Страница:
Вы, вероятно, догадались, что в молодости я изрядно покуролесил в компании не слишком обремененных запретами особ. Нет, только не подумайте, что я водился исключительно с пьяницами да нимфетками. Приходилось мне общаться и с весьма достойными, интересными людьми, уже тогда их известность была широка, разнообразна и неоспорима, как поясной портрет на обложке журнала «Огонек». Однако так уж случилось, что все они как бы промелькнули мимо, словно бы и не заметили меня, либо же по странности или по недоразумению оставили без должного внимания факт моего не вполне осмысленного существования. Не скрою, иногда возникает подозрение, будто в этом я сам куда больше виноват. Распорядись я как-нибудь иначе тем, что предоставила судьба, глядишь, и жизнь могла бы сложиться по-иному…
Возможно, такое отступление кому-то покажется совершенно неуместным, поскольку обстоятельства моей юности, так уж мне представляется теперь, были для своего времени вполне типичны, а потому вряд ли могут стать причиной всего того, что произошло со мною позже. Скажи на милость, ну кого волнует, что было бы, сохрани я добрые отношения с известным театральным режиссером или популярным комиком-конферансье из варьете? Не думаете же вы всерьез, что благодаря знакомству я бы нашел свое призвание где-нибудь на подмостках сцены? Да нет, мне думается, что ничего непоправимого в моем прошлом не было, да и случиться не могло. Похоже, и сейчас все идет в соответствии со своим, однажды то ли мной, то ли еще кем-то установленным порядком – и поиск информации в компьютере, и предварительный осмотр, и более кропотливое дознание, и соответствующие выводы, и приговор… Надеюсь, вы понимаете, что приговор – это всего лишь образно, проще говоря, условно. А вот что оказалось более реальным, так это странные особенности вошедшей пары, которые вынудили меня отвлечься от воспоминаний и приступить к выполнению своих прямых обязанностей, то есть заняться поиском выхода из неожиданно возникшей ситуации.
Так вот о странностях. Странно было прежде всего то, что милая барышня появилась в обществе этого разгильдяя и долдона. Нет, ну правда, до сих пор не могу никак понять – неужели трудно было подыскать себе кавалера поприличнее и стоило ли вообще тратить силы на поиски этого сокровища? Скорее уж он сам ее где-то отыскал. Да, похоже, эта девица не из тех, что рыщут в поисках завидного жениха, и строят планы, и безумно огорчаются, потому что не сбылось, и наконец-то успокаиваются – вот это именно то и есть, что я заказывала, заверните, плиз! Ведь надо же понимать, что самый главный критерий в этом деле – прочность, основательность, как за воротами особняка, обнесенного внушительным забором. И не забыть про разделение обязанностей:
– Ты, милый, будешь делать карьеру, а я тебе стану помогать!
Нет, в самом деле – каким образом?
Тем временем топтуны у входа засуетились, намереваясь подсказать с виду несостоятельному клиенту: мол, сударь, куда вы прете, вы ведь явно не наш! Возможно, к этому их подталкивал еще и не совсем обычный его вид в сочетании с патлатой шевелюрой. Такое сочетание явной бедности и вопиющего нахальства в обрамлении пучка диковинных волос, под цвет слегка подгнившего фрукта неустановленной природы – это у кого угодно способно вызвать раздражение. И если бы не мое вмешательство, в результате чего удивленные служаки расступились, все могло бы закончиться если не кровавым мордобоем, то уж, во всяком случае, длительной истерикой не в меру ретивого ухажера, по-видимому возмечтавшего о карьере игрока.
К слову сказать, его настойчивость уже тогда вызывала у меня немалые сомнения. С чего бы это он ломится напролом, словно смысл его, по сути, только-только начавшейся взрослой жизни в том и состоит, чтобы поставить на кон жалкие остатки стипендии или то немногое, что заработал в стройотряде. И для чего, подскажите, ну зачем? Чтобы перед девчонкой пофорсить или же банально испытать удачу? Однако для этого не обязательно лезть на рожон – возьми да прыгни с Крымского моста или же прокатись на крыше скоростного лифта в высотке на Котельнической. В наш ресторан с таким «богатством» в кармане не зайдешь, а в номера без баксов тем более соваться незачем… Ну разве что юноша на известных основаниях запишется к нам в штат – находятся любители и на такого рода особые интимные услуги. Ах да! Сегодня же аукцион – так ведь и там ему не светит! Чуть позже я топтунам об этом и сказал:
– Ладно, пусть пялится, лишь бы не буянил, а то в случае чего…
Нет, ну в самом деле, что мне оставалось делать? Не пускать? Однако это всего лишь означало бы, что я ее больше не увижу. Можно, конечно, попытаться придержать кавалера, скажем, для личного досмотра по подозрению в распространении наркоты, а барышню тем временем галантно пригласить в наш ресторан, мол, я вас развлеку, откушайте мороженого с лимонадом, пока там не уладится. Подобные сюжеты у нас прежде наблюдались, если подружка приглянулась кому-то из владельцев заведения, а личность ее спутника, судя по внешности, не представляла собой буквально ничего – не депутат, не сын министра, не вор в законе и даже не известный журналист, а так, перебивающийся с хлеба на воду кооператор, в недавнем прошлом кандидат наук или безвестный инженеришка. Но одно дело хозяева, которым любое нарушение наших местных, ими же установленных понятий с рук сойдет, и совсем с другого боку я. Тут ведь можно и доверия, и должности лишиться – это если совсем не повезет.
И было еще одно обстоятельство. Уводить очаровательную барышню у такого бедолаги, ну согласитесь – это уж ни в какие ворота не влезает! Все равно что оставить без куска мыла пришедшего помыться в бане или же вырвать из руки страждущего поднесенный ко рту бутерброд с паюсной икрой. Нет, решиться на такое надругательство я был положительно не в силах. Так что оставалось лишь единственное – дать топтунам отмашку, чтобы пропустили, и надеяться, что парень не поволочет девчонку в номера.
Прежде чем подняться по лестнице в наш игорный зал – именно там, как я уже сказал, по пятницам проводятся аукционы, – он благодарно, как домохозяйка, нежданно-негаданно выигравшая в лотерею миллион, посмотрел в мои глаза и тихо, почти беззвучно, произнес ту фразу, которую я буду помнить все оставшиеся мне годы:
– Это… верное решение!
И отчего-то подмигнул.
Глава 4
Глава 5
Возможно, такое отступление кому-то покажется совершенно неуместным, поскольку обстоятельства моей юности, так уж мне представляется теперь, были для своего времени вполне типичны, а потому вряд ли могут стать причиной всего того, что произошло со мною позже. Скажи на милость, ну кого волнует, что было бы, сохрани я добрые отношения с известным театральным режиссером или популярным комиком-конферансье из варьете? Не думаете же вы всерьез, что благодаря знакомству я бы нашел свое призвание где-нибудь на подмостках сцены? Да нет, мне думается, что ничего непоправимого в моем прошлом не было, да и случиться не могло. Похоже, и сейчас все идет в соответствии со своим, однажды то ли мной, то ли еще кем-то установленным порядком – и поиск информации в компьютере, и предварительный осмотр, и более кропотливое дознание, и соответствующие выводы, и приговор… Надеюсь, вы понимаете, что приговор – это всего лишь образно, проще говоря, условно. А вот что оказалось более реальным, так это странные особенности вошедшей пары, которые вынудили меня отвлечься от воспоминаний и приступить к выполнению своих прямых обязанностей, то есть заняться поиском выхода из неожиданно возникшей ситуации.
Так вот о странностях. Странно было прежде всего то, что милая барышня появилась в обществе этого разгильдяя и долдона. Нет, ну правда, до сих пор не могу никак понять – неужели трудно было подыскать себе кавалера поприличнее и стоило ли вообще тратить силы на поиски этого сокровища? Скорее уж он сам ее где-то отыскал. Да, похоже, эта девица не из тех, что рыщут в поисках завидного жениха, и строят планы, и безумно огорчаются, потому что не сбылось, и наконец-то успокаиваются – вот это именно то и есть, что я заказывала, заверните, плиз! Ведь надо же понимать, что самый главный критерий в этом деле – прочность, основательность, как за воротами особняка, обнесенного внушительным забором. И не забыть про разделение обязанностей:
– Ты, милый, будешь делать карьеру, а я тебе стану помогать!
Нет, в самом деле – каким образом?
Тем временем топтуны у входа засуетились, намереваясь подсказать с виду несостоятельному клиенту: мол, сударь, куда вы прете, вы ведь явно не наш! Возможно, к этому их подталкивал еще и не совсем обычный его вид в сочетании с патлатой шевелюрой. Такое сочетание явной бедности и вопиющего нахальства в обрамлении пучка диковинных волос, под цвет слегка подгнившего фрукта неустановленной природы – это у кого угодно способно вызвать раздражение. И если бы не мое вмешательство, в результате чего удивленные служаки расступились, все могло бы закончиться если не кровавым мордобоем, то уж, во всяком случае, длительной истерикой не в меру ретивого ухажера, по-видимому возмечтавшего о карьере игрока.
К слову сказать, его настойчивость уже тогда вызывала у меня немалые сомнения. С чего бы это он ломится напролом, словно смысл его, по сути, только-только начавшейся взрослой жизни в том и состоит, чтобы поставить на кон жалкие остатки стипендии или то немногое, что заработал в стройотряде. И для чего, подскажите, ну зачем? Чтобы перед девчонкой пофорсить или же банально испытать удачу? Однако для этого не обязательно лезть на рожон – возьми да прыгни с Крымского моста или же прокатись на крыше скоростного лифта в высотке на Котельнической. В наш ресторан с таким «богатством» в кармане не зайдешь, а в номера без баксов тем более соваться незачем… Ну разве что юноша на известных основаниях запишется к нам в штат – находятся любители и на такого рода особые интимные услуги. Ах да! Сегодня же аукцион – так ведь и там ему не светит! Чуть позже я топтунам об этом и сказал:
– Ладно, пусть пялится, лишь бы не буянил, а то в случае чего…
Нет, ну в самом деле, что мне оставалось делать? Не пускать? Однако это всего лишь означало бы, что я ее больше не увижу. Можно, конечно, попытаться придержать кавалера, скажем, для личного досмотра по подозрению в распространении наркоты, а барышню тем временем галантно пригласить в наш ресторан, мол, я вас развлеку, откушайте мороженого с лимонадом, пока там не уладится. Подобные сюжеты у нас прежде наблюдались, если подружка приглянулась кому-то из владельцев заведения, а личность ее спутника, судя по внешности, не представляла собой буквально ничего – не депутат, не сын министра, не вор в законе и даже не известный журналист, а так, перебивающийся с хлеба на воду кооператор, в недавнем прошлом кандидат наук или безвестный инженеришка. Но одно дело хозяева, которым любое нарушение наших местных, ими же установленных понятий с рук сойдет, и совсем с другого боку я. Тут ведь можно и доверия, и должности лишиться – это если совсем не повезет.
И было еще одно обстоятельство. Уводить очаровательную барышню у такого бедолаги, ну согласитесь – это уж ни в какие ворота не влезает! Все равно что оставить без куска мыла пришедшего помыться в бане или же вырвать из руки страждущего поднесенный ко рту бутерброд с паюсной икрой. Нет, решиться на такое надругательство я был положительно не в силах. Так что оставалось лишь единственное – дать топтунам отмашку, чтобы пропустили, и надеяться, что парень не поволочет девчонку в номера.
Прежде чем подняться по лестнице в наш игорный зал – именно там, как я уже сказал, по пятницам проводятся аукционы, – он благодарно, как домохозяйка, нежданно-негаданно выигравшая в лотерею миллион, посмотрел в мои глаза и тихо, почти беззвучно, произнес ту фразу, которую я буду помнить все оставшиеся мне годы:
– Это… верное решение!
И отчего-то подмигнул.
Глава 4
Исповедь Лулу
Так вот о чем мне поведала Лулу, если опустить слезы, всхлипывания и прочие малозначительные детали.
Отец, то есть тот, кого она считала отцом, умер через несколько лет после ее рождения. Как потом рассказывала мать, видимо, сердце не выдержало слишком уж активной, напряженной жизни – работа, женщины вперемежку с выпивкой и картами. Эта гремучая смесь не доводит до добра. Впрочем, кому как повезет, однако умный поостережется.
Вскоре мать нашла себе нового дружка. Был он, в отличие от прежнего, долговяз и тощ, но уж никак не меньше расположен к общению с женским полом, а всего более, как оказалось, с малолетками. Со слов Лулу, я представляю себе это примерно так.
Жил-был некий гражданин, звезд с неба не хватал, здоровье так себе, личиком тоже вроде бы не вышел, а потому, что называется, за бабами не особенно приударял, хотя бы потому, что ничего ему там не светило. Как так получилось, что обратила на него внимание мать Лулу, в свои тридцать с небольшим лет довольно привлекательная женщина, вряд ли кто-то сможет объяснить. Самое большее, что скажут – просто повезло бедняге. Если же мать спросят, та, скорее всего, промолчит, хотя вполне допустимо предположить, что не смогла бы она найти другого такого, негулящего, да еще имея на руках ребенка.
Итак, о нашем нынешнем «герое», отчиме Лулу. Нужно признать, что если с взрослыми женщинами он иногда робел, то вот с молоденькими девчонками держался значительно свободнее. И пошутить мог, и пикантный анекдотец рассказать, нередко вызывая у юных особ явные признаки смущения, а ведь сам между тем еле сдерживал желание кого-нибудь из них, как бы это сказать поделикатнее, немного «приласкать». Это желание словно бы въелось в его натуру навсегда, как энцефалитный клещ впивается в нежно-розовую девичью попку. Всякий раз, стоило ему припомнить обстоятельства своей женитьбы, сознание его обволакивало знакомое чувство и вновь тревожило дремавшую доселе плоть. Вспоминал, как стояли они перед алтарем – нет-нет, конечно же это было в загсе! – а чуть поодаль обреталась прелестная девчушка, подарок судьбы, плод несчастливого первого брака будущей супруги. Припомнил он и то, как украдкой заглядывался на тело юной падчерицы через приоткрытую дверь в детскую, как однажды, будто бы спросонья не разобравшись, что к чему, то есть не заметив присутствия Лулу, вломился в ванную комнату и начал раздеваться, готовясь принять душ. И как потом оправдывался перед женой: мол, ни сном ни духом… Ну что поделаешь, если накануне немного перебрал?
И вот однажды, когда жене полагалось быть на службе, он застал падчерицу дома одну – тогда-то все между ними и случилось. Она не сопротивлялась, словно бы только того и ждала, только и прикидывала, когда же это произойдет и наконец-то она станет женщиной. И приняла его удивительно легко, без криков и без стонов, только смотрела на отчима широко раскрытыми глазами, ожидая, а что еще будет и как он это сделает, как повернет ее гибкое тело, как облапит ее лоно, потом обхватит за тонкую талию, прижмет к себе больно-пребольно… и, удовлетворенный, откинется на подушку. А она продолжала смотреть на его лицо, фиксируя все разнообразные оттенки его вожделения. И зачем только ей это было нужно?
А потом все внезапно кончилось. Их застукали в самый неподходящий момент. Они уже закончили и почти оделись. Лулу убирала постель, он взглянул на ее едва прикрытый кружевными трусиками зад, на полуобнаженное девичье тело, склонившееся над тахтой, и желание пересилило осторожность… В этот момент раздался звук открываемой входной двери, и хотя любовники успели наспех привести себя в порядок, однако присутствие их обоих в спальне, подле неубранной постели не оставляло никаких сомнений в том, что здесь произошло.
От ногтей жены ему посчастливилось увернуться, но заявление в органы последовало вопреки готовности искупить вину, естественно, если компенсация будет в приемлемых размерах. И если бы не его мамаша, в то время заместитель районного прокурора, сидеть бы ему на нарах, и не один год. Да и то в лучшем случае, поскольку совратителей малолеток на зоне не особенно-то жалуют. Это мягко говоря.
А потом ее мать стала пить, причем все чаще и помногу. К тому времени, когда Лулу окончила школу, мать была совсем плоха. Вскоре ее не стало. Надо было на что-то жить…
– А ведь я уже видела тебя когда-то, очень давно, там, у нас дома, – еле слышно прошептала Лулу сквозь слезы.
Вот те на! Душещипательная история, которая вроде бы уже подошла к концу, снова затягивается в узелочек. Неужто и мне пора всплакнуть? В сущности, все, что она мне тут порассказала, могло не иметь ни малейшего отношения к реальности. Подобные сценарии, надо полагать, уже давно обкатаны, как те же скорбные просьбы бедолаг, с утра до вечера побирающихся по вагонам метро и электричек. Мне ли этого не знать! Не на того напала!
Так бы, наверное, я и сказал, если бы не эта неожиданная фраза. Самое неприятное заключалось в том, что это не был вопрос – тогда бы при желании не составляло особого труда так или иначе отвертеться. Каждый раз, когда нечто подобное случается, делаешь привычный финт ушами, и все как бы само собой постепенно успокаивается. Но когда тебя ставят перед фактом, да еще при столь печальных обстоятельствах… Надо же все-таки и меру знать! Ну и что мне теперь делать? Изобразить, будто не расслышал? Я стал прикидывать, где и когда все это могло произойти. Но отчего-то мои аналитические способности на сей раз не срабатывали. И то, что они мне изменили, – это было явно неспроста. Короче, ничего другого не оставалось, как самому задать Лулу вопрос и с замиранием сердца ожидать, что же она мне на это скажет.
– Ее звали Полина, – словно бы читая мои мысли, произнесла Лулу. Но лучше бы она этого не делала, лучше бы молчала.
Вот, значит, как…
А Лулу тем временем продолжала свой рассказ:
– Я помню, как ты довольно часто приходил в наш дом. Обычно вы с мамой уединялись где-нибудь вдвоем, как правило на кухне. Пили вино, смеялись, а мне в это время уже полагалось спать. Но я тихонько подкрадывалась к чуть приоткрытой двери и все видела. Видела, как ты тискал мою мать, как вы целовались, видела, как она садилась к тебе на колени и…
Мне уже тогда все это было интересно. Ну не знаю, почему интересно, – просто так… А потом ты перестал к нам приходить.
– Да, я как раз уехал в длительную загранкомандировку. – Эти слова сорвались у меня с языка как бы сами собой, помимо моего желания. Тем более что о причине долгого отсутствия я загнул. При тогдашней должности мои поездки ограничивались разве что одной-двумя неделями. Но, честно говоря, не было уже никакой возможности молчать, то есть не было сил противиться тому неизбежному, что уже готово было свалиться на меня. – И кто же тебе сообщил, что именно я твой отец?
– А разве не так?
Ну что ты на это скажешь? И вот снова появляется в глазах Лулу панический страх, словно бы и в самом деле она что-то сделала не так, словно бы по ошибке забежала совсем не в ту квартиру и даже не в тот дом и не на ту улицу… Ответ напрашивался сам собой. Мог ли я ответить ей иначе?
Прошло несколько минут, к счастью без взаимных упреков и радостных лобзаний. Лулу понемногу успокоилась, а я… Я в меру скромных сил пытался привести свои тягостные воспоминания в порядок. Припомнил наконец, когда я мог в последний раз видеть Лулу – как же ее тогда на самом деле звали? По-видимому, это было десять лет тому назад. Я тогда, как только увидел ее, взглянул в эти большущие печальные глаза, сразу подумал – как жаль, что это не моя дочь. Судя по всему, такие мысли изредка приходят в голову эгоистичным сластолюбцам, никчемным болтунам, проплутавшим большую часть жизни, следуя незатейливым изгибам подсознания. Тогда-то и появляется эта слегка припозднившаяся, эта запоздалая, эта поздняя грусть.
Вот ведь как оно бывает. Держишься все время молодцом, полагая, что так и будет всегда, то есть хотя бы очень долгое-предолгое время. А потом случится внезапно некое событие и сразу осознаешь, что – старый. Старый-престарый, совсем никчемный гражданин…
И все же так и остается невыясненным один вопрос – каким же образом Лулу оказалась здесь, то есть почему именно со мной она столкнулась в лифте? Не все же нужно объяснять волей неведомого Провидения. Должны же быть причины и более доступные для ума.
Так вот и появляется в ее рассказе некто Антон, с которым Лулу познакомилась вскоре после смерти матери. Судя по описанию, довольно привлекательный молодой человек, студент какого-то там то ли института, то ли колледжа. Именно он в самую трудную пору оказывал ей посильную поддержку, подыскивал работу с таким заработком, чтобы можно было кое-как сводить концы с концами, успокаивал, когда было совсем невмоготу. Да, ей было очень нелегко. После того, что случилось с отчимом, к своей ближайшей родне Лулу обратиться не могла. И стыдно было, да и, похоже, что на них с матерью давно рукой махнули. Никаких сбережений в семье не было. Обменять квартиру на меньшую жилплощадь Лулу не могла, поскольку необходимо было время на то, чтобы вступить в права наследства. Попробовала сдать комнату квартирантам, но это был сплошной кошмар – трудно предположить, чем могло бы кончиться, если бы не вмешательство Антона. Все чаще в голову приходили ужасные мысли, поскольку еще чуть-чуть, и останется одна-единственная перспектива – отправляться на панель. Ко всему прочему, недавно выяснилось, что на часть квартиры претендует отчим, с которым Полина не успела развестись, так что, похоже, не обойдется без суда, на который тоже требуются деньги. По счастью, на интимные услуги отчим уже не претендовал.
А где-то с месяц назад Лулу стала всерьез задумываться о профессии путаны. К этому ее подтолкнул один, пожалуй, очень странный разговор, в котором Антон описывал шикарную жизнь своей бывшей одноклассницы, ставшей элитной проституткой, иначе говоря, девочкой по вызову. По его словам, клиентами ее состояли весьма приятные и почтенные люди – банкиры, топ-менеджеры крупных компаний и прочие видные представители мира сего. Так что высказываемые Лулу опасения по поводу того, что придется отдаваться подонкам с толстым кошельком, здесь явно не катили. Вполне можно было рассчитывать на солидный доход и взаимовыгодное общение с интересными людьми.
– Речь ведь не идет о том, чтобы ты все время трахалась буквально с кем попало. Я думаю, что очень скоро ты получишь право выбора.
В общем, долго ему уговаривать Лулу не пришлось, и в итоге она наконец-то согласилась.
У кого возникла идея предложить ее для розыгрыша на пятничном аукционе в нашем клубе, мне выяснить так и не удалось. Сославшись на мнение сведущих людей, Антон ей объяснил, что лучшей возможности, чтобы заявить о себе в мире секс-бизнеса, не найти, а потому нечего раздумывать – надо соглашаться.
– Сразу получишь приличный куш, тридцать процентов от выручки аукциониста, это чего-нибудь да стоит. Плюс бонусы от владельцев клуба, если им понравишься. В общем, было бы из чего конкретно выбирать… На первое время можешь даже маску на лице носить. Я думаю, никто против этого возражать не станет. Напротив, будет некий элемент таинственности. Клиентов это еще больше возбуждает.
Так и случилось. И вот вчера Лулу взяли да и выставили на продажу. Если б только знать…
После аукциона Лулу стала нарасхват. Видимо, в нашем доме она и в самом деле оказалась случайно – надо признать, что даже здесь есть несколько элитных квартир с богатенькими обитателями. Но вот отчего остановился лифт? Неужто она вбежала в него на моем, семнадцатом этаже, а все остальное было просто следствием царившей в моей голове сумятицы после неожиданного появления полуобнаженной юной леди? Будто я голых девок не видал… Нет, ничего не понимаю!
Лулу я постелил на кухне – там у меня шикарнейший кожаный диван, пережиток прежней роскоши. Ну а сам расположился в комнате, на тахте, изрядно поизносившейся от длительного и интенсивного употребления. Уже засыпая, я подумал, что все не так уж плохо складывается – Лулу останется у меня, здесь ее почти наверняка искать не станут. От этой мысли мне немного полегчало.
Отец, то есть тот, кого она считала отцом, умер через несколько лет после ее рождения. Как потом рассказывала мать, видимо, сердце не выдержало слишком уж активной, напряженной жизни – работа, женщины вперемежку с выпивкой и картами. Эта гремучая смесь не доводит до добра. Впрочем, кому как повезет, однако умный поостережется.
Вскоре мать нашла себе нового дружка. Был он, в отличие от прежнего, долговяз и тощ, но уж никак не меньше расположен к общению с женским полом, а всего более, как оказалось, с малолетками. Со слов Лулу, я представляю себе это примерно так.
Жил-был некий гражданин, звезд с неба не хватал, здоровье так себе, личиком тоже вроде бы не вышел, а потому, что называется, за бабами не особенно приударял, хотя бы потому, что ничего ему там не светило. Как так получилось, что обратила на него внимание мать Лулу, в свои тридцать с небольшим лет довольно привлекательная женщина, вряд ли кто-то сможет объяснить. Самое большее, что скажут – просто повезло бедняге. Если же мать спросят, та, скорее всего, промолчит, хотя вполне допустимо предположить, что не смогла бы она найти другого такого, негулящего, да еще имея на руках ребенка.
Итак, о нашем нынешнем «герое», отчиме Лулу. Нужно признать, что если с взрослыми женщинами он иногда робел, то вот с молоденькими девчонками держался значительно свободнее. И пошутить мог, и пикантный анекдотец рассказать, нередко вызывая у юных особ явные признаки смущения, а ведь сам между тем еле сдерживал желание кого-нибудь из них, как бы это сказать поделикатнее, немного «приласкать». Это желание словно бы въелось в его натуру навсегда, как энцефалитный клещ впивается в нежно-розовую девичью попку. Всякий раз, стоило ему припомнить обстоятельства своей женитьбы, сознание его обволакивало знакомое чувство и вновь тревожило дремавшую доселе плоть. Вспоминал, как стояли они перед алтарем – нет-нет, конечно же это было в загсе! – а чуть поодаль обреталась прелестная девчушка, подарок судьбы, плод несчастливого первого брака будущей супруги. Припомнил он и то, как украдкой заглядывался на тело юной падчерицы через приоткрытую дверь в детскую, как однажды, будто бы спросонья не разобравшись, что к чему, то есть не заметив присутствия Лулу, вломился в ванную комнату и начал раздеваться, готовясь принять душ. И как потом оправдывался перед женой: мол, ни сном ни духом… Ну что поделаешь, если накануне немного перебрал?
И вот однажды, когда жене полагалось быть на службе, он застал падчерицу дома одну – тогда-то все между ними и случилось. Она не сопротивлялась, словно бы только того и ждала, только и прикидывала, когда же это произойдет и наконец-то она станет женщиной. И приняла его удивительно легко, без криков и без стонов, только смотрела на отчима широко раскрытыми глазами, ожидая, а что еще будет и как он это сделает, как повернет ее гибкое тело, как облапит ее лоно, потом обхватит за тонкую талию, прижмет к себе больно-пребольно… и, удовлетворенный, откинется на подушку. А она продолжала смотреть на его лицо, фиксируя все разнообразные оттенки его вожделения. И зачем только ей это было нужно?
А потом все внезапно кончилось. Их застукали в самый неподходящий момент. Они уже закончили и почти оделись. Лулу убирала постель, он взглянул на ее едва прикрытый кружевными трусиками зад, на полуобнаженное девичье тело, склонившееся над тахтой, и желание пересилило осторожность… В этот момент раздался звук открываемой входной двери, и хотя любовники успели наспех привести себя в порядок, однако присутствие их обоих в спальне, подле неубранной постели не оставляло никаких сомнений в том, что здесь произошло.
От ногтей жены ему посчастливилось увернуться, но заявление в органы последовало вопреки готовности искупить вину, естественно, если компенсация будет в приемлемых размерах. И если бы не его мамаша, в то время заместитель районного прокурора, сидеть бы ему на нарах, и не один год. Да и то в лучшем случае, поскольку совратителей малолеток на зоне не особенно-то жалуют. Это мягко говоря.
А потом ее мать стала пить, причем все чаще и помногу. К тому времени, когда Лулу окончила школу, мать была совсем плоха. Вскоре ее не стало. Надо было на что-то жить…
– А ведь я уже видела тебя когда-то, очень давно, там, у нас дома, – еле слышно прошептала Лулу сквозь слезы.
Вот те на! Душещипательная история, которая вроде бы уже подошла к концу, снова затягивается в узелочек. Неужто и мне пора всплакнуть? В сущности, все, что она мне тут порассказала, могло не иметь ни малейшего отношения к реальности. Подобные сценарии, надо полагать, уже давно обкатаны, как те же скорбные просьбы бедолаг, с утра до вечера побирающихся по вагонам метро и электричек. Мне ли этого не знать! Не на того напала!
Так бы, наверное, я и сказал, если бы не эта неожиданная фраза. Самое неприятное заключалось в том, что это не был вопрос – тогда бы при желании не составляло особого труда так или иначе отвертеться. Каждый раз, когда нечто подобное случается, делаешь привычный финт ушами, и все как бы само собой постепенно успокаивается. Но когда тебя ставят перед фактом, да еще при столь печальных обстоятельствах… Надо же все-таки и меру знать! Ну и что мне теперь делать? Изобразить, будто не расслышал? Я стал прикидывать, где и когда все это могло произойти. Но отчего-то мои аналитические способности на сей раз не срабатывали. И то, что они мне изменили, – это было явно неспроста. Короче, ничего другого не оставалось, как самому задать Лулу вопрос и с замиранием сердца ожидать, что же она мне на это скажет.
– Ее звали Полина, – словно бы читая мои мысли, произнесла Лулу. Но лучше бы она этого не делала, лучше бы молчала.
Вот, значит, как…
А Лулу тем временем продолжала свой рассказ:
– Я помню, как ты довольно часто приходил в наш дом. Обычно вы с мамой уединялись где-нибудь вдвоем, как правило на кухне. Пили вино, смеялись, а мне в это время уже полагалось спать. Но я тихонько подкрадывалась к чуть приоткрытой двери и все видела. Видела, как ты тискал мою мать, как вы целовались, видела, как она садилась к тебе на колени и…
Мне уже тогда все это было интересно. Ну не знаю, почему интересно, – просто так… А потом ты перестал к нам приходить.
– Да, я как раз уехал в длительную загранкомандировку. – Эти слова сорвались у меня с языка как бы сами собой, помимо моего желания. Тем более что о причине долгого отсутствия я загнул. При тогдашней должности мои поездки ограничивались разве что одной-двумя неделями. Но, честно говоря, не было уже никакой возможности молчать, то есть не было сил противиться тому неизбежному, что уже готово было свалиться на меня. – И кто же тебе сообщил, что именно я твой отец?
– А разве не так?
Ну что ты на это скажешь? И вот снова появляется в глазах Лулу панический страх, словно бы и в самом деле она что-то сделала не так, словно бы по ошибке забежала совсем не в ту квартиру и даже не в тот дом и не на ту улицу… Ответ напрашивался сам собой. Мог ли я ответить ей иначе?
Прошло несколько минут, к счастью без взаимных упреков и радостных лобзаний. Лулу понемногу успокоилась, а я… Я в меру скромных сил пытался привести свои тягостные воспоминания в порядок. Припомнил наконец, когда я мог в последний раз видеть Лулу – как же ее тогда на самом деле звали? По-видимому, это было десять лет тому назад. Я тогда, как только увидел ее, взглянул в эти большущие печальные глаза, сразу подумал – как жаль, что это не моя дочь. Судя по всему, такие мысли изредка приходят в голову эгоистичным сластолюбцам, никчемным болтунам, проплутавшим большую часть жизни, следуя незатейливым изгибам подсознания. Тогда-то и появляется эта слегка припозднившаяся, эта запоздалая, эта поздняя грусть.
Вот ведь как оно бывает. Держишься все время молодцом, полагая, что так и будет всегда, то есть хотя бы очень долгое-предолгое время. А потом случится внезапно некое событие и сразу осознаешь, что – старый. Старый-престарый, совсем никчемный гражданин…
И все же так и остается невыясненным один вопрос – каким же образом Лулу оказалась здесь, то есть почему именно со мной она столкнулась в лифте? Не все же нужно объяснять волей неведомого Провидения. Должны же быть причины и более доступные для ума.
Так вот и появляется в ее рассказе некто Антон, с которым Лулу познакомилась вскоре после смерти матери. Судя по описанию, довольно привлекательный молодой человек, студент какого-то там то ли института, то ли колледжа. Именно он в самую трудную пору оказывал ей посильную поддержку, подыскивал работу с таким заработком, чтобы можно было кое-как сводить концы с концами, успокаивал, когда было совсем невмоготу. Да, ей было очень нелегко. После того, что случилось с отчимом, к своей ближайшей родне Лулу обратиться не могла. И стыдно было, да и, похоже, что на них с матерью давно рукой махнули. Никаких сбережений в семье не было. Обменять квартиру на меньшую жилплощадь Лулу не могла, поскольку необходимо было время на то, чтобы вступить в права наследства. Попробовала сдать комнату квартирантам, но это был сплошной кошмар – трудно предположить, чем могло бы кончиться, если бы не вмешательство Антона. Все чаще в голову приходили ужасные мысли, поскольку еще чуть-чуть, и останется одна-единственная перспектива – отправляться на панель. Ко всему прочему, недавно выяснилось, что на часть квартиры претендует отчим, с которым Полина не успела развестись, так что, похоже, не обойдется без суда, на который тоже требуются деньги. По счастью, на интимные услуги отчим уже не претендовал.
А где-то с месяц назад Лулу стала всерьез задумываться о профессии путаны. К этому ее подтолкнул один, пожалуй, очень странный разговор, в котором Антон описывал шикарную жизнь своей бывшей одноклассницы, ставшей элитной проституткой, иначе говоря, девочкой по вызову. По его словам, клиентами ее состояли весьма приятные и почтенные люди – банкиры, топ-менеджеры крупных компаний и прочие видные представители мира сего. Так что высказываемые Лулу опасения по поводу того, что придется отдаваться подонкам с толстым кошельком, здесь явно не катили. Вполне можно было рассчитывать на солидный доход и взаимовыгодное общение с интересными людьми.
– Речь ведь не идет о том, чтобы ты все время трахалась буквально с кем попало. Я думаю, что очень скоро ты получишь право выбора.
В общем, долго ему уговаривать Лулу не пришлось, и в итоге она наконец-то согласилась.
У кого возникла идея предложить ее для розыгрыша на пятничном аукционе в нашем клубе, мне выяснить так и не удалось. Сославшись на мнение сведущих людей, Антон ей объяснил, что лучшей возможности, чтобы заявить о себе в мире секс-бизнеса, не найти, а потому нечего раздумывать – надо соглашаться.
– Сразу получишь приличный куш, тридцать процентов от выручки аукциониста, это чего-нибудь да стоит. Плюс бонусы от владельцев клуба, если им понравишься. В общем, было бы из чего конкретно выбирать… На первое время можешь даже маску на лице носить. Я думаю, никто против этого возражать не станет. Напротив, будет некий элемент таинственности. Клиентов это еще больше возбуждает.
Так и случилось. И вот вчера Лулу взяли да и выставили на продажу. Если б только знать…
После аукциона Лулу стала нарасхват. Видимо, в нашем доме она и в самом деле оказалась случайно – надо признать, что даже здесь есть несколько элитных квартир с богатенькими обитателями. Но вот отчего остановился лифт? Неужто она вбежала в него на моем, семнадцатом этаже, а все остальное было просто следствием царившей в моей голове сумятицы после неожиданного появления полуобнаженной юной леди? Будто я голых девок не видал… Нет, ничего не понимаю!
Лулу я постелил на кухне – там у меня шикарнейший кожаный диван, пережиток прежней роскоши. Ну а сам расположился в комнате, на тахте, изрядно поизносившейся от длительного и интенсивного употребления. Уже засыпая, я подумал, что все не так уж плохо складывается – Лулу останется у меня, здесь ее почти наверняка искать не станут. От этой мысли мне немного полегчало.
Глава 5
Припоминая…
Иногда все складывается так, что хочется остаться одному. Нет, не в квартире, не в доме, а чтобы вообще на много-много верст вокруг не обнаруживалось ни единого живого человека. Чтобы ни голоса, ни шепота, ни стона, ни дыхания. И даже чтобы все тропинки травою заросли. Такое вот странное, неодолимое желание. Неодолимое до тех самых пор, пока…
Ах, как жаль, что это не моя дочь! Судя по тому, что написали по этой теме классики, схожие мысли приходят в голову самовлюбленным идиотам, проплутавшим всю сознательную жизнь где-то в отдалении от радостей и огорчений, которые способна дать семья. Уютный дом, хорошая работа, красавица жена и дети, дети… Ну, само собой, машина, дача… Тьфу, черт, чуть не сказал – любовница! Так уж бывает, что никем не контролируемое подсознание в самый неподходящий момент подкидывает именно то, что хотелось бы забыть.
Итак, о запоздалых сожалениях. Да, хорошо иметь семью, было бы кому позаботиться обо мне, если состарюсь, одряхлею – словом, окажусь совсем без сил. Признайтесь, что и вы подумали именно об этом. Да нет, на самом деле у меня даже и мысли такой не возникало, только горечь, что вот была бы у меня дочь… И что особенного мне от нее надо? Лишь бы смотреть да радоваться, и больше ничего.
Вообще-то лень – это у меня наследственное. Вместо того чтобы, как принято говорить, взять да засучить рукава и ковать, ковать свое семейное счастье, я оказываюсь способен лишь на то, чтобы вот так смотреть как бы совсем со стороны. Да, это занятие вряд ли вызовет ко мне уважение общественности. Скорее уж наоборот – мы вот тут корячимся, терпеливо переживаем семейные скандалы, стараемся пропустить мимо ушей занудливые причитания жены, каждый вечер ложимся с ней в постель и потом в кромешной темноте, да притом еще чуть ли не зажмурясь, работаем над продолжением рода человеческого. А этому все нипочем, ему, видите ли, все это лень! Да как так можно!
Ну что поделаешь, если на самом деле лень? Лень уходить из дома навсегда, лень видеть слезы, слышать крик и плач, лень убеждаться в том, что так жить дальше просто невозможно. Вот прожили вместе год, ну пару лет, и вдруг видишь перед собой совершенно чужого человека. В нем все чужое – мысли, чувства и слова. Даже то, как он, то есть она, называет своих сослуживцев по фамилиям. Как пересказывает, кто чего сказал. Как повторяет в разных вариантах одну и ту же много раз слышанную мною фразу, лишь бы не молчать. Потому что в тишине и ей тоже в голову может прийти такая же ужасная, такая же необходимая мысль, которая то и дело возникает у меня. А мысль как никогда проста – просто встать, уйти и больше никогда не возвращаться.
В тот год Полина предложила отдохнуть вдвоем в Мисхоре. Дочку можно оставить у свекрови, та вроде бы на все лето дачу в Кратове собралась снимать.
– Ах, как чудесно было бы! – воскликнула она, пытаясь при этом повиснуть у меня на шее. Видимо, запамятовала, что я этого не люблю и уж совсем не переносит таких нагрузок моя поясница.
Впрочем, против поездки я не возражал. Пришло то самое время, когда надо расставаться с прежними привычками, с раздольной жизнью где-нибудь на диких пляжах под Судаком или недалеко от Коктебеля. И шампанское впору уже научиться пить только из бокалов, а консервированным сосискам «мэйд ин Дания» следует предпочесть более солидное меню. Вот именно так мы тогда и порешили.
Надо сказать, что к тому времени малышка, дочь Полины, подросла и при встречах на квартире у Полины временами нам становилось как-то даже не по себе, словно бы мы занимались чем-то непристойным. И еще иной раз возникало ощущение, что там, за дверью притаился то ли человек, то ли угрюмый призрак, чем-то отдаленно напоминающий покойного мужа, и все подглядывал, подсматривал за нами, словно намереваясь накопить изрядно злобы и жестоко отомстить. Понятное дело, что встречаться у меня дома тоже было невозможно – совсем не интересно фантазировать на тему, как бы на это прореагировала моя тогдашняя жена. Да и очередным отпуском грешно было не воспользоваться. Так что поездка во всех смыслах оказывалась очень кстати. Правда, стоило немалых трудов представить ее как срочную командировку по неотложным делам.
После нескольких попыток нам удалось снять приличную квартирку – не очень близко к морю, но зато уж в относительной тишине. Помнится, как-то в Гагре мы с ребятами жили в доме, неподалеку от которого вниз по склону горы располагался ресторан, весьма популярная, особенно по вечерам, достопримечательность местного курорта. «…За жизнь нашу цыганскую, за жизнь нашу армянскую…» – вот эта знаменитая, бессчетное число раз, на самые разные лады повторяемая фраза из какого-то романса возникала в моих ушах каждый раз, стоило увидеть где-нибудь на черноморском берегу даже самое захудалое кафе или закусочную. Возможно, именно поэтому я с тех пор и предпочитаю отдыхать преимущественно дикарем, вдали от мест скопления курортников и кочующих по городам оркестров. Но это был особый случай.
Надеюсь, все согласятся с утверждением, что свобода лишней не бывает. Свободой надо пользоваться, пока она есть, пока дают. Поэтому стоит ли удивляться тому, что, наскоро подкрепившись после утомительной дороги, мы первым делом, не дожидаясь ночи, решили опробовать кровать. Двуспальная, деревянная, она на первый взгляд производила весьма благопристойное впечатление, обещая много приятных дней, часов, ну или хотя бы минут.
Скрип колес несмазанной телеги и даже скрежет рессор изрядно перегруженного тягача, слейся они в унисон и воедино, не смогли бы сравниться с тем, что огласило ближайшую округу и вершины окрестных гор. Стаи чаек поднялись над гаванью и скрылись в отдалении, ласточки и стрижи попрятались на чердаках. Местные жители и тихо-мирно отдыхающие квартиранты высыпали из домов и из курятников на улицы, ожидая катастрофы – что поделаешь, если у всех одновременно возникла мысль, будто эти звуки издавала нависшая над побережьем огромная гора, которая совсем некстати, то есть по какой-то кошмарной, никем не предусмотренной причине, вдруг пришла в движение.
На самом же деле это не земля разверзлась, и крымские горы тут были явно ни при чем, и незачем было возводить на них напраслину. Эти неприличные звуки издавала наша великая труженица, наша производительница, наша заботливая попечительница – деревянная кровать.
Самое время было это безобразие прекратить, но что-то не вполне понятное творилось в эти мгновения с Полиной, я даже подумал, уж не потеряла ли она на время слух. Трудно было поверить, чтобы в ее сознании, а может быть, где-то глубоко в подкорке именно эти звуки ассоциировались с таким понятием, как секс. О тонких и возвышенных чувствах я вообще не вспоминаю.
Ах, как жаль, что это не моя дочь! Судя по тому, что написали по этой теме классики, схожие мысли приходят в голову самовлюбленным идиотам, проплутавшим всю сознательную жизнь где-то в отдалении от радостей и огорчений, которые способна дать семья. Уютный дом, хорошая работа, красавица жена и дети, дети… Ну, само собой, машина, дача… Тьфу, черт, чуть не сказал – любовница! Так уж бывает, что никем не контролируемое подсознание в самый неподходящий момент подкидывает именно то, что хотелось бы забыть.
Итак, о запоздалых сожалениях. Да, хорошо иметь семью, было бы кому позаботиться обо мне, если состарюсь, одряхлею – словом, окажусь совсем без сил. Признайтесь, что и вы подумали именно об этом. Да нет, на самом деле у меня даже и мысли такой не возникало, только горечь, что вот была бы у меня дочь… И что особенного мне от нее надо? Лишь бы смотреть да радоваться, и больше ничего.
Вообще-то лень – это у меня наследственное. Вместо того чтобы, как принято говорить, взять да засучить рукава и ковать, ковать свое семейное счастье, я оказываюсь способен лишь на то, чтобы вот так смотреть как бы совсем со стороны. Да, это занятие вряд ли вызовет ко мне уважение общественности. Скорее уж наоборот – мы вот тут корячимся, терпеливо переживаем семейные скандалы, стараемся пропустить мимо ушей занудливые причитания жены, каждый вечер ложимся с ней в постель и потом в кромешной темноте, да притом еще чуть ли не зажмурясь, работаем над продолжением рода человеческого. А этому все нипочем, ему, видите ли, все это лень! Да как так можно!
Ну что поделаешь, если на самом деле лень? Лень уходить из дома навсегда, лень видеть слезы, слышать крик и плач, лень убеждаться в том, что так жить дальше просто невозможно. Вот прожили вместе год, ну пару лет, и вдруг видишь перед собой совершенно чужого человека. В нем все чужое – мысли, чувства и слова. Даже то, как он, то есть она, называет своих сослуживцев по фамилиям. Как пересказывает, кто чего сказал. Как повторяет в разных вариантах одну и ту же много раз слышанную мною фразу, лишь бы не молчать. Потому что в тишине и ей тоже в голову может прийти такая же ужасная, такая же необходимая мысль, которая то и дело возникает у меня. А мысль как никогда проста – просто встать, уйти и больше никогда не возвращаться.
В тот год Полина предложила отдохнуть вдвоем в Мисхоре. Дочку можно оставить у свекрови, та вроде бы на все лето дачу в Кратове собралась снимать.
– Ах, как чудесно было бы! – воскликнула она, пытаясь при этом повиснуть у меня на шее. Видимо, запамятовала, что я этого не люблю и уж совсем не переносит таких нагрузок моя поясница.
Впрочем, против поездки я не возражал. Пришло то самое время, когда надо расставаться с прежними привычками, с раздольной жизнью где-нибудь на диких пляжах под Судаком или недалеко от Коктебеля. И шампанское впору уже научиться пить только из бокалов, а консервированным сосискам «мэйд ин Дания» следует предпочесть более солидное меню. Вот именно так мы тогда и порешили.
Надо сказать, что к тому времени малышка, дочь Полины, подросла и при встречах на квартире у Полины временами нам становилось как-то даже не по себе, словно бы мы занимались чем-то непристойным. И еще иной раз возникало ощущение, что там, за дверью притаился то ли человек, то ли угрюмый призрак, чем-то отдаленно напоминающий покойного мужа, и все подглядывал, подсматривал за нами, словно намереваясь накопить изрядно злобы и жестоко отомстить. Понятное дело, что встречаться у меня дома тоже было невозможно – совсем не интересно фантазировать на тему, как бы на это прореагировала моя тогдашняя жена. Да и очередным отпуском грешно было не воспользоваться. Так что поездка во всех смыслах оказывалась очень кстати. Правда, стоило немалых трудов представить ее как срочную командировку по неотложным делам.
После нескольких попыток нам удалось снять приличную квартирку – не очень близко к морю, но зато уж в относительной тишине. Помнится, как-то в Гагре мы с ребятами жили в доме, неподалеку от которого вниз по склону горы располагался ресторан, весьма популярная, особенно по вечерам, достопримечательность местного курорта. «…За жизнь нашу цыганскую, за жизнь нашу армянскую…» – вот эта знаменитая, бессчетное число раз, на самые разные лады повторяемая фраза из какого-то романса возникала в моих ушах каждый раз, стоило увидеть где-нибудь на черноморском берегу даже самое захудалое кафе или закусочную. Возможно, именно поэтому я с тех пор и предпочитаю отдыхать преимущественно дикарем, вдали от мест скопления курортников и кочующих по городам оркестров. Но это был особый случай.
Надеюсь, все согласятся с утверждением, что свобода лишней не бывает. Свободой надо пользоваться, пока она есть, пока дают. Поэтому стоит ли удивляться тому, что, наскоро подкрепившись после утомительной дороги, мы первым делом, не дожидаясь ночи, решили опробовать кровать. Двуспальная, деревянная, она на первый взгляд производила весьма благопристойное впечатление, обещая много приятных дней, часов, ну или хотя бы минут.
Скрип колес несмазанной телеги и даже скрежет рессор изрядно перегруженного тягача, слейся они в унисон и воедино, не смогли бы сравниться с тем, что огласило ближайшую округу и вершины окрестных гор. Стаи чаек поднялись над гаванью и скрылись в отдалении, ласточки и стрижи попрятались на чердаках. Местные жители и тихо-мирно отдыхающие квартиранты высыпали из домов и из курятников на улицы, ожидая катастрофы – что поделаешь, если у всех одновременно возникла мысль, будто эти звуки издавала нависшая над побережьем огромная гора, которая совсем некстати, то есть по какой-то кошмарной, никем не предусмотренной причине, вдруг пришла в движение.
На самом же деле это не земля разверзлась, и крымские горы тут были явно ни при чем, и незачем было возводить на них напраслину. Эти неприличные звуки издавала наша великая труженица, наша производительница, наша заботливая попечительница – деревянная кровать.
Самое время было это безобразие прекратить, но что-то не вполне понятное творилось в эти мгновения с Полиной, я даже подумал, уж не потеряла ли она на время слух. Трудно было поверить, чтобы в ее сознании, а может быть, где-то глубоко в подкорке именно эти звуки ассоциировались с таким понятием, как секс. О тонких и возвышенных чувствах я вообще не вспоминаю.