– Здравия желаю! – неторопливо, с самоуверенной ленцой произнес конвоир.
   – Здоров! – не поднимая головы, отозвался капитан.
   – Принимайте задержанного, – сказал боец. – Бригада быстрого реагирования, вам должны были сообщить.
   – Ага, – равнодушно сказал капитан, глядя на Буку красными, воспаленными глазами. – На посту оформили?
   – Так точно. Вот это у него изъяли…
   Старший конвоир положил на стол перед капитаном прозрачный пакетик с хабаром.
   – Ага… – с удовлетворением произнес капитан, даже оживился немного. – Опасный? Финты какие-нибудь отмачивал?
   – Да вроде, нет. Не сопротивлялся, попыток к бегству не совершал.
   – Это облегчает дело, – кивнул капитан. – Ну, что же, тогда оставляйте его – и свободны.
   Бойцы молча исчезли за дверью. Бука продолжал стоять, от нечего делать, наблюдая за капитаном. Тот, казалось, не замечал его присутствия, продолжал перекладывать бумажки и курить. Даже как-то неуютно становилось. Наконец, офицер потянулся к черному телефонному аппарату, снял трубку, подождал некоторое время, брезгливо раздавливая окурок в массивной, до краев заполненной пепельнице.
   – Дайте «Сосну»! – вяло попросил капитан. – Кто на связи? Лыков? Да, я. Что там у вас? Лезут? Вот же сучье семя… Жертвы есть? Ох ты… Ну, да, в тот раз еще больше было… Ну, держитесь, что тут еще скажешь… Я что спросить-то хотел: нарушителей много задержали? Да, хотел узнать, сколько вы мне работы подкинете… Ну, да, и я о том же: удачно дежурство выпало, что б его… Ага… – он поднял усталый взгляд на Буку. – Да нет, одного пока… Ага… И на том спасибо. Ну да, на кой мне с ними возиться – что, мне премию за каждого дают, что ли? Ну, ты меня понял… Вот и ладненько.
   Капитан положил трубку. И будто только сейчас заметил задержанного. На худом, изможденном лице капитана, появилась бледная улыбка.
   – Вот и отлично, – сказал он. – Значит, один ты у меня сегодня. Так что поговорим спокойно, не торопясь, без нервов… А что это ты стоишь, как столб? Садись, садись, в ногах правды нет. Курить будешь?
   – Нет, спасибо… – ответил Бука, присаживаясь на жесткий казенный стул.
   – Это правильно, – с удовольствием закуривая очередную сигарету, заметил капитан. – Курить вредно. Правда, через Периметр лазить, говорят, еще вреднее, а?
   – Я не знаю, я же не лазил, – сказал Бука, и даже сам ощутил, что фальшиво.
   – Допустим, – добродушно согласился капитан. – А побрякушки эти откуда?
   Капитан приподнял за уголок пакет с хабаром, поболтал им для придания своему вопросу весомости. К вопросу этому Бука успел подготовиться, а потому ответил незамедлительно, наверное, даже слишком быстро:
   – Это не мое. Приятель меня на машине подвозил – когда тревогу объявили. Так машина по пути навернулась, приятель на мутантов нарвался, я сам еле успел сбежать… А это я на ходу, у него из бардачка подхватил. Ну, не пропадать же добру? Это же, вроде, денег стоит…
   Капитан терпеливо внимал, чуть склонив голову на бок, и время от времени удовлетворенно кивал – как учитель, слушающий зазубренный ответ ученика. Стряхнул наросшую на кончике сигареты пепельную «колбаску», сказал:
   – Ну, да, складно рассказываешь. Конечно, незаконное хранение артефактов – это не вынос их из Зоны, и даже не сбыт. То есть, не уголовщина, а всего лишь административное правонарушение. Будь я сталкером – такую же историю слепил бы, только более правдоподобную. Нет, не спорю – очень даже может быть. Здесь все промышляют этим дерьмом из Зоны. Не поверишь: однажды бойцы в детской песочнице пустышку откопали – так от нее фонило, как от атомной бомбы, квартал эвакуировать пришлось… Давай лучше о другом поговорим. Кто ты такой и откуда взялся?
   – Документы там остались… – промямлил Бука, неопределенно махнув рукой.
   – Это бывает, – согласился капитан. – Но есть у тебя фамилия, имя отчество? Как тебя звать? Где родился, учился? Кто может подтвердить твою личность, пока документы не восстановят, а?
   «Началось», – мрачно подумал Бука. К столь подробному допросу он не был готов. Выложить сразу, кто он есть на самом деле – так это будет звучать еще большим враньем, чем начни он выдумывать себе на ходу новую биографию. Да и что он может выдумать – никогда не бывавший в этом огромном мире за пределами Периметра? Все, что он знал о жизни вне Зоны, складывалось из странных рассказов Дока, где правда смешивалась со сказкой, да из бессвязных баек сталкеров, у которых, как известно, язык развязывается только «под мухой». Но главное даже не в этом.
   Ему не то что бы выдумывать себе фальшивую биографию нельзя. Правду сказать было бы еще хуже. Потому как награды за его несчастную голову никто не отменял. Пусть даже затихла давняя история с Маревом, пусть даже Хозяева (если это действительно были они) сняли заказ. Но кто может поручиться, что здесь, за пределами Зоны об этом знают? В конце-концов, охоту инициировали где-то здесь, в Большом мире, в котором он так стремился раствориться. Так что, по-любому выходило, что лучшее решение – не говорить вообще ничего.
   – Ну? – снова произнес капитан, и нетерпеливо постучал по краю стола тяжелой авторучкой. – Фамилия, имя отчество!
   – Вообще, у меня проблема, – как можно жалостливее, сказал Бука. – У меня, вроде как, память отшибло…
   – Вот как? – сочувственно сказал капитан. – Амнезия?
   – Налет был, – несколько оживился Бука. – Как вокруг мутанты полезли, так тут же со всех сторон – самолеты, бомбы… А потом так жахнуло, что не знаю, как вообще уцелел. Помню только, как из канавы вылез, как на блок-пост вышел. А вот то, что вы сейчас спросили – так это все будто из головы вышибли… – Бука принял задумчивый вид, напряженно наморщил лоб. – Нет, ничего про себя не помню. Даже не знаю, что делать…
   – Даже, как зовут, не помнишь? – нахмурившись, произнес майор.
   – Ага… – Бука виновато потупился, шмыгнул носом.
   В кабинете повисла тяжелая пауза. Было слышно, как за окном рокочут моторы, и кто-то громко отдает приказы. Капитан некоторое время разглядывал задержанного, продолжая выстукивать по столу какой-то неторопливый ритм. Затем заговорил негромко:
   – Слушай, парень, я ведь с тобой пока без протокола говорю. Здесь тебе не «ментовка», так что я могу и без бумажек. А могу и по-другому, и поверь: этот разговор тебе не понравится. Не знаю, что ты там вбил себе в голову, но одно могу утверждать наверняка: ты уже по уши в дерьме, и все норовишь зарыться поглубже. Ну, к чему все это вранье? Ей-богу, ты ведь и врать-то толком не умеешь.
   – Я не вру, – упрямо сказал Бука. – Я и вправду не помню, кто я такой и откуда.
   Он уже понимал, что «поплыл». И только теперь до него стало доходить, отчего сталкеры так боятся попадать в эту проклятую комендатуру. Было во всем этом что-то бездушное, непробиваемое, совершенно безнадежное. Любую аномалию можно обмануть, обойти, от мутанта – отстреляться или убежать. Но сейчас Буке казалось, что он увяз, будто в трясине, и нет из этого болота никакого выхода. Потому что в этом мире работают другие законы: судьбу человека здесь могут решить невидимые и неосязаемые вещи, вроде имени, даты и места рождения, службы, учебы, набора других данных, которые, будучи изложены на бумаге и придавлены печатью, приобретают такую пробивную силу, по сравнению с которой РПГ – полное барахло. Все это было слишком сложно, слишком тяжело для уставшего от впечатлений парня из-за Периметра. Бука ощутил, как по щеке стекают капельки пота.
   – Ну что, будем говорить или продолжим ваньку валять? – поинтересовался капитан каким-то новым тоном.
   Бука промямлил, было, что-то в ответ, но тут случилось нечто совершенное неожиданное: капитан резко поднялся, стремительно приблизился к задержанному, на ходу расстегивая на ремне кобуру, хищно завис над ним, и вдруг заорал надсадным, замогильным голосом:
   – Ты будешь колоться, гнида?! Будешь говорить, падла?! Фамилия, имя, отчество – быстро! Убью, сука!!!
   В этот момент Бука испытал самый настоящий ужас. Не от крика, и даже не от ощущения уткнувшегося в шею холодного пистолетного ствола. Он даже не представлял, как это возможно – как этот, вполне приятный в общении офицер так быстро потеряет человеческий облик, превратившись в совершенно невообразимого упыря. Даже показалось на миг, что в кабинете потемнело.
   Бука застыл, глядя на капитана снизу вверх выпученными от изумления глазами, и даже мощная, умело отвешенная затрещина не привела его в чувство. Со следующим ударом он полетел со стула, болезненно ударившись о батарею, попятился, не отрывая взгляда от надвигавшего на него капитана. Бледное лицо того налилось краской, сделавшись пунцовым, и еще больше осунулось. Казалось, сейчас он вцепится подозреваемому в глотку и начнет рвать из него куски мяса…
   Дверь распахнулась, и показалось озабоченное лицо дежурного:
   – Все в порядке? – быстро спросил лейтенант.
   – Нормально, – мгновенно вернув себе расслабленное и вполне человеческое выражение лица, сказал капитан. – Видишь, подозреваемый со стула свалился. Устал, говорит, очень – хабар через Периметр тащить утомился.
   – А-а… – с пониманием оскалился лейтенант. – Тогда ладно.
   И прикрыл за собой дверь. Капитан вернулся за стол, закурил. Окликнул застывшего на полу Буку:
   – Эй, хорош валяться, не на пляже. Садись!
   Все еще толком не придя в себя, Бука медленно поднялся. Он не отводил взгляда от капитана, от которого теперь ожидал, чего угодно. Стало еще понятнее, отчего сталкеры ненавидят это место: у его хозяев отсутствуют какие бы то ни было барьеры поведения, и при этом они обладают полной безнаказанностью. Там, Зоне, он имел бы целый ряд вариантов действий в подобной ситуации: договориться «по понятиям», удрать, дать этому психу «в табло», пристрелить или легонько подтолкнуть к случайно подвернувшейся аномалии. Но в чужеродном, замкнутом пространстве комендатуры, с толстыми крашеными решетками на окнах, с вооруженными дежурными в коридоре и постах на входах и выходах, он ощутил вдруг свою полную беспомощность и ничтожность. Наверное, это было одним из первых уроков Большого мира, который, словно желал ткнуть его в один-единственный факт: в этом мире ты никто. Песчинка.
   Совершенно сбитый с толку подозреваемый осторожно вернулся на место. Присел на краешек стула, исподлобья глядя на хозяина кабинета.
   – Значит, так, – устало сказал капитан. – Нет у меня никакого желания агитировать тебя на чистосердечное признание. Может, ты даже не врешь – ночь сегодня беспокойная, все могло случиться, даже память отбить. Личность твою мы выясним и сами, благо техника на нашей стороне. Сейчас отправишься в медицинский кабинет, у тебя возьмут образцы для анализа ДНК. До утра посидишь в камере, подумаешь. Ну а завтра советую тебе придумать байку получше: меня сменит капитан Кочетов, этот не будет с тобой сопли размазывать. Если ему что не так покажется – костей не соберешь. Понял?
   – Понял… – пробормотал Бука.
   – Вот и славно, – решил капитан. Гаркнул:
   – Дежурный!
   …Лейтенант проводил его в медкабинет – тесное помещение, в котором имелась одна лишь узкая кушетка, обтянутая белоснежным чехлом, пара белых шкафчиков, небольшой стол с двумя стульями. Их встретила дежурная сестра – нарочито строгая, но миловидная, волнующе пахнущая странным сочетанием медикаментов и духов – у Буки аж закружилась голова от нахлынувших чувств. Лишь сейчас, с какой-то тупой внутренней ухмылкой, Бука отметил для себя, что никогда не задумывался, как много в этом мире женщин – тех существ, что были в Зоне в диковинку, если не на вес золота. Секунду спустя он ужаснулся: если одна единственная женщина в его жизни так сломала его, будто бы вместе с собой вывернув наизнанку его душу – как же жить в окружении миллионов существ противоположного пола?..
   – Анализ ДНК, – коротко сказал лейтенант, обменявшись с сестрой многозначительными взглядами. Похоже, они были знакомы, и знакомы довольно близко.
   – Потрите щеку со внутренней стороны! – сходу потребовала сестра, протягивая зажатую в пинцете ватную палочку.
   Бука тупо выполнил требуемое. Пластиковая палочка отправилась в маленький целлофановый пакет, промаркированный непонятными каракулями и штрихкодом.
   – Закатайте рукав, – продолжила сестра, колдуя с медицинским оборудованием.
   Сев на кушетку, Бука закатал рукав своей робы. Тонкая рука с ярко накрашенными, длинными ногтями протерла сгиб его руки ватным тампоном.
   – Мы дублируем материал для анализа, – пояснила сестра, вскрывая упаковку с иглой и скрученной прозрачной магистралью. – Поэтому, кроме соскоба со щеки, берем образец крови…
   Бука послушно подставил руку, наблюдая как утекает из вены струйка густой темно-красной жидкости. При этом он все не мог оторвать взгляда от ее лица, словно не мог насытиться видом женской красоты. Даже заметил краем глаза ревнивый взгляд лейтенанта, наблюдавшего за процедурой от двери. Все его фривольные мысли улетучились, когда он подумал: что же будет, когда придут результаты теста? Сердце вдруг пропустило такт и заколотилось быстрее: неужели так действительно можно узнать, кто же он на самом деле?! Но почему этого не сделал в свое время Док – а он наверняка мог бы… Может, с его личностью действительно связаны какие-то вещи, которых лучше и не знать вовсе?
   Из медкабинета он вышел в полнейшем смятении. Он не чувствовал больше опоры под ногами, потеряв всякую уверенность в себе и правильности собственных действий. Здесь, в Большом мире, он вдруг ощутил себя беспомощным чужаком. И ощущение это было на редкость гадостным. Самое в время, чтобы усомниться в своем главном решении – навсегда покинуть Зону.
   Его снова повели по коридору. Навстречу, ввалившись через какую-то боковую дверь, двигалась группа крепких мужиков, увешанным тяжелым снаряжением и оружием. Бука сразу узнал амуницию военных сталкеров. Но только поравнявшись с ними, понял, что лицо одного из них ему знакомо. И пока он соображал, где он мог видеть это выразительное, даже жутковатое лицо, сталкер поймал его взгляд.
   На какое-то мгновение в глазах его появилось недоумение, сменившееся растерянностью, что в следующую секунду уступила место изумлению. Не было никаких сомнений: сталкер узнал его. И только, когда группа, тяжелым шагом прогрохотала мимо, Бука покрылся ледяным потом: он вспомнил.
   Сталкера звали Попугай. Не от названия птицы – а от действительно пугающего, обезображенного Зоной лица. Но сейчас пугала не внешность сталкера, а кое-какие обстоятельства, заставлявшие сейчас серьезно нервничать. Бука обернулся – быстро, как бы невзначай – и снова уставился вперед, стиснув с досады зубы: сталкер отстал от группы и стоял теперь посреди коридора, внимательно глядя ему вслед. Как оценивающий добычу кровосос.
   Проклятье! Только этого не хватало! Если бы сейчас представилась возможность бежать – он не преминул бы моментально ею воспользоваться. Может быть, ему удалось бы свались с ног сопровождавшего и завладеть его пистолетом. Может, даже, удалось бы прорваться через посты у дверей. Правда, пришлось бы стрелять в людей, а к этому Бука не был готов.
   Но все это чушь. Потому что проклятый Попугай не дал бы ему уйти. Ни за что. И все, на что еще можно было надеяться, так на то, что Попугай решит, что попросту обознался…
   Дверь камеры с грохотом закрылась у него за спиной. Мебели здесь не было никакой – один лишь деревянный помост, выполнявший роль лавки и кровати. Узкое окошко под потолком забрано в решетку, скудный свет от крохотной лампочки – вот и все, что осталось ему. Впрочем, комендатура блеснула невиданным проявлением гуманизма: минут через пятнадцать в толстой двери открылось окошко и запанный часовой протянул узнику жестяную кружку с темным сладким чаем и толстый кусок хлеба с кубиком масла. Бука устроился на лавке и стал есть. Зона приучает к определенным способам поведения: если в непонятной ситуации тебе перепадает возможность пожрать – надо жрать, даже, если кусок в горло не лезет, и набивать пузо по максимуму. Потому как силы могут понадобиться в самый неожиданный момент, а поесть, может, в этой жизни больше не доведется. Сладкий чай и ароматный хлеб с армейской пекарни выросшему на концентратах Буке казались чем-то невероятным. Только ради такой жратвы стоило поселиться в Большом мире. А вот, поди ж ты: народ продолжает лезть отсюда в Зону, не брезгуя консервами сорокалетней выдержки и паленой водкой, какой угощают в баре «Сталкер». Что ни говорите, а понять это просто невозможно…
   За дверью раздались шаги. Бука замер с кружкой у рта. У него появилось плохой предчувствие. Грохнули засовы, открылась дверь, и в камеру вошел давешний капитан, и следом… Черный Сталкер! Конечно же, Попугай, чтоб ему пусто было!
   Дверь за их спинами тут же захлопнулась, и оба теперь свысока рассматривали застывшего Буку. Причем в глазах капитана появилось совершенно новое выражение.
   Интерес. Живой, неподдельный – полная противоположность тому равнодушному взгляду, который до сих пор доминировал на его осунувшемся бледном лице.
   – Ну? – произнес капитан, обращаясь к сталкеру. – Ты уверен?
   – Он, – хрипло сказал сталкер, сверля Буку взглядом маленьких острых глазок. – Это Бука.
   – Тот самый, значит… – задумчиво проговорил капитан.
   Бука медленно поставил кружку на грубо окрашенные доски. Это было то, что Маус называл веским словом «попадос»: похоже, он действительно попал. И попал конкретно: шансы выбраться из комендатуры в Большой мир таяли с каждой секундой. Собственно, их, шансов, уже не осталось. Все-таки, прав был Маус: гнида он, этот Попугай. И, видать, гнидой и сдохнет.
   – Что-то не верится, – покачал головой капитан, разглядывая задержанного, как диковинного зверька. – Это за этого парнишку миллиард давали?
   – Миллиард баксов, – уточнил Попугай, и глаза его неприятно сверкнули. – Причем только за голову. За тело давали еще десять миллионов – это уже институтские. Понимаете, к чему я это?
   – Не совсем.
   – Заказ на голову сняли, – пояснил Попугай с плохо скрываемой досадой. – Уж не знаю, кто там был готов раскошелиться – поговаривают, что сами Хозяева…
   – Вранье, никаких Хозяев не существует, – отрезал капитан.
   – Ну да, ну да, – промямлил Попугай. – В общем, охота на паренька мал по малу сошла на нет. Повезло ему.
   Бука с ненавистью посмотрел на Попугая. Это ведь он, подонок, растрепал тогда о нем и его группе! Обещал же молчать – и сдал, падла! Продажная шкура, одно слово – наемник.
   – Так вот, – продолжал сталкер. – Основной заказ сняли, но второй-то остался.
   – Так-так… – оживился капитан.
   – Ага, – кивнул Попугай. – Институт все еще хочет заполучить его.
   – Живым или мертвым? – быстро спросил капитан.
   Глазки его забегали, словно подсчитывая что-то в уме, продумывая ходы и подчищая противоречия в документах. В этот момент Бука ощутил себя самым натуральным мясом. Именно так – радиоактивным мясом на продажу. У институтских такой товар идет нарасхват. Говорят, в лабораториях всегда дефицит материала для бесконечных опытов. И сколько бы ни тащили туда артефактов, живых и мертвых мутантов – их всегда будет недостаточно, чтобы проклятые яйцеголовые пресытились, наконец, материалом, удовлетворили свои бесконечные амбиции. Говорят, в Институте и его филиалах идет настоящая грызня за открытия и сенсации, и большинство Нобелевских лауреатов последних лет взращены на крови сталкеров, добывавших для них ценные образцы.
   Осознавать, что ты сам станешь одним их таких образцов, было страшно. Среди сталкеров ходило немало историй о том, что же в действительности происходит в закрытых лабораториях Института. Рассказы эти были слишком жуткими, чтобы поверить в них, но именно сейчас перед глазами возникли те самые картины…
   – У меня есть серьезные выходы на администрацию Института, – говорил, между тем Попугай. На старого знакомого он даже не смотрел. – Я выполнял для них кое-какие заказы, так что мне доверяют. Думаю, можно будет тихо передать материал им, вопрос с переводом денег тоже отработан. Главное, подчистить следы в комендатуре – чтобы не было лишних вопросов.
   – Это будет непросто, – заметил капитан.
   – Но это необходимо, – нахмурился Попугай. – Представляете, сколько народа захочет залезть в долю? Не факт, что нас с вами вообще не отодвинут в сторону.
   – Это точно, – хмуро сказал капитан, уставившись в стену. – Я что-нибудь придумаю.
   – Было бы неплохо, – быстро сказал Попугай. – Если дело выгорит, то профит – пополам.
   Бука чуть не взвыл от бессилия и жалости к себе самому. Складывалось ощущение, что его судьба находится в руках этих двоих, и судьба это, по сути, решена. Это было не просто неприятно – от этого кровь стыла в жилах. Еще немного – и воля его будет сломлена, как у барана, которого тащат на убой… Впрочем, оставался последний шанс на то, что его не превратят в овощ, и он сможет договориться о более-менее гуманном обращении.
   – Сообщите обо мне Антонову! – сжав кулаки, крикнул он.
   Но два «бизнесмена» от Зоны, казалось, не замечали его, сжавшегося у их ног: теперь он стал для них лишь «материалом», говорящей разновидностью хабара.
   – Он ученый, из Института! – отчаянно крикнул Бука, вскакивая на ноги, подаваясь вперед.
   Мощным толчком Попугай отправил его к противоположной стене. Бука кубарем отлетел в угол, понимая, что бессилен против этого крепкого, закаленного в боях и драках мужика. А был еще и капитан…
   Он уже был готов смириться, умолкнуть и замкнуться в себе, когда, словно по наитию добавил, уже тише:
   – Он даст лучшую цену…
   Попугай замолчал, посмотрел на Буку, прищурился, вспоминая:
   – Как ты сказал? Антонов?
   – Да, он доктор наук, руководитель отдела… – Бука нервно облизал губы. Больше всего он сейчас боялся, что оборвется эта тоненькая нить общения – пусть даже с тем, кто был сейчас его смертельным врагом. Пока говоришь с врагом, остаются минимальные шансы выцарапать себе спасение.
   – Это который Антонов? Лысый, что ли, тот, что был с вами в баре? В «Сталкере»? Так он жив еще?
   Буку перекосило от ненависти: у него еще хватает наглости задавать такие вопросы! Благодаря этой продажной шкуре едва не гробанулась вся группа, а он… Впрочем, сейчас стоило взять себя в руки и отвечать по существу. Ведь только Антонов мог подарить ему шанс на нормальный исход всей этой мерзкой истории.
   – Тот самый, – отрывисто сказал Бука. – Он предлагал мне пройти исследование в Институте. Денег обещал.
   – Он из какого филиала? Отдел? – быстро спросил Попугай.
   – Я не знаю…
   – Ладно, выясним, – нетерпеливо оборвал его сталкер, перевел взгляд на капитана. – Может, его дружок, действительно замолвит словечко. Главное, чтобы это не оказалось подставой. Но надо что-то решать с его статусом. Лучше, чтобы он вообще никогда в комендатуре не появлялся. Вы меня понимаете?
   – Пойдем, – сказал офицер, подталкивая сталкера к двери… – Надо кое-что обсудить…
   Постучал кулаком в дверь. Та щелкнула, приоткрылась, показался настороженный часовой. Попугай вышел первым. Капитан задержался на несколько секунд, выразительно глядя на задержанного.
   – Вот видишь, – беззлобно сказал он. – А ты говоришь – «амнезия»…

Глава четвертая. Откровение

   Оставшись в одиночестве, он некоторое время приходил в себя. Затем вдруг в ярости треснул кулаком по доскам настила. Его охватила запоздалая злость – на самого себя, малодушно спасовавшего перед этими монстрами в человеческом обличье. Конечно, можно пенять на неопытность, на то, что он – темный забитый звереныш, выросший среди мутантов и аномалий и понятия не имеющий о сложностях, царящих за пределами привычного мира. Но все это – лишь жалкие оправдания трусости.
   Хотя бояться было чего. Если его действительно продадут Институту… Буку передернуло. Даже думать не хотелось об этих мясниках в белых халатах: он достаточно насмотрелся на то, что он вытворяли в Зоне. Представить же, что он сотворят с ним на своей территории, было просто невозможно… Проклятье! Нужно бежать. Исткать все мыслимые и немыслимые способы – и бежать!
   Он и сам не заметил, как задремал – вжавшись в шершавую стену под окном, на теплом деревянном настиле. Проснулся он от неприятно знакомого ощущения. Еще не успев открыть глаза, услышал звук – тоненькое электрическое потрескивание в противоположном углу. К горлу подкатил неприятный ком, Бука не решался открывать глаза, старательно убеждая себя, что продолжает спать. Мало ли, что приснится на новом месте после всего пережитого? Нужно просто расслабиться и попытаться спать дальше – пока все ни забудется, ни расплывется зыбким туманом…
   За окном раздался протяжный вопль, оборвавшийся. И тут же ночную тишину прорезали хлесткие звуки очередей. Длинный, протяжный вой – и тут же хлопок выстрела из РПГ. Раскатистый взрыв в отдалении, снова беспорядочные выстрелы.
   Теперь не оставалось никаких сомнений. Ощущая внутри себя леденящее дыхание холода, Бука медленно открыл глаза.
   Конечно же, он сразу заметил эти тоненькие всполохи. Секундой позже ощутил – теми самыми, незнакомыми людям чувствами, ради которых его, наверное, его и хотят порезать на мелкие кусочки, размазать по стеклышкам, чтобы пялиться в микроскопы и довольно потирать ладошки в латексных перчатках.