Страница:
Не понимаю, почему отца в хирд не взяли? Такого… рационалиста среди полноценных гномов днем с огнем искать надо!
– Я… – Только б не сорваться и не нагрубить в ответ. Испорчу все то хрупкое взаимопонимание, которое между нами наконец установилось. – Я ничего не обещаю. И вообще, хватит об этом. Все ценное о вампирах и дампирах, что только мог, ты уже рассказал. Лучше посоветуй, как до столицы добраться.
– Ну до Ингерхейма в нашей карете, – пожал плечами отец. – А оттуда, конечно, поездом.
Конечно. Если куда-то проложена железная дорога, гномы будут перемещаться исключительно по ней. Даже если это дольше и дороже. Ведь от вида паровоза и звуков, им издаваемых, подгорные жители шалеют не хуже, чем эльфы от вида меллорновой пущи. Впрочем, по нашей глухомани так перемешаться, наверное, действительно проще.
– Только сначала нам надо кое-кого подождать, – продолжил отец.
– Кого? – удивилась я.
– Твою компаньонку.
Опять… вот по именно этой причине, да еще из-за отсутствия других родственников мужского пола, кроме отца, я ненавижу путешествия. Ну кто, ну скажите, кто и зачем придумал наиглупейшее правило, что молодой леди «невместно» путешествовать одной – только в сопровождении компаньонки, зачастую преклонного возраста, брата или, на худой конец, кузена. Хотя последнее уже попахивает моветоном и может вызвать довольно неприятные слухи. А слухи – это такая гадость… А уж тем более возможный остракизм и репутация в обществе падшей женщины – нет, и хорошо, что у меня нет кузенов, лучше уж какая-нибудь старая грымза, вероятнее всего похожая на мадам Жюли как близнец. Та хоть и будет пилить меня всю дорогу, но внешне все будет выглядеть в рамках приличий. Как будто бы ее присутствие может хоть как-то оградить девичью честь от покушений. Большинству моих сверстниц, если судить по их рассказам, это как раз не помешало, а в некоторых случаях и помогло. Радует только одно – эта пытка будет продолжаться только до академии, на ее территории и в кампусах студиозусы вынуждены рассчитывать только на себя, что очень раздражает молодых денди и записных модниц.
– Пап, а может, не надо?
– Надо, – бескомпромиссно заявил отец. – Хороший берсерк в телохранителях еще никому не вредил.
– Хороший… кто?! – Если я заявлюсь в академию в обществе регулярно обжирающегося мухоморами громилы-северянина с двуручным мечом или топором, то можно будет ходить по главной улице столицы, сверкая клыками и примериваясь к шеям прохожих. Моей репутации это уже не повредит.
– Я подумал, что кровавая ярость, которая время от времени неосознанно у тебя возникает со времен первой инициации, очень похожа на знаменитое боевое безумие, – пожал плечами отец. – И давно хотел найти кого-нибудь, кто мог бы тебя поучить этой замечательной вещи, но все как-то не складывалось. И вот два месяца назад я узнал, что Толстушка Хильда, троюродная племянница брата прадеда, которая подобно мне расплевалась с родней, снова вернулась в нашу страну. Она чистокровная гномка и поссорилась с родичами как раз из-за того, что хотела стать воином. Как выяснилось в процессе попытки вернуть беглянку домой – берсерком.
Остаток завтрака прошел в полном молчании. Каждый из нас думал о чем-то своем. Отец доцеживал с мрачно-виноватым видом свое подгорное темное, а я, как и положено молодой культурной барышне, растягивала содержимое свежезаваренного чайничка. И только настырная оса, неизвестно каким образом проникшая сквозь прикрывающие окна магические завесы, не обращая внимания на присутствующих двуногих, занятых обдумыванием каких-то своих, совсем уж непонятных крохотному умишку насекомого, проблем, нагло ползала по хрустальной вазочке. Полосатого грабителя больше всего на свете и уж точно больше ничтожных проблем хозяев этого дома интересовало нежнейшее парфе, к которому я так и не заставила себя притронуться.
Казалось, даже танцующие в утренних чрезмерно ярких лучах солнечного света пылинки прониклись странной гнетущей атмосферой, царящей в гостиной старого особняка. Так что тетушка Хильда – а именно ее настойчивый стук в парадную дверь вывел нас с отцом из ступора – появилась вовремя. Единственная мысль, проскочившая в моей заполненной сожалениями о пропавшей молодости и, несомненно, дальнейшей трагической судьбе голове, моментально вернула непоследовательную и взбалмошную девицу, которой, по мнению мадам Жюли и еще половины городских кумушек, я и являюсь, к действительности: «Ведь есть же новомодный папенькин электрический звонок? Стучать-то зачем?»
Не успела я ощутить всю сумбурность этой мысли, как на порог гостиной в сопровождении отца буквально впорхнула тетушка.
Она была… пухлой. Не зря ее прозвали Толстушкой Хильдой. Этакий широко улыбающийся светловолосый шарик на ножках, до самых глаз закутанный в ослепительно-белый плащ, причем на голове у нее тоже оказалась намотана тряпка цвета первого снега. Учитывая, что пыли у нас на улицах больше, чем золота в казне гномьих королей, вещицы явно были защищены магией. Рост воительницы-берсерка был невелик, мне бы она достала в лучшем случае до груди. Если бы шлем надела. С гребнем. Лицо правильное и довольно миниатюрное, вот только черное… не как у темных эльфов, конечно, но даже папочка, считающий кузнечную копоть лучшей маской для лица, выглядел на ее фоне почти что бледным.
– Ой, а худючая-а… – были ее первые слова, после чего гномка скинула с себя на протянутые руки отца свое странное одеяние, заставив меня пораженно открыть рот. Вместо платья… кофты… да любой нормальной одежды подгорная жительница носила металлический панцирь, обильно изукрашенный рунами. По бокам брони было в специальных захватах пристегнуто по топору. А из-за плеч выглядывало по прикладу чего-то явно огнестрельного и, зная любовь подгорного народа к большим стволам, крупнокалиберного. Теперь гостья уже не выглядела толстой. Ну, может быть, чуть-чуть более чем просто упитанной. Но сказать ей это явно осмелился бы разве что горный тролль. Пьяный до полной потери привязанности к земному существованию.
– Какая есть, – с трудом смогла ответить я. – Здравствуйте.
– И тебе не хворать. – Компаньонка-телохранитель присела на свободное место за столом и, немного подумав, закинула ногу на ногу. Раздался приглушенный лязг. Очевидно, под ниспадающей до пола юбкой тоже таилось нечто, способное шокировать любого ловеласа.
– Так-с, чем нас сегодня кормят? Не поверишь, но пять лет службы в знойном Залистане, где мяса и молока вообще не едят, сделали меня ярой патриоткой и идейным противником вегетарианства.
Кажется, она начинает мне нравиться.
Глава 4
– Я… – Только б не сорваться и не нагрубить в ответ. Испорчу все то хрупкое взаимопонимание, которое между нами наконец установилось. – Я ничего не обещаю. И вообще, хватит об этом. Все ценное о вампирах и дампирах, что только мог, ты уже рассказал. Лучше посоветуй, как до столицы добраться.
– Ну до Ингерхейма в нашей карете, – пожал плечами отец. – А оттуда, конечно, поездом.
Конечно. Если куда-то проложена железная дорога, гномы будут перемещаться исключительно по ней. Даже если это дольше и дороже. Ведь от вида паровоза и звуков, им издаваемых, подгорные жители шалеют не хуже, чем эльфы от вида меллорновой пущи. Впрочем, по нашей глухомани так перемешаться, наверное, действительно проще.
– Только сначала нам надо кое-кого подождать, – продолжил отец.
– Кого? – удивилась я.
– Твою компаньонку.
Опять… вот по именно этой причине, да еще из-за отсутствия других родственников мужского пола, кроме отца, я ненавижу путешествия. Ну кто, ну скажите, кто и зачем придумал наиглупейшее правило, что молодой леди «невместно» путешествовать одной – только в сопровождении компаньонки, зачастую преклонного возраста, брата или, на худой конец, кузена. Хотя последнее уже попахивает моветоном и может вызвать довольно неприятные слухи. А слухи – это такая гадость… А уж тем более возможный остракизм и репутация в обществе падшей женщины – нет, и хорошо, что у меня нет кузенов, лучше уж какая-нибудь старая грымза, вероятнее всего похожая на мадам Жюли как близнец. Та хоть и будет пилить меня всю дорогу, но внешне все будет выглядеть в рамках приличий. Как будто бы ее присутствие может хоть как-то оградить девичью честь от покушений. Большинству моих сверстниц, если судить по их рассказам, это как раз не помешало, а в некоторых случаях и помогло. Радует только одно – эта пытка будет продолжаться только до академии, на ее территории и в кампусах студиозусы вынуждены рассчитывать только на себя, что очень раздражает молодых денди и записных модниц.
– Пап, а может, не надо?
– Надо, – бескомпромиссно заявил отец. – Хороший берсерк в телохранителях еще никому не вредил.
– Хороший… кто?! – Если я заявлюсь в академию в обществе регулярно обжирающегося мухоморами громилы-северянина с двуручным мечом или топором, то можно будет ходить по главной улице столицы, сверкая клыками и примериваясь к шеям прохожих. Моей репутации это уже не повредит.
– Я подумал, что кровавая ярость, которая время от времени неосознанно у тебя возникает со времен первой инициации, очень похожа на знаменитое боевое безумие, – пожал плечами отец. – И давно хотел найти кого-нибудь, кто мог бы тебя поучить этой замечательной вещи, но все как-то не складывалось. И вот два месяца назад я узнал, что Толстушка Хильда, троюродная племянница брата прадеда, которая подобно мне расплевалась с родней, снова вернулась в нашу страну. Она чистокровная гномка и поссорилась с родичами как раз из-за того, что хотела стать воином. Как выяснилось в процессе попытки вернуть беглянку домой – берсерком.
Остаток завтрака прошел в полном молчании. Каждый из нас думал о чем-то своем. Отец доцеживал с мрачно-виноватым видом свое подгорное темное, а я, как и положено молодой культурной барышне, растягивала содержимое свежезаваренного чайничка. И только настырная оса, неизвестно каким образом проникшая сквозь прикрывающие окна магические завесы, не обращая внимания на присутствующих двуногих, занятых обдумыванием каких-то своих, совсем уж непонятных крохотному умишку насекомого, проблем, нагло ползала по хрустальной вазочке. Полосатого грабителя больше всего на свете и уж точно больше ничтожных проблем хозяев этого дома интересовало нежнейшее парфе, к которому я так и не заставила себя притронуться.
Казалось, даже танцующие в утренних чрезмерно ярких лучах солнечного света пылинки прониклись странной гнетущей атмосферой, царящей в гостиной старого особняка. Так что тетушка Хильда – а именно ее настойчивый стук в парадную дверь вывел нас с отцом из ступора – появилась вовремя. Единственная мысль, проскочившая в моей заполненной сожалениями о пропавшей молодости и, несомненно, дальнейшей трагической судьбе голове, моментально вернула непоследовательную и взбалмошную девицу, которой, по мнению мадам Жюли и еще половины городских кумушек, я и являюсь, к действительности: «Ведь есть же новомодный папенькин электрический звонок? Стучать-то зачем?»
Не успела я ощутить всю сумбурность этой мысли, как на порог гостиной в сопровождении отца буквально впорхнула тетушка.
Она была… пухлой. Не зря ее прозвали Толстушкой Хильдой. Этакий широко улыбающийся светловолосый шарик на ножках, до самых глаз закутанный в ослепительно-белый плащ, причем на голове у нее тоже оказалась намотана тряпка цвета первого снега. Учитывая, что пыли у нас на улицах больше, чем золота в казне гномьих королей, вещицы явно были защищены магией. Рост воительницы-берсерка был невелик, мне бы она достала в лучшем случае до груди. Если бы шлем надела. С гребнем. Лицо правильное и довольно миниатюрное, вот только черное… не как у темных эльфов, конечно, но даже папочка, считающий кузнечную копоть лучшей маской для лица, выглядел на ее фоне почти что бледным.
– Ой, а худючая-а… – были ее первые слова, после чего гномка скинула с себя на протянутые руки отца свое странное одеяние, заставив меня пораженно открыть рот. Вместо платья… кофты… да любой нормальной одежды подгорная жительница носила металлический панцирь, обильно изукрашенный рунами. По бокам брони было в специальных захватах пристегнуто по топору. А из-за плеч выглядывало по прикладу чего-то явно огнестрельного и, зная любовь подгорного народа к большим стволам, крупнокалиберного. Теперь гостья уже не выглядела толстой. Ну, может быть, чуть-чуть более чем просто упитанной. Но сказать ей это явно осмелился бы разве что горный тролль. Пьяный до полной потери привязанности к земному существованию.
– Какая есть, – с трудом смогла ответить я. – Здравствуйте.
– И тебе не хворать. – Компаньонка-телохранитель присела на свободное место за столом и, немного подумав, закинула ногу на ногу. Раздался приглушенный лязг. Очевидно, под ниспадающей до пола юбкой тоже таилось нечто, способное шокировать любого ловеласа.
– Так-с, чем нас сегодня кормят? Не поверишь, но пять лет службы в знойном Залистане, где мяса и молока вообще не едят, сделали меня ярой патриоткой и идейным противником вегетарианства.
Кажется, она начинает мне нравиться.
Глава 4
– Дорогая, поверь, мне тоже хочется выйти и поубивать всех этих сволочей. – Доверительное низкое контральто тетушки вернуло меня к реальности из воздушных, наполненных кровью и кусками мяса размышлений о бренности всего сущего.
– Ну что вы! – Моему честному взгляду в этот момент позавидовал бы любой находящийся в суде убийца. Думаю, обладай он такими же густыми и длинными ресницами и невинным выражением глаз, которое так выручало меня в бытность ученицей Наикуртуазнейшего пансиона для истинных леди мадам Жюли, то его моментально бы отпустили, сняв предварительно все обвинения и даже извинившись. – Я всего лишь немного отвлеклась! Эта духота и пыль так выматывает. – После этой фразы я еще и отработала веером на твердую пятерку, изобразив умирающую барышню на последнем издыхании, не забыв при этом одновременно поправить неудобно впившуюся мне в бок «Амели».
Гномка заливисто расхохоталась.
– Выматывает! – не переставая улыбаться, сказала она. – Давай уж начистоту. Ты хочешь выломать эту долбаную дверь, что мешает доступу в карету чистого воздуха. Разорвать воротничок давящего шею платья, да и вообще сорвать его ко всем мертвым демонам. Пнуть грума, чтобы он перелетел через коня и сломал себе шею. Взять самой вожжи и погнать ими этих ленивых купцов, что преградили нам дорогу и ползут с такой скоростью, что когда они наконец остановятся, то падут от старости.
Ну… может быть. Немного. За исключением той части, где говорится об управляющем повозкой.
– За кого вы меня принимаете? – обиделась я.
– За берсерка, чья сила – это злость, ненависть и жажда разрушения, – холодно улыбнулась гномка. – Твой отец уверен в том, что ты такая же, как я, и просил дать пару уроков. А он умный и вряд ли ошибается. И вообще между нами, девочками, – тут тетушка буквально расплылась в доброй искрящейся улыбке, полностью потеряв свой насупленный холодный вид, – мне хочется сделать то же самое. Только я лучше сдерживаюсь, и у меня не возникают такие прелестные клычки, которыми вы, молодая леди, так волнующе прикусываете свои карминовые губы на протяжении последнего часа. Конечно, метод для самоконтроля неплохой, но в твоем случае демаскирует. Но на будущее было бы неплохо завести какую-нибудь безвредную и не привлекающую внимания привычку, успокаивающую нервы. В моем случае это курение. – С этими словами тетушка извлекла из расположенного рядом с ней на сиденье кожаного саквояжа кисет и длинную трубку с довольно толстым, внушающим надежность даже на первый взгляд мундштуком. – Но вам, молодая леди, хоть вы и на четверть гном, я бы его не советовала, человеческие корни все-таки, а от чахотки сами знаете – даже архимаги не лечат.
– Ой! – Я машинально схватилась за свой спешно захлопнувшийся рот и уже сквозь ладонь пробубнила: – И глаза опять позеленели, да?
– Угу, – спокойно кивнула гномка. – У вас, тифлингов, вообще состояние тела сильно на эмоциях завязано, учти это. Служила я как-то с одним таким в команде… Пока был веселый и злой – удары тролльичьих палиц по голове считай что игнорировал, а как узнал, что его подружка к уже имеющимся от рождения рожкам еще пару добавила, так, не поверишь, в кабацкой драке от удара кулака помер. И ведь била-то не сильно… Ладно, хватит об этом. В ярость часто впадаешь?
Слава богам, она приняла меня за дальнего потомка демонов. Впрочем, за кого еще могла? Вампиры и дампиры вымерли от чумы крови поголовно. Почти. Да и у папочки хватило мозгов не особенно распространяться о странностях дочурки. Поэтому будем соответствовать легенде.
– А отец не рассказал?
– Да я не спрашивала, – махнула рукой гномка. – Раз с пистолетом ходишь и никого еще не прибила, значит, себя контролируешь, а не кидаешься на всех подряд. Уже хорошо, если подумать. Холодная ярость берсерка, полученная не путем тренировок, а от рождения, – большая редкость. Да и вообще воины безумия встречаются лишь у гоблинов, северян, ну и, разумеется, у нас, гномов. Изредка.
На этом наш разговор как-то сам собой завял, видимо, общая атмосфера медленно тянущейся дороги и клубящейся за окнами пыли воздействовала не только на меня одну. Мерное попыхивание тетушки Хильды, окутанной клубами яблочного мерлийского, если мне не изменяют память и нос одновременно, и покачивание кареты, мягко переваливающейся на двойных рессорах с патентованными масляными успокоителями, между прочим являющимися предметом зависти почти всех владельцев карет и бричек нашего городка, как-то незаметно меня убаюкало. И к своему стыду, я ненадолго уснула…
Разбудил меня или толчок кареты, или, что скорее всего, легкое прикосновение тетушки.
– Проснитесь, леди, уже подъезжаем. У вас еще есть время попудрить носик. Ведь нам еще надо купить билеты и разместиться в купе. Негоже молодой девушке появляться на людях с таким заспанным, хотя от этого крайне очаровательным, личиком. – После чего Хильда крайне серьезным, даже возвышенным голосом добавила: – Перебьются за просто так глазками вашими опухшими любоваться! Такое сокровище дозволено лицезреть только законному супругу. – А потом до такой степени ехидно подмигнула, что даже мне, еще не полностью отошедшей от дневного дорожного сна в движущейся карете, стали понятны ее дальнейшие мысли и невысказанные слова.
Кажется, я покраснела…
Вопреки моим опасениям в карете удалось доехать до самого перрона и не пришлось пешком пробираться через почти незнакомый город. Пару раз я тут, конечно, была, но все больше проездом. По большой площади, один конец которой упирался в железнодорожные пути со стоявшим на них поездом, слонялся туда-сюда народ. Дамы и их кавалеры были заняты не столько делами, сколько рассматриванием этого удивительного чуда техники и его пассажиров. В нашей глухомани не так много увлекательных зрелищ, и осматривание прибывшего состава вполне могло тянуть на полноценное культурное мероприятие.
– Так-с. – Хильда, выбравшись из кареты, задумчиво огляделась и уверенно зашагала куда-то к паровозу, схватив меня за руку.
– Но касса же там, – попыталась указать я ей на здание с соответствующей вывеской, рядом с которым наблюдалось некоторое скопление народа.
– У проводника возьмем билет, – не сбавляя скорости, ответила воительница. Судя по ее манере тащить за собой груз больше, чем она сама, в тех пошлых анекдотах, что рассказывают о гномах и паровозах, все-таки имеется доля правды. Есть между ними такое сходство… семейное. – Так быстрее будет.
У дверей одного из ближайших купе действительно моментально был найден затянутый в форму пожилой человек с аккуратными седыми усиками, нервно посматривавший на внушительные карманные часы.
Уж не знаю, о чем там с ним договаривалась тетушка, но лично я в этот момент была занята разглядыванием вершины гномского механического гения – паровоза системы «Гобсон и сыновья» с машинами двойного действия, типа 0-3-0. Машинка была, конечно, не особенно новой, но для нашего захолустья, в которое железная дорога дошла только пару лет назад, все равно являлась вершиной технической мысли. И между прочим, система очистки колосников на этом паровозике – изобретение моего папочки. На первых моделях как раз с зашлаковыванием колосниковой решетки и была связана потеря тяги и крайняя неэкономичность жаротрубных котлов Гобсона. Я, конечно, никогда не лезла в финансовую сторону папулиных изобретений, но, думаю, клан Желеностопов, а именно к нему принадлежит Джерк Гобсон, заплатил за решение данного вопроса довольно круглую сумму.
Кстати, дядя Джерк – он пару раз посещал наше поместье – довольно милый гном с приличным чувством юмора и вдобавок великолепный рассказчик, во всяком случае, о своих детищах он говорил так, что сказки нянечек в сравнении с этим казались полной нудятиной. Хотя в них были и прекрасные принцессы, и верные рыцари, и ужасные страшные маги, но в рассказах этого гнома описание работы кулисного механизма или блока парораспределения было намного интереснее замшелых сказочек, никак не связанных с реальной жизнью. Ой, как же мне потом доставалось от мадам Жюли за увлечения и рассказы, совсем не подходящие для такой приличной молодой леди. Но ничего, теперь-то мне ничто не помешает рассмотреть творение дядюшки Джерка вблизи, тем более что мне на нем еще парочку дней путешествовать.
– Поторапливайтесь, леди, – отступил наконец в сторону кондуктор, протягивая Хильде два билета. Но я уже не хотела лезть в купе, которое изнутри ничем не отличалось от кареты: я потихонечку миновала вагон, пройдя дальше к тому месту, которое намного интереснее, и теперь во все глаза рассматривала колеса паровоза, вернее, маленький цилиндр парораспределителя. Какой-то он был не такой…
– Куда… корова… и-и… паром же!.. – Не знаю, откуда возник этот гном в одежде, покрытой угольной пылью настолько, что она могла заменить ему броню (тем более черный горючий камень, как говорят алхимики-ювелиры, является дальним родственником алмаза), но настроен он был серьезно. Клочковатая, видимо из-за частых подпалин, рыжая борода гневно подрагивала, а в глазах горело пламя презрения к идиотке, сунувшейся к способному обварить ее механизму. О том, что, услышав звук начала продувки золотников, я, естественно, отскочу в сторону, не желая портить кожу и платье, он, вероятно, не подумал, а потому поспешил обложить меня словами из лексикона, который представляет собой своеобразный внутрикастовый диалект всех разочарованных жизнью механиков. Папа обычно использовал его, когда ронял что-нибудь хрупкое на что-то твердое. Или наоборот.
– Сам… и ключ себе в… – ответила я ему с достоинством истинной урожденной Клер Шатраэн Отхильда Дербас Туиллойска. – Кто поставил сюда эту нежизнеспособную техническую химеру?! Какой тупой гоблин сделал трубку парораспределителя из двух кое-как склепанных частей?! Она же пропускает! – И гордо удалилась в свой вагон, под прикрытие весело хихикающей Хильды, оставив впавшего в оторопь механика на перроне рядом с клапаном сброса пара. Надеюсь, он не отойдет от шока раньше, чем машинист начнет продувку. Гномы горячую ванну не любят, так пусть хоть в паровой искупается.
Пока наш старый грум Грыштак возился с многочисленным багажом, приличествующим двум леди в дальней поездке, и переругивался с проводником, пытавшимся минимизировать воздействие лап старого орка на хрупкую полировку вагона, мы с тетушкой успели с удобством разместиться на обитых свиной кожей сиденьях и приступить к увлекательнейшему из занятий – знакомству с попутчиками. Дело в том, что пассажирский вагон гномьего поезда представляет собой корпус дилижанса, установленный на подрессоренные железнодорожные тележки. С точки зрения любого гнома, если есть рабочая конструкция, проверенная временем, так зачем изобретать велосипед? Да и этим изящным техническим решением было убито сразу несколько зайцев: во-первых, резко уменьшились расходы на изготовление вагонов – так на них просто переделывали старые дилижансы, во-вторых, возможное лобби владельцев дилижансных линий тоже поимело некоторую прибыль за предоставляемые корпуса дилижансов и их техническое обслуживание. Именно в связи с этим вот технически-финансовым казусом компанию в поездке нам составят еще несколько пассажиров, что в общем-то неплохо. Хоть тетушка Хильда и имеет живой веселый нрав, но за более чем двое суток поездки мне бы точно захотелось ее убить (причем даже если бы у меня и не было этих приступов ярости) – просто от скуки.
– Что-то никого с нами нет, – удивилась я спустя полчасика, когда наш поезд начал трогаться и старый Грыштак, тепло попрощавшись, отправился обратно домой.
– Я выкупила все купе, – озорно подмигнула Хильда. – Дороговато, конечно, вышло, но зато теперь мы можем свободно заниматься чем хотим, никого не стесняясь. – И выставила на имеющийся столик три бутылки вина, извлеченных из маленького чемодана, который на фоне остальной ее поклажи выглядел на редкость незаметным. Впрочем, там еще штук девять или десять осталось. Короче, хватит, чтобы гномка захмелела, а не только распробовала вкус, но вот боюсь, если я все это хотя бы понюхаю, то экипаж поезда никуда своего железно-парового монстра не приведет по уважительной причине. Будут выпиты. Но даже если нет и удержать себя в руках удастся, я не стану подвергать себя риску пройти еще одну из оставшихся инициаций. По уверениям отца, с каждой из них мои силы будут расти, но облик также не останется неизменным. К завершающей стадии своего развития дампир представляет собой нечто с алебастрово-белой кожей и кроваво-алыми глазами. И пусть я буду способна пробить ударом кулака стену дома или гнома в полной броне, но становиться подобным чудовищем совершенно не хочется.
– Может, не надо? – Эту осторожную фразу я произнесла, устремив на тетушку крайне испуганный взгляд. В ответ Хильда хихикнула и извлекла из другого саквояжа две жестяные коробочки конфет и небольшой сверточек пастилы. После чего подмигнула и с отлично разыгрываемым удивлением произнесла:
– Клер, с каких пор молодые девушки отказываются от сладостей и от ягодного компота?
После этих слов я, к своему стыду, все же присмотрелась к извлеченным тетушкой бутылкам. Конечно, отсутствие этикеток и залитые сургучом пробки еще ни о чем не говорили, да и сама мысль хранить компот именно в винных бутылках не казалась абсурдной. Видимо, много пропутешествовавшая тетушка изобрела довольно экстравагантный способ оставаться трезвой. Ведь действительно, таким образом можно полностью соблюсти приличия и без всяческой опаски потягивать бокал, наполненный «вином». Пока я предавалась вот таким рассуждениям относительно столь удобного изобретения гномки, Хильда не только успела расстелить небольшую дорожную скатерть и разложить сладости, но и извлечь откуда-то из саквояжа пару великолепных хрустальных бокалов. А в данный момент вкручивала в тугую пробку механизированный пружинный штопор. Конструкция, между прочим, очень знакомая – у нас дома есть парочка подобных, только не чисто пружинных, а более старых рычажных моделей.
Немного посопротивлявшись, пробка все же соизволила с легким хлопком вылезти из горлышка бутылки, просыпав немного сургуча на специально подстеленную салфетку. После того как пробка покинула свою тугую норку и позволила содержимому бутылки соприкоснуться с воздухом, по комнате распространился изумительный запах камнеломки. От этого запаха, наполненного небольшой кислинкой и одновременно горечью, у меня даже немного закружилась голова и рот наполнился внезапно появившейся слюной. Не ожидала, совсем не ожидала. Ничего себе ягодный компотик! Нет, конечно, камнеломка – это ягода, но вот то, что плети этой ягоды встречаются только в горах на высоте не менее чем пары тысяч ярдов, а часто и вообще на самой границе ледника, делает эти небольшие угольно-черные шарики с твердой и терпкой кожурой редкостью. Очень дорогой редкостью, стоящей примерно полтора своего веса в серебре.
Видя мое ошарашенное состояние, тетушка протянула бокал, до половины наполненный бархатным мраком компота из камнеломки, и буквально втиснула мне его в руку.
– Ну, за начало путешествия!
Я кивнула и выпила. Ффу-у-у… и за это платить такие деньги? Отвратительная кислая жидкость с каким-то маслянистым привкусом была немедленно проглочена. Пожалуй, единственным плюсиком данного напитка было то, что он как-то странно пощипывал нёбо, и воздух, ворвавшийся в открытый рот, показался на редкость вкусным и холодным. Да еще от живота пошла теплая волна, необычная, но приятная.
– Да, это нужно распробовать, – согласилась Хильда, глядя на меня и нарезая непонятно откуда извлеченным ножиком пастилу. – Зато потом, как привыкнешь, за уши не оттащишь. Будешь?
Какая вкусная сладость! Интересно, где моя компаньонка-телохранитель ее достала? Наверняка в столице, у нас в городке таких вкусностей точно не делают, я бы знала.
– Хорошо идем, – посмотрела гномка за окно, где стремительно мелькали уже не дома города, а деревья леса, окружающего его со всех сторон. – Ходко. Скажи, Клер, а это правда, что Грем умудрился получить патент на какую-то деталь для паровоза?
– Угу, – кивнула я. – Правда, дивидендов он, считай, никаких не приносит. Ну что такое пятнадцать золотых в год?
– Не скажи, – покачала головой наемница. – Знала я тех, кому такие деньги показались бы несметным богатством… Эх, выпьем за то, чтобы для нас они всегда оставались мелочью.
Отказываться было неудобно, и пришлось проглотить второй бокал компота из камнеломки. Кажется, теплая волна в этот раз была сильнее, а вкус показался менее противным. Может, и вправду к ней привыкнуть надо? Потом Хильда под предлогом исполнения своих профессиональных обязанностей наставника-берсерк принялась расспрашивать, чему и как я училась в плане драки и кто был моим наставником. Известие о том, что азы искусства битья чужих морд своими руками я получала от эльфа, повергло ее в состояние, близкое к шоковому.
– Да ты что! – Пожалуй, так глядели бы в гильдии инженеров на студента, принесшего модель с квадратными колесами. – С ума сошла?! Эти былинки остроухие только пыль в глаза пускать горазды, а если до дела доходит, то любого их самого прославленного мастера первый же деревенский дурачок напрочь уделает! «Лист на ветру», «Тростник под косой», «Чертополох под седлом» – это же только звучит красиво, а в реальности ты их связки видела?! Это не бой, это балет, в котором один раз споткнешься или замешкаешься – и все, на погост! Причем для того чтобы подобная пародия на боевые искусства вообще была доступна, всем, кроме эльфов, требуется тренировать растяжки так, что по сравнению с ними отдых в пыточном подвале развлечением покажется!
– Угу, – кивнула я и мысленно пожелала своему наставнику провалиться сквозь землю, потому как он был садистом и просто брать деньги за обычный комплекс гимнастических пожеланий не желал. Остроухий гад полностью дал мне азы своего искусства. Как я орала, когда первый раз садилась на шпагат… – Я знаю. Пробовала потом, когда с мальчишками дралась, применить все эти па и стойки. Побили. Долго ревела потом.
– Да, Грем вовсе не так умен, как я думала, – вздохнула Хильда и глотнула компота.
Странно, но у меня в руке тоже откуда-то взялся бокал. Пришлось выпить. Вместе с воздухом, волной свежести ворвавшимся в рот, пришли воспоминания, что в тот раз, который я вспомнила, их было шестеро. И все старше на год-полтора. К тому же папе потом пришлось долго извиняться перед их родителями за три вывиха и один закрытый перелом.
– Ну что вы! – Моему честному взгляду в этот момент позавидовал бы любой находящийся в суде убийца. Думаю, обладай он такими же густыми и длинными ресницами и невинным выражением глаз, которое так выручало меня в бытность ученицей Наикуртуазнейшего пансиона для истинных леди мадам Жюли, то его моментально бы отпустили, сняв предварительно все обвинения и даже извинившись. – Я всего лишь немного отвлеклась! Эта духота и пыль так выматывает. – После этой фразы я еще и отработала веером на твердую пятерку, изобразив умирающую барышню на последнем издыхании, не забыв при этом одновременно поправить неудобно впившуюся мне в бок «Амели».
Гномка заливисто расхохоталась.
– Выматывает! – не переставая улыбаться, сказала она. – Давай уж начистоту. Ты хочешь выломать эту долбаную дверь, что мешает доступу в карету чистого воздуха. Разорвать воротничок давящего шею платья, да и вообще сорвать его ко всем мертвым демонам. Пнуть грума, чтобы он перелетел через коня и сломал себе шею. Взять самой вожжи и погнать ими этих ленивых купцов, что преградили нам дорогу и ползут с такой скоростью, что когда они наконец остановятся, то падут от старости.
Ну… может быть. Немного. За исключением той части, где говорится об управляющем повозкой.
– За кого вы меня принимаете? – обиделась я.
– За берсерка, чья сила – это злость, ненависть и жажда разрушения, – холодно улыбнулась гномка. – Твой отец уверен в том, что ты такая же, как я, и просил дать пару уроков. А он умный и вряд ли ошибается. И вообще между нами, девочками, – тут тетушка буквально расплылась в доброй искрящейся улыбке, полностью потеряв свой насупленный холодный вид, – мне хочется сделать то же самое. Только я лучше сдерживаюсь, и у меня не возникают такие прелестные клычки, которыми вы, молодая леди, так волнующе прикусываете свои карминовые губы на протяжении последнего часа. Конечно, метод для самоконтроля неплохой, но в твоем случае демаскирует. Но на будущее было бы неплохо завести какую-нибудь безвредную и не привлекающую внимания привычку, успокаивающую нервы. В моем случае это курение. – С этими словами тетушка извлекла из расположенного рядом с ней на сиденье кожаного саквояжа кисет и длинную трубку с довольно толстым, внушающим надежность даже на первый взгляд мундштуком. – Но вам, молодая леди, хоть вы и на четверть гном, я бы его не советовала, человеческие корни все-таки, а от чахотки сами знаете – даже архимаги не лечат.
– Ой! – Я машинально схватилась за свой спешно захлопнувшийся рот и уже сквозь ладонь пробубнила: – И глаза опять позеленели, да?
– Угу, – спокойно кивнула гномка. – У вас, тифлингов, вообще состояние тела сильно на эмоциях завязано, учти это. Служила я как-то с одним таким в команде… Пока был веселый и злой – удары тролльичьих палиц по голове считай что игнорировал, а как узнал, что его подружка к уже имеющимся от рождения рожкам еще пару добавила, так, не поверишь, в кабацкой драке от удара кулака помер. И ведь била-то не сильно… Ладно, хватит об этом. В ярость часто впадаешь?
Слава богам, она приняла меня за дальнего потомка демонов. Впрочем, за кого еще могла? Вампиры и дампиры вымерли от чумы крови поголовно. Почти. Да и у папочки хватило мозгов не особенно распространяться о странностях дочурки. Поэтому будем соответствовать легенде.
– А отец не рассказал?
– Да я не спрашивала, – махнула рукой гномка. – Раз с пистолетом ходишь и никого еще не прибила, значит, себя контролируешь, а не кидаешься на всех подряд. Уже хорошо, если подумать. Холодная ярость берсерка, полученная не путем тренировок, а от рождения, – большая редкость. Да и вообще воины безумия встречаются лишь у гоблинов, северян, ну и, разумеется, у нас, гномов. Изредка.
На этом наш разговор как-то сам собой завял, видимо, общая атмосфера медленно тянущейся дороги и клубящейся за окнами пыли воздействовала не только на меня одну. Мерное попыхивание тетушки Хильды, окутанной клубами яблочного мерлийского, если мне не изменяют память и нос одновременно, и покачивание кареты, мягко переваливающейся на двойных рессорах с патентованными масляными успокоителями, между прочим являющимися предметом зависти почти всех владельцев карет и бричек нашего городка, как-то незаметно меня убаюкало. И к своему стыду, я ненадолго уснула…
Разбудил меня или толчок кареты, или, что скорее всего, легкое прикосновение тетушки.
– Проснитесь, леди, уже подъезжаем. У вас еще есть время попудрить носик. Ведь нам еще надо купить билеты и разместиться в купе. Негоже молодой девушке появляться на людях с таким заспанным, хотя от этого крайне очаровательным, личиком. – После чего Хильда крайне серьезным, даже возвышенным голосом добавила: – Перебьются за просто так глазками вашими опухшими любоваться! Такое сокровище дозволено лицезреть только законному супругу. – А потом до такой степени ехидно подмигнула, что даже мне, еще не полностью отошедшей от дневного дорожного сна в движущейся карете, стали понятны ее дальнейшие мысли и невысказанные слова.
Кажется, я покраснела…
Вопреки моим опасениям в карете удалось доехать до самого перрона и не пришлось пешком пробираться через почти незнакомый город. Пару раз я тут, конечно, была, но все больше проездом. По большой площади, один конец которой упирался в железнодорожные пути со стоявшим на них поездом, слонялся туда-сюда народ. Дамы и их кавалеры были заняты не столько делами, сколько рассматриванием этого удивительного чуда техники и его пассажиров. В нашей глухомани не так много увлекательных зрелищ, и осматривание прибывшего состава вполне могло тянуть на полноценное культурное мероприятие.
– Так-с. – Хильда, выбравшись из кареты, задумчиво огляделась и уверенно зашагала куда-то к паровозу, схватив меня за руку.
– Но касса же там, – попыталась указать я ей на здание с соответствующей вывеской, рядом с которым наблюдалось некоторое скопление народа.
– У проводника возьмем билет, – не сбавляя скорости, ответила воительница. Судя по ее манере тащить за собой груз больше, чем она сама, в тех пошлых анекдотах, что рассказывают о гномах и паровозах, все-таки имеется доля правды. Есть между ними такое сходство… семейное. – Так быстрее будет.
У дверей одного из ближайших купе действительно моментально был найден затянутый в форму пожилой человек с аккуратными седыми усиками, нервно посматривавший на внушительные карманные часы.
Уж не знаю, о чем там с ним договаривалась тетушка, но лично я в этот момент была занята разглядыванием вершины гномского механического гения – паровоза системы «Гобсон и сыновья» с машинами двойного действия, типа 0-3-0. Машинка была, конечно, не особенно новой, но для нашего захолустья, в которое железная дорога дошла только пару лет назад, все равно являлась вершиной технической мысли. И между прочим, система очистки колосников на этом паровозике – изобретение моего папочки. На первых моделях как раз с зашлаковыванием колосниковой решетки и была связана потеря тяги и крайняя неэкономичность жаротрубных котлов Гобсона. Я, конечно, никогда не лезла в финансовую сторону папулиных изобретений, но, думаю, клан Желеностопов, а именно к нему принадлежит Джерк Гобсон, заплатил за решение данного вопроса довольно круглую сумму.
Кстати, дядя Джерк – он пару раз посещал наше поместье – довольно милый гном с приличным чувством юмора и вдобавок великолепный рассказчик, во всяком случае, о своих детищах он говорил так, что сказки нянечек в сравнении с этим казались полной нудятиной. Хотя в них были и прекрасные принцессы, и верные рыцари, и ужасные страшные маги, но в рассказах этого гнома описание работы кулисного механизма или блока парораспределения было намного интереснее замшелых сказочек, никак не связанных с реальной жизнью. Ой, как же мне потом доставалось от мадам Жюли за увлечения и рассказы, совсем не подходящие для такой приличной молодой леди. Но ничего, теперь-то мне ничто не помешает рассмотреть творение дядюшки Джерка вблизи, тем более что мне на нем еще парочку дней путешествовать.
– Поторапливайтесь, леди, – отступил наконец в сторону кондуктор, протягивая Хильде два билета. Но я уже не хотела лезть в купе, которое изнутри ничем не отличалось от кареты: я потихонечку миновала вагон, пройдя дальше к тому месту, которое намного интереснее, и теперь во все глаза рассматривала колеса паровоза, вернее, маленький цилиндр парораспределителя. Какой-то он был не такой…
– Куда… корова… и-и… паром же!.. – Не знаю, откуда возник этот гном в одежде, покрытой угольной пылью настолько, что она могла заменить ему броню (тем более черный горючий камень, как говорят алхимики-ювелиры, является дальним родственником алмаза), но настроен он был серьезно. Клочковатая, видимо из-за частых подпалин, рыжая борода гневно подрагивала, а в глазах горело пламя презрения к идиотке, сунувшейся к способному обварить ее механизму. О том, что, услышав звук начала продувки золотников, я, естественно, отскочу в сторону, не желая портить кожу и платье, он, вероятно, не подумал, а потому поспешил обложить меня словами из лексикона, который представляет собой своеобразный внутрикастовый диалект всех разочарованных жизнью механиков. Папа обычно использовал его, когда ронял что-нибудь хрупкое на что-то твердое. Или наоборот.
– Сам… и ключ себе в… – ответила я ему с достоинством истинной урожденной Клер Шатраэн Отхильда Дербас Туиллойска. – Кто поставил сюда эту нежизнеспособную техническую химеру?! Какой тупой гоблин сделал трубку парораспределителя из двух кое-как склепанных частей?! Она же пропускает! – И гордо удалилась в свой вагон, под прикрытие весело хихикающей Хильды, оставив впавшего в оторопь механика на перроне рядом с клапаном сброса пара. Надеюсь, он не отойдет от шока раньше, чем машинист начнет продувку. Гномы горячую ванну не любят, так пусть хоть в паровой искупается.
Пока наш старый грум Грыштак возился с многочисленным багажом, приличествующим двум леди в дальней поездке, и переругивался с проводником, пытавшимся минимизировать воздействие лап старого орка на хрупкую полировку вагона, мы с тетушкой успели с удобством разместиться на обитых свиной кожей сиденьях и приступить к увлекательнейшему из занятий – знакомству с попутчиками. Дело в том, что пассажирский вагон гномьего поезда представляет собой корпус дилижанса, установленный на подрессоренные железнодорожные тележки. С точки зрения любого гнома, если есть рабочая конструкция, проверенная временем, так зачем изобретать велосипед? Да и этим изящным техническим решением было убито сразу несколько зайцев: во-первых, резко уменьшились расходы на изготовление вагонов – так на них просто переделывали старые дилижансы, во-вторых, возможное лобби владельцев дилижансных линий тоже поимело некоторую прибыль за предоставляемые корпуса дилижансов и их техническое обслуживание. Именно в связи с этим вот технически-финансовым казусом компанию в поездке нам составят еще несколько пассажиров, что в общем-то неплохо. Хоть тетушка Хильда и имеет живой веселый нрав, но за более чем двое суток поездки мне бы точно захотелось ее убить (причем даже если бы у меня и не было этих приступов ярости) – просто от скуки.
– Что-то никого с нами нет, – удивилась я спустя полчасика, когда наш поезд начал трогаться и старый Грыштак, тепло попрощавшись, отправился обратно домой.
– Я выкупила все купе, – озорно подмигнула Хильда. – Дороговато, конечно, вышло, но зато теперь мы можем свободно заниматься чем хотим, никого не стесняясь. – И выставила на имеющийся столик три бутылки вина, извлеченных из маленького чемодана, который на фоне остальной ее поклажи выглядел на редкость незаметным. Впрочем, там еще штук девять или десять осталось. Короче, хватит, чтобы гномка захмелела, а не только распробовала вкус, но вот боюсь, если я все это хотя бы понюхаю, то экипаж поезда никуда своего железно-парового монстра не приведет по уважительной причине. Будут выпиты. Но даже если нет и удержать себя в руках удастся, я не стану подвергать себя риску пройти еще одну из оставшихся инициаций. По уверениям отца, с каждой из них мои силы будут расти, но облик также не останется неизменным. К завершающей стадии своего развития дампир представляет собой нечто с алебастрово-белой кожей и кроваво-алыми глазами. И пусть я буду способна пробить ударом кулака стену дома или гнома в полной броне, но становиться подобным чудовищем совершенно не хочется.
– Может, не надо? – Эту осторожную фразу я произнесла, устремив на тетушку крайне испуганный взгляд. В ответ Хильда хихикнула и извлекла из другого саквояжа две жестяные коробочки конфет и небольшой сверточек пастилы. После чего подмигнула и с отлично разыгрываемым удивлением произнесла:
– Клер, с каких пор молодые девушки отказываются от сладостей и от ягодного компота?
После этих слов я, к своему стыду, все же присмотрелась к извлеченным тетушкой бутылкам. Конечно, отсутствие этикеток и залитые сургучом пробки еще ни о чем не говорили, да и сама мысль хранить компот именно в винных бутылках не казалась абсурдной. Видимо, много пропутешествовавшая тетушка изобрела довольно экстравагантный способ оставаться трезвой. Ведь действительно, таким образом можно полностью соблюсти приличия и без всяческой опаски потягивать бокал, наполненный «вином». Пока я предавалась вот таким рассуждениям относительно столь удобного изобретения гномки, Хильда не только успела расстелить небольшую дорожную скатерть и разложить сладости, но и извлечь откуда-то из саквояжа пару великолепных хрустальных бокалов. А в данный момент вкручивала в тугую пробку механизированный пружинный штопор. Конструкция, между прочим, очень знакомая – у нас дома есть парочка подобных, только не чисто пружинных, а более старых рычажных моделей.
Немного посопротивлявшись, пробка все же соизволила с легким хлопком вылезти из горлышка бутылки, просыпав немного сургуча на специально подстеленную салфетку. После того как пробка покинула свою тугую норку и позволила содержимому бутылки соприкоснуться с воздухом, по комнате распространился изумительный запах камнеломки. От этого запаха, наполненного небольшой кислинкой и одновременно горечью, у меня даже немного закружилась голова и рот наполнился внезапно появившейся слюной. Не ожидала, совсем не ожидала. Ничего себе ягодный компотик! Нет, конечно, камнеломка – это ягода, но вот то, что плети этой ягоды встречаются только в горах на высоте не менее чем пары тысяч ярдов, а часто и вообще на самой границе ледника, делает эти небольшие угольно-черные шарики с твердой и терпкой кожурой редкостью. Очень дорогой редкостью, стоящей примерно полтора своего веса в серебре.
Видя мое ошарашенное состояние, тетушка протянула бокал, до половины наполненный бархатным мраком компота из камнеломки, и буквально втиснула мне его в руку.
– Ну, за начало путешествия!
Я кивнула и выпила. Ффу-у-у… и за это платить такие деньги? Отвратительная кислая жидкость с каким-то маслянистым привкусом была немедленно проглочена. Пожалуй, единственным плюсиком данного напитка было то, что он как-то странно пощипывал нёбо, и воздух, ворвавшийся в открытый рот, показался на редкость вкусным и холодным. Да еще от живота пошла теплая волна, необычная, но приятная.
– Да, это нужно распробовать, – согласилась Хильда, глядя на меня и нарезая непонятно откуда извлеченным ножиком пастилу. – Зато потом, как привыкнешь, за уши не оттащишь. Будешь?
Какая вкусная сладость! Интересно, где моя компаньонка-телохранитель ее достала? Наверняка в столице, у нас в городке таких вкусностей точно не делают, я бы знала.
– Хорошо идем, – посмотрела гномка за окно, где стремительно мелькали уже не дома города, а деревья леса, окружающего его со всех сторон. – Ходко. Скажи, Клер, а это правда, что Грем умудрился получить патент на какую-то деталь для паровоза?
– Угу, – кивнула я. – Правда, дивидендов он, считай, никаких не приносит. Ну что такое пятнадцать золотых в год?
– Не скажи, – покачала головой наемница. – Знала я тех, кому такие деньги показались бы несметным богатством… Эх, выпьем за то, чтобы для нас они всегда оставались мелочью.
Отказываться было неудобно, и пришлось проглотить второй бокал компота из камнеломки. Кажется, теплая волна в этот раз была сильнее, а вкус показался менее противным. Может, и вправду к ней привыкнуть надо? Потом Хильда под предлогом исполнения своих профессиональных обязанностей наставника-берсерк принялась расспрашивать, чему и как я училась в плане драки и кто был моим наставником. Известие о том, что азы искусства битья чужих морд своими руками я получала от эльфа, повергло ее в состояние, близкое к шоковому.
– Да ты что! – Пожалуй, так глядели бы в гильдии инженеров на студента, принесшего модель с квадратными колесами. – С ума сошла?! Эти былинки остроухие только пыль в глаза пускать горазды, а если до дела доходит, то любого их самого прославленного мастера первый же деревенский дурачок напрочь уделает! «Лист на ветру», «Тростник под косой», «Чертополох под седлом» – это же только звучит красиво, а в реальности ты их связки видела?! Это не бой, это балет, в котором один раз споткнешься или замешкаешься – и все, на погост! Причем для того чтобы подобная пародия на боевые искусства вообще была доступна, всем, кроме эльфов, требуется тренировать растяжки так, что по сравнению с ними отдых в пыточном подвале развлечением покажется!
– Угу, – кивнула я и мысленно пожелала своему наставнику провалиться сквозь землю, потому как он был садистом и просто брать деньги за обычный комплекс гимнастических пожеланий не желал. Остроухий гад полностью дал мне азы своего искусства. Как я орала, когда первый раз садилась на шпагат… – Я знаю. Пробовала потом, когда с мальчишками дралась, применить все эти па и стойки. Побили. Долго ревела потом.
– Да, Грем вовсе не так умен, как я думала, – вздохнула Хильда и глотнула компота.
Странно, но у меня в руке тоже откуда-то взялся бокал. Пришлось выпить. Вместе с воздухом, волной свежести ворвавшимся в рот, пришли воспоминания, что в тот раз, который я вспомнила, их было шестеро. И все старше на год-полтора. К тому же папе потом пришлось долго извиняться перед их родителями за три вывиха и один закрытый перелом.