Страница:
– Согласен, – сказал Юра.
Ему нравилось преподавать, но мысль об Америке глубоко запала в его душу и сразу после женитьбы он поступил на курсы программирования. Лизе он сказал, что ему надоело бороться с двоечниками и второгодниками, что в школе кроме геморроя ничего не заработаешь, а поскольку будущее за компьютерами, он собирается идти в ногу со временем.
Лиза всё поняла. Она ничего не имела против переезда в Америку. Волновало её только то, что его отношение к двоюродной сестре далеко выходило за рамки братской любви. Хотя прямо она ничего и не говорила, ревность иногда выплёскивалась в скандалах по самым ничтожным поводам. Юра понимал, чем вызваны эти разносы и старался на них не реагировать. Но однажды он не вытерпел.
Было это на тёщином юбилее. Он долго сочинял поздравительное стихотворение, а когда оно было готово, переписал его красивым каллиграфическим почерком и поместил в рамку, а потом с чувством прочёл перед родственниками. Все захлопали, а Лиза сказала:
– Подлизываешься к моей матери?
В голосе её не было даже намёка на шутку и Юра оторопел. Произведение его, конечно, не было шедевром, но и создавал он его не для благодарных потомков, а для исполнения в узком кругу, чтобы порадовать жену и доставить удовольствие тёще.
Вот и доставил. Недаром говорят, что никакое хорошее дело не остаётся безнаказанным. При других обстоятельствах он не обратил бы внимания на реплику Лизы, а так, в присутствии родственников и знакомых… В конце концов, всему есть предел. Не может он терпеть до бесконечности. Если она сама не понимает, когда надо остановиться, он должен ей показать. Клин клином вышибают. Он чувствовал, что начинает заводиться и чтобы отвлечься пошёл на кухню и предложил свою помощь женщинам, но после того как разбил пару тарелок и опрокинул кастрюлю с супом, они выгнали его из своей вотчины. Тогда он вышёл на балкон. Там собирались курильщики. Они говорили, что думают о чемпионе мира по шахматам, о популярных футбольных командах, о модных литераторах и о своём правительстве. Мнение их совпадало только в отношении правительства. Докурив, они возвращались в квартиру, а он так и оставался на улице, пока тёща не позвала его к чаю. Она посадила его рядом с собой и положила на его тарелку большой кусок пирога.
– Ешь, Юра, знай мою доброту.
Юра откусил кусок и, состроив кислую физиономию, сказал:
– Кто только это сделал?
Лиза побледнела. Пирог пекла она.
После этого он несколько раз пытался завязать с ней разговор, но она отвечала ему гробовым молчанием. Не проронив ни слова, она легла спать и повернулась к нему спиной. Её ровное дыхание всегда умиротворяюще действовало на него и бессонница, самая неприятная болезнь его юности, после женитьбы почти полностью прошла. Ночью он уже не переживал неприятности предыдущего дня и не думал о возможных трудностях дня предстоящего, у него были гораздо более приятные заботы, но после тёщиного юбилея рассчитывать на естественное снотворное он уже не мог, а винные пары как назло подогревали его воображение и оно услужливо рисовало ему соблазнительные картинки из журнала «Play Boy». Юра пытался их отогнать, но быстро понял, что сделать это не удастся. Он стал легонько гладить Лизу по плечу и от прикосновения возбудился ещё сильнее. Он был уверен, что она не спит и попытался её обнять, но она резко отбросила его руку и сказала:
– Не приставай.
– Ты моя жена, я имею право, – игриво возразил он.
– Нет, не имеешь. Это право надо заслужить даже у жены.
Юра придвинулся поближе. Лиза встала, взяла свою подушку и пошла в комнату матери. Такого афронта он никак не ожидал. Все эротические мысли у него как рукой сняло. Он лёг на спину, уставился в потолок и пытался обдумать ситуацию. Конечно, Лиза сама виновата, он только ответил на её грубость, но результат для него всё равно оказался плачевным. Доказывать женщинам свою правоту бесполезно. У них своя логика. Единственный разумный вывод – это не ссориться на ночь. А теперь, после того как они подали документы на выезд в Америку, лучше не ссориться вообще. Им надо беречь нервы для другого.
4.
5.
6.
7.
Ему нравилось преподавать, но мысль об Америке глубоко запала в его душу и сразу после женитьбы он поступил на курсы программирования. Лизе он сказал, что ему надоело бороться с двоечниками и второгодниками, что в школе кроме геморроя ничего не заработаешь, а поскольку будущее за компьютерами, он собирается идти в ногу со временем.
Лиза всё поняла. Она ничего не имела против переезда в Америку. Волновало её только то, что его отношение к двоюродной сестре далеко выходило за рамки братской любви. Хотя прямо она ничего и не говорила, ревность иногда выплёскивалась в скандалах по самым ничтожным поводам. Юра понимал, чем вызваны эти разносы и старался на них не реагировать. Но однажды он не вытерпел.
Было это на тёщином юбилее. Он долго сочинял поздравительное стихотворение, а когда оно было готово, переписал его красивым каллиграфическим почерком и поместил в рамку, а потом с чувством прочёл перед родственниками. Все захлопали, а Лиза сказала:
– Подлизываешься к моей матери?
В голосе её не было даже намёка на шутку и Юра оторопел. Произведение его, конечно, не было шедевром, но и создавал он его не для благодарных потомков, а для исполнения в узком кругу, чтобы порадовать жену и доставить удовольствие тёще.
Вот и доставил. Недаром говорят, что никакое хорошее дело не остаётся безнаказанным. При других обстоятельствах он не обратил бы внимания на реплику Лизы, а так, в присутствии родственников и знакомых… В конце концов, всему есть предел. Не может он терпеть до бесконечности. Если она сама не понимает, когда надо остановиться, он должен ей показать. Клин клином вышибают. Он чувствовал, что начинает заводиться и чтобы отвлечься пошёл на кухню и предложил свою помощь женщинам, но после того как разбил пару тарелок и опрокинул кастрюлю с супом, они выгнали его из своей вотчины. Тогда он вышёл на балкон. Там собирались курильщики. Они говорили, что думают о чемпионе мира по шахматам, о популярных футбольных командах, о модных литераторах и о своём правительстве. Мнение их совпадало только в отношении правительства. Докурив, они возвращались в квартиру, а он так и оставался на улице, пока тёща не позвала его к чаю. Она посадила его рядом с собой и положила на его тарелку большой кусок пирога.
– Ешь, Юра, знай мою доброту.
Юра откусил кусок и, состроив кислую физиономию, сказал:
– Кто только это сделал?
Лиза побледнела. Пирог пекла она.
После этого он несколько раз пытался завязать с ней разговор, но она отвечала ему гробовым молчанием. Не проронив ни слова, она легла спать и повернулась к нему спиной. Её ровное дыхание всегда умиротворяюще действовало на него и бессонница, самая неприятная болезнь его юности, после женитьбы почти полностью прошла. Ночью он уже не переживал неприятности предыдущего дня и не думал о возможных трудностях дня предстоящего, у него были гораздо более приятные заботы, но после тёщиного юбилея рассчитывать на естественное снотворное он уже не мог, а винные пары как назло подогревали его воображение и оно услужливо рисовало ему соблазнительные картинки из журнала «Play Boy». Юра пытался их отогнать, но быстро понял, что сделать это не удастся. Он стал легонько гладить Лизу по плечу и от прикосновения возбудился ещё сильнее. Он был уверен, что она не спит и попытался её обнять, но она резко отбросила его руку и сказала:
– Не приставай.
– Ты моя жена, я имею право, – игриво возразил он.
– Нет, не имеешь. Это право надо заслужить даже у жены.
Юра придвинулся поближе. Лиза встала, взяла свою подушку и пошла в комнату матери. Такого афронта он никак не ожидал. Все эротические мысли у него как рукой сняло. Он лёг на спину, уставился в потолок и пытался обдумать ситуацию. Конечно, Лиза сама виновата, он только ответил на её грубость, но результат для него всё равно оказался плачевным. Доказывать женщинам свою правоту бесполезно. У них своя логика. Единственный разумный вывод – это не ссориться на ночь. А теперь, после того как они подали документы на выезд в Америку, лучше не ссориться вообще. Им надо беречь нервы для другого.
4.
В Америке Юра без труда нашёл работу и чтобы побыстрее освоиться на новом месте, оставался на работе дольше всех. Волонтёров, которые им помогали учить английский, он почти не видел, общалась с ними в основном Лиза, но те несколько слов, которые она знала, никак не хотели укладываться в нормальные предложения. В Москве Лиза не учила язык, надеясь, что в среде-носителе она сделает это гораздо быстрее, однако англоязычная среда была так утомлена первыми встречами с ней, что быстро потеряла интерес к последующим. Юра тоже не очень стремился поддерживать дружбу с волонтёрами. Слишком уж разными были интересы у голоштанных эмигрантов и американцев, крепко стоящих на ногах. Эйфория от того, что они в Америке, быстро прошла и начались будни повседневной жизни. Газеты Лиза читала с трудом, радио не понимала, а в кино следила только за действиями героев. На работу по специальности её не брали и она устроилась в швейную мастерскую во вторую смену. У Юры дела обстояли не намного лучше. Он, правда, работал программистом, но в компании то и дело проходили сокращения, а его держали только потому, что платили намного меньше, чем остальным. Он часто думал о России, где всё было знакомо с рождения. Мрачно, бесперспективно, но знакомо. А тут ко всему приходилось привыкать. Вступление в новую жизнь оказалось мучительным. Юре иногда очень хотелось обратно, но жене он этого не говорил. Откровенность он позволял себе только с двоюродной сестрой. Наташа сама прошла все стадии эмиграции, знала, что происходит с братом и помогала, чем могла. Племянницу она опекала с особенной лаской. Они были тёзками и обе понимали, что это не случайно. Чтобы отличать одну Наташу от другой, младшую все называли Натка. Юра волновался за свою дочь. Он хорошо помнил, как тяжело сходился с людьми. И это при полном отсутствии языкового барьера!
Перед самым началом учебного года он нашёл словарь ругательств. На первой странице его детища было написано «Словесный Щит», а внизу, в скобочках «Справочник лингвиста». Он любовно погладил тонкую тетрадку, которая много лет назад пользовалась заслуженной популярностью у однокурсников, а после окончания института была надолго забыта. Теперь эстафету должна была принять Натка. Юра совсем не хотел, чтобы его дочь попадала в затруднительные положения только из-за незнания фольклора. Употреблять его было не обязательно, но знать необходимо. Натка разделяла мнение отца и внимательно прочла его труд. К началу учебного года она была в полной боевой готовности, а за несколько дней школьных занятий существенно дополнила справочник. Прочтя её изыскания, выписанные на отдельном листочке, Юра был поражён тому, как далеко продвинулась наука о языке за последние 15 лет. Он сказал, что обязательно включит их в словарь сленга.
– Пожалуйста, – ответила дочь, – мне он уже не нужен.
– Давай проверим, – сказал Юра улыбаясь. Он раскрыл тетрадь и стал искать наиболее сложные обороты. Как бывший педагог, он хотел провести экзамен по всем правилам и объективно оценить знания дочери. В этот момент зазвонил телефон. Натка взяла трубку. Юра посмотрел на неё, глазами спрашивая надо ли ему уйти. Она отрицательно покачала головой, внимательно слушая собеседника. Когда тот сделал паузу, она сказала: Shut up, asshole[12], и положила трубку.
– Будем считать, что экзамен ты сдала успешно, – сказал Юра.
– Это звонил мой одноклассник, он спросил как моя фамилия.
– Ну и что?
– Щит по-английски звучит очень некрасиво. Она сделала долгую паузу и посмотрела на отца. Он наморщился, вспоминая известные ругательства…
Shit[13]. Он никогда не ассоциировал этого слова со своей фамилией.
Shit. Ему стало ясно, почему на работе сотрудники странно улыбались, когда секретарша представила его на общем собрании. И это взрослые люди! Что уж говорить о детях. Юра понял, как соученики донимали его дочь. Новенькая, из другой страны, не очень хорошо знающая язык да ещё с такой фамилией.
Shit, – воскликнул он в сердцах, – Натка, давай возьмём мамину девичью фамилию, Смирнов звучит гораздо лучше.
– Я уже думала об этом. Но сейчас нам придётся платить за это приличные деньги. Нужно подождать пока мы получим американское гражданство. Тогда мы станем Смирновыми бесплатно.
– Но этого придётся ждать 5 лет.
– Теперь уже неважно. Мою фамилию и так все хорошо запомнили.
– Да, – подумал Юра, – уж что-что, а такие вещи дети запоминают сразу. И чтобы сменить тему, он спросил Натку, как ей нравится новая школа. Она стала рассказывать о своих впечатлениях.
Поздно вечером пришла Лиза. Как только она появилась, Юра понял, что у неё неприятности. Натка тоже почувствовала это и встала, чтобы пойти к себе. Лиза, ожидая пока дочь выйдет из комнаты, подошла к столу, взяла листок с ругательствами и стала его читать. Узнав почерк дочери, она устроила такой скандал, что всем троим стало не по себе. Натка смяла листок и, уходя из комнаты, выбросила его в мусорное ведро. Как только они остались одни, Лиза сказала, что её уволили с работы. Юра подошёл к жене, обнял её и стал гладить по спине. Ему и самому становилось легче, когда он чувствовал её рядом.
– Лизонька, ты радоваться должна. Ведь ты же не планировала стать профессиональной швеёй.
– Конечно, нет, но они выбросили меня как ненужную вещь. Как будто я, я… – Она не могла найти нужных слов и от этого зарыдала ещё громче.
– Не плачь, Лиза. Слушай, что тебе говорят старшие. Мы попали в другую страну, здесь увольнение с работы обычное явление. Даже президента Соединённых Штатов и то увольняют через четыре года.
– У нас ко всем относились по-человечески, – продолжала Лиза, не слушая его, – у нас никого не выгоняли.
Юра молча гладил жену. Он не хотел напоминать ей, что случилось после того как она подала заявление на выезд.
– Ты всё равно хотела бросить эту работу, считай, что они выполнили твоё желание. Ты радоваться должна, а не плакать. Ведь если бы ты ушла сама, тебе ничего бы не платили, а так ты полгода будешь получать пособие. Я бы тоже с удовольствием не работал, но меня никто не увольняет.
– Не каркай, – сказала Лиза сквозь слёзы.
– Не буду, – согласился он, – только ты мне положи что-нибудь в клювик, а то я с утра ничего не ел.
– Мог бы и сам взять.
– Мог бы, если бы было что.
– Как так, я только вчера еду приготовила.
– Вчера приготовила, вчера и было.
– Прожорливые вы.
– Что же ты хочешь, Лиза. Война войной, а обед по расписанию.
– Знаю, – проворчала она, переключаясь на домашние заботы. Вместе они пошли на кухню, а когда Лиза отвернулась, он стал рыться в мусорном ведре.
– Что ты делаешь? – спросила она и, увидев как Юра расправляет смятый Наткой листок, сказала:
– А может вы и правы. Может мне тоже стоило выучить эти слова. Тогда я могла бы сказать своим хозяевам всё, что о них думаю.
– То же что ты сказала Коле Пучкову перед тем как он порвал твою тетрадь?
Перед самым началом учебного года он нашёл словарь ругательств. На первой странице его детища было написано «Словесный Щит», а внизу, в скобочках «Справочник лингвиста». Он любовно погладил тонкую тетрадку, которая много лет назад пользовалась заслуженной популярностью у однокурсников, а после окончания института была надолго забыта. Теперь эстафету должна была принять Натка. Юра совсем не хотел, чтобы его дочь попадала в затруднительные положения только из-за незнания фольклора. Употреблять его было не обязательно, но знать необходимо. Натка разделяла мнение отца и внимательно прочла его труд. К началу учебного года она была в полной боевой готовности, а за несколько дней школьных занятий существенно дополнила справочник. Прочтя её изыскания, выписанные на отдельном листочке, Юра был поражён тому, как далеко продвинулась наука о языке за последние 15 лет. Он сказал, что обязательно включит их в словарь сленга.
– Пожалуйста, – ответила дочь, – мне он уже не нужен.
– Давай проверим, – сказал Юра улыбаясь. Он раскрыл тетрадь и стал искать наиболее сложные обороты. Как бывший педагог, он хотел провести экзамен по всем правилам и объективно оценить знания дочери. В этот момент зазвонил телефон. Натка взяла трубку. Юра посмотрел на неё, глазами спрашивая надо ли ему уйти. Она отрицательно покачала головой, внимательно слушая собеседника. Когда тот сделал паузу, она сказала: Shut up, asshole[12], и положила трубку.
– Будем считать, что экзамен ты сдала успешно, – сказал Юра.
– Это звонил мой одноклассник, он спросил как моя фамилия.
– Ну и что?
– Щит по-английски звучит очень некрасиво. Она сделала долгую паузу и посмотрела на отца. Он наморщился, вспоминая известные ругательства…
Shit[13]. Он никогда не ассоциировал этого слова со своей фамилией.
Shit. Ему стало ясно, почему на работе сотрудники странно улыбались, когда секретарша представила его на общем собрании. И это взрослые люди! Что уж говорить о детях. Юра понял, как соученики донимали его дочь. Новенькая, из другой страны, не очень хорошо знающая язык да ещё с такой фамилией.
Shit, – воскликнул он в сердцах, – Натка, давай возьмём мамину девичью фамилию, Смирнов звучит гораздо лучше.
– Я уже думала об этом. Но сейчас нам придётся платить за это приличные деньги. Нужно подождать пока мы получим американское гражданство. Тогда мы станем Смирновыми бесплатно.
– Но этого придётся ждать 5 лет.
– Теперь уже неважно. Мою фамилию и так все хорошо запомнили.
– Да, – подумал Юра, – уж что-что, а такие вещи дети запоминают сразу. И чтобы сменить тему, он спросил Натку, как ей нравится новая школа. Она стала рассказывать о своих впечатлениях.
Поздно вечером пришла Лиза. Как только она появилась, Юра понял, что у неё неприятности. Натка тоже почувствовала это и встала, чтобы пойти к себе. Лиза, ожидая пока дочь выйдет из комнаты, подошла к столу, взяла листок с ругательствами и стала его читать. Узнав почерк дочери, она устроила такой скандал, что всем троим стало не по себе. Натка смяла листок и, уходя из комнаты, выбросила его в мусорное ведро. Как только они остались одни, Лиза сказала, что её уволили с работы. Юра подошёл к жене, обнял её и стал гладить по спине. Ему и самому становилось легче, когда он чувствовал её рядом.
– Лизонька, ты радоваться должна. Ведь ты же не планировала стать профессиональной швеёй.
– Конечно, нет, но они выбросили меня как ненужную вещь. Как будто я, я… – Она не могла найти нужных слов и от этого зарыдала ещё громче.
– Не плачь, Лиза. Слушай, что тебе говорят старшие. Мы попали в другую страну, здесь увольнение с работы обычное явление. Даже президента Соединённых Штатов и то увольняют через четыре года.
– У нас ко всем относились по-человечески, – продолжала Лиза, не слушая его, – у нас никого не выгоняли.
Юра молча гладил жену. Он не хотел напоминать ей, что случилось после того как она подала заявление на выезд.
– Ты всё равно хотела бросить эту работу, считай, что они выполнили твоё желание. Ты радоваться должна, а не плакать. Ведь если бы ты ушла сама, тебе ничего бы не платили, а так ты полгода будешь получать пособие. Я бы тоже с удовольствием не работал, но меня никто не увольняет.
– Не каркай, – сказала Лиза сквозь слёзы.
– Не буду, – согласился он, – только ты мне положи что-нибудь в клювик, а то я с утра ничего не ел.
– Мог бы и сам взять.
– Мог бы, если бы было что.
– Как так, я только вчера еду приготовила.
– Вчера приготовила, вчера и было.
– Прожорливые вы.
– Что же ты хочешь, Лиза. Война войной, а обед по расписанию.
– Знаю, – проворчала она, переключаясь на домашние заботы. Вместе они пошли на кухню, а когда Лиза отвернулась, он стал рыться в мусорном ведре.
– Что ты делаешь? – спросила она и, увидев как Юра расправляет смятый Наткой листок, сказала:
– А может вы и правы. Может мне тоже стоило выучить эти слова. Тогда я могла бы сказать своим хозяевам всё, что о них думаю.
– То же что ты сказала Коле Пучкову перед тем как он порвал твою тетрадь?
5.
Юра накаркал. Фирма, в которой он работал, вышла из бизнеса. Это совпало с началом рецессии и найти работу было не просто. Он прожил в стране уже достаточно долго и не хотел любую работу за любые деньги, он искал то, что ему нравилось за зарплату, которая соответствовала его квалификации. На первое интервью его вызвали только через три месяца. Он разговаривал почти со всеми работниками отдела и когда в зал заседаний вошёл хозяин, Юра решил, что это завершающая встреча, но тот, задав несколько общих вопросов, сказал, что непосредственным начальником Юры будет женщина и сделал многозначительную паузу.
Юра пытался понять, чего от него ожидают. В Америке феминистки давно уже выиграли войну за равноправие. Правительство вынуждено было заключить с ними позорный мир, по которому мужчины уступали своё место представителям слабого пола на всех фронтах. Исключение пока ещё составляли сборные страны по боксу и тяжёлой атлетике, но даже тренеры этих команд были готовы выкинуть белое полотенце.
Хозяин выжидающе смотрел на него и на всякий случай Юра заметил, что женат больше 15 лет и давно уже привык к женскому руководству. Собеседник расслабился и сказал, что отдел возглавляет леди из Англии, которая у себя на родине была президентом конкурирующей фирмы. Она очень трудолюбивая женщина и требует от своих работников полной отдачи. В данный момент она занята, но если Юра немного подождёт, она расскажет ему о планах своего отдела. Пока Юра ждал, он думал как себя вести, чтобы понравиться будущей шефуне. Он представлял себе чопорную английскую даму, одетую в консервативное платье, которая, возможно, пригласит его на ленч и проверит, знает ли он правила хорошего тона и понимает ли насколько отличается королевский английский язык от американского жаргона. Он не знал, почему у него возник такой образ. Наверно, описания туманного Альбиона и частые жалобы британцев на погоду крепко засели у него в голове, а суровый климат никак не ассоциировался в его мозгу с лёгким характером. Когда в кабинет вошла невысокая женщина в джинсах и кроссовках, Юра подумал, что она ошиблась дверью. Но она протянула ему руку и представилась:
– Пэт Кокрин, вы будете работать в моём отделе.
– Юрий, – автоматически ответил он, бросив взгляд на свитер Пэт, который по последней американской моде был намного больше, чем требовалось, чтобы полностью спрятать её изящную фигуру. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Оба были сильно разочарованы. Она представляла себе русского мужчину самцом высокого роста, крепкого сложения, который после бутылки водки, выпитой из горлышка, залихватски пляшет присядку. А этот тщедушный метр с кепкой выглядел так, что мог свалиться от одного запаха спиртного, и, глядя на него, возникала мысль, что если он не дай бог присядет, то сил привстать у него просто не останется.
После длительной паузы Пэт сказала, что сейчас у них горячее время и они принимают не только на постоянную работу, но и на неполную рабочую неделю, часов на 70–80[14]. Юра закашлял, а Пэт, улыбнувшись, успокоила его:
– Это шутка, но вполне возможно, что вам придётся работать по выходным.
Он только пожал плечами. Выбора у него не было: лучше работать и получать хорошую зарплату, чем болтаться без дела и жить на нищенское пособие.
– Ладно, – сказал он, – но весной я планировал взять 10 дней, чтобы поехать с дружественным визитом на вашу родину.
– Две недели не обещаю, а дней 5 дам, – ответила Пэт.
– А если я получу личное приглашение от королевы?
– Тогда разрешу прихватить ещё и субботу.
После разговора с Пэт в отделе кадров ему вручили официальный оффер[15]. Зарплата и бенефиты были гораздо лучше, чем он ожидал. Юра ликовал, но зная правила игры, подавил радость, натянул на лицо маску сильно разочарованного человека и сказал, что должен посоветоваться с женой. Намерения торговаться у него не было, но кто знает, может быть, увидев его реакцию, Пэт сама предложит ему более высокую зарплату. Пэт усмехнулась и, пожав ему на прощание руку, сказала:
– Я рассчитываю, что вы начнёте работу с понедельника.
Лиза, узнав результаты интервью, бросилась ему на шею. Для неё это был не просто переход из статуса жены безработного в статус жены хорошо оплачиваемого специалиста, она получала моральное право на отпуск. Паспорт и американское гражданство у неё уже были и выезд за рубеж не требовал такого долгого оформления как с грин-картой[16]. За шесть лет Лиза созрела для осмотра достопримечательностей Европы. Все их друзья говорили о том, что у старушки шарма гораздо больше, чем в обеих Америках вместе взятых. Лиза хотела убедиться в этом лично. Она давно готовилась к путешествию. У знакомых она узнала, когда лучше всего ехать, чтобы не затоптали туристы, в турагентствах выяснила цены на билеты, а по вечерам читала справочники и составляла маршрут. После того как Юра потерял работу, поездка была под угрозой. Три месяца её планы висели на волоске. И вот, наконец, всё устроилось наилучшим образом.
– Не всё, – возразил Юра, – нам придется ограничиться одной неделей.
– Почему?
– Шефиня предупредила меня, что у них завал.
– Ну, нет, – заявила Лиза, – глупо ехать в такую даль на одну неделю. Только к перемене времени надо привыкать три дня. Да и Натка хотела отдохнуть до начала занятий в университете. Ты ведь любишь свою дочь, ты знаешь, что она вкалывала как каторжная. Не станешь же ты лишать её удовольствия только потому, что не можешь ехать сам.
– У неё вся жизнь впереди, она ещё успеет, – возразил Юра, – а для меня это последняя возможность провести отпуск с вами, так что вы вполне можете пожертвовать неделей в Париже.
– Нет, не можем. Почему ты хочешь, чтобы мы с Наткой тебя сторожили?
– Потому что вы должны слушать старших, иметь совесть и помнить, что были моменты, когда я вас сторожил.
– Теперь у нас совсем другая ситуация.
– У нас всегда другая ситуация, если дело касается тебя.
– Нет, не всегда. Я и тогда предлагала тебе съездить в Нью-Йорк, а ты пальцем о палец не ударил, даже цену билетов узнать не захотел. Ты так разленился, что во всём надеешься на меня.
В этом была доля правды, но Юру она только разозлила.
– Ни на что я не надеюсь. Просто для меня жизнь в семье важнее любых путешествий, а ты ради того чтобы посмотреть на заплёванный город хочешь бросить меня одного.
– Я совсем не хочу, просто так получается.
Он понимал, что Лиза всё равно поедет и для его собственного спокойствия лучше было бы притвориться довольным и счастливым, но он не мог. Потеря работы, а потом её поиски подействовали на него. Стала напоминать о себе и давно забытая боязнь одиночества. Он не хотел говорить об этом жене. У неё была нервная система здоровой крестьянки и все его рассказы о фобии она считала дурью. К счастью, до сих пор Судьба была к нему милостива, но оставаться в одиночестве здесь, в пригороде провинциального Миннеаполиса, было рискованно. Это не Москва, люди здесь работают гораздо интенсивнее, а общаются намного меньше. Даже ссоры с Лизой были бы для него приятнее гнетущей пустоты. Он пытался отговорить жену от поездки, но она стала в позицию преданной матери, которая хочет показать Натке Европу, научить её ходить по выставкам и музеям, а не только по барам и ресторанам, как это делают американцы в провинции. Натке необходимо поехать в Париж, хотя бы для того, чтобы узнать, кто такой Наполеон, а то ведь в американских школах совсем не учат историю. Спорить с женой было бесполезно, она была слишком поглощена предстоящим путешествием. Она хотела во Францию любой ценой. Увидеть Париж и умереть.
Юра стал думать о том, как ему не повезло. Его приятели тоже жалуются на своих жён, но отпуск всё-таки проводят вместе, а тут…
– Юра, очнись, – сказала Лиза.
Он посмотрел на неё отсутствующим взглядом. Она подошла к нему, взяла за плечи и потрясла. Когда в глазах его появилось осознанное выражение, Лиза сказала:
– Я говорю, что французы и по сей день стремятся сохранить за собой звание мировой столицы любви. Это для них вопрос престижа, они нанимают молодых людей, чтобы те целовались на самых людных площадях Парижа. Власти города считают это важной государственной службой и оплачивают из государственной казны. Работа, конечно, высокой квалификации не требует, большой зарплаты не приносит, но зато приятная. На свежем воздухе, опять же. Согласился бы ты подрабатывать со мной в свободное время?
Юра ничего не ответил.
– А со своей двоюродной сестрой?
Он молчал, но Лиза твёрдо решила его расшевелить.
– Ещё все справочники настоятельно советуют остерегаться французских воришек и подальше прятать деньги. Слава Богу, что мы живём в Америке. Здесь есть специальные женские кошельки, которые надо носить под нижним бельём, там, где никакой карманник их не найдёт. Я купила себе на всякий случай, вот, попробуй, – она протянула ему кошелёк из мягкого, ласкающего кожу материала, – неудобно только, что каждый раз под платье лезть надо, но тут уж ничего не поделаешь. Лучше лишний раз раздеться и сохранить имеющиеся деньги, – она улыбаясь посмотрела на него, – а может ещё и дополнительные заработать, правда? Но он не реагировал. Тогда она разделась и стала прикладывать кошелёк к разным частям нижней части тела, с озабоченным видом осведомляясь у мужа, где кошелёк менее заметен. Она совсем не торопилась прикрыть кошелёк платьем, краем глаза наблюдая за Юрой. Она знала, что долго оставаться безучастным он не сможет и, конечно же, оказалась права…
Юра пытался понять, чего от него ожидают. В Америке феминистки давно уже выиграли войну за равноправие. Правительство вынуждено было заключить с ними позорный мир, по которому мужчины уступали своё место представителям слабого пола на всех фронтах. Исключение пока ещё составляли сборные страны по боксу и тяжёлой атлетике, но даже тренеры этих команд были готовы выкинуть белое полотенце.
Хозяин выжидающе смотрел на него и на всякий случай Юра заметил, что женат больше 15 лет и давно уже привык к женскому руководству. Собеседник расслабился и сказал, что отдел возглавляет леди из Англии, которая у себя на родине была президентом конкурирующей фирмы. Она очень трудолюбивая женщина и требует от своих работников полной отдачи. В данный момент она занята, но если Юра немного подождёт, она расскажет ему о планах своего отдела. Пока Юра ждал, он думал как себя вести, чтобы понравиться будущей шефуне. Он представлял себе чопорную английскую даму, одетую в консервативное платье, которая, возможно, пригласит его на ленч и проверит, знает ли он правила хорошего тона и понимает ли насколько отличается королевский английский язык от американского жаргона. Он не знал, почему у него возник такой образ. Наверно, описания туманного Альбиона и частые жалобы британцев на погоду крепко засели у него в голове, а суровый климат никак не ассоциировался в его мозгу с лёгким характером. Когда в кабинет вошла невысокая женщина в джинсах и кроссовках, Юра подумал, что она ошиблась дверью. Но она протянула ему руку и представилась:
– Пэт Кокрин, вы будете работать в моём отделе.
– Юрий, – автоматически ответил он, бросив взгляд на свитер Пэт, который по последней американской моде был намного больше, чем требовалось, чтобы полностью спрятать её изящную фигуру. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Оба были сильно разочарованы. Она представляла себе русского мужчину самцом высокого роста, крепкого сложения, который после бутылки водки, выпитой из горлышка, залихватски пляшет присядку. А этот тщедушный метр с кепкой выглядел так, что мог свалиться от одного запаха спиртного, и, глядя на него, возникала мысль, что если он не дай бог присядет, то сил привстать у него просто не останется.
После длительной паузы Пэт сказала, что сейчас у них горячее время и они принимают не только на постоянную работу, но и на неполную рабочую неделю, часов на 70–80[14]. Юра закашлял, а Пэт, улыбнувшись, успокоила его:
– Это шутка, но вполне возможно, что вам придётся работать по выходным.
Он только пожал плечами. Выбора у него не было: лучше работать и получать хорошую зарплату, чем болтаться без дела и жить на нищенское пособие.
– Ладно, – сказал он, – но весной я планировал взять 10 дней, чтобы поехать с дружественным визитом на вашу родину.
– Две недели не обещаю, а дней 5 дам, – ответила Пэт.
– А если я получу личное приглашение от королевы?
– Тогда разрешу прихватить ещё и субботу.
После разговора с Пэт в отделе кадров ему вручили официальный оффер[15]. Зарплата и бенефиты были гораздо лучше, чем он ожидал. Юра ликовал, но зная правила игры, подавил радость, натянул на лицо маску сильно разочарованного человека и сказал, что должен посоветоваться с женой. Намерения торговаться у него не было, но кто знает, может быть, увидев его реакцию, Пэт сама предложит ему более высокую зарплату. Пэт усмехнулась и, пожав ему на прощание руку, сказала:
– Я рассчитываю, что вы начнёте работу с понедельника.
Лиза, узнав результаты интервью, бросилась ему на шею. Для неё это был не просто переход из статуса жены безработного в статус жены хорошо оплачиваемого специалиста, она получала моральное право на отпуск. Паспорт и американское гражданство у неё уже были и выезд за рубеж не требовал такого долгого оформления как с грин-картой[16]. За шесть лет Лиза созрела для осмотра достопримечательностей Европы. Все их друзья говорили о том, что у старушки шарма гораздо больше, чем в обеих Америках вместе взятых. Лиза хотела убедиться в этом лично. Она давно готовилась к путешествию. У знакомых она узнала, когда лучше всего ехать, чтобы не затоптали туристы, в турагентствах выяснила цены на билеты, а по вечерам читала справочники и составляла маршрут. После того как Юра потерял работу, поездка была под угрозой. Три месяца её планы висели на волоске. И вот, наконец, всё устроилось наилучшим образом.
– Не всё, – возразил Юра, – нам придется ограничиться одной неделей.
– Почему?
– Шефиня предупредила меня, что у них завал.
– Ну, нет, – заявила Лиза, – глупо ехать в такую даль на одну неделю. Только к перемене времени надо привыкать три дня. Да и Натка хотела отдохнуть до начала занятий в университете. Ты ведь любишь свою дочь, ты знаешь, что она вкалывала как каторжная. Не станешь же ты лишать её удовольствия только потому, что не можешь ехать сам.
– У неё вся жизнь впереди, она ещё успеет, – возразил Юра, – а для меня это последняя возможность провести отпуск с вами, так что вы вполне можете пожертвовать неделей в Париже.
– Нет, не можем. Почему ты хочешь, чтобы мы с Наткой тебя сторожили?
– Потому что вы должны слушать старших, иметь совесть и помнить, что были моменты, когда я вас сторожил.
– Теперь у нас совсем другая ситуация.
– У нас всегда другая ситуация, если дело касается тебя.
– Нет, не всегда. Я и тогда предлагала тебе съездить в Нью-Йорк, а ты пальцем о палец не ударил, даже цену билетов узнать не захотел. Ты так разленился, что во всём надеешься на меня.
В этом была доля правды, но Юру она только разозлила.
– Ни на что я не надеюсь. Просто для меня жизнь в семье важнее любых путешествий, а ты ради того чтобы посмотреть на заплёванный город хочешь бросить меня одного.
– Я совсем не хочу, просто так получается.
Он понимал, что Лиза всё равно поедет и для его собственного спокойствия лучше было бы притвориться довольным и счастливым, но он не мог. Потеря работы, а потом её поиски подействовали на него. Стала напоминать о себе и давно забытая боязнь одиночества. Он не хотел говорить об этом жене. У неё была нервная система здоровой крестьянки и все его рассказы о фобии она считала дурью. К счастью, до сих пор Судьба была к нему милостива, но оставаться в одиночестве здесь, в пригороде провинциального Миннеаполиса, было рискованно. Это не Москва, люди здесь работают гораздо интенсивнее, а общаются намного меньше. Даже ссоры с Лизой были бы для него приятнее гнетущей пустоты. Он пытался отговорить жену от поездки, но она стала в позицию преданной матери, которая хочет показать Натке Европу, научить её ходить по выставкам и музеям, а не только по барам и ресторанам, как это делают американцы в провинции. Натке необходимо поехать в Париж, хотя бы для того, чтобы узнать, кто такой Наполеон, а то ведь в американских школах совсем не учат историю. Спорить с женой было бесполезно, она была слишком поглощена предстоящим путешествием. Она хотела во Францию любой ценой. Увидеть Париж и умереть.
Юра стал думать о том, как ему не повезло. Его приятели тоже жалуются на своих жён, но отпуск всё-таки проводят вместе, а тут…
– Юра, очнись, – сказала Лиза.
Он посмотрел на неё отсутствующим взглядом. Она подошла к нему, взяла за плечи и потрясла. Когда в глазах его появилось осознанное выражение, Лиза сказала:
– Я говорю, что французы и по сей день стремятся сохранить за собой звание мировой столицы любви. Это для них вопрос престижа, они нанимают молодых людей, чтобы те целовались на самых людных площадях Парижа. Власти города считают это важной государственной службой и оплачивают из государственной казны. Работа, конечно, высокой квалификации не требует, большой зарплаты не приносит, но зато приятная. На свежем воздухе, опять же. Согласился бы ты подрабатывать со мной в свободное время?
Юра ничего не ответил.
– А со своей двоюродной сестрой?
Он молчал, но Лиза твёрдо решила его расшевелить.
– Ещё все справочники настоятельно советуют остерегаться французских воришек и подальше прятать деньги. Слава Богу, что мы живём в Америке. Здесь есть специальные женские кошельки, которые надо носить под нижним бельём, там, где никакой карманник их не найдёт. Я купила себе на всякий случай, вот, попробуй, – она протянула ему кошелёк из мягкого, ласкающего кожу материала, – неудобно только, что каждый раз под платье лезть надо, но тут уж ничего не поделаешь. Лучше лишний раз раздеться и сохранить имеющиеся деньги, – она улыбаясь посмотрела на него, – а может ещё и дополнительные заработать, правда? Но он не реагировал. Тогда она разделась и стала прикладывать кошелёк к разным частям нижней части тела, с озабоченным видом осведомляясь у мужа, где кошелёк менее заметен. Она совсем не торопилась прикрыть кошелёк платьем, краем глаза наблюдая за Юрой. Она знала, что долго оставаться безучастным он не сможет и, конечно же, оказалась права…
6.
Натка внешне была вылитая мать и когда знакомые говорили ей это, она их поправляла:
– Нет, я её второе издание, дополненное и исправленное.
Юра в ней души не чаял. Чем старше она становилась, тем больше он к ней привязывался. И теперь не знал, как переживёт её отъезд в колледж. Он старался её не баловать и заставлял выполнять домашние обязанности, но Лиза всё время мешала этому. Она как кошка, готова была броситься на него, чтобы защитить своего котёнка. Она не видела, что котёнок уже давно вырос и из слепого, беспомощного существа, нуждающегося в защите, превратился в красивую и расчётливую хищницу, которая прекрасно чувствовала, когда надо сладко помурлыкать, а когда показать зубки, чтобы увильнуть от нудных обязанностей. Вместе с матерью они представляли грозную силу для маленького, худенького папы-кота, который и так с трудом тянул лямку. Сражаться на два фронта было безнадёжно и он решил бороться с ними по очереди. Главным для него была победа над Наткой. Он приходил к ней, когда жены не было дома, расспрашивал её о школе, говорил о своей работе, а иногда, к слову, рассказывал разные занимательные истории. К каждой встрече он готовился, а дочь не зная этого, считала его рассказы экспромтами и относилась к нему как к эрудиту номер один. Произведя на неё должное впечатление, Юра как бы невзначай вспоминал, что на кухне полная раковина немытой посуды, а полы уже целую неделю никто не пылесосил. Натке неудобно было сказать «нет» после задушевной беседы и Юра настолько уверился в своём влиянии на дочь, что хотел даже попросить её сократить свой отпуск в Европе, но никак не мог решиться. Если бы эта просьба исходила от Лизы, то был бы хоть какой-то шанс на успех, а так, ожидать от дочери того, что не хотела сделать жена, было нереально.
– Нет, я её второе издание, дополненное и исправленное.
Юра в ней души не чаял. Чем старше она становилась, тем больше он к ней привязывался. И теперь не знал, как переживёт её отъезд в колледж. Он старался её не баловать и заставлял выполнять домашние обязанности, но Лиза всё время мешала этому. Она как кошка, готова была броситься на него, чтобы защитить своего котёнка. Она не видела, что котёнок уже давно вырос и из слепого, беспомощного существа, нуждающегося в защите, превратился в красивую и расчётливую хищницу, которая прекрасно чувствовала, когда надо сладко помурлыкать, а когда показать зубки, чтобы увильнуть от нудных обязанностей. Вместе с матерью они представляли грозную силу для маленького, худенького папы-кота, который и так с трудом тянул лямку. Сражаться на два фронта было безнадёжно и он решил бороться с ними по очереди. Главным для него была победа над Наткой. Он приходил к ней, когда жены не было дома, расспрашивал её о школе, говорил о своей работе, а иногда, к слову, рассказывал разные занимательные истории. К каждой встрече он готовился, а дочь не зная этого, считала его рассказы экспромтами и относилась к нему как к эрудиту номер один. Произведя на неё должное впечатление, Юра как бы невзначай вспоминал, что на кухне полная раковина немытой посуды, а полы уже целую неделю никто не пылесосил. Натке неудобно было сказать «нет» после задушевной беседы и Юра настолько уверился в своём влиянии на дочь, что хотел даже попросить её сократить свой отпуск в Европе, но никак не мог решиться. Если бы эта просьба исходила от Лизы, то был бы хоть какой-то шанс на успех, а так, ожидать от дочери того, что не хотела сделать жена, было нереально.
7.
Проводив своих женщин в Европу, он вернулся домой, обошёл пустые комнаты и сел на диван. Во всём ему не везло. Даже его маленькая месть не сработала. Он взял дежурство на день их отъезда и рассчитывал, что клиенты будут держать его на телефоне. Он даже не выключал компьютер, чтобы сразу же сесть за работу и изобразить полную занятость. В таком случае его девочкам пришлось бы взять такси до аэропорта, а там самим таскать чемоданы. Но телефон молчал самым пакостным образом. Он молчал весь день и целый вечер, хотя по закону подлости Юра ожидал звонка с той минуты, когда жена с дочерью сели в самолёт. Наверно, достаточно подлости было уже в том, что Лиза с Наткой бросили его одного. Хорошо ещё, что неделя только начиналась и он будет занят с утра до вечера. Ему хотелось с кем-нибудь поделиться своими неприятностями. Но кто захочет слушать его жалобы? Он ведь не в Советском Союзе времён застоя, а в Америке времён рецессии. Сейчас большинство людей здесь думают о том, как бы удержаться на работе и серьёзно готовятся к трудовой неделе. Да и не с его везением рассчитывать, что клиенты будут молчать.
Как бы в подтверждение его мыслей зазвонил телефон. На экране АОН он увидел фамилию своей двоюродной сестры. Наташа знала, что он боялся одиночества и старалась его поддержать. За это он её и любил. Теперь любовью брата, а в школе – ещё сильней. Он обрадовался, снял трубку и, изменив свой голос, вальяжно пробасил:
– Рассказывайте.
– Рассказываю, – передразнила его кузина, – мне твоя жена жаловалась, что ты не хотел её провожать и специально напросился на дежурство.
– Наташа, у тебя ведь тоже муж программист и ты знаешь, что мы должны обеспечивать техническую поддержку в любое время. Ты сама жаловалась, что Джон сутками сидел на колу.[17]
– Он сидел по необходимости. Джон начинал собственный бизнес и был тогда швец и жнец и на дуде игрец, а ты работаешь в большой компании и легко мог бы найти себе замену, но ты специально хотел обидеть жену. Бедная Лиза…
– Ах, ах, бедная, поехала с дочерью развлекаться в захолустный Париж и провинциальный Лондон, а меня, богатого, оставила в столичном Миннеаполисе.
– Так радуйся.
– Чему?
– Тому, что смог послать их в Европу.
– Я бы их знаешь куда послал?
– Даже представить себе не могу. По-твоему хуже Миннеаполиса и места на земле нет.
– Есть, вот туда бы я их и послал. Из-за них я две недели должен здесь куковать один-одинёшенек.
Как бы в подтверждение его мыслей зазвонил телефон. На экране АОН он увидел фамилию своей двоюродной сестры. Наташа знала, что он боялся одиночества и старалась его поддержать. За это он её и любил. Теперь любовью брата, а в школе – ещё сильней. Он обрадовался, снял трубку и, изменив свой голос, вальяжно пробасил:
– Рассказывайте.
– Рассказываю, – передразнила его кузина, – мне твоя жена жаловалась, что ты не хотел её провожать и специально напросился на дежурство.
– Наташа, у тебя ведь тоже муж программист и ты знаешь, что мы должны обеспечивать техническую поддержку в любое время. Ты сама жаловалась, что Джон сутками сидел на колу.[17]
– Он сидел по необходимости. Джон начинал собственный бизнес и был тогда швец и жнец и на дуде игрец, а ты работаешь в большой компании и легко мог бы найти себе замену, но ты специально хотел обидеть жену. Бедная Лиза…
– Ах, ах, бедная, поехала с дочерью развлекаться в захолустный Париж и провинциальный Лондон, а меня, богатого, оставила в столичном Миннеаполисе.
– Так радуйся.
– Чему?
– Тому, что смог послать их в Европу.
– Я бы их знаешь куда послал?
– Даже представить себе не могу. По-твоему хуже Миннеаполиса и места на земле нет.
– Есть, вот туда бы я их и послал. Из-за них я две недели должен здесь куковать один-одинёшенек.