Страница:
Мама распахнула дверь в ее комнату… и завизжала.
Ирка прыгнула. Привычным, до автоматизма, движением отшвырнула маму в сторону, выводя ее из-под возможного удара. Пнула дверь и перекатом нырнула в комнату. Винтом от пола вскочила на ноги – со стальным щелчком на кончиках пальцев выметнулись длинные когти. Замерла посреди комнаты, хищно горбя спину и медленно поворачиваясь – в горле клокотал рык, а мгновенно выросшие клыки оттопыривали верхнюю губу.
Ну? Кто здесь? Кто посмел? Выходи! Черти? Змеи? Ведьмы? Духи?
В комнате не было никого. То есть совсем. Абсолютно.
Ирка остановилась. Постояла, недоуменно вертя головой – может, она недосмотрела? Или недопоняла?
Ни движения. Ни звука. Был кто и сбежал? Просочился сквозь стену – а что, бывало пару раз… Просачивались.
– Мам! – окликнула маму Ирка, возвращаясь к двери. – Так кто здесь был? Ты чего кричала-то? Мам! – Ирка выглянула в коридор. – Ма-маа!
В коридоре мамы не было.
– Мама! Мама, ты где?
Снизу послышался слабый стон.
– Мама! – Грохоча ступеньками, Ирка ссыпалась вниз по лестнице.
Обеими руками держась за голову, мама сидела на нижней ступеньке лестницы, а из кухни к ней уже мчались Тео и бабка.
– Мама, что случилось? Та що ж таке трапылося, пожар чи землетрус, чи шо? Was is passiert, meine Liebe?[4]
Мама подняла на Ирку затуманенные глаза и ломким голосом сказала:
– Она взорвалась!
– Кто? – в один голос выдохнули Ирка, и бабка, и Тео.
– Бомба на пороге твоей комнаты, – кривя губы в жалком подобии улыбки, пролепетала мама.
Ирка, бабка и Тео обалдело переглянулись.
– Бомба? На пороге? В спальне у девочки? – слабым голосом повторил по-немецки Тео и, вытащив из кармана трубку, выставил ее перед собой, как пистолет, словно собирался отстреливаться от неведомых террористов.
– Бомба, – слабо кивнула мама и тут же со стоном обхватила голову ладонями, поддерживая, точно до краев налитую чашу. – Я открыла дверь, а меня… меня… Вдруг как подбросит в воздух – почти до потолка! Перед глазами как сверкнет – наверняка взрыв! Потом как покатит вниз по лестнице – точно вам говорю, взрывной волной! Ну а что еще это могло быть?
– Отож… – задумчиво прокомментировала бабка и покосилась на Ирку.
Красная, как вареный рак, Ирка открыла рот… закрыла… открыла снова… и, наконец, выдохнула:
– Наверное… Наверное, это я, мама… – Под конец ее голос упал почти до шепота… и тут же Ирка вскинулась, лихорадочно оправдываясь. – Я боялась, там что-то опасное, вот и отбросила тебя за спину – чтоб по тебе не попали… – туманно объяснила она.
Мама попыталась сосредоточить на Ирке по-прежнему расфокусированный взгляд:
– Ты что, спецназовец, детка?
– Я испугалась, мама! Ты так закричала! – И не удержавшись, добавила: – Чего было кричать, если в комнате все в порядке? Комната как комната, самая обычная…
– Обычная? – не хуже, чем только что, на пороге Иркиной комнаты, завопила мама и вскочила, будто и не сидела, обеими руками придерживая отваливающуюся голову. И прыгая через ступеньку, рванула вверх по лестнице. – Обычная? Вот это ты называешь обычная? – Даже не нажав ручку, мама всем телом ударилась в створку и влетела в комнату. – Вот это ты называешь обычной комнатой двенадцатилетней девочки? – И обвиняющим жестом ткнула пальцем в Иркину кровать.
– Мне почти тринадцать, – безнадежно пробормотала Ирка, потому что кровать и впрямь выглядела… скажем так, необычно. Рассеченная пополам, словно электропилой, она топорщилась разломами старого ДСП, и хлопья из распотрошенного матраса устилали пол.
– В тринадцать лет у каждой девочки окно в комнате имеет вот такой вид? – возмутилась мама.
Ирка печально вздохнула. Какой может «иметь вид» то, чего, в сущности, и нет? Оконный проем зиял пустотой – только кое-где еще оставались обгорелые до черноты куски старой рамы. Вместо стекла дыру закрывала подушка, но морозный воздух со свистом врывался в щели, начисто выхолаживая комнату, так что выцветшие обои покрылись бледно-голубыми узорами инея. Подоконник тоже был разрублен пополам – до кирпичной кладки.
– А со шкафом что? Его как будто… я не знаю… кочергой тыкали? – растерянно глядя на зияющие в толстых досках сквозные дыры, всплеснула руками мама.
– Мечом, – буркнула Ирка.
– Каким еще мячом? – взвилась мама. – Ира, ты что, так шутишь?
– Да. Извини. Неудачно, – быстро ответила Ирка.
Ну что она могла объяснить? Что попавший под змеиное заклятье богатырь Федька гонялся за ней по комнате, рубя наточенным на непробиваемую драконью чешую клинком и кровать, и подоконник, и шкаф… Только окошко вынесла мчавшаяся Ирке на помощь спасательная команда.
– А это? Твоя одежда? – замирающим шепотом выдохнула мама, поднимая с пола посеченные лоскуты.
Ирка бездумно глядела на остатки своего гардероба. А ведь она только сейчас осознала размеры катастрофы – раньше просто времени не было. При обычных обстоятельствах она бы волком выла – все ее любовно подобранные брендовые шмотки, стоившие ей немалой части гонорара от бизнесмена Иващенко за спасшее его компанию заклятье, теперь превратились просто в жалкую кучку шелка, кожи и джинсы. Но сейчас Ирку это абсолютно не волновало. Она думала лишь об одном – как объяснить царящий в комнате разгром маме?
– Что тут произошло, Ира? Отвечай немедленно! – встряхивая ворохом посеченной одежды у Ирки перед носом, потребовала мама.
– Это… это… – Ирка растерялась. Ей просто ничего не приходило в голову! – Ветер! Да, сильный ветер, почти ураган… Выбил окно…
– И одежду порезал? – снова встряхивая Иркиными лохмотьями, закричала мама. – Шкаф проткнул? Кровать поломал? Ира! Не смей мне лгать! Что тут…
– Не, ну ты дывысь на нее! – влезая в комнату, возмущенно гаркнула бабка. – Четыре года шлялась, тилькы приехала, а вже з дытыны отчета спрашивает! Може, сама ей расскажешь, шо весь цей час робыла?
– Не смей вмешиваться, мама! Я разговариваю со своей дочерью!
– Много ты раньше помьятала, шо у тебя дочка есть! – гаркнула бабка… набрала полную грудь воздуха, кажется, собираясь разразиться очередной речью… поглядела на бледную Ирку… и шумно выдохнула. – Жилец у нас був… – выдавливая каждое слово с усилием, как остатки пасты из самого «хвоста» тюбика, процедила она. – З глузду зъихав, та порубав тут усе… Ось и маемо! – Взмахом руки она очертила разгромленную комнату. – З квартиры он теж вже зъихав… – торопливо добавила бабка.
– Вот! Вот! За девочкой гоняется маньяк, а ты… ты… – Мама указала на бабку пальцем. – Еще смеешь в чем-то обвинять меня! – По щекам ее покатились слезы, и она кинулась вон из комнаты – прямо в объятия мужа.
– Девочка живет в ужасных условиях… Нет комнаты… Нет одежды… Ничего нет! – по-немецки кричала она, всхлипывая и тычась лицом в отвороты мужниной домашней куртки, как недавно сама Ирка тыкалась в мамин халат. – А эта… эта… – поворачивая залитое слезами лицо к бабке и полосуя ее ненавидящим взглядом, выпалила мама. – Еще смеет меня обвинять!
Ирка быстро покосилась на бабку – хорошо, что та маму не понимает. Ирка и сама могла пройтись на бабкин счет – если слов хватало! Все знают, ее бабка – это что-то! Но сейчас ей стало неприятно. И… до слез жалко маму. Как отчаянно она чувствует себя виноватой перед Иркой, если вот так, изо всех сил ищет возможности избавиться от вины, уменьшить боль в душе, что даже на справедливость ее не хватает!
– Дорогая, успокойся! – вытирая катящиеся по щекам жены слезы, бормотал Тео.
– Ты не понимаешь! Она… всегда надо мной издевалась! Лишала меня всего, всего! А теперь то же самое делает с моей дочерью…
– Хватит, дорогая! – голос кругленького добродушного Тео неожиданно громыхнул металлом так, что Ирка невольно дернулась и поглядела на него изумленно. – Твоя мать делала для внучки, что могла… и как умела! И требовать от нее большего… – Тео повел круглым плечом. – А если девочке что-то нужно… Возьми кредитку и купи!
– Но… Дорогой… – Мама прижала руки к груди, и даже слезы у нее на глазах враз высохли. – Ты же всегда говорил, нам следует экономить… Избегать ненужных трат!
– Ненужные траты – это ненужные траты, а нужные траты – это нужные! – решительно жестикулируя трубкой, выпалил Тео. – Только не выбрасывай чеки, дорогая! Нам следует контролировать наш семейный бюджет! – Он решительно сунул трубку в рот и прикусил зубами чубук, точно хотел перегрызть его пополам.
Ирка почувствовала, как на глаза у нее наворачиваются слезы. Мама вернулась и… неужели этот кругленький забавный дядька станет для нее настоящим отцом – не занятый своими божественно-собачьими делами крылатый пес Симаргл, застрявший в каменном бублике своего алтаря, а настоящий, нормальный, живой, заботливый отец? Как у Таньки и Богдана? Чтоб ходил с ней в кино и встречал, если она возвращается поздно, и… Да ладно, пусть хоть просто футбол по телику смотрит – лишь бы замечал Ирку, лишь бы она не была для него пустым местом!
Ирка лежала на широком раскладном диване в гостиной – о том, чтоб спать в ее выстуженной комнате, не могло быть и речи. На другой половине дивана пристроилась бабка и раздраженно щелкала пультом от телевизора, перебирая программы и не останавливаясь ни на одной. Из бабкиной комнаты слышалось хлопанье шкафов, скрип кроватной пружины и немецкая речь: плачущий голос мамы и успокаивающий Тео.
Ирка лежала на спине, разглядывая бродящие по потолку цветные блики, и думала. Больше всего она хотела нормальной жизни, нормальной семьи. С мамой и папой, и даже, ладно, с бабкой, если, конечно, она научится жить рядом с мамой без постоянных скандалов (тихая, нескандальная бабка – существо из области фантастики, но почему бы не помечтать?). У Ирки будут родители, как у всех. Немножко назойливые, немножко занудные, вечно сующие нос не в свое дело – просто потому, что им не все равно, где она, что с ней, все ли с ней в порядке… Не то что бабке!
Но… Как от таких нормальных родителей скрыть ее манеру время от времени обрастать шерстью, клыками и крыльями, привычку летать на метле и прикапывать в саду тушки агрессивной нечисти? Могут быть нормальные родители у нее, хортицкой ведьмы, хозяйки наднепрянского чаклунства?
Она ни за что не откажется от мамы! И, если Тео захочет быть ее папой, от него не откажется тоже! Чего бы ей это ни стоило!
– Подвинься, – плюхаясь на свою половину дивана, буркнула бабка. – Така худюща, а весь диван захапала, старой бабци и лягты нема куды! – И принялась кутаться в одеяло. – А подарунки так и не распакувалы. Нервы у нее, понимаешь. Таки нервные нервы, що и подарунки дытыне виддаты не можна! – из глубины одеяльного кокона пробубнила бабка.
– Мне ничего не нужно, – глядя в темноту, откликнулась Ирка. – Я… Меня все устраивает.
В темной комнате воцарилась тишина.
– Яринка… – вдруг очень тихо позвала бабка. – А може… – Снова тишина… и, наконец, почти беззвучным выдохом: – Може, все ж таки выженем их геть? Хиба нам погано жилося без них, Яринка? Я прямо зараз пиду, та скажу, щоб чемоданы збыралы, та ехали обратно в свою Нимеччину!
Ирка резко села на диване – пружины заскрипели.
– Ты что – сама з глузду зъихала? – неприятным голосом спросила она. – Ты… Если ты не любишь маму, это не значит, что и я тоже… – Голос у нее прервался. – Она моя мама, понятно? Я ее ждала! А ты… Ты всегда… Все она правильно про тебя говорит! Ты никого не любишь! Ни ее, ни меня… Тебе бы только скандалить – ты от этого кайф ловишь! Всем жизнь поломала! Видеть тебя не могу! – И резко повернувшись к стене, Ирка отодвинулась от бабки как можно дальше и натянула одеяло на плечи, словно стену выставила. Горячие, горькие и злые слезы текли у нее по щекам. Как бабка может? Как может…
– Ну що ж… Значит, нехай остаются, – раздался в темноте тихий вздох. – Тилькы не пожалеть бы нам про це… Не пожалеть бы…
Глава 2
Ирка прыгнула. Привычным, до автоматизма, движением отшвырнула маму в сторону, выводя ее из-под возможного удара. Пнула дверь и перекатом нырнула в комнату. Винтом от пола вскочила на ноги – со стальным щелчком на кончиках пальцев выметнулись длинные когти. Замерла посреди комнаты, хищно горбя спину и медленно поворачиваясь – в горле клокотал рык, а мгновенно выросшие клыки оттопыривали верхнюю губу.
Ну? Кто здесь? Кто посмел? Выходи! Черти? Змеи? Ведьмы? Духи?
В комнате не было никого. То есть совсем. Абсолютно.
Ирка остановилась. Постояла, недоуменно вертя головой – может, она недосмотрела? Или недопоняла?
Ни движения. Ни звука. Был кто и сбежал? Просочился сквозь стену – а что, бывало пару раз… Просачивались.
– Мам! – окликнула маму Ирка, возвращаясь к двери. – Так кто здесь был? Ты чего кричала-то? Мам! – Ирка выглянула в коридор. – Ма-маа!
В коридоре мамы не было.
– Мама! Мама, ты где?
Снизу послышался слабый стон.
– Мама! – Грохоча ступеньками, Ирка ссыпалась вниз по лестнице.
Обеими руками держась за голову, мама сидела на нижней ступеньке лестницы, а из кухни к ней уже мчались Тео и бабка.
– Мама, что случилось? Та що ж таке трапылося, пожар чи землетрус, чи шо? Was is passiert, meine Liebe?[4]
Мама подняла на Ирку затуманенные глаза и ломким голосом сказала:
– Она взорвалась!
– Кто? – в один голос выдохнули Ирка, и бабка, и Тео.
– Бомба на пороге твоей комнаты, – кривя губы в жалком подобии улыбки, пролепетала мама.
Ирка, бабка и Тео обалдело переглянулись.
– Бомба? На пороге? В спальне у девочки? – слабым голосом повторил по-немецки Тео и, вытащив из кармана трубку, выставил ее перед собой, как пистолет, словно собирался отстреливаться от неведомых террористов.
– Бомба, – слабо кивнула мама и тут же со стоном обхватила голову ладонями, поддерживая, точно до краев налитую чашу. – Я открыла дверь, а меня… меня… Вдруг как подбросит в воздух – почти до потолка! Перед глазами как сверкнет – наверняка взрыв! Потом как покатит вниз по лестнице – точно вам говорю, взрывной волной! Ну а что еще это могло быть?
– Отож… – задумчиво прокомментировала бабка и покосилась на Ирку.
Красная, как вареный рак, Ирка открыла рот… закрыла… открыла снова… и, наконец, выдохнула:
– Наверное… Наверное, это я, мама… – Под конец ее голос упал почти до шепота… и тут же Ирка вскинулась, лихорадочно оправдываясь. – Я боялась, там что-то опасное, вот и отбросила тебя за спину – чтоб по тебе не попали… – туманно объяснила она.
Мама попыталась сосредоточить на Ирке по-прежнему расфокусированный взгляд:
– Ты что, спецназовец, детка?
– Я испугалась, мама! Ты так закричала! – И не удержавшись, добавила: – Чего было кричать, если в комнате все в порядке? Комната как комната, самая обычная…
– Обычная? – не хуже, чем только что, на пороге Иркиной комнаты, завопила мама и вскочила, будто и не сидела, обеими руками придерживая отваливающуюся голову. И прыгая через ступеньку, рванула вверх по лестнице. – Обычная? Вот это ты называешь обычная? – Даже не нажав ручку, мама всем телом ударилась в створку и влетела в комнату. – Вот это ты называешь обычной комнатой двенадцатилетней девочки? – И обвиняющим жестом ткнула пальцем в Иркину кровать.
– Мне почти тринадцать, – безнадежно пробормотала Ирка, потому что кровать и впрямь выглядела… скажем так, необычно. Рассеченная пополам, словно электропилой, она топорщилась разломами старого ДСП, и хлопья из распотрошенного матраса устилали пол.
– В тринадцать лет у каждой девочки окно в комнате имеет вот такой вид? – возмутилась мама.
Ирка печально вздохнула. Какой может «иметь вид» то, чего, в сущности, и нет? Оконный проем зиял пустотой – только кое-где еще оставались обгорелые до черноты куски старой рамы. Вместо стекла дыру закрывала подушка, но морозный воздух со свистом врывался в щели, начисто выхолаживая комнату, так что выцветшие обои покрылись бледно-голубыми узорами инея. Подоконник тоже был разрублен пополам – до кирпичной кладки.
– А со шкафом что? Его как будто… я не знаю… кочергой тыкали? – растерянно глядя на зияющие в толстых досках сквозные дыры, всплеснула руками мама.
– Мечом, – буркнула Ирка.
– Каким еще мячом? – взвилась мама. – Ира, ты что, так шутишь?
– Да. Извини. Неудачно, – быстро ответила Ирка.
Ну что она могла объяснить? Что попавший под змеиное заклятье богатырь Федька гонялся за ней по комнате, рубя наточенным на непробиваемую драконью чешую клинком и кровать, и подоконник, и шкаф… Только окошко вынесла мчавшаяся Ирке на помощь спасательная команда.
– А это? Твоя одежда? – замирающим шепотом выдохнула мама, поднимая с пола посеченные лоскуты.
Ирка бездумно глядела на остатки своего гардероба. А ведь она только сейчас осознала размеры катастрофы – раньше просто времени не было. При обычных обстоятельствах она бы волком выла – все ее любовно подобранные брендовые шмотки, стоившие ей немалой части гонорара от бизнесмена Иващенко за спасшее его компанию заклятье, теперь превратились просто в жалкую кучку шелка, кожи и джинсы. Но сейчас Ирку это абсолютно не волновало. Она думала лишь об одном – как объяснить царящий в комнате разгром маме?
– Что тут произошло, Ира? Отвечай немедленно! – встряхивая ворохом посеченной одежды у Ирки перед носом, потребовала мама.
– Это… это… – Ирка растерялась. Ей просто ничего не приходило в голову! – Ветер! Да, сильный ветер, почти ураган… Выбил окно…
– И одежду порезал? – снова встряхивая Иркиными лохмотьями, закричала мама. – Шкаф проткнул? Кровать поломал? Ира! Не смей мне лгать! Что тут…
– Не, ну ты дывысь на нее! – влезая в комнату, возмущенно гаркнула бабка. – Четыре года шлялась, тилькы приехала, а вже з дытыны отчета спрашивает! Може, сама ей расскажешь, шо весь цей час робыла?
– Не смей вмешиваться, мама! Я разговариваю со своей дочерью!
– Много ты раньше помьятала, шо у тебя дочка есть! – гаркнула бабка… набрала полную грудь воздуха, кажется, собираясь разразиться очередной речью… поглядела на бледную Ирку… и шумно выдохнула. – Жилец у нас був… – выдавливая каждое слово с усилием, как остатки пасты из самого «хвоста» тюбика, процедила она. – З глузду зъихав, та порубав тут усе… Ось и маемо! – Взмахом руки она очертила разгромленную комнату. – З квартиры он теж вже зъихав… – торопливо добавила бабка.
– Вот! Вот! За девочкой гоняется маньяк, а ты… ты… – Мама указала на бабку пальцем. – Еще смеешь в чем-то обвинять меня! – По щекам ее покатились слезы, и она кинулась вон из комнаты – прямо в объятия мужа.
– Девочка живет в ужасных условиях… Нет комнаты… Нет одежды… Ничего нет! – по-немецки кричала она, всхлипывая и тычась лицом в отвороты мужниной домашней куртки, как недавно сама Ирка тыкалась в мамин халат. – А эта… эта… – поворачивая залитое слезами лицо к бабке и полосуя ее ненавидящим взглядом, выпалила мама. – Еще смеет меня обвинять!
Ирка быстро покосилась на бабку – хорошо, что та маму не понимает. Ирка и сама могла пройтись на бабкин счет – если слов хватало! Все знают, ее бабка – это что-то! Но сейчас ей стало неприятно. И… до слез жалко маму. Как отчаянно она чувствует себя виноватой перед Иркой, если вот так, изо всех сил ищет возможности избавиться от вины, уменьшить боль в душе, что даже на справедливость ее не хватает!
– Дорогая, успокойся! – вытирая катящиеся по щекам жены слезы, бормотал Тео.
– Ты не понимаешь! Она… всегда надо мной издевалась! Лишала меня всего, всего! А теперь то же самое делает с моей дочерью…
– Хватит, дорогая! – голос кругленького добродушного Тео неожиданно громыхнул металлом так, что Ирка невольно дернулась и поглядела на него изумленно. – Твоя мать делала для внучки, что могла… и как умела! И требовать от нее большего… – Тео повел круглым плечом. – А если девочке что-то нужно… Возьми кредитку и купи!
– Но… Дорогой… – Мама прижала руки к груди, и даже слезы у нее на глазах враз высохли. – Ты же всегда говорил, нам следует экономить… Избегать ненужных трат!
– Ненужные траты – это ненужные траты, а нужные траты – это нужные! – решительно жестикулируя трубкой, выпалил Тео. – Только не выбрасывай чеки, дорогая! Нам следует контролировать наш семейный бюджет! – Он решительно сунул трубку в рот и прикусил зубами чубук, точно хотел перегрызть его пополам.
Ирка почувствовала, как на глаза у нее наворачиваются слезы. Мама вернулась и… неужели этот кругленький забавный дядька станет для нее настоящим отцом – не занятый своими божественно-собачьими делами крылатый пес Симаргл, застрявший в каменном бублике своего алтаря, а настоящий, нормальный, живой, заботливый отец? Как у Таньки и Богдана? Чтоб ходил с ней в кино и встречал, если она возвращается поздно, и… Да ладно, пусть хоть просто футбол по телику смотрит – лишь бы замечал Ирку, лишь бы она не была для него пустым местом!
Ирка лежала на широком раскладном диване в гостиной – о том, чтоб спать в ее выстуженной комнате, не могло быть и речи. На другой половине дивана пристроилась бабка и раздраженно щелкала пультом от телевизора, перебирая программы и не останавливаясь ни на одной. Из бабкиной комнаты слышалось хлопанье шкафов, скрип кроватной пружины и немецкая речь: плачущий голос мамы и успокаивающий Тео.
Ирка лежала на спине, разглядывая бродящие по потолку цветные блики, и думала. Больше всего она хотела нормальной жизни, нормальной семьи. С мамой и папой, и даже, ладно, с бабкой, если, конечно, она научится жить рядом с мамой без постоянных скандалов (тихая, нескандальная бабка – существо из области фантастики, но почему бы не помечтать?). У Ирки будут родители, как у всех. Немножко назойливые, немножко занудные, вечно сующие нос не в свое дело – просто потому, что им не все равно, где она, что с ней, все ли с ней в порядке… Не то что бабке!
Но… Как от таких нормальных родителей скрыть ее манеру время от времени обрастать шерстью, клыками и крыльями, привычку летать на метле и прикапывать в саду тушки агрессивной нечисти? Могут быть нормальные родители у нее, хортицкой ведьмы, хозяйки наднепрянского чаклунства?
Она ни за что не откажется от мамы! И, если Тео захочет быть ее папой, от него не откажется тоже! Чего бы ей это ни стоило!
– Подвинься, – плюхаясь на свою половину дивана, буркнула бабка. – Така худюща, а весь диван захапала, старой бабци и лягты нема куды! – И принялась кутаться в одеяло. – А подарунки так и не распакувалы. Нервы у нее, понимаешь. Таки нервные нервы, що и подарунки дытыне виддаты не можна! – из глубины одеяльного кокона пробубнила бабка.
– Мне ничего не нужно, – глядя в темноту, откликнулась Ирка. – Я… Меня все устраивает.
В темной комнате воцарилась тишина.
– Яринка… – вдруг очень тихо позвала бабка. – А може… – Снова тишина… и, наконец, почти беззвучным выдохом: – Може, все ж таки выженем их геть? Хиба нам погано жилося без них, Яринка? Я прямо зараз пиду, та скажу, щоб чемоданы збыралы, та ехали обратно в свою Нимеччину!
Ирка резко села на диване – пружины заскрипели.
– Ты что – сама з глузду зъихала? – неприятным голосом спросила она. – Ты… Если ты не любишь маму, это не значит, что и я тоже… – Голос у нее прервался. – Она моя мама, понятно? Я ее ждала! А ты… Ты всегда… Все она правильно про тебя говорит! Ты никого не любишь! Ни ее, ни меня… Тебе бы только скандалить – ты от этого кайф ловишь! Всем жизнь поломала! Видеть тебя не могу! – И резко повернувшись к стене, Ирка отодвинулась от бабки как можно дальше и натянула одеяло на плечи, словно стену выставила. Горячие, горькие и злые слезы текли у нее по щекам. Как бабка может? Как может…
– Ну що ж… Значит, нехай остаются, – раздался в темноте тихий вздох. – Тилькы не пожалеть бы нам про це… Не пожалеть бы…
Глава 2
Страшный сон и глупая Лада
Дом был пуст. Удручающе, затхло пуст, как бывают пусты только давным-давно заброшенные ветхие дома, доживающие свой век в ожидании, когда хороший порыв ветра завалит их, превратив в жалкий холмик перепревшей глины и ломаного кирпича. Выбитое окно больше не было заложено подушкой – его просто больше не было. Как и всей стены. Края зияющего пролома скалились жалкими обломками кладки – древняя глина осыпалась песком, при каждом порыве злого зимнего ветра вздымаясь крохотными бурыми бурунчиками, так что казалось, стенной проем подернут темным дымом. Обломки кровати и шкафа прогнили до черноты, кое-где покрывшись склизкими блекло-зелеными грибами. Кучками расползающегося гнилья валялась Иркина одежда. Ирка повернулась и направилась прочь из своей комнаты – гнилое дерево чавкало под ногами, а грибы лопались и расползались в бледные лужицы, похожие на гной.
Дверь в комнату висела на одной петле, и какая-то темная дрянь сочилась, точно створка истекала кровью. Ирка вжалась спиной в косяк – вступать в натекшую на полу лужицу категорически не хотелось. В коридоре царило такое же запустение. Сквозь дыру в крыше сыпался мелкий снег и оседал на лице колючим крошевом, похожим на битое стекло.
– Бабушка! – тихо позвала Ирка. Струйкой белого пара шепот соскользнул с губ и растаял в холодном воздухе. – Ба… – Ирка закашлялась, выдохнула и уже в полный голос закричала: – Бабушка!
Глухая тишина. Лишь ветер посвистывает между досками заколоченных окон.
– Танька! Богдан! – И уже совсем тихо и безнадежно: – Айт!
Ирка не знала, почему вдруг Танька с Богданом должны оказаться на руинах ее брошенного и позабытого дома и, тем более, откуда здесь возьмется вернувшийся в свой мир Айт, но чувствовала – если ей ответят, все будет хорошо. И все будет плохо, если не ответят.
По прогибающимся под каждым шагом доскам она пошла к лестнице и глянула поверх перил.
Они все были там, внизу… Танька лежала ничком на полу, и задувающий в дыру в крыше ветер шевелил ее светлые волосы. Богдан скорчился в углу, словно чья-то гигантская рука скомкала мальчишку, как конфетный фантик. Он все еще тянулся к сломанному мечу, а с алого плаща воина сновидений стекала кровь и застывала на морозе лаковым багровым пятном. Бабкины крашеные, угольно-черные космы были обмотаны вокруг рожка коридорной люстры, и ее тело покачивалось, то и дело поворачиваясь к Ирке желтым мертвым лицом.
Айта распяли на стене. Враг – кто бы он ни был – застал его в момент превращения. Крыло цвета полированной стали пришпилили гигантским железным гвоздем, второй гвоздь насквозь пробил запястье худой человеческой руки. Черноволосая голова поникла, а грудь вздымалась последним судорожным усилием, пытаясь втянуть воздух…
У Ирки вырвался хриплый звериный вопль, и она слепо рванулась вперед. Насквозь прогнившие перила переломились, и она полетела вниз, плашмя ударившись о ледяной и твердый, как бетон, линолеум коридора. Вскочила, не обращая внимания на вспыхнувшую во всем теле боль.
– Айт! Айт! – Она метнулась к прибитому к стене дракону, обеими руками обхватила черноволосую голову, приподняла…
Поросшее шерстью свиное рыло уставилось на нее, пасть с торчащими во все стороны бесчисленными клыками растянулась в омерзительной ухмылке, и гнусное, мелкое хихиканье ударило по ушам.
Зажатая между Иркиных ладоней голова вспыхнула. Все тело изображавшей Айта твари превратилось в сгусток пламени, взвилось к потолку фонтаном огня. Ирка отскочила назад… Огонь окружал ее со всех сторон – оглушительно гудящее пламя замыкало кольцо. Крохотные волоски на коже трещали и скручивались от подступающего жара, нестерпимо горячий воздух выжигал легкие… Ирка упала на колени, нашаривая на груди цепочку… Рванула! Крохотный дракончик закачался у нее в кулаке – желто-оранжевые пятна побежали по его серо-стальным бокам, вспыхнули сапфировые глаза.
Ирка размахнулась и швырнула дракончика навстречу пламени. Хлопнули над головой гигантские крылья, даря восхитительную, возвращающую к жизни прохладу. Серо-стальной дракон выгнул шею, готовый накрыть пламя струей воды… В стене огня распахнулась громадная зубастая пасть, свернулась в туго закрученную воронку…
Дракон беспомощно забил крыльями, заметался в воздухе, мгновение… и его втянуло в пылающую воронку, только мелькнула в спиралях огня крылатая тень и канула в завываниях пламени.
– Не-ет! – закричала Ирка, бросаясь вслед и тут же отступая перед ревущим пламенем.
Огненная воронка распахнулась снова… Когтистая лапа, покрытая рыжей шерстью, высунулась из нее и схватила Ирку за горло. Девчонку подняло в воздух, она отчаянно забилась, царапая сомкнувшуюся на ее горле лапу слабыми человеческими ногтями, но когтистые пальцы были как стальные прутья. Перед глазами у Ирки потемнело, а язык пламени обернулся вокруг тела, мгновенно закручивая ее в кокон огня…
…и она забилась на диване в гостиной, брыкаясь в плотно обкрутившемся вокруг нее пуховом одеяле. На горло что-то давило, отрезая доступ воздуха… Ирка рванулась…
– Ну шо ты дергаешься, шо крутишься, шо за беспокойна дытына… – пробормотала в темноте бабка… и убрала упирающийся Ирке в шею локоть. – Спи соби, рано ще… – Перевернулась на другой бок и захрапела.
Ирка рывком сбросила с себя проклятое одеяло и села на диване. Рука нашарила цепочку на груди. Крылья крохотного платинового дракончика, подарка Айта, царапнули ладонь.
– Ф-ф-ухх! – Ирка шумно выдохнула и с силой потерла лицо. Пальцы стали мокрыми от пота, горячего, словно ей на голову вылили полный чайник кипятка. Она обхватила себя руками за плечи – бьющая тело дрожь постепенно проходила.
Ирка с досадой шарахнула кулаком по стене… и тут же испуганно покосилась на спящую бабку.
Сны! Она ненавидела сны! Слишком хорошо она знала, что у хортицкой ведьмы не бывает просто снов. Опять какая-то пакость имеет к ней претензии – и это сейчас, когда мама вернулась домой!
– Ну, если только какая наглая тварь посмеет придолбаться ко мне именно сейчас… Я еще не знаю, что я сделаю, но это будет что-нибудь максимально неприятное! – пообещала в темноту Ирка.
Вот уж действительно запредельная радость: мама и ее Тео приезжают в обычный тихий запущенный домишко, в самом обыкновенном городе, думая, что из всех опасностей их поджидают лишь колдобины на дорогах да склочная бабка. И оказываются посредине натурального фильма ужасов!
Да немец чухнет отсюда быстрее собственного визга! «Мама-то, конечно, не убежит», – с гордостью подумала Ирка. Вчера она поняла, что маме не все равно, что с Иркой и как она живет! Совсем не все равно – иначе разве она бы устроила разборки вокруг выбитого окна и разбитой мебели в Иркиной комнате? Сто процентов – она больше никуда не уедет! Иначе зачем было приезжать?
Ирка улыбнулась в темноту. Невероятно, но все ее детские фантазии – как мама там, в Германии, мечтает приехать к ней, но не может, потому что денег нет – оказались правдой! Раньше не было, а сейчас, когда она замуж вышла, появились! И они приехали! Единственное, о чем мама успела рассказать Ирке вчера, – что они с Тео поженились всего месяц назад! И сразу приехали! Конечно, это мама настояла – ну не Тео же, едва женился и сразу кинулся разыскивать неизвестную девчонку в далеком от его родной Германии городе. Ирка покачала головой – она не в претензии, нет! Кто она Тео – чужой человек, он ее не знал, не видел никогда… Наверное, маме пришлось долго его уговаривать. Но ведь уговорила же! Значит, он любит маму! Ирка тихонько фыркнула – еще бы не любил такую красавицу! Но, похоже, маме он тоже нравится, несмотря на короткие ножки и пузо. Как она вчера шепнула, прежде чем отправиться в отданную им бабкину спальню: «Мне бы хотелось, чтоб ты подружилась с Тео!» – и лицо у мамы было даже какое-то отчаянное, словно нет для нее ничего важнее хороших отношений между Иркой и Тео.
Ну раз так… Стараясь, чтоб не скрипели старые продавленные пружины, Ирка сползла с дивана и выбралась в коридор. Остановилась возле плотно закрытых дверей бабкиной спальни. Она вчера думала, что мама будет спать с ней. Забраться вместе на разложенный диван, к маме под бочок, прижаться крепко-крепко, почувствовать, как мама заворачивает ее в одеяло, будто маленькую, и говорить, говорить… Или просто молчать, обхватив маму обеими руками – мама рядом, мама рядом…
Ага, а Тео пришлось бы уложить на один диван с бабкой! Ирка сдавленно хрюкнула, представив себе кругленького немца, испуганно распластавшегося по стенке в надежде оказаться подальше от грозно храпящей бабки. Тео же не виноват, что Иркина комната полностью разгромлена. Вчера он показался совсем неплохим мужиком. Да будь он хоть полным козлом – мама хочет, чтоб Ирка с ним подружилась! Значит, Ирка подружится, и все дела – лишь бы мама была тут! Кажется, он любит свежие булочки к завтраку?
Ирка задумалась – даже если сунуть тесто в хлебопечку… Подходить оно будет часа два. Еще час – налепить булочек и дождаться пока испекутся. Ирка посмотрела на часы в коридоре. Она читала в Интернете – немцы встают рано. У них час пик начинается в шесть утра – всей Германией на работу мчатся. Вот проснется Тео – и хороша она будет! Из неподошедшего теста дружеского жеста не выйдет!
Ирка подумала еще – выгребла из-под вешалки уцелевшие джинсы и свитер, натянула сапоги и куртку и, стараясь не скрипнуть дверью, тихонько выскользнула во двор. Супермаркет над балкой работает круглосуточно, и там своя пекарня. Зимняя предутренняя темень еще даже не начинала редеть, так что противни с выпечкой наверняка только посадили в здоровенную духовку. Пока Ирка выберется наверх из балки, на деревянных поддонах уже будут лежать и кексы, и булочки, и рогалики. Если обратно бежать бегом, она донесет их еще теплыми. Ирка пошла к калитке… Остановилась.
По обе стороны калитки мерцали глаза. Одна пара круглые, желтые с вертикальным зрачком, вторая – такие же круглые и желтые, но зрачок – горизонтальный, похожий на жирную и короткую черточку дефиса. Глаза мрачно и неотрывно глазели сквозь тьму прямо на Ирку.
– Вы кто такие? – напряженно спросила Ирка.
Глаза продолжали все так же угрожающе мерцать во мраке.
– Чего надо?
На кончиках Иркиных пальцев звучно выщелкнулись когти. Повернувшись вполоборота и подняв ощетинившуюся когтями руку, она медленно направилась навстречу неведомым пришельцам. Шаг, еще шаг… Калитка приближалась. От мрака словно отделились две такие же темные тени, размытые, непонятые – лишь круглые фонари глаз светили с бесформенных, словно у призраков, морд. Ирка шагнула еще ближе… Сквозь темноту проступили контуры острых рогов… И оскаленных белых клыков!
– Ах вы… Да я вас сейчас… – аж взвилась Ирка, бросаясь теням навстречу и занося над ними когти…
Две пары глаз – с вертикальным и горизонтальным зрачками – недоуменно моргнули. Ирка остановилась – резко, как в мультиках, едва не взрыв подошвами бетон дорожки.
– Тьфу! Вы чего тут расселись?
Иркин кот и бабкина коза, восседающие по обеим сторонам калитки, словно геральдические львы у ворот какого-нибудь замка, кажется, переглянулись и… Ирка могла поклясться, что дружно пожали плечами.
– Я вас за чертей приняла! Вот дала бы одной по рогам, второму по ушам! – знали бы, как в темноте ныкаться! – продолжала шепотом возмущаться Ирка.
Морды что у кота, что у козы стали обиженными.
– Чего не спите, спрашиваю?
Кот и коза, естественно, не ответили, но и с места не сдвинулись.
Ирка задумалась. Снова поглядела на кота и козу, обернулась на темный, спящий дом.
Ее дом. Бабкин дом. И мамин. Мама здесь родилась, мама здесь выросла, значит, это и ее дом тоже. А значит… С появлением третьей хозяйки с нормальной защитой дома ведьмы можно благополучно распрощаться! Вон, бабка в начале учебного года умудрилась своей властью хозяйки дома пригласить внутрь враждебно настроенного змея – и вся защита только чвякнула, а Ирка в результате чуть не превратилась в монстра из фильмов ужаса, наполовину человека, наполовину собаку![5] А уж чего сюда вслед за мамой пролезть может… Недаром Ирке страшный сон приснился! Не то чтоб Ирка и впрямь подозревала: она за порог, а некий неведомый враг примчится бабку за волосы на люстре вешать. Сны-предупреждения так, напрямую, не работают. Но кот с козой тоже зря у калитки торчать не будут…
– Так что теперь, вообще из дома не выходить? – растерянно поинтересовалась Ирка. И весь ее план подружиться с Тео накроется медным тазом? Нет, дружить можно, конечно, и без булочек. Но, если ты хочешь установить с кем-то хорошие отношения, лучше все-таки для начала его чем-нибудь порадовать, а не дожидаться, пока он разглядит в тебе глубоко скрытые достоинства. – Знаю!
Ирка звучно шлепнула себя по лбу и метнулась к пристройке. Коза тихонько недоуменно мемекнула ей вслед.
– Сейчас-сейчас!
Ирка выскочила обратно, сжимая в руках старую, растрепанную веревку. И побежала вокруг дома, волоча веревку за собой и торопливо наговаривая:
– Веревку вью, землю чешу, воду морщу́ – всех чертей-нечисть, нежить-нелюдь в узел кручу. Захисти дом та его хозяек от зверя, лихого человека, злого ветра, моровницы-пропастницы, горя-беды, огня и воды… Будет вас чертей-нежить, беды-напасти, болезни-лиходеи корчить-плющить, как горох лущить! Нет входу-выходу-проходу, всяко зло прочь от ворот, через огород – вон! – С последним словом Ирка сильно хлестнула веревкой по крыльцу и оставила ее лежать поперек ступенек, точно толстую и лохматую серую змею. – Ну вот! – С чувством хорошо выполненной работы Ирка отряхнула руки. – Как думаете, нормально? Теперь до них никто не доберется! – Ирка кивнула на дом.
Дверь в комнату висела на одной петле, и какая-то темная дрянь сочилась, точно створка истекала кровью. Ирка вжалась спиной в косяк – вступать в натекшую на полу лужицу категорически не хотелось. В коридоре царило такое же запустение. Сквозь дыру в крыше сыпался мелкий снег и оседал на лице колючим крошевом, похожим на битое стекло.
– Бабушка! – тихо позвала Ирка. Струйкой белого пара шепот соскользнул с губ и растаял в холодном воздухе. – Ба… – Ирка закашлялась, выдохнула и уже в полный голос закричала: – Бабушка!
Глухая тишина. Лишь ветер посвистывает между досками заколоченных окон.
– Танька! Богдан! – И уже совсем тихо и безнадежно: – Айт!
Ирка не знала, почему вдруг Танька с Богданом должны оказаться на руинах ее брошенного и позабытого дома и, тем более, откуда здесь возьмется вернувшийся в свой мир Айт, но чувствовала – если ей ответят, все будет хорошо. И все будет плохо, если не ответят.
По прогибающимся под каждым шагом доскам она пошла к лестнице и глянула поверх перил.
Они все были там, внизу… Танька лежала ничком на полу, и задувающий в дыру в крыше ветер шевелил ее светлые волосы. Богдан скорчился в углу, словно чья-то гигантская рука скомкала мальчишку, как конфетный фантик. Он все еще тянулся к сломанному мечу, а с алого плаща воина сновидений стекала кровь и застывала на морозе лаковым багровым пятном. Бабкины крашеные, угольно-черные космы были обмотаны вокруг рожка коридорной люстры, и ее тело покачивалось, то и дело поворачиваясь к Ирке желтым мертвым лицом.
Айта распяли на стене. Враг – кто бы он ни был – застал его в момент превращения. Крыло цвета полированной стали пришпилили гигантским железным гвоздем, второй гвоздь насквозь пробил запястье худой человеческой руки. Черноволосая голова поникла, а грудь вздымалась последним судорожным усилием, пытаясь втянуть воздух…
У Ирки вырвался хриплый звериный вопль, и она слепо рванулась вперед. Насквозь прогнившие перила переломились, и она полетела вниз, плашмя ударившись о ледяной и твердый, как бетон, линолеум коридора. Вскочила, не обращая внимания на вспыхнувшую во всем теле боль.
– Айт! Айт! – Она метнулась к прибитому к стене дракону, обеими руками обхватила черноволосую голову, приподняла…
Поросшее шерстью свиное рыло уставилось на нее, пасть с торчащими во все стороны бесчисленными клыками растянулась в омерзительной ухмылке, и гнусное, мелкое хихиканье ударило по ушам.
Зажатая между Иркиных ладоней голова вспыхнула. Все тело изображавшей Айта твари превратилось в сгусток пламени, взвилось к потолку фонтаном огня. Ирка отскочила назад… Огонь окружал ее со всех сторон – оглушительно гудящее пламя замыкало кольцо. Крохотные волоски на коже трещали и скручивались от подступающего жара, нестерпимо горячий воздух выжигал легкие… Ирка упала на колени, нашаривая на груди цепочку… Рванула! Крохотный дракончик закачался у нее в кулаке – желто-оранжевые пятна побежали по его серо-стальным бокам, вспыхнули сапфировые глаза.
Ирка размахнулась и швырнула дракончика навстречу пламени. Хлопнули над головой гигантские крылья, даря восхитительную, возвращающую к жизни прохладу. Серо-стальной дракон выгнул шею, готовый накрыть пламя струей воды… В стене огня распахнулась громадная зубастая пасть, свернулась в туго закрученную воронку…
Дракон беспомощно забил крыльями, заметался в воздухе, мгновение… и его втянуло в пылающую воронку, только мелькнула в спиралях огня крылатая тень и канула в завываниях пламени.
– Не-ет! – закричала Ирка, бросаясь вслед и тут же отступая перед ревущим пламенем.
Огненная воронка распахнулась снова… Когтистая лапа, покрытая рыжей шерстью, высунулась из нее и схватила Ирку за горло. Девчонку подняло в воздух, она отчаянно забилась, царапая сомкнувшуюся на ее горле лапу слабыми человеческими ногтями, но когтистые пальцы были как стальные прутья. Перед глазами у Ирки потемнело, а язык пламени обернулся вокруг тела, мгновенно закручивая ее в кокон огня…
…и она забилась на диване в гостиной, брыкаясь в плотно обкрутившемся вокруг нее пуховом одеяле. На горло что-то давило, отрезая доступ воздуха… Ирка рванулась…
– Ну шо ты дергаешься, шо крутишься, шо за беспокойна дытына… – пробормотала в темноте бабка… и убрала упирающийся Ирке в шею локоть. – Спи соби, рано ще… – Перевернулась на другой бок и захрапела.
Ирка рывком сбросила с себя проклятое одеяло и села на диване. Рука нашарила цепочку на груди. Крылья крохотного платинового дракончика, подарка Айта, царапнули ладонь.
– Ф-ф-ухх! – Ирка шумно выдохнула и с силой потерла лицо. Пальцы стали мокрыми от пота, горячего, словно ей на голову вылили полный чайник кипятка. Она обхватила себя руками за плечи – бьющая тело дрожь постепенно проходила.
Ирка с досадой шарахнула кулаком по стене… и тут же испуганно покосилась на спящую бабку.
Сны! Она ненавидела сны! Слишком хорошо она знала, что у хортицкой ведьмы не бывает просто снов. Опять какая-то пакость имеет к ней претензии – и это сейчас, когда мама вернулась домой!
– Ну, если только какая наглая тварь посмеет придолбаться ко мне именно сейчас… Я еще не знаю, что я сделаю, но это будет что-нибудь максимально неприятное! – пообещала в темноту Ирка.
Вот уж действительно запредельная радость: мама и ее Тео приезжают в обычный тихий запущенный домишко, в самом обыкновенном городе, думая, что из всех опасностей их поджидают лишь колдобины на дорогах да склочная бабка. И оказываются посредине натурального фильма ужасов!
Да немец чухнет отсюда быстрее собственного визга! «Мама-то, конечно, не убежит», – с гордостью подумала Ирка. Вчера она поняла, что маме не все равно, что с Иркой и как она живет! Совсем не все равно – иначе разве она бы устроила разборки вокруг выбитого окна и разбитой мебели в Иркиной комнате? Сто процентов – она больше никуда не уедет! Иначе зачем было приезжать?
Ирка улыбнулась в темноту. Невероятно, но все ее детские фантазии – как мама там, в Германии, мечтает приехать к ней, но не может, потому что денег нет – оказались правдой! Раньше не было, а сейчас, когда она замуж вышла, появились! И они приехали! Единственное, о чем мама успела рассказать Ирке вчера, – что они с Тео поженились всего месяц назад! И сразу приехали! Конечно, это мама настояла – ну не Тео же, едва женился и сразу кинулся разыскивать неизвестную девчонку в далеком от его родной Германии городе. Ирка покачала головой – она не в претензии, нет! Кто она Тео – чужой человек, он ее не знал, не видел никогда… Наверное, маме пришлось долго его уговаривать. Но ведь уговорила же! Значит, он любит маму! Ирка тихонько фыркнула – еще бы не любил такую красавицу! Но, похоже, маме он тоже нравится, несмотря на короткие ножки и пузо. Как она вчера шепнула, прежде чем отправиться в отданную им бабкину спальню: «Мне бы хотелось, чтоб ты подружилась с Тео!» – и лицо у мамы было даже какое-то отчаянное, словно нет для нее ничего важнее хороших отношений между Иркой и Тео.
Ну раз так… Стараясь, чтоб не скрипели старые продавленные пружины, Ирка сползла с дивана и выбралась в коридор. Остановилась возле плотно закрытых дверей бабкиной спальни. Она вчера думала, что мама будет спать с ней. Забраться вместе на разложенный диван, к маме под бочок, прижаться крепко-крепко, почувствовать, как мама заворачивает ее в одеяло, будто маленькую, и говорить, говорить… Или просто молчать, обхватив маму обеими руками – мама рядом, мама рядом…
Ага, а Тео пришлось бы уложить на один диван с бабкой! Ирка сдавленно хрюкнула, представив себе кругленького немца, испуганно распластавшегося по стенке в надежде оказаться подальше от грозно храпящей бабки. Тео же не виноват, что Иркина комната полностью разгромлена. Вчера он показался совсем неплохим мужиком. Да будь он хоть полным козлом – мама хочет, чтоб Ирка с ним подружилась! Значит, Ирка подружится, и все дела – лишь бы мама была тут! Кажется, он любит свежие булочки к завтраку?
Ирка задумалась – даже если сунуть тесто в хлебопечку… Подходить оно будет часа два. Еще час – налепить булочек и дождаться пока испекутся. Ирка посмотрела на часы в коридоре. Она читала в Интернете – немцы встают рано. У них час пик начинается в шесть утра – всей Германией на работу мчатся. Вот проснется Тео – и хороша она будет! Из неподошедшего теста дружеского жеста не выйдет!
Ирка подумала еще – выгребла из-под вешалки уцелевшие джинсы и свитер, натянула сапоги и куртку и, стараясь не скрипнуть дверью, тихонько выскользнула во двор. Супермаркет над балкой работает круглосуточно, и там своя пекарня. Зимняя предутренняя темень еще даже не начинала редеть, так что противни с выпечкой наверняка только посадили в здоровенную духовку. Пока Ирка выберется наверх из балки, на деревянных поддонах уже будут лежать и кексы, и булочки, и рогалики. Если обратно бежать бегом, она донесет их еще теплыми. Ирка пошла к калитке… Остановилась.
По обе стороны калитки мерцали глаза. Одна пара круглые, желтые с вертикальным зрачком, вторая – такие же круглые и желтые, но зрачок – горизонтальный, похожий на жирную и короткую черточку дефиса. Глаза мрачно и неотрывно глазели сквозь тьму прямо на Ирку.
– Вы кто такие? – напряженно спросила Ирка.
Глаза продолжали все так же угрожающе мерцать во мраке.
– Чего надо?
На кончиках Иркиных пальцев звучно выщелкнулись когти. Повернувшись вполоборота и подняв ощетинившуюся когтями руку, она медленно направилась навстречу неведомым пришельцам. Шаг, еще шаг… Калитка приближалась. От мрака словно отделились две такие же темные тени, размытые, непонятые – лишь круглые фонари глаз светили с бесформенных, словно у призраков, морд. Ирка шагнула еще ближе… Сквозь темноту проступили контуры острых рогов… И оскаленных белых клыков!
– Ах вы… Да я вас сейчас… – аж взвилась Ирка, бросаясь теням навстречу и занося над ними когти…
Две пары глаз – с вертикальным и горизонтальным зрачками – недоуменно моргнули. Ирка остановилась – резко, как в мультиках, едва не взрыв подошвами бетон дорожки.
– Тьфу! Вы чего тут расселись?
Иркин кот и бабкина коза, восседающие по обеим сторонам калитки, словно геральдические львы у ворот какого-нибудь замка, кажется, переглянулись и… Ирка могла поклясться, что дружно пожали плечами.
– Я вас за чертей приняла! Вот дала бы одной по рогам, второму по ушам! – знали бы, как в темноте ныкаться! – продолжала шепотом возмущаться Ирка.
Морды что у кота, что у козы стали обиженными.
– Чего не спите, спрашиваю?
Кот и коза, естественно, не ответили, но и с места не сдвинулись.
Ирка задумалась. Снова поглядела на кота и козу, обернулась на темный, спящий дом.
Ее дом. Бабкин дом. И мамин. Мама здесь родилась, мама здесь выросла, значит, это и ее дом тоже. А значит… С появлением третьей хозяйки с нормальной защитой дома ведьмы можно благополучно распрощаться! Вон, бабка в начале учебного года умудрилась своей властью хозяйки дома пригласить внутрь враждебно настроенного змея – и вся защита только чвякнула, а Ирка в результате чуть не превратилась в монстра из фильмов ужаса, наполовину человека, наполовину собаку![5] А уж чего сюда вслед за мамой пролезть может… Недаром Ирке страшный сон приснился! Не то чтоб Ирка и впрямь подозревала: она за порог, а некий неведомый враг примчится бабку за волосы на люстре вешать. Сны-предупреждения так, напрямую, не работают. Но кот с козой тоже зря у калитки торчать не будут…
– Так что теперь, вообще из дома не выходить? – растерянно поинтересовалась Ирка. И весь ее план подружиться с Тео накроется медным тазом? Нет, дружить можно, конечно, и без булочек. Но, если ты хочешь установить с кем-то хорошие отношения, лучше все-таки для начала его чем-нибудь порадовать, а не дожидаться, пока он разглядит в тебе глубоко скрытые достоинства. – Знаю!
Ирка звучно шлепнула себя по лбу и метнулась к пристройке. Коза тихонько недоуменно мемекнула ей вслед.
– Сейчас-сейчас!
Ирка выскочила обратно, сжимая в руках старую, растрепанную веревку. И побежала вокруг дома, волоча веревку за собой и торопливо наговаривая:
– Веревку вью, землю чешу, воду морщу́ – всех чертей-нечисть, нежить-нелюдь в узел кручу. Захисти дом та его хозяек от зверя, лихого человека, злого ветра, моровницы-пропастницы, горя-беды, огня и воды… Будет вас чертей-нежить, беды-напасти, болезни-лиходеи корчить-плющить, как горох лущить! Нет входу-выходу-проходу, всяко зло прочь от ворот, через огород – вон! – С последним словом Ирка сильно хлестнула веревкой по крыльцу и оставила ее лежать поперек ступенек, точно толстую и лохматую серую змею. – Ну вот! – С чувством хорошо выполненной работы Ирка отряхнула руки. – Как думаете, нормально? Теперь до них никто не доберется! – Ирка кивнула на дом.