Страница:
Услышав доклад сигнальщика, Калибров скомандовал рулевому: "Право на борт!" Афанасий Марков четко выполнил команду. Лодка резко повернула, и торпеда пронеслась всего метрах в восьми от борта.
Погружаемся. Акустик Павел Сергеев докладывает, что слышит шум винтов вражеской лодки. Вступать в поединок с ней - безнадежное дело: трудно попасть торпедой в лодку, которая находится на глубине. Немцы это тоже понимают и не повторяют атаки. Однако часов до шести утра наши акустики слышали шум винтов подводной лодки. Потом он замер-в стороне. По-видимому, вражеской лодке не хватило энергоресурсов, и она отказалась от преследования.
Мы всплыли и уже без помех двинулись на запад.
И в этом походе мы тщетно ждали команду "Пли!". Море было пусто. Ни одного фашистского судна! Много дней мы плавали вдоль побережья и ничего не нашли.
Нас изумляла выносливость нового командира. Когда он отдыхал? Все время, пока лодка двигалась на поверхности моря, командир стоял на мостике. Его куртка-канадка выцвела от ветра и брызг, покрылась коркой соли. Изредка он спускался в центральный пост, усаживался на разножке прямо под открытым люком и просил принести ему что-нибудь перекусить. Пока кок бежал на камбуз, капитан 3 ранга закрывал глаза и сразу засыпал. Сон продолжался минут десять пятнадцать. Потом командир просыпался, съедал, что принес ему кок, и снова поднимался на мостик.
Когда лодка погружалась, командир подолгу просиживал в крошечной рубке гидроакустиков, прослушивая море. Потом обходил отсеки, беседовал с матросами, шутил вместе с ними, подбодрял уставших.
Наши симпатии к командиру росли с каждым днем, и мы были уверены, что боевого успеха добьемся обязательно, и очень переживали, что плавание и на этот раз было безрезультатным. Командир успокаивал наиболее нетерпеливых:
- Побеждает тот, у кого нервы крепче и кто умеет ждать.
7 мая мы вернулись в Полярное, так и не увидев ни одного вражеского судна. Снова ремонт, снова подготовка к походу. И только в июне наши торпеды настигли цель. Как это случилось, читатель уже знает.
Видите, каким долгим и трудным оказался наш путь к боевому успеху. Это была дорога длиной в три года.
Глава третья. Карское море
Перед самым отправлением в поход, который завершился потоплением трех вражеских кораблей, меня приняли в члены партии. И когда мы вернулись в базу, заместитель начальника политотдела бригады Павел Иванович Петров, встретив меня на пирсе, пошутил:
- Давно надо было. Видишь, получил партийный билет и сразу с победой вернулся.
Это он к тому, что я намного просрочил свой кандидатский стаж: все ждал, когда наш корабль откроет боевой счет, а мы все отличимся в схватках с врагом.
Теперь мы ходим именинниками. Не было ни гроша, да вдруг алтын! На рубке нашего корабля появляется алая звезда с цифрой три посередине. Несмотря на прохладную погоду, мы все щеголяем без бушлатов - чтобы орден на груди был виден.
Наш командир В. А. Тураев стал капитаном 2 ранга. Николай Карпов, Петр Берендаков и я стали мичманами. Новые звания тем дороже, что мы теперь носим погоны.
На лодке произошли перемены. Ушли на учебу штурман Николай Кабанов и военфельдшер Анатолий Сотников. Пришел к нам новый командир минно-торпедной боевой части капитан-лейтенант Александр Герасимович Козин. Несмотря на солидное звание, он только начинает службу на кораблях. Окончив в 1941 году военно-морское училище, Козин попал на сухопутный фронт, воевал в лесах Карелии. Конечно, он за эти годы многое забыл, но зато развил неоценимые качества - упорство, неиссякаемое трудолюбие. И в обращении прост и сердечен. Он быстро снискал искреннее уважение подчиненных, особенно тем, что не стеснялся обращаться за помощью к старшинам и матросам, учиться у них.
Июль и часть августа мы ремонтировали корабль. Долго возились с электромотором носовых горизонтальных рулей. Установленный в трюме под торпедными аппаратами, он так отсырел, что изоляция его обмоток стала пропускать ток. Вообще мотор часто капризничал. Случалось, что он даже самопроизвольно работал в надводном положении, когда горизонтальщики и не прикасались к кнопкам электрического управления.
Электромотор сняли, доставили в мастерскую базы. Там его якорь и катушки статора выварили в кипятке, пропитали лаком и сунули в печь. Но нормально просушить не успели. Поздним воскресным вечером, когда почти все моряки были в увольнении, инженер-механик С. С. Саваренский распорядился привести носовые рули в полный порядок.
Я разыскал Мозолькова, и мы отправились в мастерскую. Электромотор по частям (в раскаленном состоянии) доставили на лодку и начали собирать. Провозились всю ночь.
Эту ночь вообще никто не спал. Матросы, возвратившиеся с берега, быстро переоделись в рабочую одежду и начали грузить продукты и прочие запасы, опробовать и готовить к действию механизмы.
Утром мы вышли в море. Дифферентовались без носовых рулей - мотор мы еще не успели установить. Закончили работу уже в походе.
Только теперь мы узнали, почему с такой поспешностью нас послали в плавание. На трассе Северного морского пути разбойничают вражеские подводные лодки, нападая на наши караваны, идущие с Дальнего Востока. Нам надлежало обезвредить фашистские субмарины у северной оконечности Новой Земли - мыса Желания, если они попытаются пройти в Карское море.
Соблюдаем все меры предосторожности. В надводном положении двигаемся только противолодочным зигзагом, постоянно меняя курсы. Это значительно удлиняет путь, но делает его более безопасным. Изредка погружаемся, чтобы дать акустикам возможность лучше прослушать море. Когда вокруг шныряют вражеские лодки, держи ухо востро!
Боцман Васильев, спустившись с мостика, где нес сигнальную вахту, пришел погреться в наш отсек. Он рассказал, что на горизонте открылись заснеженные гористые берега. Это - Новая Земля.
Пересекли семьдесят седьмую параллель. Никто из нас еще не бывал в таких высоких широтах. Хотя бы одним глазком взглянуть, что там, наверху! Нельзя. Наш удел - весь поход просидеть в стальной коробке отсека.
Занимаем позицию у мыса Желания. В этих местах подводная лодка нашего дивизиона "С-101" в прошлом году торпедировала фашистского подводного пирата. Немецкая лодка называлась "U-639". Наши моряки вытащили из воды труп ее командира. А примерно через месяц после этой победы здесь же погибла "К-1" с нашими товарищами. Далекий район моря стал ареной ожесточенной борьбы. Вот почему от нас требуется сугубая бдительность.
А вообще-то плавать в этих широтах удобно. Часто встречаются слои воды с большой разницей в температурах. Попав между такими слоями, лодка ложится на так называемый "жидкий грунт" и прочно удерживается на месте, не погружаясь и не всплывая. И так она может недвижимо стоять длительное время, что сберегает много электроэнергии, а следовательно, и моторесурсов, и топлива. Значит, есть возможность дольше пробыть на позиции.
Когда лодка лежит на жидком грунте, в отсеках устанавливается идеальная тишина. Это создает дополнительные удобства акустикам при прослушивании забортных шумов.
Если кто недоволен пребыванием на жидком грунте, то это мы, обитатели шестого отсека. Из-за того что электромоторы работают мало, у нас становится холодно. А мы привыкли к теплу, избаловались, изнежились.
На лодке установился походный ритм жизни. Свободного времени у каждого более чем достаточно. Матросы много читают, благо командир позаботился, чтобы побольше взяли с собой книг. Литературы хватает, но Валентин Болгов и на этот раз взял с собой потрепанный томик рассказов А. П. Чехова. Кажется, сколько можно читать одно и то же? А мы читаем и каждый раз находим что-то новое, чего раньше не замечали.
С приходом к нам В. А. Тураева изменился внешний вид моряков. "Подводного загара" больше ни у кого не заметите. Все аккуратно умываются, бреются. Сам командир всегда чисто побрит, подтянут.
У нас в отсеке состоялся небольшой праздник. Мы торжественно отметили день рождения Аркадия Комкова. Устроили праздничный обед. Кок Семен Стецюк испек для юбиляра сладкий пирог. На порожнем ящике мы накрыли стол, сердечно поздравили Аркадия и добросовестно разделались с вкусным пирогом. Пусть праздник получился очень скромным, но Аркадий, наверное, никогда не забудет свой день рождения, отмеченный в далеких водах Арктики.
Несколько дней прожили спокойно. Но однажды акустики Павел Сергеев и Евгений Новиков услышали шум винтов далеко идущего корабля. Подводники оживились. Электромоторам был дан полный ход. Лодка пошла на сближение с целью. Из центрального поста скомандовали: "Торпедная атака!"
Акустики уточнили шумы: идет под дизелями подводная лодка. Наверное, та самая, что пиратствовала здесь. Электромоторы работают на полную мощность, уже аккумуляторы стали садиться, а до цели все далеко. Даже всплыв, пожалуй, не догоним. Расстояние между нами и противником растет. И командир скрепя сердце приказывает дать отбой тревоги.
Вскоре акустики снова доложили о подозрительных шумах. Опять тревога и полный ход. На этот раз цель настигаем быстро. Только акустики никак не разберутся в шумах. Что-то не то! Командир поднимает перископ и настораживается. Силуэт подводной лодки! Совсем близко! Но вглядывается спокойнее командир и видит: вовсе это не лодка, а огромная льдина, своими очертаниями очень смахивающая на всплывший подводный корабль. Плывет такая глыба льда да еще издает шум, как настоящая субмарина...
На исходе август. Скоро и полярная зима. Льдин теперь будет все больше.
И опять монотонные, однообразные будни.
В длительном плавании трудно приходится мотористам. Многие сотни миль мы прошли, пока добрались до позиции. А впереди еще долгое крейсерство в Карском море и обратный путь... Мотористы не знают покоя: то следят за работой дизелей, то осматривают их, регулируют, готовят к новому пуску.
Как назло, в самом начале похода прогорел компенсатор газоотвода левого двигателя. Это ребристый цилиндр, вмонтированный в трубу газоотвода и предохраняющий ее от деформации при нагревании. Теперь, когда волна заливает выхлопное устройство, раскаленные газы через дыру в компенсаторе врываются в отсек. Мимо дизеля страшно стало ходить: дым, искры бьют в лицо. Подойдя к опасному месту, мы приседаем, закрываем глаза - и броском в переборочную дверь.
Переборка от выхлопных газов так нагревается, что даже в нашем отсеке белая краска на ней стала походить на подрумяненный блин. Переживаем за механизмы и приборы, расположенные на этой переборке: как бы не испортились от жары.
Старшина мотористов Николай Карпов долго бился с прогоревшим компенсатором, но дыру заделать так и не удалось. Во время работы дизелей мотористы задыхаются в дыму. И все-таки когда лодка всплывает, в их отсеке полно гостей: в надводном положении здесь разрешается курить. Покуриваем мы молча, потому что из-за грохота дизелей все равно разговора не получится. У мотористов курильщикам лучше,, чем в центральном посту, где в это время выключен весь свет, кроме лампочки над штурманским столом, а вдобавок сыро и холодно, через раскрытый рубочный люк врывается ветер, а в свежую погоду может окатить и ледяной водой.
Воет ревун срочного погружения. Наступает благословенная тишина. Объявляется готовность номер два, все свободные от вахты отправляются отдыхать.
Выбрав свободный час, прохожу по кораблю, собираю заметки для боевого листка. В походе мы выпускаем его каждый день. Парторг мичман Андрей Климович Еремин строго следит за этим. Он стал очень требовательным, добивается, чтобы каждый коммунист вел партийную работу. У Еремина много забот. После того как на лодках не стало комиссаров, вся партийно-политическая работа легла на плечи командиров и парторгов. А у Еремина ведь еще основная должность есть - он старшина группы трюмных, служба у них беспокойная и ответственная. И сейчас мне с ним приходится обсуждать план очередного боевого листка прямо у станции погружения и всплытия - Еремин ни на минуту не может отойти от своего боевого поста. Разговариваем вполголоса. В центральном посту все так разговаривают. Тихо отдаются команды. Тихо звучат доклады.
Боцман Васильев (он же старшина группы рулевых-сигнальщиков), не сводя глаз с дифферентомера и глубиномера, время от времени нажимает на кнопки манипуляторов горизонтальных рулей.
Вахту на вертикальном руле несет Дмитрий Еремин, однофамилец нашего парторга. Это превосходный мастер своего дела. Еле заметными движениями он удерживает корабль строго на заданном курсе. Лодка идет словно по натянутой нитке. Дмитрий - старый североморец. Он еще до войны начал здесь службу на подводной лодке "М-173", хорошо знает и любит студеное море.
Возле трапа стоит Иван Медарь. Дожидается всплытия, чтобы занять свое место на сигнальном мостике.
Рулевые-сигнальщики, пожалуй, самый ответственный народ на лодке. Когда мы идем в надводном положении, сигнальщики - глаза корабля. С первых минут похода и до самого возвращения в базу они всегда начеку. Служба их тяжела. Не так-то просто простоять четыре часа вахты на маленькой площадке, приваренной к ограждению тумб перископов, под ледяным ветром и колючими брызгами и до боли в глазах вглядываться в морскую гладь - или ослепительно сияющую под солнцем, или скрытую тьмой и туманом.
Сигнальщика будят на вахту на четверть часа раньше других. В центральном посту он облачается в толстую, неудобную и всегда влажную одежду (она не успевает просохнуть). Затем минут десять - пятнадцать сидит в боевой рубке в абсолютной темноте, чтобы глаза привыкли. Поднявшись на мостик, он еще четверть часа стоит со своим напарником, которого должен сменить, - это чтобы окончательно освоиться с ночной темнотой. Под морозным ветром одежда на сигнальщике покрывается коркой льда. К концу вахты он похож на снежную бабу. Сдав вахту, сигнальщик выпивает стакан горячего чая и спешит к нам в шестой отсек - отогреться, отдохнуть в тепле.
Заглядываю во второй отсек. Здесь проводит беседу рулевой Сергей Петров неутомимый активист, прекрасный агитатор. Матросы слушают его затаив дыхание, а потом незаметно втягиваются в разговор, умело направляемый Петровым. Сергей впоследствии поступит в политическое училище и станет хорошим политработником. А сейчас, увидев меня, он, не прерывая беседы, достает из нагрудного кармана сложенный лист бумаги и подает мне. Петров - наш активный военкор, его заметки печатаются почти в каждом боевом листке. В маленькой выгородке, где расположен максимальный автомат батареи, копается Ануфрий Мозольков. У него всегда полно дел. Его заведование - носовая группа аккумуляторной батареи и слаботочные приборы - всегда в отличном состоянии. Ануфрий до педантизма аккуратен. Четыре ящичка с инструментами для слаботочных приборов он хранит как драгоценность, не позволяя никому прикасаться к ним. Даже мне, когда я прошу у него какой-нибудь торцовый ключик, он устраивает форменный допрос: зачем мне понадобился этот ключ, да знаю ли я, как им пользоваться. И обязательно напомнит, чтобы я не забыл возвратить взятый инструмент.
Сменясь с вахты, Ануфрий не спешит на отдых, а, усевшись на корточках в укромном уголке, открывает ящички, проверяет инструменты и протирает их тряпочкой. И, только убедившись, что все на месте и все в порядке, прячет ящички в выгородке и отправляется на отдых.
Мозольков поразительно терпелив и усидчив. Любую работу делает добротно, и механизм, к которому он приложит руку, действует безотказно. Ануфрий - левша. Это тоже нам на пользу. Там, где механизмы расположены так, что работать цравой рукой неудобно, только Мозольков сумеет сделать все как надо.
Много дней мы бороздили холодные просторы Карского моря. Подходит к концу соляр. На исходе запасы продуктов и питьевой воды. Пресная вода идет только в пищу. Умываемся соленой. А в ней мыло свертывается. Почему у нас нет специального мыла для морской воды?
Давно съеден свежий хлеб. Питаемся каменными сухарями и консервами.
Отрывочные сведения с родной земли, которые иногда удается принять радистам, доставляют огромную радость. Очищена от врага почти вся территория нашей страны.
Поиск наш так и не увенчался успехом, хотя мы и оставались в море еще восемь дней после получения радиограммы с разрешением вернуться в базу. Тешим себя надеждой, что уже одно наше присутствие заставило ретироваться фашистских подводных разбойников.
Когда запасов остается в обрез, отправляемся в обратный путь.
Вот и Кольский залив. Всплываем. Мотористы так разволновались, что при запуске левого дизеля раньше времени открыли клинкеты газоотводов. Двигатель залило забортной водой. Пришлось идти под одним дизелем, а балласт продувать аварийным способом - воздухом высокого давления.
Заглядываю в пятый отсек. Мотористы проворачивают дизель вручную. В отсеке темно от струй воды, пара и дыма, бьющих из открытых индикаторных краников. Наконец двигатель осушили, прокачали маслом, и вскоре он загрохотал как ни в чем не бывало.
На тридцать первые сутки похода мы поздним вечером стали у пирса. Когда швартовку окончили, подводники заспешили на базу, и к приготовленному Стецюком ужину так никто и не притронулся, хотя напоследок были использованы все самые лучшие продукты, которые у нас еще оставались.
Я не могу пойти вместе со всеми: назначен дежурным по лодке. Проводив товарищей, поднимаюсь на мостик и с наслаждением вдыхаю свежий воздух. Целый месяц я был лишен этого наслаждения. Стою, вглядываюсь в высокое небо, где всеми цветами пылает полярное сияние. Красота-то какая! Живя в обычных условиях, никогда не задумываешься об окружающем тебя воздухе, а свет дня и тьма ночи воспринимаются как самые обычные, не заслуживающие внимания явления. Надо побыть подводником, чтобы в полной мере оценить красоту мира. Какой душистый ветер ласкает лицо! Сейчас просто страшно спускаться вниз, в отсеки, заполненные смесью всяких запахов, исходящих от аккумуляторов, дизелей, камбуза, грязных трюмов, помойных ведер, немытых человеческих тел, заношенной одежды. Приказываю вахтенному мотористу Александру Климову включить вдувной и вытяжной вентиляторы и как следует проветрить отсеки.
Когда внизу стало несколько легче дышать, мы с удовольствием поужинали из того изобилия еды, какое осталось на камбузе. Климов отправился на базу за почтой. Вернулся весь в слезах. Мы кинулись его успокаивать. Но оказывается, он плачет от радости: получил наконец-то письмо от матери. Давно от нее не было вестей. Оказалось, ее с двумя малышами угнали на фашистскую каторгу. Сейчас наши войска в Литве освободили десятки тысяч узников гитлеровских лагерей. В числе освобожденных - мать и братья нашего Климова.
Мне Климов принес семь писем. Мать и жена страшно встревожены. Еще бы, ведь я целый месяц не мог написать им ни единой строчки.
Проинструктировав вахтенных, ложусь отдыхать. Только закрыл глаза, чувствую, койка подо мной качается. Качается до тошноты, а в ушах такой грохот, словно дизеля на полный ход пущены. Повернулся на другой бок. Все равно койка раскачивается. Не зря говорят, что после долгого плавания моряк может на берегу заболеть морской болезнью.
Так и лежал на койке без сна, пока не вызвали в центральный пост. Там увидел высокого капитан-лейтенанта. Он шагнул ко мне и крепко пожал руку. Глазам не верю: Иван Леонтьевич Данченко, бывший комиссар тихоокеанской подводной лодки "Щ-105"! Назначен парторгом нашего дивизиона. Вот уж действительно земной шар тесен!
Просидели всю ночь, вспоминая общих друзей, дни совместной службы. Исподволь парторг расспросил меня про людей нашего экипажа, о подробностях нашего похода.
Утром я проводил его. В лучах рассвета оглядел лодку. Вид у нее далеко не блестящий: краска облезла, металл покрылся рыжей ржавчиной.
Пять дней мы отдыхали. Больше спали. В город почти не показывались. Мы разучились ходить. Пройдешь пятьдесят метров - и садишься: устал, ноги болят. А земля все качается...
27 сентября 1944 года справили наш корабельный праздник - вторую годовщину подъема Военно-морского флага.
В кают-компании береговой базы задали торжественный обед, на котором присутствовало много гостей - друзья с других лодок, авиаторы, катерники. Присутствовал командующий флотом адмирал А. Г. Головко и член Военного совета флота вице-адмирал А. А. Николаев.
Арсений Григорьевич Головко поздравил с праздником, пожелал новых боевых успехов и выразил надежду, что будет присутствовать у нас на празднике по случаю подъема Краснознаменного флага.
Это - наказ воевать еще лучше. Командующий надеется на нас!
На стол подают трех жареных поросят, заработанных нами еще в июне. Командир корабля собственноручно режет и кладет аппетитно пахнущие куски в тарелки нашим лучшим подводникам - Ивану Медарю, инженеру Саваренскому, мичманам Андрею Еремину и Петру Берендакову, Мише Сазонникову...
Не так давно мы поздравили Мишу с новой наградой: за отвагу в боях в Крыму ему вручена медаль "Партизану Отечественной войны". Самый молодой наш матрос оказался дельным парнем. Миша успешно овладел специальностью моториста, а сейчас изучает электротехнику - хочет стать и электриком.
Командир угощает других товарищей, угощает гостей. Дружеская, радостная атмосфера царит в кают-компании.
Вскоре после корабельного праздника мы проводили к новому месту службы ветерана лодки - помощника командира Степана Степановича Калиброва. Еще раньше ушел от нас командир группы движения Михаил Николаевич Коломиец. С грустью расставались мы с ними, хотя радоваться бы надо - на повышение уходили товарищи. Но всегда жалко расставаться с хорошими людьми.
Помощником командира к нам назначен старший лейтенант Иван Иванович Папылев. Мы его давно знаем как бывшего комиссара подводной лодки "С-14". После того как политработников не стало на лодках, Иван Иванович окончил специальные курсы и стал строевым офицером.
Готовимся к новому боевому походу. Вместе с нами готовятся в плавание еще несколько лодок. Видимо, намечается какая-то крупная операция.
Глава четвертая. Новые победы
Старшина на подводной лодке - лицо ответственное и весьма занятое. Он всегда на боевом посту или поблизости от него. В боевом походе я редко покидаю шестой отсек. Если позволяет обстановка, то на несколько минут забегаю в четвертый и второй, где размещены группы аккумуляторной батареи, за которую я тоже отвечаю. Там несут вахту командир отделения Анатолий Тихонов и старший электрик Ануфрий Мозольков. Они следят за аккумуляторами (их температурой, газовыделением) и записывают свои наблюдения в специальный журнал. Оба опытные подводники, дело знают хорошо и в моей опеке не нуждаются. К тому же они - командиры отсеков, их работу постоянно контролирует центральный пост. За эти участки я спокоен.
Могу я отлучаться из отсека на завтрак, обед и ужин. Но это не в счет, К тому же иной раз так устанешь, что не до еды. Выдастся удобный час, сразу валюсь в постель и предупреждаю вахтенного по отсеку: на обед меня не будить, а с камбуза принести кружку компота и пару сухарей.
Ребята стараются в это время как можно меньше шуметь. Но под гудение электромоторов все равно слышны шаги по палубе, негромкий разговор - настолько в походе развивается чувство настороженности.
Я почти все время с людьми шестого отсека. Каждого вижу в деле. Чуть кто ошибется, вместе разбираем промах и его причины. Все реже нам приходится сталкиваться с нарушениями дисциплины. Каждый понимает: малейшая разболтанность, нечеткость в работе может поставить под удар весь корабль, а следовательно, и твою жизнь. Мне почти не приходится строго разговаривать с Анатолием Панцовым и Иваном Козловым. Хотя нет, в прошлом походе у нас произошел небольшой конфликт с Козловым. Опять из-за его привычки до всего своим умом доходить и не слушать ничьих советов. Возник спор по поводу одной из электрических схем. Панцов одно утверждает, Козлов - другое. Смотрю, перепалка начинается, Козлов уже в прямую грубость пустился. Приказываю ему прекратить разговор в таком тоне, а он сгоряча еще пуще. Пытаюсь еще раз его урезонить. Не слушает, совсем удила закусил. Надо наказать грубияна. Но как? Дать наряд вне очереди? В походе это не имеет смысла - и без того люди загружены сверх меры. Отложить взыскание до возвращения в базу? Слишком долго, всякая острота восприятия притупится.
И тогда я приказал провинившемуся покинуть отceк. Просто покинуть отсек, и все. Вы посмотрели бы, как побледнел парень. Снят с вахты в боевом походе, ведь это позор! Козлов с мольбой взглянул на Комкова и Панцова: может, они заступятся? Но те молча открыли переборочную дверь и подтолкнули к ней Козлова. А Панцов еще сказал на прощание:
- Иди, иди. Без тебя обойдемся.
Козлов понимал: товарищам теперь придется выполнять не только свою, но и его работу. Это всего тяжелее, когда из-за тебя другим страдать приходится.
Очень скоро дверь осторожно приоткрылась. Козлов просунул в щель голову и дрожащим голосом сказал мне:
- Простите, товарищ мичман. Никогда больше не будет этого... Разрешите встать на вахту.
Вид у него такой убитый, что мне его жалко стало. Разрешил занять боевой пост.
Огромное напряжение, какое мы испытываем в походах, нуждается в разрядке. Она наступает, когда возвращаемся в базу. Я забочусь, чтобы моряки могли хорошо отдохнуть, так планирую работы и занятия, чтобы по возможности вечера оставались свободными. Вместе ходим в клуб, смотрим кино, слушаем лекции, которые организует для нас политотдел. Зимой часто бываем на катке.
Погружаемся. Акустик Павел Сергеев докладывает, что слышит шум винтов вражеской лодки. Вступать в поединок с ней - безнадежное дело: трудно попасть торпедой в лодку, которая находится на глубине. Немцы это тоже понимают и не повторяют атаки. Однако часов до шести утра наши акустики слышали шум винтов подводной лодки. Потом он замер-в стороне. По-видимому, вражеской лодке не хватило энергоресурсов, и она отказалась от преследования.
Мы всплыли и уже без помех двинулись на запад.
И в этом походе мы тщетно ждали команду "Пли!". Море было пусто. Ни одного фашистского судна! Много дней мы плавали вдоль побережья и ничего не нашли.
Нас изумляла выносливость нового командира. Когда он отдыхал? Все время, пока лодка двигалась на поверхности моря, командир стоял на мостике. Его куртка-канадка выцвела от ветра и брызг, покрылась коркой соли. Изредка он спускался в центральный пост, усаживался на разножке прямо под открытым люком и просил принести ему что-нибудь перекусить. Пока кок бежал на камбуз, капитан 3 ранга закрывал глаза и сразу засыпал. Сон продолжался минут десять пятнадцать. Потом командир просыпался, съедал, что принес ему кок, и снова поднимался на мостик.
Когда лодка погружалась, командир подолгу просиживал в крошечной рубке гидроакустиков, прослушивая море. Потом обходил отсеки, беседовал с матросами, шутил вместе с ними, подбодрял уставших.
Наши симпатии к командиру росли с каждым днем, и мы были уверены, что боевого успеха добьемся обязательно, и очень переживали, что плавание и на этот раз было безрезультатным. Командир успокаивал наиболее нетерпеливых:
- Побеждает тот, у кого нервы крепче и кто умеет ждать.
7 мая мы вернулись в Полярное, так и не увидев ни одного вражеского судна. Снова ремонт, снова подготовка к походу. И только в июне наши торпеды настигли цель. Как это случилось, читатель уже знает.
Видите, каким долгим и трудным оказался наш путь к боевому успеху. Это была дорога длиной в три года.
Глава третья. Карское море
Перед самым отправлением в поход, который завершился потоплением трех вражеских кораблей, меня приняли в члены партии. И когда мы вернулись в базу, заместитель начальника политотдела бригады Павел Иванович Петров, встретив меня на пирсе, пошутил:
- Давно надо было. Видишь, получил партийный билет и сразу с победой вернулся.
Это он к тому, что я намного просрочил свой кандидатский стаж: все ждал, когда наш корабль откроет боевой счет, а мы все отличимся в схватках с врагом.
Теперь мы ходим именинниками. Не было ни гроша, да вдруг алтын! На рубке нашего корабля появляется алая звезда с цифрой три посередине. Несмотря на прохладную погоду, мы все щеголяем без бушлатов - чтобы орден на груди был виден.
Наш командир В. А. Тураев стал капитаном 2 ранга. Николай Карпов, Петр Берендаков и я стали мичманами. Новые звания тем дороже, что мы теперь носим погоны.
На лодке произошли перемены. Ушли на учебу штурман Николай Кабанов и военфельдшер Анатолий Сотников. Пришел к нам новый командир минно-торпедной боевой части капитан-лейтенант Александр Герасимович Козин. Несмотря на солидное звание, он только начинает службу на кораблях. Окончив в 1941 году военно-морское училище, Козин попал на сухопутный фронт, воевал в лесах Карелии. Конечно, он за эти годы многое забыл, но зато развил неоценимые качества - упорство, неиссякаемое трудолюбие. И в обращении прост и сердечен. Он быстро снискал искреннее уважение подчиненных, особенно тем, что не стеснялся обращаться за помощью к старшинам и матросам, учиться у них.
Июль и часть августа мы ремонтировали корабль. Долго возились с электромотором носовых горизонтальных рулей. Установленный в трюме под торпедными аппаратами, он так отсырел, что изоляция его обмоток стала пропускать ток. Вообще мотор часто капризничал. Случалось, что он даже самопроизвольно работал в надводном положении, когда горизонтальщики и не прикасались к кнопкам электрического управления.
Электромотор сняли, доставили в мастерскую базы. Там его якорь и катушки статора выварили в кипятке, пропитали лаком и сунули в печь. Но нормально просушить не успели. Поздним воскресным вечером, когда почти все моряки были в увольнении, инженер-механик С. С. Саваренский распорядился привести носовые рули в полный порядок.
Я разыскал Мозолькова, и мы отправились в мастерскую. Электромотор по частям (в раскаленном состоянии) доставили на лодку и начали собирать. Провозились всю ночь.
Эту ночь вообще никто не спал. Матросы, возвратившиеся с берега, быстро переоделись в рабочую одежду и начали грузить продукты и прочие запасы, опробовать и готовить к действию механизмы.
Утром мы вышли в море. Дифферентовались без носовых рулей - мотор мы еще не успели установить. Закончили работу уже в походе.
Только теперь мы узнали, почему с такой поспешностью нас послали в плавание. На трассе Северного морского пути разбойничают вражеские подводные лодки, нападая на наши караваны, идущие с Дальнего Востока. Нам надлежало обезвредить фашистские субмарины у северной оконечности Новой Земли - мыса Желания, если они попытаются пройти в Карское море.
Соблюдаем все меры предосторожности. В надводном положении двигаемся только противолодочным зигзагом, постоянно меняя курсы. Это значительно удлиняет путь, но делает его более безопасным. Изредка погружаемся, чтобы дать акустикам возможность лучше прослушать море. Когда вокруг шныряют вражеские лодки, держи ухо востро!
Боцман Васильев, спустившись с мостика, где нес сигнальную вахту, пришел погреться в наш отсек. Он рассказал, что на горизонте открылись заснеженные гористые берега. Это - Новая Земля.
Пересекли семьдесят седьмую параллель. Никто из нас еще не бывал в таких высоких широтах. Хотя бы одним глазком взглянуть, что там, наверху! Нельзя. Наш удел - весь поход просидеть в стальной коробке отсека.
Занимаем позицию у мыса Желания. В этих местах подводная лодка нашего дивизиона "С-101" в прошлом году торпедировала фашистского подводного пирата. Немецкая лодка называлась "U-639". Наши моряки вытащили из воды труп ее командира. А примерно через месяц после этой победы здесь же погибла "К-1" с нашими товарищами. Далекий район моря стал ареной ожесточенной борьбы. Вот почему от нас требуется сугубая бдительность.
А вообще-то плавать в этих широтах удобно. Часто встречаются слои воды с большой разницей в температурах. Попав между такими слоями, лодка ложится на так называемый "жидкий грунт" и прочно удерживается на месте, не погружаясь и не всплывая. И так она может недвижимо стоять длительное время, что сберегает много электроэнергии, а следовательно, и моторесурсов, и топлива. Значит, есть возможность дольше пробыть на позиции.
Когда лодка лежит на жидком грунте, в отсеках устанавливается идеальная тишина. Это создает дополнительные удобства акустикам при прослушивании забортных шумов.
Если кто недоволен пребыванием на жидком грунте, то это мы, обитатели шестого отсека. Из-за того что электромоторы работают мало, у нас становится холодно. А мы привыкли к теплу, избаловались, изнежились.
На лодке установился походный ритм жизни. Свободного времени у каждого более чем достаточно. Матросы много читают, благо командир позаботился, чтобы побольше взяли с собой книг. Литературы хватает, но Валентин Болгов и на этот раз взял с собой потрепанный томик рассказов А. П. Чехова. Кажется, сколько можно читать одно и то же? А мы читаем и каждый раз находим что-то новое, чего раньше не замечали.
С приходом к нам В. А. Тураева изменился внешний вид моряков. "Подводного загара" больше ни у кого не заметите. Все аккуратно умываются, бреются. Сам командир всегда чисто побрит, подтянут.
У нас в отсеке состоялся небольшой праздник. Мы торжественно отметили день рождения Аркадия Комкова. Устроили праздничный обед. Кок Семен Стецюк испек для юбиляра сладкий пирог. На порожнем ящике мы накрыли стол, сердечно поздравили Аркадия и добросовестно разделались с вкусным пирогом. Пусть праздник получился очень скромным, но Аркадий, наверное, никогда не забудет свой день рождения, отмеченный в далеких водах Арктики.
Несколько дней прожили спокойно. Но однажды акустики Павел Сергеев и Евгений Новиков услышали шум винтов далеко идущего корабля. Подводники оживились. Электромоторам был дан полный ход. Лодка пошла на сближение с целью. Из центрального поста скомандовали: "Торпедная атака!"
Акустики уточнили шумы: идет под дизелями подводная лодка. Наверное, та самая, что пиратствовала здесь. Электромоторы работают на полную мощность, уже аккумуляторы стали садиться, а до цели все далеко. Даже всплыв, пожалуй, не догоним. Расстояние между нами и противником растет. И командир скрепя сердце приказывает дать отбой тревоги.
Вскоре акустики снова доложили о подозрительных шумах. Опять тревога и полный ход. На этот раз цель настигаем быстро. Только акустики никак не разберутся в шумах. Что-то не то! Командир поднимает перископ и настораживается. Силуэт подводной лодки! Совсем близко! Но вглядывается спокойнее командир и видит: вовсе это не лодка, а огромная льдина, своими очертаниями очень смахивающая на всплывший подводный корабль. Плывет такая глыба льда да еще издает шум, как настоящая субмарина...
На исходе август. Скоро и полярная зима. Льдин теперь будет все больше.
И опять монотонные, однообразные будни.
В длительном плавании трудно приходится мотористам. Многие сотни миль мы прошли, пока добрались до позиции. А впереди еще долгое крейсерство в Карском море и обратный путь... Мотористы не знают покоя: то следят за работой дизелей, то осматривают их, регулируют, готовят к новому пуску.
Как назло, в самом начале похода прогорел компенсатор газоотвода левого двигателя. Это ребристый цилиндр, вмонтированный в трубу газоотвода и предохраняющий ее от деформации при нагревании. Теперь, когда волна заливает выхлопное устройство, раскаленные газы через дыру в компенсаторе врываются в отсек. Мимо дизеля страшно стало ходить: дым, искры бьют в лицо. Подойдя к опасному месту, мы приседаем, закрываем глаза - и броском в переборочную дверь.
Переборка от выхлопных газов так нагревается, что даже в нашем отсеке белая краска на ней стала походить на подрумяненный блин. Переживаем за механизмы и приборы, расположенные на этой переборке: как бы не испортились от жары.
Старшина мотористов Николай Карпов долго бился с прогоревшим компенсатором, но дыру заделать так и не удалось. Во время работы дизелей мотористы задыхаются в дыму. И все-таки когда лодка всплывает, в их отсеке полно гостей: в надводном положении здесь разрешается курить. Покуриваем мы молча, потому что из-за грохота дизелей все равно разговора не получится. У мотористов курильщикам лучше,, чем в центральном посту, где в это время выключен весь свет, кроме лампочки над штурманским столом, а вдобавок сыро и холодно, через раскрытый рубочный люк врывается ветер, а в свежую погоду может окатить и ледяной водой.
Воет ревун срочного погружения. Наступает благословенная тишина. Объявляется готовность номер два, все свободные от вахты отправляются отдыхать.
Выбрав свободный час, прохожу по кораблю, собираю заметки для боевого листка. В походе мы выпускаем его каждый день. Парторг мичман Андрей Климович Еремин строго следит за этим. Он стал очень требовательным, добивается, чтобы каждый коммунист вел партийную работу. У Еремина много забот. После того как на лодках не стало комиссаров, вся партийно-политическая работа легла на плечи командиров и парторгов. А у Еремина ведь еще основная должность есть - он старшина группы трюмных, служба у них беспокойная и ответственная. И сейчас мне с ним приходится обсуждать план очередного боевого листка прямо у станции погружения и всплытия - Еремин ни на минуту не может отойти от своего боевого поста. Разговариваем вполголоса. В центральном посту все так разговаривают. Тихо отдаются команды. Тихо звучат доклады.
Боцман Васильев (он же старшина группы рулевых-сигнальщиков), не сводя глаз с дифферентомера и глубиномера, время от времени нажимает на кнопки манипуляторов горизонтальных рулей.
Вахту на вертикальном руле несет Дмитрий Еремин, однофамилец нашего парторга. Это превосходный мастер своего дела. Еле заметными движениями он удерживает корабль строго на заданном курсе. Лодка идет словно по натянутой нитке. Дмитрий - старый североморец. Он еще до войны начал здесь службу на подводной лодке "М-173", хорошо знает и любит студеное море.
Возле трапа стоит Иван Медарь. Дожидается всплытия, чтобы занять свое место на сигнальном мостике.
Рулевые-сигнальщики, пожалуй, самый ответственный народ на лодке. Когда мы идем в надводном положении, сигнальщики - глаза корабля. С первых минут похода и до самого возвращения в базу они всегда начеку. Служба их тяжела. Не так-то просто простоять четыре часа вахты на маленькой площадке, приваренной к ограждению тумб перископов, под ледяным ветром и колючими брызгами и до боли в глазах вглядываться в морскую гладь - или ослепительно сияющую под солнцем, или скрытую тьмой и туманом.
Сигнальщика будят на вахту на четверть часа раньше других. В центральном посту он облачается в толстую, неудобную и всегда влажную одежду (она не успевает просохнуть). Затем минут десять - пятнадцать сидит в боевой рубке в абсолютной темноте, чтобы глаза привыкли. Поднявшись на мостик, он еще четверть часа стоит со своим напарником, которого должен сменить, - это чтобы окончательно освоиться с ночной темнотой. Под морозным ветром одежда на сигнальщике покрывается коркой льда. К концу вахты он похож на снежную бабу. Сдав вахту, сигнальщик выпивает стакан горячего чая и спешит к нам в шестой отсек - отогреться, отдохнуть в тепле.
Заглядываю во второй отсек. Здесь проводит беседу рулевой Сергей Петров неутомимый активист, прекрасный агитатор. Матросы слушают его затаив дыхание, а потом незаметно втягиваются в разговор, умело направляемый Петровым. Сергей впоследствии поступит в политическое училище и станет хорошим политработником. А сейчас, увидев меня, он, не прерывая беседы, достает из нагрудного кармана сложенный лист бумаги и подает мне. Петров - наш активный военкор, его заметки печатаются почти в каждом боевом листке. В маленькой выгородке, где расположен максимальный автомат батареи, копается Ануфрий Мозольков. У него всегда полно дел. Его заведование - носовая группа аккумуляторной батареи и слаботочные приборы - всегда в отличном состоянии. Ануфрий до педантизма аккуратен. Четыре ящичка с инструментами для слаботочных приборов он хранит как драгоценность, не позволяя никому прикасаться к ним. Даже мне, когда я прошу у него какой-нибудь торцовый ключик, он устраивает форменный допрос: зачем мне понадобился этот ключ, да знаю ли я, как им пользоваться. И обязательно напомнит, чтобы я не забыл возвратить взятый инструмент.
Сменясь с вахты, Ануфрий не спешит на отдых, а, усевшись на корточках в укромном уголке, открывает ящички, проверяет инструменты и протирает их тряпочкой. И, только убедившись, что все на месте и все в порядке, прячет ящички в выгородке и отправляется на отдых.
Мозольков поразительно терпелив и усидчив. Любую работу делает добротно, и механизм, к которому он приложит руку, действует безотказно. Ануфрий - левша. Это тоже нам на пользу. Там, где механизмы расположены так, что работать цравой рукой неудобно, только Мозольков сумеет сделать все как надо.
Много дней мы бороздили холодные просторы Карского моря. Подходит к концу соляр. На исходе запасы продуктов и питьевой воды. Пресная вода идет только в пищу. Умываемся соленой. А в ней мыло свертывается. Почему у нас нет специального мыла для морской воды?
Давно съеден свежий хлеб. Питаемся каменными сухарями и консервами.
Отрывочные сведения с родной земли, которые иногда удается принять радистам, доставляют огромную радость. Очищена от врага почти вся территория нашей страны.
Поиск наш так и не увенчался успехом, хотя мы и оставались в море еще восемь дней после получения радиограммы с разрешением вернуться в базу. Тешим себя надеждой, что уже одно наше присутствие заставило ретироваться фашистских подводных разбойников.
Когда запасов остается в обрез, отправляемся в обратный путь.
Вот и Кольский залив. Всплываем. Мотористы так разволновались, что при запуске левого дизеля раньше времени открыли клинкеты газоотводов. Двигатель залило забортной водой. Пришлось идти под одним дизелем, а балласт продувать аварийным способом - воздухом высокого давления.
Заглядываю в пятый отсек. Мотористы проворачивают дизель вручную. В отсеке темно от струй воды, пара и дыма, бьющих из открытых индикаторных краников. Наконец двигатель осушили, прокачали маслом, и вскоре он загрохотал как ни в чем не бывало.
На тридцать первые сутки похода мы поздним вечером стали у пирса. Когда швартовку окончили, подводники заспешили на базу, и к приготовленному Стецюком ужину так никто и не притронулся, хотя напоследок были использованы все самые лучшие продукты, которые у нас еще оставались.
Я не могу пойти вместе со всеми: назначен дежурным по лодке. Проводив товарищей, поднимаюсь на мостик и с наслаждением вдыхаю свежий воздух. Целый месяц я был лишен этого наслаждения. Стою, вглядываюсь в высокое небо, где всеми цветами пылает полярное сияние. Красота-то какая! Живя в обычных условиях, никогда не задумываешься об окружающем тебя воздухе, а свет дня и тьма ночи воспринимаются как самые обычные, не заслуживающие внимания явления. Надо побыть подводником, чтобы в полной мере оценить красоту мира. Какой душистый ветер ласкает лицо! Сейчас просто страшно спускаться вниз, в отсеки, заполненные смесью всяких запахов, исходящих от аккумуляторов, дизелей, камбуза, грязных трюмов, помойных ведер, немытых человеческих тел, заношенной одежды. Приказываю вахтенному мотористу Александру Климову включить вдувной и вытяжной вентиляторы и как следует проветрить отсеки.
Когда внизу стало несколько легче дышать, мы с удовольствием поужинали из того изобилия еды, какое осталось на камбузе. Климов отправился на базу за почтой. Вернулся весь в слезах. Мы кинулись его успокаивать. Но оказывается, он плачет от радости: получил наконец-то письмо от матери. Давно от нее не было вестей. Оказалось, ее с двумя малышами угнали на фашистскую каторгу. Сейчас наши войска в Литве освободили десятки тысяч узников гитлеровских лагерей. В числе освобожденных - мать и братья нашего Климова.
Мне Климов принес семь писем. Мать и жена страшно встревожены. Еще бы, ведь я целый месяц не мог написать им ни единой строчки.
Проинструктировав вахтенных, ложусь отдыхать. Только закрыл глаза, чувствую, койка подо мной качается. Качается до тошноты, а в ушах такой грохот, словно дизеля на полный ход пущены. Повернулся на другой бок. Все равно койка раскачивается. Не зря говорят, что после долгого плавания моряк может на берегу заболеть морской болезнью.
Так и лежал на койке без сна, пока не вызвали в центральный пост. Там увидел высокого капитан-лейтенанта. Он шагнул ко мне и крепко пожал руку. Глазам не верю: Иван Леонтьевич Данченко, бывший комиссар тихоокеанской подводной лодки "Щ-105"! Назначен парторгом нашего дивизиона. Вот уж действительно земной шар тесен!
Просидели всю ночь, вспоминая общих друзей, дни совместной службы. Исподволь парторг расспросил меня про людей нашего экипажа, о подробностях нашего похода.
Утром я проводил его. В лучах рассвета оглядел лодку. Вид у нее далеко не блестящий: краска облезла, металл покрылся рыжей ржавчиной.
Пять дней мы отдыхали. Больше спали. В город почти не показывались. Мы разучились ходить. Пройдешь пятьдесят метров - и садишься: устал, ноги болят. А земля все качается...
27 сентября 1944 года справили наш корабельный праздник - вторую годовщину подъема Военно-морского флага.
В кают-компании береговой базы задали торжественный обед, на котором присутствовало много гостей - друзья с других лодок, авиаторы, катерники. Присутствовал командующий флотом адмирал А. Г. Головко и член Военного совета флота вице-адмирал А. А. Николаев.
Арсений Григорьевич Головко поздравил с праздником, пожелал новых боевых успехов и выразил надежду, что будет присутствовать у нас на празднике по случаю подъема Краснознаменного флага.
Это - наказ воевать еще лучше. Командующий надеется на нас!
На стол подают трех жареных поросят, заработанных нами еще в июне. Командир корабля собственноручно режет и кладет аппетитно пахнущие куски в тарелки нашим лучшим подводникам - Ивану Медарю, инженеру Саваренскому, мичманам Андрею Еремину и Петру Берендакову, Мише Сазонникову...
Не так давно мы поздравили Мишу с новой наградой: за отвагу в боях в Крыму ему вручена медаль "Партизану Отечественной войны". Самый молодой наш матрос оказался дельным парнем. Миша успешно овладел специальностью моториста, а сейчас изучает электротехнику - хочет стать и электриком.
Командир угощает других товарищей, угощает гостей. Дружеская, радостная атмосфера царит в кают-компании.
Вскоре после корабельного праздника мы проводили к новому месту службы ветерана лодки - помощника командира Степана Степановича Калиброва. Еще раньше ушел от нас командир группы движения Михаил Николаевич Коломиец. С грустью расставались мы с ними, хотя радоваться бы надо - на повышение уходили товарищи. Но всегда жалко расставаться с хорошими людьми.
Помощником командира к нам назначен старший лейтенант Иван Иванович Папылев. Мы его давно знаем как бывшего комиссара подводной лодки "С-14". После того как политработников не стало на лодках, Иван Иванович окончил специальные курсы и стал строевым офицером.
Готовимся к новому боевому походу. Вместе с нами готовятся в плавание еще несколько лодок. Видимо, намечается какая-то крупная операция.
Глава четвертая. Новые победы
Старшина на подводной лодке - лицо ответственное и весьма занятое. Он всегда на боевом посту или поблизости от него. В боевом походе я редко покидаю шестой отсек. Если позволяет обстановка, то на несколько минут забегаю в четвертый и второй, где размещены группы аккумуляторной батареи, за которую я тоже отвечаю. Там несут вахту командир отделения Анатолий Тихонов и старший электрик Ануфрий Мозольков. Они следят за аккумуляторами (их температурой, газовыделением) и записывают свои наблюдения в специальный журнал. Оба опытные подводники, дело знают хорошо и в моей опеке не нуждаются. К тому же они - командиры отсеков, их работу постоянно контролирует центральный пост. За эти участки я спокоен.
Могу я отлучаться из отсека на завтрак, обед и ужин. Но это не в счет, К тому же иной раз так устанешь, что не до еды. Выдастся удобный час, сразу валюсь в постель и предупреждаю вахтенного по отсеку: на обед меня не будить, а с камбуза принести кружку компота и пару сухарей.
Ребята стараются в это время как можно меньше шуметь. Но под гудение электромоторов все равно слышны шаги по палубе, негромкий разговор - настолько в походе развивается чувство настороженности.
Я почти все время с людьми шестого отсека. Каждого вижу в деле. Чуть кто ошибется, вместе разбираем промах и его причины. Все реже нам приходится сталкиваться с нарушениями дисциплины. Каждый понимает: малейшая разболтанность, нечеткость в работе может поставить под удар весь корабль, а следовательно, и твою жизнь. Мне почти не приходится строго разговаривать с Анатолием Панцовым и Иваном Козловым. Хотя нет, в прошлом походе у нас произошел небольшой конфликт с Козловым. Опять из-за его привычки до всего своим умом доходить и не слушать ничьих советов. Возник спор по поводу одной из электрических схем. Панцов одно утверждает, Козлов - другое. Смотрю, перепалка начинается, Козлов уже в прямую грубость пустился. Приказываю ему прекратить разговор в таком тоне, а он сгоряча еще пуще. Пытаюсь еще раз его урезонить. Не слушает, совсем удила закусил. Надо наказать грубияна. Но как? Дать наряд вне очереди? В походе это не имеет смысла - и без того люди загружены сверх меры. Отложить взыскание до возвращения в базу? Слишком долго, всякая острота восприятия притупится.
И тогда я приказал провинившемуся покинуть отceк. Просто покинуть отсек, и все. Вы посмотрели бы, как побледнел парень. Снят с вахты в боевом походе, ведь это позор! Козлов с мольбой взглянул на Комкова и Панцова: может, они заступятся? Но те молча открыли переборочную дверь и подтолкнули к ней Козлова. А Панцов еще сказал на прощание:
- Иди, иди. Без тебя обойдемся.
Козлов понимал: товарищам теперь придется выполнять не только свою, но и его работу. Это всего тяжелее, когда из-за тебя другим страдать приходится.
Очень скоро дверь осторожно приоткрылась. Козлов просунул в щель голову и дрожащим голосом сказал мне:
- Простите, товарищ мичман. Никогда больше не будет этого... Разрешите встать на вахту.
Вид у него такой убитый, что мне его жалко стало. Разрешил занять боевой пост.
Огромное напряжение, какое мы испытываем в походах, нуждается в разрядке. Она наступает, когда возвращаемся в базу. Я забочусь, чтобы моряки могли хорошо отдохнуть, так планирую работы и занятия, чтобы по возможности вечера оставались свободными. Вместе ходим в клуб, смотрим кино, слушаем лекции, которые организует для нас политотдел. Зимой часто бываем на катке.