Страница:
Но до этого еще далеко. Первый космонавт планеты пока не родился. Алексей Иванович привез свою Анну из Клушина в Гжатск 2 марта. Он поторопился…
Этой весной он понял, чему надо посвятить свою жизнь. Да, есть способный авиаконструктор (его уже так называли) Королев. Неплохо летал на планере – свидетельство тому соревнования в Коктебеле.
Шел 1929 год. Три года назад он встретился с Ф.А. Цандером. Вместе они создали сначала Московскую группу изучения реактивного движения, а затем ГИРД.
Теперь у них уже институт, и с весны 1934 года Сергей Павлович Королев – руководитель отдела ракетных летательных аппаратов Реактивного научно-исследовательского института (РНИИ).
Но отдел есть, а ракет пока нет…
И возможно ли оправдать те надежды, что влекут тысячи людей к зданию университета, где должна состояться лекция о полете на Марс?
Ему предстояло ответить на это.
«Нет», – лучше так ответить, благо даже на авторитет великого Циолковского можно сослаться. Мол, это удел фантастов и таких писателей, как Алексей Толстой. Пусть творят своих Аэлит…
Сказать «нет» – значит обеспечить спокойную жизнь, ведь в кармане диплом инженера и свидетельство об окончании школы летчиков. Обе специальности популярны и необходимы в стране. Летай, конструируй – пришло ведь время авиации, и друзья убеждают: ей принадлежит будущее.
Он не возражает, но неизбежно добавляет одно слово: «ближайшее…» А вторую половину XX века инженер и летчик Сергей Королев видит иной – ракеты начинают превосходить авиацию и по скорости, и по высоте полета. Более того, именно они унесут человека за пределы Земли…
Стоп! Это уже фантастика… Но он не может сдержаться.
31 марта в Ленинграде началась Всесоюзная конференция по изучению стратосферы. Открывал ее будущий президент Академии наук СССР Сергей Иванович Вавилов.
Нет, не о том, как преодолеть этот барьер между Землей и космосом, шел разговор тогда. Стратостаты – вот что владело умами, ведь они первыми ринулись ввысь. На них поднимались отчаянные смельчаки, погибали, но на смену приходили другие…
Инженер Сергей Королев выступал на одном из заключительных заседаний.
– Мною будет освещен ряд отдельных вопросов в связи с полетом реактивных аппаратов в стратосфере, причем особо подчеркиваем, – начал он, – именно полетов, а не подъемов, то есть движения по какому-то маршруту для покрытия заданного расстояния…
А потом он говорит о полете человека, причем «…речь может идти об одном, двух или даже трех людях, которые, очевидно, могут составить экипаж одного из первых реактивных кораблей».
Это было время мечтателей. Инженер Королев и не скрывал, что принадлежит к ним. Но уже в те годы начали проявляться те качества характера, которые станут чуть ли не главными в нем, когда он станет Главным конструктором.
Однажды на Байконуре во время подготовки к старту ракеты он заметит инженера, читающего книгу. Сергей Павлович посмотрит на обложку, а затем вспылит:
– Немедленно в Москву! Первым же рейсом… И заявление по собственному желанию!
Он будет гневаться весь день. Даже пожалуется Келдышу:
– Распустились, поди, они уже романы читают на стартовой…
Он не представлял, что инженер, конструктор может быть не занят в рабочее время, что он способен думать не о деле.
Он прощал все человеку – не замечал его слабостей, не наказывал за ошибку, никогда не унижал, если знал, чувствовал, видел, что тот предан работе. Это было высшим критерием его оценки человека.
С каждым новым сотрудником обязательно разговаривал сам. И когда был уже Главным конструктором, и тогда, в РНИИ.
В его поведении много непонятного, противоречивого, казалось бы, даже нелепого. Окружающие считают его упрямым фантазером, даже безумцем. Хороший инженер – разве он не видит, что его рассуждения о полете на Марс (заразился-таки у Цандера!) беспочвенны, нереальны?!
О каком Марсе идет речь, если первые ракеты поднимаются на десятки метров и выглядят забавной игрушкой для взрослых?!
Он не любит, когда над ним смеются… Он не хочет быть похожим на Цандера, ушедшего в свои мечты и ничего не замечающего вокруг. Фридрих Артурович с утра и до глубокой ночи сидит в лаборатории, даже приходится отдавать приказ: не оставлять его одного, а выпроваживать домой – уже две профсоюзные комиссии делают ему, Королеву, замечание, что он не следит за рабочим днем своих сотрудников, «эксплуатирует их». Но как их выдворить из подвала, если каждый считает – лишний час сокращает время полета к Марсу на месяцы (ох этот Цандер, любого может увлечь!).
Впрочем, последний случай даже Королева вывел из терпения. Техника исключили из комсомола за неявку на собрания. А он эти вечера провел в подвале, но сказать там, в ячейке, об этом не мог – секретная у них была организация. Пришлось выручать парня…
Сергей Павлович, конечно, отчитал техника, даже пара крепких выражений вырвалась, но, честно говоря, он был доволен – именно такие люди нужны ему. Иначе ни ракет не будет, ни ракетопланов, ни Марса.
С начальником отдела кадров института уже давно установились добрые отношения. Стоило появиться новому специалисту в отделе кадров, немедленно посылали за Королевым.
На этот раз Королев застал в кабинете новенького. Сразу произвел на него впечатление своей коверкотовой курткой, опоясанной командирским ремнем, и синими галифе, которыми Королев гордился. Он заметил, что на паренька его начальственный вид подействовал.
– Арвид Палло, – тихо представился юноша, – хочу к вам работать.
– С авиацией знакомы? – спросил Королев.
– Не очень. Лучше с артиллерией.
– А почему именно к нам?
– Рядом живу, – усмехнулся Палло.
– И это единственная причина? – Королев понял, что Палло уже оправился от смущения. И это ему понравилось.
– Не люблю ненужных вопросов, – сказал Пало. – Буду плохо работать, сам уйду.
– Согласен, – сдался Королев, – но учтите, сам прослежу за вами.
Понравился ему новичок, но показывать этого Королев не хотел.
Арвид Палло стал одним из самых близких помощников Сергея Павловича. Много лет спустя именно Палло возглавит группу поиска, которая встретит после возвращения из космоса первых собачек, корабли-спутники, а затем и «Востоки». Юрия Гагарина, Германа Титова, Андриана Николаева, Павла Поповича, Валентину Терешкову.
Это будет четверть века спустя…
Умел понимать людей Королев, их способности, черты характера, мечты. И его преданность им оплачивалась их верой в Сергея Павловича, или СП, как называли его сначала друзья: впоследствии сотрудники конструкторского бюро, а в конце концов все, кто был связан с началом космической эры.
Но пока они зовут друг друга по имени.
– Я не буду больше испытывать, напрасная работа. – Палло положил на стол перед Королевым график испытаний. – Надо менять конструкцию.
– Это же две недели задержки! – Королев оторвался от бумаг. – А у нас нет времени. Понимаете, нет времени, – повторил он. – Арвид, – начал он уговаривать Палло, – система должна выдержаться, неужели из-за какого-то пустякового соединения мы должны стоять…
– Вырывает трубопровод, – не сдавался Палло, – новая конструкция нужна.
– Продолжайте испытания, – распорядился Королев, – это приказ.
– Я не могу ему подчиниться. – Палло был упрям.
– Трусишь, значит? – Королев нахмурился. – В таком случае садись на мое место, а я на стенд… – Он быстро выскочил из кабинета.
Минут через двадцать резко зазвонил телефон.
– Это я, – Палло узнал голос механика, – несчастье, Арвид… Трубопровод вырвало… Королева в Боткинскую больницу увезли…
– Что с ним?
– По лбу трубка ударила. Крови много…
Палло выругался. Такого оборота событий он не ожидал.
– Меня не ждите, я в больницу! – крикнул он в трубку.
Сергей Павлович сидел на кровати. Голова была замотана бинтами. Синий халат на груди не застегивался. «Крупный все-таки мужик», – подумал Палло.
– Это ты? – Королев улыбнулся. – Здорово по голове садануло. Приехал убедиться?
– Не ожидал, что так получится. – Палло покраснел.
– А кто меня предупредил? – Королев расхохотался. – И поделом. Глупость любой лоб может расшибить, вот так-то, Арвид!.. Прав, надо конструкцию переделывать… Спасибо тебе… Садись, садись, помозгуем… Хоть и слегка треснул череп, но еще соображаю.
На всю жизнь запомнил Арвид Палло сидящего на кровати Сергея Павловича Королева, улыбающегося, в халате, который он так и не смог застегнуть…
Они делали первые шаги в принципиально новую область техники. Будущие главные конструкторы еще были слесарями и механиками, испытателями и токарями. Все делали своими руками, и каждая неудача – а их было немало – вынуждала искать и находить иной путь в том мире техники, который им предстояло создать.
Эпоха рождала главных конструкторов. И уже в те годы рядом с Сергеем Павловичем Королевым оказались люди, прошедшие с ним до запуска Юрия Гагарина.
Это были годы великих строек, годы Магнитки и Днепрогэса, первых заводов и подвигов авиаторов… Заурчали тракторные двигатели, запели первые моторы самолетов, загудели турбины… И в этих звуках рождающейся отечественной техники как призыв к будущему прозвучали взрывы в равелинах Петропавловской крепости.
Эти испытания будущих ракетных двигателей, поднявших в космос первый спутник и Юрия Гагарина, не мог не услышать инженер Сергей Королев. И судьба свела его с инженером Валентином Глушко.
Весной 34-го они работали вместе в РНИИ (ГДЛ и ГИРД объединились), и Валентин Глушко возглавил двигательный отдел. На его счету уже были конструкции двигателей, которые войдут в историю отечественной ракетной техники как «первые ЖРД».
На конференции по изучению стратосферы Королев на заключительном заседании сказал:
– Работа реактивного двигателя на твердом топливе представляет не что иное, как реактивный выстрел.
А затем Королев убедительно доказал, что будущее за жидкостными двигателями, которыми можно управлять. Безусловно, он имел в виду работы Глушко.
9 марта 1934 года в семье Гагариных родился сын. Алексей Иванович обнял жену.
– Спасибо, Аннушка, за сына, – сказал он. – Юркой назовем, как и договаривались.
– Ты уж извини меня, Алексей Иванович. Так получилось, неделю пришлось ждать. Я доктору говорю: отпусти домой, там дети малые. Он смеется, мол, отсюда только с сыном, если, конечно, не двойняшки, – оправдывалась Анна, – а утром и родила…
– Хорошо, что не в Женский день, – отозвался Алексей Иванович, – засмеяли бы парня… А девятого – это хорошо…
Был солнечный мартовский день. Алексей Иванович вез жену из Гжатска в Клушино.
До старта первого человека в космос оставалось 27 лет 1 месяц и 3 дня.
Весна 1938-го…
Этой весной он понял, чему надо посвятить свою жизнь. Да, есть способный авиаконструктор (его уже так называли) Королев. Неплохо летал на планере – свидетельство тому соревнования в Коктебеле.
Шел 1929 год. Три года назад он встретился с Ф.А. Цандером. Вместе они создали сначала Московскую группу изучения реактивного движения, а затем ГИРД.
Теперь у них уже институт, и с весны 1934 года Сергей Павлович Королев – руководитель отдела ракетных летательных аппаратов Реактивного научно-исследовательского института (РНИИ).
Но отдел есть, а ракет пока нет…
И возможно ли оправдать те надежды, что влекут тысячи людей к зданию университета, где должна состояться лекция о полете на Марс?
Ему предстояло ответить на это.
«Нет», – лучше так ответить, благо даже на авторитет великого Циолковского можно сослаться. Мол, это удел фантастов и таких писателей, как Алексей Толстой. Пусть творят своих Аэлит…
Сказать «нет» – значит обеспечить спокойную жизнь, ведь в кармане диплом инженера и свидетельство об окончании школы летчиков. Обе специальности популярны и необходимы в стране. Летай, конструируй – пришло ведь время авиации, и друзья убеждают: ей принадлежит будущее.
Он не возражает, но неизбежно добавляет одно слово: «ближайшее…» А вторую половину XX века инженер и летчик Сергей Королев видит иной – ракеты начинают превосходить авиацию и по скорости, и по высоте полета. Более того, именно они унесут человека за пределы Земли…
Стоп! Это уже фантастика… Но он не может сдержаться.
31 марта в Ленинграде началась Всесоюзная конференция по изучению стратосферы. Открывал ее будущий президент Академии наук СССР Сергей Иванович Вавилов.
Нет, не о том, как преодолеть этот барьер между Землей и космосом, шел разговор тогда. Стратостаты – вот что владело умами, ведь они первыми ринулись ввысь. На них поднимались отчаянные смельчаки, погибали, но на смену приходили другие…
Инженер Сергей Королев выступал на одном из заключительных заседаний.
– Мною будет освещен ряд отдельных вопросов в связи с полетом реактивных аппаратов в стратосфере, причем особо подчеркиваем, – начал он, – именно полетов, а не подъемов, то есть движения по какому-то маршруту для покрытия заданного расстояния…
А потом он говорит о полете человека, причем «…речь может идти об одном, двух или даже трех людях, которые, очевидно, могут составить экипаж одного из первых реактивных кораблей».
Это было время мечтателей. Инженер Королев и не скрывал, что принадлежит к ним. Но уже в те годы начали проявляться те качества характера, которые станут чуть ли не главными в нем, когда он станет Главным конструктором.
Однажды на Байконуре во время подготовки к старту ракеты он заметит инженера, читающего книгу. Сергей Павлович посмотрит на обложку, а затем вспылит:
– Немедленно в Москву! Первым же рейсом… И заявление по собственному желанию!
Он будет гневаться весь день. Даже пожалуется Келдышу:
– Распустились, поди, они уже романы читают на стартовой…
Он не представлял, что инженер, конструктор может быть не занят в рабочее время, что он способен думать не о деле.
Он прощал все человеку – не замечал его слабостей, не наказывал за ошибку, никогда не унижал, если знал, чувствовал, видел, что тот предан работе. Это было высшим критерием его оценки человека.
С каждым новым сотрудником обязательно разговаривал сам. И когда был уже Главным конструктором, и тогда, в РНИИ.
В его поведении много непонятного, противоречивого, казалось бы, даже нелепого. Окружающие считают его упрямым фантазером, даже безумцем. Хороший инженер – разве он не видит, что его рассуждения о полете на Марс (заразился-таки у Цандера!) беспочвенны, нереальны?!
О каком Марсе идет речь, если первые ракеты поднимаются на десятки метров и выглядят забавной игрушкой для взрослых?!
Он не любит, когда над ним смеются… Он не хочет быть похожим на Цандера, ушедшего в свои мечты и ничего не замечающего вокруг. Фридрих Артурович с утра и до глубокой ночи сидит в лаборатории, даже приходится отдавать приказ: не оставлять его одного, а выпроваживать домой – уже две профсоюзные комиссии делают ему, Королеву, замечание, что он не следит за рабочим днем своих сотрудников, «эксплуатирует их». Но как их выдворить из подвала, если каждый считает – лишний час сокращает время полета к Марсу на месяцы (ох этот Цандер, любого может увлечь!).
Впрочем, последний случай даже Королева вывел из терпения. Техника исключили из комсомола за неявку на собрания. А он эти вечера провел в подвале, но сказать там, в ячейке, об этом не мог – секретная у них была организация. Пришлось выручать парня…
Сергей Павлович, конечно, отчитал техника, даже пара крепких выражений вырвалась, но, честно говоря, он был доволен – именно такие люди нужны ему. Иначе ни ракет не будет, ни ракетопланов, ни Марса.
С начальником отдела кадров института уже давно установились добрые отношения. Стоило появиться новому специалисту в отделе кадров, немедленно посылали за Королевым.
На этот раз Королев застал в кабинете новенького. Сразу произвел на него впечатление своей коверкотовой курткой, опоясанной командирским ремнем, и синими галифе, которыми Королев гордился. Он заметил, что на паренька его начальственный вид подействовал.
– Арвид Палло, – тихо представился юноша, – хочу к вам работать.
– С авиацией знакомы? – спросил Королев.
– Не очень. Лучше с артиллерией.
– А почему именно к нам?
– Рядом живу, – усмехнулся Палло.
– И это единственная причина? – Королев понял, что Палло уже оправился от смущения. И это ему понравилось.
– Не люблю ненужных вопросов, – сказал Пало. – Буду плохо работать, сам уйду.
– Согласен, – сдался Королев, – но учтите, сам прослежу за вами.
Понравился ему новичок, но показывать этого Королев не хотел.
Арвид Палло стал одним из самых близких помощников Сергея Павловича. Много лет спустя именно Палло возглавит группу поиска, которая встретит после возвращения из космоса первых собачек, корабли-спутники, а затем и «Востоки». Юрия Гагарина, Германа Титова, Андриана Николаева, Павла Поповича, Валентину Терешкову.
Это будет четверть века спустя…
Умел понимать людей Королев, их способности, черты характера, мечты. И его преданность им оплачивалась их верой в Сергея Павловича, или СП, как называли его сначала друзья: впоследствии сотрудники конструкторского бюро, а в конце концов все, кто был связан с началом космической эры.
Но пока они зовут друг друга по имени.
– Я не буду больше испытывать, напрасная работа. – Палло положил на стол перед Королевым график испытаний. – Надо менять конструкцию.
– Это же две недели задержки! – Королев оторвался от бумаг. – А у нас нет времени. Понимаете, нет времени, – повторил он. – Арвид, – начал он уговаривать Палло, – система должна выдержаться, неужели из-за какого-то пустякового соединения мы должны стоять…
– Вырывает трубопровод, – не сдавался Палло, – новая конструкция нужна.
– Продолжайте испытания, – распорядился Королев, – это приказ.
– Я не могу ему подчиниться. – Палло был упрям.
– Трусишь, значит? – Королев нахмурился. – В таком случае садись на мое место, а я на стенд… – Он быстро выскочил из кабинета.
Минут через двадцать резко зазвонил телефон.
– Это я, – Палло узнал голос механика, – несчастье, Арвид… Трубопровод вырвало… Королева в Боткинскую больницу увезли…
– Что с ним?
– По лбу трубка ударила. Крови много…
Палло выругался. Такого оборота событий он не ожидал.
– Меня не ждите, я в больницу! – крикнул он в трубку.
Сергей Павлович сидел на кровати. Голова была замотана бинтами. Синий халат на груди не застегивался. «Крупный все-таки мужик», – подумал Палло.
– Это ты? – Королев улыбнулся. – Здорово по голове садануло. Приехал убедиться?
– Не ожидал, что так получится. – Палло покраснел.
– А кто меня предупредил? – Королев расхохотался. – И поделом. Глупость любой лоб может расшибить, вот так-то, Арвид!.. Прав, надо конструкцию переделывать… Спасибо тебе… Садись, садись, помозгуем… Хоть и слегка треснул череп, но еще соображаю.
На всю жизнь запомнил Арвид Палло сидящего на кровати Сергея Павловича Королева, улыбающегося, в халате, который он так и не смог застегнуть…
Они делали первые шаги в принципиально новую область техники. Будущие главные конструкторы еще были слесарями и механиками, испытателями и токарями. Все делали своими руками, и каждая неудача – а их было немало – вынуждала искать и находить иной путь в том мире техники, который им предстояло создать.
Эпоха рождала главных конструкторов. И уже в те годы рядом с Сергеем Павловичем Королевым оказались люди, прошедшие с ним до запуска Юрия Гагарина.
Это были годы великих строек, годы Магнитки и Днепрогэса, первых заводов и подвигов авиаторов… Заурчали тракторные двигатели, запели первые моторы самолетов, загудели турбины… И в этих звуках рождающейся отечественной техники как призыв к будущему прозвучали взрывы в равелинах Петропавловской крепости.
Эти испытания будущих ракетных двигателей, поднявших в космос первый спутник и Юрия Гагарина, не мог не услышать инженер Сергей Королев. И судьба свела его с инженером Валентином Глушко.
Весной 34-го они работали вместе в РНИИ (ГДЛ и ГИРД объединились), и Валентин Глушко возглавил двигательный отдел. На его счету уже были конструкции двигателей, которые войдут в историю отечественной ракетной техники как «первые ЖРД».
На конференции по изучению стратосферы Королев на заключительном заседании сказал:
– Работа реактивного двигателя на твердом топливе представляет не что иное, как реактивный выстрел.
А затем Королев убедительно доказал, что будущее за жидкостными двигателями, которыми можно управлять. Безусловно, он имел в виду работы Глушко.
9 марта 1934 года в семье Гагариных родился сын. Алексей Иванович обнял жену.
– Спасибо, Аннушка, за сына, – сказал он. – Юркой назовем, как и договаривались.
– Ты уж извини меня, Алексей Иванович. Так получилось, неделю пришлось ждать. Я доктору говорю: отпусти домой, там дети малые. Он смеется, мол, отсюда только с сыном, если, конечно, не двойняшки, – оправдывалась Анна, – а утром и родила…
– Хорошо, что не в Женский день, – отозвался Алексей Иванович, – засмеяли бы парня… А девятого – это хорошо…
Был солнечный мартовский день. Алексей Иванович вез жену из Гжатска в Клушино.
До старта первого человека в космос оставалось 27 лет 1 месяц и 3 дня.
Весна 1938-го…
Юрий Гагарин вспоминал:
«Родители работали в колхозе. Отец плотничал, а мать была дояркой. За хорошую работу ее назначили заведующей молочно-товарной фермой. С утра и до поздней ночи она работала там. Дел у нее было невпроворот: то коровы телятся, то с молодняком беспокойство, то о кормах волнения… Красивым было наше село. Летом в зелени, зимой в глубоких сугробах. И колхоз был хороший. Люди жили в достатке. Наш дом стоял вторым на околице, у дороги на Гжатск. В небольшом саду росли яблоневые и вишневые деревья, крыжовник, смородина. За домом расстилался цветистый луг, где босоногая ребятня играла в лапту и горелки. Как сейчас, помню себя трехлетним мальчонкой. Сестра Зоя взяла меня на первомайский праздник в школу. Там со стула я читал стихи:
При первом нашем знакомстве он попросил называть его на страницах газеты «профессором Петровичем». Именно так он и подписался на титульном листе книги Юрия Гагарина «Дорога в космос»: «Надеюсь, что по этой дороге удастся когда-нибудь пройти и мне. Г.В. Петрович.11.5.62».
Валентин Петрович немного лукавил: на самом деле по дороге в космос он шел всю жизнь. Более того, он был одним из самых первых, кто не только понял, что в Xx веке человечеству суждено выйти в космос, но и сделал для этого, пожалуй, самое главное: он создал те самые ракетные двигатели, которые смогли победить земное тяготение. Это были водопады огня, по которым Человек поднялся ввысь…
За школьной партой каждый из нас что-то писал. Один – записки однокласснице, в которую влюблен. Другой – дневник, описывая прожитый вчера день. Третья – размышления о собственной судьбе… В общем, каждому, кому шестнадцать лет, есть что доверить бумаге. Правда, перечитывая эти строки через много лет (бывает, они сохраняются!), невольно улыбаешься собственной наивности.
На уроках немецкого языка последние три школьных года я писал приключенческий роман. Он занял три общие тетради. Они пропали. К счастью или несчастью, не знаю.
Валя Глушко писал в школьные годы книгу «Проблемы эксплуатации планет». В ней было две части: «О будущем Земли» и «О будущем человечества». Спустя 45 лет академик Глушко перечитал рукопись. В ней было 203 страницы…
«В начале двадцатых годов мало кто принимал всерьез разговоры о полетах человека в космос, – вспоминал В.П. Глушко. – Я задался целью убедить широкие читательские круги этим научно-популярным трудом не только в полезности, но и в неизбежной необходимости осуществления межпланетных полетов. Рукопись этой книги в первой редакции была закончена мною в 1924 г., но издать ее оказалось делом трудным. Ее читали председатель РОЛМ почетный академик Н.А. Морозов, обещавший написать к ней предисловие, и Я.И. Перельман, у которых я бывал».
Оба старались ободрить молодого автора. Однако в Госиздате, куда была передана рукопись, сначала потребовали изменить название, а потом вообще отправили ее в архив. Кто в те годы мечтал о межпланетных путешествиях и полетах в космос?! Разве только чудаки да романтики, которые чудом сохранились в военные годы и времена разрухи и голода. К первым относился калужанин Константин Циолковский, а ко вторым – одессит Валентин Глушко.
Позже академик признается:
С тех пор прошло еще четверть века. И постепенно космонавтика у нас ушла на дальний план, стала почти ненужной. Даже нельзя сказать, что «обыденной», скорее «лишней», потому что у нас иные нынче заботы и мечтания, приземленные и сиюминутные. Мы разучились поднимать голову и смотреть на звезды, а потому размышления парнишки, записанные в далеком 1924 году, вдруг становятся актуальными:
«Идея межпланетных странствований и стремление к завоеванию Вселенной далеко не новы; они давно волновали человеческие умы, но только сейчас, и то чрезвычайно туманно и схематично, можно предсказать те колоссальные выгоды и ту неизмеримую пользу, которую они могут нам принести.
Отразившись при своем осуществлении в зеркале научного и промышленного мира, эта идея взбросит на небывалую высоту кривую развития человеческой культуры. Открывающиеся при этом горизонты настолько широки, что ослепляют ум».
Космических конструкторов, В.П. Глушко в частности, часто называли «фанатиками», мол, они думали всегда только о своем. Мне кажется, истоки этого «фанатизма», которого так не хватает многим из нас, надо искать в этих словах юного Глушко:
Не будем спешить с выводами. Пока необходимости в строительстве на других планетах «эксплуатационных частей промышленности» нет. Однако земные ресурсы истощаются, и особенно быстрыми темпами энергетические. И ученые уже задумываются о том, чтобы на орбитах вокруг Земли строить мощные энергетические комплексы, способные принимать энергию от Солнца и передавать ее на Землю. Это реальные проекты. И кто знает, что еще нам суждено стать свидетелями появления таких внеземных производств.
«Я это предвидел еще в юности», – вдруг сказал Глушко. Очевидно, он имел в виду свою работу о будущем Земли:
Уже будучи Главным конструктором и академиком, Валентин Петрович Глушко считал, что главным в освоении космоса становится исследование Земли. Он настаивал на создании спутников для исследования природных ресурсов, для метеонаблюдений, для изучения ледяного покрова. Однажды в интервью он сказал мне: «Мы летаем в космос ради Земли!» – а потому особое внимание он уделял именно прикладным исследованиям.
На вопрос «почему?» частичный ответ можно найти в его юношеской книге:
Кстати, ответ может прийти с Марса. Некоторые ученые уверены, что именно «опустынивание» и привело в нынешнее состояние Красную планету, где раньше буйствовала жизнь. И если льды в районе полюсов Марса будут найдены – а новые автоматические разведчики Марса займутся именно этим, – то гипотеза о причинах «сухости» планеты получит еще одно подтверждение.
«Родители работали в колхозе. Отец плотничал, а мать была дояркой. За хорошую работу ее назначили заведующей молочно-товарной фермой. С утра и до поздней ночи она работала там. Дел у нее было невпроворот: то коровы телятся, то с молодняком беспокойство, то о кормах волнения… Красивым было наше село. Летом в зелени, зимой в глубоких сугробах. И колхоз был хороший. Люди жили в достатке. Наш дом стоял вторым на околице, у дороги на Гжатск. В небольшом саду росли яблоневые и вишневые деревья, крыжовник, смородина. За домом расстилался цветистый луг, где босоногая ребятня играла в лапту и горелки. Как сейчас, помню себя трехлетним мальчонкой. Сестра Зоя взяла меня на первомайский праздник в школу. Там со стула я читал стихи:
Школьники аплодировали. И я был очень горд: как-никак, первые аплодисменты в жизни».
Села кошка на окошко,
Замурлыкала во сне…
При первом нашем знакомстве он попросил называть его на страницах газеты «профессором Петровичем». Именно так он и подписался на титульном листе книги Юрия Гагарина «Дорога в космос»: «Надеюсь, что по этой дороге удастся когда-нибудь пройти и мне. Г.В. Петрович.11.5.62».
Валентин Петрович немного лукавил: на самом деле по дороге в космос он шел всю жизнь. Более того, он был одним из самых первых, кто не только понял, что в Xx веке человечеству суждено выйти в космос, но и сделал для этого, пожалуй, самое главное: он создал те самые ракетные двигатели, которые смогли победить земное тяготение. Это были водопады огня, по которым Человек поднялся ввысь…
За школьной партой каждый из нас что-то писал. Один – записки однокласснице, в которую влюблен. Другой – дневник, описывая прожитый вчера день. Третья – размышления о собственной судьбе… В общем, каждому, кому шестнадцать лет, есть что доверить бумаге. Правда, перечитывая эти строки через много лет (бывает, они сохраняются!), невольно улыбаешься собственной наивности.
На уроках немецкого языка последние три школьных года я писал приключенческий роман. Он занял три общие тетради. Они пропали. К счастью или несчастью, не знаю.
Валя Глушко писал в школьные годы книгу «Проблемы эксплуатации планет». В ней было две части: «О будущем Земли» и «О будущем человечества». Спустя 45 лет академик Глушко перечитал рукопись. В ней было 203 страницы…
«В начале двадцатых годов мало кто принимал всерьез разговоры о полетах человека в космос, – вспоминал В.П. Глушко. – Я задался целью убедить широкие читательские круги этим научно-популярным трудом не только в полезности, но и в неизбежной необходимости осуществления межпланетных полетов. Рукопись этой книги в первой редакции была закончена мною в 1924 г., но издать ее оказалось делом трудным. Ее читали председатель РОЛМ почетный академик Н.А. Морозов, обещавший написать к ней предисловие, и Я.И. Перельман, у которых я бывал».
Оба старались ободрить молодого автора. Однако в Госиздате, куда была передана рукопись, сначала потребовали изменить название, а потом вообще отправили ее в архив. Кто в те годы мечтал о межпланетных путешествиях и полетах в космос?! Разве только чудаки да романтики, которые чудом сохранились в военные годы и времена разрухи и голода. К первым относился калужанин Константин Циолковский, а ко вторым – одессит Валентин Глушко.
Позже академик признается:
«Совершенно случайно эта рукопись сохранилась до настоящего времени, и я прочел ее через 45 лет после написания. Чувство, которое я при этом испытал, – это чувство глубокой благодарности к Госиздату за то, что он ее не издал. Много наивного, спорного, ненужного, эмоционального».Это было в 70-х годах. Академик Валентин Петрович Глушко стоял во главе развития космонавтики не только в СССР, но и в мире. Он был на самом острие космонавтики, и от каждого его слова зависело очень многое, а потому иначе он и не мог оценивать свои размышления юности. Под руководством академика разрабатывались программы полетов орбитальных пилотируемых станций, лунных поселений, новых кораблей многоразового использования, а также проекты освоения Марса и Венеры, старты к астероидам. Это было время Великой Мечты о космосе, и Главному конструктору положено было по должности думать о реальном. И естественно, что его юношеские мечтания показались умудренному жизненным опытом конструктору и ученому наивными.
С тех пор прошло еще четверть века. И постепенно космонавтика у нас ушла на дальний план, стала почти ненужной. Даже нельзя сказать, что «обыденной», скорее «лишней», потому что у нас иные нынче заботы и мечтания, приземленные и сиюминутные. Мы разучились поднимать голову и смотреть на звезды, а потому размышления парнишки, записанные в далеком 1924 году, вдруг становятся актуальными:
«Идея межпланетных странствований и стремление к завоеванию Вселенной далеко не новы; они давно волновали человеческие умы, но только сейчас, и то чрезвычайно туманно и схематично, можно предсказать те колоссальные выгоды и ту неизмеримую пользу, которую они могут нам принести.
Отразившись при своем осуществлении в зеркале научного и промышленного мира, эта идея взбросит на небывалую высоту кривую развития человеческой культуры. Открывающиеся при этом горизонты настолько широки, что ослепляют ум».
Космических конструкторов, В.П. Глушко в частности, часто называли «фанатиками», мол, они думали всегда только о своем. Мне кажется, истоки этого «фанатизма», которого так не хватает многим из нас, надо искать в этих словах юного Глушко:
«…естественным следствием прогресса человеческой культуры является истощение жизненных соков Земли, чем человечество в конечном итоге ставит себя под угрозу краха, как своей цивилизации, так и своего существования.Ни на Луне, ни на Марсе, а тем более на Венере ничего не было найдено, чтобы можно было сказать: «Это нужно на Земле!» Сотни килограммов лунных камней привезено экипажами «Аполлонов», но исследования в земных лабораториях «практических результатов не дали» (так значится в одной из брошюр, которые выдаются в Смитсоновском музее, где выставлены образцы лунных камней). Значит, прогнозы юноши из Одессы и великого мечтателя из Калуги не оправдались?
Естественным же выходом из назревающего кризиса является пополнение иссякающих запасов энергии и материи извне, из глубин мирового пространства, с иных тел. Вполне естественным является теперь поставить соседние нам планеты в такое же положение, в каком находились ранее неведомые нам континенты. Колонизировать новые планеты, организовать на них эксплуатационные части для снабжения скудеющей Земли является вполне естественным и понятным шагом все расширяющейся промышленности и мощи человеческого интеллекта».
Не будем спешить с выводами. Пока необходимости в строительстве на других планетах «эксплуатационных частей промышленности» нет. Однако земные ресурсы истощаются, и особенно быстрыми темпами энергетические. И ученые уже задумываются о том, чтобы на орбитах вокруг Земли строить мощные энергетические комплексы, способные принимать энергию от Солнца и передавать ее на Землю. Это реальные проекты. И кто знает, что еще нам суждено стать свидетелями появления таких внеземных производств.
«Не так давно, в июне 1918 г., в созвездии Орла вспыхнула новая звезда… Исследование фотографий данного участка неба, полученных до образования новой звезды, обнаружило, что на том месте, где находится новая, раньше находилась очень слабая звездочка, недоступная невооруженному глазу. Сравнение их яркостей показало, что яркость звезды возросла в 10 000 раз.Однажды Главный космический конструктор попросил другого Главного конструктора, но уже «ядерного», рассказать ему, что случится, если все ядерные «изделия», установленные на ракетах, сработают. Это были Глушко и Литвинов. Тогда ядерщики не делились с ракетчиками своими секретами, а потому Глушко и его коллеги мало знали о мощности «изделий» – им давались лишь те данные, которые нужны были для создания ракет и стыковки их с ядерными блоками. Борис Васильевич Литвинов в общих словах нарисовал Глушко то, что произойдет на территории предполагаемого противника. А потом и у нас, когда американские ракеты обрушатся на наши города и на леса (считалось, что атаковать лесные массивы и тайгу эффективнее, так как пожары, возникшие после ядерных взрывов, невозможно будет погасить).
Вообразим, что наша планета вращалась вокруг этой звезды до ее возгорания, как это она делает теперь вокруг Солнца. Теперь предположим, что эта звезда вспыхнула в 10 000 раз более ярким светом. Как это отразилось бы на нашей планете? Вычислено, что вследствие такого колоссального повышения лучеиспускания звезды наша планета в течение одного дня будет получать столько тепла, сколько раньше она получала в течение 30 лет, благодаря чему все находящееся на поверхности планеты раскалится, а все способное окисляться вспыхнет всеуничтожающим пожаром, который поглотит в себе все живущее; атмосфера необычно раскалится, увеличится в объеме и переполнится парами кипящих океанов. В общем, этот убийственный жар превратит всю поверхность Земли в образцовую преисподнюю».
«Я это предвидел еще в юности», – вдруг сказал Глушко. Очевидно, он имел в виду свою работу о будущем Земли:
«…Несомненно, что вероятность столкновения Солнца или Земли с каким-нибудь другим, достаточно крупным телом или туманностью чрезвычайно мала, но, поскольку размеры вселенной и количество небесных тел, носящихся в мировом пространстве колоссальны, возможность такой катастрофы не исключается».Эти строки из работы молодого Глушко я вспомнил, когда был в Снежинске на конференции, посвященной защите Земли от астероидов. Крупнейшие физики и ракетчики планеты с чертежами и расчетами доказывали, что есть возможность создать систему защиты нашей планеты от космических тел, столкновение с которыми может привести к катастрофе, как это случилось, к примеру, 70 миллионов лет назад. Тогда при столкновении с астероидом над планетой образовался слой пыли, наступил ледниковый период и все динозавры вымерли. В 1924 году Валя Глушко не знал, что полвека спустя это будет доказано наукой, но тем не менее нечто подобное предвидел:
«Если наше Солнце будет двигаться среди частиц подобной туманности, то его лучи, достигающие планеты, вследствие поглощения будут значительно ослаблены и даже, возможно, в течение долгого промежутка времени, при прохождении сквозь наиболее плотные слои туманности, почти совершенно будут задерживаться и рассеиваться ее частицами. В результате на Земле могла бы наступить жесточайшая ледниковая эпоха».Одесса была глухой русской провинцией, но тем не менее там жил юноша, который старался понять происхождение Вселенной, определить, как будет развиваться Земля. И это были не схоластические размышления, не констатация фактов, а попытка определить главное, с чем нужно бороться и как искать выход из создавшегося положения. И он, по мнению Вали Глушко, был один – завоевание космоса.
Уже будучи Главным конструктором и академиком, Валентин Петрович Глушко считал, что главным в освоении космоса становится исследование Земли. Он настаивал на создании спутников для исследования природных ресурсов, для метеонаблюдений, для изучения ледяного покрова. Однажды в интервью он сказал мне: «Мы летаем в космос ради Земли!» – а потому особое внимание он уделял именно прикладным исследованиям.
На вопрос «почему?» частичный ответ можно найти в его юношеской книге:
«…всякое изменение климата, в какую бы оно сторону ни было направлено, не обещает ничего хорошего. И возможно, что вследствие пагубного влияния измененных климатических условий на Земле наша цивилизация либо замрет на долгое время в своем развитии, либо совсем будет затерта льдами. И если наши потомки не захотят быть погребенными под обломками льда и массой снега, подобно творениям их и их предков, им придется эмигрировать…»И далее:
«Достаточно каким-либо областям земного шара подвергнуться высыханию и лишиться воды, чтобы всякая жизнь покинула их, частью вымирая, частью переселяясь в другие области. Всем известны громадные пустыни Азии, Австралии, Африки и других континентов, проклятые туземцами, из которых изгнаны всякие следы жизни.На вопрос юноши удалось ответить лишь в конце XX столетия, причем во многом благодаря космическим аппаратам, которые были созданы под руководством самого Глушко. Да, опустынивание планеты происходит! Причем с каждым десятилетием эти процессы идут все интенсивнее, и пока наука не может сказать, что надо делать в первую очередь, чтобы остановить ту самую катастрофу, которую предчувствовал одесский мальчик.
Поэтому ясна вся колоссальная важность вопроса: изменяется ли в сторону уменьшения количество имеющейся сейчас на Земле воды? Не высыхает ли планета, окутываясь все большим и большим числом пустынь?»
Кстати, ответ может прийти с Марса. Некоторые ученые уверены, что именно «опустынивание» и привело в нынешнее состояние Красную планету, где раньше буйствовала жизнь. И если льды в районе полюсов Марса будут найдены – а новые автоматические разведчики Марса займутся именно этим, – то гипотеза о причинах «сухости» планеты получит еще одно подтверждение.
«Сейсмические катастрофы являются одними из самых опасных и разрушительных проявлений сил природы. Никакие другие грозные силы Земли не могут причинить те несчастья и убытки, которые вызываются мощными землетрясениями, колеблющими не только страны или области, но и целые материки и океаны. Причина этого кроется не только во внезапности землетрясений, но и в том, что они по своей невероятной силе часто захватывают области громадных размеров, разрушая десятки и сотни городов и поселений при многотысячных человеческих жертвах…
Несомненно, настанет время, через много миллионов лет, когда мощь земной коры сможет противостоять внутренним силам Земли, что, вероятно, имеет сейчас место на Марсе и Луне, как на более старых и ранее охладившихся телах. Но до того момента не один десяток раз наши материки успеют стать дном бурных океанов, уничтожая многовековые культуры, а некогда исчезнувшие Атлантида, Гондвана и другие поглощенные водной пучиной континенты снова увидят свет.