Володарская Ольга. Карма фамильных бриллиантов

   – Сначала побеседуем.
   – Надеюсь, не здесь?
   – Конечно, нет. – Головин указал вытянутой ладонью на дверь Евиной квартиры. – Пройдемте.
   Ева вошла в квартиру первой, следователь за ней. Попав в прихожую, он с интересом осмотрелся.
   – Так вот, значит, какие хоромы вы у бабки отобрали, – хмыкнул Головин, закончив таращиться на антикварную мебель и картины на стенах. – Царское жилье, ничего не скажешь!
   – Майор, вы долго будете ваньку валять? – зло спросила Ева. – Допрашивайте меня скорее и валите отсюда. Я устала.
   – Что так?
   – Только сегодня вернулась с гастролей по Поволжью, дома не была две недели, – соврала она – на самом деле в Москву она три дня назад попала.
   – А тут раз – и труп, да?
   – Да, – сухо ответила Ева, решив умолчать о том, что в момент ее прихода Дусик был еще жив. – Вопросы по существу будут?
   – Давно вы с братом виделись?
   – Давно.
   – Сколько лет прошло?
   – Два года, а то и больше.
   – То есть вы хотите сказать, что после того, как Денис Эдуардович освободился, вы не встречались?
   – Именно это я и хочу сказать.
   – Почему?
   – Что почему?
   – Почему не встречалась, брат как-никак?
   Ева шумно выдохнула, всем своим видом давая понять, как ее задолбали эти дурацкие вопросы, но все же ответила:
   – Он не приходил, да и я встречи не искала.
   – Не приходил? – переспросил Головин, наморщив лоб.
   – Нет.
   – А вот ваша соседка, Амалия Федоровна, утверждает обратное.
   – Кто такая Амалия Федоровна?
   – Та бабка, что на месте консьержа сидит.
   – Генеральша Астахова? – Ева хмыкнула. – Не знала, что ее Амалией зовут... Так что там она утверждает?
   – Что брат не один раз к вам приходил!
   – Может, он и приходил, но я с ним ни разу не встречалась, – отрезала Ева.
   – Это вы брата убили? – буднично спросил Головин.
   – Что-о-о-о?
   – Повторяю. Это вы...
   – Я никого не убивала! – вскричала Ева, впервые потеряв самообладание. – Вы что, сдурели, майор? Когда я вошла, он уже был... – Она замолчала, шумно выдохнула, стараясь успокоиться, и через пару секунд продолжила привычным ледяным тоном: – Вы думаете, я идиотка? Чтобы грохнуть брата в собственном подъезде, это ж какой кретинкой надо быть! Ведь ясно, что подозрение падет именно на меня!
   – Напротив, Ефроси...
   – Ева! Меня зовут Ева! Можно без отчества!
   – Вот я и говорю, Ева, что считаю вас умнейшей женщиной. – Головин подался вперед и, сощурив свои пронзительные зеленые глаза, остро посмотрел на собеседницу. – И очень, очень хитрой. Вы похожи на героиню Шэрон Стоун из «Основного инстинкта», которая, если вы помните, сразу стала первой подозреваемой, но умудрилась избежать...
   – Я смотрела этот фильм, не надо мне пересказывать его содержание, – прорычала Ева, сдерживаясь из последних сил.
   – Это хорошо, значит, вы и без меня помните, что дамочка копировала описанные собой же убийства. Чикала мужичков ножичком, как в детективчике, а потом говорила: ну я же не дура, чтобы убивать так же, как...
   Головин собирался продолжить фразу, но тут в квартиру, естественно, без стука, ввалился незнакомый Еве опер: тощий, длинный, потрепанный, с лицом, измученным каждодневными возлияниями и тяжестью ментовского бытия. С тоскливой физиономией он подошел к майору и молча продемонстрировал короткоствольный пистолет, который держал двумя пальцами за мушку.
   – Где нашли? – живо поинтересовался Головин, буквально прилипая к стволу носом, и, по всей видимости, уловил запах пороха.
   – В горшке, – флегматично ответил опер.
   – Каком еще...
   – В котором пальма растет.
   – Тогда не в горшке, а в кадке, – поправил коллегу грамотный следователь.
   – Один хрен, – хмыкнул тот и удалился.
   Когда унылая спина оперативника скрылась за дверью, Головин растянул узкие губы в джокерской улыбке и бодренько так спросил:
   – Что скажете, госпожа Новицкая?
   – Вы о чем?
   – О пистолетике. Девятимиллиметровом «браунинге», из которого, предположительно, убили вашего брата. Вы же слышали, наверное, что его нашли в кадке... Не ваш пистолетик-то?
   – Не мой.
   – И вы никогда его не видели и в руках не держали?
   – А вы отпечатки проверьте.
   – Да кто в наше время на стволах отпечатки оставляет! Все ж кино про разбитые фонари смотрят, знают, что «пальчики» стирать надо...
   Ева никак на этот выпад не прореагировала, решив не поддаваться на провокации, а отвечать только на вопросы по существу. Головин, уловив настроение допрашиваемой, перестал паясничать и спросил серьезно:
   – Значит, вы утверждаете, что пистолет не ваш?
   – Нет.
   – И как он попал в кадку с пальмой, стоявшую у вашейдвери, не предполагаете?
   – На площадке еще четыре квартиры. Может, кто из соседей его туда сунул...
   – Хотите сказать, кто-то из соседей и вашего брата убил?
   – Все может быть.
   – А мотив?
   – То есть у меня, по вашему мнению, он есть?
   – Конечно.
   – Ну-ка, ну-ка?
   – Первый – давняя вражда. Я знаю, вы рассорились с братом еще до того, как он сел. Денис обвинял вас в том, что вы его обобрали, присвоив бабушкину квартиру со всем антикварным имуществом себе, трубил по всем углам, какая вы гадкая особа, и вы его за это ненавидели...
   – Настолько, что решила его убить? – Ева презрительно скривила безупречные губы. – Не смешите, майор. Вы сами только что сравнивали меня с героиней «Основного инстинкта», а такие женщины из ненависти не убивают, только ради забавы... – Она позволила себе загадочную, как раз в духе Шэрон Стоун, улыбку. – Тем более что я Дусика не ненавидела. Мне было на него и на его обвинения чихать!
   – Это раньше, до того, как вы стали популярной певицей. Теперь же вам ни к чему скандалы...
   – Вы не знаете шоу-бизнеса, господин следователь. Скандалы мне только на руку, это лишняя реклама.
   – Антиреклама.
   – Ну с моим-то имиджем именно такая работает лучше всего!
   – А если предположить, что Денис вас шантажировал или требовал своей доли, а вы не хотели делиться...
   – Предполагайте на здоровье, – фыркнула Ева. – А вот когда у вас появятся факты, приходите. – Она демонстративно зевнула, не удосужившись прикрыть рот ладонью. – Теперь же попрошу меня оставить. Надеюсь, я помогла следствию, и вы найдете убийцу моего брата в ближайшее время...
   – Позволите еще пару вопросов? – смиренно потупив очи, молвил Головин.
   – Слушаю, – процедила Ева.
   – Когда вы вышли из лифта, ничего подозрительного не заметили? Удалявшегося силуэта, например. Метнувшейся тени...
   – Ничего такого, – подумав, ответила она.
   – Может, слышали что? Шаги? Шорохи? Звук закрывающейся двери?
   Ева покачала головой.
   – Тогда просто опишите свои действия. Вот двери лифта открылись, и...?
   Понимая, что допрос не кончится до тех пор, пока Головин не вытянет из нее все жилы, Ева собралась по возможности кратко ответить, но тут на площадке раздался громкий, хорошо поставленный голос генеральши Астаховой:
   – Это она его убила, больше некому! – выдала она прокурорским тоном. – Посторонних утром я в подъезд не пускала, а из жильцов дома находились только женщины...
   – А женщины разве убить не могут? – раздался в ответ ленивый возглас одного из оперов, судя по всему, того самого, опойного.
   – Еще как могут! Но только не наши жилички. Тут одни новые русские квартир понакупали, а у них супруги сплошь глупые курицы. Молодые «миски», ограниченные и безобидные. Им бы только по салонам да магазинам таскаться... Они на убийство не способны!
   – А Ева Новицкая, по-вашему, способна?
   – А то! Эта стерва... – Астахова запнулась, углядев в дверной щели нахмуренное лицо Евы, но не смогла задушить в себе рвущуюся из глубины души ненависть. – Она на многое способна. Уж коль бабушку родную из квартиры выжила...
   – Заткнись, дура, – рявкнула взбешенная Ева.
   – А вот и не заткнусь, – мстительно процедила генеральша. – Бабку выжила, брата бросила. Он, бедный, как освободился (сел несчастный мальчик ни за что! Уверена – это Фроська его подставила!), сразу к сестре родной, а ее типа дома нету!
   – То есть потерпевший несколько раз приходил к сестре, а она делала вид, что отсутствует?
   – Приходил, – поддакнула Астахова. – Но его никогда не пускали в квартиру...
   – Меня дома не было, – дивясь старухиному вероломству, бросила Ева. – Я и понятия не имела, что брат вышел... – Она бросила почти умоляющий взгляд на Головина. – Эта ведьма мне даже не говорила, что Денис появлялся тут и меня спрашивал!
   – Спрашивал, спрашивал, – словно не слыша ее оправданий, прошуршала генеральша. – Говорил, что повидаться хочет. Я-то его с детства знаю, вот и пускала...
   – Пускали? – переспросил «опойный».
   – Ну да. Раза три разрешала в родной подъезд войти и на диванчике этом... – Она указала на тот самый предмет мебели, где Дусик испустил свой последний вздох, – подождать.
   – Но с сестрой он так ни разу и не встретился?
   – При мне нет, – поджала губы старуха. – Но я тут редко дежурю...
   Ева стиснула зубы, чтобы не обматерить подлую бабку (запас ненормативной лексики у нее был огромный!), и мученически посмотрела на следователя. Но тот ее не пощадил:
   – Вы первая подозреваемая, надеюсь, это понимаете?
   – И что? – только и смогла сказать Ева.
   – Подписка о невыезде для начала, – пожал не очень развитыми плечами Головин. – Потом посмотрим...
   – У меня гастроли!
   – Придется отменить.
   – А вот хренушки, – запальчиво возразила Ева, прищурившись, как разозленная кошка.
   – Госпожа Новицкая, вы что, еще не поняли, как серьезно влипли? – чуть ли не с жалостью спросил Головин. – Думаете, мы тут в бирюльки играем? Так вот, говорю вам последний раз: вы пока единственная подозреваемая. И очень перспективная...
   – Майор, подождите... – прервала его Ева, по-настоящему испугавшись. – Как вас там? Станислав Петрович?
   – Палыч.
   – Станислав Павлович, вы же разумный человек, ну подумайте сами, какой идиоткой нужно быть, чтобы орудие убийства спрятать чуть ли не под своим ковриком? Ведь ясно же, что вы будете тут все обыскивать... – Головин открыл рот, чтобы прокомментировать ее высказывание, но Ева не дала себя перебить: – И потом, пистолет, как я успела заметить, был без глушителя, а коль я убила Дусика именно из него, то звук выстрела должен был разнестись по всему подъезду, но ничего такого не было.