Страница:
У каменистой гряды, выползающей из реки на берег, я столкнулся с архитектором. Он прилаживал спиннинг. Воткнул его в песок, а потом резко раза три-четыре крутанул груз и запустил его на середину реки. Катушка затрещала и стихла.
– Карпа бы поймать, – сказал архитектор.
– Первый раз такую снасть вижу.
– Вот уже несколько лет ловлю на спиннинг. А пристрастил к нему Михаил Кузьмич Янгель.
– Часто встречались с ним? – спросил я.
– Несколько раз отдыхали вместе. Рыбачили. Сдружились. Он все в Сибирь звал, на родину. Да так и не собрались…
– Торопиться надо. Не станет скоро Зыряновой, – заметил я.
– Знаю, море там будет. А жаль, что не останется ни дома, ни деревни той…
– Дом останется, – возразил я. – Его в поселок Березняки перевозят. Музей откроют. И школа там носит имя Михаила Кузьмича.
– Еще корабль носит имя Янгеля, улица Янгеля есть в Москве, пик на Памире назван в его честь, – сказал архитектор…
В этот момент прошла поклевка карпа. Экземпляр попался неплохой – килограммов на пять, наверное…
Будто привет пришел от академика Янгеля…
Осенью 1973 года Ирина Викторовна Стражева приехала на родину мужа. Ей хотелось побывать в Зыряновой, в местах, где прошло детство Михаила Кузьмича.
Стражева вела дневник. Вот одна из записей:
«1 сентября 1973 года. Суббота.
Незабываемый, красивый день жизни: открытие школы имени Михаила Кузьмича.
В 7 ч. утра секретарь К.С. Калошин нас встретил у здания райкома партии. Уже готов автобус. Поехали все в Березняки. Дорога по тайге… И вот – оазис. С горки видны аккуратные домики. Совхоз „Березняки“. У двухэтажного дома школы суетятся люди. Нас уже ждут. У входа – стенд, посвященный Михаилу Кузьмичу. Все смотрят, чувствую, что разревусь.
Первое рукопожатие – директора школы Виталия Матвеевича Просвирина.
Митинг у здания школы. В первом ряду малыши – первоклассники. Выступают строители, председатель совхоза, директор. Говорят бывшие соученики Михаила Кузьмича. Строители вручают директору школы большой ключ. Потом выступаю я, волнуюсь. Вручаю памятные подарки, книгу по физике, которую Михаил Кузьмич читал в последний день своей жизни…
Потом в одном из классов я рассказываю ученикам и учителям о Михаиле Кузьмиче. В школу приехали дети из Зыряновой. Все затапливаемые деревни переводятся сюда, в Березняки. Дети пока будут жить в интернате…»
«О Михаиле Кузьмиче Янгеле я услышал вскоре после прихода в серийное КБ завода. Мы часто работали с документами, подписанными главным инженером НИИ Янгелем. Он несколько раз приезжал к нам на завод, но встречаться с ним не приходилось.
Впервые я увидел Михаила Кузьмича в конце лета 1954 года, когда он прибыл к нам уже не в командировку, а на постоянное место работы. Это произошло возле цеха шасси. Мимо нас прошел высокий мужчина с характерной спортивной прической. Мой товарищ, понизив голос, доверительно сообщил: „Это – Янгель. Наш новый Главный конструктор“.
В первые годы становления нашего КБ конструкторам и заводчанам приходилось постоянно задерживаться на работе. Не помню случая, чтобы кто-то без уважительной причины уходил с работы раньше девяти-десяти часов вечера. Нагрузка на всех была максимальной: параллельно с серией велась разработка первого собственного изделия.
Вскоре после назначения М.К. Янгеля Главным конструктором он поздно вечером пришел к нам в отдел. Стараясь никого не беспокоить, Михаил Кузьмич подошел к Л.Н. Спрыгиной (если быть точнее, то нужно было бы сказать „пробрался“, так как в отделе была теснота), Главный конструктор стал рассматривать новые, еще не готовые чертежи, долго о чем-то расспрашивая Лидию Николаевну. Говорил он тихо, стараясь не мешать работающим конструкторам. Незаметно, как и появился, Янгель ушел. Он еще несколько раз приходил в наш отдел и каждый раз без шума и привлечения излишнего внимания.
Позже мне довелось поближе познакомиться с Главным. Было это так. Нашей группе поручили одну очень серьезную работу. Дело было новым, аналогов решения подобных проблем ни у нас в стране, ни за рубежом не было (для того времени это было естественно: приходилось все начинать с нуля, и новое направление, рождавшееся в стенах нашего КБ, требовало новых, еще неизвестных решений). Долго бились мы над этой проблемой, перебрали десятки вариантов, наконец остановились на одном решении, которое, как нам казалось, было интересным и приемлемым.
Докладывая М.К. Янгелю, мы не особо-то вдавались в подробности, считая, что Главного детали не интересуют. Михаил Кузьмич внимательно выслушал нас, уточнил отдельные конструкции узла, проявляя при этом полнейшую осведомленность во всех тонкостях нашего проекта. На наше удивление, Михаил Кузьмич как-то сразу объемно и зримо охватил всю суть этой проблемы. Он тут же подбодрил нас, подсказал в каком направлении вести дальнейшую разработку, и, похвалив за инициативу, пожелал нам удачи.
Признаться, мы были ошеломлены этой встречей: во-первых, исключительной доброжелательностью Главного к нам, только начинающим свой конструкторский путь, и, во-вторых, интеллектом этого на вид простого человека. Фундаментальные знания и редкая интуиция помогали ему безошибочно ориентироваться в самых коварных конструкторских „рифах“ и находить часто единственно возможный и кратчайший путь к цели».
3
4
5
– Карпа бы поймать, – сказал архитектор.
– Первый раз такую снасть вижу.
– Вот уже несколько лет ловлю на спиннинг. А пристрастил к нему Михаил Кузьмич Янгель.
– Часто встречались с ним? – спросил я.
– Несколько раз отдыхали вместе. Рыбачили. Сдружились. Он все в Сибирь звал, на родину. Да так и не собрались…
– Торопиться надо. Не станет скоро Зыряновой, – заметил я.
– Знаю, море там будет. А жаль, что не останется ни дома, ни деревни той…
– Дом останется, – возразил я. – Его в поселок Березняки перевозят. Музей откроют. И школа там носит имя Михаила Кузьмича.
– Еще корабль носит имя Янгеля, улица Янгеля есть в Москве, пик на Памире назван в его честь, – сказал архитектор…
В этот момент прошла поклевка карпа. Экземпляр попался неплохой – килограммов на пять, наверное…
Будто привет пришел от академика Янгеля…
Осенью 1973 года Ирина Викторовна Стражева приехала на родину мужа. Ей хотелось побывать в Зыряновой, в местах, где прошло детство Михаила Кузьмича.
Стражева вела дневник. Вот одна из записей:
«1 сентября 1973 года. Суббота.
Незабываемый, красивый день жизни: открытие школы имени Михаила Кузьмича.
В 7 ч. утра секретарь К.С. Калошин нас встретил у здания райкома партии. Уже готов автобус. Поехали все в Березняки. Дорога по тайге… И вот – оазис. С горки видны аккуратные домики. Совхоз „Березняки“. У двухэтажного дома школы суетятся люди. Нас уже ждут. У входа – стенд, посвященный Михаилу Кузьмичу. Все смотрят, чувствую, что разревусь.
Первое рукопожатие – директора школы Виталия Матвеевича Просвирина.
Митинг у здания школы. В первом ряду малыши – первоклассники. Выступают строители, председатель совхоза, директор. Говорят бывшие соученики Михаила Кузьмича. Строители вручают директору школы большой ключ. Потом выступаю я, волнуюсь. Вручаю памятные подарки, книгу по физике, которую Михаил Кузьмич читал в последний день своей жизни…
Потом в одном из классов я рассказываю ученикам и учителям о Михаиле Кузьмиче. В школу приехали дети из Зыряновой. Все затапливаемые деревни переводятся сюда, в Березняки. Дети пока будут жить в интернате…»
Из воспоминаний соратников.
Заместитель Генерального конструктора КБ «Южное», Герой Социалистического труда В.И. Губанов:«О Михаиле Кузьмиче Янгеле я услышал вскоре после прихода в серийное КБ завода. Мы часто работали с документами, подписанными главным инженером НИИ Янгелем. Он несколько раз приезжал к нам на завод, но встречаться с ним не приходилось.
Впервые я увидел Михаила Кузьмича в конце лета 1954 года, когда он прибыл к нам уже не в командировку, а на постоянное место работы. Это произошло возле цеха шасси. Мимо нас прошел высокий мужчина с характерной спортивной прической. Мой товарищ, понизив голос, доверительно сообщил: „Это – Янгель. Наш новый Главный конструктор“.
В первые годы становления нашего КБ конструкторам и заводчанам приходилось постоянно задерживаться на работе. Не помню случая, чтобы кто-то без уважительной причины уходил с работы раньше девяти-десяти часов вечера. Нагрузка на всех была максимальной: параллельно с серией велась разработка первого собственного изделия.
Вскоре после назначения М.К. Янгеля Главным конструктором он поздно вечером пришел к нам в отдел. Стараясь никого не беспокоить, Михаил Кузьмич подошел к Л.Н. Спрыгиной (если быть точнее, то нужно было бы сказать „пробрался“, так как в отделе была теснота), Главный конструктор стал рассматривать новые, еще не готовые чертежи, долго о чем-то расспрашивая Лидию Николаевну. Говорил он тихо, стараясь не мешать работающим конструкторам. Незаметно, как и появился, Янгель ушел. Он еще несколько раз приходил в наш отдел и каждый раз без шума и привлечения излишнего внимания.
Позже мне довелось поближе познакомиться с Главным. Было это так. Нашей группе поручили одну очень серьезную работу. Дело было новым, аналогов решения подобных проблем ни у нас в стране, ни за рубежом не было (для того времени это было естественно: приходилось все начинать с нуля, и новое направление, рождавшееся в стенах нашего КБ, требовало новых, еще неизвестных решений). Долго бились мы над этой проблемой, перебрали десятки вариантов, наконец остановились на одном решении, которое, как нам казалось, было интересным и приемлемым.
Докладывая М.К. Янгелю, мы не особо-то вдавались в подробности, считая, что Главного детали не интересуют. Михаил Кузьмич внимательно выслушал нас, уточнил отдельные конструкции узла, проявляя при этом полнейшую осведомленность во всех тонкостях нашего проекта. На наше удивление, Михаил Кузьмич как-то сразу объемно и зримо охватил всю суть этой проблемы. Он тут же подбодрил нас, подсказал в каком направлении вести дальнейшую разработку, и, похвалив за инициативу, пожелал нам удачи.
Признаться, мы были ошеломлены этой встречей: во-первых, исключительной доброжелательностью Главного к нам, только начинающим свой конструкторский путь, и, во-вторых, интеллектом этого на вид простого человека. Фундаментальные знания и редкая интуиция помогали ему безошибочно ориентироваться в самых коварных конструкторских „рифах“ и находить часто единственно возможный и кратчайший путь к цели».
3
– Все, батя, уезжаю, – сказал Михаил. – Вот, смотри!
Он положил на стол комсомольский билет.
– А что с ним, – отец покосился на билет, – нельзя тут?
– Нет, – сказал Михаил. – Понимаешь, батя, началась индустриализация, – сын произнес слова нараспев, по слогам. – На фабрике буду работать под Москвой. Да и мир надо посмотреть, а тут все известно!
– Грамотные больно стали, – проворчал для вида Кузьма Лаврентьевич.
Сына он не держал. Напротив, хотел, чтобы Михаил образованным человеком стал. Многие уезжали из Зыряновой. Кто знает, может, сыновьям иная выпадет судьба?
«Индустриализация!»
«Поднимем пролетарские заводы!»
«Наша индустрия – это самый сильный удар по капитализму!»
Эти лозунги для сельских парней двадцатых годов звучали точно так же, как «Даешь космос!» для их одногодков в шестидесятых.
Деревня, дом, неторопливые воды Илима, череда привычных крестьянских забот отца и старших братьев – казалось, ничто не изменилось в Зыряновой. А где-то там, за тайгой, в больших городах бурно рождалось новое. Михаила неудержимо тянуло туда.
Десять лет спустя Янгель иными глазами посмотрит на Зырянову и скажет:
– Здесь изменилось все, потому что другими стали люди. Они почувствовали себя хозяевами этой тайги, этой реки. Теперь они могут остановить Илим…
Напророчил!
Когда начала строиться Усть-Илимская ГЭС, Михаил Кузьмич уже был Главным конструктором. А зимой 74-го не стало Зыряновой. Несколько деревень, в том числе и Зырянова, исчезли в глубинах Усть-Илимского моря. Волны покрыли тропинки в тайге, по которым Миша ходил с отцом и братьями, исчез косогор, с которого открывалась панорама Илима.
Дом, в котором родился будущий академик, погрузили на «МАЗ» и отправили сквозь тайгу в поселок, где стал музеем.
…Миша Янгель уехал в Москву. Отец отпустил сына в надежде, что Михаил найдет тропинку к знаниям. Образование – это та заветная мечта, которая почетна и желаема для любого сибиряка, живущего в тайге.
Но какой трудной и извилистой бывает эта дорога!
Впрочем, могла ли она быть другой?
Михаил Кузьмич Янгель начал рождаться как Главный конструктор в цехах подмосковной ткацкой фабрики имени Красной Армии и Флота.
«Идем к коммунарам», «встретимся у коммунаров», «берите пример с коммунаров» – имена Дмитрия Смирнова, Михаила Янгеля, Николая Васильева, Семена Граникова, Ивана Брускова были у всех на устах. И не только потому, что, объединившись в «коммуну», комсомольцы жили весело, дружно, но именно от них брали начало многие, как мы теперь говорим, почины. Именно коммунары задавали тон в работе всей фабрики.
Прежде всего нововведением была «функционалка». Комсомольско-молодежная бригада ткачей перешла на новую систему: каждый выполнял одну операцию. Вскоре все убедились, что в ткацком деле появился прогрессивный метод работы.
Традиции мы впитываем незаметно. Они закаляют душу, учат ценить великое. Наконец, они помогают созреть разуму, оценить прошлое и разглядеть будущее.
Бывшая Вознесенская мануфактура богата своим прошлым. Были в нем страницы и трагические, и героические. Первых, к сожалению, больше.
Именно здесь «пьяный, дикий народ в трактире, 3000 женщин, вставая в 4 и уходя с работы в 8 часов… бедствуют среди соблазнов в этом заводе для того, чтобы никому не нужный миткаль был дешев и Кнопп имел бы еще деньги, когда он озабочен тем, что не знает, куда деть те, что есть».
Так писал о фабрике Лев Николаевич Толстой, который посетил ее 28 марта 1889 года.
Разве его слова не напоминают нам нынешнюю ситуацию?!
Нет, не на ткацких фабриках, а в той же «нефтянке»? Впрочем, это уже другая история…
Понятно, что в революционном движении Вознесенская мануфактура стала символом «новой жизни». Здесь появились и развивались революционные традиции, а затем и трудовые. По крайней мере, именно это утверждали пропагандисты и агитаторы. И подтверждением тому служит тот же музей фабрики. Один из стендов в нем напрямую связан с биографией Михаила Янгеля.
На стенде лаконичная надпись: «Дела комсомольские», и расшифровка для несведущих:
«Принимали активное участие в восстановлении фабрики после гражданской войны.
Вели большую антирелигиозную пропаганду среди молодежи, в результате которой была закрыта церковь.
По инициативе комсомольцев на фабрике был создан клуб имени Строгалина.
Вели большую работу среди молодежи в деревне. Были созданы две комсомольские ячейки.
Вели большую работу по ликвидации неграмотности.
Была организована коммуния.
Вели военно-патриотическую работу среди молодежи. Шефствовали над 10-й авиабригадой.
Комсомольцы были в числе первых ударников на фабрике…»
И так далее…
Ребята с фабрики создавали части особого назначения для борьбы с бандитизмом, они были среди добровольцев при строительстве Комсомольска-на-Амуре, а также уезжали на многие другие стройки страны.
И все эти дела так или иначе связаны с Михаилом Янгелем, который принимал активное участие в комсомольской жизни. Не случайно именно на фабрике его рекомендовали в партию. Этот факт сыграл важную роль в его судьбе.
– Но среди актеров никто не считал меня актером! Человек не сразу становится академиком, он начинает, как и миллионы других. И об этом не надо забывать. Плохо, если с количеством знаний и наград уменьшается простота и доброта. Я всегда помнил, что начал свой путь в авиацию с фабрики, что там остались мои товарищи. И было бы недостойно забывать об этом. Есть такое выражение – «рабочая косточка». Думаю, что за этими словами скрывается отношение к людям, жизни. Первый жизненный опыт, основные принципы, на которых держится характер, я получил на фабрике.
Есть в городе Красноармейске Московской области люди, которые и сегодня помнят, как молодыми соревновались в беге на полторы тысячи метров, как разгорались страсти на заседаниях комсомольской ячейки, как поздними вечерами пили чай из самовара. Прошло много лет, а для них все это словно вчера было. Лучшие были для них годы тогда…
– Нас в коммуну вошло 20 человек, – рассказывает Д.С. Смирнов. – Питались из одного котла. Одевались и обувались из одной кассы. Мы отдавали казначею коммуны всю свою зарплату. Из общей суммы получали на руки 10 процентов «на карманные расходы», как теперь говорят. Ребятам – на папиросы, девчатам – на парфюмерию. Была у нас книга, в которую записывали, когда и для кого какая вещь куплена, на какой срок носки или пользования она рассчитана. Просил кто-то из ребят, к примеру, костюм, тут книга и открывалась. Иногда приходилось отказывать: «Подожди, твоя очередь еще не подошла»… Молодежь любила приходить к нам, потому что у нас всегда было весело… Характерно, что наши ребята и девчата никогда не нарушали дисциплину. Ни разу никто не прогулял. Коммуна была самым активным отрядом фабричной комсомольской организации. Коммунары были повсюду первыми…
Тут как раз и родился лозунг «Молодежь – на крылья!» Речь шла о развитии авиации в стране.
Небо звало молодых. А кто в юности не мечтает о полетах не только во сне, но и наяву?!
– У каждой мечты обязательно должен быть фундамент. Иначе она никогда не реализуется. Почему авиация, а не железная дорога, к примеру? Во-первых, перкаль на фабрике делали, а крылья у самолетов были тогда перкалевые. И, во-вторых, летчики нравились. Из той самой авиабригады, над которой шефствовали коммунары. А когда на соседнее поле прилетел самолет и все мы, фабричные, потрогали его руками, я решил делать такие же самолеты. Вот и выбрал МАИ, институт знаменитый, но трудный.
– А может быть, потому, что самыми популярными людьми в те годы были летчики?
– И это сыграло свою роль.
В Пушкинском горкоме комсомола путевку на учебу Мише Янгелю дали сразу: парень проверенный, активист. Да и упорный, не подведет. Не очень разбирались в горкоме, что за институт МАИ. Коли авиационный – значит, летчиков готовит. И сказал секретарь:
– Вот путевка. Только с виду ты щупловат, можешь по здоровью не пройти.
В тот вечер коммуна заседала поздно. Решили – экзамены Михаил сдаст, а медкомиссию надо другому парню пройти, отменному здоровяку.
– А может, и ты в авиационный? – спросил у него Михаил.
– Нет, – ответил тот, – медкомиссию пройду, но останусь на фабрике.
Коммуна подарила будущему студенту костюм и галстук в полоску. Оделся Михаил по моде. Ребята гордились, отправив Янгеля в Москву: знай наших!
В институт Михаил поступил. Экзамены сдал неплохо, да и медкомиссию прошел сам.
Сразу приехал на фабрику, к своим.
«Собрались в столовой, – вспоминал Смирнов, – отпраздновали успех товарища. Потом Михаил часто наезжал в коммуну, как в родную семью. Рассказывал о Москве, учебе, интересовался нашей работой, жизнью коммунаров. Первое время во время студенческих каникул работал на фабрике, но потом учеба и институтская жизнь захватили его полностью…»
…Четыре года жизни. Шестнадцати лет Михаил Янгель пришел в ФЗУ фабрики. Из деревенского подростка вырос мужчина с четкой целью в жизни.
Юноши тогда взрослели быстро. Время не позволяло медлить: страна строила Магнитку и Днепрогэс, поднималась в небо и начинала расщеплять атомное ядро.
Михаил Кузьмич вспоминал свои фабричные годы часто, любил звать «на самовар», словно по-прежнему жил в той комсомольской коммуне, в своей юности…
Сорок лет спустя на фабрике открывали мемориальную доску академику М.К. Янгелю. Выступали руководители, рабочие. Ветераны и молодые. В том числе и те, кто когда-то был коммунаром. Один из них сказал:
– Мы гордимся, что наша фабрика вырастила славных сынов и дочерей Родины – академика Михаила Кузьмича Янгеля, Героев Советского Союза Василия Новикова и Ивана Краткова, лучшую ткачиху 30-х годов Анастасию Трусову и ткачиху 70-х годов Героя Социалистического труда, депутата Верховного Совета СССР Тамару Никитину…
Да, у Вознесенских мануфактур все-таки очень славное прошлое… А вот в «настоящем» подобных эпитетов уже нет, да и саму фабрику можно вновь описывать словами Льва Толстого.
«Активная и ответственная комсомольская деятельность М.К. Янгеля в пору его молодости, по-видимому, оставила неизгладимую симпатию к молодежи на весь последующий период его жизни и деятельности.
Принимая на себя руководство КБ, он в своих далеко идущих планах делал ставку на молодежь, доверяя ей, опирался на нее и оказывал всяческую помощь.
В бытность мою секретарем комсомольской организации Михаил Кузьмич неоднократно говорил: „Заходи в любое время“, „Почему редко заходишь?“, „Какие есть просьбы у комсомола?“ И действительно, безоговорочно принимал, выслушивал и удовлетворял наши разумные просьбы.
В качестве примера большого доверия Михаила Кузьмича к молодежи (а в составе КБ тогда было 65 процентов работников комсомольского возраста) можно привести тот факт, что к концу 1955 года из состава молодых специалистов (стаж до 3 лет) было назначено: начальник сектора -1, начальник лаборатории -1, начальник группы -8, старших инженеров -12.
По представлению Михаила Кузьмича я был назначен председателем Государственной комиссии по испытаниям, имея за плечами всего четыре года стажа работы.
Михаил Кузьмич тянулся к молодым, охотно принимал участие в вечерах отдыха, торжествах, поощрял самодеятельность, юмор. Находясь в командировках, проводил в молодежном окружении редкие часы отдыха.
А молодежь, видя в нем справедливого начальника, мудрого воспитателя, авторитетного лидера, платила ему безграничной преданностью, энтузиазмом, верой в общее дело и благоговейной любовью.
Возможность выполнить просьбу Михаила Кузьмича, связанную с нашей общей работой, расценивалась большинством молодых как большая моральная награда».
Он положил на стол комсомольский билет.
– А что с ним, – отец покосился на билет, – нельзя тут?
– Нет, – сказал Михаил. – Понимаешь, батя, началась индустриализация, – сын произнес слова нараспев, по слогам. – На фабрике буду работать под Москвой. Да и мир надо посмотреть, а тут все известно!
– Грамотные больно стали, – проворчал для вида Кузьма Лаврентьевич.
Сына он не держал. Напротив, хотел, чтобы Михаил образованным человеком стал. Многие уезжали из Зыряновой. Кто знает, может, сыновьям иная выпадет судьба?
«Индустриализация!»
«Поднимем пролетарские заводы!»
«Наша индустрия – это самый сильный удар по капитализму!»
Эти лозунги для сельских парней двадцатых годов звучали точно так же, как «Даешь космос!» для их одногодков в шестидесятых.
Деревня, дом, неторопливые воды Илима, череда привычных крестьянских забот отца и старших братьев – казалось, ничто не изменилось в Зыряновой. А где-то там, за тайгой, в больших городах бурно рождалось новое. Михаила неудержимо тянуло туда.
Десять лет спустя Янгель иными глазами посмотрит на Зырянову и скажет:
– Здесь изменилось все, потому что другими стали люди. Они почувствовали себя хозяевами этой тайги, этой реки. Теперь они могут остановить Илим…
Напророчил!
Когда начала строиться Усть-Илимская ГЭС, Михаил Кузьмич уже был Главным конструктором. А зимой 74-го не стало Зыряновой. Несколько деревень, в том числе и Зырянова, исчезли в глубинах Усть-Илимского моря. Волны покрыли тропинки в тайге, по которым Миша ходил с отцом и братьями, исчез косогор, с которого открывалась панорама Илима.
Дом, в котором родился будущий академик, погрузили на «МАЗ» и отправили сквозь тайгу в поселок, где стал музеем.
…Миша Янгель уехал в Москву. Отец отпустил сына в надежде, что Михаил найдет тропинку к знаниям. Образование – это та заветная мечта, которая почетна и желаема для любого сибиряка, живущего в тайге.
Но какой трудной и извилистой бывает эта дорога!
Впрочем, могла ли она быть другой?
Михаил Кузьмич Янгель начал рождаться как Главный конструктор в цехах подмосковной ткацкой фабрики имени Красной Армии и Флота.
«Идем к коммунарам», «встретимся у коммунаров», «берите пример с коммунаров» – имена Дмитрия Смирнова, Михаила Янгеля, Николая Васильева, Семена Граникова, Ивана Брускова были у всех на устах. И не только потому, что, объединившись в «коммуну», комсомольцы жили весело, дружно, но именно от них брали начало многие, как мы теперь говорим, почины. Именно коммунары задавали тон в работе всей фабрики.
Прежде всего нововведением была «функционалка». Комсомольско-молодежная бригада ткачей перешла на новую систему: каждый выполнял одну операцию. Вскоре все убедились, что в ткацком деле появился прогрессивный метод работы.
Традиции мы впитываем незаметно. Они закаляют душу, учат ценить великое. Наконец, они помогают созреть разуму, оценить прошлое и разглядеть будущее.
Бывшая Вознесенская мануфактура богата своим прошлым. Были в нем страницы и трагические, и героические. Первых, к сожалению, больше.
Именно здесь «пьяный, дикий народ в трактире, 3000 женщин, вставая в 4 и уходя с работы в 8 часов… бедствуют среди соблазнов в этом заводе для того, чтобы никому не нужный миткаль был дешев и Кнопп имел бы еще деньги, когда он озабочен тем, что не знает, куда деть те, что есть».
Так писал о фабрике Лев Николаевич Толстой, который посетил ее 28 марта 1889 года.
Разве его слова не напоминают нам нынешнюю ситуацию?!
Нет, не на ткацких фабриках, а в той же «нефтянке»? Впрочем, это уже другая история…
Понятно, что в революционном движении Вознесенская мануфактура стала символом «новой жизни». Здесь появились и развивались революционные традиции, а затем и трудовые. По крайней мере, именно это утверждали пропагандисты и агитаторы. И подтверждением тому служит тот же музей фабрики. Один из стендов в нем напрямую связан с биографией Михаила Янгеля.
На стенде лаконичная надпись: «Дела комсомольские», и расшифровка для несведущих:
«Принимали активное участие в восстановлении фабрики после гражданской войны.
Вели большую антирелигиозную пропаганду среди молодежи, в результате которой была закрыта церковь.
По инициативе комсомольцев на фабрике был создан клуб имени Строгалина.
Вели большую работу среди молодежи в деревне. Были созданы две комсомольские ячейки.
Вели большую работу по ликвидации неграмотности.
Была организована коммуния.
Вели военно-патриотическую работу среди молодежи. Шефствовали над 10-й авиабригадой.
Комсомольцы были в числе первых ударников на фабрике…»
И так далее…
Ребята с фабрики создавали части особого назначения для борьбы с бандитизмом, они были среди добровольцев при строительстве Комсомольска-на-Амуре, а также уезжали на многие другие стройки страны.
И все эти дела так или иначе связаны с Михаилом Янгелем, который принимал активное участие в комсомольской жизни. Не случайно именно на фабрике его рекомендовали в партию. Этот факт сыграл важную роль в его судьбе.
Диалог с Янгелем
– Говорят, что среди академиков вы чувствуете себя академиком, в рабочей среде – рабочим, среди конструкторов – конструктором…– Но среди актеров никто не считал меня актером! Человек не сразу становится академиком, он начинает, как и миллионы других. И об этом не надо забывать. Плохо, если с количеством знаний и наград уменьшается простота и доброта. Я всегда помнил, что начал свой путь в авиацию с фабрики, что там остались мои товарищи. И было бы недостойно забывать об этом. Есть такое выражение – «рабочая косточка». Думаю, что за этими словами скрывается отношение к людям, жизни. Первый жизненный опыт, основные принципы, на которых держится характер, я получил на фабрике.
Есть в городе Красноармейске Московской области люди, которые и сегодня помнят, как молодыми соревновались в беге на полторы тысячи метров, как разгорались страсти на заседаниях комсомольской ячейки, как поздними вечерами пили чай из самовара. Прошло много лет, а для них все это словно вчера было. Лучшие были для них годы тогда…
– Нас в коммуну вошло 20 человек, – рассказывает Д.С. Смирнов. – Питались из одного котла. Одевались и обувались из одной кассы. Мы отдавали казначею коммуны всю свою зарплату. Из общей суммы получали на руки 10 процентов «на карманные расходы», как теперь говорят. Ребятам – на папиросы, девчатам – на парфюмерию. Была у нас книга, в которую записывали, когда и для кого какая вещь куплена, на какой срок носки или пользования она рассчитана. Просил кто-то из ребят, к примеру, костюм, тут книга и открывалась. Иногда приходилось отказывать: «Подожди, твоя очередь еще не подошла»… Молодежь любила приходить к нам, потому что у нас всегда было весело… Характерно, что наши ребята и девчата никогда не нарушали дисциплину. Ни разу никто не прогулял. Коммуна была самым активным отрядом фабричной комсомольской организации. Коммунары были повсюду первыми…
Тут как раз и родился лозунг «Молодежь – на крылья!» Речь шла о развитии авиации в стране.
Небо звало молодых. А кто в юности не мечтает о полетах не только во сне, но и наяву?!
Диалог с Янгелем
– Понимаю, что вопрос наивен, но тем не менее я задаю его: «Почему именно авиация?»– У каждой мечты обязательно должен быть фундамент. Иначе она никогда не реализуется. Почему авиация, а не железная дорога, к примеру? Во-первых, перкаль на фабрике делали, а крылья у самолетов были тогда перкалевые. И, во-вторых, летчики нравились. Из той самой авиабригады, над которой шефствовали коммунары. А когда на соседнее поле прилетел самолет и все мы, фабричные, потрогали его руками, я решил делать такие же самолеты. Вот и выбрал МАИ, институт знаменитый, но трудный.
– А может быть, потому, что самыми популярными людьми в те годы были летчики?
– И это сыграло свою роль.
В Пушкинском горкоме комсомола путевку на учебу Мише Янгелю дали сразу: парень проверенный, активист. Да и упорный, не подведет. Не очень разбирались в горкоме, что за институт МАИ. Коли авиационный – значит, летчиков готовит. И сказал секретарь:
– Вот путевка. Только с виду ты щупловат, можешь по здоровью не пройти.
В тот вечер коммуна заседала поздно. Решили – экзамены Михаил сдаст, а медкомиссию надо другому парню пройти, отменному здоровяку.
– А может, и ты в авиационный? – спросил у него Михаил.
– Нет, – ответил тот, – медкомиссию пройду, но останусь на фабрике.
Коммуна подарила будущему студенту костюм и галстук в полоску. Оделся Михаил по моде. Ребята гордились, отправив Янгеля в Москву: знай наших!
В институт Михаил поступил. Экзамены сдал неплохо, да и медкомиссию прошел сам.
Сразу приехал на фабрику, к своим.
«Собрались в столовой, – вспоминал Смирнов, – отпраздновали успех товарища. Потом Михаил часто наезжал в коммуну, как в родную семью. Рассказывал о Москве, учебе, интересовался нашей работой, жизнью коммунаров. Первое время во время студенческих каникул работал на фабрике, но потом учеба и институтская жизнь захватили его полностью…»
…Четыре года жизни. Шестнадцати лет Михаил Янгель пришел в ФЗУ фабрики. Из деревенского подростка вырос мужчина с четкой целью в жизни.
Юноши тогда взрослели быстро. Время не позволяло медлить: страна строила Магнитку и Днепрогэс, поднималась в небо и начинала расщеплять атомное ядро.
Михаил Кузьмич вспоминал свои фабричные годы часто, любил звать «на самовар», словно по-прежнему жил в той комсомольской коммуне, в своей юности…
Сорок лет спустя на фабрике открывали мемориальную доску академику М.К. Янгелю. Выступали руководители, рабочие. Ветераны и молодые. В том числе и те, кто когда-то был коммунаром. Один из них сказал:
– Мы гордимся, что наша фабрика вырастила славных сынов и дочерей Родины – академика Михаила Кузьмича Янгеля, Героев Советского Союза Василия Новикова и Ивана Краткова, лучшую ткачиху 30-х годов Анастасию Трусову и ткачиху 70-х годов Героя Социалистического труда, депутата Верховного Совета СССР Тамару Никитину…
Да, у Вознесенских мануфактур все-таки очень славное прошлое… А вот в «настоящем» подобных эпитетов уже нет, да и саму фабрику можно вновь описывать словами Льва Толстого.
Из воспоминаний соратников
Начальник отдела, кандидат технических наук В.А. Пащенко:«Активная и ответственная комсомольская деятельность М.К. Янгеля в пору его молодости, по-видимому, оставила неизгладимую симпатию к молодежи на весь последующий период его жизни и деятельности.
Принимая на себя руководство КБ, он в своих далеко идущих планах делал ставку на молодежь, доверяя ей, опирался на нее и оказывал всяческую помощь.
В бытность мою секретарем комсомольской организации Михаил Кузьмич неоднократно говорил: „Заходи в любое время“, „Почему редко заходишь?“, „Какие есть просьбы у комсомола?“ И действительно, безоговорочно принимал, выслушивал и удовлетворял наши разумные просьбы.
В качестве примера большого доверия Михаила Кузьмича к молодежи (а в составе КБ тогда было 65 процентов работников комсомольского возраста) можно привести тот факт, что к концу 1955 года из состава молодых специалистов (стаж до 3 лет) было назначено: начальник сектора -1, начальник лаборатории -1, начальник группы -8, старших инженеров -12.
По представлению Михаила Кузьмича я был назначен председателем Государственной комиссии по испытаниям, имея за плечами всего четыре года стажа работы.
Михаил Кузьмич тянулся к молодым, охотно принимал участие в вечерах отдыха, торжествах, поощрял самодеятельность, юмор. Находясь в командировках, проводил в молодежном окружении редкие часы отдыха.
А молодежь, видя в нем справедливого начальника, мудрого воспитателя, авторитетного лидера, платила ему безграничной преданностью, энтузиазмом, верой в общее дело и благоговейной любовью.
Возможность выполнить просьбу Михаила Кузьмича, связанную с нашей общей работой, расценивалась большинством молодых как большая моральная награда».
4
Один из первых аэродромов страны – Ходынка. Кто только не ходил по твоей траве! Гениальные конструкторы и лучшие летчики узнали на твоей глади, Ходынка, и минуты успеха, и боль за погибших друзей.
Там, где разбивались летчики, высаживались гвоздики.
Москвичи шли на Ходынку, чтобы поглазеть на самолеты, на летчиков. Студенты МАИ вынашивали здесь свои мечты, их фантазия обгоняла неторопливые «этажерки», которые упрямо штурмовали высоту.
Возможно, у студента Михаила Янгеля именно здесь возникла идея создать новый тип истребителя, не похожий на существующие.
Первый курс. Аудитории, почтенные профессора, эксперименты в лабораториях, первые курсовые работы. И рождалось сомнение: а справлюсь ли? И Янгель отвечал себе: конечно, справлюсь! У тех, кто приходит в вуз со школьной парты, слишком резок скачок в самостоятельности. И требуется немало мужества, чтобы быстро – всего один семестр – повзрослеть.
Михаилу Янгелю было легче – за его плечами были годы самостоятельной жизни и труда. На фабрике он получил хорошую закалку, был упорным, работоспособным. У него еще и дар – умеет абстрактно мыслить. С таким даром легче усваиваются премудрости науки. Миша Янгель любой чертеж видел, как готовую деталь, «во плоти». Было и другое – яркое и конкретное воображение. Вдруг увлекся он межпланетными путешествиями – читал книги, слушал популярные лекции. А потом друзья удивляются: до чего же захватывающе рассказывает он о полете в космос, словно сам там побывал, и советуют ему написать роман. Он в ответ смеется: «Читайте Циолковского…»
– Естественно, я знал об этих проектах.
– Они заинтересовали вас?
– Тогда они были далеки от моих интересов.
– Еще одна ссылка. В этот раз на Сергея Павловича Королева. Его книга «Ракетный полет в стратосфере» заканчивается такими словами: «Мы уверены, что в самом недалеком будущем ракетное летание широко разовьется и займет подобающее место в системе социалистической техники. Ярким примером тому может служить авиация, достигшая в СССР такого широкого размаха и успехов. Ракетное летание, несомненно, может претендовать в этой области применения вряд ли на меньшее, что со временем должно стать привычным и заслуженным». Неужели эти слова не взволновали вас?
– Я не собирался становиться ракетчиком. Авиационный инженер, конструктор – вот была цель, которую я поставил. Самолеты, и только самолеты… Сергей Павлович Королев и Валентин Петрович Глушко стояли у истоков отечественной ракетной техники. Я пришел в эту область позже.
У Янгеля «одна, но пламенная страсть» – учеба. Учился он с упоением, но приходит день, когда его, молодого коммуниста, вызывают в партком и предлагают возглавить комитет комсомола МАИ. Рабочая закалка, непримиримость, наконец, энергичность, присущая ему до конца жизни, выделяли Михаила Янгеля. Диплом он защитил немного позднее – не хватало сил и на «секретарство», и на учебу. Отказаться же от ответственного партийного поручения он не мог. Кстати, это был первый опыт партийной работы, опыт, который потом ему очень пригодился.
Многотиражная газета тех лет «Пропеллер». В институтской многотиражке часто мелькает фамилия Янгель. Однажды во время отчетно-выборной конференции поместили дружеский шарж: «Янгель отчитывается». Секретарем его избрали вновь. Единогласно. А в прениях критиковали довольно резко. Поистине, «о тех молчат, кто ничего не делает».
Диплом – одноместный скоростной истребитель-моноплан. Руководитель проекта – прославленный авиаконструктор Николай Николаевич Поликарпов.
Н.Н. Поликарпов относился к Михаилу Янгелю с «пристрастием»: заставлял многое переделывать, спорил с его предложениями, но затем почти всегда соглашался.
– А ведь у тебя голова есть, – сказал однажды Поликарпов. – Приходи к нам…
Так Янгель стал авиаконструктором.
«В октябре 1933 года коллектив конструкторов бригады Н.Н. Поликарпова выпустил маневренный истребитель И-15 „Чайка“. Это был полутораплан, – вспоминает Н.П. Каманин. – Мой товарищ по летному училищу Владимир Коккинаки в 1935 году на этом самолете установил абсолютный мировой рекорд высоты полета – 14 575 метров. „Невероятно“, „Беспрецедентный случай!“ – таковы были отклики зарубежной печати на сообщение о рекорде Коккинаки. И действительно, этот рекорд можно назвать беспрецедентным, потому что установлен он не на специально подготовленном для этой цели самолете, а на серийном. Надо сказать, что конструкторское бюро Н.Н. Поликарпова основательно поработало над созданием самолета-истребителя… Для середины тридцатых годов наши истребители были лучшими в мире. Так, советский И-16 имел скорость 455 километров в час и набирал высоту в 5 тысяч метров за 6,2 минуты… Отрадно было сознавать, что наша страна сумела создать первоклассную авиационную технику. И все это – один из итогов первой пятилетки».
Более десяти лет М.К. Янгель работал в конструкторском бюро под руководством Н.Н. Поликарпова.
Десять лет истребители Поликарпова по своим летно-техническим характеристикам не знали себе равных. Не случайно их конструктора называли тогда авиаторы «королем истребителей». Но к началу сороковых годов потребовались качественно новые боевые машины – и они были созданы в конструкторских бюро, которые возглавляли Туполев, Илюшин, Лавочкин, Яковлев и другие.
Вскоре КБ Поликарпова было расформировано…
Там, где разбивались летчики, высаживались гвоздики.
Москвичи шли на Ходынку, чтобы поглазеть на самолеты, на летчиков. Студенты МАИ вынашивали здесь свои мечты, их фантазия обгоняла неторопливые «этажерки», которые упрямо штурмовали высоту.
Возможно, у студента Михаила Янгеля именно здесь возникла идея создать новый тип истребителя, не похожий на существующие.
Первый курс. Аудитории, почтенные профессора, эксперименты в лабораториях, первые курсовые работы. И рождалось сомнение: а справлюсь ли? И Янгель отвечал себе: конечно, справлюсь! У тех, кто приходит в вуз со школьной парты, слишком резок скачок в самостоятельности. И требуется немало мужества, чтобы быстро – всего один семестр – повзрослеть.
Михаилу Янгелю было легче – за его плечами были годы самостоятельной жизни и труда. На фабрике он получил хорошую закалку, был упорным, работоспособным. У него еще и дар – умеет абстрактно мыслить. С таким даром легче усваиваются премудрости науки. Миша Янгель любой чертеж видел, как готовую деталь, «во плоти». Было и другое – яркое и конкретное воображение. Вдруг увлекся он межпланетными путешествиями – читал книги, слушал популярные лекции. А потом друзья удивляются: до чего же захватывающе рассказывает он о полете в космос, словно сам там побывал, и советуют ему написать роман. Он в ответ смеется: «Читайте Циолковского…»
Диалог с Янгелем
– Начну с цитаты. Валентин Петрович Глушко в одной из статей тех лет писал: «1929 год – начало работ с реактивным мотором – является годом всеобщего увлечения реактивными аппаратами, вплоть до составления фантастических проектов полетов на Луну… Инженеры разрабатывали планы трансатлантических почтовых и пассажирских ракетных сообщений с Америкой. Все газеты помещали на своих столбцах сообщения, свидетельствующие о том значительном внимании, которое промышленные и военные круги уделяли реактивному мотору».– Естественно, я знал об этих проектах.
– Они заинтересовали вас?
– Тогда они были далеки от моих интересов.
– Еще одна ссылка. В этот раз на Сергея Павловича Королева. Его книга «Ракетный полет в стратосфере» заканчивается такими словами: «Мы уверены, что в самом недалеком будущем ракетное летание широко разовьется и займет подобающее место в системе социалистической техники. Ярким примером тому может служить авиация, достигшая в СССР такого широкого размаха и успехов. Ракетное летание, несомненно, может претендовать в этой области применения вряд ли на меньшее, что со временем должно стать привычным и заслуженным». Неужели эти слова не взволновали вас?
– Я не собирался становиться ракетчиком. Авиационный инженер, конструктор – вот была цель, которую я поставил. Самолеты, и только самолеты… Сергей Павлович Королев и Валентин Петрович Глушко стояли у истоков отечественной ракетной техники. Я пришел в эту область позже.
У Янгеля «одна, но пламенная страсть» – учеба. Учился он с упоением, но приходит день, когда его, молодого коммуниста, вызывают в партком и предлагают возглавить комитет комсомола МАИ. Рабочая закалка, непримиримость, наконец, энергичность, присущая ему до конца жизни, выделяли Михаила Янгеля. Диплом он защитил немного позднее – не хватало сил и на «секретарство», и на учебу. Отказаться же от ответственного партийного поручения он не мог. Кстати, это был первый опыт партийной работы, опыт, который потом ему очень пригодился.
Многотиражная газета тех лет «Пропеллер». В институтской многотиражке часто мелькает фамилия Янгель. Однажды во время отчетно-выборной конференции поместили дружеский шарж: «Янгель отчитывается». Секретарем его избрали вновь. Единогласно. А в прениях критиковали довольно резко. Поистине, «о тех молчат, кто ничего не делает».
Диплом – одноместный скоростной истребитель-моноплан. Руководитель проекта – прославленный авиаконструктор Николай Николаевич Поликарпов.
Н.Н. Поликарпов относился к Михаилу Янгелю с «пристрастием»: заставлял многое переделывать, спорил с его предложениями, но затем почти всегда соглашался.
– А ведь у тебя голова есть, – сказал однажды Поликарпов. – Приходи к нам…
Так Янгель стал авиаконструктором.
«В октябре 1933 года коллектив конструкторов бригады Н.Н. Поликарпова выпустил маневренный истребитель И-15 „Чайка“. Это был полутораплан, – вспоминает Н.П. Каманин. – Мой товарищ по летному училищу Владимир Коккинаки в 1935 году на этом самолете установил абсолютный мировой рекорд высоты полета – 14 575 метров. „Невероятно“, „Беспрецедентный случай!“ – таковы были отклики зарубежной печати на сообщение о рекорде Коккинаки. И действительно, этот рекорд можно назвать беспрецедентным, потому что установлен он не на специально подготовленном для этой цели самолете, а на серийном. Надо сказать, что конструкторское бюро Н.Н. Поликарпова основательно поработало над созданием самолета-истребителя… Для середины тридцатых годов наши истребители были лучшими в мире. Так, советский И-16 имел скорость 455 километров в час и набирал высоту в 5 тысяч метров за 6,2 минуты… Отрадно было сознавать, что наша страна сумела создать первоклассную авиационную технику. И все это – один из итогов первой пятилетки».
Более десяти лет М.К. Янгель работал в конструкторском бюро под руководством Н.Н. Поликарпова.
Десять лет истребители Поликарпова по своим летно-техническим характеристикам не знали себе равных. Не случайно их конструктора называли тогда авиаторы «королем истребителей». Но к началу сороковых годов потребовались качественно новые боевые машины – и они были созданы в конструкторских бюро, которые возглавляли Туполев, Илюшин, Лавочкин, Яковлев и другие.
Вскоре КБ Поликарпова было расформировано…
5
Выбор пал на Михаила Кузьмича Янгеля не случайно. Он уже показал себя в КБ прекрасным специалистом, а именно такие люди нужны были советскому представительству в США. Ведущий конструктор – это значит, что ему поручались самые ответственные задания.
Поездка в Америку относилась как раз к таким.
– Было интересно узнать, как обстоят дела у американцев в области авиационной техники. У них был богатый опыт не только в конструировании самолетов, но и в машиностроении, металлургии, химии.
– Вы должны были изучить лучшее и использовать затем у нас?
– Автоматическое повторение даже лучших образцов, подражание в технике столь же непродуктивно, как и в искусстве. Копия никогда не будет лучше оригинала. Зарубежный опыт, точно так же как и успехи коллег в стране, нужны для того, чтобы превзойти их. Повторять не имеет смысла.
– В наши обязанности входило, – вспоминает один из руководителей представительства в США В.П. Бутусов, – заключение договоров о технической помощи и закупка нужного для народного хозяйства оборудования. Мне сообщили, что приехала новая группа специалистов. Встреча с Михаилом Янгелем состоялась через несколько дней. В кабинет вошел молодой, стройный человек с открытым, симпатичным лицом. Вскоре мне показалось, что мы с ним знакомы несколько лет – таково было обаяние этого человека с чистым смехом, хорошей речью. Я быстро понял, что передо мной, бесспорно, сложившийся специалист. Янгель был деловит, энергичен и говорил только о работе.
Поездка в Америку относилась как раз к таким.
Диалог с Янгелем
– Вы охотно поехали в эту длительную командировку?– Было интересно узнать, как обстоят дела у американцев в области авиационной техники. У них был богатый опыт не только в конструировании самолетов, но и в машиностроении, металлургии, химии.
– Вы должны были изучить лучшее и использовать затем у нас?
– Автоматическое повторение даже лучших образцов, подражание в технике столь же непродуктивно, как и в искусстве. Копия никогда не будет лучше оригинала. Зарубежный опыт, точно так же как и успехи коллег в стране, нужны для того, чтобы превзойти их. Повторять не имеет смысла.
– В наши обязанности входило, – вспоминает один из руководителей представительства в США В.П. Бутусов, – заключение договоров о технической помощи и закупка нужного для народного хозяйства оборудования. Мне сообщили, что приехала новая группа специалистов. Встреча с Михаилом Янгелем состоялась через несколько дней. В кабинет вошел молодой, стройный человек с открытым, симпатичным лицом. Вскоре мне показалось, что мы с ним знакомы несколько лет – таково было обаяние этого человека с чистым смехом, хорошей речью. Я быстро понял, что передо мной, бесспорно, сложившийся специалист. Янгель был деловит, энергичен и говорил только о работе.