Волознев Игорь
Неизвестное путешествие Синдбада

   И. ВОЛОЗНЕВ
   Неизвестное путешествие Синдбада
   Совершив шесть путешествий, Синдбад поклялся никогда более не покидать пределов Багдада. Хватит с него морских бурь, кораблекрушений, джиннов и пустынных островов. Много раз он оставался жив лишь чудом, и снова испытывать судьбу было бы с его стороны жестокой неблагодарностью по отношению к тем таинственным силам, которые хранили его и в конце концов привели к мирной пристани родного дома. И Синдбад неизменно отвечал отказом на заманчивые предложения знакомых купцов отправиться с ними в дальние экспедиции, сулящие, по их словам, большие барыши. С него было довольно тех богатств, которые достались ему во время последнего путешествия. Однажды он отправился на городской базар взглянуть на иноходцев, большую партию которых пригнали из знойных Аравийских степей. Сопровождаемый слугой, он неторопливо шел по запруженной народом базарной площади, всякий раз останавливаясь, когда видел диковинные, привезенные издалека вещи, и заговаривая с торговцами. Здесь, среди разноязыкого говора, смеха, шума, ржания лошадей, выкриков водоносов и торговцев пирожками, среди гор сверкающих апельсинов, душистых лимонов, персиков, гранатов, расстеленных тканей и ковров, серебряных и медных блюд, кубков и кувшинов, в непрерывно текущей людской реке Синдбад забывал о своей тяге к странствиям. Кого только не увидишь в торговых рядах! Индийцы, персы, франки, турки, негры, даже приезжие из далекого Китая - все здесь, все расхваливают свой товар. Недаром Багдад назывался Городом Мира! В толпе сновали носильщики, купцы, женщины в чадрах и странствующие дервиши в запыленных лохмотьях; над головами плыли круглые зонты богатых вельмож важно шествующих в сопровождении рослых рабов; показывались и богатые носилки, в которых, скрытые парчовыми занавесями, возлежали жены приближенных султана. Походив по рядам, где были выставлены горячие аравийские кони в драгоценных уздечках, Синдбад направился к лавкам, в которых торговали узорчатыми шелками, доставлявшимися в Багдад по Великому Шелковому Пути, а также румийскою, затканной золотом парчою и дамасскими саблями, чьи лезвия были тонки, как волос, и крепки, как зубы ифрита. Близился полдень. Изрядно вспотев и чувствуя усталость, Синдбад свернул в одну из узких улочек, прилегающих к базару. Стиснутая высокими стенами, она была в постоянной тени, и вдоль нее располагались маленькие уютные кофейни и лавки, в которых торговали изделиями золотых дел мастеров. Торговцы сидели у дверей, грызли фисташки и сухой миндаль и приветливо заговаривали с прохожими. Тут на углу находилась баня, куда Синдбад неизменно наведывался во время своих походов по базару. Зашел сюда он и на этот раз. В бане его вымыли, распарили тело и размяли суставы, причем каждый сустав громко щелкнул, подстригли и подравняли его черную шелковистую бороду, обрили голову, надушили и напоили розовой водой, подслащенной сахаром и охлажденной снегом. В новом, сверкающем белизной тюрбане, шелковом полосатом халате и в высоких сафьяновых сапогах, подбитых серебряными подковами, Синдбад продолжал путь. Возле кофейни он встретил знакомых купцов, с которыми ему некогда доводилось плавать, и дружески разговорился с ними. Купцы повели Синдбада смотреть товары, привезенные ими из Индии. По дороге они рассказывали о диковинах и чудесах этой далекой страны, и Синдбад снова, в который раз, пожалел о своей клятве. Слушая своих спутников, он тяжело вздыхал и завидовал им. Расставшись с мореходами, проголодавшийся Синдбад свернул в духан. Омыв руки и вознеся благодарственную молитву Аллаху, от отведал чудесных жареных цыплят и рисового пилаву, которого нигде во всем Багдаде не готовили так хорошо, как здесь. А когда он выходил из духана, его окликнула старая цыганка, сидевшая у стены перед большим круглым блюдом, наполненным водой. - О Синдбад, не торопись проходить мимо своей судьбы,- сказала она, протягивая к нему руки.- Я умею предсказывать будущее. Задержись возле моего блюда, и тебе откроется то, что произойдет с тобой в самое ближайшее время. Синдбад подал ей серебряный дирхем и присел рядом. - Ты и в самом деле умеешь предсказывать? - спросил он.- В таком случае, скажи мне, когда прибудут мои корабли, которые я отправил с богатыми товарами в страну Офир. Уже два года, как я не имею от них известий. Цыганка опустила в воду палочку и начала размешивать ею разноцветные шарики, устилавшие дно блюда. Прошла минута, и Синдбад, следивший за ее действиями, вскрикнул от изумления: узор из шариков неожиданно составился в картинку изображавшую корабль. Синдбад его тотчас узнал. Это был один из кораблей, отправленных им в Офир! Цыганка простерла руки над блюдом и пробормотала заклинание. Вода забурлила, над ней стал подниматься пар. Цыганка ловила его ладонями, впитывала его в кожу рук и говорила негромко, полузакрыв глаза: - О Синдбад, твои корабли сегодня на рассвете прибыли в Басру. Завтра ты получишь известие об их возвращении. Торговля в заморских странах была удачной, и трюмы твоих кораблей наполнены товарами, которые ты с выгодой продашь в Багдаде. - Благодарю тебя, о цыганка! - воскликнул обрадованный Синдбад и протянул ей золотой динар. - Ты получишь еще десять монет, если твое предсказание исполнится! Цыганка снова перемешала узор цветных шариков, и Синдбад изумился пуще прежнего: из воды на него глядело его собственное лицо! Невозможно было понять, шарики ли это по воле колдовства сложились в подобный узор, или дно блюда сделалось зеркальным. Вода продолжала бурлить и пар поднимался, улавливаемый чуткими руками старой гадалки. - О пророчица, что еще открылось тебе? - охваченный любопытством, спросил Синдбад. - На этот раз предсказание будет касаться тебя самого,- сказала старуха. - Волшебная сила этого блюда говорит мне, что скоро тебе предстоит отправиться в путешествие. - Это невозможно, о досточтимая гадалка. Я поклялся именем Всемогущего Аллаха не пускаться в новое странствие, хватит с меня тех невзгод и лишений, которых я натерпелся за долгие двадцать пять лет моих скитаний. Я твердо намерен сдержать обет и никакая сила не вынудит меня по доброй воле покинуть Багдад. Цыганка некоторое время молчала, почти касаясь ладонями поверхности воды. - О Синдбад, это странно и непостижимо, - сказала наконец она,- но провидческий дух, заключенный в блюде, говорит мне, что тебе суждено отправиться в такие отдаленные страны, которых ты не достигал за шесть прежних своих путешествий, и что страшные и удивительные события произойдут с тобой. И никто в Багдаде не заметит твоего отсутствия... Прорицатель говорит мне, что ты останешься в городе... - Но возможно ли, - изумился Синдбад, - чтобы я отправился в путешествие и в то же время остался в Багдаде? - Я передаю тебе то, что внушает мне дух-прорицатель,- сказала цыганка.Мне самой непонятно его пророчество. Как бы там ни было, о Синдбад, но удивительные события ожидают тебя уже сегодня. Синдбад в задумчивости погладил бороду. Он не сводил глаз с иссохшихся морщинистых пальцев старой цыганки, простершихся над бурлящей водой, и в душе его нарастал страх. Протянув цыганке еще один золотой, он пробормотал: - Что еще, о цыганка, говорит тебе волшебная сила блюда? - Ничего,- молвила цыганка и отдернула руки от воды. Бурление в блюде прекратилось и узор цветных шариков уже не составлял ничего. - Никто не заметит твоего отсутствия и никто, кроме тебя, о Синдбад, не узнает о твоем путешествии, - повторила цыганка. - Так было сказано мне. Я передаю пророчество духа. Поблагодарив цыганку, Синдбад направился вдоль улицы. Вспомнив о том, что завтра утром он должен узнать о прибытии я Басру своих кораблей, он удивился противоречивости предсказания: как же он узнает о них завтра, когда он, по словам цыганки, уже сегодня отправится в путешествие? Он вернулся к духану, чтобы подробнее расспросить об этом старуху, но там, где она сидела, стояли теперь бочки с оливковым маслом и одноглазый торговец громко зазывал народ, приглашая всех попробовать свой товар. Страх и изумление овладели Синдбадом. Он двинулся по базару, не замечая разложенных товаров и многолюдной толпы, думая только о странном пророчестве, внутренне страшась предстоящего путешествия, удивляясь ему и не веря. Но скоро суета большого пестрого базара отвлекла его мысли, развеяла страхи и на душе у него стало спокойнее. Он уже сомневался не только в словах старой цыганки но и в самом ее существовании. А не уснул ли он в духане на мягком ковре, после сытного обеда, и не приснилась ли ему встреча со старой прорицательницей? - думал он. Сам не заметив как, он вышел к набережной Тигра. На воде покачивалось множество лодок и фелук; здесь, на берегу, тоже кипел оживленный торг. Моряки, купцы и торговцы рыбой разложили товар прямо на набережной. Рыб продавали на вес и на длину, разрубали их на куски и тут же, в больших сковородах, жарили в масле, и находилось немало желающих отведать горячее кушанье. У дальнего причала стояла большая толпа. Люди отталкивали друг друга локтями, вытягивали головы и старались протиснуться поближе к середине. Синдбад послал слугу узнать, что там такое. - О хозяин, продают диковинную рыбу,- сказал, вернувшись слуга. - Она плоская и широкая, как камбала, на голове ее рог, а пасть усажена двойным рядом острых зубов. В толпе стоят бывалые купцы и капитаны, и все удивляются. Никто никогда не видел такой рыбы. Синдбад, заинтересовавшись, вошел в толпу. Узнав знаменитого путешественника, моряки и купцы дали ему дорогу, и Синдбад, приблизившись, оглядел удивительную рыбу. По словам торговца, которому она принадлежала, ее привезли с берегов Африки в бочке, наполненной водой, и теперь, показывая публике, ее непрерывно поливали, чтоб она не умерла. Присутствовавшие обратились к Синдбаду с расспросами, но путешественник вынужден был признаться, что ион видит подобное создание Аллаха впервые в жизни. Влажная кожа рыбы жемчужно переливалась на солнце; блестели белые зубы; круглые и красные, как рубины, глаза бессмысленно пучились на людей. - Продаю ее за двадцать золотых динаров! - объявил торговец. - Это дорого, но чудо-рыба стоит того. Ее мяса не пробовал сам султан! Услышав цену, многие в толпе закачали головами. Кое-кто сразу отошел в сторону. Синдбад вскинул руку: - Я покупаю! Доставь ее сегодня же в мой дом и там ты получишь деньги сполна. Ахмед покажет тебе дорогy,- и он кивнул на слугу. - Будет исполнено, о господин, - с низким поклоном ответил торговец и немедленно распорядился опустить рыбу в бочку, а бочку погрузить на телегу, запряженную двумя крепкими мулами. Синдбад не стал дожидаться, пока телега двинется в путь по узким и кривым городским улицам. Он отправился домой, на ходу перебирая четки и шепча благодарственные мопитвы Аллаху, который послал ему сегодня такую диковинную рыбу. Солнце уже низко стояло над куполами и минаретами Багдада, когда Синдбад вернулся в свой большой дом на Зеленой улице. Здесь его дожидались знакомые купцы и капитаны и, как всегда за вечерней трапезой, начались разговоры о путешествиях и заморских странах. Вначале гости рассказали о том, что сами видели, а затем поведали Синдбаду слухи и легенды, услышанные ими с чужих уст. Это были истории о морских джиннах, насылающих бурю, о городах в океанской пучине, о людях с крокодильими головами, о реках, таких длинных, что если плыть по ним, то можно добраться до небесной страны, о горных долинах, где в земле разверзаются громадные трещины, поглощая целые караваны, и будто трещины те не что иное, как глотки подземных великанов, и о многом другом, вызывавшем удивленные возгласы и покачивание головами. Удовлетворив любопытство хозяина, гости приготовились послушать и его самого. Тот не заставил себя долго упрашивать. На крышы Багдада опустился синий звездный вечер, а Синдбад, увлекшись, все говорил о летающих людях, об одноглазых великанах, долине алмазой и гигантской птице Рухх. Время близилось к полуночи, когда гости поднялись с ковра и начали прощаться с хозяином. В эту минуту в комнату вошел Ахмед и доложил, что диковинная рыба, купленная сегодня на набережной Тигра, доставлена в дом. Синдбад тотчас пригласил гостей пойти взглянуть на нее. Все гурьбой отправились вниз, и после в просторном помещении кухни долго не умолкали восторженные возгласы. Никто из гостей не мог припомнить, чтоб когда-нибудь видел что-либо подобное. Лишь один старый капитан, сорок лет проплававший в южных морях, узнав, что рыба поймана у берегов Африки, задумался и спросил у Синдбада: - Не о том ли побережье Африки идет речь, где обитает племя карликовых негров? - О почтенный капитан, даже не знаю, что ответить тебе, - сказал Синдбад. - Торговец, у которого я купил рыбу, сообщил только, что она доставлена с берегов Африки. Но скажи, неужели ты слышал о подобных рыбах? - О Синдбад, - ответил капитан, - в годы моей молодости один купец, который снаряжал экспедиций за бивнями морских слонов, ныне уже покойный, как-то рассказывал мне, что возле берега карликовых негров проходит течение, столь быстрое, что его не может преодолеть ни один корабль. Откуда, из каких мест оно идет - никто не знает, но, видно, идет оно из мест необыкновенных. На омываемом им берегу часто находят выброшенных на песок рыб и животных, о существовании которых никто доселе не ведал. Ручаюсь головой, что и эта рыба принесена тем течением. Немалый, должно быть, путь она проделала, прежде чем оказаться у африканского берега! - Неисчерпаемы чудеса подлунного мира, - задумчиво сказал Синдбад, - и не родился еще смертный, который познал бы их все. Да и возможно ли познать их? Лишь одному Аллаху доступно это. Так будем же довольны, о друзья мои, теми немногими знаниями, которые открыты для нас по его милости. Прощаясь, он пригласил гостей явиться к нему завтра утром, чтобы отведать чудесной рыбы. И тут же приказал повару Касиму немедля приступить к ее разделке. Гости разошлись, а Синдбад после вечернего омовения и молитвы приготовился было отойти ко сну, как вдруг вбежала взволнованная служанка и закричала, что на кухне подрались повар Касим и привратник Мустафа. Синдбад в ночном халате спустился на кухню и тотчас понял, из-за чего повздорили слуги. Возле вспоротой туши рыбы лежали извлеченные из нее внутренности, и в этой груде кишок и объедков виднелось горлышко потемневшего от времени сосуда. - Мой кувшин! - размахивая руками, кричал Мустафа. - Я первым увидел его! - Но разделывать рыбу поручили мне, - отвечал Касим, норовя треснуть его кулаком по носу. - Я хозяин на кухне, и рыбьи внутренности принадлежат мне! - Ну и бери их, а кувшин отдай! - Ишь, чего захотел! Убирайся отсюда! - Без кувшина не уйду! - Ах вы, нерадивые слуги, - громовым голосом закричал Синдбад, хватая подвернувшуюся ему под руку палку для раскатки теста. - Так-то вы преданы мне! Так то вы заботитесь о благополучии и приумножении богатств моего дома! Прочь отсюда, шакалы, и не показывайтесь мне на глаза, пока не остыл мой гнев!.. Говоря это, Синдбад принялся охаживать палкой их спины с таким усердием, что те взвыли, и на четвереньках, не смея встать с колен, выбежали из кухни. Синдбад поднял кувшин и осмотрел его. Он был тяжел и несомненно сделан из золота, которое потемнело от продолжительного пребывания в морской воде; узкое горлышко было запечатано печатью с оттиснутыми на ней непонятными знаками. Дивясь, Синдбад вернулся с кувшином в комнату, поставил его на пол и зажег светильник. В доме воцарилась тишина. Из больших распахнутых окон струился серебристый свет звезд, соперничая с колеблющимся огоньком в лампе. Синдбад, вооружившись ножом, аккуратно срезал печать. Не успел он это сделать, как пробка вылетела из горлышка сосуда и пронеслась на расстоянии мизинца от головы Синдбада. Летела она с такой скоростью, что, задень она голову, все бы на этом кончилось для знаменитого путешественника. В страхе Синдбад выронил кувшин из рук. Из горлышка повалил черный клубящийся дым и все явственнее тряслись поя и стены дома. На ослабевших ногах Синдбад отполз в угол и, дрожа, смотрел, как дым черным столбом поднялся до потолка и начал сгущаться, принимая очертания большого уродливого джинна. Голова джинна походила на череп, изо рта высовывались страшные клыки, звериные глаза светились, как уголья, две громадные длинные руки, похожие на клешни исполинского краба, шевелили когтистыми пальцами и тянулись к Синдбаду. У несчастного купца отнялся язык, он лишь стонал от ужаса и вжимался в стену... Джин захохотал, наслаждаясь испугом своего спасителя. - Я джинн Зумдада ибн Джалиджис,- сказало страшное существо, и голос его походил на шипенье сотни змей. - Я обладаю свойством читать мысли не только людей, но и колдунов, и ифритов, и пророков. Я могу превратиться во что угодно, в любой предмет, в тварь или в человека. Когда-то благодаря своим способностям я стал могущественнейшим из джиннов. Меня боялись, передо мной трепетали. Сам великий царь всех духов Сулейман ибн Дауд опасался меня, и не напрасно: замыслив возвыситься не только над людьми и джиннами, по и над святейшими праведниками и пророками, я принял облик самого царя Сулеймана и почти целую минуту восседал на его божественном троне! Целую минуту небеса, воды и вся земля повиновались мне! Тут у джинна засверкали глаза, страшно затряслись руки и он разразился рыданиями и проклятиями. - Но мое торжество продолжалось лишь одну краткую минуту... Царь Сулейман и небесное воинство свергли меня с престола и в наказание за гордыню заточили в сосуд, бросив его в океанскую бездну. Я был обречен вечно томиться в этой постылой темнице. Но прошли века и тысячелетия. На небесах, как видно, обо мне забыли, предоставив сосуду носиться по воле волн, как ему заблагорассудится. И судьба сжалилась надо мной. Я свободен! Я могу превратиться во что захочу, я стану тобою, о мой злосчастный спаситель, а назавтра - правителем этого города и всей страны, и никто не заметит подмены.. - и джинн захохотал.- А чтобы никто ни о чем не узнал, я убью тебя. Я превращу тебя в таракана и раздавлю одним ударом пятки! А став тобою, я проникну во дворец султана я облекусь в плоть вашего повелителя. Затем соберу армию и двинусь покорять все четыре стороны света... Как жаль, что ты этого не увидишь, несчастный купец. Ты будешь мертв... - О джинн,- подал, наконец, голос опомнившийся Синдбад. - Я не могу прийти в себя от изумления... Я не верю своим глазам... Это невозможно... Джинн вперился в яего пылающим взглядом и сказал: - Я прочел твои мысли и знаю, что тебя удивило. Ты не можешь взять в толк, как я, такой громадный, поместился в этом ничтожном сосуде. - Ты прав, о джинн. Именно об этом я и хотел у тебя спросить... - То, что недоступно для смертного, с легкостью сделает самый заурядный ифрит, - сказал ибн Джалиджис. - И все же я не поверю, пока не увижу собственными глазами, как это произошло, - сказал Синдбад. - Ха-ха-ха-ха! - расхохотался великан. - Да если я захочу, я помещусь не то что в этой бутылке - в наперстке, в иголочном ухе, да в чем угодно!.. Ха-ха-ха-ха! - Нет! Нет! Не могу поверить!- восклицал Синдбад. - Я читал в древних книгах, что этого не мог сделать даже сам Сулейман! - Сулейман не мог, а я могу!- хвастливо молвил джинн.- Потому что я самый ловкий, самый хитрый, изворотливый и могущественный из всех джиннов в подлунном мире! - И самый хвастливый, - набравшись смелости, возразил Синдбад. - Того, что не мог сделать сам Сулейман, джинну и подавно не совершить. Я человек торговый и меня не проведешь. Я знаю, что почем в этом мире. - Ты обвиняешь меня во лжи? - заревел джинн, и от его громового голоса затряслись стены. - Я, конечно, тебя убью, но в начале докажу правоту моих слов. Перед смертью ты убедишься в моем могуществе, о Синдбад. Смотри же. И джинн, заклубившись в воздухе черным дымом, начал засасываться в горлышко сосуда. Рука Синдбада потянулась к лежавшей неподалеку печати. Дым наполовину ушел в сосуд и вновь превратился в джинна, но теперь перед Синдбадом возвышалась лишь верхняя половина туловища; нижняя половина находилась в сосуде. - Не верю,- твердил Синдбад.- Это невозможно. Такой большой джинн в таком маленьком кувшине ни за что не поместится! Джинн в ярости потряс кулаками. - Не веришь, о несчастный? - крикнул он и, снова превратившись в дым, продолжал затягиваться в горлышко. Сжимая в руке печать, Синдбад пополз к сосуду, в который затягивались последние остатки дыма. Но эти остатки, однако, не затянулись окончательно. Дым обрел очертания уродливой головы, насаженной на горлышко сосуда. Клыкастая пасть раскрылась и проревела: - Теперь-то ты убедился? - Как-я могу убедиться, когда твоя голова больше самого кувшина? воскликнул Синдбад, всплеснув руками, и еще ближе подполз к сосуду. Глаза джинна сверкнули красным огнем и уставились прямо в глаза приблизившемуся Синдбаду. - А-а-а-а!.. - вдруг заревел джинн страшным ревом, голова затряслась, глаза налились кровью, а кувшин подпрыгнул в воздухе. - Я прочел твои мысли, о коварный! В твоей руке печать Сулеймана, которой ты хотел вновь замуровать меня в этом проклятом сосуде! Нет предела человеческому злодейству и не зря я поклялся убить того, кто освободит меня... И дым со страшной силей повалил из горлышка, отшвырнув Синдбада к стене, и через нескодько мгновений перед Синдбадом вновь стоял джинн. Лицо его кривилось от ярости, вздымалась грудь, когтистые пальцы скрючивались и тянулись к Синдбаду. - Превратить тебя в таракана и раздавить - это было бы величайшей милостью по отношению к тебе!- дрожащим от злости голосом сказал ибн Джалиджис. - Нет, ты не заслуживаешь такой смерти. Твоя смерть будет мучительна и ужасна! Я превращу тебя в жабу и буду медленно поджаривать на огне этого светильника. Ты будешь корчиться в жесточайших муках, и не будет для меня слаще зрелища, чем вид твоих страданий, презренный обманщик. Тут Синдбад, переборов ужас, - вскричал в последней надежде: - Погоди, о джинн, ведь ты хотея превратиться в меня! Как же ты станешь Синдбадом, когда меня не будет? Кто сможет оценить по-достоинству твое превращение в меня, как не я сам? А я очень сомневаюсь, что ты будешь похож на меня, ведь у тебя голос - как труба, а руки - как клешни. И потом, куда же ты денешь клыки? Джинн, ни слова не ответив, закружился в воздухе дымным вихрем; минута и вихрь сузился до размеров человеческой фигуры и превратился в точную копию Синдбада - в такой же белой чалме и в полосатом халате. Перед Синдбадом стояло его зеркальное отражение. Даже лицо у двойника было такое же побледневшее и испуганное. - Ха-ха-ха-ха! - лже-Синдбад расхохотался, и смех у него был точь-в-точь как у настоящего Синдбада. - Теперь я - Синдбад! - крикнул джинн. - Мне принадлежит твой дом, твоя жена, твои слуги, твои корабли и товары. А завтра я превращусь в султана и мне будет принадлежать весь Багдад! Ха-ха-ха-ха!.. - В меня превратиться немудрено, когда я нахожусь тут, перед тобой,слабым голосом проговорил Синдбад. - Но как же ты превратишься в нашего досточтимого султана? - В тот самый миг, когда увижу его - ответил джинн. - Значит, ты не можешь превратиться в то, что никогда не видел!воскликнул Синдбад.- А стало быть, ты не настолько могущественен, как утверждаешь. Сможешь ли ты превратиться в то, чего сейчас в комнате нет? - Презренный червяк, - сказал джинн. - Ты говоришь смешные вещи. Смотри! Снова заклубился вихрь, и двойник Синдбада превратился в огромного крокодила, разевающего страшную зубастую пасть. - Убедился? - проревел крокодил голосом джинна. Очертания крокодила расплылись и клубящийся дым обрел очертания громадного тигра. Оглушительный рык заставил Синдбада вжаться в угол. - Ты сказал, что можешь читать мысли, - стуча зубами, выдавил Синдбад. - Да, это так! - прорычал ибн Джалиджис. - А этим свойством может похвастаться не всякий чародей! - Значит, ты можешь превратиться и в то, что я сейчас мысленно представлю себе? - Для меня это сущий пустяк. Я сделаю это, чтобы окончательно рассеять твои сомнения и убить тебя со спокойной душой, лишний раз показав свое могущество. И тут тигр, близко подойдя к затрепетавшему Синдбаду, вперил в него красные глаза. Синдбад протянул ладонь и вообразил на ней маленького комарика. Тигр вновь превратился в дым, заклубившийся с пронзительным свистом. Затем дым стал стремительно сжиматься и вскоре его сгусток сделался крохотным, свист уже походил на писк, мгновение - и на ладонь Синдбада опустился комар. Глаза Синдбада загорелись от радости, он взмахнул другой ладонью и что было силы треснул ею по комару. Но-о ужас! - разжав ладони, он убедился, что коварному джинну ничего не сделалось, комар пищит, и этот писк очень походит на смех... Синдбад облился холодным потом, закрыл глаза и, застонав, без сил опустился на ковер. Чья-то нога, обутая в сафьяновую туфлю, грубо ударила его по голове. Синдбад поднял глаза и увидел перед собой джинна Зумдада ибн Джалиджиса, принявшего облик самого Синдбада. Глаза джинна налились кровью, он весь трясся от гнева. - О коварнейший из смертных!- проревел, обретя дар речи, ибн Джалиджис.Даже та мучительная смерть, которую я приготовил для тебя, является слишком легким наказанием за твою наглую выходку! Ты задумал погубить меня, могущественнейшего из джиинов, словно я какая-то букашка, которую можно просто так взять и прихлопнуть ладонью, оставив от нее мокрое пятно! Ты будешь убит, но мучения твои будут долгими, очень долгими... И двойник Синдбада, задумчиво насупив брови и заложив назад руки, заходил по комнате. Десятки самых разнообразных смертей приходили на ум мстительному джинну, но он отвергал их одну за другой, считая их слишком легкими для такого преступника, как Синдбад. Настоящий же хозяин дома лежал у стены, совершенно оцепенев от ужаса.