Лида привыкла и к его внешности. Она уже не казалась ей отвратительной. Даже губы-вареники… Ведь она узнала, как нежны они бывают.
Пожалуй, она могла бы полюбить своего Эда. Но у него была жена, и Лиду сразу поставили перед фактом, что брак этот нерушим. Поэтому она решила не растрачивать впустую свои чувства. На правах законной супруги она могла бы остаться с Гордоном, но в его любовницах долго задерживаться не собиралась. Годы идут, надо как-то устраиваться. Не до седых же волос в содержанках прозябать. Да и не нужна Гордону любовница с седыми волосами. Он молодых любит. А значит, бросит ее, Лиду, через… В лучшем случае через семь лет. Даже если у нее никаких серебряных нитей в волосах не появится. Просто Эд обожает совсем юных девушек. И не скрывает этого.
Гордон к Лиде тоже прикипел. Не только телом, но и душой. Поэтому и старался сделать ее лучше, развить интеллектуально. Ему нравилась ее искренность, но коробила невежественность. Вот он и подтягивал ее к своему уровню, чтобы было о чем поговорить. И все могло продолжаться дальше, да жена у него заболела. Так серьезно, что на лечение ее пришлось везти в Израиль. Эд жену сопровождал. И там, на чужбине, погруженный в заботы и переживания о своей благоверной, о Лиде позабыл. То есть не просто стал реже о ней вспоминать, вообще не звонил, не писал. А когда она сама его набирала, отделывался сухим: «Перезвоню!» И не перезванивал! Не до Лиды ему стало.
И она загуляла. В клубе познакомилась с красивым парнем, он пригласил ее на неделю на Кипр, она, недолго раздумывая, согласилась. Улетели оттуда через два дня, а их провели, не вылезая из постели!
Парень был прямой противоположностью Гордону. Молодой, стройный, эффектный, модный, но ограниченный, незрелый, развращенный донельзя. Он гулял на деньги папочки. Лида видела, что он – пустышка, но ей с ним было весело. Все же в общении с ровесниками есть свои плюсы. Можно покуражиться, протанцевать всю ночь напролет, поржать над ерундой, побыть дурой, в конце концов. А как приятно пройтись с красивым парнем за руку по набережной, когда все смотрят на вас с восхищением, а не с недоумением.
И что-то в Лиде надломилось. Да еще Гордон хоть и вернулся в Россию, но стал уделять ей гораздо меньше внимания. Бежал домой, к медленно выздоравливающей жене. И денег давать стал совсем чуть-чуть. На лечение ушло много и на реабилитацию. И Лида ушла от Эда. Он ее не осудил. Хотя, конечно, надеялся на большее понимание.
– Я могу оставить вещи, что ты мне подарил? – спросила она на прощание.
– Конечно.
– И машину?
– Она твоя.
– Спасибо тебе, Эд. Ты замечательный. Я тебя никогда не забуду, но пришла пора мне двигаться дальше.
– Желаю удачи, – улыбнулся он, растянув свои вареники в два чебурека.
Она действительно не забыла его. Всех последующих с ним сравнивала. И почти все проигрывали. Пусть были и моложе, и красивее, и порой богаче. Но с ними она не ощущала такого комфорта, как с Эдом. И никого так не уважала, как его.
Ей верили. Порхая от одного к другому мужчине, Лида достигла двадцатипятилетия.
И тут ей выпал козырной туз! Она познакомилась с настоящим принцем. Неженатый олигарх тридцати двух лет. Не красавец, но симпатичный. Он увлекся Лидой очень серьезно. Перевез ее в Москву. Помог записать альбом, снял для нее клип. Его крутили по телевизору аж целый месяц. Лида (псевдоним – Маркиза) стала звездулечкой. Она сама понимала, что ее популярность сиюминутна. Для поддержания требуется очень много денег. Ее принц слишком практичен, чтобы вкладывать средства в убыточное дело. Сделать приятное девушке, которой увлекся, да. Но вбухивать в нее миллионы – другое дело. Была бы она жена… А то… любовница.
То, что Лида никогда не станет женой олигарха, ей дали понять сразу. Принцы только в сказках женятся на золушках, в реальной же жизни они, как правило (бывают, конечно, исключения, но редко), выбирают себе подобных. Чтоб деньги к деньгам. Связи к связям. У Лидиного милого уже и невеста имелась. Дочка нефтяного магната из Азербайджана. С ней свадьба была назначена на будущий год. Но Лиду уверили, что она никак не помешает их отношениям.
Находясь на волне успеха, Лида умудрилась дать несколько концертов в клубах отдаленных от столицы городов. Занесло ее и туда, где жил отец, мачеха, Глеб…
Нет, не так! Ее туда не занесло. Она сделала все, чтобы выступить в том городке. Согласилась на минимальный гонорар, лишь бы там очутиться.
Ее встретили на обычной «Тойоте», отвезли в отель. Из номера она вызвала лимузин, заказала цветы. Когда машина и букеты прибыли, накинула самую дорогую шубу, взяла корзину с фруктами, подаренную организаторами гастролей, и отправилась с визитом.
Она не надеялась застать Глеба в квартире. Была уверена, что он живет отдельно. Но, к огромному Лидиному удивлению, дверь открыл именно он.
– Здравствуйте, вы к кому? – спросил он.
Не узнал! А вот она его – мгновенно. Он не особенно изменился. Да, возмужал и немного поправился. Но остался по-прежнему симпатичным, улыбчивым. Он был такого же типа, что и Леонардо Ди Каприо. Худой, смазливый в ранней молодости, мясистый, заматеревший в зрелости.
– К вам, – просто ответила Лида.
– Ко мне?
– К тебе, твоей маме и отчиму.
– Отчима у меня нет, – нахмурился Глеб.
– Разве?
– Был у матери сожитель, но он умер год назад… А вы кто, собственно?
– Не узнаешь?
– Что-то знакомое… – Глеб отошел на шаг и внимательно посмотрел на Лиду. – На артистку похожи, которая Анжелику играет! И на эту… Как ее? Песенку еще заводную поет про ласточек?
– Маркиза.
– Точно!
– Это я.
– Да ну? И вы к нам?
Он по-прежнему ее не узнавал. Лида знала, что сильно изменилась. Глеб помнил ее девочкой со светлыми волосами и бледным личиком. Она не красилась и была очень худенькой. Сейчас рыжая, яркая, сексуальная, с грудью четвертого размера, презентованной ей одним из поклонников. Но ведь черты лица остались прежними. Их она не меняла. Те же глаза, нос, губы… Губы, которыми он восхищался! Говорил, что они словно лепестки роз. Этот избитый комплимент Лиду когда-то радовал до трепета…
– Неужто, я так изменилась, Глеб? – спросила она, откинув со лба рыжую челку.
– Лида? – воскликнул он пораженно. – Ты?
– Я, – просто ответила она.
– Да что ж ты на пороге-то?.. Заходи! – И Глеб наконец посторонился.
Она перешагнула порог.
Квартира была все такая же. Даже обои прежние – в ромбики. И вокруг выключателя засалено.
– Твоя мать дома? – спросила Лида.
– Нет, она на работе. Я один.
Он помог ей снять шубу. Под ней – облегающая кофточка с вырезом-капелькой на груди. Ложбинка сверкает, стоит немного повернуться. От Лиды не ускользнуло, какие взгляды Глеб кидает на ее декольте.
– Какие красивые у тебя цветы! – восхитился он. – И как их много.
– Поклонники на концерте надарили, – повела плечом Лида.
– А ты не знала разве, что твой отец умер?
Она не удостоила его ответом. Конечно, не знала. А сейчас, узнав, не испытала никакой горечи. Умер и умер. Кто он ей? Папа? Да бросьте…
– Почему ты все еще с матерью живешь? – спросила Лида, когда ее ввели в знакомую кухню и усадили за стол с новой клеенкой, та, что она помнила, была в клубничках, а эта в винограде. – Не нашел достойную?
– Я был женат, развелся. Дочь есть. А ты как?
– О-о-о… – Она закатила глаза. – У меня все супер. Вот сегодня в вашем клубе выступаю. Билеты вам привезла. Приходите… – Лида выложила на стол два пригласительных, оставив в сумке один, для отца. – Буду рада видеть тебя и твою мать.
– Мама вряд ли пойдет…
– Возьми с собой свою девушку. Или друга. Или толпу приятелей. Сколько еще хочешь билетов?
– Не нужно мне, спасибо. Я не люблю клубы, как и мои друзья.
– А девушка?
– У меня нет ее. Я замшелый холостяк…
Лида не собиралась от него отставать. Ей хотелось, чтоб Глеб явился на концерт. И увидел ее во всем блеске. А чтобы блеск был стопроцентно, Лида постаралась. Бесплатные билеты раздавались студентам, чтоб присутствовала публика, а двум ее помощникам приказала вынести на сцену букеты. Будто от горячих поклонников.
Тут из прихожей раздался шум.
– Мама пришла! – воскликнул Глеб. – Что-то рано сегодня.
– Глебушка, это я! – послышался знакомый голос. – Представляешь, у нашего дома стоит огромная машина. Кажется, она называется лимузин. Свадьба, что ли, у кого?
В кухне через несколько секунд показалась она… Хозяюшка!
Ненавистная мачеха.
– У нас гости? – зажурчала она. – А что ж ты, сынок, девушку чаем не поишь?
И замолчала резко. Узнала!
– Добрый день, – поприветствовала ее Лида.
– Здравствуй.
– Вот решила проведать вас…
– Не знала, что твой отец умер? Мы пытались тебя найти, чтобы ты приехала на похороны, но у нас ничего не вышло.
– Я схожу на его могилу.
– Мам, Лида хочет пригласить нас на свой концерт, – встрял Глеб.
– И что она делает? Фокусы показывает? Пляшет?
– Поет. Помнишь хит про ласточек? Он Лидин.
– О…
– Вот билеты принесла. – Глеб показал их матери. – Пойдем?
– Я – пас! – И скривилась брезгливо, будто ее позвали чистить выгребную яму.
– Если передумаете, вэлком, – лучезарно улыбнулась ей Лида. – А мне пора. Нужно готовиться к выступлению. – Она указала на корзину с фруктами и цветы. – Это вам.
И покинула квартиру, задержавшись лишь на секунду, чтобы снять с вешалки свою шубу.
На концерт явился один Глеб. Сидел перед самой сценой, восхищенно таращился на Лиду-Маркизу. А она была ох как хороша в коротких кожаных шортах и водолазке в крупную сетку, с распущенными волосами и алыми губами. Поющая, танцующая, флиртующая с залом.
А после концерта она упорхнула, даже не помахав Глебу на прощание. У нее был совсем другой план. Соблазнить его, влюбить, а потом бросить. Плюнуть в душу, как он ей когда-то.
Но в какой-то момент Лида поняла, что ни к чему все это. Тратить время, силы, нервы… И ради чего? Чтоб сделать бяку тому, кого по наивности посчитала своим принцем? Пустое все это. Но она не жалела, что приехала. Себя показала, на Глеба посмотрела. Убедилась, что он ничем не примечательный мужчинка из глухой провинции. Позлорадствовала: плохо устроен, личного счастья нет. И решила идти дальше, не оглядываясь назад.
Глава 3
Глава 4
Пожалуй, она могла бы полюбить своего Эда. Но у него была жена, и Лиду сразу поставили перед фактом, что брак этот нерушим. Поэтому она решила не растрачивать впустую свои чувства. На правах законной супруги она могла бы остаться с Гордоном, но в его любовницах долго задерживаться не собиралась. Годы идут, надо как-то устраиваться. Не до седых же волос в содержанках прозябать. Да и не нужна Гордону любовница с седыми волосами. Он молодых любит. А значит, бросит ее, Лиду, через… В лучшем случае через семь лет. Даже если у нее никаких серебряных нитей в волосах не появится. Просто Эд обожает совсем юных девушек. И не скрывает этого.
Гордон к Лиде тоже прикипел. Не только телом, но и душой. Поэтому и старался сделать ее лучше, развить интеллектуально. Ему нравилась ее искренность, но коробила невежественность. Вот он и подтягивал ее к своему уровню, чтобы было о чем поговорить. И все могло продолжаться дальше, да жена у него заболела. Так серьезно, что на лечение ее пришлось везти в Израиль. Эд жену сопровождал. И там, на чужбине, погруженный в заботы и переживания о своей благоверной, о Лиде позабыл. То есть не просто стал реже о ней вспоминать, вообще не звонил, не писал. А когда она сама его набирала, отделывался сухим: «Перезвоню!» И не перезванивал! Не до Лиды ему стало.
И она загуляла. В клубе познакомилась с красивым парнем, он пригласил ее на неделю на Кипр, она, недолго раздумывая, согласилась. Улетели оттуда через два дня, а их провели, не вылезая из постели!
Парень был прямой противоположностью Гордону. Молодой, стройный, эффектный, модный, но ограниченный, незрелый, развращенный донельзя. Он гулял на деньги папочки. Лида видела, что он – пустышка, но ей с ним было весело. Все же в общении с ровесниками есть свои плюсы. Можно покуражиться, протанцевать всю ночь напролет, поржать над ерундой, побыть дурой, в конце концов. А как приятно пройтись с красивым парнем за руку по набережной, когда все смотрят на вас с восхищением, а не с недоумением.
И что-то в Лиде надломилось. Да еще Гордон хоть и вернулся в Россию, но стал уделять ей гораздо меньше внимания. Бежал домой, к медленно выздоравливающей жене. И денег давать стал совсем чуть-чуть. На лечение ушло много и на реабилитацию. И Лида ушла от Эда. Он ее не осудил. Хотя, конечно, надеялся на большее понимание.
– Я могу оставить вещи, что ты мне подарил? – спросила она на прощание.
– Конечно.
– И машину?
– Она твоя.
– Спасибо тебе, Эд. Ты замечательный. Я тебя никогда не забуду, но пришла пора мне двигаться дальше.
– Желаю удачи, – улыбнулся он, растянув свои вареники в два чебурека.
Она действительно не забыла его. Всех последующих с ним сравнивала. И почти все проигрывали. Пусть были и моложе, и красивее, и порой богаче. Но с ними она не ощущала такого комфорта, как с Эдом. И никого так не уважала, как его.
* * *
Она переехала в другой город. Нашла себе нового спонсора – теперь это было сделать легче. Она стала опытной, в ней появился лоск. А еще легенда! Она никому не говорила о том, что деревенская. Врала, что родилась в городе, в богатой семье. Мол, жила, как сыр в масле катаясь, но папаша прогневался на нее, выгнал из дома, и теперь Лида (Анжелика, конечно же) вынуждена как-то устраиваться. А так как институт она бросила, потому что отец отказался платить за обучение, то на работу устроиться крайне сложно.Ей верили. Порхая от одного к другому мужчине, Лида достигла двадцатипятилетия.
И тут ей выпал козырной туз! Она познакомилась с настоящим принцем. Неженатый олигарх тридцати двух лет. Не красавец, но симпатичный. Он увлекся Лидой очень серьезно. Перевез ее в Москву. Помог записать альбом, снял для нее клип. Его крутили по телевизору аж целый месяц. Лида (псевдоним – Маркиза) стала звездулечкой. Она сама понимала, что ее популярность сиюминутна. Для поддержания требуется очень много денег. Ее принц слишком практичен, чтобы вкладывать средства в убыточное дело. Сделать приятное девушке, которой увлекся, да. Но вбухивать в нее миллионы – другое дело. Была бы она жена… А то… любовница.
То, что Лида никогда не станет женой олигарха, ей дали понять сразу. Принцы только в сказках женятся на золушках, в реальной же жизни они, как правило (бывают, конечно, исключения, но редко), выбирают себе подобных. Чтоб деньги к деньгам. Связи к связям. У Лидиного милого уже и невеста имелась. Дочка нефтяного магната из Азербайджана. С ней свадьба была назначена на будущий год. Но Лиду уверили, что она никак не помешает их отношениям.
Находясь на волне успеха, Лида умудрилась дать несколько концертов в клубах отдаленных от столицы городов. Занесло ее и туда, где жил отец, мачеха, Глеб…
Нет, не так! Ее туда не занесло. Она сделала все, чтобы выступить в том городке. Согласилась на минимальный гонорар, лишь бы там очутиться.
Ее встретили на обычной «Тойоте», отвезли в отель. Из номера она вызвала лимузин, заказала цветы. Когда машина и букеты прибыли, накинула самую дорогую шубу, взяла корзину с фруктами, подаренную организаторами гастролей, и отправилась с визитом.
Она не надеялась застать Глеба в квартире. Была уверена, что он живет отдельно. Но, к огромному Лидиному удивлению, дверь открыл именно он.
– Здравствуйте, вы к кому? – спросил он.
Не узнал! А вот она его – мгновенно. Он не особенно изменился. Да, возмужал и немного поправился. Но остался по-прежнему симпатичным, улыбчивым. Он был такого же типа, что и Леонардо Ди Каприо. Худой, смазливый в ранней молодости, мясистый, заматеревший в зрелости.
– К вам, – просто ответила Лида.
– Ко мне?
– К тебе, твоей маме и отчиму.
– Отчима у меня нет, – нахмурился Глеб.
– Разве?
– Был у матери сожитель, но он умер год назад… А вы кто, собственно?
– Не узнаешь?
– Что-то знакомое… – Глеб отошел на шаг и внимательно посмотрел на Лиду. – На артистку похожи, которая Анжелику играет! И на эту… Как ее? Песенку еще заводную поет про ласточек?
– Маркиза.
– Точно!
– Это я.
– Да ну? И вы к нам?
Он по-прежнему ее не узнавал. Лида знала, что сильно изменилась. Глеб помнил ее девочкой со светлыми волосами и бледным личиком. Она не красилась и была очень худенькой. Сейчас рыжая, яркая, сексуальная, с грудью четвертого размера, презентованной ей одним из поклонников. Но ведь черты лица остались прежними. Их она не меняла. Те же глаза, нос, губы… Губы, которыми он восхищался! Говорил, что они словно лепестки роз. Этот избитый комплимент Лиду когда-то радовал до трепета…
– Неужто, я так изменилась, Глеб? – спросила она, откинув со лба рыжую челку.
– Лида? – воскликнул он пораженно. – Ты?
– Я, – просто ответила она.
– Да что ж ты на пороге-то?.. Заходи! – И Глеб наконец посторонился.
Она перешагнула порог.
Квартира была все такая же. Даже обои прежние – в ромбики. И вокруг выключателя засалено.
– Твоя мать дома? – спросила Лида.
– Нет, она на работе. Я один.
Он помог ей снять шубу. Под ней – облегающая кофточка с вырезом-капелькой на груди. Ложбинка сверкает, стоит немного повернуться. От Лиды не ускользнуло, какие взгляды Глеб кидает на ее декольте.
– Какие красивые у тебя цветы! – восхитился он. – И как их много.
– Поклонники на концерте надарили, – повела плечом Лида.
– А ты не знала разве, что твой отец умер?
Она не удостоила его ответом. Конечно, не знала. А сейчас, узнав, не испытала никакой горечи. Умер и умер. Кто он ей? Папа? Да бросьте…
– Почему ты все еще с матерью живешь? – спросила Лида, когда ее ввели в знакомую кухню и усадили за стол с новой клеенкой, та, что она помнила, была в клубничках, а эта в винограде. – Не нашел достойную?
– Я был женат, развелся. Дочь есть. А ты как?
– О-о-о… – Она закатила глаза. – У меня все супер. Вот сегодня в вашем клубе выступаю. Билеты вам привезла. Приходите… – Лида выложила на стол два пригласительных, оставив в сумке один, для отца. – Буду рада видеть тебя и твою мать.
– Мама вряд ли пойдет…
– Возьми с собой свою девушку. Или друга. Или толпу приятелей. Сколько еще хочешь билетов?
– Не нужно мне, спасибо. Я не люблю клубы, как и мои друзья.
– А девушка?
– У меня нет ее. Я замшелый холостяк…
Лида не собиралась от него отставать. Ей хотелось, чтоб Глеб явился на концерт. И увидел ее во всем блеске. А чтобы блеск был стопроцентно, Лида постаралась. Бесплатные билеты раздавались студентам, чтоб присутствовала публика, а двум ее помощникам приказала вынести на сцену букеты. Будто от горячих поклонников.
Тут из прихожей раздался шум.
– Мама пришла! – воскликнул Глеб. – Что-то рано сегодня.
– Глебушка, это я! – послышался знакомый голос. – Представляешь, у нашего дома стоит огромная машина. Кажется, она называется лимузин. Свадьба, что ли, у кого?
В кухне через несколько секунд показалась она… Хозяюшка!
Ненавистная мачеха.
– У нас гости? – зажурчала она. – А что ж ты, сынок, девушку чаем не поишь?
И замолчала резко. Узнала!
– Добрый день, – поприветствовала ее Лида.
– Здравствуй.
– Вот решила проведать вас…
– Не знала, что твой отец умер? Мы пытались тебя найти, чтобы ты приехала на похороны, но у нас ничего не вышло.
– Я схожу на его могилу.
– Мам, Лида хочет пригласить нас на свой концерт, – встрял Глеб.
– И что она делает? Фокусы показывает? Пляшет?
– Поет. Помнишь хит про ласточек? Он Лидин.
– О…
– Вот билеты принесла. – Глеб показал их матери. – Пойдем?
– Я – пас! – И скривилась брезгливо, будто ее позвали чистить выгребную яму.
– Если передумаете, вэлком, – лучезарно улыбнулась ей Лида. – А мне пора. Нужно готовиться к выступлению. – Она указала на корзину с фруктами и цветы. – Это вам.
И покинула квартиру, задержавшись лишь на секунду, чтобы снять с вешалки свою шубу.
На концерт явился один Глеб. Сидел перед самой сценой, восхищенно таращился на Лиду-Маркизу. А она была ох как хороша в коротких кожаных шортах и водолазке в крупную сетку, с распущенными волосами и алыми губами. Поющая, танцующая, флиртующая с залом.
А после концерта она упорхнула, даже не помахав Глебу на прощание. У нее был совсем другой план. Соблазнить его, влюбить, а потом бросить. Плюнуть в душу, как он ей когда-то.
Но в какой-то момент Лида поняла, что ни к чему все это. Тратить время, силы, нервы… И ради чего? Чтоб сделать бяку тому, кого по наивности посчитала своим принцем? Пустое все это. Но она не жалела, что приехала. Себя показала, на Глеба посмотрела. Убедилась, что он ничем не примечательный мужчинка из глухой провинции. Позлорадствовала: плохо устроен, личного счастья нет. И решила идти дальше, не оглядываясь назад.
Глава 3
Он всегда был скверным ребенком, подростком, взрослым…
Мать его, грудничка, чуть не выкинула с балкона. Ее остановил муж, пришедший вовремя. Крохотный Егор орал так часто и громко, что у молодой мамочки сдали нервы.
Когда у мальчика начали резаться зубки, стало еще хуже. Он плакал непрерывно. И тогда даже его спокойный отец выходил из себя. Егор помнил, как он тряс его и кричал: «Да когда же ты заткнешься?»
Да, да, именно так! А кто сказал, что полугодовалые дети ничего не запоминают?
Родители не чаяли, когда отдадут сына в детский сад, потому что он перевернул вверх дном весь дом, попортил кучу вещей. Но и сам пострадал. Один раз утюг раскаленный себе на руку поставил, другой – выпил очиститель для унитазов.
В садике Егор бил всех, кто трогал его игрушки. Швырялся кашей в воспитателей. Подбрасывал в кроватки девочек гусениц или жуков, пойманных во время прогулок. Родителям приходилось щедро одаривать директора, чтоб Егорку не вышвырнули вон.
В школе он стал первым хулиганом и отъявленным двоечником. В пятом классе его поставили на учет в детскую комнату милиции. После девятого отправили в спецПТУ. В восемнадцать он получил условный срок. В двадцать был изгнан родителями из дома. Они так устали от своего сына, что не могли его больше терпеть.
Егор их понимал. Его от самого себя тошнило. Но он ничего не мог поделать с собой. В него как будто вселялся бес. Причем, когда это происходило, он наблюдал за действиями этого беса со стороны. И мысленно качал головой, вздыхал и охал. Мол, что ж ты творишь-то, ирод?
Егор любил своих родителей. В глубине своей поганой души. Но постоянно их огорчал. Как будто не мог простить за то, что мать чуть не скинула его с балкона, а отец тряс и орал: «Да когда же ты заткнешься?» Причем помнил он именно его ор. И его глаза, совершенно бешеные. Поэтому, наверное, именно отцу он досаждал больше, чем матери. А однажды, пьяный, руку на него поднял, ткнул кулаком в живот. А когда тот упал, хотел еще ногой пнуть. Но тут вмешалась мать. Влепила сыну оплеуху и сказала ледяным тоном: «Пошел вон из моего дома!»
– Иди ты на х!.. – заорал Егор, схватившись за щеку. – Это и мой дом тоже!
– Не уйдешь, вызову милицию и посажу тебя, гаденыш!
– Мать называется…
– Нет у меня сына. Есть злобное животное, проживающее со мной под одной крышей. Больше я тебя видеть у себя в доме не намерена! Катись!
– И уйду!
Он показал матери неприличный жест и вышел, громыхнув дверью так, что со стены свалилась полочка для одежды.
В тот день он впервые укололся. Алкоголь не помогал, и когда ему приятель-торчок предложил вмазать, Егор не отказался.
И понеслось…
Прочно на иглу Егор сел уже через месяц. Через три стал нападать на прохожих на улице, чтобы раздобыть денег на очередную дозу. Через полгода сел в тюрьму.
Мать с отцом на суде не присутствовали, но передачки посылали. Без писем.
Егору дали семь лет (одна из жертв нападения едва не скончалась от потери крови после ножевого ранения – если б скончалась, впаяли бы пятнашку). Первые месяцы были адом. Кромешным! Его ломало так, что хотелось разбежаться и удариться головой о стену. Но он перетерпел, и жизнь как-то наладилась. Он даже почувствовал себя счастливым. В тюрьме ему было спокойнее, чем на воле. С корешами отношения сложились отличные. Егора уважали. Но главное не это. А то, что он нашел себе занятие по душе – начал вырезать из дерева фигурки. У них умелец на зоне был. Его творения за приличные деньги продавались. Егор мог бесконечно смотреть на то, как Мастер (погоняло у него такое было) из простой деревяшки создает настоящее произведение искусства. И попросился к нему в подмастерья.
Мастер был пожилым человеком, вором-рецидивистом. Полжизни провел за решеткой. Здоровье уже было не то, глаза плохо видели, спина болела. Поэтому он взял Егора в помощники.
Сначала ничего у него не получалось. Совсем. Только руки стирал в кровь. Но Егор не бросал – упорства ему было не занимать. И дело пошло. Вот только создавал Егор не хлебницы, шахматы, полочки, тем более не чертей, выскакивающих из бочки с членом наперевес, душа требовала другого. Только он не мог понять, чего именно. В голове крутились какие-то размытые образы, но они, даже если Егор очень сосредотачивался, не становились четкими. Он вырезал что-то, отдаленно напоминающее эти образы, но получалось нечто невнятное. И Егор брался за шахматы и чертиков. Это у него выходило.
После освобождения он домой возвращаться не собирался, что естественно – его там не ждали. Прописали бы снова – и на том спасибо. Но жить где-то нужно. И решил он по примеру многих своих корешей познакомиться с женщиной на сайте знакомств. Писал тем, кто нравился, но они, узнав, что он в заключении, переставали с ним общаться. Правда, сначала шли на контакт охотно. Егор был парнем красивым. И писал без ошибок – хоть и был двоечником, а грамотностью мог похвастаться. Когда он пожаловался Мастеру, тот фыркнул:
– Красоток выбираешь?
– Ну… таких. Зачетных телочек.
– Дурак. Пиши тем, кто пострашнее. И постарше. Неухоженных выбирай, простоватых. Серых мышек. Лучше толстых. Я бабцов мясистых люблю, вот с такой кормой… – Мастер развел руки так широко, как бывалый рыбак, показывающий невероятную добычу. – Но я старый. А молодежи подавай костлявых, вот толстухи и комплексуют.
– У меня ж не встанет на такую, Мастер?
– После семи лет зоны? Ха! У тебя встанет и на медведицу. Тебе зацепиться надо. А там разберешься. Главное, побольше в уши ей дуй. Чтоб встречала водкой, пирогами и нагретой постелью.
Егор прислушался к советам старшего товарища и уже через месяц обзавелся «невестой». Танечкой. Ей было тридцать пять. Невзрачная, если не сказать блеклая, истинная серая мышь, но не полная, а очень худая. Бездетная разведенка, живущая в крохотной квартирке. Зато отдельной! И одна, без родителей или детей. Не женщина – находка.
В жизни «находка» оказалась даже хуже, чем на фото. Но Егор сдержал разочарование. Мило улыбнулся «невесте», сделал комплимент, а главное – подарил цветы. У него после освобождения были деньги, и он решил потратить часть их на «невесту». Заработать баллы, что называется.
Пирогов и водки не было. Имелось сухое красное вино и суши. А также тахта в кухне.
Егор сказал, что у него на сырую рыбу аллергия. А из-за проблем с поджелудочной вино он не употребляет. Пошел в магазин, купил курицу-гриль и бутылку водки. Поел и выпил. А потом завалил хозяйку квартиры на кровать и до утра так «любил», что соседи возмущенно стучали в стену.
Завидовали!
Егор много врал женщине в письмах. Начиная от статьи, по которой был осужден, заканчивая своими планами на будущее. Говорил, что работал краснодеревщиком и собирается вернуться к профессии. К ней, Танечке, приехал на несколько дней, чтобы познакомиться. А потом, если все у них сладится, он заберет ее к себе в город (который находился всего в двухстах километрах), и будут они жить-поживать и добра наживать.
Прожив у Тани неделю, он стал собираться домой. А точнее, делать вид. За эти дни он подарил ей столько чувственного наслаждения (прав был Мастер – после семи лет заключения даже на медведицу залезешь, особенно после водки), что женщина даже похорошела. Щечки розовые, глазки горят. Да Егор еще в доме ее кое-что поделал. Ящики отремонтировал, что болтались на одном шурупе, унитаз подтекающий починил. И красивое блюдо вырезал из фанеры. Для хлеба или печенья.
И Таня его не отпустила! Побоялась, что он ее забудет. Такой молодой, красивый, горячий, умелый… Да его на части разорвут женщины. И что, что сидел? По глупости же попал. Но зона его не испортила. Вон какой интеллигентный, добрый. Только выпивает часто. Но не дуреет же. Лишь ласковее становится!
И остался Егор у Тани. Она устроила его в мебельную мастерскую. Там он сначала очень ценился как работник. Руки золотые! Но потом характер сказался. Полезло из Егора привычное дерьмо. Стал конфликтовать с начальником. Пока не набил ему морду и не был изгнан с работы.
Тане тоже доставалось. Егор перестал с ней церемониться очень скоро. Видел, что она влюблена по уши и будет терпеть его. А еще она хочет ребенка. И все удивляется, почему не может забеременеть. А Егор после своих наркоманских угаров стерильным стал, но об этом он Тане, конечно, не говорил. Пока он в ней нуждался.
К героину Егор не вернулся. Да и водку хоть и пил, но не допьяна. Не как раньше. В другом кайф нашел. В творчестве. Таня учителем рисования была по образованию. Когда-то в школе работала (потом на фабрику мебельную ушла декоратором), и в ее доме было много книг по искусству. Егор их листал. И наткнулся как-то на статью, посвященную архитектору Гауди. Едва глянув на фотографии его работ, он понял, какие именно образы вертелись в его голове. Строения Гауди напоминали природные творения. То ли колонна, то ли тропическое дерево, обвитое лианой. То ли окно, то ли пролом в скале. То ли купол, то ли гигантский гриб. Вот и Егору хотелось создавать деревянные скульптуры, которые… сразу и не поймешь, человеком ли сделаны или над ними сама матушка-природа поработала.
И он начал творить! Таскал из леса пеньки да сучья и отсекал, отсекал все лишнее…
Первой родилась фигурка олененка. Когда Таня взглянула на нее, она воскликнула:
– Какое дивное деревце! – И только потом рассмотрела, что, кроме растения, есть еще и животное. Стройный олененок притаился за стволом, положив мордочку на одну из веток.
Потом была женщина, купающаяся в водопаде. Гном, прячущийся в скале. Застывший в янтаре жук. Все из дерева. И на первый взгляд все творения Егора казались лишь хорошо отшлифованным, облагороженным куском древесины. Корягой причудливой формы. Но стоило сфокусировать взгляд, как начинали вырисовываться детали…
– Тебе нужно выставляться! – сказала как-то Таня. – Это же настоящее искусство.
– Да разве я пробьюсь?
– Я помогу.
– Как?
– Я училась на художника, если помнишь.
– На учителя рисования, – поправил Егор. Но Таня не слушала:
– В моей группе был мальчик. Очень талантливый. Не поступил в Строгановское, пошел к нам, в пед. Сейчас он известный не только в городе, но и в России художник. Я обращусь к нему. Он мне не откажет.
– С чего бы?
– Я была его первой любовью.
И все получилось! Бывший Танин воздыхатель устроил Егору выставку. Посмотрев на его работы, одобрил, но сказал, что этого мало, надо как минимум два раза по столько. Создать еще десять работ для Егора труда не составило. А пока он творил, Таня кормила его и поила. В том числе иногда водкой, потому что трезвый он на нее как на женщину не смотрел, только на свои деревяшки. Но стоило Егору выпить, как он преображался. Переставал быть просто мастером, в нем еще и мужчина просыпался.
Выставка прошла на ура. У Тани оказался еще знакомый журналист. Он написал статью о тюремном самородке (Егор не стал скрывать, что сидел), и люди захотели посмотреть на его работы. К концу выставки на каждой появилась табличка «Продано». Дальше – больше. Егору стали поступать заказы от богатых людей. Многие хотели украсить его скульптурами свои шикарные дачи и охотничьи домики – они идеально в них вписывались.
Егор начал зарабатывать приличные деньги. На первый гонорар купил Тане шубу и плазменный телевизор, о котором она мечтала. После чего бросил ее и ушел к другой. Молодой, красивой, яркой. Такой, о какой всегда мечтал. Но долго он с ней не прожил. Девушка мешала работе и тянула из него деньги. Егор был погруженным в творчество и жадным, потому ушел и от молодой.
Но одному жить тоже не хотелось. Убираться, готовить, стирать, искать женщину для секса, когда приспичит, самому себе говорить, какой он гениальный. Егору требовалась сожительница. Такая восторженная, порядочная и домовитая, как Таня, но молодая и привлекательная. К огромной радости Егора, такая отыскалась довольно быстро. Дочка одного из его заказчиков. Хорошенькая двадцатидвухлетняя девица, влюбленная в его творения, сама захотела с Егором познакомиться. И как только увидела его, сразу влюбилась и в самого мастера. Через две недели он уже жил у нее в шикарной трешке, подаренной папой. Новая избранница Егора была безалаберной, но это вовсе ее не обесценивало, поскольку за порядком в доме следила домработница, она же и готовила.
Это было счастливое время! Егора все устраивало до тех пор, пока девушка не предложила ему узаконить их отношения.
– Жениться? – ужаснулся Егор. – Зачем?
– Я хочу нормальных отношений.
– А они разве ненормальные?
– Нет. Нормальные – это законные. А еще я хочу свадьбу. И путешествие! На Мальдивы.
– Какие Мальдивы? – начал закипать Егор. – Я невыездной!
– Папа все уладит, – беспечно фыркнула барышня. – Так что давай уже делай мне предложение. Кольцо я выбрала и отложила. Можешь съездить купить и завтра за ужином в ресторане преподнести его мне. В бокал класть не надо. Лучше в коробочке!
Она была милой романтической дурочкой. И это Егору нравилось. Вот только женитьба в его планы не входила. Вечером, когда любовница убежала на фитнес, он собрал вещи и съехал. Была у него в запасе одна поклонница. Взрослая, обеспеченная, интересная внешне, а главное, не помешанная на браке после двух скандальных разводов. Плохо только, что жила она с двумя детьми. Но Егору было не до жиру, как говорится, быть бы живу.
С этой женщиной он прожил еще меньше. Не поладил с ее детьми. В итоге ушел. По-английски, как обычно. Но сначала занял у нее крупную сумму якобы на аренду выставочного зала, хотя в деньгах не нуждался. Имел два счета банковских. Но разве бабки бывают лишними?
Он вернулся в родной город, не потому что соскучился по родителям или хотел помириться. Нет, он собирался отсудить у них часть квартиры. Чтоб жизнь им медом не казалась. Избавились от сынка, выгнали из дома да забыли (передачки – не в счет, они как подачка). А вот я напомню о себе! Нате, получите приветик от Егорки!
Поселился он в кои веки не у кого-то, а на съемной квартире. Цены в городе были смешными, вот он и не пожадничал. Хотелось отдохнуть немного от баб и поработать. Егор решил немного поэкспериментировать. Начать создавать скульптуры из глины. Он знал, где ее брать. Детьми они набирали ее в оврагах и лепили всевозможные фигурки. Девочки куколок и животных, а пацаны пистолеты да танки.
Материал был хороший, податливый. Но почему-то не работалось с ним так, как с деревом. Егору не хватало идей. Из грубого материала он создавал нежные скульптуры. Из мягкого же хотел ваять нечто брутальное, даже агрессивное. Но не знал – что…
Пока не оказался в комнате с черным потолком…
Смерть стала его вдохновением!
Мать его, грудничка, чуть не выкинула с балкона. Ее остановил муж, пришедший вовремя. Крохотный Егор орал так часто и громко, что у молодой мамочки сдали нервы.
Когда у мальчика начали резаться зубки, стало еще хуже. Он плакал непрерывно. И тогда даже его спокойный отец выходил из себя. Егор помнил, как он тряс его и кричал: «Да когда же ты заткнешься?»
Да, да, именно так! А кто сказал, что полугодовалые дети ничего не запоминают?
Родители не чаяли, когда отдадут сына в детский сад, потому что он перевернул вверх дном весь дом, попортил кучу вещей. Но и сам пострадал. Один раз утюг раскаленный себе на руку поставил, другой – выпил очиститель для унитазов.
В садике Егор бил всех, кто трогал его игрушки. Швырялся кашей в воспитателей. Подбрасывал в кроватки девочек гусениц или жуков, пойманных во время прогулок. Родителям приходилось щедро одаривать директора, чтоб Егорку не вышвырнули вон.
В школе он стал первым хулиганом и отъявленным двоечником. В пятом классе его поставили на учет в детскую комнату милиции. После девятого отправили в спецПТУ. В восемнадцать он получил условный срок. В двадцать был изгнан родителями из дома. Они так устали от своего сына, что не могли его больше терпеть.
Егор их понимал. Его от самого себя тошнило. Но он ничего не мог поделать с собой. В него как будто вселялся бес. Причем, когда это происходило, он наблюдал за действиями этого беса со стороны. И мысленно качал головой, вздыхал и охал. Мол, что ж ты творишь-то, ирод?
Егор любил своих родителей. В глубине своей поганой души. Но постоянно их огорчал. Как будто не мог простить за то, что мать чуть не скинула его с балкона, а отец тряс и орал: «Да когда же ты заткнешься?» Причем помнил он именно его ор. И его глаза, совершенно бешеные. Поэтому, наверное, именно отцу он досаждал больше, чем матери. А однажды, пьяный, руку на него поднял, ткнул кулаком в живот. А когда тот упал, хотел еще ногой пнуть. Но тут вмешалась мать. Влепила сыну оплеуху и сказала ледяным тоном: «Пошел вон из моего дома!»
– Иди ты на х!.. – заорал Егор, схватившись за щеку. – Это и мой дом тоже!
– Не уйдешь, вызову милицию и посажу тебя, гаденыш!
– Мать называется…
– Нет у меня сына. Есть злобное животное, проживающее со мной под одной крышей. Больше я тебя видеть у себя в доме не намерена! Катись!
– И уйду!
Он показал матери неприличный жест и вышел, громыхнув дверью так, что со стены свалилась полочка для одежды.
В тот день он впервые укололся. Алкоголь не помогал, и когда ему приятель-торчок предложил вмазать, Егор не отказался.
И понеслось…
Прочно на иглу Егор сел уже через месяц. Через три стал нападать на прохожих на улице, чтобы раздобыть денег на очередную дозу. Через полгода сел в тюрьму.
Мать с отцом на суде не присутствовали, но передачки посылали. Без писем.
Егору дали семь лет (одна из жертв нападения едва не скончалась от потери крови после ножевого ранения – если б скончалась, впаяли бы пятнашку). Первые месяцы были адом. Кромешным! Его ломало так, что хотелось разбежаться и удариться головой о стену. Но он перетерпел, и жизнь как-то наладилась. Он даже почувствовал себя счастливым. В тюрьме ему было спокойнее, чем на воле. С корешами отношения сложились отличные. Егора уважали. Но главное не это. А то, что он нашел себе занятие по душе – начал вырезать из дерева фигурки. У них умелец на зоне был. Его творения за приличные деньги продавались. Егор мог бесконечно смотреть на то, как Мастер (погоняло у него такое было) из простой деревяшки создает настоящее произведение искусства. И попросился к нему в подмастерья.
Мастер был пожилым человеком, вором-рецидивистом. Полжизни провел за решеткой. Здоровье уже было не то, глаза плохо видели, спина болела. Поэтому он взял Егора в помощники.
Сначала ничего у него не получалось. Совсем. Только руки стирал в кровь. Но Егор не бросал – упорства ему было не занимать. И дело пошло. Вот только создавал Егор не хлебницы, шахматы, полочки, тем более не чертей, выскакивающих из бочки с членом наперевес, душа требовала другого. Только он не мог понять, чего именно. В голове крутились какие-то размытые образы, но они, даже если Егор очень сосредотачивался, не становились четкими. Он вырезал что-то, отдаленно напоминающее эти образы, но получалось нечто невнятное. И Егор брался за шахматы и чертиков. Это у него выходило.
После освобождения он домой возвращаться не собирался, что естественно – его там не ждали. Прописали бы снова – и на том спасибо. Но жить где-то нужно. И решил он по примеру многих своих корешей познакомиться с женщиной на сайте знакомств. Писал тем, кто нравился, но они, узнав, что он в заключении, переставали с ним общаться. Правда, сначала шли на контакт охотно. Егор был парнем красивым. И писал без ошибок – хоть и был двоечником, а грамотностью мог похвастаться. Когда он пожаловался Мастеру, тот фыркнул:
– Красоток выбираешь?
– Ну… таких. Зачетных телочек.
– Дурак. Пиши тем, кто пострашнее. И постарше. Неухоженных выбирай, простоватых. Серых мышек. Лучше толстых. Я бабцов мясистых люблю, вот с такой кормой… – Мастер развел руки так широко, как бывалый рыбак, показывающий невероятную добычу. – Но я старый. А молодежи подавай костлявых, вот толстухи и комплексуют.
– У меня ж не встанет на такую, Мастер?
– После семи лет зоны? Ха! У тебя встанет и на медведицу. Тебе зацепиться надо. А там разберешься. Главное, побольше в уши ей дуй. Чтоб встречала водкой, пирогами и нагретой постелью.
Егор прислушался к советам старшего товарища и уже через месяц обзавелся «невестой». Танечкой. Ей было тридцать пять. Невзрачная, если не сказать блеклая, истинная серая мышь, но не полная, а очень худая. Бездетная разведенка, живущая в крохотной квартирке. Зато отдельной! И одна, без родителей или детей. Не женщина – находка.
В жизни «находка» оказалась даже хуже, чем на фото. Но Егор сдержал разочарование. Мило улыбнулся «невесте», сделал комплимент, а главное – подарил цветы. У него после освобождения были деньги, и он решил потратить часть их на «невесту». Заработать баллы, что называется.
Пирогов и водки не было. Имелось сухое красное вино и суши. А также тахта в кухне.
Егор сказал, что у него на сырую рыбу аллергия. А из-за проблем с поджелудочной вино он не употребляет. Пошел в магазин, купил курицу-гриль и бутылку водки. Поел и выпил. А потом завалил хозяйку квартиры на кровать и до утра так «любил», что соседи возмущенно стучали в стену.
Завидовали!
Егор много врал женщине в письмах. Начиная от статьи, по которой был осужден, заканчивая своими планами на будущее. Говорил, что работал краснодеревщиком и собирается вернуться к профессии. К ней, Танечке, приехал на несколько дней, чтобы познакомиться. А потом, если все у них сладится, он заберет ее к себе в город (который находился всего в двухстах километрах), и будут они жить-поживать и добра наживать.
Прожив у Тани неделю, он стал собираться домой. А точнее, делать вид. За эти дни он подарил ей столько чувственного наслаждения (прав был Мастер – после семи лет заключения даже на медведицу залезешь, особенно после водки), что женщина даже похорошела. Щечки розовые, глазки горят. Да Егор еще в доме ее кое-что поделал. Ящики отремонтировал, что болтались на одном шурупе, унитаз подтекающий починил. И красивое блюдо вырезал из фанеры. Для хлеба или печенья.
И Таня его не отпустила! Побоялась, что он ее забудет. Такой молодой, красивый, горячий, умелый… Да его на части разорвут женщины. И что, что сидел? По глупости же попал. Но зона его не испортила. Вон какой интеллигентный, добрый. Только выпивает часто. Но не дуреет же. Лишь ласковее становится!
И остался Егор у Тани. Она устроила его в мебельную мастерскую. Там он сначала очень ценился как работник. Руки золотые! Но потом характер сказался. Полезло из Егора привычное дерьмо. Стал конфликтовать с начальником. Пока не набил ему морду и не был изгнан с работы.
Тане тоже доставалось. Егор перестал с ней церемониться очень скоро. Видел, что она влюблена по уши и будет терпеть его. А еще она хочет ребенка. И все удивляется, почему не может забеременеть. А Егор после своих наркоманских угаров стерильным стал, но об этом он Тане, конечно, не говорил. Пока он в ней нуждался.
К героину Егор не вернулся. Да и водку хоть и пил, но не допьяна. Не как раньше. В другом кайф нашел. В творчестве. Таня учителем рисования была по образованию. Когда-то в школе работала (потом на фабрику мебельную ушла декоратором), и в ее доме было много книг по искусству. Егор их листал. И наткнулся как-то на статью, посвященную архитектору Гауди. Едва глянув на фотографии его работ, он понял, какие именно образы вертелись в его голове. Строения Гауди напоминали природные творения. То ли колонна, то ли тропическое дерево, обвитое лианой. То ли окно, то ли пролом в скале. То ли купол, то ли гигантский гриб. Вот и Егору хотелось создавать деревянные скульптуры, которые… сразу и не поймешь, человеком ли сделаны или над ними сама матушка-природа поработала.
И он начал творить! Таскал из леса пеньки да сучья и отсекал, отсекал все лишнее…
Первой родилась фигурка олененка. Когда Таня взглянула на нее, она воскликнула:
– Какое дивное деревце! – И только потом рассмотрела, что, кроме растения, есть еще и животное. Стройный олененок притаился за стволом, положив мордочку на одну из веток.
Потом была женщина, купающаяся в водопаде. Гном, прячущийся в скале. Застывший в янтаре жук. Все из дерева. И на первый взгляд все творения Егора казались лишь хорошо отшлифованным, облагороженным куском древесины. Корягой причудливой формы. Но стоило сфокусировать взгляд, как начинали вырисовываться детали…
– Тебе нужно выставляться! – сказала как-то Таня. – Это же настоящее искусство.
– Да разве я пробьюсь?
– Я помогу.
– Как?
– Я училась на художника, если помнишь.
– На учителя рисования, – поправил Егор. Но Таня не слушала:
– В моей группе был мальчик. Очень талантливый. Не поступил в Строгановское, пошел к нам, в пед. Сейчас он известный не только в городе, но и в России художник. Я обращусь к нему. Он мне не откажет.
– С чего бы?
– Я была его первой любовью.
И все получилось! Бывший Танин воздыхатель устроил Егору выставку. Посмотрев на его работы, одобрил, но сказал, что этого мало, надо как минимум два раза по столько. Создать еще десять работ для Егора труда не составило. А пока он творил, Таня кормила его и поила. В том числе иногда водкой, потому что трезвый он на нее как на женщину не смотрел, только на свои деревяшки. Но стоило Егору выпить, как он преображался. Переставал быть просто мастером, в нем еще и мужчина просыпался.
Выставка прошла на ура. У Тани оказался еще знакомый журналист. Он написал статью о тюремном самородке (Егор не стал скрывать, что сидел), и люди захотели посмотреть на его работы. К концу выставки на каждой появилась табличка «Продано». Дальше – больше. Егору стали поступать заказы от богатых людей. Многие хотели украсить его скульптурами свои шикарные дачи и охотничьи домики – они идеально в них вписывались.
Егор начал зарабатывать приличные деньги. На первый гонорар купил Тане шубу и плазменный телевизор, о котором она мечтала. После чего бросил ее и ушел к другой. Молодой, красивой, яркой. Такой, о какой всегда мечтал. Но долго он с ней не прожил. Девушка мешала работе и тянула из него деньги. Егор был погруженным в творчество и жадным, потому ушел и от молодой.
Но одному жить тоже не хотелось. Убираться, готовить, стирать, искать женщину для секса, когда приспичит, самому себе говорить, какой он гениальный. Егору требовалась сожительница. Такая восторженная, порядочная и домовитая, как Таня, но молодая и привлекательная. К огромной радости Егора, такая отыскалась довольно быстро. Дочка одного из его заказчиков. Хорошенькая двадцатидвухлетняя девица, влюбленная в его творения, сама захотела с Егором познакомиться. И как только увидела его, сразу влюбилась и в самого мастера. Через две недели он уже жил у нее в шикарной трешке, подаренной папой. Новая избранница Егора была безалаберной, но это вовсе ее не обесценивало, поскольку за порядком в доме следила домработница, она же и готовила.
Это было счастливое время! Егора все устраивало до тех пор, пока девушка не предложила ему узаконить их отношения.
– Жениться? – ужаснулся Егор. – Зачем?
– Я хочу нормальных отношений.
– А они разве ненормальные?
– Нет. Нормальные – это законные. А еще я хочу свадьбу. И путешествие! На Мальдивы.
– Какие Мальдивы? – начал закипать Егор. – Я невыездной!
– Папа все уладит, – беспечно фыркнула барышня. – Так что давай уже делай мне предложение. Кольцо я выбрала и отложила. Можешь съездить купить и завтра за ужином в ресторане преподнести его мне. В бокал класть не надо. Лучше в коробочке!
Она была милой романтической дурочкой. И это Егору нравилось. Вот только женитьба в его планы не входила. Вечером, когда любовница убежала на фитнес, он собрал вещи и съехал. Была у него в запасе одна поклонница. Взрослая, обеспеченная, интересная внешне, а главное, не помешанная на браке после двух скандальных разводов. Плохо только, что жила она с двумя детьми. Но Егору было не до жиру, как говорится, быть бы живу.
С этой женщиной он прожил еще меньше. Не поладил с ее детьми. В итоге ушел. По-английски, как обычно. Но сначала занял у нее крупную сумму якобы на аренду выставочного зала, хотя в деньгах не нуждался. Имел два счета банковских. Но разве бабки бывают лишними?
Он вернулся в родной город, не потому что соскучился по родителям или хотел помириться. Нет, он собирался отсудить у них часть квартиры. Чтоб жизнь им медом не казалась. Избавились от сынка, выгнали из дома да забыли (передачки – не в счет, они как подачка). А вот я напомню о себе! Нате, получите приветик от Егорки!
Поселился он в кои веки не у кого-то, а на съемной квартире. Цены в городе были смешными, вот он и не пожадничал. Хотелось отдохнуть немного от баб и поработать. Егор решил немного поэкспериментировать. Начать создавать скульптуры из глины. Он знал, где ее брать. Детьми они набирали ее в оврагах и лепили всевозможные фигурки. Девочки куколок и животных, а пацаны пистолеты да танки.
Материал был хороший, податливый. Но почему-то не работалось с ним так, как с деревом. Егору не хватало идей. Из грубого материала он создавал нежные скульптуры. Из мягкого же хотел ваять нечто брутальное, даже агрессивное. Но не знал – что…
Пока не оказался в комнате с черным потолком…
Смерть стала его вдохновением!
Глава 4
Он с трудом открыл глаза. Веки слиплись, будто ресницы намазали клеем «Момент». Он знал, что это такое. Как-то в детстве, когда он отдыхал летом в загородном лагере, с ним сыграли злую шутку. Мальчики и девочки ночами наведывались друг к другу в спальни, чтобы измазать лица спящих зубной пастой. Обычно просто закорючки рисовали. Но иногда писали короткие, но обидные слова на лбу или щеках. Например, лох. Или – коза. Егор же пошел дальше. И выводил пастой на лицах девочек слова другого порядка – матерные. Особенно одной доставалось, Вале. Она Егору нравилась, но не обращала на него внимания, и он мстил ей за это. И вот когда пришел черед девочек мазать мальчиков, Валя взяла и вылила на веки Егору клей. Глаза тут же защипало. Он начал тереть их, и стало только хуже. Ресницы слиплись. Слезы текли ручьем…
Вот как сейчас!
Егор обозрел пространство. Сначала картинка было размытой, но он, поморгав, смог сфокусировать зрение. Все то же помещение, те же лица, вот только на одном из них нет привычного апатичного выражения. Оно напряжено, взволнованно и… радостно, что ли? Как у ребенка, который развязывает ленту на подарке. Он сосредоточен, нетерпелив и доволен оттого, что совсем скоро увидит содержимое коробки.
– Красавчик, ты чего это? – спросил Егор у парня, похожего на манекенщика. Именно его лицо привлекло внимание.
– Наручники, – возбужденно выпалил он. – Я могу снять их…
– Да ладно, – не поверил Егор. Он бесчисленное множество раз пытался сделать что-то со своими.
– Тут шуруп разболтался один. Пытаюсь его выкрутить…
Услышав их разговор, голову подняла блондинка с аллергией. Ее красные глаза оживились – в них заблестела надежда.
– Все равно это ничего не даст, – проговорила барышня с русыми волосами, которая постоянно спала. Или делала вид. Она и сейчас сидела с закрытыми глазами.
– Все! – вскричал красавчик, разомкнув руки.
– Ничего себе! – восхитился Егор. – А теперь отвязывай веревки на ногах. Только быстро.
Тот принялся освобождать щиколотки. Через пару минут веревки упали на пол. Красавчик встал со стула.
– Боже, как хорошо-то, – простонал он, с хрустом потянувшись.
– Хватит потягиваться, – рыкнул на него Егор. – Освобождай нас!
– Каким образом он это сделает? – заныла спящая некрасавица.
– Да заткнись уже! – И Егор снова обратился к парню: – Найди что-нибудь острое. Попробуем взломать замки на наручниках.
– Острое? – Парень стал озираться. – Но тут нет ничего…
– Есть нож!
– Где?
– Где-где? Торчит в груди жмурика. Вытащи его.
– Нет, я не смогу, – замотал головой красавчик.
– Хватит уже вести себя как кисейная барышня, будь мужиком.
Тот, закусив губу, прошел к трупу, взялся за рукоятку ножа, потянул…
– Не могу вытащить, – сказал сдавленно.
– Напрягись!
– Подними ногу, – вступил в разговор мужик, сидящий рядом, остряк, который маньяка Дартом Вейдером назвал, – упрись ею в грудь покойника и с силой выдерни нож.
Бедный красавчик едва чувств не лишился, услышав эту фразу. Но надо отдать ему должное, взял себя в руки и проделал все точно по инструкции. Когда нож оказался в его руке, он отбежал от покойника и стал нервно почесываться. Егор сам в периоды эмоционального напряжения ощущал зуд. И иной раз до крови раздирал тело. Поэтому он понимал парня.
– Давай попробуй освободить меня, красавчик.
– Меня зовут Кен.
– Да хоть Барби. Ну же…
Кен подошел к Егору, встал у него за спиной на корточки и начал колдовать над наручниками. К удивлению обоих, справиться с ними удалось довольно скоро. Егор с утробным рычанием освободил руки и начал растирать их.
– Освобождай остальных, – велел он Кену. – Я сам ноги распутаю.
Пока тот обходил пленников с чудо-ножом (ведь это реально было чудом, что обычный человек, а не какой-нибудь домушник, смог им открыть замок), Егор избавил себя от пут. И сразу кинулся к двери. Естественно, она была заперта. Но оказалась не такой основательной, какой выглядела. Да, она была обшита листами железа, но между ней и косяком образовался зазор. Если толкнуть, дверь на сантиметр подается вперед. Значит, запор недостаточно крепок. Возможно, это обычная щеколда. Три здоровых мужика общими усилиями выломают ее.
Вот как сейчас!
Егор обозрел пространство. Сначала картинка было размытой, но он, поморгав, смог сфокусировать зрение. Все то же помещение, те же лица, вот только на одном из них нет привычного апатичного выражения. Оно напряжено, взволнованно и… радостно, что ли? Как у ребенка, который развязывает ленту на подарке. Он сосредоточен, нетерпелив и доволен оттого, что совсем скоро увидит содержимое коробки.
– Красавчик, ты чего это? – спросил Егор у парня, похожего на манекенщика. Именно его лицо привлекло внимание.
– Наручники, – возбужденно выпалил он. – Я могу снять их…
– Да ладно, – не поверил Егор. Он бесчисленное множество раз пытался сделать что-то со своими.
– Тут шуруп разболтался один. Пытаюсь его выкрутить…
Услышав их разговор, голову подняла блондинка с аллергией. Ее красные глаза оживились – в них заблестела надежда.
– Все равно это ничего не даст, – проговорила барышня с русыми волосами, которая постоянно спала. Или делала вид. Она и сейчас сидела с закрытыми глазами.
– Все! – вскричал красавчик, разомкнув руки.
– Ничего себе! – восхитился Егор. – А теперь отвязывай веревки на ногах. Только быстро.
Тот принялся освобождать щиколотки. Через пару минут веревки упали на пол. Красавчик встал со стула.
– Боже, как хорошо-то, – простонал он, с хрустом потянувшись.
– Хватит потягиваться, – рыкнул на него Егор. – Освобождай нас!
– Каким образом он это сделает? – заныла спящая некрасавица.
– Да заткнись уже! – И Егор снова обратился к парню: – Найди что-нибудь острое. Попробуем взломать замки на наручниках.
– Острое? – Парень стал озираться. – Но тут нет ничего…
– Есть нож!
– Где?
– Где-где? Торчит в груди жмурика. Вытащи его.
– Нет, я не смогу, – замотал головой красавчик.
– Хватит уже вести себя как кисейная барышня, будь мужиком.
Тот, закусив губу, прошел к трупу, взялся за рукоятку ножа, потянул…
– Не могу вытащить, – сказал сдавленно.
– Напрягись!
– Подними ногу, – вступил в разговор мужик, сидящий рядом, остряк, который маньяка Дартом Вейдером назвал, – упрись ею в грудь покойника и с силой выдерни нож.
Бедный красавчик едва чувств не лишился, услышав эту фразу. Но надо отдать ему должное, взял себя в руки и проделал все точно по инструкции. Когда нож оказался в его руке, он отбежал от покойника и стал нервно почесываться. Егор сам в периоды эмоционального напряжения ощущал зуд. И иной раз до крови раздирал тело. Поэтому он понимал парня.
– Давай попробуй освободить меня, красавчик.
– Меня зовут Кен.
– Да хоть Барби. Ну же…
Кен подошел к Егору, встал у него за спиной на корточки и начал колдовать над наручниками. К удивлению обоих, справиться с ними удалось довольно скоро. Егор с утробным рычанием освободил руки и начал растирать их.
– Освобождай остальных, – велел он Кену. – Я сам ноги распутаю.
Пока тот обходил пленников с чудо-ножом (ведь это реально было чудом, что обычный человек, а не какой-нибудь домушник, смог им открыть замок), Егор избавил себя от пут. И сразу кинулся к двери. Естественно, она была заперта. Но оказалась не такой основательной, какой выглядела. Да, она была обшита листами железа, но между ней и косяком образовался зазор. Если толкнуть, дверь на сантиметр подается вперед. Значит, запор недостаточно крепок. Возможно, это обычная щеколда. Три здоровых мужика общими усилиями выломают ее.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента