Гости сидели по лавкам. Ближе всех к Егорке устроились Ванюшка с отцом. Ванюшка Ракитин с явной завистью смотрел на худощавое, длинное лицо приятеля, который приглядывался у жировика к мелкому славянскому шрифту. Острые скулы Егорки порозовели от волнения и тайной гордости; он нервно шевелил пальцами, дожидаясь, пока стихнет говор собравшихся.
Номера газеты имели трехмесячную давность. Но слушатели были невзыскательны. Они привыкли получать вести с большим опозданием от странников, которых много скиталось по Руси.
Марковские гости приготовились слушать «Ведомости» с благоговейным вниманием. Русские люди питали величайшее уважение к письменному, а позднее к печатному слову. Русь всегда любила и ценила грамотеев, преклонялась перед их ученостью.
«Ученье — свет, неученье — тьма» — так говорил русский народ.
Когда еще не было печатных станков, писец, переписывая книгу, понимал, что создает великую ценность. Заканчивая нелегкий свой труд, он писал на последнем листке трогательные слова:
«Как радуется кормчий возвращению в отечество, так радуется и описатель, книгу сию списав».
Егор читал, а гости теснились к нему все ближе, стараясь не дышать, чтобы лучше слышать.
— «Повелением его величества, — читал молодой грамотей, — московские школы умножаются… В математической школе больше трехсот человек учатся и добре науку приемлют…»
— Видим, сынок, видим, — заметил Семен Ракитин. — Истинная то правда…
— «Из Персиды пишут. Индейский царь послал в дар великому Государю нашему слона и иных вещей немало. Из града Шемахи отпущен он в Астрахань сухим путем…»
— Слон? — удивленно переспросила Аграфена. — Что же это за зверь такой?
— Слон? — отозвался старый Ракитин. — Это дивный зверь, кума! Слыхивал я и от захожих людей, что зверь этот водится в Индейском царстве, зело велик и с виду устрашителен, имеет сзади хвост и спереди хвост…
— Батюшки! — ахнули пораженные слушатели. — Сколько же на божьем свете чудес!
— Это еще что! — похвалился сапожник, польщенный тем, что общее внимание перешло к нему. — Это что! Сказывают, за Индейским царством живут песьеглавцы…
— Песьеглавцы? Это кто же такие?
— Люди с песьими головами. Разговор у тех людей лаятельный, а обычаем они зверонравны и чужеземцев, что к ним попадают, съедают живьем.
— Святители московские, помилуйте от зла!
— А в иных странах, — разошелся Семен Ефимыч, — существуют люди об одной ноге, и нога та столь велика, что они под нею от солнца укрываются.
— Ох! Да как же это так?
— Очень просто. Лежат на спине, кверху ногу задравши.
— Чудеса чудные, дивеса дивные, — вздыхали слушатели.
Семен Ефимыч наконец угомонился.
— Чти, Егорушка, дальше!
— «Из Олонца пишут. Города Олонца поп Иван Окулов, собрав охотников пеших с тысячу человек, ходил за рубеж в свейскую [61]границу и разбил свейские Ругозенскую, и Гиппонскую, и Сумерскую, и Керисурскую заставы, а на тех заставах шведов побил многое число и взял рейтарское [62]знамя, барабаны и шпаг, фузей и лошадей довольно, а что взял запасов и пожитков он, поп, и тем удовольствовал солдат своих. А достальные пожитки и хлебные запасы, коих не мог забрать, все пожег. И Соловскую мызу [63]сжег, и около Соловской многие мызы и деревни дворов с тысячу пожег же. А на вышеписанных заставах по сказке языков, которых взял, конницы шведской убито пятьдесят человек, пехоты четыреста человек; ушло их конницы пятьдесят, пехоты сто человек, а из попова войска только ранено солдат два человека».
Чтец перевел дух. Раздался громкий хохот. Восхищенные слушатели хлопали ладонями по коленкам:
— Это вояка настоящий!
— Вот так поп!
— Как он с ними, братцы, управился!
— Государь его без награды не оставит!
Сапожник встал:
— Хорошенького помаленьку. Спасибо, брат Егор, уважил! У тебя много этих листочков?
— Ой, много! — отвечала сияющая Аграфена. — Прошу, соседушки дорогие, заглядывать.
— Заглянем, кума, заглянем. В гости ходить — не дрова рубить, — пошутил Ракитин. — Идем, Ванюшка!
Ванюшка взял у товарища несколько листков, чтобы почитать матери.
Гости разошлись.
У Марковых собирались слушать газету часто. Некоторые известия стали любимыми, вроде сказок. Про Ивана Окулова слушали без конца. Все уж выучили повесть о храбром попе наизусть, а все-таки слушали, как дети, с неослабевающим интересом. С любопытством следили слобожане за путешествием слона.
— Ну-ка поищи, что там про слона-то пишут, — просил Семен Ракитин.
Егорка, отыскав нужное место, читал:
— «От царя индейского который слон послан к Москве, приведен из Шемахи в Астрахань. Корму ему исходит на день по сорок калачей денежных [64](„Хо-хо-хо! — грохотали слушатели. — Вот брюхо так брюхо!“), а питья по два ведра чихирю [65]астраханского».
— Эх, вот кому райское житье! — вздыхал Семен Ракитин.
Из «Ведомостей» узнавали о морских и сухопутных битвах, о ценах на товары в заморских городах, о том, где найдены какие руды и сколько отлито на Москве пушек.
Глава XIII
Номера газеты имели трехмесячную давность. Но слушатели были невзыскательны. Они привыкли получать вести с большим опозданием от странников, которых много скиталось по Руси.
Марковские гости приготовились слушать «Ведомости» с благоговейным вниманием. Русские люди питали величайшее уважение к письменному, а позднее к печатному слову. Русь всегда любила и ценила грамотеев, преклонялась перед их ученостью.
«Ученье — свет, неученье — тьма» — так говорил русский народ.
Когда еще не было печатных станков, писец, переписывая книгу, понимал, что создает великую ценность. Заканчивая нелегкий свой труд, он писал на последнем листке трогательные слова:
«Как радуется кормчий возвращению в отечество, так радуется и описатель, книгу сию списав».
Егор читал, а гости теснились к нему все ближе, стараясь не дышать, чтобы лучше слышать.
— «Повелением его величества, — читал молодой грамотей, — московские школы умножаются… В математической школе больше трехсот человек учатся и добре науку приемлют…»
— Видим, сынок, видим, — заметил Семен Ракитин. — Истинная то правда…
— «Из Персиды пишут. Индейский царь послал в дар великому Государю нашему слона и иных вещей немало. Из града Шемахи отпущен он в Астрахань сухим путем…»
— Слон? — удивленно переспросила Аграфена. — Что же это за зверь такой?
— Слон? — отозвался старый Ракитин. — Это дивный зверь, кума! Слыхивал я и от захожих людей, что зверь этот водится в Индейском царстве, зело велик и с виду устрашителен, имеет сзади хвост и спереди хвост…
— Батюшки! — ахнули пораженные слушатели. — Сколько же на божьем свете чудес!
— Это еще что! — похвалился сапожник, польщенный тем, что общее внимание перешло к нему. — Это что! Сказывают, за Индейским царством живут песьеглавцы…
— Песьеглавцы? Это кто же такие?
— Люди с песьими головами. Разговор у тех людей лаятельный, а обычаем они зверонравны и чужеземцев, что к ним попадают, съедают живьем.
— Святители московские, помилуйте от зла!
— А в иных странах, — разошелся Семен Ефимыч, — существуют люди об одной ноге, и нога та столь велика, что они под нею от солнца укрываются.
— Ох! Да как же это так?
— Очень просто. Лежат на спине, кверху ногу задравши.
— Чудеса чудные, дивеса дивные, — вздыхали слушатели.
Семен Ефимыч наконец угомонился.
— Чти, Егорушка, дальше!
— «Из Олонца пишут. Города Олонца поп Иван Окулов, собрав охотников пеших с тысячу человек, ходил за рубеж в свейскую [61]границу и разбил свейские Ругозенскую, и Гиппонскую, и Сумерскую, и Керисурскую заставы, а на тех заставах шведов побил многое число и взял рейтарское [62]знамя, барабаны и шпаг, фузей и лошадей довольно, а что взял запасов и пожитков он, поп, и тем удовольствовал солдат своих. А достальные пожитки и хлебные запасы, коих не мог забрать, все пожег. И Соловскую мызу [63]сжег, и около Соловской многие мызы и деревни дворов с тысячу пожег же. А на вышеписанных заставах по сказке языков, которых взял, конницы шведской убито пятьдесят человек, пехоты четыреста человек; ушло их конницы пятьдесят, пехоты сто человек, а из попова войска только ранено солдат два человека».
Чтец перевел дух. Раздался громкий хохот. Восхищенные слушатели хлопали ладонями по коленкам:
— Это вояка настоящий!
— Вот так поп!
— Как он с ними, братцы, управился!
— Государь его без награды не оставит!
Сапожник встал:
— Хорошенького помаленьку. Спасибо, брат Егор, уважил! У тебя много этих листочков?
— Ой, много! — отвечала сияющая Аграфена. — Прошу, соседушки дорогие, заглядывать.
— Заглянем, кума, заглянем. В гости ходить — не дрова рубить, — пошутил Ракитин. — Идем, Ванюшка!
Ванюшка взял у товарища несколько листков, чтобы почитать матери.
Гости разошлись.
У Марковых собирались слушать газету часто. Некоторые известия стали любимыми, вроде сказок. Про Ивана Окулова слушали без конца. Все уж выучили повесть о храбром попе наизусть, а все-таки слушали, как дети, с неослабевающим интересом. С любопытством следили слобожане за путешествием слона.
— Ну-ка поищи, что там про слона-то пишут, — просил Семен Ракитин.
Егорка, отыскав нужное место, читал:
— «От царя индейского который слон послан к Москве, приведен из Шемахи в Астрахань. Корму ему исходит на день по сорок калачей денежных [64](„Хо-хо-хо! — грохотали слушатели. — Вот брюхо так брюхо!“), а питья по два ведра чихирю [65]астраханского».
— Эх, вот кому райское житье! — вздыхал Семен Ракитин.
Из «Ведомостей» узнавали о морских и сухопутных битвах, о ценах на товары в заморских городах, о том, где найдены какие руды и сколько отлито на Москве пушек.
Глава XIII
ЛЕОНТИЙ МАГНИЦКИЙ И ЕГО «АРИФМЕТИКА»
Наконец Егора перевели в цифирную школу. Осуществилась его мечта — учить математику, «науку, потребную ко всякому мастерству».
Егору, как прилежному и неимущему ученику, был назначен «поденный корм» — по пяти алтын в день. Этих денег вполне хватало на пропитание всей семьи.
Егор убеждал мать бросить работу.
— Как можно, сынок! — каждый раз отвечала она. — Бросить шитье, растерять давальцев недолго… А вдруг с тобой беда случится? Кабы Илюшенька вернулся, был бы кормилец семье, а то насидимся голодом и холодом.
И она по-прежнему гнула над шитьем спину от зари до зари.
Егор попал под начало к учителю Василию Киприанову. Здесь он встретился со своим старым «врагом», предводителем армии «немцев» — Кириллом Воскресенским. Кирилл начал учиться раньше, но Егор его догнал. Приятели сели за один стол.
Киприанов был составителем только что отпечатанной тогда «Арифметики-феорики или зрительныя». [66]
Егор ахнул, когда Киприанов развернул перед учениками огромный пестрый лист бумаги. Края листа окружала рамка из рисунков и портретов, в середине же были напечатаны математические правила и определения действий. Василию Киприанову пришла в голову счастливая мысль: он издал краткий учебник математики на одном большом листе.
— Кто из вас приобретет «Арифметику-феорику», может прибить у себя в избе на стенке: и украса дому будет и поучение вседневное. Глядите: се великие мужи, начало математическим премудростям положившие. Вот Архимед, еллинский мудрец, вот Пифагор, славнейший геометр…
— А что за столпы наверху нарисованы? — спросил бойкий Кирилл Воскресенский.
— Эти столпы поддерживают храм науки. Геометрия: «Сие учение — вещей измерение». Стереометрия — сосуды размеряет.
Дальше шли астрономия, оптика, география, фортификация, [67]архитектура…
Егор не мог сдержать радостное волнение. Столько наук!.. Наверное, есть и к мастерству относящиеся. Марков дал себе слово непременно купить чудесный учебник.
Когда новички вдоволь налюбовались «Арифметикой-феорикой», Киприанов повесил лист на стенку и начал спрашивать:
— Воскресенский Кирилл! Что есть вычитание?
— Вычитание есть вычитающее из большого малое число и остаток объявляющее, оный же нарицается разность.
— Добро!.. Шаховский Андрей! Что есть умножение?
— Умножение есть умножающее большее меньшим числом, или равное равным, и умноженное число объявляющее, оное именуется произведение…
Егорка слушал разинув рот.
Трудно было учить в те времена математику. Ни учебник, ни учителя не давали никаких объяснений. Ученики, например, изучают умножение целых чисел. Учитель перемножает на доске два многозначных числа и говорит ученикам:
— Делайте по сему!
Ученик хватается за книгу, думает найти разъяснение. Но и там сделан пример, а за ним лаконичное приказание: «Делай по сему».
Надо было иметь большие способности, чтобы при таком способе преподавания успешно продвигаться вперед. Егор легко усваивал трудные математические правила и через три месяца как ученик, подающий надежды, попал в класс к самому Магницкому.
Московские купцы привыкли видеть на торгу у Спасских ворот человека среднего роста, с приятными чертами лица, с русыми волосами и небольшой курчавой бородой. Он медленно проходил мимо лавок, где были выставлены на продажу иконы и церковные книги славянской печати; на его немой вопрос купцы улыбались и кланялись, разводя руками:
— Ничего нету, Леонтий Филиппыч! Через недельку приходи, батюшка! Ожидаем привозу…
Но иногда купцы еще издали звали его:
— Леонтий Филиппыч! Новенькое!
Много математических книг прочитал Леонтий Филиппович, и у него родилась мысль: самому написать «Арифметику».
На Руси в те времена были только рукописные учебники математики: «Книга, рекомая по-гречески Арифметика, а по-русски цифирная счетная мудрость», «Книга, именуемая Геометрия, или Землемерие».
Эти книги сообщали недостаточно знаний и не удовлетворяли мореплавателей и судостроителей.
Магницкого в его намерении составить математический учебник поддержал Оружейной палаты дьяк Курбатов, к которому вхож был Леонтий Филиппович.
— Не бойсь, Леонтий! — говорил дьяк. — Садись, пиши! Наш русский разум не тупее иноземного!
Магницкий работал больше двух лет. Счастливый случай помог ему выпустить свой труд в свет. Для открываемой Навигацкой школы нужны были учебники, и в первую очередь учебник арифметики. Нашелся иностранный автор (история не сохранила его имени), который предложил свой учебник для перевода на русский язык. Но Курбатов, который вместе с боярином Головиным ведал «снабдением» школы, справедливо отдал предпочтение учебнику Магницкого.
Когда Магницкий явился к Курбатову с увесистой рукописью, тот взвесил ее на руке, перелистал несколько страниц, попробовал разобрать непонятную арабскую цифирь.
— Не подведешь, Леонтий? Еретицких, богопротивных прелестей [68]не написал?
— Что ты, государь мой, помилуй!
— Противу его царского величества сумнительных словес не включил?
— Я его царскому величеству покорный слуга!
— Добре! Неси в книгопечатню.
Попечителям школы Головину и Брюсу Курбатов с легким сердцем донес, что «Магницкого „Арифметика“ супротив иноземцевой не в пример понятнее написана и к ученью зело пригодна».
Учебник Магницкого имел длинное заглавие: «Арифметика, сиречь наука числительная. С разных диалектов на славенский язык переведенная, и во едино собрана, и на две книги разделена. Ныне же повелением благочестивейшего великого государя… Петра Алексеевича… в богоспасаемом царствующем великом граде Москве типографским тиснением ради обучения мудролюбивых российских отроков и всякого чина и возраста людей на свет произведена…»
Фамилия автора была помещена мельчайшими буквами в рамочке, окружающей заглавный лист.
«Арифметика» Магницкого была настоящим, серьезным учебником. Случайно попав на далекий север, эта книга привила любовь к науке Михаиле Ломоносову, и он несколько десятилетий спустя назвал ее «вратами своей учености».
Магницкий горячо любил родину. Он гордился тем, что в «Арифметике»
Дьяк Курбатов доносил о них Головину:
«Англичане учат учеников науке чиновно, а когда временем загуляют или, по своему обыкновению, почасту и долго проспят… А дело из них признал я совершенно в одном Андрее Фарварсоне, а те два, хотя и навигаторы писались, только и до Леонтия наукой не дошли».
Англичане не знали русского языка, предметы свои читали по-латыни, и ученикам-навигаторам, чтобы их слушать, пришлось учить латинский язык.
Чтобы поправить дело, учителем Навигацкой школы вскоре же после ее открытия был приглашен Магницкий, который и занял там ведущее положение наравне с Фарварсоном. Гвин и Грейс невзлюбили талантливого русского сослуживца и старались причинять ему неприятности. Это, однако, не обескураживало Магницкого, он занимался своим делом, преподаванием арифметики, с большим увлечением.
Магницкий решал на доске два-три примера для образца, а затем предлагал ученикам работать самостоятельно. Любовь его к науке передавалась и большинству учеников.
Леонтий Филиппович перевел к себе от Киприанова некоторых наиболее способных и старательных учеников. В число их попал и Егор Марков.
Егор Марков скоро стал любимцем Магницкого. Леонтий Филиппович подарил ему свою «Арифметику». Это был огромный том большого формата, фунтов шести весом, переплетенный в доски, обтянутые кожей.
Марков как святыню хранил подарок учителя. Он наизусть выучил стихи, которыми автор, по тогдашнему обычаю, щедро украсил книгу для развлечения и назидания учащихся отроков.
Учить таблицу умножения Леонтий Филиппович уговаривал своих читателей так:
Егор вошел к Магницкому с потупленной головой и споткнулся о порог.
— Смелее, парень! — услышал он ободряющий голос Леонтия Филипповича.
Егор поднял голову. Обширная комната была уставлена шкафами с книгами. На тумбах стояли глобусы небесные и земные, модели непонятных машин. В ящиках под стеклами виднелись коллекции минералов, жуков, бабочек.
Егору все это очень понравилось. Особенно привлек его шкаф с инструментами. Всевозможные стамески, зубила, долота, сверла, рубанки, пилки… Егор шагнул вперед как зачарованный и позабыл обо всем на свете.
— О-о!.. — только и мог прошептать он.
Магницкий улыбнулся:
— Что тебя больше всего прельщает?
— Эти. — Марков протянул руку к инструментам.
— Ты, верно, любитель механической работы? — догадался Леонтий Филиппович. (Егор не понял.) — Умеешь, говорю, разные вещи делать? Ящики, наприклад? [69]
— Могу, могу! — заторопился Егор.
— Так… Сделаешь ты мне ящики для школьных коллекций?
Глаза Егора заблестели от счастья, и Леонтий Филиппович ласково потрепал его по плечу:
— Вижу, рад! Приходи после занятий.
Голова у Егора кружилась от радости, когда он вышел из кабинета.
Магницкий думал:
«Вот в таковых юношах вижу надежду русскую. Сказать по правде, вельможные ученики мало проку показывают. Ленивы, своенравны… А от сих, из простого народа, великую пользу мню…»
Егор все свободное время проводил в небольшой комнате за кабинетом Магницкого, которая служила мастерской. Марков сделал прочные и красивые ящики, украсил их резьбой. Леонтий Филиппович дал ему новое поручение: поправить некоторые приборы. Егор справился и с этой работой. Парень поражал учителей своей сообразительностью. Он осматривал, разбирал и вновь собирал незнакомую машину, и устройство ее становилось Егору ясным.
В кабинете Магницкого испортились часы с музыкой.
— Я исправлю, Леонтий Филиппыч!
— Испортишь.
— Не испорчу, будьте покойны!
Егор возился с часами целую неделю. Они пошли и заиграли по-прежнему.
— Да ты чудодей! — восхитился Магницкий.
Теперь Егор возвращался домой только поздним вечером.
Егору, как прилежному и неимущему ученику, был назначен «поденный корм» — по пяти алтын в день. Этих денег вполне хватало на пропитание всей семьи.
Егор убеждал мать бросить работу.
— Как можно, сынок! — каждый раз отвечала она. — Бросить шитье, растерять давальцев недолго… А вдруг с тобой беда случится? Кабы Илюшенька вернулся, был бы кормилец семье, а то насидимся голодом и холодом.
И она по-прежнему гнула над шитьем спину от зари до зари.
Егор попал под начало к учителю Василию Киприанову. Здесь он встретился со своим старым «врагом», предводителем армии «немцев» — Кириллом Воскресенским. Кирилл начал учиться раньше, но Егор его догнал. Приятели сели за один стол.
Киприанов был составителем только что отпечатанной тогда «Арифметики-феорики или зрительныя». [66]
Егор ахнул, когда Киприанов развернул перед учениками огромный пестрый лист бумаги. Края листа окружала рамка из рисунков и портретов, в середине же были напечатаны математические правила и определения действий. Василию Киприанову пришла в голову счастливая мысль: он издал краткий учебник математики на одном большом листе.
— Кто из вас приобретет «Арифметику-феорику», может прибить у себя в избе на стенке: и украса дому будет и поучение вседневное. Глядите: се великие мужи, начало математическим премудростям положившие. Вот Архимед, еллинский мудрец, вот Пифагор, славнейший геометр…
— А что за столпы наверху нарисованы? — спросил бойкий Кирилл Воскресенский.
— Эти столпы поддерживают храм науки. Геометрия: «Сие учение — вещей измерение». Стереометрия — сосуды размеряет.
Дальше шли астрономия, оптика, география, фортификация, [67]архитектура…
Егор не мог сдержать радостное волнение. Столько наук!.. Наверное, есть и к мастерству относящиеся. Марков дал себе слово непременно купить чудесный учебник.
Когда новички вдоволь налюбовались «Арифметикой-феорикой», Киприанов повесил лист на стенку и начал спрашивать:
— Воскресенский Кирилл! Что есть вычитание?
— Вычитание есть вычитающее из большого малое число и остаток объявляющее, оный же нарицается разность.
— Добро!.. Шаховский Андрей! Что есть умножение?
— Умножение есть умножающее большее меньшим числом, или равное равным, и умноженное число объявляющее, оное именуется произведение…
Егорка слушал разинув рот.
Трудно было учить в те времена математику. Ни учебник, ни учителя не давали никаких объяснений. Ученики, например, изучают умножение целых чисел. Учитель перемножает на доске два многозначных числа и говорит ученикам:
— Делайте по сему!
Ученик хватается за книгу, думает найти разъяснение. Но и там сделан пример, а за ним лаконичное приказание: «Делай по сему».
Надо было иметь большие способности, чтобы при таком способе преподавания успешно продвигаться вперед. Егор легко усваивал трудные математические правила и через три месяца как ученик, подающий надежды, попал в класс к самому Магницкому.
* * *
Известный русский математик Леонтий Филиппович Магницкий родился в 1669 году. Человек простого, незнатного рода, он страстно интересовался науками, особенно математикой, и знал несколько иностранных языков.Московские купцы привыкли видеть на торгу у Спасских ворот человека среднего роста, с приятными чертами лица, с русыми волосами и небольшой курчавой бородой. Он медленно проходил мимо лавок, где были выставлены на продажу иконы и церковные книги славянской печати; на его немой вопрос купцы улыбались и кланялись, разводя руками:
— Ничего нету, Леонтий Филиппыч! Через недельку приходи, батюшка! Ожидаем привозу…
Но иногда купцы еще издали звали его:
— Леонтий Филиппыч! Новенькое!
Много математических книг прочитал Леонтий Филиппович, и у него родилась мысль: самому написать «Арифметику».
На Руси в те времена были только рукописные учебники математики: «Книга, рекомая по-гречески Арифметика, а по-русски цифирная счетная мудрость», «Книга, именуемая Геометрия, или Землемерие».
Эти книги сообщали недостаточно знаний и не удовлетворяли мореплавателей и судостроителей.
Магницкого в его намерении составить математический учебник поддержал Оружейной палаты дьяк Курбатов, к которому вхож был Леонтий Филиппович.
— Не бойсь, Леонтий! — говорил дьяк. — Садись, пиши! Наш русский разум не тупее иноземного!
Магницкий работал больше двух лет. Счастливый случай помог ему выпустить свой труд в свет. Для открываемой Навигацкой школы нужны были учебники, и в первую очередь учебник арифметики. Нашелся иностранный автор (история не сохранила его имени), который предложил свой учебник для перевода на русский язык. Но Курбатов, который вместе с боярином Головиным ведал «снабдением» школы, справедливо отдал предпочтение учебнику Магницкого.
Когда Магницкий явился к Курбатову с увесистой рукописью, тот взвесил ее на руке, перелистал несколько страниц, попробовал разобрать непонятную арабскую цифирь.
— Не подведешь, Леонтий? Еретицких, богопротивных прелестей [68]не написал?
— Что ты, государь мой, помилуй!
— Противу его царского величества сумнительных словес не включил?
— Я его царскому величеству покорный слуга!
— Добре! Неси в книгопечатню.
Попечителям школы Головину и Брюсу Курбатов с легким сердцем донес, что «Магницкого „Арифметика“ супротив иноземцевой не в пример понятнее написана и к ученью зело пригодна».
Учебник Магницкого имел длинное заглавие: «Арифметика, сиречь наука числительная. С разных диалектов на славенский язык переведенная, и во едино собрана, и на две книги разделена. Ныне же повелением благочестивейшего великого государя… Петра Алексеевича… в богоспасаемом царствующем великом граде Москве типографским тиснением ради обучения мудролюбивых российских отроков и всякого чина и возраста людей на свет произведена…»
Фамилия автора была помещена мельчайшими буквами в рамочке, окружающей заглавный лист.
«Арифметика» Магницкого была настоящим, серьезным учебником. Случайно попав на далекий север, эта книга привила любовь к науке Михаиле Ломоносову, и он несколько десятилетий спустя назвал ее «вратами своей учености».
Магницкий горячо любил родину. Он гордился тем, что в «Арифметике»
Он высказывал в своей книге такое пожелание:
…разум весь собрал и чин
Природный русский, а не немчин.
Книга печаталась со 2 февраля 1701 года по 1 января 1702 года. Магницкий держал корректуры, по целым ночам сидел над оттисками. Он получал «кормовые деньги» наравне со своими учениками: по пять алтын в день, и за время печатания учебника ему уплатили 49 рублей 31 алтын и 4 деньги. Это и было все вознаграждение за огромный труд, затраченный Магницким на составление «Арифметики».
И желаем, да будет сей труд
Добре пользовать русский весь люд.
* * *
Выбор английских учителей, приглашенных преподавать в Навигацкой школе, оказался не очень удачным. Из троих только Фарварсон был человеком добросовестным, с большими знаниями и опытом: ранее он занимал кафедру в Абердинском университете, в Шотландии. Гвин и Грейс вели себя недостойно, часто пьянствовали.Дьяк Курбатов доносил о них Головину:
«Англичане учат учеников науке чиновно, а когда временем загуляют или, по своему обыкновению, почасту и долго проспят… А дело из них признал я совершенно в одном Андрее Фарварсоне, а те два, хотя и навигаторы писались, только и до Леонтия наукой не дошли».
Англичане не знали русского языка, предметы свои читали по-латыни, и ученикам-навигаторам, чтобы их слушать, пришлось учить латинский язык.
Чтобы поправить дело, учителем Навигацкой школы вскоре же после ее открытия был приглашен Магницкий, который и занял там ведущее положение наравне с Фарварсоном. Гвин и Грейс невзлюбили талантливого русского сослуживца и старались причинять ему неприятности. Это, однако, не обескураживало Магницкого, он занимался своим делом, преподаванием арифметики, с большим увлечением.
Магницкий решал на доске два-три примера для образца, а затем предлагал ученикам работать самостоятельно. Любовь его к науке передавалась и большинству учеников.
Леонтий Филиппович перевел к себе от Киприанова некоторых наиболее способных и старательных учеников. В число их попал и Егор Марков.
Егор Марков скоро стал любимцем Магницкого. Леонтий Филиппович подарил ему свою «Арифметику». Это был огромный том большого формата, фунтов шести весом, переплетенный в доски, обтянутые кожей.
Марков как святыню хранил подарок учителя. Он наизусть выучил стихи, которыми автор, по тогдашнему обычаю, щедро украсил книгу для развлечения и назидания учащихся отроков.
Учить таблицу умножения Леонтий Филиппович уговаривал своих читателей так:
Через два месяца после перехода в класс Магницкого Егор выучил действия с целыми числами и перешел к дробям. Леонтий Филиппович не мог нарадоваться на такого способного ученика и повел его в свой кабинет.
Аще кто не твердит
Таблицы и гордит,
Не может познати,
Числом что множати,
И во всей науке
Не свобод от муки.
Егор вошел к Магницкому с потупленной головой и споткнулся о порог.
— Смелее, парень! — услышал он ободряющий голос Леонтия Филипповича.
Егор поднял голову. Обширная комната была уставлена шкафами с книгами. На тумбах стояли глобусы небесные и земные, модели непонятных машин. В ящиках под стеклами виднелись коллекции минералов, жуков, бабочек.
Егору все это очень понравилось. Особенно привлек его шкаф с инструментами. Всевозможные стамески, зубила, долота, сверла, рубанки, пилки… Егор шагнул вперед как зачарованный и позабыл обо всем на свете.
— О-о!.. — только и мог прошептать он.
Магницкий улыбнулся:
— Что тебя больше всего прельщает?
— Эти. — Марков протянул руку к инструментам.
— Ты, верно, любитель механической работы? — догадался Леонтий Филиппович. (Егор не понял.) — Умеешь, говорю, разные вещи делать? Ящики, наприклад? [69]
— Могу, могу! — заторопился Егор.
— Так… Сделаешь ты мне ящики для школьных коллекций?
Глаза Егора заблестели от счастья, и Леонтий Филиппович ласково потрепал его по плечу:
— Вижу, рад! Приходи после занятий.
Голова у Егора кружилась от радости, когда он вышел из кабинета.
Магницкий думал:
«Вот в таковых юношах вижу надежду русскую. Сказать по правде, вельможные ученики мало проку показывают. Ленивы, своенравны… А от сих, из простого народа, великую пользу мню…»
Егор все свободное время проводил в небольшой комнате за кабинетом Магницкого, которая служила мастерской. Марков сделал прочные и красивые ящики, украсил их резьбой. Леонтий Филиппович дал ему новое поручение: поправить некоторые приборы. Егор справился и с этой работой. Парень поражал учителей своей сообразительностью. Он осматривал, разбирал и вновь собирал незнакомую машину, и устройство ее становилось Егору ясным.
В кабинете Магницкого испортились часы с музыкой.
— Я исправлю, Леонтий Филиппыч!
— Испортишь.
— Не испорчу, будьте покойны!
Егор возился с часами целую неделю. Они пошли и заиграли по-прежнему.
— Да ты чудодей! — восхитился Магницкий.
Теперь Егор возвращался домой только поздним вечером.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента