Володарская Ольга. Король умер, да здравствует король

   – А тебе что за дело до этого? – насупилась Марья.
   – Мне-то никакого, а вот тебе, если ты родственница, его хоронить придется...
   – А если не родственница?
   – Тогда ступай себе, а его, – он указал небритым подбородком на Берга, – в безымянной могиле зароют.
   Марья сурово кивнула головой и направилась в таможенное управление, чтоб узнать там, с кем она должна договориться насчет похорон.

Глава 3

   В Москву Марья и Эллина вернулись спустя десять дней. После похорон Алекса Берга двое суток они жили на вокзале, ждали поезда, на котором можно уехать. Но так как те ходили крайне редко, а желающих покинуть город было огромное количество, то занять места удавалось только самым наглым или сильным. Марья, будь она одна, забралась бы в вагон без особых проблем, но у нее на руках была воспитанница, поэтому ей пришлось пропустить три поезда. Но уж в четвертый она забралась одной из первых и заняла самое удобное место.
   ...Когда Марья отперла дверь своим ключом и внесла Эллину в квартиру, где прожила вместе с Бергами больше полугода, то так и ахнула. В ней уже кто-то обитал! Новых жильцов в тот момент в квартире не было, но следы их пребывания присутствовали: в шкафу висели чужие вещи, на кровати лежало лоскутное одеяло (у Бергов отродясь такого не водилось), в ванной сушились подштанники, а на кухонном столе громоздились немытые алюминиевые миски. Марья хотела было спуститься в дворницкую, чтобы обо всем разузнать у дворника Федюньки, с которым у нее были шуры-муры, но пора было укладывать Эллину. Да и самой Марье не мешало отдохнуть. Дорога ее вымотала до предела!
   Марья, качая плачущую девочку, прошла в ту комнату, которая была когда-то детской, но там не оказалось ни одного предмета мебели, только в углу лежал скрученный в рулон ковер. Пришлось укладывать малышку в каминной зале на диване. Сама Марья за неимением еще одного спального места улеглась на полу. Свернулась калачиком, положила под голову свою котомку и моментально уснула.
   В объятиях Морфея женщина пробыла недолго. Из них ее вырвал грозный мужской возглас: «Ты кто такая? И как сюда попала?»
   Марья с трудом разлепила тяжелые веки и увидела перед собой высокого молодого мужчину в кожанке, подпоясанной широким армейским ремнем с кобурой. У него было породистое лицо с холодными голубыми глазами и жестким ртом.
   – Марья я, – испуганно ответила женщина. – Нянька Эллиночки... – И указала на спящую девочку.
   Мужчина посмотрел на Эллину, сурово нахмурив брови, и сухо спросил:
   – Это дочь бывшего хозяина квартиры?
   Марья кивнула.
   – Сам он где?
   – Умер.
   – Другие родственники у ребенка есть?
   – Нет у нее никого, кроме меня!
   Новый обитатель квартиры Бергов задумчиво помолчал, затем сказал приказным тоном:
   – Оставайтесь здесь. Комната в вашем с девочкой распоряжении. Кухней и ванной можете пользоваться. В остальные помещения не заходить. Ясно?
   Хотела Марья ответить утвердительно и на этом закончить диалог, но спохватилась:
   – А как же мебель?
   – Что – мебель?
   – Вся она бывшего хозяина Александра Берга, а коли так – Эллиночкина, и мы должны ее сюда перенести. В нашу комнату.
   – Мебель, как и квартира, теперь собственность государства, – отчеканил он. – Но ты можешь взять самое необходимое, типа кровати и стола. Остальное – не тронь.
   И, развернувшись на каблуках, покинул залу.
   Естественно, Марья не послушалась. Она перетащила в их с Эллиной комнату не только кровать и стол, но и трюмо, и этажерку, и комод, а кроме этого занавески с окна и скрученный ковер. В этом ей помогал Федюнька. Главное же, сундук, который Марья оставляла ему перед отъездом на сохранение, дворник не пропил и не присвоил, а по-честному вернул хозяйке. Возможно, потому, что тот был заперт на большущий замок, и дворник не знал, что внутри масса ценных вещей. Вещи эти: столовое серебро, фарфоровые статуэтки, бронзовые шкатулочки, гравюрки в золоченых рамках Марья украла из хозяйского дома в тот момент, когда Алекс в спешке собирался покидать Россию и за своим имуществом не следил. Вместе с Бергами за границу она уезжать не собиралась, а жить после их отъезда на что-то нужно было. Вот нянька и решила кое-что из антикварных безделушек стянуть. У Александра не убудет – все равно за гроши все распродавал, – а ей польза!
   Теперь же оказалось, что польза не только ей, но и Эллиночке. Будет на что ребенка растить. Вот поспокойнее в стране станет, антиквариат вновь в цене поднимется, и Марья начнет потихоньку безделушки распродавать...
   А из занавесок Эллиночке платьев нашьет, чтоб девочка выглядела как настоящая принцесса.

Глава 4

   Шло время. Марья воспитывала Эллину как родную дочь, но не скрывала от нее правды. «Какая я тебе мама? – смеялась она, когда девочка, научившись говорить первое «ма-а», обращалась к Марье. – Я тебе няня... Повторяй, детка, ня-ня!» Детка повторяла. Когда же стала хоть что-то понимать, нянька объяснила ей, что ее папа и мама умерли, и показала ей единственную сохранившуюся фотографию Александра Берга. А еще она рассказала Эллине, что когда-то вся квартира принадлежала ее семье, и тот дядя, что живет с ними под одной крышей, ей не родственник, а всего лишь сосед.
   Кстати, о соседе. Звали его Андреем Альбертовичем Ярским, и он работал в ВЧК. Марья его как человека терпеть не могла и немного побаивалась. Но о другом соседе не мечтала, поскольку Ярский в этом смысле ее устраивал, как никто, – он практически все время проводил на работе. Еще Андрей Альбертович помог Марье оформить над Эллиной опекунство и утрясти дела с домкомом. Жаль, не стал мешать тому, чтоб к ним новых жильцов подселили, и в тот год, когда Эллине исполнилось пять, их «уплотнили». То есть в квартиру вселили еще пятерых жильцов. Коллегу Ярского Васнецова с женой и двумя сыновьями и одинокого профессора медицины по фамилии Гуляев.
   Марию это не порадовало, а вот Эллину очень: она сразу нашла общий язык с братьями Васнецовыми, и в скором времени они оба стали ее верными поклонниками. Они постоянно из-за нее ссорились, дважды дрались, но стоило какому-нибудь мальчику подойти к их королеве с заигрываниями, как братья мирились и вдвоем давали отпор «врагу». Эллину это забавляло, поэтому она частенько появлялась во дворе с новым «ухажером», чтобы потом с веселым азартом понаблюдать за ходом драки. Иногда она дарила победителю воздушный поцелуй. Но не часто, чтоб не расслаблялись!
   О да, уже в столь малом возрасте девочка умела кружить головы «мужчинам». Эллина была не только хороша собой, обаятельна, умна, весела, главное (для будущей женщины это, бесспорно, главное), она безошибочно определяла, как в данный момент нужно себя с представителями сильного пола вести. Когда поплакать, когда погрустить, когда пококетничать. Да-да, уже в пять она умела кокетничать! А Марья все удивлялась, откуда в Эле эта женская премудрость взялась. Сама она ею не обладала, так что обучить девочку не могла. Да и мать Эллины, покойная Софочка, была ее начисто лишена. И на внешность была скорее мила, чем красива, не то что Эллина. Не ребенок – картинка! Глазищи огромные, губки бантом, щечки пухлые, с ямочками, а темные волосики вьются не беспорядочными кудряшками, как у матери, а красивыми локонами.
   Чем старше становилась Эллина, тем больше ей хотелось знать о родителях. Она постоянно расспрашивала о них Марью, и та рассказывала ей всевозможные истории из жизни Бергов (о том, что ее отец не Александр, а Мойша, Эллина узнала много позже, когда нянька, умирая, бредила). Причем истории эти были почти все вымышленные. Врала Марья без злого умысла, скорее для пользы. Она считала, что ребенку незачем знать о том, что ее папенька с маменькой – жиды, пусть думает, что немцы. К тому же нянька помнила о том, как Беркович мечтал дать девочке другую национальность, так пусть его мечта сбудется хотя бы после смерти.
   ...Росла Эллина быстро, а развиваться начала очень рано. В десять лет у нее уже шли месячные, в одиннадцать сформировалась вполне женская фигура. Эллина превратилась в красивую девушку, выглядела на все пятнадцать, и от поклонников у нее теперь не было отбоя. И этих братья Васнецовы уже не могли поколотить, ведь они были так юны, а за Эллиной теперь ухлестывали взрослые, пятнадцати-шестнадцатилетние парни. Марию это немного пугало, но, видя, как умело ими крутит ее воспитанница, кокетничая напропалую, но не позволяя себе ни единой вольности, она поуспокоилась.
   Все то время, что Эллина росла и развивалась, Марья увядала. Когда она стала нянчить хозяйскую дочку, ей было тридцать восемь лет, теперь же почти пятьдесят. Женщиной она была крепкой, энергичной, но выглядела старше своего возраста – сейчас к ней обращались не «бабонька», а «бабушка». А все потому, что Марья на себя давно махнула рукой и всю себя отдавала Эллине. Она работала на заводе, вечерами убиралась в какой-то конторе, по выходным торговала на рынке, а ночами шила для своей девочки наряды и мастерила украшения. Ее Эллиночка должна была выглядеть и питаться лучше всех и учиться не только в средней школе, но и с педагогами музыкой и танцами заниматься. Чай не какая-нибудь крестьянка, а дочка немецкой баронессы (Марья убедила в этом не только Эллину, но и себя).
   Хроническая усталость и недосыпание няньку и сгубили. Задремала как-то на работе да упала под колеса погрузчика. Насмерть тот ее не раздавил, но покалечил сильно. Марью в больницу отвезли, и она там пролежала около недели без всякой надежды на выздоровление. После ее выписали и отправили домой умирать.
   Спустя три дня Марья скончалась.

Глава 5

   С похоронами помог все тот же Ярский. Да и остальные соседи не остались в стороне: оказали посильное содействие. Всем было жаль Эллину, ведь теперь девочке придется отправляться в сиротский приют или трудовую коммуну. Та и сама это понимала, поэтому все дни плакала, не зная, как этого избежать. Но все разрешилось само собой...
   Как-то ночью к Эллине заглянул Ярский. Он открыл дверь в комнату, где она спала, разбудил ее (но девушка не подала вида, что проснулась) и долго смотрел на малышку Берг. И не равнодушно, как раньше, а жадно. Ярский шарил взглядом по полуобнаженному телу Эллины, а у нее все внутри дрожало. Чутье подсказывало ей, что взгляд этот отражает сумасшедшее желание самца, и она ужасно боялась, что Ярский решит воспользоваться ее невинностью, ее беспомощностью...
   Но Андрей Альбертович не притронулся к ней. Постоял минут десять и ушел. А утром позвал девушку к себе в комнату и сообщил, что решил оформить над ней опекунство. Конечно, если Эллина желает, то может отправляться в приют, а если нет, он готов оказать ей услугу. Все ж не совсем чужая – столько лет бок о бок прожили. «Так что ты выберешь? – спросил он напоследок. – Приют или опекунство?»
   Эллина выбрала последнее. Она хотела жить тут, а не в приюте. Даже если за право остаться в родной квартире ей надо будет расплачиваться своим телом (ведь ясно же, что Ярскому от нее нужно именно это). В конце концов, Андрей Альбертович не стар, не безобразен, он приятен, ухожен, чистоплотен. Лечь с ним в постель будет не противно, только немного страшно...
   Так думала Эллина в то утро. А через несколько недель оказалось, что она ошиблась. Было и противно, и страшно! Страшно, даже несмотря на то, что Эллина, попривыкнув к Ярскому, перестала перед ним робеть. К тому же от нее не укрылось, какое магическое воздействие оказывает на чекиста ее красота, ее свежесть, и она радовалась про себя: он такой же, как все, значит, с ним будет так же легко. Наивная, она привыкла иметь дело с подростками, а не со зрелыми мужчинами, вот и переоценила себя и свои чары. Глупенькая, она совсем ничего не понимала в вопросах интимной жизни, считая, что все сводится к объятиям. Неопытная, она считала, что, разок допустив Ярского к телу, она обеспечит себе спокойную жизнь.
   Прозрение наступило в ту ночь, когда Ярский лишил ее невинности. Грубый, агрессивный, нетерпеливый, он чуть не разорвал Эллину. Ненасытный, он набрасывался на нее еще и еще. Эгоистичный, он не спрашивал, хочет ли его Эллина, и совсем не думал о ее удовольствии. Непреклонный, он брал ее даже тогда, когда она молила его дать ей хоть час отдыха...
   И так всю ночь!
   Из ночи в ночь, из года в год...
   Страшно и противно.
   А еще больно! Особенно в первый раз. Эллина едва сознание не потеряла, когда Ярский взял ее. Утром даже встать не могла, так у нее все болело. Иначе бы она убежала от этого страшного мужчины! Уж лучше в голоде, холоде, под забором, чем в тепле, сытости, но под одним кровом с чудовищем...
   Так думала Эллина, проснувшись после ночи «любви», и продолжала думать еще несколько дней – страшных дней, когда ее нутро разрывалось от адской боли в то время, пока чудовище удовлетворяло свою похоть. А потом она притерпелась. Эллина научилась абстрагироваться от мерзости происходящего и стойко переносить физические муки. Но отвращение к сексу у нее осталось на всю жизнь. Ни с одним из многочисленных любовников она не только не получала удовольствия (включая любимого Малыша), но даже не испытывала ни к одному из них плотского влечения (к Малышу испытывала, но как только дело доходило до секса, она словно льдом покрывалась). Ярский сделал ее фригидной. Но в то же время помог осознать главное: секс – это то оружие, которым настоящая женщина может победить мужчину. Уяснив это в возрасте двенадцати лет, Эллина всю оставшуюся жизнь добивалась своих целей через постель. Противно, конечно, но терпимо, а главное – действенно!

Глава 6

   Прошло два года с тех пор, как Ярский стал опекуном Эллины. За это время Васнецовы успели переехать, а их комнату занял другой коллега Андрея Альбертовича, некто Клюев, который вскоре женился и привел в дом молодую супругу. Еще каминная зала лишилась своего главного атрибута – камина, его разобрали и увезли куда-то – наверное, на дачу какого-нибудь большого человека. В остальном же все было по-старому. А вот сама Эллина очень изменилась. За это время она превратилась в настоящую женщину. И еще больше похорошела. Исчезла подростковая угловатость, во взгляде Эллочки, кроме озорства, появилась томность зрелой дамы. Бутон ее женственности к пятнадцати годам полностью раскрылся. А раскрывшись, очаровал всех мужчин, включая обитавших с ней под одной крышей холостого доктора и женатого чекиста. От Ярского это не укрылось, и он стал бешено ревновать свою «дочь».
   Ревность эта проявлялась страшным образом. Если Клюевы, ссорясь, кричали, обзывались, иной раз швыряли что-нибудь друг в друга, то Ярский устраивал Эллине совсем другие сцены: иногда душил ее, иногда выкручивал руки, иногда хлестал по щекам, но все это в полнейшей тишине. Молчал сам и Эллине пикнуть не позволял! Стоило ей приоткрыть рот, как он зажимал его своей большой ладонью так сильно, что девушке нечем было дышать, и принимался бить ее еще больнее и яростнее. После экзекуции он, как правило, насиловал Эллину. А потом запирал в комнате на целый день, оставляя таз для того, чтобы было куда справить нужду.
   Вот тогда Эллина его по-настоящему возненавидела! Чувство неприязни, испытываемое ею к Ярскому, переросло в такую мощную ненависть, что девушка стала мечтать об одном – чтоб он умер. «Хоть бы он сдох, – денно и нощно думала она, памятуя о том, что мысли могут материализоваться. – И я спляшу на его могиле...»
   Но Ярский и не думал умирать. Он был здоровым мужчиной в полном расцвете сил, в ГПУ (оно пришло на смену ВЧК) уже несколько лет занимался кабинетной работой, поэтому не сталкивался с преступниками лицом к лицу, так что надеяться на то, что его убьют в какой-нибудь перестрелке, не приходилось.
   Но однажды ночью во время очередного полового акта из лона Эллины хлынула кровь. Перепуганный Ярский вынужден был обратиться за помощью к соседу-медику. Гуляев, оказав пациентке первую помощь, долго смотрел на чекиста. В его взгляде читались осуждение и гадливость, но он справился с собой и ничем не выказал своего отношения к Ярскому, только сообщил:
   – У девочки внематочная беременность. Ее нужно везти в больницу и оперировать... – И, сокрушенно качнув головой, добавил: – Не знаю, сможет ли она после этого родить!
   Эллину отвезли в больницу, оперировали, но выписали не скоро. Девушка очень плохо себя чувствовала, постоянно жаловалась на боли. Врачи недоумевали, откуда они берутся, ведь все уже зажило (молодой организм быстро справился с болезнью), не догадываясь о том, что Эллина просто-напросто симулирует. Ей так нравилось в больнице, где все с ней были ласковы, заботились о ней, а главное – не домогались, что хотелось здесь остаться навсегда. Но сказка кончилась через месяц. Эллину все же выписали.
   Когда Ярский приехал забрать «дочь», медики настоятельно рекомендовали ему отправить девушку на воды. Тот, вняв совету врачей, купил ей путевку в Кисловодск. Эллина была на седьмом небе от счастья, ведь сам он отправиться с ней не мог – работа.
   Первая неделя пролетела как один день. Эллина окрепла, воспряла духом и вновь обрела свое очарование. У нее тут же появилась толпа поклонников. Из них девушка выделила одного, самого молодого, романтичного, прекрасного, и позволила ему за собой ухаживать. Юноша дарил Эллочке цветы, посвящал ей стихи и постоянно целовал ее некрасивые кисти. Эллина почти влюбилась в него и решила отдаться – тогда она еще надеялась на то, что с другим партнером найдет в сексе прелесть. Но она ошиблась! Никакого удовольствия она не получила. Но зато ей не было ни больно, ни страшно и не противно... Никак! Все равно что перетерпеть не очень приятную процедуру, такую, например, как принятие вонючей грязевой ванны.
   Встречалась Эллина со своим кавалером на природе. Они уходили подальше от людей и предавались радостям секса под открытым небом. Перед отъездом влюбленные решили устроить прощальное свидание в горах, ведь это было так романтично – встретить рассвет на фоне вершин.
   А в то самое время, когда Эллина со своим кавалером выходила за ворота пансионата, к нему со стороны железнодорожной станции приближался Ярский. Истомившись в Москве без своей «дочери», изойдя от ревности, соскучившись и осознав в разлуке, как сильно любит эту девочку (он действительно любил ее – по-своему, но любил), Ярский решил за ней приехать. Решение это пришло к нему спонтанно, вот почему он отправился в Кисловодск, никого не предупредив. И когда он, сгорая от желания поскорее увидеть Эллину, торопливо шагал к воротам пансионата, она вышла из них под руку с другим. Ярский встал как вкопанный, увидев молодых людей. Они, не заметив его, удалились в сторону гор, он двинулся следом.