Страница:
Гростар взялся за работу, уверив меня в том, что ростра будет выглядеть как девушка его мечты. Он вскользь заметил, что в его жизни был период увлечения резьбой по дереву, и, кроме того, ему известен секрет пропитки древесины особым составом, после чего изделие не будет бояться ни сырости, ни соли, ни чего-либо еще.
Когда я уже выходил из его кабинета, Гростар остановил меня словами:
– Господин де Койн, а какая у девушки должна быть грудь?
Я непроизвольно развел руки с разжатыми пальцами, посмотрел на одну кисть, потом на другую… Как же объяснить… нет здесь размеров женской груди: ни третьего, ни пятого, ни нулевого. Затем я обратил внимание на абсолютно серьезного Альбрехта, глаза которого лучились весельем, чертыхнулся про себя и закрыл дверь.
– Вот же умище! – думал я уже дома, глядя на себя в зеркало. – Надо же так ловко придумать!
И мне действительно было отчего гордиться собой. Как оказалось, Лолита в местном пантеоне древних богов являлась богиней ветров. И пусть, согласно легендам, она и сама весьма ветреная особа, но ведь такое простительно не только богиням. И дело вовсе не в ее легкомысленности. Что самое важное и необходимое для парусника? Конечно же ветер!
Фигура девушки, выполненная Гростаром, мне очень понравилась. Красивая такая фигура, с озорным выражением лица и растрепанными из-за сильного ветра волосами. Ветер так сильно прижимал платье к ее телу, что не сразу можно было понять, одета ли она вообще. И краски мастер очень удачно подобрал, а на место глаз вставил удивительные камни изумрудного цвета.
Ростра понравилась мне настолько, что я даже подумывал, не заказать ли еще одну такую же. Так и не решив, куда ее поставить, я с сожалением отказался от своего намерения.
Странно, но формы носовой фигуры удивительно напоминали сложение моей любимой. «К чему бы это?» – подумал тогда я, вспоминая слова Альбрехта о девушке его мечты.
«Лолита», моя девочка, ждала меня в Гостледере, и мне было просто необходимо туда добраться.
Глава 4
Глава 5
Когда я уже выходил из его кабинета, Гростар остановил меня словами:
– Господин де Койн, а какая у девушки должна быть грудь?
Я непроизвольно развел руки с разжатыми пальцами, посмотрел на одну кисть, потом на другую… Как же объяснить… нет здесь размеров женской груди: ни третьего, ни пятого, ни нулевого. Затем я обратил внимание на абсолютно серьезного Альбрехта, глаза которого лучились весельем, чертыхнулся про себя и закрыл дверь.
– Вот же умище! – думал я уже дома, глядя на себя в зеркало. – Надо же так ловко придумать!
И мне действительно было отчего гордиться собой. Как оказалось, Лолита в местном пантеоне древних богов являлась богиней ветров. И пусть, согласно легендам, она и сама весьма ветреная особа, но ведь такое простительно не только богиням. И дело вовсе не в ее легкомысленности. Что самое важное и необходимое для парусника? Конечно же ветер!
Фигура девушки, выполненная Гростаром, мне очень понравилась. Красивая такая фигура, с озорным выражением лица и растрепанными из-за сильного ветра волосами. Ветер так сильно прижимал платье к ее телу, что не сразу можно было понять, одета ли она вообще. И краски мастер очень удачно подобрал, а на место глаз вставил удивительные камни изумрудного цвета.
Ростра понравилась мне настолько, что я даже подумывал, не заказать ли еще одну такую же. Так и не решив, куда ее поставить, я с сожалением отказался от своего намерения.
Странно, но формы носовой фигуры удивительно напоминали сложение моей любимой. «К чему бы это?» – подумал тогда я, вспоминая слова Альбрехта о девушке его мечты.
«Лолита», моя девочка, ждала меня в Гостледере, и мне было просто необходимо туда добраться.
Глава 4
Муимбус и Мбака
Сборы заняли долгие полдня. Двигаться придется пешком, строительство плота абсолютно бессмысленно. Во-первых, на это уйдет много времени, а во-вторых, заставить плот двигаться в нужном направлении – занятие в достаточной степени безнадежное.
Идти босиком по местным джунглям было бы крайне глупо. Обувь же имелась только у Проухва. Не сомневаюсь, что он с легкостью лишился бы ее, вот только размер его ноги настолько велик, что среди экипажа катласа просто не нашлось желающих примерить его ботфорты.
Я с тоской вспомнил о своих сапогах. Легкие, прочные, удобные, да еще и пошиты одним из лучших сапожников столицы. К слову, за своей внешностью и одеждой мне приходилось следить с особой тщательностью, в основном по причине обращенных ко мне удивленных мужских взглядов, будто вопрошающих: «И что она нашла в тебе, чего нет во мне?»
С женщинами проще. Они-то как раз считали: «Если она без ума от него, значит, на то есть причины». И так рассуждали почти все, кроме особ, которые имели подходящих по возрасту и положению родственников мужского пола. Вот эти-то особы могли как бы невзначай заметить, что с моей внешностью, не совсем соответствующей дворцовому эталону, что-то не так. Заметить таким образом, что Янианна могла услышать. Такое напрягало.
Прошка все порывался стянуть с себя ботфорты и отдать их мне. Ага, сейчас! У меня из атрибутов, необходимых для вхождения в образ Кота в сапогах, только шпага имеется. Но его сапожищи пригодились. Из кожи, пошедшей на их голенища, с помощью иглы для штопанья паруса удалось смастерить две пары вполне приличных пинеток для меня и Мириам.
Взять ли с собой «Уродца», я раздумывал недолго. С одной стороны, таскать с собой кусок бесполезного железа почти в килограмм весом особого смысла нет. Конечно, в моей каюте на «Лолите» хранилась пара дюжин патронов для него, так туда еще добраться нужно. Но если посмотреть на ситуацию с другой стороны, лишь благодаря револьверу мы и остались живы. Так пусть он при мне и останется в качестве амулета, талисмана или оберега нашей удачи. Поэтому я засунул револьвер в вещевой мешок, пошитый расторопной Мириам из паруса.
Я достаточно ясно представлял себе местность, где мы оказались. Пробираться пешком вдоль побережья было лишено всякого смысла. Места пустынные, и если верить карте, вернее, моей памяти, то вблизи никаких селений не было. Отметки глубин были, несколько песчаных банок и подводных скал – тоже, но не более того. Я не изучал карту этой местности специально, так, пробежался по ней взглядом на подходе к Гостледеру, будучи еще на кринтнере, больше из любопытства, но кое-что в голове задержалось.
Сейчас нам необходимо идти на юго-запад, это поможет значительно сократить расстояние до ближайших поселений. Затем на попутном корабле нужно пересечь Манойский залив, следуя строго на запад, поскольку Гостледер расположен на самой оконечности Эдуйского полуострова, уходящего далеко в Плиманское море.
В путь мы отправились сразу после обеда, состоявшего из пары сухарей на всех и остатков вчерашней ухи. Накануне Прошка наловил так много рыбы, что часть ее даже пришлось оставить на месте нашей стоянки.
Впереди шел я, вооруженный двуствольным пистолетом и шпагой, за мной следовала постоянно что-то напевающая Мириам, которая несла на плече узелок на палочке. Замыкал скромную процессию Проухв, похожий на груженого верблюда из-за многочисленных громоздящихся на нем свертков и узлов.
Поначалу все было хорошо, путь пролегал среди кокосовых пальм, росших на песчаной почве. И, хотя ноги проваливались почти по щиколотку, двигаться было легко. Затем местность пошла в гору, мы преодолели невысокий холм, а дальше начались джунгли. Настоящие джунгли, где шагу нельзя пройти без пары добрых ударов мачете. Одуряющая духота, мириады москитов, липкий пот и паутина, норовящая прилипнуть к лицу. Но это было лишь начало, так как впереди нас поджидало чавкающее под ногами болото, кишащее то ли аллигаторами, то ли кайманами, один черт. И препятствие с зубастыми и голодными тварями нам долго пришлось огибать. Когда мы наконец выбрались на сухое место, Мириам повредила ногу острым сучком, который проткнул хлипкую кожаную «обувь». Кровь удалось остановить, наложив тугую повязку, но наступать на ногу девушка не могла.
Мириам так жалобно смотрела на нас, что я даже подумал: «Господи, девочка, да как тебе пришла в голову мысль, что мы можем тебя здесь бросить?»
За время пути я не меньше сотни раз проклял себя за принятое решение идти напрямик. Если и получится сэкономить три-четыре дня, то цена за это будет непомерно высока. Мы устроили привал, разделив ночное время с Прошкой пополам и по очереди сжимая в руках заряженный полуторной дозой пороха пистолет. Всю ночь в темноте что-то ухало, визжало и рычало, заставляя оглядываться по сторонам и бросать в костер очередную охапку хвороста. К утру дрова начали катастрофически заканчиваться, и только внезапно показавшееся светило спасло меня от решения собирать их в кромешной темноте.
На следующий день верблюдов напоминали мы оба. Я – просто вьючного, а Проухв еще и ездового, поскольку ему пришлось посадить Мириам на плечи. Правда, с местностью нам повезло, джунгли уступили место саванне с высокой травой и одиноко растущими деревьями, очень похожими на баобабы.
Мириам быстро освоилась, применяя научный термин, с изменившейся высотой глаза наблюдателя и даже пыталась корректировать направление движения Проухва, крутя его головой или указывая курс рукой.
Прошка шел весь красный, с неестественно вытянутой шеей и высоко задранным подбородком, пытаясь не смотреть на голые смуглые коленки Мириам, видневшиеся из-под сбившейся юбчонки.
«Привыкай, Прошка, – философствовал я. – Женщина на шее – это бремя всех женатых мужчин. Мне и самому в скором времени придется все это испытать и прочувствовать».
Затем Мириам принялась о чем-то его уговаривать, шепча что-то на ухо и даже целуя в макушку. Внезапно тишину нарушило могучее Прошкино «иго-го», спугнувшее птиц с ближайших деревьев и заставившее затрещать кусты справа по курсу. Я ничком упал в высокую траву и долго не мог заставить себя подняться, а когда, наконец, встал на ноги и посмотрел на Проухва и сидевшую у него на шее с самым довольным видом Мириам, то рухнул снова. А потом мне стало не до смеха. Поднявшись в очередной раз, я обнаружил крайне неприятную картину – нас окружали люди.
Смуглые тела непонятно откуда взявшихся аборигенов были покрыты сложными узорами из красно-бело-зеленых полос, а кудрявые волосы были окрашены в желтый цвет. Люди были вооружены длинными копьями, и выражение глаз туземцев не обещало ничего хорошего. Моя рука медленно потянулась к рукоятке пистолета.
Не такие они уж и дикари, эти люди: наконечники копий металлические, одеты не в травяные юбки, а в носу не торчат украшения из кости. И самое главное, на мой маневр с пистолетом они отреагировали сразу, пригрозив копьем: это лишнее движение, охолони.
Мириам сползла с Прошкиных плеч на землю, следом, едва не накрыв девушку, упала поклажа. Сам же Проухв встал ко мне спиной, так что Мириам оказалась между нами. Парень повел плечами, как бы разминая их, и перехватил багор в обе руки. Он так и не бросил его за время пути, вооружившись им сразу же после того, как мы причалили к берегу, лишь выстрогал новый черенок – прежний показался ему коротким и тонким. Теперь багор смотрелся очень внушительно, хотя ему было далеко до балота, любимого оружия Проухва, представляющего собой гибрид японской нагинаты и древнерусской совни. Вот так и стояли, глядя друг на друга, мы и повстречавшиеся нам люди.
Затем один из них, широкоплечий крепыш, предложил обмен. Он помахал в воздухе бутылкой, сделанной из грушевидной тыквы, и указал ею на девушку. Я отрицательно покачал головой, надеясь, что жест им понятен, и в свою очередь ткнул пальцем в немалую кучку чьего-то довольно свежего помета, удачно расположенного неподалеку: «Разве что на это». Глаза крепыша мгновенно налились бешенством, а потом он расплылся в белозубой улыбке: «Неужели не страшно?» «Да как тебе сказать? Не то чтобы страшно, попросту неприятно, все так глупо выходит», – пронеслось в голове.
Затем эти люди, как по команде, опустили копья. В голове снова пронеслось: «Вдруг это уловка, чтобы мы расслабились и они смогли избежать лишних жертв?»
Но нет, незнакомцы рассыпались на несколько групп, и одна из них извлекла из ближайших кустов тушу животного, больше всего похожего на крупную газель.
«Камуфляж! – догадался я, внимательно приглядевшись к аборигенам. – Вполне разумное решение – при здешнем климате наносить его сразу на кожу. И расцветка удачная, вон как они сливаются с растительностью, только на открытой местности их и разглядишь».
Дальше мы пару часов следовали вместе с ними, причем не под конвоем, а как бы в составе группы. Солнце уже пряталось за верхушки самых высоких деревьев, когда мы, наконец, добрались до места.
Деревня туземцев состояла всего из пары десятков хижин, крытых связками тростника. Домики возвышались на сваях, хотя до ближайшего источника воды было далековато. Сваи были невысоки, и, чтобы попасть в хижину, нужно было преодолеть всего лишь несколько ступеней.
«Наверное, то, что домишки стоят на сваях, можно объяснить сезоном дождей. Да и снизу хорошо поддувает, вон, пол весь в щелях. А в здешнем климате это немаловажно», – исследовал я предоставленное нам жилище.
Спартанская обстановка хижины совершенно не напрягала. Сплошной ряд лежанок вдоль трех из ее стен и небольшой стол у проема в стене, должно быть, изображающего окно. Вот со столом совсем уж непонятно. Для чего он тут нужен, ведь ни очага, ни посуды нет? Да и окошко, по-моему, совершенно без надобности, удобней посмотреть сквозь щели в изготовленных из бамбука стенах.
В хижине мы просидели недолго, я лишь успел поменять повязку на ноге Мириам. Она, в свою очередь, осмотрела Прошкины раны, как мне показалось, немного по-хозяйски, потому что крутиться его заставляла довольно бесцеремонно.
Затем прибежал мальчишка и знаками куда-то нас пригласил. Как оказалось, на ужин. Мне даже в голову не пришло оставить оружие в хижине, еще чего. Я засунул за пояс пистолет, взял шпагу в бамбуковых ножнах, сооруженных еще в самом начале путешествия. Прошка вооружился мачете, выглядевшим в его руках большим кухонным ножом, затем уже привычно подхватил на руки Мириам, и мы пошли.
Ужин удался на славу. Муимбус, тот самый крепыш, как выяснилось, вождь аборигенов, оказался на редкость веселым малым. Что даже удивительно, ведь обычно начальники всегда стараются сохранять кисло-строгое выражение лица. «Видимо, такое приходит вместе с цивилизацией», – решил я.
Муимбус усадил нас недалеко от себя и постоянно предлагал нашему вниманию какие-то блюда, лежавшие на огромных листьях с толстыми мясистыми черенками. Особое внимание вождь почему-то уделял Мириам, отчего Прошка имел довольно-таки мрачный вид. Девушка принимала знаки внимания благожелательно, но у нее была своя задача.
Дело в том, что местные женщины проявили к нам искренний интерес, и с этим-то как раз все понятно. Женщина – продолжательница рода человеческого, и ее внимание к иностранцам сугубо утилитарное, осознает она это или нет, заложенное на уровне генов с целью иметь здоровое потомство. Так вот, Мириам то и дело просила Прошку что-нибудь ей передать, либо же сама подкладывала ему то, что считала необходимым. Один раз даже нежно погладила его по щеке, отчего тот стал похож на абсолютного идиота. Я еще тогда подумал: неужели и я выгляжу так же, когда Яна гладит мое лицо? Еще она запретила ему пить что-то мутно-белое, но довольно приятное на вкус, хоть и слегка дурманящее. Словом, девушка всячески показывала окружающим, что это ее собственность и она никому Проухва уступать не намерена.
Наши новые друзья пили мбаку – так назывался этот напиток – сколько душа пожелает, и дело закончилось танцами при свете огромного костра. В этом мы участия не принимали, но поглазеть было приятно, особенно на танцующих женщин, поскольку одежды на них был славный минимум. Мириам тут же увела Прошку в нашу хижину. Вернее, уехала на нем.
Муимбус подвел ко мне молоденькую танцовщицу и подтолкнул ее ко мне. Красивая фигура и огромные глаза были хорошо заметны даже в отблесках далекого костра. Я приложил раскрытую ладонь к сердцу, затем к голове и развел руками, пытаясь показать, что голова моя занята той, которую любит мое сердце. Вождь хмыкнул, пожал плечами и шлепком пониже поясницы отправил девушку обратно в круг танцующих.
Надо сказать, вид у красавицы был совершенно не разочарованный, и это меня даже немного расстроило. Затем мне пришла в голову другая мысль. Все дело, наверное, в том, что нельзя же радоваться отношениям с мужчиной, просто подчиняясь приказу старшего. Должно ведь быть хоть немного романтики, гуляний под луной, красивого ожерелья из сверкающих ракушек, в конце концов. Она же свободная девушка свободного народа. Успокоив себя такими мыслями, я тоже отправился спать.
Войдя в хижину, я первым долгом строго посмотрел на Мириам с Прошкой: никакого блуда за своей спиной не допущу. Но волновался я напрасно: Мириам спала, тихая, как мышка, Прошка, устроившись на противоположной от нее лежанке, посапывал, даже не проснувшись при моем прибытии. Засыпая, я думал о том, что неплохо бы получить проводника до ближайшего поселения. Но как озвучить свои пожелания без знания языка и чем заплатить?
Идти босиком по местным джунглям было бы крайне глупо. Обувь же имелась только у Проухва. Не сомневаюсь, что он с легкостью лишился бы ее, вот только размер его ноги настолько велик, что среди экипажа катласа просто не нашлось желающих примерить его ботфорты.
Я с тоской вспомнил о своих сапогах. Легкие, прочные, удобные, да еще и пошиты одним из лучших сапожников столицы. К слову, за своей внешностью и одеждой мне приходилось следить с особой тщательностью, в основном по причине обращенных ко мне удивленных мужских взглядов, будто вопрошающих: «И что она нашла в тебе, чего нет во мне?»
С женщинами проще. Они-то как раз считали: «Если она без ума от него, значит, на то есть причины». И так рассуждали почти все, кроме особ, которые имели подходящих по возрасту и положению родственников мужского пола. Вот эти-то особы могли как бы невзначай заметить, что с моей внешностью, не совсем соответствующей дворцовому эталону, что-то не так. Заметить таким образом, что Янианна могла услышать. Такое напрягало.
Прошка все порывался стянуть с себя ботфорты и отдать их мне. Ага, сейчас! У меня из атрибутов, необходимых для вхождения в образ Кота в сапогах, только шпага имеется. Но его сапожищи пригодились. Из кожи, пошедшей на их голенища, с помощью иглы для штопанья паруса удалось смастерить две пары вполне приличных пинеток для меня и Мириам.
Взять ли с собой «Уродца», я раздумывал недолго. С одной стороны, таскать с собой кусок бесполезного железа почти в килограмм весом особого смысла нет. Конечно, в моей каюте на «Лолите» хранилась пара дюжин патронов для него, так туда еще добраться нужно. Но если посмотреть на ситуацию с другой стороны, лишь благодаря револьверу мы и остались живы. Так пусть он при мне и останется в качестве амулета, талисмана или оберега нашей удачи. Поэтому я засунул револьвер в вещевой мешок, пошитый расторопной Мириам из паруса.
Я достаточно ясно представлял себе местность, где мы оказались. Пробираться пешком вдоль побережья было лишено всякого смысла. Места пустынные, и если верить карте, вернее, моей памяти, то вблизи никаких селений не было. Отметки глубин были, несколько песчаных банок и подводных скал – тоже, но не более того. Я не изучал карту этой местности специально, так, пробежался по ней взглядом на подходе к Гостледеру, будучи еще на кринтнере, больше из любопытства, но кое-что в голове задержалось.
Сейчас нам необходимо идти на юго-запад, это поможет значительно сократить расстояние до ближайших поселений. Затем на попутном корабле нужно пересечь Манойский залив, следуя строго на запад, поскольку Гостледер расположен на самой оконечности Эдуйского полуострова, уходящего далеко в Плиманское море.
В путь мы отправились сразу после обеда, состоявшего из пары сухарей на всех и остатков вчерашней ухи. Накануне Прошка наловил так много рыбы, что часть ее даже пришлось оставить на месте нашей стоянки.
Впереди шел я, вооруженный двуствольным пистолетом и шпагой, за мной следовала постоянно что-то напевающая Мириам, которая несла на плече узелок на палочке. Замыкал скромную процессию Проухв, похожий на груженого верблюда из-за многочисленных громоздящихся на нем свертков и узлов.
Поначалу все было хорошо, путь пролегал среди кокосовых пальм, росших на песчаной почве. И, хотя ноги проваливались почти по щиколотку, двигаться было легко. Затем местность пошла в гору, мы преодолели невысокий холм, а дальше начались джунгли. Настоящие джунгли, где шагу нельзя пройти без пары добрых ударов мачете. Одуряющая духота, мириады москитов, липкий пот и паутина, норовящая прилипнуть к лицу. Но это было лишь начало, так как впереди нас поджидало чавкающее под ногами болото, кишащее то ли аллигаторами, то ли кайманами, один черт. И препятствие с зубастыми и голодными тварями нам долго пришлось огибать. Когда мы наконец выбрались на сухое место, Мириам повредила ногу острым сучком, который проткнул хлипкую кожаную «обувь». Кровь удалось остановить, наложив тугую повязку, но наступать на ногу девушка не могла.
Мириам так жалобно смотрела на нас, что я даже подумал: «Господи, девочка, да как тебе пришла в голову мысль, что мы можем тебя здесь бросить?»
За время пути я не меньше сотни раз проклял себя за принятое решение идти напрямик. Если и получится сэкономить три-четыре дня, то цена за это будет непомерно высока. Мы устроили привал, разделив ночное время с Прошкой пополам и по очереди сжимая в руках заряженный полуторной дозой пороха пистолет. Всю ночь в темноте что-то ухало, визжало и рычало, заставляя оглядываться по сторонам и бросать в костер очередную охапку хвороста. К утру дрова начали катастрофически заканчиваться, и только внезапно показавшееся светило спасло меня от решения собирать их в кромешной темноте.
На следующий день верблюдов напоминали мы оба. Я – просто вьючного, а Проухв еще и ездового, поскольку ему пришлось посадить Мириам на плечи. Правда, с местностью нам повезло, джунгли уступили место саванне с высокой травой и одиноко растущими деревьями, очень похожими на баобабы.
Мириам быстро освоилась, применяя научный термин, с изменившейся высотой глаза наблюдателя и даже пыталась корректировать направление движения Проухва, крутя его головой или указывая курс рукой.
Прошка шел весь красный, с неестественно вытянутой шеей и высоко задранным подбородком, пытаясь не смотреть на голые смуглые коленки Мириам, видневшиеся из-под сбившейся юбчонки.
«Привыкай, Прошка, – философствовал я. – Женщина на шее – это бремя всех женатых мужчин. Мне и самому в скором времени придется все это испытать и прочувствовать».
Затем Мириам принялась о чем-то его уговаривать, шепча что-то на ухо и даже целуя в макушку. Внезапно тишину нарушило могучее Прошкино «иго-го», спугнувшее птиц с ближайших деревьев и заставившее затрещать кусты справа по курсу. Я ничком упал в высокую траву и долго не мог заставить себя подняться, а когда, наконец, встал на ноги и посмотрел на Проухва и сидевшую у него на шее с самым довольным видом Мириам, то рухнул снова. А потом мне стало не до смеха. Поднявшись в очередной раз, я обнаружил крайне неприятную картину – нас окружали люди.
Смуглые тела непонятно откуда взявшихся аборигенов были покрыты сложными узорами из красно-бело-зеленых полос, а кудрявые волосы были окрашены в желтый цвет. Люди были вооружены длинными копьями, и выражение глаз туземцев не обещало ничего хорошего. Моя рука медленно потянулась к рукоятке пистолета.
Не такие они уж и дикари, эти люди: наконечники копий металлические, одеты не в травяные юбки, а в носу не торчат украшения из кости. И самое главное, на мой маневр с пистолетом они отреагировали сразу, пригрозив копьем: это лишнее движение, охолони.
Мириам сползла с Прошкиных плеч на землю, следом, едва не накрыв девушку, упала поклажа. Сам же Проухв встал ко мне спиной, так что Мириам оказалась между нами. Парень повел плечами, как бы разминая их, и перехватил багор в обе руки. Он так и не бросил его за время пути, вооружившись им сразу же после того, как мы причалили к берегу, лишь выстрогал новый черенок – прежний показался ему коротким и тонким. Теперь багор смотрелся очень внушительно, хотя ему было далеко до балота, любимого оружия Проухва, представляющего собой гибрид японской нагинаты и древнерусской совни. Вот так и стояли, глядя друг на друга, мы и повстречавшиеся нам люди.
Затем один из них, широкоплечий крепыш, предложил обмен. Он помахал в воздухе бутылкой, сделанной из грушевидной тыквы, и указал ею на девушку. Я отрицательно покачал головой, надеясь, что жест им понятен, и в свою очередь ткнул пальцем в немалую кучку чьего-то довольно свежего помета, удачно расположенного неподалеку: «Разве что на это». Глаза крепыша мгновенно налились бешенством, а потом он расплылся в белозубой улыбке: «Неужели не страшно?» «Да как тебе сказать? Не то чтобы страшно, попросту неприятно, все так глупо выходит», – пронеслось в голове.
Затем эти люди, как по команде, опустили копья. В голове снова пронеслось: «Вдруг это уловка, чтобы мы расслабились и они смогли избежать лишних жертв?»
Но нет, незнакомцы рассыпались на несколько групп, и одна из них извлекла из ближайших кустов тушу животного, больше всего похожего на крупную газель.
«Камуфляж! – догадался я, внимательно приглядевшись к аборигенам. – Вполне разумное решение – при здешнем климате наносить его сразу на кожу. И расцветка удачная, вон как они сливаются с растительностью, только на открытой местности их и разглядишь».
Дальше мы пару часов следовали вместе с ними, причем не под конвоем, а как бы в составе группы. Солнце уже пряталось за верхушки самых высоких деревьев, когда мы, наконец, добрались до места.
Деревня туземцев состояла всего из пары десятков хижин, крытых связками тростника. Домики возвышались на сваях, хотя до ближайшего источника воды было далековато. Сваи были невысоки, и, чтобы попасть в хижину, нужно было преодолеть всего лишь несколько ступеней.
«Наверное, то, что домишки стоят на сваях, можно объяснить сезоном дождей. Да и снизу хорошо поддувает, вон, пол весь в щелях. А в здешнем климате это немаловажно», – исследовал я предоставленное нам жилище.
Спартанская обстановка хижины совершенно не напрягала. Сплошной ряд лежанок вдоль трех из ее стен и небольшой стол у проема в стене, должно быть, изображающего окно. Вот со столом совсем уж непонятно. Для чего он тут нужен, ведь ни очага, ни посуды нет? Да и окошко, по-моему, совершенно без надобности, удобней посмотреть сквозь щели в изготовленных из бамбука стенах.
В хижине мы просидели недолго, я лишь успел поменять повязку на ноге Мириам. Она, в свою очередь, осмотрела Прошкины раны, как мне показалось, немного по-хозяйски, потому что крутиться его заставляла довольно бесцеремонно.
Затем прибежал мальчишка и знаками куда-то нас пригласил. Как оказалось, на ужин. Мне даже в голову не пришло оставить оружие в хижине, еще чего. Я засунул за пояс пистолет, взял шпагу в бамбуковых ножнах, сооруженных еще в самом начале путешествия. Прошка вооружился мачете, выглядевшим в его руках большим кухонным ножом, затем уже привычно подхватил на руки Мириам, и мы пошли.
Ужин удался на славу. Муимбус, тот самый крепыш, как выяснилось, вождь аборигенов, оказался на редкость веселым малым. Что даже удивительно, ведь обычно начальники всегда стараются сохранять кисло-строгое выражение лица. «Видимо, такое приходит вместе с цивилизацией», – решил я.
Муимбус усадил нас недалеко от себя и постоянно предлагал нашему вниманию какие-то блюда, лежавшие на огромных листьях с толстыми мясистыми черенками. Особое внимание вождь почему-то уделял Мириам, отчего Прошка имел довольно-таки мрачный вид. Девушка принимала знаки внимания благожелательно, но у нее была своя задача.
Дело в том, что местные женщины проявили к нам искренний интерес, и с этим-то как раз все понятно. Женщина – продолжательница рода человеческого, и ее внимание к иностранцам сугубо утилитарное, осознает она это или нет, заложенное на уровне генов с целью иметь здоровое потомство. Так вот, Мириам то и дело просила Прошку что-нибудь ей передать, либо же сама подкладывала ему то, что считала необходимым. Один раз даже нежно погладила его по щеке, отчего тот стал похож на абсолютного идиота. Я еще тогда подумал: неужели и я выгляжу так же, когда Яна гладит мое лицо? Еще она запретила ему пить что-то мутно-белое, но довольно приятное на вкус, хоть и слегка дурманящее. Словом, девушка всячески показывала окружающим, что это ее собственность и она никому Проухва уступать не намерена.
Наши новые друзья пили мбаку – так назывался этот напиток – сколько душа пожелает, и дело закончилось танцами при свете огромного костра. В этом мы участия не принимали, но поглазеть было приятно, особенно на танцующих женщин, поскольку одежды на них был славный минимум. Мириам тут же увела Прошку в нашу хижину. Вернее, уехала на нем.
Муимбус подвел ко мне молоденькую танцовщицу и подтолкнул ее ко мне. Красивая фигура и огромные глаза были хорошо заметны даже в отблесках далекого костра. Я приложил раскрытую ладонь к сердцу, затем к голове и развел руками, пытаясь показать, что голова моя занята той, которую любит мое сердце. Вождь хмыкнул, пожал плечами и шлепком пониже поясницы отправил девушку обратно в круг танцующих.
Надо сказать, вид у красавицы был совершенно не разочарованный, и это меня даже немного расстроило. Затем мне пришла в голову другая мысль. Все дело, наверное, в том, что нельзя же радоваться отношениям с мужчиной, просто подчиняясь приказу старшего. Должно ведь быть хоть немного романтики, гуляний под луной, красивого ожерелья из сверкающих ракушек, в конце концов. Она же свободная девушка свободного народа. Успокоив себя такими мыслями, я тоже отправился спать.
Войдя в хижину, я первым долгом строго посмотрел на Мириам с Прошкой: никакого блуда за своей спиной не допущу. Но волновался я напрасно: Мириам спала, тихая, как мышка, Прошка, устроившись на противоположной от нее лежанке, посапывал, даже не проснувшись при моем прибытии. Засыпая, я думал о том, что неплохо бы получить проводника до ближайшего поселения. Но как озвучить свои пожелания без знания языка и чем заплатить?
Глава 5
Тунлосский язык
Среди ночи я проснулся от шума, доносившегося сквозь тонкие стенки хижины.
Прошка был уже на ногах, заслонив собой дверной проем. Снаружи раздался звучавший на очень высокой ноте визг, а затем рев. Послышались встревоженные голоса мужчин, опять чей-то рык, женские и детские крики. Я выскочил на улицу, привычно держа пистолет в левой руке, потому что правая была занята тесаком – почему-то сейчас он показался мне надежнее шпаги. Слева расположился Проухв с багром, древко которого белело в темноте. Небо хмурилось еще с вечера, и сейчас во мгле можно было разгадать только смутные тени.
Потом глаза немного привыкли к темноте, и предметы приобрели более отчетливые очертания. Понять бы еще, что происходит. На нападение врага вроде бы не похоже. Судя по ситуации, в деревню ворвался крупный хищник. И сейчас зверь метался среди хижин, вызывая всеобщую панику.
– За мной, – коротко бросил я Прошке и кинулся в гущу шума. Встретились мы на полпути.
Что-то огромное прыгнуло на меня, когда я пробегал мимо двух стоявших почти вплотную друг к другу хижин. И мне оставалось только вытянуть обе руки в ту сторону, с ужасом понимая, что выстрелить я уже не успеваю. Спас меня Проухв, подставив острие своего багра навстречу зверю и стараясь увести хищника в сторону. Зверь приземлился на бок и тут же рывком вскочил на лапы, разворачиваясь. И Прошка вновь сумел повалить его, давая мне мгновение, которое было необходимо для выстрела. Похоже, я попал, потому что хищник дернулся и упал. Ранение оказалось не смертельным, и следующий мой выстрел догнал зверя уже в полете. Наверное, все сложилось бы чуть удачнее, будь в стволах обычный заряд пороха. Но выстрел с полуторным зарядом дал такую отдачу, что наведение пистолета на цель после первого выстрела заняло чуть дольше времени, чем было необходимо. Второй мой выстрел тоже не прошел мимо, но все же не смог остановить распластавшегося в прыжке хищника. И тут на его пути снова возник Проухв, держащий багор перед собой на вытянутых руках. Я ударил тесаком по голове упавшего на землю зверя, а Прошка воткнул в него острие своего оружия. Подскочивший Муимбус вонзил в тело все еще дергающегося хищника длинный широкий наконечник копья, провернул оружие, затем выдернул и с криком ударил еще два раза. Все. Тело было неподвижно.
И тут вождь начал ожесточенно пинать мертвого зверя, яростно что-то крича срывающимся голосом, а затем уселся на землю. Его поникшие плечи часто вздрагивали. Из темноты осторожно приблизились несколько человек, один из них ткнул несколько раз мертвую тушу наконечником копья – тело по-прежнему было неподвижно. Затем туземцы поволокли зверя на расположенную посреди деревни площадку, туда, где еще вечером пылал огромный костер и было так весело.
Утром мы рассматривали мертвого зверя, и он и сейчас внушал страх. Женщины, собравшиеся на площади, боялись подходить к монстру, рассматривая хищника издали и обсуждая ночные события. Да и некоторые мужчины опасались приблизиться к нему ближе определенного расстояния, которое сами же себе и определили.
Несуразно огромная голова с огромными желтыми клыками и короткой черной жесткой шерстью на загривке, куцый голый хвост с кисточкой. Тело с непомерно широкой грудью, покрытое бурой шерстью в рыжих подпалинах… Я не видел такого хищника раньше, а в моем мире их точно не было. Разве что вымерли давным-давно.
В деревне погибли пять человек, еще несколько получили серьезные раны. И среди погибших была мать Муимбуса.
Что понадобилось этому монстру в деревне, ведь он пришел сюда не охотиться? Или у него волчьи повадки? Ведь серые хищники, когда начинают резать беззащитное овечье стадо, становятся пьяными от крови и не могут остановиться.
Я оглядел тушу. Вот следы от ударов копья вождя, вот – от Прошкиного багра. Здесь – отметина от моего первого выстрела, пуля пробила левую переднюю лапу. От второго выстрела осталась кровавая полоса на лбу, видимо, пуля отрикошетила от лобной кости. Да уж, Проухв, я опять обязан тебе жизнью.
Сам Прошка отделался глубокой царапиной через всю грудь, оставленной когтем зверя, и этой раной он мог гордиться перед Мириам.
Когда девушка обрабатывала ему рану, то посадила его на лавку, но даже в таком положении возвышалась над ним едва ли на голову. Она хлопотала вокруг него, приговаривая: «Букашечка мой», – а Прошка откровенно млел. И вид у него был такой, что он готов один выйти на этого зверя, лишь бы все это повторилось. Затем их идиллия закончилась, потому что Мириам потребовала, чтобы «букашечка» снял штаны – надо было осмотреть раны и там. Тут я тактично вышел.
Объясниться с Муимбусом мне удалось достаточно легко с помощью жестов и рисунков на земле. Он уже не выглядел таким весельчаком, каким был еще вчера, и совершенно не обращал внимания на то, что люди видят, как он рыдает, горюя о погибшей матери.
А я сидел и думал о том, что зря мы вбили себе в голову, что умнее этих дикарей. И пусть сидящий передо мной человек не знает, что Земля имеет форму шара, что существуют такие науки, как генетика или астрофизика, что есть на свете множество неподвластных его сознанию других вещей, зато все его знания сопряжены с навыками и умениями. А вот, например, моя голова забита массой ненужной информации, которая никогда мне не пригодится. Так кто же из нас ущербен?
И разве он не умеет любить или страдать, не умеет определить, что один человек трус, другой негодяй, а третьему можно доверить свою жизнь? Он не меньше нашего, а может быть, и больше, способен восхищаться красотой женщины, любоваться пламенеющим закатом и ощущать, как замирает сердце и на глаза наворачиваются слезы при взгляде на своего только что родившегося ребенка, которого он взял на руки…
Муимбус дал нам людей для сопровождения. Мы отправились на двух лодках – утлых суденышках с каркасом из жердей, обтянутых чьей-то толстой кожей и называемых бароси. Прошка, усевшись в одну из лодок, боялся даже пошевелиться, потому что от края борта до воды расстояние было совсем невелико, всего несколько сантиметров. Но мы в полной мере оценили малый вес суденышек, когда пришлось тащить бароси на волоках. К вечеру четвертого дня пути, оставив лодки на берегу большого озера (к слову, на то, чтобы перебраться через него, у нас ушел чуть ли не весь световой день), мы поднялись вслед за нашими проводниками на высокий холм.
Мы увидели бухту с возвышавшейся посреди входа в нее одинокой скалой. На берегу бухты расположилось селение, я бы сказал, весьма немаленькое, больше похожее на городок. На одном из мысов был выстроен форт.
Особенно порадовало то, что у причала и на водной глади залива виднелось несколько кораблей, и среди них были даже двухмачтовые.
– Нгбочи аика, – указывая рукой на селение, произнес один из проводников, у которого на боку сейчас красовался мой тесак, похожий на мачете. Да, в благодарность за услуги и гостеприимство мы отдали туземцам многие из имеющихся у нас вещей, даже Прошкин багор, взамен которого, кстати, Проухв получил во временное пользование копье.
Помню, я даже хохотнул, представив следующую картину. «Я граф Артуа де Койн, – обращусь я к владельцу парусника, на котором буду рассчитывать добраться до Гостледера. – Да-да, тот самый де Койн, горячо любимый жених ее императорского величества Янианны I. И только нелепое стечение обстоятельств вынуждает меня расстаться со многими дорогими моему сердцу вещами, которые я хочу предложить вам в уплату за проезд, такими как: котел, мешки, сшитые из парусины, иглы для штопки паруса. Прошкин багор и даже пинетки, изготовленные из голенищ его ботфорт…»
Пытаясь отогнать от себя ненужные мысли, я поинтересовался:
– Нгбочи… чего?
– Большая деревня, ваша светлость, – сказала Мириам.
Я с нескрываемым любопытством посмотрел на нее. Она что, знала их язык и молчала? Небось у Проухва таким вещам научилась.
Мириам смутилась под моим взглядом:
– Там, откуда я родом, тунлоси много. Тунлоси – это они сами себя так называют.
Теперь понятно. Видимо, и в тебе есть толика крови этого народа, вон ты какая смуглая. Только почему же ты молчала, девочка?
– Я бы сказала, если бы услышала, что они задумали что-нибудь плохое, – сказала она в ответ на мои мысли.
– А о чем они вообще говорили?
Тут Мириам окончательно смутилась и даже слегка покраснела.
Можешь ничего не говорить, и так все понятно. То-то ты частенько выглядела смущенной и в деревне тунлоси и по дороге сюда. И правда, о чем ей было рассказывать? О том, что мужчины обсуждали достоинства ее фигурки или вовсе предавались эротическим фантазиям, глядя на нее? Разве что пожаловаться: «Ваша светлость, они мечтают о том, чтобы…»
Да уж, Прошке совсем бы не понравилось услышать такое. А выдать аборигенам свое знание языка было бы не совсем умно.
Помню, когда я впервые попал за границу и шел по улице чужого города в компании таких же молодых парней из нашего экипажа, как и сам, мы в полный голос обсуждали идущих нам навстречу девушек. И…
Так, Артуа, не время сейчас предаваться воспоминаниям. Вот состаришься, времени свободного много будет, тогда и займешься мемуарами. Сейчас нам еще часика три пешочком идти до порта, а светило уже к закату движется.
Мы сердечно попрощались с нашими проводниками, а Мириам на прощание что-то пролепетала им на тунлосском языке, весьма смутив этим наших временных спутников. Я смотрел вслед этим людям и размышлял об их контактах с внешним миром. Нет, они не чураются чужаков, это очевидно. У них есть металлические изделия, одежда сделана из ткани. Вот только берут они самое необходимое, то, чего не могут произвести сами. Все остальное дает им природа. И они, наверное, счастливы.
Прошка был уже на ногах, заслонив собой дверной проем. Снаружи раздался звучавший на очень высокой ноте визг, а затем рев. Послышались встревоженные голоса мужчин, опять чей-то рык, женские и детские крики. Я выскочил на улицу, привычно держа пистолет в левой руке, потому что правая была занята тесаком – почему-то сейчас он показался мне надежнее шпаги. Слева расположился Проухв с багром, древко которого белело в темноте. Небо хмурилось еще с вечера, и сейчас во мгле можно было разгадать только смутные тени.
Потом глаза немного привыкли к темноте, и предметы приобрели более отчетливые очертания. Понять бы еще, что происходит. На нападение врага вроде бы не похоже. Судя по ситуации, в деревню ворвался крупный хищник. И сейчас зверь метался среди хижин, вызывая всеобщую панику.
– За мной, – коротко бросил я Прошке и кинулся в гущу шума. Встретились мы на полпути.
Что-то огромное прыгнуло на меня, когда я пробегал мимо двух стоявших почти вплотную друг к другу хижин. И мне оставалось только вытянуть обе руки в ту сторону, с ужасом понимая, что выстрелить я уже не успеваю. Спас меня Проухв, подставив острие своего багра навстречу зверю и стараясь увести хищника в сторону. Зверь приземлился на бок и тут же рывком вскочил на лапы, разворачиваясь. И Прошка вновь сумел повалить его, давая мне мгновение, которое было необходимо для выстрела. Похоже, я попал, потому что хищник дернулся и упал. Ранение оказалось не смертельным, и следующий мой выстрел догнал зверя уже в полете. Наверное, все сложилось бы чуть удачнее, будь в стволах обычный заряд пороха. Но выстрел с полуторным зарядом дал такую отдачу, что наведение пистолета на цель после первого выстрела заняло чуть дольше времени, чем было необходимо. Второй мой выстрел тоже не прошел мимо, но все же не смог остановить распластавшегося в прыжке хищника. И тут на его пути снова возник Проухв, держащий багор перед собой на вытянутых руках. Я ударил тесаком по голове упавшего на землю зверя, а Прошка воткнул в него острие своего оружия. Подскочивший Муимбус вонзил в тело все еще дергающегося хищника длинный широкий наконечник копья, провернул оружие, затем выдернул и с криком ударил еще два раза. Все. Тело было неподвижно.
И тут вождь начал ожесточенно пинать мертвого зверя, яростно что-то крича срывающимся голосом, а затем уселся на землю. Его поникшие плечи часто вздрагивали. Из темноты осторожно приблизились несколько человек, один из них ткнул несколько раз мертвую тушу наконечником копья – тело по-прежнему было неподвижно. Затем туземцы поволокли зверя на расположенную посреди деревни площадку, туда, где еще вечером пылал огромный костер и было так весело.
Утром мы рассматривали мертвого зверя, и он и сейчас внушал страх. Женщины, собравшиеся на площади, боялись подходить к монстру, рассматривая хищника издали и обсуждая ночные события. Да и некоторые мужчины опасались приблизиться к нему ближе определенного расстояния, которое сами же себе и определили.
Несуразно огромная голова с огромными желтыми клыками и короткой черной жесткой шерстью на загривке, куцый голый хвост с кисточкой. Тело с непомерно широкой грудью, покрытое бурой шерстью в рыжих подпалинах… Я не видел такого хищника раньше, а в моем мире их точно не было. Разве что вымерли давным-давно.
В деревне погибли пять человек, еще несколько получили серьезные раны. И среди погибших была мать Муимбуса.
Что понадобилось этому монстру в деревне, ведь он пришел сюда не охотиться? Или у него волчьи повадки? Ведь серые хищники, когда начинают резать беззащитное овечье стадо, становятся пьяными от крови и не могут остановиться.
Я оглядел тушу. Вот следы от ударов копья вождя, вот – от Прошкиного багра. Здесь – отметина от моего первого выстрела, пуля пробила левую переднюю лапу. От второго выстрела осталась кровавая полоса на лбу, видимо, пуля отрикошетила от лобной кости. Да уж, Проухв, я опять обязан тебе жизнью.
Сам Прошка отделался глубокой царапиной через всю грудь, оставленной когтем зверя, и этой раной он мог гордиться перед Мириам.
Когда девушка обрабатывала ему рану, то посадила его на лавку, но даже в таком положении возвышалась над ним едва ли на голову. Она хлопотала вокруг него, приговаривая: «Букашечка мой», – а Прошка откровенно млел. И вид у него был такой, что он готов один выйти на этого зверя, лишь бы все это повторилось. Затем их идиллия закончилась, потому что Мириам потребовала, чтобы «букашечка» снял штаны – надо было осмотреть раны и там. Тут я тактично вышел.
Объясниться с Муимбусом мне удалось достаточно легко с помощью жестов и рисунков на земле. Он уже не выглядел таким весельчаком, каким был еще вчера, и совершенно не обращал внимания на то, что люди видят, как он рыдает, горюя о погибшей матери.
А я сидел и думал о том, что зря мы вбили себе в голову, что умнее этих дикарей. И пусть сидящий передо мной человек не знает, что Земля имеет форму шара, что существуют такие науки, как генетика или астрофизика, что есть на свете множество неподвластных его сознанию других вещей, зато все его знания сопряжены с навыками и умениями. А вот, например, моя голова забита массой ненужной информации, которая никогда мне не пригодится. Так кто же из нас ущербен?
И разве он не умеет любить или страдать, не умеет определить, что один человек трус, другой негодяй, а третьему можно доверить свою жизнь? Он не меньше нашего, а может быть, и больше, способен восхищаться красотой женщины, любоваться пламенеющим закатом и ощущать, как замирает сердце и на глаза наворачиваются слезы при взгляде на своего только что родившегося ребенка, которого он взял на руки…
Муимбус дал нам людей для сопровождения. Мы отправились на двух лодках – утлых суденышках с каркасом из жердей, обтянутых чьей-то толстой кожей и называемых бароси. Прошка, усевшись в одну из лодок, боялся даже пошевелиться, потому что от края борта до воды расстояние было совсем невелико, всего несколько сантиметров. Но мы в полной мере оценили малый вес суденышек, когда пришлось тащить бароси на волоках. К вечеру четвертого дня пути, оставив лодки на берегу большого озера (к слову, на то, чтобы перебраться через него, у нас ушел чуть ли не весь световой день), мы поднялись вслед за нашими проводниками на высокий холм.
Мы увидели бухту с возвышавшейся посреди входа в нее одинокой скалой. На берегу бухты расположилось селение, я бы сказал, весьма немаленькое, больше похожее на городок. На одном из мысов был выстроен форт.
Особенно порадовало то, что у причала и на водной глади залива виднелось несколько кораблей, и среди них были даже двухмачтовые.
– Нгбочи аика, – указывая рукой на селение, произнес один из проводников, у которого на боку сейчас красовался мой тесак, похожий на мачете. Да, в благодарность за услуги и гостеприимство мы отдали туземцам многие из имеющихся у нас вещей, даже Прошкин багор, взамен которого, кстати, Проухв получил во временное пользование копье.
Помню, я даже хохотнул, представив следующую картину. «Я граф Артуа де Койн, – обращусь я к владельцу парусника, на котором буду рассчитывать добраться до Гостледера. – Да-да, тот самый де Койн, горячо любимый жених ее императорского величества Янианны I. И только нелепое стечение обстоятельств вынуждает меня расстаться со многими дорогими моему сердцу вещами, которые я хочу предложить вам в уплату за проезд, такими как: котел, мешки, сшитые из парусины, иглы для штопки паруса. Прошкин багор и даже пинетки, изготовленные из голенищ его ботфорт…»
Пытаясь отогнать от себя ненужные мысли, я поинтересовался:
– Нгбочи… чего?
– Большая деревня, ваша светлость, – сказала Мириам.
Я с нескрываемым любопытством посмотрел на нее. Она что, знала их язык и молчала? Небось у Проухва таким вещам научилась.
Мириам смутилась под моим взглядом:
– Там, откуда я родом, тунлоси много. Тунлоси – это они сами себя так называют.
Теперь понятно. Видимо, и в тебе есть толика крови этого народа, вон ты какая смуглая. Только почему же ты молчала, девочка?
– Я бы сказала, если бы услышала, что они задумали что-нибудь плохое, – сказала она в ответ на мои мысли.
– А о чем они вообще говорили?
Тут Мириам окончательно смутилась и даже слегка покраснела.
Можешь ничего не говорить, и так все понятно. То-то ты частенько выглядела смущенной и в деревне тунлоси и по дороге сюда. И правда, о чем ей было рассказывать? О том, что мужчины обсуждали достоинства ее фигурки или вовсе предавались эротическим фантазиям, глядя на нее? Разве что пожаловаться: «Ваша светлость, они мечтают о том, чтобы…»
Да уж, Прошке совсем бы не понравилось услышать такое. А выдать аборигенам свое знание языка было бы не совсем умно.
Помню, когда я впервые попал за границу и шел по улице чужого города в компании таких же молодых парней из нашего экипажа, как и сам, мы в полный голос обсуждали идущих нам навстречу девушек. И…
Так, Артуа, не время сейчас предаваться воспоминаниям. Вот состаришься, времени свободного много будет, тогда и займешься мемуарами. Сейчас нам еще часика три пешочком идти до порта, а светило уже к закату движется.
Мы сердечно попрощались с нашими проводниками, а Мириам на прощание что-то пролепетала им на тунлосском языке, весьма смутив этим наших временных спутников. Я смотрел вслед этим людям и размышлял об их контактах с внешним миром. Нет, они не чураются чужаков, это очевидно. У них есть металлические изделия, одежда сделана из ткани. Вот только берут они самое необходимое, то, чего не могут произвести сами. Все остальное дает им природа. И они, наверное, счастливы.