Первым заработал гатлинг, установленный посередине. Спустя несколько мгновений к нему присоединился еще один, и уже потом, через небольшой промежуток времени, начал стрелять последний пулемет.
Пулеметчики плавно водили блоками стволов из стороны в сторону, конструкция позволяет передвижение градусов на тридцать. Помощники (уж не знаю, как их и обозвать) плавно крутили рукоятки, приводившие стволы в движение. Все это было отработано заранее, мы добивались того, чтобы стволы у всех пулеметов крутились с одинаковой скоростью. Это важно, потому что когда замолк пулемет, что начал вести огонь первым, остальные два продолжали стрелять. Магазин второго пулемета закончился чуть позже того момента, когда первый был уже перезаряжен. То же произошло и с третьим.
Справа грянул первый залп карабинов людей фер Дисса, и сразу же слева ударили егеря. Казалось бы, пятьсот человек – это так много. Но сейчас, когда егеря встали в пять шеренг, с высоты холма они казались пятью короткими несерьезными строчками. Снова залп справа, и чуть ли не сразу же вслед за ним пальнули егеря.
Браво, фер Энстуа! Надо же, какая выучка у его людей! Ведь они почти не уступают моим парням в скорострельности, несмотря на разницу в оружии.
Пространство перед нами затягивало дымом, черт бы его побрал, дымный порох. Если бы не легкий ветерок, тянувший от реки, так вообще бы уже ничего не было видно. А кирасиры со степняками все приближались, и казалось, ничто не сможет остановить их атаку.
По мере их приближения пулеметы заметно увеличили темп стрельбы. Ничего удивительного – система механическая: крути рукоять быстрее, и пулемет прибавит в скорострельности. Ее вообще можно довести до фантастических в этом мире тысячи выстрелов в минуту.
Но кассета, металлический короб, вмещает всего сотню патронов, и заменить опустевшую кассету на новую – это не секундное дело. Да и нет у нас огромного запаса патронов, половину уже точно успели сжечь.
Пушки били почти непрерывно, затем одна из них умолкла, и, судя по тому, что ее обслуга перешла к двум оставшимся орудиям, стрелять она уже точно больше не будет.
Замолчал один из пулеметов. Возле него лихорадочно засуетились люди, и через несколько томительных мгновений он снова начал стрелять. Залпами палили егеря фер Энстуа, стреляли кавалеристы Антонио, уже вразнобой, но огонь они вели плотный.
Когда до наших позиций оставалась всего пара сотен метров, враг дрогнул и начал придерживать лошадей, пытаясь их завернуть. Сзади напирали те, кто еще не видел чудовищ на высоких колесах, непрерывно извергающих несущий смерть огонь.
«Нельзя останавливаться, нельзя атаковать в сплоченном строю, – думал я, наблюдая за топтавшимся на месте врагом. – Ваше спасение заключается в том, чтобы рассеяться и проскочить оставшееся расстояние. Вас и сейчас достаточно для того, чтобы смять нас, если дело дойдет до сабель. У нас слишком мало пулеметов, чтобы охватить всю ширину фронта в том случае, если вы рассыплетесь».
И счастье было увидеть то, что они не услышали моих мыслей и не последовали им. А пулеметы продолжали бить. Бить в скучившихся всадников, в оставшихся без седоков лошадей и в людей, потерявших своих коней. И это было уже не отражение атаки, а избиение.
На взмыленном коне подскакал гонец, соскочил с него, подбежал ко мне, чтобы сообщить весть из ставки, взглянул на поле и застыл. Он стоял и смотрел, как бьют пулеметы в кучу обезумевших людей, у которых на всех была одна общая мысль: спастись, сохранить свою жизнь, и пропади оно пропадом все остальное.
«Да, брат, такой она скоро и будет, война, – думал я, глядя на гонца, ошеломленного представшим перед ним зрелищем. – Пройдет немного времени, и спрятаться от нее можно будет только в узких земляных щелях, где под ногами хлюпает жидкая грязь. Или в завшивленных и пропахших портянками блиндажах. Да и то ненадолго, совсем ненадолго».
Затем пулеметы смолкли, но еще некоторое время крутились, охлаждаясь, стволы.
Мы справились, справились благодаря тому, что должно было прийти в этот мир лет на триста позже. Но мы справились, и в бинокль было видно, что остатки вайхов повернули назад, на север, к родных степям. А оставшиеся в живых кирасиры уходили в сторону своих войск, на запад. Они уходили, даже не подобрав раненых, хотя мы давно уже не стреляли и не стали бы им мешать.
И все же бой для нас был еще не закончен. Я оглянулся в поисках человека, чтобы направить его к фер Дисса с приказом о преследовании кирасир. Все были там, внизу, так что пришлось отправить гонца герцога, который был до такой степени впечатлен увиденным зрелищем, что едва смог передать мне слова главнокомандующего о скорой подмоге. И только после этого я обратил внимание на тишину, стоявшую вокруг нас. И на грохот боя, доносившийся из долины.
Беглого взгляда в долину было достаточно, чтобы понять – солдаты Готома не смогли прорвать оборону имперских войск, и даже до пулеметов дело еще не дошло. Внизу по-прежнему шел бой, бой яростный, с треском ружейных залпов и грохотом орудий. Очень хотелось надеяться на то, что благодаря нашим действиям и сложилась подобная ситуация, когда шансы на победу стали равны у обеих армий.
А у меня сейчас создался самый подходящий момент для того, чтобы попытаться исполнить свой план, касающийся ставки короля Готома. Все пять стрелков из Доренса уже сидели в седлах, когда ко мне подвели Ворона. Нам много не требуется, добраться по следам убегающих кирасир вон до той возвышенности. С ее высоты дистанция позволит стрелкам дотянуться до ставки Готома. И если даже самого его убить не удастся, то число его генералов наверняка удастся сократить. Главное, не зарываться, добраться до холма, отстреляться, и сразу же назад.
Я снова припал к биноклю, чтобы еще раз убедиться в том, что в долине все нормально. «Держатся имперские полки, держатся», – скользнул я по полю сражения вооруженным биноклем взглядом. По центру, в месте основного удара сил Готома, оборона прогнулась, но герцог не вводил даже часть из резервных войск. Так что наша получасовая отлучка не должна навредить, а при определенной удаче вообще сможет повлиять на общий исход боя.
Позицию останутся удерживать егеря фер Энстуа, среди них потерь нет, у нас их вообще не оказалось, всегда бы так.
Останутся пулеметы, у которых еще треть неизрасходованного боезапаса, да и две пушки из трех по-прежнему могут стрелять. Скоро должно подойти подкрепление, обещанное герцогом. И хотя он наверняка уже знает о том, что мы успешно отразили атаку, направленную во фланг, вряд ли Ониойский станет отменять приказ. Ведь он может посчитать, что атака вкоре повторится. Но все объяснения герцогу потом, сейчас нельзя терять ни минуты. Если мне удастся сделать то, что задумано…
Путь до выбранной мной возвышенности нам успели расчистить кавалеристы фер Дисса. Доренские стрелки соскочили с лошадей, сразу же припав к земле. Дистанция до холма, на котором располагалась ставка Готома, даже для их винтовок являлась предельной, но подойти ближе нам никто не даст. У нас и так на все про все буквально несколько минут, в нашу сторону, набирая ход, уже мчались всадники из резерва, – если судить по обмундированию, это был один из полков конной гвардии Готома.
Щелкали выстрелы винтовок диверов, и стоявший рядом со мной фер Дисса только качал головой: он знал, куда направлены выстрелы, и расстояние его впечатлило. В ставке Готома метались люди, спеша покинуть ставшее вдруг смертельно опасным место. Некоторым из них уже было не до суеты этого мира. Возможно, среди них был и сам Готом, но разве сейчас разберешь, кто из них кто.
А гвардия короля приближалась все ближе. Я взглянул на Антонио, и тот тоже ответил мне взглядом: только прикажи. Ведь не один я мечтал о том, чтобы его бригада встретилась с хваленой конницей Готома в открытом бою. Сейчас и соотношение сил равное, и местность такая, что как нельзя лучше подходит для конного боя.
До войск противника, расположенных на левом фланге, достаточно далеко, чтобы они могли вмешаться. И если не увязнуть до того как к гвардии Готома подойдет подкрепление, то вполне можно и испытать наконец в работе бригаду против такого достойного противника.
Фер Дисса продолжал выжидательно смотреть на меня. Тянуть дальше некуда, необходимо отдать приказ к отходу или дать ему время перестроить своих людей перед атакой и успеть набрать встречный ход.
И я кивнул: вперед, орлы, за матушку-императрицу, и покажите супостату, что и как. Сам я с вами не пойду, и слово давал, и необходимости не вижу. В орлов столько денег вложено. Не хватало еще мне самому шпагой махать. Как-нибудь без меня обойдетесь.
Фер Дисса мгновенно преобразился. Если еще несколькими секундами раньше он выглядел чуть ли не равнодушным к тому, что происходило вокруг него, то сейчас он представлял собой олицетворение удали. Я даже на миг засомневался, тот ли человек стоит во главе бригады? Удаль удалью, но сражение обычно выигрывает холодный расчет. Но, глядя на то, как загораются вокруг графа его люди, тут же откинул эту мысль в сторону.
Две лавины сошлись на середине ржаного поля, золотившегося под полуденным солнцем налившимися колосьями. Местная рожь низкорослая, меньше метра в высоту, и она почти не замедляла бег лошадей. Лавины сошлись, чтобы разбиться на множество поединков. Ржание лошадей, звон сабель, звуки выстрелов, крики раненых… Поначалу было совсем не понятно, кто же берет верх.
Гвардия Готома состоит из отборных рубак, прошедших победоносно не одну войну. Но и мои парни должны их стоить. Следующая мысль, пришедшая в голову, оказалась совсем идиотской: «Обмундирование моих людей смотрится куда лучше даже издалека».
Я даже сплюнул с досады: там люди гибнут, а я о тряпках.
Понемногу воины фер Дисса начали повсюду теснить кавалерию Готома, и, вероятно, только чувство гордости не позволило врагу обратиться в бегство. Ведь кавалеристы наверняка воспитаны на том, что «гвардия погибает, но не сдается».
Позабыв обо всем на свете, я наблюдал за раскинувшимся передо мной сражением, испытывая чувство гордости – ведь, по сути, это мои питомцы. И именно они теснят по всему фронту несгибаемых гвардейцев Готома. Посреди сабельного звона звучали револьверные выстрелы. Хотя и мало их, револьверов, на всю тысячу – сотни полторы, и только у командиров, но если применять их с умом…
Дальше, за полем, было видно, что остатки тяжелых кирасир, попавших не так давно под огонь пулеметов, остановлены, и среди них начали наводить порядок. Ха, я думал, что они после встречи с гатлингами до самой столицы Трабона будут драпать, пока не опомнятся.
– Ваша милость, – прервал мои мысли голос Проухва.
Прошка, что с тобой? Я давно уже не то что не милость, но и не светлость, и даже не сиятельство?! Но после того как я взглянул в ту же сторону, куда и был устремлен его взор…
Да уж, тут обо всех регалиях позабудешь. Из лощины, прикрытой рощицей кипарисов, ряд за рядом выныривали всадники.
«Легкая кавалерия, – определил я. – Их слишком много. Сейчас они развернутся в боевой порядок и ударят во фланг. Надо выводить людей».
Первым долгом следовало отправить к своим доренских стрелков. У них такое оружие, что, если враг его захватит, проблем не избежать. Не так уж и сложно с ним разобраться, а потом жди выстрела с той же дистанции, с которой они недавно и палили. И этим можно создать себе столько проблем… Дьявол, ну понятно же было, что обстрелом ставки Готома мы разворошим такой улей… Нет, захотелось еще и его гвардию потрепать.
Пронзительно пропела труба, призывая кавалеристов фер Дисса к срочному отступлению.
– Давайте, парни, давайте, – молил я. – Бросайте их и уходите, просто уходите. Вы доказали уже и чужим, и своим, что вы лучше, но сейчас самое время отступить. И чего это враг так взъярился? Неужели все-таки удалось достать Готома?
Я оглядел людей, окружавших меня. Их полусотня, и это моя личная гвардия, мой личный конвой и так далее. Все они – лучшие рубаки, все вооружены лучшим оружием, и у каждого из них есть револьвер. Но как же их мало, чтобы остановить атаку вражеской кавалерии. И остается только уйти с холма, чтобы встретиться с фер Дисса на пути его отхода.
Люди фер Дисса отступали организованно, ведь это тоже часть воинской выучки – по сигналу выйти из атаки, причем выйти правильно.
Да уж, долго себе не смогу простить, что не выдержал, отдал приказ атаковать кавалерию Готома. Сама гвардия преследовать нас не стала, но, скорее всего, это временно, сейчас они придут в себя и обязательно подключатся к преследованию, иначе им будет трудно сохранить лицо.
Но и без конницы врагов вполне хватит для того, чтобы они смогли навязать нам затяжной бой до подхода подкрепления. И частью людей придется пожертвовать, чтобы прикрыть отход. Словно подтверждая мои мысли, от основной массы отступающих отделился отряд и понесся наперерез атакующей вражеской кавалерии.
«Первый эскадрон второго полка, – сообразил я. – Только у него все лошади одной, буланой масти».
Поначалу мы хотели сделать так, чтобы полки бригады отличались мастью лошадей, но затем плюнули на это дело. На парадах-то красиво будет смотреться, но их готовили не для торжественных мероприятий. Парни пошли на верную смерть, и им нельзя помочь, такая жертва неизбежна, чтобы сохранить жизнь остальных. И дай бог, чтобы их жертва оказалась не напрасной.
Я придерживал бег Ворона, чтобы не вырываться вперед. Предоставь ему свободу – и окажешься в гордом одиночестве впереди отступающей бригады.
Вот наконец и речушка Варент. Когда мы преследовали спасающихся бегством кирасир, то едва замочили бабки лошадиных ног. Останется подняться на пригорок – и все, свои. В этом месте река, текущая от недалеких Энейских гор, делает плавный поворот. Откуда-то оттуда, со стороны гор, они и появились, кирасиры вместе с вайхами. Надо же, почему-то считалось, что ближайший перевал – в двух неделях пути отсюда. Потому и не уделялось этому направлению большого внимания. Ан нет, оказывается, существует и еще проход.
Главное сейчас – оторваться, чтобы не привести за собой преследующую нас конницу Трабона. Иначе в мешанине своих и чужих будет трудно помочь нам даже пулеметами.
А эти-то откуда взялись? Наперерез нам снова шла конница, и мы никак не успевали ее опередить. Это не ловушка, вряд ли они могли предполагать, что все произойдет именно так. Но какая теперь разница, как это случилось? Они что там, сражение остановили, чтобы всем скопом броситься к нам наперерез, отрезая от своих?
Ирония судьбы: отступая чуть ли не впереди всех, я оказался в числе первых, кто попал под атаку конницы Трабона. Так, в правую руку шпагу, в левую револьвер, ведь, чтобы управлять Вороном, мне хватит и ног. Выстрел, удар шпагой, выстрел, опять выстрел, теперь удар, вернее, укол и снова выстрел, и еще, и еще. Все, барабан пуст, и я сунул револьвер в кобуру, чтобы выхватить еще один.
Прошку, бившегося чуть в стороне, сильно пошатнуло в седле, и он припал к конской гриве. Черт, видимо, ему серьезно досталось, при его здоровье от пары сабельных ударов он только чихать бы начал. Я направил туда Ворона, свалив двумя выстрелами приблизившихся к Прошке кавалеристов Трабона и давая Сейну возможность выпрямиться в седле и оценить ситуацию вокруг.
Сколько же их! И откуда только они взялись? Все, влипли, к своим нам не пробиться. Но помощь близка, к нам спешат и егеря фер Энстуа, и вторая половина бригады фер Дисса, отданная герцогу и возвращенная им. Нам бы только немного продержаться.
Правая рука как будто чужая, и, если бы не гарда, я давно бы уже выронил шпагу. Еще один выстрел в близкое лицо, украшенное усами, и все, второй револьвер тоже пуст, а вокруг только всадники Трабона.
Но почему я до сих пор жив? Да они наверняка знают, кто я, иначе давно бы уже достали пикой. Они этого не делают, вероятно пытаясь захватить меня в плен.
Черта с два вам всем, живым не дамся. И я впервые за все то время, что у меня был Ворон, изо всех сил вонзил шпоры в его бока. Ворон – могучий конь, и он сможет вынести меня из окружения. Когда я уже было поверил, что мне это удалось, что я уже вырвался, небо внезапно поменялось местами с землей.
Глава 6
Пулеметчики плавно водили блоками стволов из стороны в сторону, конструкция позволяет передвижение градусов на тридцать. Помощники (уж не знаю, как их и обозвать) плавно крутили рукоятки, приводившие стволы в движение. Все это было отработано заранее, мы добивались того, чтобы стволы у всех пулеметов крутились с одинаковой скоростью. Это важно, потому что когда замолк пулемет, что начал вести огонь первым, остальные два продолжали стрелять. Магазин второго пулемета закончился чуть позже того момента, когда первый был уже перезаряжен. То же произошло и с третьим.
Справа грянул первый залп карабинов людей фер Дисса, и сразу же слева ударили егеря. Казалось бы, пятьсот человек – это так много. Но сейчас, когда егеря встали в пять шеренг, с высоты холма они казались пятью короткими несерьезными строчками. Снова залп справа, и чуть ли не сразу же вслед за ним пальнули егеря.
Браво, фер Энстуа! Надо же, какая выучка у его людей! Ведь они почти не уступают моим парням в скорострельности, несмотря на разницу в оружии.
Пространство перед нами затягивало дымом, черт бы его побрал, дымный порох. Если бы не легкий ветерок, тянувший от реки, так вообще бы уже ничего не было видно. А кирасиры со степняками все приближались, и казалось, ничто не сможет остановить их атаку.
По мере их приближения пулеметы заметно увеличили темп стрельбы. Ничего удивительного – система механическая: крути рукоять быстрее, и пулемет прибавит в скорострельности. Ее вообще можно довести до фантастических в этом мире тысячи выстрелов в минуту.
Но кассета, металлический короб, вмещает всего сотню патронов, и заменить опустевшую кассету на новую – это не секундное дело. Да и нет у нас огромного запаса патронов, половину уже точно успели сжечь.
Пушки били почти непрерывно, затем одна из них умолкла, и, судя по тому, что ее обслуга перешла к двум оставшимся орудиям, стрелять она уже точно больше не будет.
Замолчал один из пулеметов. Возле него лихорадочно засуетились люди, и через несколько томительных мгновений он снова начал стрелять. Залпами палили егеря фер Энстуа, стреляли кавалеристы Антонио, уже вразнобой, но огонь они вели плотный.
Когда до наших позиций оставалась всего пара сотен метров, враг дрогнул и начал придерживать лошадей, пытаясь их завернуть. Сзади напирали те, кто еще не видел чудовищ на высоких колесах, непрерывно извергающих несущий смерть огонь.
«Нельзя останавливаться, нельзя атаковать в сплоченном строю, – думал я, наблюдая за топтавшимся на месте врагом. – Ваше спасение заключается в том, чтобы рассеяться и проскочить оставшееся расстояние. Вас и сейчас достаточно для того, чтобы смять нас, если дело дойдет до сабель. У нас слишком мало пулеметов, чтобы охватить всю ширину фронта в том случае, если вы рассыплетесь».
И счастье было увидеть то, что они не услышали моих мыслей и не последовали им. А пулеметы продолжали бить. Бить в скучившихся всадников, в оставшихся без седоков лошадей и в людей, потерявших своих коней. И это было уже не отражение атаки, а избиение.
На взмыленном коне подскакал гонец, соскочил с него, подбежал ко мне, чтобы сообщить весть из ставки, взглянул на поле и застыл. Он стоял и смотрел, как бьют пулеметы в кучу обезумевших людей, у которых на всех была одна общая мысль: спастись, сохранить свою жизнь, и пропади оно пропадом все остальное.
«Да, брат, такой она скоро и будет, война, – думал я, глядя на гонца, ошеломленного представшим перед ним зрелищем. – Пройдет немного времени, и спрятаться от нее можно будет только в узких земляных щелях, где под ногами хлюпает жидкая грязь. Или в завшивленных и пропахших портянками блиндажах. Да и то ненадолго, совсем ненадолго».
Затем пулеметы смолкли, но еще некоторое время крутились, охлаждаясь, стволы.
Мы справились, справились благодаря тому, что должно было прийти в этот мир лет на триста позже. Но мы справились, и в бинокль было видно, что остатки вайхов повернули назад, на север, к родных степям. А оставшиеся в живых кирасиры уходили в сторону своих войск, на запад. Они уходили, даже не подобрав раненых, хотя мы давно уже не стреляли и не стали бы им мешать.
И все же бой для нас был еще не закончен. Я оглянулся в поисках человека, чтобы направить его к фер Дисса с приказом о преследовании кирасир. Все были там, внизу, так что пришлось отправить гонца герцога, который был до такой степени впечатлен увиденным зрелищем, что едва смог передать мне слова главнокомандующего о скорой подмоге. И только после этого я обратил внимание на тишину, стоявшую вокруг нас. И на грохот боя, доносившийся из долины.
Беглого взгляда в долину было достаточно, чтобы понять – солдаты Готома не смогли прорвать оборону имперских войск, и даже до пулеметов дело еще не дошло. Внизу по-прежнему шел бой, бой яростный, с треском ружейных залпов и грохотом орудий. Очень хотелось надеяться на то, что благодаря нашим действиям и сложилась подобная ситуация, когда шансы на победу стали равны у обеих армий.
А у меня сейчас создался самый подходящий момент для того, чтобы попытаться исполнить свой план, касающийся ставки короля Готома. Все пять стрелков из Доренса уже сидели в седлах, когда ко мне подвели Ворона. Нам много не требуется, добраться по следам убегающих кирасир вон до той возвышенности. С ее высоты дистанция позволит стрелкам дотянуться до ставки Готома. И если даже самого его убить не удастся, то число его генералов наверняка удастся сократить. Главное, не зарываться, добраться до холма, отстреляться, и сразу же назад.
Я снова припал к биноклю, чтобы еще раз убедиться в том, что в долине все нормально. «Держатся имперские полки, держатся», – скользнул я по полю сражения вооруженным биноклем взглядом. По центру, в месте основного удара сил Готома, оборона прогнулась, но герцог не вводил даже часть из резервных войск. Так что наша получасовая отлучка не должна навредить, а при определенной удаче вообще сможет повлиять на общий исход боя.
Позицию останутся удерживать егеря фер Энстуа, среди них потерь нет, у нас их вообще не оказалось, всегда бы так.
Останутся пулеметы, у которых еще треть неизрасходованного боезапаса, да и две пушки из трех по-прежнему могут стрелять. Скоро должно подойти подкрепление, обещанное герцогом. И хотя он наверняка уже знает о том, что мы успешно отразили атаку, направленную во фланг, вряд ли Ониойский станет отменять приказ. Ведь он может посчитать, что атака вкоре повторится. Но все объяснения герцогу потом, сейчас нельзя терять ни минуты. Если мне удастся сделать то, что задумано…
Путь до выбранной мной возвышенности нам успели расчистить кавалеристы фер Дисса. Доренские стрелки соскочили с лошадей, сразу же припав к земле. Дистанция до холма, на котором располагалась ставка Готома, даже для их винтовок являлась предельной, но подойти ближе нам никто не даст. У нас и так на все про все буквально несколько минут, в нашу сторону, набирая ход, уже мчались всадники из резерва, – если судить по обмундированию, это был один из полков конной гвардии Готома.
Щелкали выстрелы винтовок диверов, и стоявший рядом со мной фер Дисса только качал головой: он знал, куда направлены выстрелы, и расстояние его впечатлило. В ставке Готома метались люди, спеша покинуть ставшее вдруг смертельно опасным место. Некоторым из них уже было не до суеты этого мира. Возможно, среди них был и сам Готом, но разве сейчас разберешь, кто из них кто.
А гвардия короля приближалась все ближе. Я взглянул на Антонио, и тот тоже ответил мне взглядом: только прикажи. Ведь не один я мечтал о том, чтобы его бригада встретилась с хваленой конницей Готома в открытом бою. Сейчас и соотношение сил равное, и местность такая, что как нельзя лучше подходит для конного боя.
До войск противника, расположенных на левом фланге, достаточно далеко, чтобы они могли вмешаться. И если не увязнуть до того как к гвардии Готома подойдет подкрепление, то вполне можно и испытать наконец в работе бригаду против такого достойного противника.
Фер Дисса продолжал выжидательно смотреть на меня. Тянуть дальше некуда, необходимо отдать приказ к отходу или дать ему время перестроить своих людей перед атакой и успеть набрать встречный ход.
И я кивнул: вперед, орлы, за матушку-императрицу, и покажите супостату, что и как. Сам я с вами не пойду, и слово давал, и необходимости не вижу. В орлов столько денег вложено. Не хватало еще мне самому шпагой махать. Как-нибудь без меня обойдетесь.
Фер Дисса мгновенно преобразился. Если еще несколькими секундами раньше он выглядел чуть ли не равнодушным к тому, что происходило вокруг него, то сейчас он представлял собой олицетворение удали. Я даже на миг засомневался, тот ли человек стоит во главе бригады? Удаль удалью, но сражение обычно выигрывает холодный расчет. Но, глядя на то, как загораются вокруг графа его люди, тут же откинул эту мысль в сторону.
Две лавины сошлись на середине ржаного поля, золотившегося под полуденным солнцем налившимися колосьями. Местная рожь низкорослая, меньше метра в высоту, и она почти не замедляла бег лошадей. Лавины сошлись, чтобы разбиться на множество поединков. Ржание лошадей, звон сабель, звуки выстрелов, крики раненых… Поначалу было совсем не понятно, кто же берет верх.
Гвардия Готома состоит из отборных рубак, прошедших победоносно не одну войну. Но и мои парни должны их стоить. Следующая мысль, пришедшая в голову, оказалась совсем идиотской: «Обмундирование моих людей смотрится куда лучше даже издалека».
Я даже сплюнул с досады: там люди гибнут, а я о тряпках.
Понемногу воины фер Дисса начали повсюду теснить кавалерию Готома, и, вероятно, только чувство гордости не позволило врагу обратиться в бегство. Ведь кавалеристы наверняка воспитаны на том, что «гвардия погибает, но не сдается».
Позабыв обо всем на свете, я наблюдал за раскинувшимся передо мной сражением, испытывая чувство гордости – ведь, по сути, это мои питомцы. И именно они теснят по всему фронту несгибаемых гвардейцев Готома. Посреди сабельного звона звучали револьверные выстрелы. Хотя и мало их, револьверов, на всю тысячу – сотни полторы, и только у командиров, но если применять их с умом…
Дальше, за полем, было видно, что остатки тяжелых кирасир, попавших не так давно под огонь пулеметов, остановлены, и среди них начали наводить порядок. Ха, я думал, что они после встречи с гатлингами до самой столицы Трабона будут драпать, пока не опомнятся.
– Ваша милость, – прервал мои мысли голос Проухва.
Прошка, что с тобой? Я давно уже не то что не милость, но и не светлость, и даже не сиятельство?! Но после того как я взглянул в ту же сторону, куда и был устремлен его взор…
Да уж, тут обо всех регалиях позабудешь. Из лощины, прикрытой рощицей кипарисов, ряд за рядом выныривали всадники.
«Легкая кавалерия, – определил я. – Их слишком много. Сейчас они развернутся в боевой порядок и ударят во фланг. Надо выводить людей».
Первым долгом следовало отправить к своим доренских стрелков. У них такое оружие, что, если враг его захватит, проблем не избежать. Не так уж и сложно с ним разобраться, а потом жди выстрела с той же дистанции, с которой они недавно и палили. И этим можно создать себе столько проблем… Дьявол, ну понятно же было, что обстрелом ставки Готома мы разворошим такой улей… Нет, захотелось еще и его гвардию потрепать.
Пронзительно пропела труба, призывая кавалеристов фер Дисса к срочному отступлению.
– Давайте, парни, давайте, – молил я. – Бросайте их и уходите, просто уходите. Вы доказали уже и чужим, и своим, что вы лучше, но сейчас самое время отступить. И чего это враг так взъярился? Неужели все-таки удалось достать Готома?
Я оглядел людей, окружавших меня. Их полусотня, и это моя личная гвардия, мой личный конвой и так далее. Все они – лучшие рубаки, все вооружены лучшим оружием, и у каждого из них есть револьвер. Но как же их мало, чтобы остановить атаку вражеской кавалерии. И остается только уйти с холма, чтобы встретиться с фер Дисса на пути его отхода.
Люди фер Дисса отступали организованно, ведь это тоже часть воинской выучки – по сигналу выйти из атаки, причем выйти правильно.
Да уж, долго себе не смогу простить, что не выдержал, отдал приказ атаковать кавалерию Готома. Сама гвардия преследовать нас не стала, но, скорее всего, это временно, сейчас они придут в себя и обязательно подключатся к преследованию, иначе им будет трудно сохранить лицо.
Но и без конницы врагов вполне хватит для того, чтобы они смогли навязать нам затяжной бой до подхода подкрепления. И частью людей придется пожертвовать, чтобы прикрыть отход. Словно подтверждая мои мысли, от основной массы отступающих отделился отряд и понесся наперерез атакующей вражеской кавалерии.
«Первый эскадрон второго полка, – сообразил я. – Только у него все лошади одной, буланой масти».
Поначалу мы хотели сделать так, чтобы полки бригады отличались мастью лошадей, но затем плюнули на это дело. На парадах-то красиво будет смотреться, но их готовили не для торжественных мероприятий. Парни пошли на верную смерть, и им нельзя помочь, такая жертва неизбежна, чтобы сохранить жизнь остальных. И дай бог, чтобы их жертва оказалась не напрасной.
Я придерживал бег Ворона, чтобы не вырываться вперед. Предоставь ему свободу – и окажешься в гордом одиночестве впереди отступающей бригады.
Вот наконец и речушка Варент. Когда мы преследовали спасающихся бегством кирасир, то едва замочили бабки лошадиных ног. Останется подняться на пригорок – и все, свои. В этом месте река, текущая от недалеких Энейских гор, делает плавный поворот. Откуда-то оттуда, со стороны гор, они и появились, кирасиры вместе с вайхами. Надо же, почему-то считалось, что ближайший перевал – в двух неделях пути отсюда. Потому и не уделялось этому направлению большого внимания. Ан нет, оказывается, существует и еще проход.
Главное сейчас – оторваться, чтобы не привести за собой преследующую нас конницу Трабона. Иначе в мешанине своих и чужих будет трудно помочь нам даже пулеметами.
А эти-то откуда взялись? Наперерез нам снова шла конница, и мы никак не успевали ее опередить. Это не ловушка, вряд ли они могли предполагать, что все произойдет именно так. Но какая теперь разница, как это случилось? Они что там, сражение остановили, чтобы всем скопом броситься к нам наперерез, отрезая от своих?
Ирония судьбы: отступая чуть ли не впереди всех, я оказался в числе первых, кто попал под атаку конницы Трабона. Так, в правую руку шпагу, в левую револьвер, ведь, чтобы управлять Вороном, мне хватит и ног. Выстрел, удар шпагой, выстрел, опять выстрел, теперь удар, вернее, укол и снова выстрел, и еще, и еще. Все, барабан пуст, и я сунул револьвер в кобуру, чтобы выхватить еще один.
Прошку, бившегося чуть в стороне, сильно пошатнуло в седле, и он припал к конской гриве. Черт, видимо, ему серьезно досталось, при его здоровье от пары сабельных ударов он только чихать бы начал. Я направил туда Ворона, свалив двумя выстрелами приблизившихся к Прошке кавалеристов Трабона и давая Сейну возможность выпрямиться в седле и оценить ситуацию вокруг.
Сколько же их! И откуда только они взялись? Все, влипли, к своим нам не пробиться. Но помощь близка, к нам спешат и егеря фер Энстуа, и вторая половина бригады фер Дисса, отданная герцогу и возвращенная им. Нам бы только немного продержаться.
Правая рука как будто чужая, и, если бы не гарда, я давно бы уже выронил шпагу. Еще один выстрел в близкое лицо, украшенное усами, и все, второй револьвер тоже пуст, а вокруг только всадники Трабона.
Но почему я до сих пор жив? Да они наверняка знают, кто я, иначе давно бы уже достали пикой. Они этого не делают, вероятно пытаясь захватить меня в плен.
Черта с два вам всем, живым не дамся. И я впервые за все то время, что у меня был Ворон, изо всех сил вонзил шпоры в его бока. Ворон – могучий конь, и он сможет вынести меня из окружения. Когда я уже было поверил, что мне это удалось, что я уже вырвался, небо внезапно поменялось местами с землей.
Глава 6
Венценосный брат
– Присаживайтесь, господин де Койн, присаживайтесь. Должен заметить, что выглядите вы далеко не самым лучшим образом.
Голос короля Готома звучал так, как ему в общем-то и положено было звучать: без всякой иронии, с сочувствием и должной долей радушия.
Я послушно сел в предложенное мне кресло. Голова буквально раскалывалась на части, и было отчего. Я не помнил, каким образом низвергся с коня, то ли в результате скачка Ворона, что сомнительно, то ли от удара по голове, что более вероятно, но в любом случае голове досталось здорово. К затылку страшно было даже прикоснуться. Еще меня мутило, и я с трудом мог сосредоточить взгляд на каком-либо предмете. А ведь после удара прошла уже целая ночь.
На своем портрете, висящем в одной из зал императорского дворца в Дрондере, король Готом смотрелся значительно более представительным. И ростом выше, и фигурой стройнее, и нос там выглядел каким-то хищным, орлиным, в отличие от того рубильника, которым Готома на самом деле наградила природа. Единственное, что художнику удалось изобразить правдиво, так это взгляд. Взгляд человека, привыкшего принимать тяжелые решения в судьбоносные моменты. Ну а каким он еще должен быть у человека, четырнадцать лет назад вступившего на трон захудалого нищего королевства и вознесшего его до нынешних высот? Словом, не впечатлял Готом ничем, кроме своего взгляда.
Мы находились в королевском шатре.
«Аскет, определенно король Трабона – воинствующий аскет», – думал я, оглядывая внутреннее убранство шатра. Ничего лишнего: походная складная кровать под серым шерстяным одеялом, так и хотелось назвать его солдатским, полуприкрытая ширмой. Стол, за которым мы расположились в походных креслах, заставлен не самой дорогой посудой. Еще один стол, но значительно больший в размерах, где на столешнице лежит огромная карта с воткнутыми в нее цветными флажками. Вот, пожалуй, и все.
Хотя нет, еще сундук, с виду кажущийся неподъемным, и ковер. Огромный ворсистый ковер, брошенный прямо на землю, выглядел дорогой, но безнадежно испорченной вещью. При всем этом шатер гигантский, стоявший посередине столб, поддерживающий купол, в высоту не менее семи-восьми метров. При таких внутренних размерах те немногие вещи, находившиеся в шатре, выглядели сиротливо, если не убого.
Я вертел головой по сторонам, совершенно не стараясь скрыть от Готома этого факта. Плевать на манеры и правила приличия, я – военнопленный, и разговор, несмотря на внешнее радушие трабонского короля, по всей видимости, предстоит нам очень и очень тяжелый. Нет, я не рассматривал его шатер в поисках подходящего предмета для того, чтобы захватить Готома, сделав его заложником, после чего начать диктовать свои условия. Тем более в шатре мы находились не одни, я не в самой лучшей своей форме, да и голова продолжала раскалываться на части.
– Как поживает моя венценосная сестра, ее величество Янианна, господин де Койн? Вы ведь не так давно прибыли из Дрондера. Всегда мечтал там побывать. Поговаривают, что столица Трабона Маронг в сравнении с Дрондером выглядит большой деревней.
Голос Готома звучал по-прежнему светски. На общеимперском он говорил чисто, как выходец из юго-западной части Империи, откуда я и сам когда-то прибыл в Дрондер. Да и не слишком-то они и различаются, языки Трабона и Империи, скорее это даже диалекты, чем языки.
Надо же, Готом знает, что я очень не люблю, когда меня называют «вашим величеством». Хотя чего удивительного, наверняка он знает значительно больше, чем мне того хотелось бы. Ну какое из меня «ваше величество», так, муж императрицы, как бы не было стыдно признавать этот факт. Еще перед нашей свадьбой мне ясно дали понять, что занять трон в случае смерти императрицы мне не удастся. Дети – да, дети его унаследуют. Разговор шел в очень тактичных выражениях, но сам факт был подан как непреложный и обсуждению не подлежащий.
Сейчас я сидел и думал: «Ну почему все вы не можете понять – мне совершенно не нужен ваш четырежды проклятый трон, абсолютно не нужен. Мне нужна эта женщина, женщина, при одной мысли о которой я начинаю чувствовать себя так, что это невозможно описать никакими словами. Нет еще таких слов, никто их не придумал, ни в моем мире, ни в этом. И все, что я хочу, так это видеть ее рядом с собой, прикасаться к ней и вдыхать аромат ее тела. Аромат тела моей женщины».
Однажды, уже после свадьбы, был у нас с Янианной этот разговор о престолонаследии. Не помню, с чего он начался, но вскоре речь зашла и об этом. Яна рассказала, что знатные роды, ее поддерживающие, тоже выдвинули это условие. Тогда я в шутку заявил ей, что жена мне досталась бесприданница.
Вероятно, улыбка, появившаяся на моем лице при этих воспоминаниях, никак не вязалась с моим теперешним положением, потому что выражение лица Готома резко изменилось. Теперь его взгляд напоминал взгляд ядовитой змеи, приготовившейся к броску. Не знаю, почему я подумал именно так, ведь никогда раньше никакие гадюки с кобрами на меня не бросались.
Готом встал, взял лежавший перед ним на столе револьвер и несколько раз нажал на спуск. Револьвер был моим собственным, еще бы я его не узнал. Вон, на рукояти мой герб, вставшая на дыбы черная лошадка – слишком уж много внимания уделяют в эти времена всяким подобным мелочам. Конечно, выстрелов не прозвучало, оставайся в револьвере патроны, вряд ли бы я сейчас разговаривал с ним, думаю, мне все же удалось бы вырваться. А запас патронов находится в седельной сумке Ворона. Его они поймать не сумели, не дался Ворон, я сам слышал разговор, когда меня вели в королевский шатер.
Ан нет, там же, на столе, затерявшись в тени серебряной вазы с фруктами, стояли на донышке несколько патронов. Очевидно, трофейные, не у одного меня был револьвер, а калибр у них у всех идентичен.
«Предложить Готому сыграть в рулетку? – мелькнула в голове мысль. – А что, кто проиграл – тот и проиграл, все по-честному. Да только вряд ли он согласится».
Король Трабона меж тем щелкнул еще пару раз револьвером, после чего довольно небрежно швырнул его на стол. Я даже поморщился: «Ведь ты солдат, Готом, нельзя же так с оружием обращаться, даже королям нельзя».
Голос короля Готома звучал так, как ему в общем-то и положено было звучать: без всякой иронии, с сочувствием и должной долей радушия.
Я послушно сел в предложенное мне кресло. Голова буквально раскалывалась на части, и было отчего. Я не помнил, каким образом низвергся с коня, то ли в результате скачка Ворона, что сомнительно, то ли от удара по голове, что более вероятно, но в любом случае голове досталось здорово. К затылку страшно было даже прикоснуться. Еще меня мутило, и я с трудом мог сосредоточить взгляд на каком-либо предмете. А ведь после удара прошла уже целая ночь.
На своем портрете, висящем в одной из зал императорского дворца в Дрондере, король Готом смотрелся значительно более представительным. И ростом выше, и фигурой стройнее, и нос там выглядел каким-то хищным, орлиным, в отличие от того рубильника, которым Готома на самом деле наградила природа. Единственное, что художнику удалось изобразить правдиво, так это взгляд. Взгляд человека, привыкшего принимать тяжелые решения в судьбоносные моменты. Ну а каким он еще должен быть у человека, четырнадцать лет назад вступившего на трон захудалого нищего королевства и вознесшего его до нынешних высот? Словом, не впечатлял Готом ничем, кроме своего взгляда.
Мы находились в королевском шатре.
«Аскет, определенно король Трабона – воинствующий аскет», – думал я, оглядывая внутреннее убранство шатра. Ничего лишнего: походная складная кровать под серым шерстяным одеялом, так и хотелось назвать его солдатским, полуприкрытая ширмой. Стол, за которым мы расположились в походных креслах, заставлен не самой дорогой посудой. Еще один стол, но значительно больший в размерах, где на столешнице лежит огромная карта с воткнутыми в нее цветными флажками. Вот, пожалуй, и все.
Хотя нет, еще сундук, с виду кажущийся неподъемным, и ковер. Огромный ворсистый ковер, брошенный прямо на землю, выглядел дорогой, но безнадежно испорченной вещью. При всем этом шатер гигантский, стоявший посередине столб, поддерживающий купол, в высоту не менее семи-восьми метров. При таких внутренних размерах те немногие вещи, находившиеся в шатре, выглядели сиротливо, если не убого.
Я вертел головой по сторонам, совершенно не стараясь скрыть от Готома этого факта. Плевать на манеры и правила приличия, я – военнопленный, и разговор, несмотря на внешнее радушие трабонского короля, по всей видимости, предстоит нам очень и очень тяжелый. Нет, я не рассматривал его шатер в поисках подходящего предмета для того, чтобы захватить Готома, сделав его заложником, после чего начать диктовать свои условия. Тем более в шатре мы находились не одни, я не в самой лучшей своей форме, да и голова продолжала раскалываться на части.
– Как поживает моя венценосная сестра, ее величество Янианна, господин де Койн? Вы ведь не так давно прибыли из Дрондера. Всегда мечтал там побывать. Поговаривают, что столица Трабона Маронг в сравнении с Дрондером выглядит большой деревней.
Голос Готома звучал по-прежнему светски. На общеимперском он говорил чисто, как выходец из юго-западной части Империи, откуда я и сам когда-то прибыл в Дрондер. Да и не слишком-то они и различаются, языки Трабона и Империи, скорее это даже диалекты, чем языки.
Надо же, Готом знает, что я очень не люблю, когда меня называют «вашим величеством». Хотя чего удивительного, наверняка он знает значительно больше, чем мне того хотелось бы. Ну какое из меня «ваше величество», так, муж императрицы, как бы не было стыдно признавать этот факт. Еще перед нашей свадьбой мне ясно дали понять, что занять трон в случае смерти императрицы мне не удастся. Дети – да, дети его унаследуют. Разговор шел в очень тактичных выражениях, но сам факт был подан как непреложный и обсуждению не подлежащий.
Сейчас я сидел и думал: «Ну почему все вы не можете понять – мне совершенно не нужен ваш четырежды проклятый трон, абсолютно не нужен. Мне нужна эта женщина, женщина, при одной мысли о которой я начинаю чувствовать себя так, что это невозможно описать никакими словами. Нет еще таких слов, никто их не придумал, ни в моем мире, ни в этом. И все, что я хочу, так это видеть ее рядом с собой, прикасаться к ней и вдыхать аромат ее тела. Аромат тела моей женщины».
Однажды, уже после свадьбы, был у нас с Янианной этот разговор о престолонаследии. Не помню, с чего он начался, но вскоре речь зашла и об этом. Яна рассказала, что знатные роды, ее поддерживающие, тоже выдвинули это условие. Тогда я в шутку заявил ей, что жена мне досталась бесприданница.
Вероятно, улыбка, появившаяся на моем лице при этих воспоминаниях, никак не вязалась с моим теперешним положением, потому что выражение лица Готома резко изменилось. Теперь его взгляд напоминал взгляд ядовитой змеи, приготовившейся к броску. Не знаю, почему я подумал именно так, ведь никогда раньше никакие гадюки с кобрами на меня не бросались.
Готом встал, взял лежавший перед ним на столе револьвер и несколько раз нажал на спуск. Револьвер был моим собственным, еще бы я его не узнал. Вон, на рукояти мой герб, вставшая на дыбы черная лошадка – слишком уж много внимания уделяют в эти времена всяким подобным мелочам. Конечно, выстрелов не прозвучало, оставайся в револьвере патроны, вряд ли бы я сейчас разговаривал с ним, думаю, мне все же удалось бы вырваться. А запас патронов находится в седельной сумке Ворона. Его они поймать не сумели, не дался Ворон, я сам слышал разговор, когда меня вели в королевский шатер.
Ан нет, там же, на столе, затерявшись в тени серебряной вазы с фруктами, стояли на донышке несколько патронов. Очевидно, трофейные, не у одного меня был револьвер, а калибр у них у всех идентичен.
«Предложить Готому сыграть в рулетку? – мелькнула в голове мысль. – А что, кто проиграл – тот и проиграл, все по-честному. Да только вряд ли он согласится».
Король Трабона меж тем щелкнул еще пару раз револьвером, после чего довольно небрежно швырнул его на стол. Я даже поморщился: «Ведь ты солдат, Готом, нельзя же так с оружием обращаться, даже королям нельзя».
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента