Владимир Мамин
Кремлевские «принцессы». Драма жизни: любовь и власть

Введение

   Какими они были? История дает представление о «кремлевских принцессах» рваное, перенасыщенное домыслами, лишенное объективного анализа.
   Почему я решился написать эту книгу? Меня интересовала личная драма каждой из героинь. Привкус эмоций, которыми они жили. Потерь, которые им пришлось испытать. Побед, которые порой были столь личными, что не попадали в объектив фотокамер. Образы человеческих судеб, составленные из крупиц, легенд и глобальных переживаний, которыми жила страна.
   Немного стертое временем созвучие женских имен и глобальных перемен в жизни России.
   Надя, Света, Нина, Галя, Рая, Наина.
   Любящие.
   Нежные.
   Плачущие.
   Амбициозные.
   Лицо России?
   Душа России?
   Или действительно символ СССР, а теперь России?
   Где та узкая грань, которая очерчивала круг их частной жизни и общественной? Кто тот судья, кто мерилом понимания русской женщины выбирал учебник истории? Кто в терзаниях, порывах, излишествах, срывах мог отчетливо рассмотреть, чем пришлось пожертвовать этим женщинам, чтобы позволить себе улыбаться с глянцевых фотокарточек?
   Улыбки подчас скрывали страшную душевную боль. Страх. Неуверенность. Но эти женщины улыбались.
   Потому, что они были леди. Первыми леди государства.
   О них, об их тайных слабостях, зависимостях, эмоциях и характерах эта книга.

Светлана Аллилуева: Жертва инцеста или любовь палача?

   Первый мужчина, с которым она осмелилась поцеловаться, пошел по этапу. Ему повезло, что его не приговорили к «десяти годам без права переписки». Это означало бы расстрел.
   Второй ей быстро надоел. Третий был слишком скучен. Четвертый помог выбраться за границу, когда за ней – дочерью Сталина – уже приглядывало правительство.
   Светлана Аллилуева влюблялась так же легко, как рассуждала о свободе и своем предназначении. Ей казалось, что она напишет великую книгу о своем отце-диктаторе.
   Но не вышло. Вместо этого сама Светлана стала символом любви самого страшного тирана в истории СССР – Иосифа Сталина.
   Инцест? Похоть? Истинность?
   Разгадывать загадку предстоит целым поколениям.

Алексей Каплер

   Каплер сжал ее руку и вздохнул. Нескладной черноволосой девушке в нелепых туфлях на низком каблуке было всего семнадцать лет. И ладно бы в этом была проблема. Сам Алексей Каплер был лишен каких-то глупых комплексов и не считал, что девицу нужно приглашать на танец лишь после двадцати одного года, как в старомодных романах. Но дело было в том, что обладательница нелепых туфель была дочкой Иосифа Виссарионовича Сталина – Светлана Аллилуева.
   Светлана Аллилуева!
   Каплер в свои сорок был отлично осведомлен, что за партнерша танцевала с ним фокстрот. Маленькая ладошка принадлежала девушке, за которую отец мог перегрызть горло, пусть даже на девушке какая-то мешковатая одежда, нелепые туфли и никакой косметики. Просто перегрызть. Сломать шею. И возможно, накормить собак. Отправить в штрафбат. На фронт. Или куда подальше.
   Каплер не был идиотом и внимал слухам, ходившим о том, что Иосиф Джугашвили не просто любил, но боготворил свою дочку. Больше, чем сыновей. И вероятно, больше Родины.
   На этом нахальном сравнении и стоило бы остановиться и отвести Светлану после танца на место. Даже угостить ее лимонадом, наверное, было непозволительной роскошью. Но Алексей не выдержал блеска черных глаз и румяных от танца щек и остался после танца поговорить со Светой. Просто говорить. О Гумилеве, Ахматовой, оперном театре. Им обоим нравилась «Пиковая дама».
 
   Шел 1942 год. Было 8 ноября…
   Сталин был страшно занят планированием операции под Сталинградом и как-то невнимательно отнесся к доносу, что за его дочкой стал ухаживать известный ловелас Каплер. Джугашвили лишь отмахнулся. Его Светлана была умной девочкой и смогла бы отличить истинные отношения от ложных. И потом, ей только семнадцать. Не возраст для того, чтобы забивать голову глупыми мыслями. О, как ошибался Сталин! Кажется, он забыл, что мать Светланы – его вторая жена Надежда Аллилуева – привлекла его, когда ей было всего шестнадцать.
   В семейном архиве (письма из которого хранились в Германии у брата Надежды Павла и у врачей, обследовавших саму Аллилуеву) было несколько документов, подтверждавших, что этот род был предрасположен к некоему едва ли не мистическому пророчеству, гласившему, что девочки рода, которые встретят своих первых мужчин в возрасте шестнадцати лет, будут всю жизнь сохнуть от любовной муки. А их избранникам грозила мучительная смерть. На самом деле это пошло от одной из древнейших грузинских легенд, в которой рассказывалось, что Покровительница материнского молока может быть проклята в чреве матери, если не дождется своего Горного странника, который спасет ее от оков Тринадцатого замка. Тринадцатый замок – это своего рода символ обета невинности, который приносят молодые девушки, когда мужчины уходят на войну.
   А может быть, это была просто древняя сказка, которую рассказала Светлане мама. И речь шла только о том, что девочки рода Аллилуевых зреют довольно быстро и к семнадцати годам имеют вполне сформировавшиеся формы, а их тело и сознание уже готовы раскрыться тому, кто сможет умело воспользоваться ключиком.
   Не думаю, что я позволяю себе бестактность, используя слово «ключик». Все историки и исследователи то ли из деликатности, то ли из ханжества, то ли еще по какой-то причине тщательным образом избегают темы сексуальных предпочтений наших руководителей и их родственников.
   От незнания появляются слухи. Но я, например, могу ответственно заявить, что Яков Сталин не был гомосексуалистом, потому что мой дед рассказывал, как они ходили на свидание к медсестре из соседнего батальона! Слухи вызывают иронию. Недоверие. Неприязнь.
   Но если у Каплера был подходящий ключик к замочку любимой девушки, что в этом такого?
   Метафорически изъясняясь, я могу заметить, что Люся (а именно так стала звать Алексея Светлана на втором свидании) действительно умел подбирать «ключи». Даже безумный, смелый, сбивчивый разговор о Гумилеве заставил сильнее биться сердце девушки.
 
   Как это было? Большой зал. Окна плотно занавешены. Несмотря на войну, довольно богатый стол. На Аллилуевой очень строгая одежда. Чтобы дотронуться до запястья Светланы, Алексею приходилось буквально высвобождать ее руку из какого-то темного нелепого балахона, который почему-то назывался «платьем».
   Дело в том, что Сталин ругал любимую дочь за открытые коленки и оголенную шею. Кто случайно оказывался рядом и слышал, как он ругал Светлану, были в недоумении. Как можно ругать взрослую девочку такими словами?
   Сталин не был солдафоном, но в гневе он был страшен. Его семейный врач Виноградов испытал шок, оказавшись однажды свидетелем потока брани, обрушенного на голову кого-то из подчиненных. Поэтому можно представить, почему Светлана так боялась носить открытые платья, даже когда было тепло.
   Какой-нибудь специалист по теории Зигмунда Фрейда мог бы усмотреть некоторую патологию в тирании отца к своей дочери и даже намекнул бы на сексуальный подтекст. И ошибочка вышла бы. Иосиф Сталин был очень жестким человеком. И характер у него был сложнейший. Но он очень любил свою жену Надежду.
   А на следующий день Каплер и Аллилуева пошли в Третьяковскую галерею.
 
   Девятого ноября 1942 года. По пустынным залам за парой брел унылый охранник. Благо ему пока не было приказано отмечать, сколько времени проводили Люся и Света в туалетных комнатах.
   Светлана влюбилась. Впервые в жизни влюбилась. Ее одноклассница Катя Н. вспоминала, что «Света была такой счастливой, что на ее обычно задумчивом и грустном лице все время сияла улыбка. И глаза так блестели, что казалось, будто кончилась война».
   А вот Василий Сталин, который, собственно, и стал инициатором знакомства, помалкивал. Лишь однажды отец сильно накричал на него, обвиняя в том, что Светлана проводит время с человеком, который на много лет старше ее. Видимо, возраст был поводом для скандала. Или Каплер был слишком опытным любовником для его – Сталина – девочки? Дочери, которую он называл «хозяйкой» и которая писала ему трогательные письма со словами «хозяйка ждет приказа».
   Так или иначе, но эмоционально Светлана стала раскрываться лишь с Люсей. Они много гуляли, ходили в театры, в Третьяковку, спорили о Гумилеве. А после разговоров о поэте пара наконец уединялась в квартирке, носившей название «Дом на набережной», и охранник выкуривал пачку сигарет, прежде чем Светлана выходила и спешила в Кремль. Каплер почти никогда не провожал ее, и не потому, что был невоспитанным, просто пока Светлана спешила домой, она успевала убедить охранника в том, что они с Люсей просто разговаривали.
   Юная сумасбродка не боялась ничего, когда влюблялась в мужчину. Она летела в пропасть своего чувственного увлечения каждый раз. А если мужчина, с которым она спала, был еще и умен… Так сложилось, что Аллилуева делала ставку на умных мужчин. Для этой по-своему ненасытной женщины был важен не только физический оргазм, но и оргазм мысли, который мог случиться только при общении с умным мужчиной. Талантливым. Даровитым. И при этом – управляемым ею.
   Светлана Аллилуева была из породы тех железных леди, которые выматывали, забирали все лучшее и отбрасывали от себя. Пожалуй, Каплер стал исключением: когда Сталин узнал, что его дочь спит с «каким-то фотографом», он просто приказал его арестовать.
   Люсю обвинили в том, что он является английским шпионом. В чем же прокололся Алексей? До смешного просто. В его репортажах из Сталинграда была связующая тема – любовь некоего лейтенанта к молоденькой девушке. И немного подробностей. Ничего порочащего, но только не для Сталина.
   В тот день, когда арестовали любовника дочери, Джугашвили пришел к ней и отхлестал ее по щекам, а потом швырнул ей в ноги газету и процедил сквозь зубы:
   – Дура, у него таких как ты – сотни. Он просто бабник. А ты на себя-то посмотри!
   В этом «на себя посмотри» было столько яда, что Светлана бросилась бегом прочь от отца. Она ревела так, как никогда в жизни, и очень долгое время не могла простить Сталина.
   Все дело было в том, что Светлана страшно стеснялась своей внешности: ей казалось, что она нехороша собой, слишком нескладна, слишком несексуальна. Еще и Сталин заставлял дочку кутаться в нелепые одежды и частенько намекал на то, что она «не дочь своей матери». Откровенно говоря, иногда я подозреваю, что мы имеем дело с неким психологическим инцестом, когда отец так влияет на свое дитя, что оно пребывает в подавленном состоянии и очень долго зависит от мнения своего родителя.
   Пока Аллилуева обижалась на отца, Каплера сослали в Воркуту. Поцелуй дочери великого вождя и близость с ней стоили ему десяти лет.
   По словам самой Светланы, она ни о чем не жалела. А ее возлюбленный так ни разу и не проговорился о подробностях их связи. Когда после реабилитации с ним заговаривали на эту тему, он просто замыкался. Лишь человек, который был некоторое время в Воркуте вместе с Люсей, рассказал своему сыну (который работал преподавателем в институте, где я учился), что Алексей лишь однажды заговорил про Свету, сказав одно-единственное слово: «Люблю».

Григорий Морозов

   В 1943 году Аллилуева покинула квартиру отца и перебралась в «Дом на набережной», поступила на исторический факультет МГУ и начала постепенно приходить в себя. Училась носить открытые платья, выбирать светлые ткани, умеренно пользоваться косметикой и не бояться, что каждый молодой сокурсник – потенциальная жертва, стоит ему не понравиться Сталину. Одно лишь оставалось неизменным – охранник.
   С умным парнем с живыми карими глазами Света познакомилась в одном из коридоров университета. То ли он попросил у нее учебник, то ли она просто несла в библиотеку книжку, которая была нужна ему. Но какой-то пустяковый разговор, свидетелем которого был весь курс, и свел юного Григория Морозова и Светлану Аллилуеву.
   Григорий был умен, начитан и совершенно неперспективен. Но Света так любила молодых и амбициозных интеллектуалов, что согласилась встречаться, совершенно не раздумывая. Между молодыми людьми вспыхнула довольно бурная страсть, и они умудрились поцеловаться даже в аудитории! Казалось, эта связь была стремительной и ничего долгосрочного не обещающей. Но Света, безусловно предпочитавшая умных молодых людей, считала, что одна лишь женщина вправе распоряжаться образом жизни пары. И поэтому это она приняла решение о браке. Гриша был поставлен перед фактом. Сопротивляться дочери вождя было бы, мягко говоря, легкомыслием. Впрочем, скоропалительное «да» в ЗАГСе было не менее легкомысленным решением. Светлана остывала еще быстрее, чем хотела получить очередного интеллектуала, и, вытянув из него все, что ей было интересно, девушка без особых переживаний отказывалась от партнера.
   Сталин категорически отказался встречаться с зятем. Более того, в коротком разговоре с дочерью он намекнул, что «еврей-муж – это смешно», на что Светлана лишь гордо ответила, что она уже достаточно взрослая, чтобы самостоятельно решать, над чем ей смеяться.
   Время было сложное. Эмоции оставались без ответа. И Света, привыкшая к темпераменту единственного мужчины, который был для нее авторитетом, быстро охладела к молодому супругу. Единственным мужчиной на тот момент был отец.
   Можно ли говорить, что девушка пыталась найти некое его отражение в тех мужчинах, которые попадались ей на пути? Доктор психологических наук, в прошлом доцент РАН Сергей Генрихович Инфантов изучал проблему зависимости детских представлений о правильном выборе партнера от образа отца или матери. Так вот, он доказал на ряде примеров, что эмоции обостряются именно в период кризисных ситуаций и это приводит к выбору партнера (или партнерши), модель поведения которого совпадает с моделью поведения защитника в подобных же пережитых кризисных ситуациях.
   Война. Голод. Холод. Фигура отца. Защитника. Победителя. О чем еще могла думать семнадцатилетняя девушка? Только о харизме отца.
   Морозов не был наделен сильной харизмой. Он, конечно, был умен и молод, и Светлана рассказывала подругам, что в постели Григорий был богом, но этого было мало для нашей принцессы. Ценности ее понимания жизни и партнерства простирались гораздо дальше совершенного секса или лучистых глаз.
   Они разошлись в 1947 году. Без претензий и к взаимному удовлетворению.
   Причину развода не разглашали, но поговаривали, что Морозов стал погуливать от своей законной супруги. Устраивал ей скандалы и требовал, чтобы она уважала его как мужчину и мужа. Аллилуева была равнодушна к подобным проявлениям мужского шовинизма. Во-первых, она привыкла к тому, как умел отец подавить женщину, и не принимала близко к сердцу претензий человека, который и в подметки не годился ее отцу. А во-вторых, испытывать терпение влюбленных в нее мужчин Светлана считала своим хобби. Возможно, она еще не отдавала себе в этом отчета, но ее холодный, почти мужской склад ума, проницательность, умение анализировать и принимать решения превращали девушку в своеобразный образчик феминистки. Амазонки. Медузы Горгоны.
   Мужчины, взглянув в ее глаза, летели в пропасть. Но это было чревато тем, что в черном омуте ее взгляда они ломали шеи.
   В суде при разводе написали: «По личным обстоятельствам».

Юрий Жданов

   В 1949 году Светлана скучала на даче. Делать было абсолютно нечего. Вечеринки, какие-то бесконечные посиделки под зонтиками в парке и уж тем более коллективные походы за черникой вызывали в ней раздражение. Поэтому девушка с удовольствием приняла предложение навестить своих соседей.
   Было это в субботу, когда собирались топить баню. Аллилуева шла по узкой тропинке в сторону забора дома Ждановых. Ей сказали, что люди они очень разборчивые и предпочитают едва ли не интеллектуальный диспут.
   О чем вести диспут в летний зной – Света совершенно не представляла, поэтому на всякий случай под веселые замечания своей няни просмотрела старенькие конспекты по истории. Ну а что? Если семейка окажется действительно такой, как о ней судачили соседи, то было бы неплохо знать примерные даты важнейших событий.
   Домашние посмеивались, Светлана усердно повторяла даты. А ведь на самом-то деле Аллилуева была профессиональным историком, и все ее продуманные шалости были направлены только на то, чтобы разрядить атмосферу дома.
   Дело было в том, что в это время Сталин снова очень крупно поссорился с дочерью. Назвал ее простушкой, которая вяжется со всяким сбродом. «Всякий сброд» – это университетские друзья дочери. Аспиранты. Доценты. Профессура. Но Джугашвили до какой-то физической неприязни не выносил умных людей, которые, по его словам, «ошивались» вокруг Светланы. В чем причина этому – трудно сказать.
   С одной стороны, речь могла идти о простой зависти. Сталин был умен, но обладал умом скорее стратегическим, который и позволил ему выиграть войну, опираясь на практически нищую страну и ее немыслимый патриотизм. Но академическими знаниями Сталин не обладал, и его выводило из себя, что дочь иногда заговаривала о непонятных ему вещах.
   Зависть. Ревность. Нежелание делиться своей Хозяйкой.
 
   Тропинка внезапно оборвалась. И на этом самом месте стоял молодой человек с добродушной улыбкой. Глаза у него были умными, волосы густыми, зубы белыми. Светлане он понравился сразу. Вероятно, она улыбнулась чуть застенчивой улыбкой и протянула руку:
   – Света.
   – Юра.
   Так они познакомились и пошли в дом к Юрию Жданову. Второму мужу-интеллектуалу.
   Они поженились в 1947 году и оформили документы на сына тоже почти сразу.
   Сын Иосиф у Аллилуевой родился в 1945 году. Первоначально в его документах было написано «Иосиф Григорьевич Морозов», а потом документ изменили и записали ребенка Иосифом Юрьевичем Ждановым.
 
   Кстати, в семье Жданова поговаривали, что на том, чтобы внук носил фамилию «Жданов», настоял сам Сталин. Созвучность ли с партийным товарищем так вдохновила вождя или ему так не хотелось, чтобы внук был хоть отчеством связан с отцом-евреем, сказать трудно, но после долгого разговора с отцом Светлана вышла из комнаты с красными глазами, а на следующий день ребенка нарекли по фамилии отчима.
   Кухарка, которая иногда помогала в доме Ждановых, слышала, что Аллилуева как-то горько жаловалась кому-то на решение отца, а потом быстро вскочила и, лишь мельком взглянув на себя в зеркало, убежала куда-то.
   А еще Светлана улыбнулась своему отражению в зеркале. Мягкой, чувственной, немного загадочной улыбкой. Именно так девушка улыбалась, когда ходила на свидания с Каплером. А потом с Морозовым. И даже недолго со Ждановым. С последним же получилось все так стремительно, что, по словам очевидцев, молодые-то и на свидания ходили всего пару раз.
   Один раз в театр. Давали «Евгения Онегина» в Большом театре. Второй раз в ресторан. С каким-то названием, связанным с деревом.
   Больше Юрий свою Светушку (так он ласково называл жену) никуда не сводил. Коллеги посмеивалась над «сухарем» Ждановым, пихали в бок и немного непристойно шутили о том, почему же Юрчик не водит свою красавицу в свет.
   Жданов отмахивался, огрызался в ответ и после очередного рабочего дня снова шел в библиотеку или засиживался на работе над очередным проектом. Ходили невнятные слухи о том, что Жданов любил работу больше, чем жену, но вопрос об импотенции, конечно, не стоял. Нормальный мужик, но проблема-то оставалась.
   Слишком много работы? Или слишком много требований от Аллилуевой?
   Второе. И только второе. Светлана Аллилуева была молодой, развитой, чувственной девушкой, который был нужен мужчина. Партнер для секса. И не надо прятать глаза, когда приходится об этом говорить. В этой страшной Великой Отечественной войне погибли миллионы мужчин. Миллионы! Остались женщины с детьми. И калеки, немощные, больные. Они писали под себя, не могли сделать шага без посторонней помощи, мучились от алкоголизма, болели всеми видами язвы и все-таки были нужны женщинам. Потому что они были мужчинами. Время, когда женщина спала с женщиной, стало отступать. Мужеподобные дамы вновь отращивали волосы и учились носить платья. И это было нормально, потому что война не могла изменить природу.
   Секс. Чувственность. Желание.
   И Светлана тоже прошла этот период. И если отец стал ее эталоном мужской харизмы (собственно, сын-то стал Иосифом не просто в честь Великой победы, а в честь родного отца, который был не просто любим, а любим как святой), а Каплер открыл для Светы мир эротических удовольствий, то Морозов задал задачу мозгам своей жены. Речь шла о месте женщины рядом с мужчиной. О сексе. О сексуальных прелюдиях. О том, какой может быть женщина с мужчиной, который позволяет ей вести себя в постели более раскованно, чем традиционно лежать бревном.
   При этом Морозов был умен. Ох, умен! И как он умело пользовался своими способностями! Аккуратно и неспешно открывая перед молоденькой девушкой мир порока, он баловал ее тем, что показывал мир интеллектуальных игр, мир книг, теорий, невероятных теорем из жизни правителей и ученых.
   У Светы был ясный ум и феноменальная память (и школу она закончила, между прочим, на одни пятерки), и девушка впитывала все знания как губка.
   Про то, что Аллилуева научилась очень ловко избавляться от балласта, я уже говорил. И вот явился Жданов. Молодой. Умный. Привлекательный. Мужчина. Не надо умалчивать этот фактор. Мужчины нужны любой женщине, и Светлане в том числе. Крутить романы ей не всегда позволяли чувство брезгливости и, конечно, вечный охранник за спиной. Сравнение с отцом? Пожалуй. Но все-таки чаще не было физической возможности сбегать на свидания.
   И вот – Жданов. Лекарство от скуки. От воздержания. От душевных терзаний по поводу очередного конфликта с Джугашвили.
   Но Жданов предпочитал работу, книги и проекты. А как же жена? А жена ждала его дома и мечтала заняться с ним любовью, да только так, чтобы Юрочка был снизу, а она – женщина – сверху. В этом акте был не протест забитой женщины, а проявление женщины-воительницы, которой в итоге и оказалась Светлана.
   Но о каких воительницах могла идти речь в 1951 году? Только о тех, которые спали с другими женщинами. Вот и ходили слухи, что Жданов подозревал свою жену именно в этих склонностях, только вслух говорить боялся. Дочка Сталина по-прежнему получала письма от папы с обращением «Хозяйка».
   И Жданов закопался в проектах. Жена проводила одинокие вечера. Они почти никуда не ходили, мало виделись и постепенно становились чужими друг другу людьми. Даже ужин стал проходить в гробовой тишине. Тихо тикали ходики, едва раздавался звон вилок и ножей о тарелки. И пустые фразы:
   – Передай, пожалуйста, хлеб.
   – Спасибо.
   – А соль можно?
   – Спасибо.
   – Как дети?
   – Нормально.
   – Как на работе?
   – Нормально.
   – Можно еще соус?
   – Конечно…
   Никогда Светлане не хотелось так отчаянно реветь, как после таких вечеров…

Актер труппы Соломона Михоэлса

   Как она познакомилась с этим человеком? Об этом нет почти никаких сведений. Случайно, на улице, когда уронила зонтик, а он подошел и подал ей его. Свинцовое небо куполом нависает над их головами. Полыхом золота сияют листья клена в уединенной аллее парка, куда Света водит гулять Иосифа. И блестящая от воды из луж обувь. У него – ботинки на тонкой подошве, у нее – элегантные сапоги.
   На другой день они встретились. Его звали Сергей. Он был актером труппы легендарного Соломона Михоэлса.
   В 1948 году Света стала бегать в театр Михоэлса почти каждый день. Она знала все спектакли, узнавала, как зовут актеров, ей все было ужасно интересно.
   Сергей был незаменимым гидом в мире кулис. Между декорациям к «Королю Лиру» и «Ричарду III» они могли устроить страстное свидание, пить вино прямо из горлышка узкой бутылки, говорить обо всем на свете и целоваться.
   Почему я так задержался на этих шалостях влюбленных?
   Во-первых, Светлана вышла из-под контроля своего мужа и в ней впервые появилась способность умело скрывать правду. А ведь Аллилуева на некоем генетическом уровне была типичной женщиной Востока, для которой почтительность к мужу – одна из важнейших заповедей. И не потому, что хочется, а потому, что поколения женщин были зависимы от власти мужа. А тут один мужчина мечты, и тот – отец.
   А во-вторых, девушка поняла, что в жизни есть много вещей, которые ей нравятся. Театр. Теплое вино с губ любимого мужчины. Даже запах нафталина на старых костюмах. Аллилуева училась быть эстетствующей девушкой, которая могла, наконец, позволить себе быть свободной, несмотря на неодобрение отца.
   Или ей так казалось?
   Соломон Михоэлс однажды застукал парочку после спектакля. Ироничное замечание, тонкая улыбка и умнейшие глаза человека, который играл на сцене как бог. Его Король Лир говорил как пророк. В 1948 году это было опаснее, чем в 1937. Но Михоэлс никогда не боялся. А зря.
   Глядя на молодую пару, торопливо поправляющую одежду, Михоэлс просто улыбался. Юность могла себе позволить быть дерзкой.
   И конечно, он узнал Светлану Джугашвили. Но зачем старику обсуждать это? Он был властителем дум сотен людей, которые видели его на сцене. И как мудрец он понимал, что каждому нужно пройти свой Путь. Даже дочери самого страшного человека.