Как только Таир допер до столь грандиозного открытия, дистанцию пуска на каждом занятии мы стали увеличивать метров на двадцать, при этом по возможности усложняя условия погони. Ловили неприятеля и в лесу, и в поле, и среди построек находившегося поблизости железобетонного комбината, и по колено в снегу пробовали, и по гололеду.
По гололеду однажды особенно весело вышло. Февраль был, после оттепели похолодало, и за питомником дорога превратилась в сплошной каток. Направляемся мы с Таиром туда, а за нами минут через несколько идет самый толковый из «мушкетеров», Санька, облаченный ввиду неизбежности падений на лед в полный дрессировочный костюм. Пусть оно, конечно, в таком наряде не только бегать, но и ходить неуклюже, да ведь зато и ушибиться сложно, а еще и в мороз тепло. Издали углядев по-пингвиньи переваливающуюся Санькину фигуру, я начал настораживать Таира. Но урод слепошарый вертел головенкой в расчете обнаружить вероятного противника где-то вблизи и Саньку заметил не сразу, а едва ли метров за семьдесят. Пускаю я свою жутко отважную овчарку на задержание. Таир энергично работает ножками, а ножки-то скользят. Пробуксовка – что в диснеевском мультике. С трудом, в общем, но он набрал скорость и во все лопатки шпарит к фигуранту. Правда, насчет того, чтобы прямо, у него не ахти как получалось, а большей частью – галсами. Честно говоря, мне шипованная резина пригодилась бы ничуть не менее, чем ему, потому что при попытке бежать я сам себе напоминал известное парнокопытное, попавшее в аналогичную ситуацию. Ну и перестаю спешить, надеюсь Таировы подвиги рассмотреть и оценить на расстоянии. Вижу, как песик изобразил прыжок, но оскользнулся и юзом столкнулся с Санькой. Санька, естественно, кулем валится на него, а дальше… дальше происходит что-то очень странное. Наш фигурант плашмя едет на пузе, заливаясь – явно со злости, а не от боли – благим матом. Таир же старательно его тащит, непонятно как ухвативши где-то, похоже, в районе спины. Поскольку видимой опасности Санькиному здоровью в происходящем не наблюдается, а собаченции после не слишком удачного столкновения насущно необходима хорошая эмоциональная разрядка, я не нахожу веских причин торопиться с отзывом Таира, как того настойчивым криком требует жертва его атаки. Боком, аки краб, подбираюсь к барахтающейся парочке чуток поближе и вдруг вижу, в чем там у них дело. И плюхаюсь наземь, сраженный наповал приступом дикого хохота. Оказалось, что Санька вопил не зря. Выпал на его долю случай невероятный, хоть и очевидный. Не сумевши прыгнуть, Таир схватил левый рукав дрески низко, у самой кисти, и одновременно подбил всеми своими четырьмя ногами Саньку под колени. Тот рухнул мгновенно, но при падении инстинктивно вытянул вперед руки, чем помог легковесному псу, на стороне которого были в тот момент скорость и инерция, во-первых, избежать участи быть раздавленным, а во-вторых, выдернуть не успевшую опереться руку в сторону и назад. Затем Таир, молодчага, не отпуская рукава, забрался невезучему фигуранту на спину, благо упираться лапами в брезент много удобнее, нежели о лед. Санька попытался резким движением перекинуться лицом к собаке, но лишь усугубил свое, без того конфузное положение: одетому в дреску так крутануться не слишком-то просто, даже когда есть от чего отталкиваться, а уж на той дорожной глади это был совсем дохлый номер. Как нарочно, Таир рванул рукав в идеально подходящий момент – когда Санькина рука провернулась в рукаве, а сам Санька был озабочен проблемой вынужденного возвращения своей физиономии непосредственно на дорогу и, тщась избежать жесткого их соприкосновения, несколько утратил контроль над событиями. Следствием сего стечения обстоятельств явилось неожиданное исполнение Таиром классического приема «загиб руки за спину». «Загнутый» фигурант в неповоротливом дрескостюме ничего поделать не может, потому как пес безостановочно возит его по скользкой поверхности кругами и не оставляет ни шанса хоть на миг опереться или за что-нибудь зацепиться. С того окрестности и оглашаются воззваниями к моей совести и другими словами. Абсолютно безответными, однако, поскольку я пребываю в еще более беспомощном состоянии и не только подняться, но и команды подать не могу – от смеха свело и живот, и губы. Из-за чего потом Санька на меня некоторое время дулся. А Таира назвал ментовской собакой, которая самбо знает.
7
По гололеду однажды особенно весело вышло. Февраль был, после оттепели похолодало, и за питомником дорога превратилась в сплошной каток. Направляемся мы с Таиром туда, а за нами минут через несколько идет самый толковый из «мушкетеров», Санька, облаченный ввиду неизбежности падений на лед в полный дрессировочный костюм. Пусть оно, конечно, в таком наряде не только бегать, но и ходить неуклюже, да ведь зато и ушибиться сложно, а еще и в мороз тепло. Издали углядев по-пингвиньи переваливающуюся Санькину фигуру, я начал настораживать Таира. Но урод слепошарый вертел головенкой в расчете обнаружить вероятного противника где-то вблизи и Саньку заметил не сразу, а едва ли метров за семьдесят. Пускаю я свою жутко отважную овчарку на задержание. Таир энергично работает ножками, а ножки-то скользят. Пробуксовка – что в диснеевском мультике. С трудом, в общем, но он набрал скорость и во все лопатки шпарит к фигуранту. Правда, насчет того, чтобы прямо, у него не ахти как получалось, а большей частью – галсами. Честно говоря, мне шипованная резина пригодилась бы ничуть не менее, чем ему, потому что при попытке бежать я сам себе напоминал известное парнокопытное, попавшее в аналогичную ситуацию. Ну и перестаю спешить, надеюсь Таировы подвиги рассмотреть и оценить на расстоянии. Вижу, как песик изобразил прыжок, но оскользнулся и юзом столкнулся с Санькой. Санька, естественно, кулем валится на него, а дальше… дальше происходит что-то очень странное. Наш фигурант плашмя едет на пузе, заливаясь – явно со злости, а не от боли – благим матом. Таир же старательно его тащит, непонятно как ухвативши где-то, похоже, в районе спины. Поскольку видимой опасности Санькиному здоровью в происходящем не наблюдается, а собаченции после не слишком удачного столкновения насущно необходима хорошая эмоциональная разрядка, я не нахожу веских причин торопиться с отзывом Таира, как того настойчивым криком требует жертва его атаки. Боком, аки краб, подбираюсь к барахтающейся парочке чуток поближе и вдруг вижу, в чем там у них дело. И плюхаюсь наземь, сраженный наповал приступом дикого хохота. Оказалось, что Санька вопил не зря. Выпал на его долю случай невероятный, хоть и очевидный. Не сумевши прыгнуть, Таир схватил левый рукав дрески низко, у самой кисти, и одновременно подбил всеми своими четырьмя ногами Саньку под колени. Тот рухнул мгновенно, но при падении инстинктивно вытянул вперед руки, чем помог легковесному псу, на стороне которого были в тот момент скорость и инерция, во-первых, избежать участи быть раздавленным, а во-вторых, выдернуть не успевшую опереться руку в сторону и назад. Затем Таир, молодчага, не отпуская рукава, забрался невезучему фигуранту на спину, благо упираться лапами в брезент много удобнее, нежели о лед. Санька попытался резким движением перекинуться лицом к собаке, но лишь усугубил свое, без того конфузное положение: одетому в дреску так крутануться не слишком-то просто, даже когда есть от чего отталкиваться, а уж на той дорожной глади это был совсем дохлый номер. Как нарочно, Таир рванул рукав в идеально подходящий момент – когда Санькина рука провернулась в рукаве, а сам Санька был озабочен проблемой вынужденного возвращения своей физиономии непосредственно на дорогу и, тщась избежать жесткого их соприкосновения, несколько утратил контроль над событиями. Следствием сего стечения обстоятельств явилось неожиданное исполнение Таиром классического приема «загиб руки за спину». «Загнутый» фигурант в неповоротливом дрескостюме ничего поделать не может, потому как пес безостановочно возит его по скользкой поверхности кругами и не оставляет ни шанса хоть на миг опереться или за что-нибудь зацепиться. С того окрестности и оглашаются воззваниями к моей совести и другими словами. Абсолютно безответными, однако, поскольку я пребываю в еще более беспомощном состоянии и не только подняться, но и команды подать не могу – от смеха свело и живот, и губы. Из-за чего потом Санька на меня некоторое время дулся. А Таира назвал ментовской собакой, которая самбо знает.
7
Всероссийские соревнования по многоборью милиционеров-кинологов вневедомственной охраны были назначены, насколько мне сейчас помнится, на конец мая. Проводить их решили в достославном городе Кирове, то есть в нашем областном центре. Понятно, что большому начальству из Кировского УВД совсем не хотелось у себя дома ударить в грязь лицом, и оно зачастило к нам в Чепецк, потому как изо всех отделов охраны только здесь служба с собаками была поставлена на приемлемом уровне. Кому же еще защищать честь Вятской губернии? Определили нам задачу по подготовке команды, выделили средства, назначили сборы и привезли самых спортивных из милиционеров, какие только нашлись в остальных районных отделах. Ведь и расчудесно дрессированной собаке одной, без человека, многоборья не выиграть. В программу соревнований не только дрессировка входит, но и биатлон, и совместное преодоление полосы препятствий. Потому для успешного выступления к стоящей собаке должен прилагаться кинолог с приличной физической подготовкой да к тому же умеющий метко стрелять. В интересах сборной наверху решено было передать Альтаира лучшему спортсмену, присланному из другого города. Звали его Колей. Помимо способности быстро бегать, он отличался почти что олимпийским спокойствием. Нервная система, как у танка. Такой с Таиром общий язык найдет. Остальные члены команды были выбраны из наших. Разумеется, вместе с собаками.
Еще когда только первый слух о соревнованиях прошел, мы с Гусевым, поняв, чем это пахнет, взялись усиленно муштровать дву– и четвероногих потенциальных кандидатов в сборную. Хоть и не было у них опыта выступлений (у собак – за исключением Маргит-Асты, а из милиционеров вообще ни у кого), но допустить провала мы никак не могли, иначе непременно нашлось бы кому дальнейшую жизнь питомника серьезно осложнить. Слабым местом в подготовке наших собак была выборка вещи и человека по запаху – навыки в службе вневедомственной охраны абсолютно неприменимые, а значит, практически ненужные, однако правилами соревнований предусмотренные. Латание этой прорехи больше всего времени и отняло.
До того мы учили собак выборке вещи исключительно на основе развития апортировочного поведения, а выборке человека – иногда еще и на злобе. То есть все делали по методическим схемам, принятым в ту пору едва ли не на каждой досаафовской дрессировочной площадке. И конечно же, закономерно получали на выходе полный комплект сопутствующих недостатков, с которыми можно мириться, лишь если собака находится в руках любителя, а не профессионала. Излишнее возбуждение, игровое или агрессивное, лишь в крайне редких случаях не приводит к регулярным ошибкам и срывам. Всякого рода бзыки, обусловливающие нестабильность выступлений у чисто спортивных собак, в любительской среде принято считать рядовым делом, исходя из принципа «не повезло сегодня – повезет завтра». А вот если милиционер не верит своей служебной собаке, если гарантия результатов ее применения подменяется лотереей, такое просто недопустимо.
К слову, забегая немного вперед. Когда Таира передавали в новые руки, мы сначала многократно показали Коле, совершенно не имевшему навыков дрессировки, работу его будущего напарника, затем заставили зазубрить, когда, как и какие команды и жесты следует использовать, а в заключение каждого инструктажа несколько раз, в вариантах, талдычили одно и то же: «Подашь такую-то команду – И НЕ ВЗДУМАЙ ЕМУ ПОМОГАТЬ!»
Эту фразу приходилось не единожды слышать многим из наших милиционеров-кинологов, кому доставались уже надежно обученные, хорошие овчарки. Спустя некоторое время милиционер, понемногу вникая в суть того, что делает собака, созревал для дальнейшей профессиональной подготовки. А главное, у него укоренялась привычка доверять собаке и не мешать ей выполнять ту часть работы, в коей она более компетентна хотя бы вследствие своего лучше развитого обоняния.
Вероятность точной выборки гораздо выше у собаки, которая неспешно, без суеты, последовательно обнюхивает ряд разложенных предметов или шеренгу людей. Спокойной и правильной манеры поиска нужного запаха легче всего добиться, взяв за основу обучения пищевое подкрепление. Чтобы дойти до этого, собственного ума мне тогда не хватило, и пришлось позаимствовать подходящую методику дрессировки у казанских кинологов из уголовного розыска, чьи собаки на выборке работали в сравнении с прочими ну просто необыкновенно красиво.
Собрали мы у своих кинологов по паре старой обуви и, закладывая в каждый ботинок по кусочку мяса, для начала добились от молодых собачек (взрослых переучивать не стали) поочередной фиксации внимания на каждом находящемся в ряду предмете. Когда последовательное обнюхивание всех по очереди вещей вошло у них в привычку, мясо стали оставлять только в том ботинке, который следовало найти. Причем вскоре мясо начали класть в носок ботинка, куда собачий язык сразу проникнуть не может. После обнаружения искомого, псинку укладывали, приучая именно к такому способу обозначения источника благоухания. А потом носители запаха раскладывали свои вещи в специально сколоченный узкий и длинный ящик, разгороженный на небольшие отделения, в каждое из которых овчарка должна была ткнуться носом, а отыскав нужную вещь, сразу же лечь напротив.
Вообще, для практической работы вредно, если собака апортирует найденный при выборке или на следу предмет. На принесенной вещи остается свежий, сильный собачий запах, и для повторной идентификации использовать ее уже далеко не всегда возможно. Кроме того, из-за последствий механического (зубами, языком) и химического (слюной) воздействия может быть существенно затруднено проведение трассологической и дактилоскопической экспертизы. В этом еще один серьезный недостаток методики обучения, которую мы использовали прежде.
У Таира с поиском запахового образца все получалось неплохо, исключая то, что он нередко ложился, свернувшись кольцом, и отворачивал морду от выбранной вещи. Иногда бывало нелегко понять, на какой из предметов он указал, особенно если предметы размещали близко друг от друга либо в ящике. Но ввиду острого цейтнота мне пришлось отказаться от мысли усовершенствовать исполнение сего навыка до безупречности (отчего впоследствии, на соревнованиях, нам всем не единожды икнулось), а поскорее перейти к выборке человека.
Здесь, как выяснилось, нас поджидали гораздо большие сложности. Продиктованы они были самой тривиальной причиной – недостаточным количеством людей. Занятие по выборке человека тем продуктивнее, чем шире возможности замены запахов. В идеале должен быть предусмотрен и такой вариант занятия, при котором для каждого пуска собаки полностью обновляется вся группа, числом не менее десяти человек. То есть от полусотни до сотни народу в своем распоряжении нам иметь очень-преочень хотелось бы. Да откуда ж его столько взять, на улице ловить, что ли? Пожалуй, лишь в армии такие вопросы разрешимы, пусть и не всегда, но в принципе. А нам не до жиру: если пять-шесть статистов одновременно задействовать оказывалось возможным, это уже, можно сказать, отмечали как праздник. Обычно-то работали с тремя-четырьмя. Тем для нас сборы и были хороши – гарантией безотказного использования широких масс в корыстных интересах.
Переход от одной разновидности выборки к другой сделали плавным. Для того впереди строя выкладывали вещи (обычно использовались тут же снятые носки: они у всех всегда при себе, к тому же, как известно, обладают сильным, а то даже и чересчур сильным запахом). Сперва подальше выкладывали, потом поближе – у самых ног. Затем, в ходе развития навыка, помощники держали свои носки в руках, сложенных на том месте, где индивидуальный запах человека наиболее выражен. На заключительном этапе обучения руки занимали ту же позицию, но теперь – в целях защиты от коварного тычка намордником в весьма уязвимую точку, а носок уже был не нужен.
Разумеется, я не упускал возможности лишний раз потренировать Таира, как только в питомнике оказывалось достаточное количество «мушкетеров» либо моих друзей. Из последних не всем такого рода использование было по душе, особенно если народ собирался просто со мной выпить и потрепаться за жизнь. И однажды из-за этого меня так лихо посадили в лужу, что с тех пор напрочь отбили охоту приневоливать хорошо относящихся ко мне людей к решению моих собственных служебных проблем.
Как-то в выходной день, после неприлично длительного и необъяснимого отсутствия, показалась на горизонте группа товарищей, осознавших свою вину и решивших наконец-то ее искупить. Точнее, утопить. В качестве виры у них с собою, понятно, имелось. Причем в достаточных количествах и широком ассортименте. И вот когда они, с сияющими глазами и просветленными лицами, охваченные единым высоким и чистым порывом долгожданного избавления от накопившихся грехов, вступили на территорию питомника, им, прежде приглашения к столу, предложено было постоять, снявши носки, пред мордою Таира. Всеобщему праведному возмущению не дал вскипеть Серега, быстро закивавший головою: «Да, да, конечно, сейчас!» – но при этом улыбался, паразит, даже для него на редкость ехидно. Я было заподозрил что-то неладное (уж больно легко Серега всех успокоил!), да обрадованный согласием сразу и выбросил сомнения из головы.
Построилась четверка в рядок, руки сомкнуты в горстки, как у призывников на медкомиссии. Молчат. Трое хитро на меня косятся, один Серега возвел невинные очи к небу. Однако губы кривит совсем уж по-змеиному. Небось, какую-то шкоду в подарок все же припас. Но в Таире я уверен. Его с панталыку не сбить ни мясом, ни запахом течной суки. Таир должен выбрать четвертого, а Серега стоит вторым. Понюхавши предложенный носок, пошел Таир вдоль шеренги. Я предельно внимательно отслеживаю ситуацию, дабы, если какие замечу у ребят некорректные поползновения, вовремя их пресечь. Обычно Таир, дойдя до обладателя требуемого запаха, кропотливо проверял, не от его ли соседей этот запах исходит, и лишь потом, окончательно убедившись в своей правоте, обозначал кого надо. А тут ткнулся носом в Серегу и замер. Недоуменно вытаращил гляделки, в нерешительности оглянулся на меня и вновь уперся в Серегу, словно зачарованный. Подумал и лег перед ним. Обозначил. Вот те раз! А Серега чуть не лопается от еле сдерживаемого ржания, аж красный весь. Отзываю я собаку, начинаю ругать. На то друзья мои приятели замахали руками: да оставь ты, дескать, кобеля в покое! Не работает он у тебя, сам видишь. Пойдем-ка лучше примем по капельке на душу населения!
Принять-то мы, само собой, приняли. И со свиданьицем, и сугубо, и трегубо, и многажды. Но в ответ на мои расспросы о проделанном трюке зловредная четверка еще долго отшучивалась. Мол, раз ты кинолог, значит, соображать должен. Часа два мы друг друга мучили, пока Сереге не прискучило запираться. А суть проделки была наипростейшая, проще амебы и грубее, чем кирпич. В нужный момент этот добрый человек всего-навсего неслышно испортил воздух! На психику Таира, сосредоточенно напрягшего обоняние, облако вонючих газов подействовало оглушающе, подобно крепкому апперкоту. Нос его отключился мгновенно. Точно так же человека, пристально вглядывающегося в темноту, парализует и лишает способности видеть мощная фотовспышка. Вот и дрессируй после со всякими изуверами служебных собак…
И еще о выборке. Набравшись немножко опыта, мы, хоть и поздно, но все же обнаружили свой серьезный просчет в использовании той, новой для нас, методики. Нельзя было начинать с дифференцировки чрезмерно сильных запахов. Нельзя было использовать обувь и носки, а только после переходить на менее насыщенные ароматы. Этим мы, сами того не понимая, затрудняли и затягивали процесс дрессировки, не приучая, а наоборот, отучая молодых собак тщательно принюхиваться.
Про Таира немало чего еще можно рассказать, но ведь пора, в конце концов, и закругляться.
Коля с Таиром быстро спелись. На соревнованиях наша команда заняла второе место, а Таир, попавший в призеры, был в ней лучшим. Для дебютантов результат более чем неплохой. Мы передали Таира по месту Колиной службы, в город Слободской, по балансовой стоимости шестьдесят рублей. Там пес исправно служил, имел раскрытия и задержания, хотя и не в очень большом количестве. Ну да не его в том вина и не Колина, а дело в неважной организации применения собак.
Каждый год я общался с этой парочкой на сборах. Спортивная карьера Таира складывалась куда успешнее служебной. На соревнованиях любого калибра он всегда был среди первых.
Мне интересно было наблюдать за переменами в его характере. Внешне-то, в габаритах, Таир не шибко прибавлял, а вот в поведении его прорисовывалось все больше и больше от личности. Уже на другой год он, воспользовавшись случаем, самостоятельно и, с собачьей точки зрения, по делу наказал того самого Мишку, который его в свое время растравливал. И в тот день Мишка тоже нам помогал: поддразнивал, каких нужно, овчарочек и убегал от них за ограду. А там, за оградой, были оставлены закончившие работать собаки, как раз тогда – Аполлон и Альтаир. Аполлон-то, поскольку злобный, – на привязи, а вот Таира Коля не привязал, понадеявшись на его дисциплинированность. Как назло, ни кому и в голову не пришло это проверить. Мы-то на Колину дисциплинированность полагались. Терпел-терпел Таир, да и не вытерпел. Только заскочил в очередной раз наш помощник за калитку, слышим – вопит. Мы скорей за ним. Видим, скорчился Мишка на земле и за прокушенную коленку держится. И ни одной собаки рядом. Привязанный Аполлон брызжет слюной и разрывается от ярости. Таир спокойненько лежит на своем месте и задушевно нежно смотрит на мир. Поди догадайся, кто виноват. Потом разобрались, конечно. Коле пистон вставили, Мишку забинтовали и в травмпункт отвезли. А Таиру поудивлялись. Надо же, гад какой, проявил смекалку! Отомстил, можно сказать, своему первому в жизни врагу.
Так вот бывший никчемный трус взрослел и развивался.
Через несколько лет я перебрался в Москву и с тех пор сведений о нем почти не получал. Одно знаю достоверно, что на соревнованиях Альтаир закончил выступать только в одиннадцатилетнем возрасте.
…Трудно сказать, кто кому из нас в итоге оказался больше обязан. Пес в живых остался, а я с ним много чему научился. Для него и для меня это важно, конечно. Но на тот момент мне куда важнее было сохранить в питомнике племенную работу. И я ее сохранил.
Еще когда только первый слух о соревнованиях прошел, мы с Гусевым, поняв, чем это пахнет, взялись усиленно муштровать дву– и четвероногих потенциальных кандидатов в сборную. Хоть и не было у них опыта выступлений (у собак – за исключением Маргит-Асты, а из милиционеров вообще ни у кого), но допустить провала мы никак не могли, иначе непременно нашлось бы кому дальнейшую жизнь питомника серьезно осложнить. Слабым местом в подготовке наших собак была выборка вещи и человека по запаху – навыки в службе вневедомственной охраны абсолютно неприменимые, а значит, практически ненужные, однако правилами соревнований предусмотренные. Латание этой прорехи больше всего времени и отняло.
До того мы учили собак выборке вещи исключительно на основе развития апортировочного поведения, а выборке человека – иногда еще и на злобе. То есть все делали по методическим схемам, принятым в ту пору едва ли не на каждой досаафовской дрессировочной площадке. И конечно же, закономерно получали на выходе полный комплект сопутствующих недостатков, с которыми можно мириться, лишь если собака находится в руках любителя, а не профессионала. Излишнее возбуждение, игровое или агрессивное, лишь в крайне редких случаях не приводит к регулярным ошибкам и срывам. Всякого рода бзыки, обусловливающие нестабильность выступлений у чисто спортивных собак, в любительской среде принято считать рядовым делом, исходя из принципа «не повезло сегодня – повезет завтра». А вот если милиционер не верит своей служебной собаке, если гарантия результатов ее применения подменяется лотереей, такое просто недопустимо.
К слову, забегая немного вперед. Когда Таира передавали в новые руки, мы сначала многократно показали Коле, совершенно не имевшему навыков дрессировки, работу его будущего напарника, затем заставили зазубрить, когда, как и какие команды и жесты следует использовать, а в заключение каждого инструктажа несколько раз, в вариантах, талдычили одно и то же: «Подашь такую-то команду – И НЕ ВЗДУМАЙ ЕМУ ПОМОГАТЬ!»
Эту фразу приходилось не единожды слышать многим из наших милиционеров-кинологов, кому доставались уже надежно обученные, хорошие овчарки. Спустя некоторое время милиционер, понемногу вникая в суть того, что делает собака, созревал для дальнейшей профессиональной подготовки. А главное, у него укоренялась привычка доверять собаке и не мешать ей выполнять ту часть работы, в коей она более компетентна хотя бы вследствие своего лучше развитого обоняния.
Вероятность точной выборки гораздо выше у собаки, которая неспешно, без суеты, последовательно обнюхивает ряд разложенных предметов или шеренгу людей. Спокойной и правильной манеры поиска нужного запаха легче всего добиться, взяв за основу обучения пищевое подкрепление. Чтобы дойти до этого, собственного ума мне тогда не хватило, и пришлось позаимствовать подходящую методику дрессировки у казанских кинологов из уголовного розыска, чьи собаки на выборке работали в сравнении с прочими ну просто необыкновенно красиво.
Собрали мы у своих кинологов по паре старой обуви и, закладывая в каждый ботинок по кусочку мяса, для начала добились от молодых собачек (взрослых переучивать не стали) поочередной фиксации внимания на каждом находящемся в ряду предмете. Когда последовательное обнюхивание всех по очереди вещей вошло у них в привычку, мясо стали оставлять только в том ботинке, который следовало найти. Причем вскоре мясо начали класть в носок ботинка, куда собачий язык сразу проникнуть не может. После обнаружения искомого, псинку укладывали, приучая именно к такому способу обозначения источника благоухания. А потом носители запаха раскладывали свои вещи в специально сколоченный узкий и длинный ящик, разгороженный на небольшие отделения, в каждое из которых овчарка должна была ткнуться носом, а отыскав нужную вещь, сразу же лечь напротив.
Вообще, для практической работы вредно, если собака апортирует найденный при выборке или на следу предмет. На принесенной вещи остается свежий, сильный собачий запах, и для повторной идентификации использовать ее уже далеко не всегда возможно. Кроме того, из-за последствий механического (зубами, языком) и химического (слюной) воздействия может быть существенно затруднено проведение трассологической и дактилоскопической экспертизы. В этом еще один серьезный недостаток методики обучения, которую мы использовали прежде.
У Таира с поиском запахового образца все получалось неплохо, исключая то, что он нередко ложился, свернувшись кольцом, и отворачивал морду от выбранной вещи. Иногда бывало нелегко понять, на какой из предметов он указал, особенно если предметы размещали близко друг от друга либо в ящике. Но ввиду острого цейтнота мне пришлось отказаться от мысли усовершенствовать исполнение сего навыка до безупречности (отчего впоследствии, на соревнованиях, нам всем не единожды икнулось), а поскорее перейти к выборке человека.
Здесь, как выяснилось, нас поджидали гораздо большие сложности. Продиктованы они были самой тривиальной причиной – недостаточным количеством людей. Занятие по выборке человека тем продуктивнее, чем шире возможности замены запахов. В идеале должен быть предусмотрен и такой вариант занятия, при котором для каждого пуска собаки полностью обновляется вся группа, числом не менее десяти человек. То есть от полусотни до сотни народу в своем распоряжении нам иметь очень-преочень хотелось бы. Да откуда ж его столько взять, на улице ловить, что ли? Пожалуй, лишь в армии такие вопросы разрешимы, пусть и не всегда, но в принципе. А нам не до жиру: если пять-шесть статистов одновременно задействовать оказывалось возможным, это уже, можно сказать, отмечали как праздник. Обычно-то работали с тремя-четырьмя. Тем для нас сборы и были хороши – гарантией безотказного использования широких масс в корыстных интересах.
Переход от одной разновидности выборки к другой сделали плавным. Для того впереди строя выкладывали вещи (обычно использовались тут же снятые носки: они у всех всегда при себе, к тому же, как известно, обладают сильным, а то даже и чересчур сильным запахом). Сперва подальше выкладывали, потом поближе – у самых ног. Затем, в ходе развития навыка, помощники держали свои носки в руках, сложенных на том месте, где индивидуальный запах человека наиболее выражен. На заключительном этапе обучения руки занимали ту же позицию, но теперь – в целях защиты от коварного тычка намордником в весьма уязвимую точку, а носок уже был не нужен.
Разумеется, я не упускал возможности лишний раз потренировать Таира, как только в питомнике оказывалось достаточное количество «мушкетеров» либо моих друзей. Из последних не всем такого рода использование было по душе, особенно если народ собирался просто со мной выпить и потрепаться за жизнь. И однажды из-за этого меня так лихо посадили в лужу, что с тех пор напрочь отбили охоту приневоливать хорошо относящихся ко мне людей к решению моих собственных служебных проблем.
Как-то в выходной день, после неприлично длительного и необъяснимого отсутствия, показалась на горизонте группа товарищей, осознавших свою вину и решивших наконец-то ее искупить. Точнее, утопить. В качестве виры у них с собою, понятно, имелось. Причем в достаточных количествах и широком ассортименте. И вот когда они, с сияющими глазами и просветленными лицами, охваченные единым высоким и чистым порывом долгожданного избавления от накопившихся грехов, вступили на территорию питомника, им, прежде приглашения к столу, предложено было постоять, снявши носки, пред мордою Таира. Всеобщему праведному возмущению не дал вскипеть Серега, быстро закивавший головою: «Да, да, конечно, сейчас!» – но при этом улыбался, паразит, даже для него на редкость ехидно. Я было заподозрил что-то неладное (уж больно легко Серега всех успокоил!), да обрадованный согласием сразу и выбросил сомнения из головы.
Построилась четверка в рядок, руки сомкнуты в горстки, как у призывников на медкомиссии. Молчат. Трое хитро на меня косятся, один Серега возвел невинные очи к небу. Однако губы кривит совсем уж по-змеиному. Небось, какую-то шкоду в подарок все же припас. Но в Таире я уверен. Его с панталыку не сбить ни мясом, ни запахом течной суки. Таир должен выбрать четвертого, а Серега стоит вторым. Понюхавши предложенный носок, пошел Таир вдоль шеренги. Я предельно внимательно отслеживаю ситуацию, дабы, если какие замечу у ребят некорректные поползновения, вовремя их пресечь. Обычно Таир, дойдя до обладателя требуемого запаха, кропотливо проверял, не от его ли соседей этот запах исходит, и лишь потом, окончательно убедившись в своей правоте, обозначал кого надо. А тут ткнулся носом в Серегу и замер. Недоуменно вытаращил гляделки, в нерешительности оглянулся на меня и вновь уперся в Серегу, словно зачарованный. Подумал и лег перед ним. Обозначил. Вот те раз! А Серега чуть не лопается от еле сдерживаемого ржания, аж красный весь. Отзываю я собаку, начинаю ругать. На то друзья мои приятели замахали руками: да оставь ты, дескать, кобеля в покое! Не работает он у тебя, сам видишь. Пойдем-ка лучше примем по капельке на душу населения!
Принять-то мы, само собой, приняли. И со свиданьицем, и сугубо, и трегубо, и многажды. Но в ответ на мои расспросы о проделанном трюке зловредная четверка еще долго отшучивалась. Мол, раз ты кинолог, значит, соображать должен. Часа два мы друг друга мучили, пока Сереге не прискучило запираться. А суть проделки была наипростейшая, проще амебы и грубее, чем кирпич. В нужный момент этот добрый человек всего-навсего неслышно испортил воздух! На психику Таира, сосредоточенно напрягшего обоняние, облако вонючих газов подействовало оглушающе, подобно крепкому апперкоту. Нос его отключился мгновенно. Точно так же человека, пристально вглядывающегося в темноту, парализует и лишает способности видеть мощная фотовспышка. Вот и дрессируй после со всякими изуверами служебных собак…
И еще о выборке. Набравшись немножко опыта, мы, хоть и поздно, но все же обнаружили свой серьезный просчет в использовании той, новой для нас, методики. Нельзя было начинать с дифференцировки чрезмерно сильных запахов. Нельзя было использовать обувь и носки, а только после переходить на менее насыщенные ароматы. Этим мы, сами того не понимая, затрудняли и затягивали процесс дрессировки, не приучая, а наоборот, отучая молодых собак тщательно принюхиваться.
Про Таира немало чего еще можно рассказать, но ведь пора, в конце концов, и закругляться.
Коля с Таиром быстро спелись. На соревнованиях наша команда заняла второе место, а Таир, попавший в призеры, был в ней лучшим. Для дебютантов результат более чем неплохой. Мы передали Таира по месту Колиной службы, в город Слободской, по балансовой стоимости шестьдесят рублей. Там пес исправно служил, имел раскрытия и задержания, хотя и не в очень большом количестве. Ну да не его в том вина и не Колина, а дело в неважной организации применения собак.
Каждый год я общался с этой парочкой на сборах. Спортивная карьера Таира складывалась куда успешнее служебной. На соревнованиях любого калибра он всегда был среди первых.
Мне интересно было наблюдать за переменами в его характере. Внешне-то, в габаритах, Таир не шибко прибавлял, а вот в поведении его прорисовывалось все больше и больше от личности. Уже на другой год он, воспользовавшись случаем, самостоятельно и, с собачьей точки зрения, по делу наказал того самого Мишку, который его в свое время растравливал. И в тот день Мишка тоже нам помогал: поддразнивал, каких нужно, овчарочек и убегал от них за ограду. А там, за оградой, были оставлены закончившие работать собаки, как раз тогда – Аполлон и Альтаир. Аполлон-то, поскольку злобный, – на привязи, а вот Таира Коля не привязал, понадеявшись на его дисциплинированность. Как назло, ни кому и в голову не пришло это проверить. Мы-то на Колину дисциплинированность полагались. Терпел-терпел Таир, да и не вытерпел. Только заскочил в очередной раз наш помощник за калитку, слышим – вопит. Мы скорей за ним. Видим, скорчился Мишка на земле и за прокушенную коленку держится. И ни одной собаки рядом. Привязанный Аполлон брызжет слюной и разрывается от ярости. Таир спокойненько лежит на своем месте и задушевно нежно смотрит на мир. Поди догадайся, кто виноват. Потом разобрались, конечно. Коле пистон вставили, Мишку забинтовали и в травмпункт отвезли. А Таиру поудивлялись. Надо же, гад какой, проявил смекалку! Отомстил, можно сказать, своему первому в жизни врагу.
Так вот бывший никчемный трус взрослел и развивался.
Через несколько лет я перебрался в Москву и с тех пор сведений о нем почти не получал. Одно знаю достоверно, что на соревнованиях Альтаир закончил выступать только в одиннадцатилетнем возрасте.
…Трудно сказать, кто кому из нас в итоге оказался больше обязан. Пес в живых остался, а я с ним много чему научился. Для него и для меня это важно, конечно. Но на тот момент мне куда важнее было сохранить в питомнике племенную работу. И я ее сохранил.