Все стали помогать Леньке советами, куда какой фигурой пойти. А Гринберг, который страшно любил подсказывать всем на уроках, почему-то разозлился, расстроился:
   – Все на одного, да?! Обрадовались!…
   Грунькин радостно пожал мне руку:
   – Молодец, Помидоров! У тебя брат – во! Завидуют! Небось у самих такого брата нету!
   Люблю я моего брата! Он и сильный, и ловкий, и находчивый, и в беде никого не бросит.
   А способности у него неимоверные. Только раскрываются они не всегда, а в самые трудные минуты.
   Жил у нас во дворе парень один – Юрка Бревнушкин. Солидный такой, важный. Все его так и звали: Юрий Федорович. Ленька еще третий класс кончил, а он уже десятилетку. Приходит Юрий Федорович к моему брату и говорит:
   – У меня с русским неважно. Сдай, Леня, за меня экзамены в институт. А я тебе пол-литру поставлю.
   Ленька наклеил свою фотокарточку на его экзаменационный билет и пошел на экзамен. Его пускать не хотели:
   – Что это вы такой маленький?
   – Мал золотник, да дорог! – ответил Ленька и прошел.
   Сдал Ленька экзамен на «отлично». А Юрий Федорович его обманул – пол-литра не поставил:
   – Мал еще!
   Пошел сдавать сам – и на другом экзамене провалился. А зря он пожадничал, Ленька все равно водку не пьет, а только квас хлебный.
   – Мат! – ликующе закричал Ленька.
   – Ура! – гаркнули ребята.
   Криво улыбаясь, Гринберг пожал ему руку, еще раз взглянул на доску, словно не веря в поражение, и вдруг разбушевался:
   – А где твой король? Где?
   – Какой король? – удивился Ленька. – Я без короля играл.
   – К-как?
   – Ты же его сбил!
   И правда – Левка вгорячах съел того самого черного безголового короля – наверное, принял эа пешку. А Ленька и рад стараться!
   Ленька – он такой, без обмана не может! За ним глаз да глаз нужен! Чуть что – и обманет запросто, и разыграет, и в беде бросит, и в институт он ни за кого экзамен не сдавал.
   Вот за это я его и не люблю!

Глава 7.
Наблюдаю со стороны

   Переворот – дело серьезное. Он требует ооновательной подготовки, выдержки, находчивости и смелости.
   Выдержка у меня, конечно, железная. Вот уж сколько Ленька ходят в капитанах, а я все терплю и только сегодня решил действовать.
   Находчивость моя всем известна! Однажды он у меня загадочно опросил:
   – Ну как?
   – В восемь! – таинственно ответил я.
   – Что – в восемь? – опешил Ленька.
   – А что – ну как?
   Больше он мне глупых вопросов не задавал. И правильно делал, потому что с тех пор даже он поверил в мою исключительную находчивость.
   Про смелость я и говорить не хочу. Моя смелость вошла в поговорку. По всему городу ходит: «Быть смелым здорово – учись у Помидорова. И не у Леньки старшего, а у братеня младшего». У меня, то есть!
   Про меня и легенда ходит, сказочная быль. Сидим мы однажды в кино и смотрим «Белоснежку и семь гномов».
   Как только появилась ведьма, у всех в зале волосы дыбом встали – экрана не видно!
   А Ленька опустил голову и на ведьму не смотрит, боится.
   Вдруг под его сиденьем кто-то как заворочается.
   – А-а-а!!! – с перепугу завопил Леныка и – из зала, а за ним – человек сорок.
   Паника!
   А оказалось, это какой-то дошкольник со страху под его сиденье спрятался.
   Потом Ленька всем по секрету говорил, что меня хотел напугать. Как будто ему кто-то поверит?!
   Обо всем этом я и рассказал Грунькину и Спасибо, когда разбудил их в два часа ночи, а может, и позже. Каждому понятно, почему я начал с них. Больше мне было не с кого начинать. Ленька над ними все время подсмеивается, разыгрывает и обманывает их, как белых куропаток. А они тоже – пираты, если на то пошло! Если они будут за меня, плохо Леньке придется.
   Четверо против троих! (Один Спасибо двух стоит!)
   Правда, Грунькин – золотая рыбка… Зато бегать умеет, связным будет.
   А остальные сами поймут, что с Ленькой им не по пути. Ему бы сначала в матросах походить годика два, пусть поучится, жизненного опыта поднаберется, а потом сдавать на капитана – может, и примут!
   И об этом я рассказал ребятам. Только от Грунькина скрыл, что он – золотая рыбка и что бегать ему не перебегать с моими секретными приказами.
   – Угу, – буркнул Спасибо и тут же заснул. Пока я его будил, заснул Грунькин.
   Ох, и трудно с ними! Только начнешь им двоим что-нибудь растолковывать, как один сразу же обязательно засыпает.
   А второй сидит на кровати с закрытыми глазами, словно пень-колода, и покачивается из стороны в сторону.
   Одного разбудишь, второй заснет!
   Второго разбудишь, первый заснет!
   Обоих разбудишь, оба заснут!
   Набегались!…
   В общем, мы решили, что… утро вечера мудренее.
   Так я им и сказал, когда они заснули в девятый раз.
   А на рассвете начался мятеж!
   Сначала я связал шнурки башмаков Леньки, Роя, Гринберга и вышвырнул обувь в окно.
   Затем я осторожно вытащил из тумбочки Роя огромный круг копченой колбасы, которую ему недавно прислали из дому, и надел на шею Спасибо. Тот даже не шевельнулся, когда я поднимал ему голову.
   А Грунькину я сунул под подушку шахматы Гринберга, который любил по утрам, еще до горна, разыграть сам с собой партию-другую.
   Потом я спокойно заснул.
   Проснулся я от громкого чавканья.
   Спасибо по-прежнему крепко спал и, не открывая глаз, жевал колбасу. Он, верно, думал, что это ему снится.
   Ноздри у него так и раздувались. Не успел я опомниться, как он проглотил пол-круга колбасы и, чмокая губами, тревожно завертел головой, словно пытаясь разыскать по запаху, куда же делась другая половина.
   А Грунькин спал, вцепившись в шахматную доску. Видимо, он пытался во сне вытащить этот загадочный жесткий «ящик», чтобы подушка стала помягче, да так и не смог.
   Зато теперь доска была вся на виду!
   Я накрылся с головой и опять заснул.
   Проснулся я от ужасного шума. Такого стука, лязга и треска я не слышал, пожалуй, с того самого дня, когда смотрел кинокартину «Александр Невский». Помните, как сошелся немецкий клин, или, точнее, боевая «свинья», с русскими воинами? Трах! Тарарах-дз-з-з!
   Мятеж был в полном разгаре. Рой и Гринберг бодро наскакивали на Грунькина и Спасибо, которые стояли спиной к спине посередине веранды и отчаянно отмахивались тяжелыми подушками.
   Рой размахивал, как сломанной дубинкой, чудом уцелевшим куском колбасы и наносил гулкие удары по подушке, которой Спасибо закрывался, словно щитом. Пыль от подушки взлетала тоненькими фонтанчиками.
   Гринберг орудовал шахматной доской. Но не подумайте, что Грунькин был из железа и эти могучие удары напоминали ему легкую щекотку. Просто благоразумный Левка колотил не Грунькина, а его подушку, как и Рой – Олегову.
   Подушку бить можно. И врага напугаешь, и сам доволен – ярость излил, да и никто теперь не окажет, что ты струсил.
   Под ногами нападающих хрустели шахматные фигуры, которые, славно осенние листья, усеяли весь пол.
   А где же мой брат?
   Где наш славный капитан?
   Где старый морокой волк, знаменитый вожак пиратов?
   Где он?
   Нет его…
   Исчез!
   Я посмотрел направо.
   Я посмотрел налево.
   Я посмотрел перед собой.
   И оглянулся.
   За баррикадой из четырех тумбочек, в углу веранды, высилась «египетская пирамида» из матраца, одеяла и подушки. Я метнул в нее шахматным конем – и тотчас же из-под одеяла выдернулась Леньки-на голова.
   – Кончайте! – заголосил мой брат. – А то сейчас вылезу – от вас щепочки полетят! Я за себя не ручаюсь!… Не подходите, не подходите!
   И голова снова исчезла…
   Грунькин и Спасибо, теснимые ожесточенным противником, медленно отступали в Ленькин угол.
   Продолжая отчаянно обороняться, «мятежники» перебрались через баррикаду и забились в угол.
   «Почва» под их ногами вздрагивала и колебалась, как при землетрясении. Из-под одеяла глухо неслось:
   – Не подходите!… себя не ручаюсь!…
   Где уж там не подходить, когда они уже стояли на нем.
   Поздно ты об этом подумал, дорогой бывший капитан!
   Тут через баррикаду перелезли Левка и Славка.
   Ленька не выдержал такой «нагрузки» и, видимо, попытался вскочить, потому что вдруг все рухнули и забарахтались, запутавшись в его одеяле.
   Я тут же заметался по веранде и все сваливал, сваливал в угол на барахтающихся пиратов матрацы, одеяла, подушки. Возня сразу прекратилась. Сначала до внешнего мира, то есть до меня, долетали неясные возгласы. Но когда я положил последний матрац, все стихло.
   Потом я устал и улегся сверху, широко раскинув руки.
   Я чуть было совсем не заснул, но тут дверь резко распахнулась, и вошел Вениамин. Он так и уставился на меня, а я на него. Во взгляде Вениамина было удивление, недоумение и растерянность. Он словно спрашивал: «Что это? Что это такое? Что здесь происходит? Что вы опять натворили?»
   А я отвечал ему взглядом: «Ничего! Ничего особенного! Ничего не происходят! Разве ты сам не видишь?»
   – Что здесь происходит? – угрюмо опросил Вениамин.
   – Да так, – сказал я. – Убираю, проветриваю…
   Я вскочил и заколотил по матрацу. Ох, и пыль пошла!
   Вениамин зачихал и замахал руками:
   – Это на дворе надо делать!
   Он схватил матрац и выскочил из спальни.
   Я не стал дожидаться, пока он вернется, и вылез в окно.
   Я человек скромный, могу и со стороны насмотреть.
   Со стороны все гораздо виднее. Это все знают. Но не все так делают. Забывают!
   Был такой случай. Идем мы вместе с Ленькой из школы. Зима! А навстречу нам четыре неразлучных хулигана. Два близнеца по два – и все братья! И все злопамятные. И вот уже год никак не могут забыть, как мы их «ваньками-встаньками» обругали.
   Я сразу от Леньки отстал и сделал вид, что читаю газету «Советская торговля» в витрине магазина «Субпродукты». А сам наблюдал за Ленькой со стороны.
   Два близнеца по два прижали Леньку к забору и начали кормить его снегом, а потом засунули головой в сугроб и так оставили.
   Вот если б я не наблюдал за ними со стороны, кто б тогда вытащил Леньку за ноги из сугроба?
   Тогда я думал так: «Ну а если б мы вдвоем к близнецам подошли, они б нам все равно надавали. Их же четверо! Разве бы Леньке легче было, если бы и мне попало?» А потом я понял, что, конечно, легче. По себе знаю, что, когда, кроме тебя, еще кому-нибудь влетит, сразу на душе легче становится.
   Вениамин снова влетел на веранду, повертел головой – меня нет – и снова унесся с матрацем.
   Когда Вениамин поднял следующий матрац, «пирамида» вдруг развалилась, и один за другим выскочили Рой, Гринберг, Грунькин и Ленька. Не успел Вениамин и слова вымолвить, как они выскочили на улицу.
   – Эй, – опешил Вениамин и с матрацем иа плечах побежал следом за ними.
   А где же Спасибо?
   Я влез в комнату и разворошил кучу одеял в углу. До самого пола!
   Олег исчез бесследно.
   – Завтрак скоро? – неожиданно раздался невозмутимый голос Спасибо.
   Меня, как током, ударило!
   Под моей кроватью лежал Спасибо и доедал колбасу.
   И как она снова к нему попала?
   Скажет тоже… до завтрака. Еще даже зарядки не было! И надо было им подняться ни свет ни заря! Да еще сражения устраивать! Из-за них даже и мне пришлось выколачивать на крыльце наши матрацы и одеяла. Целый час, пока не протрубил горн! Вениамин знал, как нас наказать!…
   – Уже все! – говорили мы ему буквально через каждую минуту.
   – Да что вы? – хитрил он, с силой ударяя палкой по какому-нибудь матрацу, и поднималась такая пыль, как за грузовиком на проселочной дороге.
   И мы колотили, колотили, колотили…
   Одно дело: со стороны смотреть, как выбивают, а другое – самому выбивать!
   – Это вам на всю жизнь урок, – сказала Маша Пашкова.
   А это даже не урок, а занятие! О-хо-хох! Никогда больше в жизни не захочешь выкидывать всякие там фокусы с матрацами и подушками… Ни за что!

Глава 8.
Соломоново решение

   Ленька потерял всякий авторитет.
   В этом я ему немного помог. Да и сам Ленька старался изо всех сил. Помните, как он струсил в день переворота?
   Я поговорил с глазу на глаз с Левкой и Славкой.
   – Ты прав, Петя. – Славка тоже поддержал меня. – Какой из него капитан?
   Я думал, что они тут же назначат меня капитаном, да бабушка надвое сказала. Как только все увидели, что Ленькина власть зашаталась, каждый захотел стать капитаном. И как я ни бился, ни старался, капитаном меня не назначили. Правда, все признавали мои несомненные достоинства, но…
   – Как выборы покажут, – уклончиво заявил Славка.
   Вот тебе на! Выходит, я для всех старался, а не для себя? В субботу состоялись выборы капитана.
   Собрался только актив: я, Ленька, Левка и Славка. Спасибо и Грунькина мы будить не стали – ну их!
   – Итак, начнем, – заявил Левка.
   – А зачем нам это нужно? – заныл мой брат. – Я капитан. Я!
   – А это мы еще посмотрим, – заметил Рой. – Капитаном будет самый сильный из нас.
   И он сделал стойку на руках.
   – Чхи-чхи, плев-плев! – сказал я и тоже сделал стойку. Правда, я упирался ногами в стену. Но все равно – стойка есть стойка.
   Ленька и Левка тоже задрали ноги вверх. Ох, и картинка была, скажу я вам, если посмотреть на нас со стороны. Все мы старались как можно дольше продержаться на руках и пыхтели вовсю. Так мы стояли минут десять. Вдруг что-то как загремит. Оказывается, это рухнул самый сильный из нас – Рой. И не удивительно, за стену он ногами не держался. Ленька и Левка повалились на него. А мне ничего другого не оставалось, как свалиться на них.
   – Пустите меня, – отчаянно шипел Рой. – Это нечестно! Все на одного!
   В общем, все кончилось благополучно, если не считать того, что Роя пришлось общими усилиями оттаскивать до его кровати. Он прикинулся, что не может идти сам. Только мы добрались до его койки, он как прыгнет – пружины так и загудели. И исчез. Словно сквозь землю провалился.
   – Рой, вернись. Куда ты? – забеспокоился Гринберг.
   Рой не отзывался. Как мы его ни искали, так и не могли найти впотьмах.
   Мы вернулись под мою койку и стали размышлять, что же теперь делать. Вдруг меня как схватит кто-то за волосы. Я хотел заорать, но вовремя вспомнил, что разбужу всю палату, и заткнул себе рот кулаком своего брата.
   – Ой, – вскрикнул Ленька. – Кончай глупые шутки!
   Какие тут шутки! У меня глаза на лоб полезли от боли. Когда я решил все-таки заорать, меня неожиданно отпустили, и появился Рой.
   – Напугал я вас? – опросил он.
   – Поджилки трясутся, – съехидничал мой брат, заботливо поглаживая пострадавшую руку.
   А я молчал и думал: ну его, Роя. А то с ним свяжешься, и сам рад не будешь!
   – Предлагаю Соломоново решение, – внезапно оживился Гринберг. – Мы убедились, что все мы очень ловкие и сильные. Как настоящие пираты! А теперь проверим свои умственные способности. Кто расскажет самую интересную историю из своей жизни, тот и голова.
   Все сразу повеселели…
   Ох, и наговорили же! Мой брат, из бывших капитанов, похвастался, что постоянно ездит без билета на движущемся транспорте – привычка такая. За что и попал однажды в милицию. Говорит, что хотели ему дать 10–12 лет, но выпустили под честное слово, когда он сыграл милиционерам три сценки из драмы писателя Шиллера «Разбойники». В лицах!
   А по-моему, его просто там пожалели. Разревелся небось! Да и вообще, такого «правдивого» случая из его жизни я что-то не помню.
   Выслушав эту историю, мы немного приуныли. Ленька это почувствовал и изрек:
   – Не с каждым такое случается. Мне даже предлагали оперуполномоченным работать. Потому как способности. Но я отказался. У меня – театр!
   – Ну, кто следующий? – спросил я, выгадывая время.
   – Я. Только у меня рассказ на отвлеченную тему. Из шахматной жизни, – заскромничал Гринберг.
   Он рассказал потрясающий, по его мнению, случай, как он поставил мат сам себе сорок раз подряд, играя на пятидесяти досках сразу. И все потому, что применял защиту Нимцовича.
   – Какие способности! – расхваливал он себя. – Высшие математические! Пришлось попотеть. Противник играл белыми.
   – Все это – мизер, – кратко оценил Левкин рассказ Рой, удачно ввернув слово-сорняк. – Я буду краток. Три года назад поздним вечером я возвращался из кинотеатра «Маяк». Мне пришлось идти через мост. Вдруг слышу… – И он заорал протяжно и страшно: «На по-о-о-мощь! Помо-о-гите!»
   Все ребята проснулись, и поднялся страшный переполох. А мы под шумок молниеносно разбежались по кроватям.
   – Ты слышал? Ты слышал? – приставал ко всем Грунькин. – Из лесу кричат. Кого-то волки задрали!
   – Я тоже слышал, – зашипел Князь, тревожно вглядываясь в окно. – Этих хищников здесь тьма-тьмущая.
   – А может, мы горим? – ошарашил всех спросонья Спасибо и засопел, принюхиваясь. – Кажись, пахнет паленым, а?
   Долго еще все волновались, смотрели в окна, выходили на крыльцо… В конце концов все заснули, и мы опять собрались под моей койкой. Перво-наперво я отпустил Рою такой щелчок – Рой только головой покрутил. Но задираться не стал, потому что четко чувствовал свою вину. А мне каково! Чуть палец не сломал. Целый день потом я его изо рта не вынимал – уж очень больно.
   – На твоем лбу только орехи колоть! – разозлился я.
   – У меня все тело такое, – заскромничал Рой. – Одни мышцы.
   – …Ну, так вот, – снова зашипел Рой. – Иду через мост. Ночь. И слышу: «На по-о…»
   Мы ему сразу зажали рот. Он только головой вертел туда-сюда. А когда мы его отпустили, он продолжал как ни в чем не бывало:
   – …«м-о-щь!» Три человека тонут. Два брата и сестра. Я их сразу увидел.
   – Это ночью-то? – усомнился Ленька.
   – С моста все видно. Как в бинокль. Так вот, я даже раздеваться не стал и в чем был – в воду…
   – Это с моста-то?! – снова усомнился Ленька.
   – А чего? Каких-то двадцать метров… В самое дно головой уперся. Оттолкнулся. Раскрыл глава. И вижу…
   Только хотел Ленька его перебить, а он сразу:
   – Ничего не вижу! Ночь, понимаешь! Ну, а дальше… дальше ничего особенного. Я их спас. Влезли мы на мост. И сидим, ждем «Скорую помощь». А она не идет. Я им говорю: «Ребята, мне домой пора. И не надо меня благодарить, обычное дело». Так я и ушел, даже фамилию не сказал. А они меня потом через газету «Гудок» целый год искали.
   Если бы я не был заинтересованным лицом, я бы смело заявил: «Рассказ – что надо!» Недаром после Славкиной истории Ленька так разволновался:
   – Я ошибся, я вам не то рассказал! Ну, можно еще разок попробовать? – и он как застрочит: – Идуяпоздноночьюсрепетиции…
   Но мы ему слова не дали.
   – Нечего, нечего! – осадил его Рой. – Точка! Валяй, Петька.
   Я задумался:
   – Может, я вам завтра расскажу?
   – Маленький, а хитрый! – возмутился Ленька. – За ночь знаешь, сколько можно вспомнить?
   Как я ни ломал себе голову, ничего не мог выделить из своей жизни знаменательного. И рассказал им старую-престарую историю, о которой знал весь наш двор: как я пошел в первый класс.
   – А было это, братцы мои, так. Как вам всем давно известно, я не по годам развит… А ты не хмыкай, не хмыкай (в сторону брата)! Когда мне исполнилось семь лет, все соседи говорили маме: «Какой многообещающий, даровитый ребенок!» И правда, я уже мог свободно читать про себя, грамотно писать не один десяток слов и считать без запинки до двадцати трех. Без костяшек! Других детей отводили в школу или мамы, или папы, а меня – и мама, и папа. Ленька, подтверди… Я зашел в класс, сел за первую парту и гляжу на учителя. А родители стали подглядывать в окно. Но учитель сделал им на первый раз замечание через форточку, и они на время исчезли. Кажется… точно не помню, начали разучивать алфавит: а, б, в, г, д, е, ё, ж, з, и, к, л, м…
   Но ребята меня перебили и закруглили алфавит.
   – Я! – зашипели они хором. – Валяй дальше. Не выгадывай время, чтобы надумать.
   – А Рой тоже думал! – оскорбился я. – Все волков искали, а он лежал себе и думал. Потому у него и звучит!
   – Что верно – то верно, – охотно согласились со мной Левка и Ленька. – Будем считать Славкин рассказ недействительным.
   Его замечательная история не давала нам покоя.
   – Это нечестно! – взвился Рой. – Не по-пиратски! Леньке не разрешили перерасказывать, и мне должны запретить. А этот шкет вас нарочно отвлекает, а сам все думает, думает.
   – И это верно, – задумчиво сказал Гринберг.
   А я разозлился:
   – Ну, и ладно! Не хотите слушать, не надо. А то нарочно сбивают, рассказать не дают.
   Я здорово на них разозлился и поэтому рассказал только конец этой истории:
   – Скучно мне стало. Достал я из портфеля толстую книгу избранных стихов английского классика Байрона и начал очень тихо читать про себя. Родители снова появились за окном и начали делать мне непонятные знаки. Я встал и подошел: «Ну, чего там?» А учитель остолбенел. Что хотели сказать родители, я так и не успел узнать – их словно ветром унесло. И поэтому я спросил у учителя: «Можно я пойду погуляю? Я Байрона читал!» Знаете, меня за это чуть из школы не исключили, и я решил поступить в институт геологический.
   У меня – страсть к минералам. Кто, как не я, открыл крупное месторождение глины во дворе нашей школы, когда там рыли траншею для газопровода?!
   Пришел я к директору института. Он говорит: «Пожалуйста, для таких талантливых молодых людей у нас двери ой как широко открыты!» И стал я тайком от всех учиться в институте (Ленька ехидно захихикал). Но тут прибежал директор школы – кто-то доложил – и ну меня уговаривать: вернитесь, мол, пожалуйста, мы вас сразу во второй класс запустим. А родители стоят рядом и плачут: «Вернись, сыночек, в школу». Я их пожалел и вернулся.
   И вообще, мне не в школе место. Тем более, со вторым классом они меня тогда обманули, на все я смотрю мрачно и поэтому предлагаю избрать меня капитаном, чтобы моя жизнь стала хоть немножечко веселей и радостней.
   Мне так себя стало жалко, что я чуть не заплакал.
   После моего рассказа наступило тягостное молчание. Я сам понимал, что моя история – не очень-то того! Вот если б я взаправду в институте учился, курсе на третьем, не было бы никаких споров за капитанство.
   – Все ясно, – изрек Рой. – Я капитан! Пойду спать.
   Он полез из-под кровати, но мы втянули его за ноги обратно.
   – Предлагаю Соломоново решение, – опять по-научному забубнил Гринберг. – Как подтвердило состязание мускулов и умов, все мы очень сильные и развитые не по годам. Всем нам место в геологическом институте, как правильно заметил Петька. И я…
   – Чего ты тянешь? – разбушевался Рой. – Я спать хочу.
   – А чего спорить-то? – сказал Ленька. – Оставим все по-старому. Я капитан – и крышка. У меня уже двухнедельный стаж и опыт.
   И он полез из-под кровати. Но мы его мигом вернули назад, хоть он и отчаянно брыкался.
   – Как хотите, а капитан – я! – твердо сказал я и коротким молниеносным броском попытался выйти «на волю». Но меня так лихо водворили на место, что я чуть без ног не остался.
   Тут Гринберг снова миролюбиво забубнил:
   – Не будем спорить. Все мы – капитаны. Каждый – капитан.
   – В порядке очередности, по алфавиту. День ты, день я, день ты. Я первый!
   Мы ужас как хотели спать и поэтому радостно его поддержали. Действительно – Соломоново решение, хотя и не знаю, кто такой Соломон.

Глава 9.
Кухонных дел мастера

   Безделье человека портит. Это я вам точно говорю. А раньше я в это не верил. А папа верил, и мама верила.
   – Поживешь – узнаешь! – обещали они.
   И я узнал. Временами скука в лагере была зеленая…
   Мы вообще ничего не делали. Я имею в виду такого полезного. И я с тоской вспоминал, не поверите, что дома иногда ходил за хлебом и молоком, приносил из подвала малосольные огурцы и моченые яблоки, а по воскресеньям мы – я, Ленька и папа – осваивали пылесос.
   Одному Славке Рою повезло. Он удачно пристроился на кухне и каждый день рубил дрова. Сухие чурки весело трещали и лопались, как спелые арбузы. Щепки оо свистом летели во все стороны. А мы стояли вокруг Славки и завидовали.
   – Дай рубануть, – унижались некоторые.
   А Рой их не замечал, потому что был занят важным делом. Тетя Нюра – главная повариха – души в Славке не чаяла и все время его хвалила:
   – Мужчина растет. Семье помощник!
   Когда еще раз приедет мама, я ей скажу ласково-ласково:
   – Милая мамочка! Вернусь домой, буду все-все делать по дому. А когда ты приедешь снова меня проведать, привези мне, пожалуйста, топор. А на мой очередной день рождения можешь мне ничего не дарить.
   Мы будем вместе со Славкой колоть дрова, и тетя Нюра окажет, что я тоже парень не промах.
   – Мужчина растет. Семье помощник! – скажет она.
   Девчонкам было веселее. Они прививали себе трудовые навыки, тетя Нюра учила их вкусно готовить самые всевозможные блюда: и борщ, и пюре, и кашу гречневую, и котлеты с мясом, и приправу для аппетита – «Мой онес».
   А что, если и мне научиться вкусно готовить разные блюда? Это же ой как в жизни пригодится! Вот приеду домой и скажу родителям:
   – Дорогие папа и мама, сходите в кино, а я приготовлю такой вкусный обед – закачаетесь!
   Все-таки я уговорил тетю Нюру поручить мне ответственное дело – самостоятельно приготовить для начала картофельный пирог.
   Пирог сделать – это вам не тяп-ляп! В одном тесте увязнуть можно. И я увяз! Пять девчонок с трудом меня оторвали – так я влип.
   Тесто я безнадежно испортил, но сразу нашел выход:
   – Не выбрасывайте его. Им можно целый месяц письма заклеивать. Лучше всякого клейстера!