Восточноевропейский театр
XIV корпус 4-й австрийской армии сбил XVII корпус 5-й русской армии, еще два фланговых корпуса русских отброшены, а центральные взяты в полукольцо. 8-я и 3-я русские армии выигрывают сражение у р. Золотая Липа.
Подбит вылетевший на разведку аэроплан 9-го авиаотряда 3-й армии, управляемый Войткевичем. Телеграмма из штаба 3-й армии командиру XI корпуса: «Вчера утром Старооскольским полком был обстрелян при спуске в Злочеве летчик штабс-капитан Нестеров, сегодня при спуске летчики штабс-капитан Плотников и поручик Войткевич в районе Скварова были расстреляны частями вверенного Вам корпуса, в том числе вторично Старооскольским полком. Расстрел продолжался после спуска с дистанции 300 шагов[42], прошу распоряжения производстве расследования. Рузский».
Подобные истории происходили тогда на всех фронтах. Быть может, наиболее яркой иллюстрацией этого феномена является признание Рихтгофена: «Я был совершенно не в курсе деятельности нашей авиации, но каждый раз при виде летчика сердце мое трепетало. Разумеется, при этом я и понятия не имел, немецкий аэроплан я вижу или вражеский, а уж о таких тонкостях, как кресты на наших машинах и круги на вражеских, не мог и подумать. В результате мы все палили по любому появлявшемуся аэроплану».
Район Танненберга. С германской стороны капитан генерального штаба XVII армейского корпуса доставил с воздушной разведки сведения о благополучном совершении прорыва корпуса в тыл русских. 43-й авиаотряд установил, что на путях к западу, кроме уже известного левого крыла нет никаких новых русских войск, которые могли бы препятствовать обходу, направленному в тыл русских на Вилленберг.
Германский цеппелин подверг бомбардировке станцию Млава (Восточная Пруссия), занятую русскими войсками. По свидетельству одного из летчиков, рано утром «…цеппелин начал уже кидать бомбы, причем одна из них попала в зал I класса вокзала, пробила крышу и разорвалась, а другая бомба была брошена на полотно железной дороги, на место высадки одного из эшелонов. На месте оказалось несколько трупов… Всего сброшено было десять бомб».
Цеппелин был сбит русской артиллерией.
29 августа – Французы оставили верхний Эльзас. В районе Ретеля сформирована армейская группа генерала Фоша. Бой у Гиза. Сражение у Сен-Кантена. Бой на р. Сомме между 1-й германской и 6-й французской армиями.
Осада французской крепости Мобеж
1-я германская армия готовится к наступлению на англичан, правый фланг которых, по расчетам германского штаба, находится южнее Ля-Ферте – Милон. Однако, когда левофланговый IX корпус армии, двигавшийся в южном направлении, уже проходил Ля-Ферте, командир корпуса получил донесение летчика, что левый фланг французских войск, силой около 3-х армейских корпусов стремится почти параллельно направлению движения германских войск к переправам через Марну восточнее Шато-Тьерри и что арьергарды французов в районе Брена и Фима только еще выступают. Германский генерал Кваст решил использовать продвижение вперед своих войск и самостоятельно двинуться на Шато-Тьерри.
Из телеграммы графа Игнатьева в Россию: «16/29 августа 1-я правофланговая германская армия, имея уступом слева 2-ю армию, стремительно и безостановочно двигаясь на Париж, достигнув Сен-Кантена сегодня утром, стала проникать еще более на запад, стремясь захватить переправы на Сомме, обороняемые англичанами. Немецкий кавалерийский корпус направляется на Шольн, где он должен был сегодня натолкнуться на значительные французские силы. 5-я французская армия, сосредоточенная за р. Уазой, перешла в решительное наступление во фланг обходящим немецким колоннам в направлении Сен-Кантена. Общее руководство этой решительной операцией принял на себя сам генерал Жоффр. На всех остальных фронтах ведутся кровопролитные бои, приближающие нас, на мой взгляд, к концу первого периода войны».
Восточноевропейский театр
8-я армия Гинденбурга окружила центральные корпуса 2-й русской армии. Вечером остатки двух окруженных русских корпусов втянулись в Грюнфлисский лес и предприняли попытку прорыва.
Аэроплан 14-го германского авиаотряда заметил русскую колонну которая шла в тыл сражающегося под Нейденбургом I армейского германского корпуса. Летчик дал знать об этом, выкинув донесение с вымпелом; благодаря этому германским командованием были приняты срочные меры, позволившие отразить корпус, идущий на выручку русским, попавшим в мешок у Танненберга.
8-я и 3-я русские армии завязывают сражение с австрийцами у р. Гнилая Липа.
30 августа– Генерал Клюк производит отклонение 1-й армии с юго-западного направления (на Нижнюю Сену в обход Парижа с запада) на южное направление (восточнее Парижа, к р. Уазе, на линию Компьен-Нуайон). Из телеграммы графа Игнатьева в Россию: «17/30 августа обходящая левый фланг германская армия неудержимо двигается на Париж, делая переходы в среднем около 30 км, и к вечеру этого дня достигла линии Морейль, Руа, Нуайон. Против Мобежа оставлены резервные войска. На мой взгляд, вступление немцев в Париж вопрос уже дней, так как французы не располагают достаточными силами, чтобы перейти в контратаку против обходящей группы без риска быть отрезанными от остальных армий. В силу той же причины удачная контратака корпусов 5-й армии против гвардии и X корпуса не могла быть развита сегодня ввиду решительно веденного наступления двух саксонских корпусов против IX французского корпуса; немецкая гвардия и X корпус понесли громадные потери, так как находились все под огнем трехсот французских полевых орудий. На восточном лотарингском участке фронта утомление обоих противников в связи с громадными потерями привело сегодня к канонаде без особо важных столкновений. I баварский корпус отправлен в Мюнхен для полного переформирования вследствие потерь, достигших 75 %. За 5-й германской армией открыты две новые резервные сводные дивизии, составленные из эрзац-батальонов разных корпусов».
Над Парижем появились два германских аэроплана «Таубе»[43]. Германские летчики сбросили несколько бомб на собор Парижской Богоматери, затем флаг с надписью: «Мы взяли Антверпен[44], скоро очередь дойдет и до вас!» Публика рукоплескала французским солдатам, стрелявшим по аэропланам из митральез.
Одного германского «Таубе», бомбившего Париж, с легкостью догнал английский «Бристоль» и стал прижимать его сверху, не давая возможности германскому пилоту Вернеру применить против него единственное на то время противосамолетное оружие – бомбу. Вернер и его наблюдатель начали палить по англичанам из личного оружия, англичане ответили тем же. «Пули жужжали вокруг. Так длилось полчаса», – рассказывал затем Вернер. Тут к англичанам присоединился французский «Блерио», который «с ужасающей быстротой… бросался то вверх, то вниз, и яркие вспышки говорили о непрерывных выстрелах», – писал американский корреспондент. В конце концов, немцы предпочли сдаться на милость победителей.
Другому самолету, управляемому пилотом Францем фон Хиндессеном, удалось вернуться домой.
Таким было первое боевое столкновение авиаторов, закончившееся пленением германских пилотов.
Восточноевропейский театр
2-я армия генерала Самсонова терпит поражение, два русских корпуса пленены. Генерал Самсонов застрелился.
Командование 8-й германской армии, принявшее было решение об оставлении Восточной Пруссии, воспользовавшись пассивностью войск 1-й русской армии, быстро перегруппировало свои войска, направив их против 2-й армии. В результате германские войска окружили и разгромили два выдвинувшихся вперед корпуса 2-й русской армии (XIII и XV]. Окружение и разгром этих двух русских корпусов во многом стали возможны именно благодаря данным германской воздушной разведки. Остальные корпуса русских отошли из Восточной Пруссии.
Германская авиация непрерывно следила за всеми передвижениями русских войск, и ее данные внимательно изучались германским командованием. Летчики своевременно вскрыли передвижение и концентрацию 2-й русской армии. Им удалось также своевременно вскрыть движение русских дивизий в тыл I германского армейского корпуса. Несколько дней спустя Гинденбург, награждая военного летчика Зигерта, руководившего действиями германской авиации на этом участке фронта, скажет: «Не будь летчиков – не было бы и Танненбергской победы». В этой фразе запечатлелся первый действительный восторг от деятельности авиационной разведки, намного превзошедшей осторожные ожидания генералитетов.
Гинденбург: «Танненберг! Это слово пробуждает тяжелые воспоминания для могучего немецкого рыцарства, боевой клич побеждающих славян, память об этом все еще свежа в истории, несмотря на то, что прошло более пятисот лет».[45]
Из донесения Нестерова: «Вследствие неисправности двухместного аппарата я в 9 час. 30 мин. вылетел без наблюдателя на одноместном Моране. Близ с. Унтервальден идет артиллерийский бой. Наши позиции полукругом между Якторов – Полухов. Под нашим огнем горят деревни Станимирж, Куровице. Австрийцы заняли высоты и лес юго-западнее железной дороги. Бивак части около полка пехоты к юго-западу Поджарков и видимо пехота в резервных колоннах в разбросанном виде в долине между высотами 398 и 363 протяжением около 2 верст…»
31 августа – Завершение боев на Маасе. 4-я французская армия отходит за р. Эн.
Мольтке одобряет решение Клюка и 1-я армия устремляется в погоню за отходящей английской армией, изменяя направление своего движения с южного на юго-восточное.
Из телеграммы графа Игнатьева в Россию: «18/31 августа положение резко ухудшилось. Англичане, отступавшие все последние дни за французские войска, занимали линии Суассон, Компьен, однако при известии о наступлении немцев неожиданно покинули позиции, оголив совершенно левый фланг 5-й французской армии, расположенной вокруг Лаона. Правофланговая немецкая армия, по-видимому, свернула с направления Парижа и предприняла глубокий обход левого фланга французских армий, центр коих занимал вчера линию Лаон, Реймс, Верден. На лотарингском участке Восточного фронта – без перемен».
Восточноевропейский театр
Австрийцы терпят поражение у р. Гнилая Липа.
Авиация 3-й русской армии выполнила три боевых полета. Штабс-капитан Воротников с наблюдателем штабс-капитаном Плотниковым добыли в этот день важные сведения – установили направление отхода австрийских войск на Львов. Другой аэроплан повредили, и разведка была прекращена. Летчик Мрочковский и наблюдатель Лазарев из разведки не вернулись. В 11-м авиаотряде осталось всего два исправных аэроплана. Однако летчики 3-й армии отлично справлялись со своими задачами.
На правом крыле Юго-Западного фронта, в 4-й и 5-й русских армиях, воздушная разведка не справлялась со своими задачами. Русское командование не имело ясного представления о силах и группировке противника. Так, например, отсутствие должной организации воздушной разведки привело к тому, что не были своевременно обнаружены стратегическое развертывание 1-й австро-германской армии и ее выход из Танневских лесов. А при сражении у Красника 4-я русская армия, намечавшая охват левого фланга австрийских войск, сама оказалась под угрозой охвата своего правого фланга и вынуждена была вместо широко задуманного наступления перейти к обороне.
Не лучшим образом обстояло дело и на фронте 5-й русской армии. Так, сражение у Томашова фактически было выиграно войсками 5-й армии и австрийцы начали отступление. Однако командование русской армии, не имея данных воздушной разведки, вместо развития наступления приняло решение об отходе «на три перехода».
Первый месяц войны закончился. Наиболее значительными событиями месяца были гибель русской армии Самсонова и бомбардировка Антверпена.
Окончательно утвердилась за авиацией ее важнейшая задача – оперативная разведка. Ранее командование фронтов и армий основные задания по разведке глубокого тыла противника возлагало на конницу, проникавшую иногда на сотни километров в глубь территории противника, а авиацию рассматривало лишь как средство ближней разведки и связи в радиусе 100–120 км. Однако после первых же разведывательных полетов выяснилось, что авиация способна гораздо быстрее, точнее и документированнее, чем конница, доставлять все необходимые сведения командованию.
Гёпнер: «Несмотря на величайшее самопожертвование, – баварская кавалерийская дивизия потеряла уже в августе 1400 коней и лучших начальников патрулей, – кавалерии не удавалось проникнуть более чем на 15 км в расположение противника… На левом фланге командование принимало решения, основанные почти исключительно на донесениях летчиков… Донесения летчиков позволили 6-й армии в Лотарингии выйти из-под удара превосходящих сил противника и тотчас же остановиться, как только приостановилось наступление противника. Донесения летчиков сыграли также значительную роль в принятии решения начать сражение в Лотарингии…»
Поражение 2-й русской армии генерала Самсонова в большой мере явилось следствием пренебрежения русского командования к данным авиаразведки, своевременно вскрывшей движение корпуса Макензена в обход правого фланга армии и предупредившей о сосредоточении противника на флангах русской армии.
Также французская авиационная разведка вскрыла концентрацию германских войск у бельгийской границы, что позволяло своевременно раскрыть замысел германского генерального штаба – нанесение удара через Бельгию. Однако французское военное командование скептически отнеслось к этим данным авиаразведки, посчитав, что летчики преувеличивают, и половина германской армии не может быть сосредоточена у Бельгии.
Авиация в военной массе продолжала еще восприниматься весьма скептически, и только наиболее передовые военные уже по результатам этого месяца поняли все превосходство авиационной разведки над всеми прочими видами.
Вот что писал генерал Брусилов о первых днях войны: «Воздушная разведка вследствие недостатка и плохого качества самолетов была довольно слабая, но, тем не менее, то, что мы знали, получалось главным образом через ее посредство: агентов шпионажа у нас мало и те, которых мы наскоро набрали, были плохи. Кавалерийская разведка проникнуть глубоко не могла, так как пограничная река Збруч была сплошь и густо занята неприятельскими пехотными заставами…»
Конечно же, конница и агентурная разведка продолжали свою работу. Но авиация теперь уже начала выполнять задачи не только тактической разведки фронта и прифронтовой полосы, но и глубокой разведки тыла, проникая на 300–400 км в глубь территории противника.
Поначалу разведка носила визуальный характер. На первом этапе войны при средних условиях видимости и почти полном отсутствии маскировки можно было наблюдать невооруженным глазом с высоты до 600 м отдельных людей, с высоты 1200–1500 м – группы людей, с высоты 2500–3000 м – колонны войск. Особо срочные результаты визуальной разведки передавались наземным частям с помощью вымпела, сбрасываемого летчиком в расположении своих войск. В отдельных случаях уже начинали применяться и фотокамеры (Нестеров, Мачавариани и др.] Даже при таких примитивных способах организации дела штабы армии получали от корпусных и армейских авиаотрядов ценнейшие сведения о противнике.
Но в первый же месяц войны авиация успела проявить себя в качестве не только эффективного разведывательного средства, но также бомбардировочного, корректировочного и истребительного, хотя и в значительно меньшей степени. В первые дни войны провел бомбардировку железнодорожного узла в Меце французский военный летчик Сен-Бри. Также французский военный летчик Адольф Пегу, испытывая новый аппарат, попутно разбомбил железнодорожное депо на германской территории и аэростат-корректировщик, использовав в общей сложности 10 небольших бомб.
В этот первый месяц войны уже произошло два воздушных столкновения, каждое из которых было по-своему замечательным. Первое из них в небе над Парижем, а второе очень похоже еще на одну легенду. В небе над Лондоном британскому пилоту удалось застрелить германского летчика. Последний мертвой хваткой сжал рукоятку управления, в результате чего его аэроплан благополучно спланировал и достался британцам в абсолютно исправном виде.
Также в этом месяце германские и британские авиаторы успели обменяться налетами на штаб-квартиры. Британские летчики разбомбили полевую резиденцию кайзера Вильгельма, однако по счастливой для германцев случайности кайзер всего за 20 минут до этого выехал на другую квартиру. Бомбы разнесли в клочья автомобиль и замешкавшихся адъютантов. Вскоре после этого, после тщательной разведки с помощью тайных агентов, германские авиаторы совершили налет на загородную виллу бельгийского короля Альберта, но все бомбы угодили в сад.
Однако все эти бомбардировки с аэропланов имели пока что лишь моральное значение, гораздо больше ущерба принесли бомбардировки с дирижаблей, но и они практически не оказывали серьезного влияния на ход боевых действий.
Летчики продолжали искать средства для воздушной борьбы. Нестеров еще накануне войны оснастил свой аэроплан якорем, подвешенным на конце 20-метрового троса. Идея заключалась в следующем: подлететь к неприятелю сзади и сверху, зацепить якорем крыло или хвостовое оперение и вывести его машину из равновесия. Кроме того, Нестеров считал, что, получив превосходство в воздухе по высоте, можно, искусно маневрируя, прижать противника к земле и принудить его опуститься в расположении русских. Для борьбы с дирижаблями и аэростатами Нестеров укрепил на хвосте своего аэроплана пилу; он предполагал вспарывать ею оболочки воздушных кораблей. Затем он прицепил под самолетом на длинном стальном тросе грузик, выпуская который в нужный момент, рассчитывал опутать тросом винт вражеской машины и заставить ее приземлиться. Другой способ, более опасный, но также выполнимый, состоял, по мнению Нестерова, в прямом нападении на противника – достаточно «чиркнуть» колесами своей машины по центроплану или крылу противника, чтобы сбить его. Нестерову указывали на опасность подобного маневра, но он считал, что при умелом исполнении здесь нет большого риска. Пытался Нестеров добиться и установки на своем аэроплане пулемета для стрельбы поверх винта. Но получить пулемет ему не удалось: «военным летчикам пулемет по штату не положен».
ГВТУ (Главное военно-техническое управление) русской армии представило Генеральному штабу в августе месяце следующие соображения относительно военного применения авиации: «На первом месте должна стоять задача разведки, если эта задача будет заслонена погоней за превращением аппаратов в средства воздушного боя, то может случиться… что ни та, ни другая задача не будет достигнута». С начала войны верховное командование русской армии не придавало никакого значения воздушному бою. И даже уже в ходе войны, когда ГВТУ представило в Генеральный штаб соображения о возможных видах боевого применения самолетов, мысль о воздушном бое не встретила поддержки в высших военных кругах. Руководители Генерального штаба особенно подчеркивали в своем заключении, что «мысль о том, что во время войны придется раньше всего сразиться, чтобы овладеть воздухом, едва ли верна, это значило бы поставить на карту воздухоплавательные средства и при том без надобности». Поэтому никаких мероприятий по вооружению самолетов в России не проводилось.
Но столкновения и смертельная борьба между крылатыми людьми неизбежно должны были возникнуть. И, помимо создания зенитной артиллерии, лучшим средством борьбы с авиацией противника могла стать только хорошо организованная собственная авиация.
Отдельные летчики и конструкторы, предвидя возможность воздушного боя, еще накануне войны различным образом готовились к таким столкновениям. Затем при встрече с противником уже во время военных действий отдельные летчики пытались стрелять из пистолетов, но при скорости полета 100–115 км/час такая стрельба оказалась совершенно безрезультатной.
Просьбы русских авиаотрядов дать им хотя бы немного пулеметов отклонялись под предлогом, что это оружие не положено по штату летным подразделениям. Экипажам предлагалось брать в полет крупнокалиберные пистолеты. И это несмотря на то, что еще в феврале 1911 г. по представлению Шишкевича начальник русского Генштаба Я. Г. Жилинский испрашивал у военного министра Сухомлинова разрешения передать первые 30 легких пулеметов «Виккерс» в авиаотряды. Сухомлинов ответил согласием и первые 6 пулеметов были установлены 18 июля 1911 г. в 8-й авиационной роте на «Фарманах-15».
А с 31 июля по 6 августа 1913 г. поручик Поплавко совершил 19 полетов с пулеметом «Максим» весом 18,4 кг на аэроплане с максимальной скоростью 90 км/час и потолком 1300–1500 м, в зависимости от веса летчика и наблюдателя. «Происходили задержки из-за перекоса патронов, который получался оттого, что при полете ветром ленту отбрасывает… Общее заключение: 1. Стрельба с аэроплана возможна; 2. Произведенные опыты не дают возможности дать заключение о действительности огня с аэроплана; 3. Опыты в этом направлении желательно продолжить…»
Весной 1914 г. пилот А. Габер-Волынский испытал самолет «Фарман-16» с бронированной кабиной и пулеметом «Максим» (он весил 21 кг).
Мачавариани: «Установка пулемета увеличила вес и значительно снизила потолок аэроплана. Снизилась и скорость, так как пулемет и приспособления для его установки увеличили лобовое сопротивление. А снижение высоты и скорости полета повышало вероятность поражения аэропланов ружейным и пулеметным огнем наземных войск. Пришлось прекратить попытки вооружения аэропланов. Оно стало возможным с появлением более совершенных машин и облегченных пулеметов».
Эта ситуация была характерна не только для России, где и по сю пору многое создается по принципу «голь на выдумки хитра».
Зигерт: «При первых боевых полетах нам вручались автоматические пистолеты с удлиненным прикладом. Теперь покажется диким, если сказать, что я лично во время полета над Бельфором в августе 1914 г. имел единственным оружием карабин, на ствол которого мною был надет граммофонный рупор, чтобы при встрече с неприятелем застращать его хотя бы этим видом. Позднее стали применяться датские Мадзен-мускеты и 25-ти зарядные маузеры».
Однако «маузер» при стрельбе в сторону, противоположную движению аэроплана, плохо выбрасывал гильзы из-за ветра сзади, и его часто заклинивало. «Виккерс» приходилось приспосабливать таким образом, чтобы водяное охлаждение заменить воздушным.
Даже облегченный пулемет «Льюис», который с начала сентября стали устанавливать в британских ВВС, далеко не снимал проблем. Стрелять приходилось поверх винта. Гашетка, правда, находилась на ручке управления, но перезарядка требовала быстрых манипуляций одной рукой: нужно было наклонить к себе казенную часть и сменить диск. Противник мог различным образом использовать эту вынужденную задержку.
Сентябрь
Итак, «первый период войны», согласно определению графа Игнатьева, шел к завершению. Однако окончился он отнюдь не взятием Парижа. Расчет германского командования на мощь своей артиллерии и цеппелины не оправдался, и иллюзии германских военных в реалиях войны быстро разрушились. Во-первых, им не удалось пройти в 2–3 дня, как они надеялись, Бельгию; во-вторых, из-за энергичных усилий русских войск им пришлось снять с западного фронта и перебросить на восточный несколько корпусов, ослабив тем самым свою ударную группировку еще более. Кроме того, из 8 действовавших воздушных судов (5 на западном фронте, 3 на восточном] в первые же недели войны было потеряно 4. И теперь, начиная с сентября 1914 г., дирижабли посылаются только ночью. Несмотря на все это Цеппелин-концерн продолжает выпуск воздушных судов. Их технические характеристики все более совершенствуются, но гигантские сигары по-прежнему остаются относительно легкой добычей наземной защиты.
А аэропланы становятся все более и более боеспособными. В этом месяце на аэропланы британских воздушных сил начали устанавливать первые облегченные пулеметы «Виккерс» и «Льюис».
Несмотря на не столь блестящее, как ожидалось, применение дирижаблей и цеппелинов в первый месяц войны, Англия срочно налаживает их производство. Но, в отличие от Германии, предназначает эти воздушные машины целиком для нужд морского ведомства, и прежде всего для охраны морей от германских подводных лодок. Было замечено, что летательный аппарат в деле обнаружения подводных лодок имеет неоспоримое преимущество; он позволяет заметить перископ на значительно большем расстоянии, чем это возможно с корабля. Кроме того, выяснилось, что с воздуха в спокойную погоду хорошо видны подводные лодки на глубине от 10 до 30 м, в зависимости от состояния воды. Поэтому обе воюющие стороны уже в этом месяце организовали береговые воздушные отряды, вооруженные гидросамолетами. Однако деятельность их в первые годы войны была малоэффективной и в основном ограничивалась разведкой.
А аэропланы становятся все более и более боеспособными. В этом месяце на аэропланы британских воздушных сил начали устанавливать первые облегченные пулеметы «Виккерс» и «Льюис».
Несмотря на не столь блестящее, как ожидалось, применение дирижаблей и цеппелинов в первый месяц войны, Англия срочно налаживает их производство. Но, в отличие от Германии, предназначает эти воздушные машины целиком для нужд морского ведомства, и прежде всего для охраны морей от германских подводных лодок. Было замечено, что летательный аппарат в деле обнаружения подводных лодок имеет неоспоримое преимущество; он позволяет заметить перископ на значительно большем расстоянии, чем это возможно с корабля. Кроме того, выяснилось, что с воздуха в спокойную погоду хорошо видны подводные лодки на глубине от 10 до 30 м, в зависимости от состояния воды. Поэтому обе воюющие стороны уже в этом месяце организовали береговые воздушные отряды, вооруженные гидросамолетами. Однако деятельность их в первые годы войны была малоэффективной и в основном ограничивалась разведкой.