Страница:
Владислав Выставной
Нет правил для богов
Пролог,
в котором объясняется происхождение этой рукописи и выражается величайшее почтение к благородному читателю
В первых же строках автор вынужден признаться: пишет это не убеленный сединами летописец, не сгорбленный переписчик, не премудрый знаток алхимии и даже не благородный вельможа, уставший от государственных дел. Не смея даже в мыслях превзойти достоверность и духовную силу летописей святого Иллютена, рассказчик желает донести до читателя лишь то, что видел собственными глазами, слышал и ощущал своим бренным телом.
За труд сей взялся человек куда более легкомысленного сословия, не обделенный, однако, грамотой (которая, по правде говоря, в наших местах – не частый гость). Имя мое, если избавить его от прозвищ, званий и титулов, что приносила и отбирала хитроумная судьба, все то же, что дали мне при рождении в далеком окраинном селении, – Свидрик. Впрочем, было это так давно, что сакральное значение имени стерлось из памяти, да и не так это теперь и важно.
Так уж было уготовано Всевышним, чтобы свидетелем удивительных и великих событий стал обыкновенный менестрель, бродячий певец, вообразивший себя великим поэтом и оттого бросившийся однажды в пугающую пучину событий.
С другой стороны, может, стоит возблагодарить то легкомыслие, что подвигло юного глупца на странствие без конца, без начала, а главное – безо всякой корысти и стремления найти себе лучшую долю. Все, что двигало неразумным юнцом, – лишь жажда чуда, крылатого вдохновения и славы лучшего сказителя всех времен.
Неудивительно: с малолетства меня окружали рассказы о грандиозных событиях, потрясших земли Невендаара, о суровых богах и великих героях, о зловещем ужасе преисподней и чудесах спасения. Правда в этих рассказах мешалась с легендами, да и положены были эти истории на нехитрую музыку менестрелей.
Ведь рос я на далекой окраине мира, в тишине и покое, средь мирных лугов, светлых рощ, гладких озер, и отголоски ужасных катастроф не могли испугать того, кто не был знаком с настоящим страхом.
Но страх коварен, ибо способен не только отпугивать, но манить своими обманчивыми багровыми отблесками. С самого детства грезил я героями и заколдованными красавицами, и песни бродяг сами собой собирались в моей не обремененной заботами голове.
Вот так однажды я и отправился прочь из родимого дома, несмотря на ворчание отца и слезы матери. Оставив родителей на попечение многочисленных братьев и сестер, я, младший из них, свободный, как ветер, отправился навстречу своей судьбе.
Шел я в сторону мертвых, разоренных чудовищными войнами земель Невендаара, желая своими глазами увидеть легендарные места столкновения сил света и тьмы, чтобы на стыке враждебных вселенных найти свою, особую музу. В голове гулял вольный ветер, и будущее представлялось счастливым и безоблачным.
Думал ли я тогда, какие испытания пошлет мне судьба? А знай о том – согласился бы повторить все снова?
Иногда я задаю себе этот вопрос.
И ответ всегда один: да! Да, конечно!
Ибо что может быть лучше вольных странствий и отчаянных битв, крепкой дружбы и доброго вина, звонкой песни и любви красавиц?
Вперед же, мой отважный читатель! Мы отправляемся в путь!
За труд сей взялся человек куда более легкомысленного сословия, не обделенный, однако, грамотой (которая, по правде говоря, в наших местах – не частый гость). Имя мое, если избавить его от прозвищ, званий и титулов, что приносила и отбирала хитроумная судьба, все то же, что дали мне при рождении в далеком окраинном селении, – Свидрик. Впрочем, было это так давно, что сакральное значение имени стерлось из памяти, да и не так это теперь и важно.
Так уж было уготовано Всевышним, чтобы свидетелем удивительных и великих событий стал обыкновенный менестрель, бродячий певец, вообразивший себя великим поэтом и оттого бросившийся однажды в пугающую пучину событий.
С другой стороны, может, стоит возблагодарить то легкомыслие, что подвигло юного глупца на странствие без конца, без начала, а главное – безо всякой корысти и стремления найти себе лучшую долю. Все, что двигало неразумным юнцом, – лишь жажда чуда, крылатого вдохновения и славы лучшего сказителя всех времен.
Неудивительно: с малолетства меня окружали рассказы о грандиозных событиях, потрясших земли Невендаара, о суровых богах и великих героях, о зловещем ужасе преисподней и чудесах спасения. Правда в этих рассказах мешалась с легендами, да и положены были эти истории на нехитрую музыку менестрелей.
Ведь рос я на далекой окраине мира, в тишине и покое, средь мирных лугов, светлых рощ, гладких озер, и отголоски ужасных катастроф не могли испугать того, кто не был знаком с настоящим страхом.
Но страх коварен, ибо способен не только отпугивать, но манить своими обманчивыми багровыми отблесками. С самого детства грезил я героями и заколдованными красавицами, и песни бродяг сами собой собирались в моей не обремененной заботами голове.
Вот так однажды я и отправился прочь из родимого дома, несмотря на ворчание отца и слезы матери. Оставив родителей на попечение многочисленных братьев и сестер, я, младший из них, свободный, как ветер, отправился навстречу своей судьбе.
Шел я в сторону мертвых, разоренных чудовищными войнами земель Невендаара, желая своими глазами увидеть легендарные места столкновения сил света и тьмы, чтобы на стыке враждебных вселенных найти свою, особую музу. В голове гулял вольный ветер, и будущее представлялось счастливым и безоблачным.
Думал ли я тогда, какие испытания пошлет мне судьба? А знай о том – согласился бы повторить все снова?
Иногда я задаю себе этот вопрос.
И ответ всегда один: да! Да, конечно!
Ибо что может быть лучше вольных странствий и отчаянных битв, крепкой дружбы и доброго вина, звонкой песни и любви красавиц?
Вперед же, мой отважный читатель! Мы отправляемся в путь!
Часть 1
Объятия Невендаара
Глава первая,
в которой Свидрик заводит сомнительное знакомство и ступает на таинственные берега
Рулевое весло отвратительно скрипело. Ничто так не раздражает тонкий слух поэта, как фальшивый звук. Пусть бы и трещало – да только бы попадало в нужные ноты! А так – словно квартет пьяных оборотней решил свести меня с ума. Надо ж было случиться, что именно мне досталось место на самой корме! Удивительно, отчего до сих пор нас не утащил на дно какой-нибудь разбуженный и разозленный кракен!
Хотя, наверное, дело не столько в скрипе, сколько в отвратительной, удушливой жаре, что сделала воздух плотным и липким, словно возвещая о приближении таинственных и опасных мест.
Одно утешает: ладья скоро уткнется в берег, и мерзкий скрип прекратится.
Удивительно – но шум ветра, плеск волн и трепетание паруса во время трудного и опасного морского перехода не вызвали во мне такого отторжения. Напротив, я был захвачен новыми впечатлениями, и внутри меня пел восторженный голос. Не считая первых трех дней плавания, когда, скрученный морской болезнью, я делился съеденными припасами с коварными волнами…
Чтобы хоть как-то отвлечься от надоедливого звука и справедливо рассудив, что поэт должен как следует изучить людей и их нравы, я пялился на попутчиков. Как назло, попутчики попались мне совершенно скучные – даже словом перекинуться не с кем. Ведь не с теми же двумя мрачными варварами, что неподвижно замерли на носу – с жуткими лицами, изувеченными шрамами и татуировками, с дико скрученными волосами, обрывками шкур вместо одежды. Сидели они в одинаковых расслабленных позах, обхватив жилистыми, сплошь в железных браслетах, руками длинные рукояти боевых топоров. Ржавые пятна на темном металле вызывали неприятные мысли. И как только хозяин решился доверить груз таким охранникам? Всем ведь известно, как варвары чтят договоры…
Среди молчаливых попутчиков выделялся коренастый бородатый дядька, привалившийся спиной к мачте под беспомощно обвисшим парусом. Дядька ничем особым не проявлял себя, более того – он спал. Но густая черная бородища, могучий храп, необычная одежда и что-то еще, неуловимо странное, заставляли меня вновь и вновь обращать на него внимание.
Палуба этого небольшого купеческого корабля была завалена тюками из грубого джута, заставлена потемневшими бочками. Пахло рыбой и прокисшей капустой – отнюдь не романтикой дальних странствий. Но только так можно было добраться до брошенных земель, некогда принадлежавших могучей Империи.
Корабельщики нередко проходили по этой реке с варварским именем Ийо. Путь их лежал вверх по течению – туда, где ближе к Драконьим горам, на диких степных базарах варвары торговали изделиями мастеровых-гномов и диковинами из земель эльфов. Поговаривали, что там можно купить запрещенные на мирных окраинах колдовские штуковины из мира демонов и жуткие мертвые вещи нежити…
Да только это мало интересовало меня. Ведь эти берега, где река разливается широким озером и берегом касается проклятых земель, старались обходить стороной.
Помнится, я долго толкался на пристани, пытаясь разузнать, что известно про имперские земли этим отважным путешественникам. Да только тех, похоже, больше интересовали барыши – а с кем торговать на мертвых берегах? Разве что с бесплотными духами?
Тот маленький приморский городок, до которого я пешком добирался не один день, представлялся мне тогда центром мира. Каким же жалким казался я себе со своей тощей холщовой сумкой да старой лютней, повисшей на перекинутой через плечо веревке!
Но вид моря потряс меня до глубины души. И не только своей особой, соленой, бурной красотой. Ведь там, за бескрайней лазурной гладью, скрывался легендарный Невендаар…
Не сразу удалось найти того, кто согласился бы высадить меня на проклятых богами землях. И там, в шумном торговом порту, меня стали одолевать смутные сомнения – особенно когда я говорил о целях своего странствия. Люди смотрели на меня, как на безумца, отводили взгляды, старались побыстрее закончить разговор.
Сидя в уголке шумной таверны, наполненной удушливым дымом табака и странных благовоний, криками пьяных матросов и смехом портовых женщин, я робко наблюдал за бесшабашным весельем, для которого здесь не существовало ни дня, ни ночи. Больше всего меня поражало то, что эти отчаянные, не знающие страха и сомнений люди не хотят даже слышать о местах былых сражений тьмы и света. Они предпочитали резаться в кости, драться за дешевых девок да напиваться до беспамятства.
Впрочем, я быстро понял, что общаться с матросами не имеет смысла. Все здесь решали капитаны и купцы, набиравшие корабельные команды. Ради хорошего дохода они были готовы отправиться хоть к Бетрезену в глотку. Так мне удалось сговориться с хозяином одного из отплывающих кораблей. Тучный, в мехах, несмотря на жару, купец осмотрел меня прозрачным взглядом и сказал:
– Что же ты хочешь найти там, за Драконьими скалами?
– Истории, – честно сказал я, невольно погладив лютню.
– Что? – Купец чуть приподнял брови.
– Поучительные истории, – пояснил я. – Те, из которых складываются баллады, саги, сонеты…
– Впервые вижу того, кто сам ищет повод, чтобы влипнуть в историю… – произнес купец и расхохотался сочным смехом здорового, уверенного в себе человека.
И взял меня на борт. Не забыв при этом обобрать меня как липку. «К опасному берегу пойдем, – пояснил он, пересчитывая полученные от меня монеты. – Ради твоих чудачеств я не жизнью – грузом рискую! Мне-то всякие истории ни к чему…»
И снова расхохотался.
А я подумал: как же вышло, что огромная, мощная Империя, вассалом которой был когда-то и этот сытый городок, сгинула за своими Драконьими скалами, оставив после себя лишь легенды да героические саги? Уже тогда в душу закрался неприятный холодок. Мелькнула даже малодушная мысль – не разумнее ли вернуться домой? Но следом пришел стыд – могучий погонщик глупцов.
И я взошел на корабль.
И вот теперь, когда мы приближались к зловещим черным скалам, нависшим над гладкой водой, мне стало окончательно не по себе.
А купец уже неторопливо протискивался через залежи товаров, чтобы остановиться на корме и зычно крикнуть:
– Эй, которые тут смельчаки – охотники до историй? Приплыли!
Я помахал в ответ, без всякой, впрочем, уверенности: желания странствовать по заброшенным землям у меня как-то поубавилось.
Но тут, к моему удивлению, из-под груды тряпья показалась заспанная физиономия под растрепанными светлыми волосами. Даже в таком помятом виде она излучала обаяние и невольно вызывала симпатию. Отчаянно зевая и непринужденно потягиваясь, незнакомец поднялся на ноги. Был это молодой человек, одетый щегольски, хоть и довольно потрепанно, и немногим, видимо, меня старше. Однако хитрый взгляд его уже тогда выдавал в нем куда большее, чем у меня, знание жизни.
– А что, приплыли? – несколько удивленно поинтересовался он. И тут же уставился на меня. Еще миг – и он уже непринужденно сидел рядом, заговаривая со мной, будто мы были знакомы с детства.
– Меня Огюстом зовут, – сказал он. – Но друзья кличут Грошем. Правда, друзей у меня нет – так что ты будешь первым.
– А с чего ты это взял, что я буду твоим другом? – Я напрягся, чувствуя себя крайне скованно – сказывалась моя дремучая провинциальность.
– А деваться некуда, – охотно пояснил Грош. – Ведь только двое сумасшедших сейчас на берег сойдут – им надо как-то ладить…
– Что это за сумасшедшие? – тупо спросил я.
– Да мы с тобой, чудак! – усмехнулся Грош. – Как звать-то тебя?
– Свидриком меня звать… – ответил я, подумав при том, что зря вот так выбалтываю имя первому встречному. Ведь всем известно, что люди бывают разные, а на подлинное имя так легко наложить проклятие, украв твою жизненную силу. Давно надо было обзавестись прозвищем – да как-то не вышло.
Но с другой стороны, этот бродяга – а иначе не скажешь – сразу выложил и имя, и прозвище…
Впрочем, может, не стоит видеть злого колдуна в каждом встречном? Но и то правда – что делать этому парню в мертвых землях? Не иначе, здесь какой-то подвох…
Пока я бледнел и обливался потом, новый знакомый с удовольствием оглядывался по сторонам. Наверное, он проспал всю дорогу, оттого все здесь было ему в новинку.
– Смотри! – Грош больно ткнул меня локтем в бок и сказал: – Видишь бородатого?
– Ну? – сердито ответил я, потирая ушибленный бок.
– Это же гном! – доверительно сообщил Грош.
– Да ну! – не поверил я.
– Точно говорю – гном!
Я невольно уставился на бородатого. Действительно – то необычное, что кололо мне глаз с самого начала, отличало его от обычного человека. Или от человека в принципе. Кто его знает? Я просто никогда не видел гномов – как не видел эльфов, нежити и прочих удивительных существ, о которых можно услышать в сагах. В нашем тихом уголке ничего подобного не было, и я даже привык считать всех их плодом воображения менестрелей. Как это уживалось в моей голове с желанием увидеть все самому – объяснить трудно.
А гном, похоже, почувствовал обращенное к себе внимание и приоткрыл один глаз – огромный, черный – и при этом вроде бы продолжал спать. Только засопел громко, недовольно, сверля меня недобрым взглядом единственного и притом спящего глаза.
По спине неприятно пробежали мурашки, я отвел взгляд.
– Гном, – довольно повторил Грош. – Интересно, откуда это он плывет и куда?
– А я почем знаю? – сердито сказал я. – Плывет и плывет себе…
– Ну, не скажи, – задумчиво разглядывая гнома, произнес Грош. – Гномы-то воды не любят – плавают плохо, корабли вообще терпеть не могут. Не простой это гном, точно говорю…
В этот момент ладья ощутимо вздрогнула.
– Эй, бродяги – на выход! – лениво бросил купец. – И побыстрее – мне недосуг здесь торчать…
Я подскочил, радуясь, что не надо больше слушать надоедливого Гроша, стал пробираться к носу: прыгать с кормы в ледяную воду совсем не хотелось. Грош двинулся следом и, проходя мимо мачты, словно нарочно споткнулся и рухнул на гнома.
Тот оглушительно всхрапнул и проснулся. Брезгливо столкнул с себя нелепо копошащегося Гроша.
– Какого Бетрезена?! – заорал гном неприятным визгливым голосом. – Чтоб тебя разорвало, косолапый сопляк! Бросить тебя в воду на потеху мерфолкам!
– Простите, ради всего святого, простите! – прижав руки к груди и лучезарно улыбаясь, забормотал Грош. Так он и пятился до самого носа – высокого, изогнутого, напоминающего дракона.
Гном продолжал рассыпаться проклятиями, а скучающий люд несколько оживился, вяло посмеиваясь и перекидываясь глубокомысленными замечаниями.
Я спрыгнул. Как ни старался – все-таки промочил ноги. Сзади раздался всплеск – на мокрую гальку соскочил мой назойливый попутчик.
– Наконец-то – хоть ноги разомнем! – довольно сказал он.
Я не ответил – трудно было оторвать взгляд от этой поразительной картины: пугающие дикой красотой скалы и величавый корабль посреди бескрайней хрустальной глади…
Длинные весла уперлись в дно: крепкие гребцы как следует, налегли – и ладья медленно отошла от берега.
– Спасибо! – искренне крикнул я показавшемуся на носу купцу.
И в ответ услышал лишь знакомый хохот.
Хотя, наверное, дело не столько в скрипе, сколько в отвратительной, удушливой жаре, что сделала воздух плотным и липким, словно возвещая о приближении таинственных и опасных мест.
Одно утешает: ладья скоро уткнется в берег, и мерзкий скрип прекратится.
Удивительно – но шум ветра, плеск волн и трепетание паруса во время трудного и опасного морского перехода не вызвали во мне такого отторжения. Напротив, я был захвачен новыми впечатлениями, и внутри меня пел восторженный голос. Не считая первых трех дней плавания, когда, скрученный морской болезнью, я делился съеденными припасами с коварными волнами…
Чтобы хоть как-то отвлечься от надоедливого звука и справедливо рассудив, что поэт должен как следует изучить людей и их нравы, я пялился на попутчиков. Как назло, попутчики попались мне совершенно скучные – даже словом перекинуться не с кем. Ведь не с теми же двумя мрачными варварами, что неподвижно замерли на носу – с жуткими лицами, изувеченными шрамами и татуировками, с дико скрученными волосами, обрывками шкур вместо одежды. Сидели они в одинаковых расслабленных позах, обхватив жилистыми, сплошь в железных браслетах, руками длинные рукояти боевых топоров. Ржавые пятна на темном металле вызывали неприятные мысли. И как только хозяин решился доверить груз таким охранникам? Всем ведь известно, как варвары чтят договоры…
Среди молчаливых попутчиков выделялся коренастый бородатый дядька, привалившийся спиной к мачте под беспомощно обвисшим парусом. Дядька ничем особым не проявлял себя, более того – он спал. Но густая черная бородища, могучий храп, необычная одежда и что-то еще, неуловимо странное, заставляли меня вновь и вновь обращать на него внимание.
Палуба этого небольшого купеческого корабля была завалена тюками из грубого джута, заставлена потемневшими бочками. Пахло рыбой и прокисшей капустой – отнюдь не романтикой дальних странствий. Но только так можно было добраться до брошенных земель, некогда принадлежавших могучей Империи.
Корабельщики нередко проходили по этой реке с варварским именем Ийо. Путь их лежал вверх по течению – туда, где ближе к Драконьим горам, на диких степных базарах варвары торговали изделиями мастеровых-гномов и диковинами из земель эльфов. Поговаривали, что там можно купить запрещенные на мирных окраинах колдовские штуковины из мира демонов и жуткие мертвые вещи нежити…
Да только это мало интересовало меня. Ведь эти берега, где река разливается широким озером и берегом касается проклятых земель, старались обходить стороной.
Помнится, я долго толкался на пристани, пытаясь разузнать, что известно про имперские земли этим отважным путешественникам. Да только тех, похоже, больше интересовали барыши – а с кем торговать на мертвых берегах? Разве что с бесплотными духами?
Тот маленький приморский городок, до которого я пешком добирался не один день, представлялся мне тогда центром мира. Каким же жалким казался я себе со своей тощей холщовой сумкой да старой лютней, повисшей на перекинутой через плечо веревке!
Но вид моря потряс меня до глубины души. И не только своей особой, соленой, бурной красотой. Ведь там, за бескрайней лазурной гладью, скрывался легендарный Невендаар…
Не сразу удалось найти того, кто согласился бы высадить меня на проклятых богами землях. И там, в шумном торговом порту, меня стали одолевать смутные сомнения – особенно когда я говорил о целях своего странствия. Люди смотрели на меня, как на безумца, отводили взгляды, старались побыстрее закончить разговор.
Сидя в уголке шумной таверны, наполненной удушливым дымом табака и странных благовоний, криками пьяных матросов и смехом портовых женщин, я робко наблюдал за бесшабашным весельем, для которого здесь не существовало ни дня, ни ночи. Больше всего меня поражало то, что эти отчаянные, не знающие страха и сомнений люди не хотят даже слышать о местах былых сражений тьмы и света. Они предпочитали резаться в кости, драться за дешевых девок да напиваться до беспамятства.
Впрочем, я быстро понял, что общаться с матросами не имеет смысла. Все здесь решали капитаны и купцы, набиравшие корабельные команды. Ради хорошего дохода они были готовы отправиться хоть к Бетрезену в глотку. Так мне удалось сговориться с хозяином одного из отплывающих кораблей. Тучный, в мехах, несмотря на жару, купец осмотрел меня прозрачным взглядом и сказал:
– Что же ты хочешь найти там, за Драконьими скалами?
– Истории, – честно сказал я, невольно погладив лютню.
– Что? – Купец чуть приподнял брови.
– Поучительные истории, – пояснил я. – Те, из которых складываются баллады, саги, сонеты…
– Впервые вижу того, кто сам ищет повод, чтобы влипнуть в историю… – произнес купец и расхохотался сочным смехом здорового, уверенного в себе человека.
И взял меня на борт. Не забыв при этом обобрать меня как липку. «К опасному берегу пойдем, – пояснил он, пересчитывая полученные от меня монеты. – Ради твоих чудачеств я не жизнью – грузом рискую! Мне-то всякие истории ни к чему…»
И снова расхохотался.
А я подумал: как же вышло, что огромная, мощная Империя, вассалом которой был когда-то и этот сытый городок, сгинула за своими Драконьими скалами, оставив после себя лишь легенды да героические саги? Уже тогда в душу закрался неприятный холодок. Мелькнула даже малодушная мысль – не разумнее ли вернуться домой? Но следом пришел стыд – могучий погонщик глупцов.
И я взошел на корабль.
И вот теперь, когда мы приближались к зловещим черным скалам, нависшим над гладкой водой, мне стало окончательно не по себе.
А купец уже неторопливо протискивался через залежи товаров, чтобы остановиться на корме и зычно крикнуть:
– Эй, которые тут смельчаки – охотники до историй? Приплыли!
Я помахал в ответ, без всякой, впрочем, уверенности: желания странствовать по заброшенным землям у меня как-то поубавилось.
Но тут, к моему удивлению, из-под груды тряпья показалась заспанная физиономия под растрепанными светлыми волосами. Даже в таком помятом виде она излучала обаяние и невольно вызывала симпатию. Отчаянно зевая и непринужденно потягиваясь, незнакомец поднялся на ноги. Был это молодой человек, одетый щегольски, хоть и довольно потрепанно, и немногим, видимо, меня старше. Однако хитрый взгляд его уже тогда выдавал в нем куда большее, чем у меня, знание жизни.
– А что, приплыли? – несколько удивленно поинтересовался он. И тут же уставился на меня. Еще миг – и он уже непринужденно сидел рядом, заговаривая со мной, будто мы были знакомы с детства.
– Меня Огюстом зовут, – сказал он. – Но друзья кличут Грошем. Правда, друзей у меня нет – так что ты будешь первым.
– А с чего ты это взял, что я буду твоим другом? – Я напрягся, чувствуя себя крайне скованно – сказывалась моя дремучая провинциальность.
– А деваться некуда, – охотно пояснил Грош. – Ведь только двое сумасшедших сейчас на берег сойдут – им надо как-то ладить…
– Что это за сумасшедшие? – тупо спросил я.
– Да мы с тобой, чудак! – усмехнулся Грош. – Как звать-то тебя?
– Свидриком меня звать… – ответил я, подумав при том, что зря вот так выбалтываю имя первому встречному. Ведь всем известно, что люди бывают разные, а на подлинное имя так легко наложить проклятие, украв твою жизненную силу. Давно надо было обзавестись прозвищем – да как-то не вышло.
Но с другой стороны, этот бродяга – а иначе не скажешь – сразу выложил и имя, и прозвище…
Впрочем, может, не стоит видеть злого колдуна в каждом встречном? Но и то правда – что делать этому парню в мертвых землях? Не иначе, здесь какой-то подвох…
Пока я бледнел и обливался потом, новый знакомый с удовольствием оглядывался по сторонам. Наверное, он проспал всю дорогу, оттого все здесь было ему в новинку.
– Смотри! – Грош больно ткнул меня локтем в бок и сказал: – Видишь бородатого?
– Ну? – сердито ответил я, потирая ушибленный бок.
– Это же гном! – доверительно сообщил Грош.
– Да ну! – не поверил я.
– Точно говорю – гном!
Я невольно уставился на бородатого. Действительно – то необычное, что кололо мне глаз с самого начала, отличало его от обычного человека. Или от человека в принципе. Кто его знает? Я просто никогда не видел гномов – как не видел эльфов, нежити и прочих удивительных существ, о которых можно услышать в сагах. В нашем тихом уголке ничего подобного не было, и я даже привык считать всех их плодом воображения менестрелей. Как это уживалось в моей голове с желанием увидеть все самому – объяснить трудно.
А гном, похоже, почувствовал обращенное к себе внимание и приоткрыл один глаз – огромный, черный – и при этом вроде бы продолжал спать. Только засопел громко, недовольно, сверля меня недобрым взглядом единственного и притом спящего глаза.
По спине неприятно пробежали мурашки, я отвел взгляд.
– Гном, – довольно повторил Грош. – Интересно, откуда это он плывет и куда?
– А я почем знаю? – сердито сказал я. – Плывет и плывет себе…
– Ну, не скажи, – задумчиво разглядывая гнома, произнес Грош. – Гномы-то воды не любят – плавают плохо, корабли вообще терпеть не могут. Не простой это гном, точно говорю…
В этот момент ладья ощутимо вздрогнула.
– Эй, бродяги – на выход! – лениво бросил купец. – И побыстрее – мне недосуг здесь торчать…
Я подскочил, радуясь, что не надо больше слушать надоедливого Гроша, стал пробираться к носу: прыгать с кормы в ледяную воду совсем не хотелось. Грош двинулся следом и, проходя мимо мачты, словно нарочно споткнулся и рухнул на гнома.
Тот оглушительно всхрапнул и проснулся. Брезгливо столкнул с себя нелепо копошащегося Гроша.
– Какого Бетрезена?! – заорал гном неприятным визгливым голосом. – Чтоб тебя разорвало, косолапый сопляк! Бросить тебя в воду на потеху мерфолкам!
– Простите, ради всего святого, простите! – прижав руки к груди и лучезарно улыбаясь, забормотал Грош. Так он и пятился до самого носа – высокого, изогнутого, напоминающего дракона.
Гном продолжал рассыпаться проклятиями, а скучающий люд несколько оживился, вяло посмеиваясь и перекидываясь глубокомысленными замечаниями.
Я спрыгнул. Как ни старался – все-таки промочил ноги. Сзади раздался всплеск – на мокрую гальку соскочил мой назойливый попутчик.
– Наконец-то – хоть ноги разомнем! – довольно сказал он.
Я не ответил – трудно было оторвать взгляд от этой поразительной картины: пугающие дикой красотой скалы и величавый корабль посреди бескрайней хрустальной глади…
Длинные весла уперлись в дно: крепкие гребцы как следует, налегли – и ладья медленно отошла от берега.
– Спасибо! – искренне крикнул я показавшемуся на носу купцу.
И в ответ услышал лишь знакомый хохот.
Глава вторая,
в которой Свидрик знакомится с грубой силой и вступает в сомнительное предприятие
Земли Империи были пустынны и мертвы. Впрочем, чего еще ожидать от этого маленького каменистого клочка суши? Ведь равнина была отделена от меня скалистой грядой, сквозь которую, как говорили, вел трудный и опасный перевал.
Впрочем, первые опасения прошли, и теперь я мог позволить себе немного расслабиться и напитаться красотой камня и воды, размышляя о том, что рассказывали об этих местах старинные легенды…
Единственным, что портило величественную картину и мешало проникнуться атмосферой, был мой новый знакомый. Он довольно насвистывал, важно расхаживал, заложив за спину руки, и оглядывал скалы с видом человека, получившего все эти красоты по наследству от почившего дядюшки-лорда.
– Эх, красота! – Грош потянулся, хрустнув суставами, от чего меня передернуло. – Благодатные места!
Я удивленно посмотрел на незваного попутчика.
– Благодатные? – повторил я. – У меня о них совсем другое представление.
– Да ладно? – ухмыльнулся Грош. – Ну-ка, поделись!
Вообще-то у меня не было никакого желания общаться с этим назойливым типом. В этих диких местах я искал вдохновения, а не пустых разговоров. Впрочем, менестрелям приходится порой выступать на публике. Более того, это и есть их работа. Но в те времена мне казалось, что Грош – слишком низкосортная публика для моего таланта. Что говорить – глупость столь же безгранична, как и вера юности в собственную исключительность.
– Эти места никак нельзя назвать благодатными, – сказал я, и голос мой окреп, как всегда, когда я касался любимой темы. Я говорил все громче, вкладывая в слова ритм и пафос, присущий героической саге, и внутренне радовался, наблюдая в глазах единственного слушателя оцепенение и нарастающий интерес. – Скалы эти неспроста названы Драконьими. До тех пор, как в этих местах были установлены жезлы власти Империи, драконы здесь властвовали безраздельно, закрывая крылами небо, играя и спариваясь под облаками. Дорагон – великий повелитель драконов – нагонял ужас на окрестные земли, совершал налеты и на отдаленные города. И в эти места никогда не пришел бы корабль, если бы Дорагона не убили во времена Первой Великой войны. Говорят, и сейчас, когда в этих местах почти не осталось крылатых созданий, великий бог драконов Дорагон охраняет эти черные скалы… В стародавние времена вершины здесь были громадны – но страшные потрясения обрушили их, превратив в обломки. Еще говорят, что где-то этот хребет соединяется с Горами Дьявола…
– Ты что же, бывал в этих местах? – с интересом осматриваясь, поинтересовался Грош.
– Никогда. – Я покачал головой. – Но иногда мне кажется, что всю свою жизнь я провел в землях Империи, Эльфийского Союза и Горных Кланов, среди демонов, нежити и драконов…
– Да кто ты такой, парень? – Впервые Грош посмотрел на меня с интересом, без присущего ему бесконечного ерничества.
– Я поэт…
– Кто?!
– Бард. Менестрель. Я знаю множество историй про эти земли…
Грош прыснул со смеху и сказал – снисходительно и, как мне показалось, облегченно:
– Поэт! Вот умора! А я-то думал… Впрочем, я с самого начала удивлялся: что за бандуру ты собой тащишь? Фу-х… А то уж напугал меня своими страшными сказками…
– Это не сказки. Саги и баллады – всего лишь поэтическая форма, в которой описываются подлинные события. Так они лучше запоминаются и производят особое впечатление на слушателей…
– Это да, – кивнул Грош. – Впечатление ты произвел. Только никому здесь не говори о своем занятии. Не поймут. В лучшем случае засмеют, да и разговаривать всерьез не будут. Ну а могут и прибить – на всякий случай…
В тот момент я почувствовал, как почва уходит у меня из-под ног. Все, что я считал лучшим в своей жизни, увлекательным, важным, почти святым, – подверглось презрительному осмеянию.
– Поэт – уважаемое ремесло… – дрожащим голосом сказал я. Пальцы сами собой сжались в кулаки.
– Расскажи это гномам, – хихикнул Грош. – Они-то знают, что такое настоящее ремесло…
Первый раз в жизни я пришел в бешенство. С каким-то невообразимым воплем бросился на обидчика…
И упал в воду.
До этого я никогда не дрался. В селении нашем люди были обстоятельные, работящие и добрые. Так уж сложилась жизнь, что о настоящих кулачных боях мне было известно лишь из лихих песен изредка проходящих бродяг. Грошу даже не пришлось меня бить: ловко увернувшись, он поставил подножку – и я полетел носом в речную гальку.
Обиженно дзынкнули за спиной струны лютни, и надо мной раздался примирительный и оттого еще более раздражающий голос:
– Ну, брат, это не дело. Ты же драться не умеешь! Куда тебе в Невендаар соваться?
Я не ответил. Сел по щиколотку в воде, осторожно снял лютню, осмотрел. Вроде бы не повредил…
Обида и злость разъедали душу, и в ней больше не было места для вдохновения.
Я был не просто повержен в драке. Я получил серьезный урок жизни.
А мой милосердный победитель продолжал разглагольствовать, стоя надо мной и задумчиво сложив на груди руки:
– Слушай, приятель. Еще не поздно вернуться на корабль – вон они только грести собираются. Сейчас крикнем – и отправишься домой, к мамочке…
Договорить я ему не дал: вскочил и снова бросился на обидчика. На этот раз он даже увертываться не стал – просто, не особо напрягаясь, толкнул меня ладонью в грудь, умудрившись при этом перехватить за гриф лютню. Я кубарем полетел обратно в воду, а Грош остался стоять, с любопытством вертя инструмент в руках. Ударил по струнам – и лютня отозвалась отчаянно фальшивым звуком.
– Не смей трогать инструмент! – заорал я.
Стоя по колено в воде, мокрый, со сжатыми кулаками и диким взглядом, я, очевидно, произвел впечатление на Гроша.
– Да ладно, забирай. – Он протянул лютню. – Только учти: сунешься ко мне еще раз – получишь по носу.
Я вырвал у него из рук лютню и некоторое время стоял, тупо уставившись на нее. Кровь еще не перестала бурлить, смесь злости и обиды по-прежнему отравляла мой ум.
Потом мы молча сидели на камнях, глядя вслед медленно уходящей ладье. Я успокоился, не избавившись, однако, от желания поквитаться – мысли, недостойной барда, но типичной для опозоренного юноши.
– Ладно, – сказал наконец Грош, решительно хлопнув себя по коленям. – Я тут подумал – не все так плохо…
– Надо же, как интересно! – желчно отозвался я. Одежда никак не желала сохнуть, я успел порядком замерзнуть и теперь мелко трясся и стучал зубами.
– Я серьезно, – сказал Грош. – Поразмыслив здраво, я вот что решил: мы оба не лишены недостатков…
– Я рад, что ты это признаешь, – заметил я, несколько смягчаясь. В конце концов, эти слова отдаленно походили на извинения.
– Вот-вот. С другой стороны, у каждого из нас есть определенные достоинства. Скажем, я – весьма ловкий малый. У меня чутье на удачу, со мной охотно общаются люди и еще охотнее – делятся своим имуществом…
– Что-то я не вполне понимаю…
– Ты же, как видно, куда лучше меня знаешь эти земли и местные обычаи…
– Ну… – Эти слова смутили меня. Действительно: голова моя набита легендами и сказаниями – но можно ли считать это настоящим знанием местности и ее обитателей? Это довольно опасное заблуждение. Ведь для того я и прибыл сюда, чтобы самому ощутить правду Невендаара. Но, похоже, мой собеседник не владел и такими сомнительными сведениями об этой стране.
– …так что вместе мы можем стать весьма удачливой компанией, – закончил Грош и лихо подмигнул. – Я предлагаю объединить наши усилия. Будь моим компаньоном!
Грош с готовностью протянул мне руку. Я же посмотрел на нее с некоторым сомнением.
– Компаньоном в чем? – осторожно спросил я. – Я пришел сюда за вдохновением. А чем тебя влекут эти земли? Что ищешь ты?
– Так его же – вдохновение! – воскликнул Грош. – Только тебя вдохновляют старинные баллады, а меня – сокровища!
– Сокровища?! – Я подскочил на месте так, что Грош отдернул руку, испуганно подавшись назад.
– А что тебя удивляет? – Он пожал плечами. – Мертвые земли древней Империи должны быть просто набиты кладами и всякими там диковинами. Войны унесли много жизней – но золото ведь никуда не делось. Я нюхом чую – надо скорее пошарить в этих местах, пока то же самое не пришло в голову каким-нибудь другим умникам. Пока что их сдерживает лишь страх – кто знает, что творится на этих землях? Но скоро, очень скоро сюда ринутся целые толпы кладоискателей! Так что у нас с тобой есть прекрасный шанс собрать сливки…
– Это же мародерство! – возмущенно заявил я. – Копаться на могилах погибших воинов…
– Это как посмотреть, – возразил Грош. – Можешь считать, что это – ученая экспедиция…
– Научная… – машинально поправил я.
– Вот-вот! – подхватил хитрый Грош. – Ты собираешь свои истории, а я – факты. В золотом и бриллиантовом эквиваленте.
Наверное, мой взгляд был довольно красноречив, и Грош перешел к более весомым аргументам. Он залез за пазуху своей щегольской рубахи и извлек небольшой, но массивный предмет. Что-то вроде пряжки из темного металла, изготовленной искусно, из витиевато переплетенных полос, складывающихся в незнакомые мне символы. Посередке загадочно отсвечивал крупный зеленоватый камень.
– Что это? – спросил я, завороженно глядя на эту штуковину.
– Изумруд. Что, никогда не видел гномьего амулета? – усмехнулся Грош.
– Нет. – Я помотал головой, невольно протягивая руки к удивительному предмету.
Грош, словно играя со мной, отдернул руку:
– Как же ты собираешься сочинять свои баллады, если никогда не видел даже вещиц из Невендаара?
– Откуда у тебя это? – спросил я.
– Так, по наследству досталось, – уклончиво ответил Грош, пряча амулет обратно за пазуху.
Меня осенила неприятная догадка.
– Ты что же – украл ее у того гнома?! – дрожащим голосом произнес я.
– Почему – украл? – пожал плечами Грош. – Просто позаимствовал. Хороший амулет никогда не помешает. Особенно в таких неспокойных местах…
– Ты – вор… – произнес я не столько вопросительно, сколько констатируя факт.
Грош обиженно поджал губы:
– Я вовсе не вор! Мое призвание – поиск кладов. Клад – это то, что лишено хозяина, а стало быть, ничье. Не надо было разбрасывать амулеты по всей палубе…
– Он же спал…
– Вот именно!
Я не знал, что сказать. Мне еще не приходилось иметь дело с такими мошенниками. Бродяги, что забредали в наш тихий уголок, тоже бывали не в ладах с законами и обычаями. Но Грош обладал тем, чего не было у скитающихся по свету оборванцев, – ослепительной улыбкой и непробиваемым обаянием. Трудно было не дрогнуть и не пойти на поводу у этого хитреца.
Впрочем, первые опасения прошли, и теперь я мог позволить себе немного расслабиться и напитаться красотой камня и воды, размышляя о том, что рассказывали об этих местах старинные легенды…
Единственным, что портило величественную картину и мешало проникнуться атмосферой, был мой новый знакомый. Он довольно насвистывал, важно расхаживал, заложив за спину руки, и оглядывал скалы с видом человека, получившего все эти красоты по наследству от почившего дядюшки-лорда.
– Эх, красота! – Грош потянулся, хрустнув суставами, от чего меня передернуло. – Благодатные места!
Я удивленно посмотрел на незваного попутчика.
– Благодатные? – повторил я. – У меня о них совсем другое представление.
– Да ладно? – ухмыльнулся Грош. – Ну-ка, поделись!
Вообще-то у меня не было никакого желания общаться с этим назойливым типом. В этих диких местах я искал вдохновения, а не пустых разговоров. Впрочем, менестрелям приходится порой выступать на публике. Более того, это и есть их работа. Но в те времена мне казалось, что Грош – слишком низкосортная публика для моего таланта. Что говорить – глупость столь же безгранична, как и вера юности в собственную исключительность.
– Эти места никак нельзя назвать благодатными, – сказал я, и голос мой окреп, как всегда, когда я касался любимой темы. Я говорил все громче, вкладывая в слова ритм и пафос, присущий героической саге, и внутренне радовался, наблюдая в глазах единственного слушателя оцепенение и нарастающий интерес. – Скалы эти неспроста названы Драконьими. До тех пор, как в этих местах были установлены жезлы власти Империи, драконы здесь властвовали безраздельно, закрывая крылами небо, играя и спариваясь под облаками. Дорагон – великий повелитель драконов – нагонял ужас на окрестные земли, совершал налеты и на отдаленные города. И в эти места никогда не пришел бы корабль, если бы Дорагона не убили во времена Первой Великой войны. Говорят, и сейчас, когда в этих местах почти не осталось крылатых созданий, великий бог драконов Дорагон охраняет эти черные скалы… В стародавние времена вершины здесь были громадны – но страшные потрясения обрушили их, превратив в обломки. Еще говорят, что где-то этот хребет соединяется с Горами Дьявола…
– Ты что же, бывал в этих местах? – с интересом осматриваясь, поинтересовался Грош.
– Никогда. – Я покачал головой. – Но иногда мне кажется, что всю свою жизнь я провел в землях Империи, Эльфийского Союза и Горных Кланов, среди демонов, нежити и драконов…
– Да кто ты такой, парень? – Впервые Грош посмотрел на меня с интересом, без присущего ему бесконечного ерничества.
– Я поэт…
– Кто?!
– Бард. Менестрель. Я знаю множество историй про эти земли…
Грош прыснул со смеху и сказал – снисходительно и, как мне показалось, облегченно:
– Поэт! Вот умора! А я-то думал… Впрочем, я с самого начала удивлялся: что за бандуру ты собой тащишь? Фу-х… А то уж напугал меня своими страшными сказками…
– Это не сказки. Саги и баллады – всего лишь поэтическая форма, в которой описываются подлинные события. Так они лучше запоминаются и производят особое впечатление на слушателей…
– Это да, – кивнул Грош. – Впечатление ты произвел. Только никому здесь не говори о своем занятии. Не поймут. В лучшем случае засмеют, да и разговаривать всерьез не будут. Ну а могут и прибить – на всякий случай…
В тот момент я почувствовал, как почва уходит у меня из-под ног. Все, что я считал лучшим в своей жизни, увлекательным, важным, почти святым, – подверглось презрительному осмеянию.
– Поэт – уважаемое ремесло… – дрожащим голосом сказал я. Пальцы сами собой сжались в кулаки.
– Расскажи это гномам, – хихикнул Грош. – Они-то знают, что такое настоящее ремесло…
Первый раз в жизни я пришел в бешенство. С каким-то невообразимым воплем бросился на обидчика…
И упал в воду.
До этого я никогда не дрался. В селении нашем люди были обстоятельные, работящие и добрые. Так уж сложилась жизнь, что о настоящих кулачных боях мне было известно лишь из лихих песен изредка проходящих бродяг. Грошу даже не пришлось меня бить: ловко увернувшись, он поставил подножку – и я полетел носом в речную гальку.
Обиженно дзынкнули за спиной струны лютни, и надо мной раздался примирительный и оттого еще более раздражающий голос:
– Ну, брат, это не дело. Ты же драться не умеешь! Куда тебе в Невендаар соваться?
Я не ответил. Сел по щиколотку в воде, осторожно снял лютню, осмотрел. Вроде бы не повредил…
Обида и злость разъедали душу, и в ней больше не было места для вдохновения.
Я был не просто повержен в драке. Я получил серьезный урок жизни.
А мой милосердный победитель продолжал разглагольствовать, стоя надо мной и задумчиво сложив на груди руки:
– Слушай, приятель. Еще не поздно вернуться на корабль – вон они только грести собираются. Сейчас крикнем – и отправишься домой, к мамочке…
Договорить я ему не дал: вскочил и снова бросился на обидчика. На этот раз он даже увертываться не стал – просто, не особо напрягаясь, толкнул меня ладонью в грудь, умудрившись при этом перехватить за гриф лютню. Я кубарем полетел обратно в воду, а Грош остался стоять, с любопытством вертя инструмент в руках. Ударил по струнам – и лютня отозвалась отчаянно фальшивым звуком.
– Не смей трогать инструмент! – заорал я.
Стоя по колено в воде, мокрый, со сжатыми кулаками и диким взглядом, я, очевидно, произвел впечатление на Гроша.
– Да ладно, забирай. – Он протянул лютню. – Только учти: сунешься ко мне еще раз – получишь по носу.
Я вырвал у него из рук лютню и некоторое время стоял, тупо уставившись на нее. Кровь еще не перестала бурлить, смесь злости и обиды по-прежнему отравляла мой ум.
Потом мы молча сидели на камнях, глядя вслед медленно уходящей ладье. Я успокоился, не избавившись, однако, от желания поквитаться – мысли, недостойной барда, но типичной для опозоренного юноши.
– Ладно, – сказал наконец Грош, решительно хлопнув себя по коленям. – Я тут подумал – не все так плохо…
– Надо же, как интересно! – желчно отозвался я. Одежда никак не желала сохнуть, я успел порядком замерзнуть и теперь мелко трясся и стучал зубами.
– Я серьезно, – сказал Грош. – Поразмыслив здраво, я вот что решил: мы оба не лишены недостатков…
– Я рад, что ты это признаешь, – заметил я, несколько смягчаясь. В конце концов, эти слова отдаленно походили на извинения.
– Вот-вот. С другой стороны, у каждого из нас есть определенные достоинства. Скажем, я – весьма ловкий малый. У меня чутье на удачу, со мной охотно общаются люди и еще охотнее – делятся своим имуществом…
– Что-то я не вполне понимаю…
– Ты же, как видно, куда лучше меня знаешь эти земли и местные обычаи…
– Ну… – Эти слова смутили меня. Действительно: голова моя набита легендами и сказаниями – но можно ли считать это настоящим знанием местности и ее обитателей? Это довольно опасное заблуждение. Ведь для того я и прибыл сюда, чтобы самому ощутить правду Невендаара. Но, похоже, мой собеседник не владел и такими сомнительными сведениями об этой стране.
– …так что вместе мы можем стать весьма удачливой компанией, – закончил Грош и лихо подмигнул. – Я предлагаю объединить наши усилия. Будь моим компаньоном!
Грош с готовностью протянул мне руку. Я же посмотрел на нее с некоторым сомнением.
– Компаньоном в чем? – осторожно спросил я. – Я пришел сюда за вдохновением. А чем тебя влекут эти земли? Что ищешь ты?
– Так его же – вдохновение! – воскликнул Грош. – Только тебя вдохновляют старинные баллады, а меня – сокровища!
– Сокровища?! – Я подскочил на месте так, что Грош отдернул руку, испуганно подавшись назад.
– А что тебя удивляет? – Он пожал плечами. – Мертвые земли древней Империи должны быть просто набиты кладами и всякими там диковинами. Войны унесли много жизней – но золото ведь никуда не делось. Я нюхом чую – надо скорее пошарить в этих местах, пока то же самое не пришло в голову каким-нибудь другим умникам. Пока что их сдерживает лишь страх – кто знает, что творится на этих землях? Но скоро, очень скоро сюда ринутся целые толпы кладоискателей! Так что у нас с тобой есть прекрасный шанс собрать сливки…
– Это же мародерство! – возмущенно заявил я. – Копаться на могилах погибших воинов…
– Это как посмотреть, – возразил Грош. – Можешь считать, что это – ученая экспедиция…
– Научная… – машинально поправил я.
– Вот-вот! – подхватил хитрый Грош. – Ты собираешь свои истории, а я – факты. В золотом и бриллиантовом эквиваленте.
Наверное, мой взгляд был довольно красноречив, и Грош перешел к более весомым аргументам. Он залез за пазуху своей щегольской рубахи и извлек небольшой, но массивный предмет. Что-то вроде пряжки из темного металла, изготовленной искусно, из витиевато переплетенных полос, складывающихся в незнакомые мне символы. Посередке загадочно отсвечивал крупный зеленоватый камень.
– Что это? – спросил я, завороженно глядя на эту штуковину.
– Изумруд. Что, никогда не видел гномьего амулета? – усмехнулся Грош.
– Нет. – Я помотал головой, невольно протягивая руки к удивительному предмету.
Грош, словно играя со мной, отдернул руку:
– Как же ты собираешься сочинять свои баллады, если никогда не видел даже вещиц из Невендаара?
– Откуда у тебя это? – спросил я.
– Так, по наследству досталось, – уклончиво ответил Грош, пряча амулет обратно за пазуху.
Меня осенила неприятная догадка.
– Ты что же – украл ее у того гнома?! – дрожащим голосом произнес я.
– Почему – украл? – пожал плечами Грош. – Просто позаимствовал. Хороший амулет никогда не помешает. Особенно в таких неспокойных местах…
– Ты – вор… – произнес я не столько вопросительно, сколько констатируя факт.
Грош обиженно поджал губы:
– Я вовсе не вор! Мое призвание – поиск кладов. Клад – это то, что лишено хозяина, а стало быть, ничье. Не надо было разбрасывать амулеты по всей палубе…
– Он же спал…
– Вот именно!
Я не знал, что сказать. Мне еще не приходилось иметь дело с такими мошенниками. Бродяги, что забредали в наш тихий уголок, тоже бывали не в ладах с законами и обычаями. Но Грош обладал тем, чего не было у скитающихся по свету оборванцев, – ослепительной улыбкой и непробиваемым обаянием. Трудно было не дрогнуть и не пойти на поводу у этого хитреца.