развитие парусного вооружения позволило кораблям лавировать, то есть двигать не только по ветру, но и под углом к направлению ветра и даже против ветра – галсами. Борта освободились от вёсел, – в открытом океане на волне не очень-то погребёшь – и теперь вдоль них рядами стали ставить пушки. Число батарейных палуб увеличилось до трёх-четырёх, а количество орудий доходило до сотни и более. Верхняя палуба осталась открытой, а на нижних орудийные амбразуры – пушечные порты – закрывались специальными щитами на случай непогоды. Такое расположение артиллерии диктовало и новую тактику ведения боя.
   Основные принципы новой тактики, родившейся из опыта войн второй половины XVII века, впервые были сформулированы профессором математики морского училища в Тулоне отцом-иезуитом Полем Гостом. Его трактат «Искусство военных флотов или сочинение о морских эволюциях», вышедший во Франции в 1697 году, стал Библией для флотоводцев.
   Самым целесообразным строем оказалась линия кильватера, когда корабли следовали друг за другом, не мешая один другому вести огонь по врагу всем бортом. Составлявшие боевую линию корабли, несущие многочисленную артиллерию, и получили название линейных кораблей. Боевая мощь любого флота теперь определялась количеством входящих в его состав многопалубных линейных кораблей, и в течение трёх столетий эскадры парусных линкоров громом пушек и клубами порохового дыма утверждали право той или иной державы властвовать в том или ином районе Мирового океана.
   Гребные суда сохранились вплоть до XIX века на Средиземном и Балтийском морях с их изрезанной береговой линией – в шхерах линейным кораблям делать нечего. Первую победу русского регулярного флота – над шведами при Гангуте – одержали гребные галеры и скампавеи Петра Первого.

Эра дредноутов

   Артиллерия середины XVII – начала XIX веков не имела ещё достаточной огневой мощи. Противники часами осыпали друг друга ядрами, и всё-таки корабли, получившие сотни пробоин, оставались на плаву. В войне на море широко использовались брандеры: небольшие гребные судёнышки, начинённые порохом и горючими веществами. Турецкий флот в Чесменской бухте в 1770 году был полностью сожжён в результате комбинированного удара: обстрела брандскугелями (зажигательными ядрами) и атаки русских брандеров. А в 1853 году при Синопе адмирал Нахимов уничтожил турецкую эскадру разрывными артиллерийскими бомбами.
   Технический прогресс неумолим, и гордые красавцы с белоснежными парусами уступили место чадящим колёсным, а потом и винтовым пароходам. Боевые корабли оделись в железо броневых плит, гладкоствольную артиллерию вытеснила нарезная, и началось соревнование снаряда и брони. С появлением и развитием новых средств борьбы на море – шестовой мины, мины заграждения и, наконец, торпеды – возникли сомнения в боевой ценности броненосцев, но русско-японская война подтвердила главенствующую роль бронированных линейных кораблей, вооружённых дальнобойной тяжёлой артиллерией.
   В 1906 году с британских верфей сошёл линейный корабль нового типа – «Дредноут», – и его название стало именем нарицательным для всего поколения линкоров ХХ века, истинных динозавров морей. Стремительно росли толщина брони (до 300–350 мм и более) и калибр орудий (до 380–406 мм). Со стапелей Англии и Германии перед Первой Мировой войной спускались на воду один дредноут за другим, и в лихорадочном темпе закладывались новые, ещё более мощные. Небо над Северным морем заволокло облаком густого дыма из труб десятков линкоров. Башенные орудия добрасывали многосоткилограммовые снаряды до линии видимого горизонта, скорострельная артиллерия защищала линкоры от атак миноносцев, а прочная броня, специальные утолщения бортов и противоминные наделки и переборки резко повысили живучесть динозавров. Владыки морей презрительно взирали на мир узкими просветами боевых рубок: кто осмелится встать на нашем пути?
   Но под водой уже скользили хищные веретенообразные тела первых боевых подводных лодок, и их торпеды уже вырывали первые жертвы. 22 сентября 1914 года маленькая германская подводная лодка «U-9» с экипажем всего из 28 человек под командованием капитан-лейтенанта Отто Веддигена отправила на дно три английских броненосных крейсера «Абукир», «Хог» и «Кресси» вместе с полутора тысячами офицеров и матросов королевского флота.
   Дредноуты флота Её Величества торопливо прятались в дальние порты, закутывались сетями, и любой качавшийся на волне мусор казался им хищным глазом-перископом беспощадного невидимого подводного врага. Динозавры-тугодумы (и в равной мере их создатели и повелители-люди) ещё не понимали, что час стальных монстров уже пробил. Британский Гранд Флит и германский Гохзеефлотте ещё сойдутся в Ютландском сражении, сотрясая море и небеса грохотом сотен крупнокалиберных пушек, но это будет последняя классическая битва линкоров.
   А в воздухе уже кружили первые, ещё хрупкие, неуклюжие и казавшиеся беспомощными этажерки первых самолётов. Стальные гиганты ещё не замечали этих никчёмных с их точки зрения мух, а зря. Пройдёт каких-то двадцать лет, – ничтожный срок по историческим меркам – и авиация превратится в грозную силу в войне вообще и войне на море в частности.
   Инерция мышления – страшная сила. Линкоры ещё жили, они всё ещё были предметом обожания и восхищения, но мезозойская эра в войне на море уже заканчивалась.
 

 
   ^{Линейный корабль «Тирпиц»}

Новый враг

   …25 октября 1944 года в заливе Лейте на Филиппинах произошло уникальное в истории войн на море боевое столкновение между кораблями японского и американского военно-морских флотов. В бою в заливе Лейте американские вспомогательные авианосцы (по сути дела, переоборудованные торговые суда, на которых были устроены полётные палубы) были атакованы японскими линейными кораблями и тяжёлыми крейсерами, сумевшими подойти к противнику на расстояние артиллерийского выстрела. А уникальность этого эпизода – одного из нескольких эпизодов грандиозной битвы за Филиппины – в том, что никогда доселе в войне на Тихом океане (да и вообще в ходе всей Второй Мировой войны, если не считать случайной встречи германских линкоров «Шарнхорст» и «Гнейзенау» с британским авианосцем «Глориес», закончившейся потоплением последнего) грозные орудия главного калибра тяжелых артиллерийских кораблей не имели возможности достать авианосцы. Кстати, немцы топили «Глориес» долго и трудно, и в ходе неравного боя один из двух эсминцев охранения авианосца умудрился даже всадить в «Шарнхорст» торпеду.
   Лицо морской войны изменилось, причём так стремительно, что многие адмиралы воюющих флотов этого просто-напросто ещё не поняли, хотя и вынуждены были следовать веяниям времени – если, конечно, не желали оказаться в числе проигравших. Основной ударной силой – и на необозримых просторах Тихоокеанского театра военных действий это проявилось особенно ярко – сделались авианосцы с их бортовыми эскадрильями бомбардировщиков, торпедоносцев и истребителей. Сражение протекало теперь вне пределов прямой видимости, соединения противоборствующих сторон находились в сотнях миль друг от друга, и исход боя определялся тем, кто успеет первым обнаружить вражеский флот и нанести по нему с воздуха сокрушительный удар, – прежде всего по авианосцам – преодолев завесу истребителей и зенитный огонь кораблей. Так было в Коралловом море, у Мидуэя и много где ещё.