Страница:
---------------------------------------------------------------
From: vgorban@martadk.ru
Date: 13-May-2002
---------------------------------------------------------------
Данные записки не претендуют на полноту освещения событий в
Югославии в 1992-2002 году. Автор связан требованиями принципа
беспристрастности Миротворца и обязательствами сохранения служебной тайны.
Поэтому, он сознательно избегает политических оценок и приводит минимум
иллюстрирующих фактов, т.к. они могут быть использованы для разжигания
национальной розни. Главная тема записок - сама профессия Миротворца,
портреты людей, которые находятся в самом эпицентре кровавых политических
событий и рассказ о том, с чем приходится им сталкиваться при осуществлении
своей миссии.
Так случается порой, что судьба вдруг совершает неожиданный зигзаг и в
корне меняет стиль и темп твоей жизни, твои представления о мире, да и тебя
самого. Такое "землетрясение" в моей милицейской работе произошло летом 1992
года.
Начало 90-х годов. ГКЧП, "похороны" СССР, траурное шествие по стране
экономического кризиса, появление в обиходе и прочувствование на собственной
шкуре новых для нас явлений - безработицы, приватизации, инфляции... И пока
еще где-то там, впереди - возрождение в политических муках новой Российской
государственности.
В этот, казалось бы, совершенно неподходящий момент Российское
правительство принимает решение об участии в миротворческих миссиях
Организации Объединенных Наций в горячих точках планеты и о предоставлении
для этих целей своих воинского и полицейского контингентов. Большинство
развитых стран мира занимались миротворческой деятельностью с момента
создания ООН, а вот Россия, к сожалению, припозднилась на 45 лет. Но уж
лучше позже, чем никогда...
Первой согласованной с ООН горячей точкой для проверки российских
миротворцев стали Балканы, а точнее, республика бывшей Югославии - Хорватия,
которую с осени 1991 года захлестнула гражданская война.
... Июль 1992 года. Майорские погоны. Ежедневная рутинная работа в
должности заместителя командира отдельного батальона патрульно-постовой
службы милиции. Каждый четвертый день столь "любимое" почти круглосуточное
"дежурство по городу" с многократной проверкой патрульных нарядов на
маршрутах и постах. Постоянные выезды на ЧП (грабежи, разбои, массовые
драки, т.д.), иногда с погонями "как в кино". Чувство усталости и
предвкушение скорого отпуска.
И вдруг, неожиданный вызов в УВД с предложением поехать в
миротворческую миссию ООН на Балканы в качестве полицейского наблюдателя -
представителя России. Требования просты - свободное владение английским
языком, умение хорошо водить машину, не менее 5 лет опыта практической
правоохранительной деятельности, хорошее здоровье и главное - желание
послужить миру. На обдумывание - один день.
Наверное, ни одно из важных жизненных решений не давалось мне столь
тяжело, как согласие поехать в эту миссию. Было над чем призадуматься. Ведь
ехать приходилось практически на войну, о логике и динамике которой не было
ни малейшего понятия. Дома оставались двое малолетних дочерей, которых никак
не хотелось подвергать риску стать сиротами, родители были против, некоторые
коллеги многозначительно крутили пальцем у виска....
И все же я решился. Видимо есть во мне что-то от авантюриста, искателя
приключений. Мир посмотреть, себя показать. И главное: хотелось проверить
себя - способен ли? Деньги? Тоже немаловажный вопрос. В миссии обещали
платить командировочные валютой, и верилось, что что-то удастся сэкономить и
привезти домой для пополнения семейного бюджета.
И вот Москва, Главное управление кадров МВД России. В небольшой комнате
несколько таких же, как и я, смущенно-потерянных офицеров милиции - майоров
и капитанов. Один из Орла, один из Тамбова, один из Рязани, один из Калуги,
один из Краснодара. В то время сотрудников со свободным владением английским
языком в Российской милиции было очень немного. И еще 7 долгих лет я буду
единственным представителем Калининградской милиции в российском контингенте
международной полиции ООН. Но тогда я этого еще не знал. А в тот день у всех
нас, будущих коллег и членов миротворческого братства, тревожил один и тот
же вопрос: к чему нам готовиться и что с нами будет там, на балканской
гражданской войне.
Но прежде, чем мы туда попали, пришлось изрядно попотеть в Москве,
сдавая в министерстве экзамен по английскому языку, проходя полное
медицинское обследование, отрабатывая около 400 психологических тестов и
оформляя кучу необходимых для работы в миссии ООН документов.
И вот - надрывный гул взлетающего курсом на Вену самолета, и очертания
Москвы медленно тают за пеленой провожающих нас в неизвестность облаков. На
душе тревожно и зябко, думается о доме, родных и близких.
Рядом в кресле сидит капитан внутренней службы из Орла Сергей Шипилов,
с которым мы станем друзьями на долгие годы, с которым рука об руку пройдем
сквозь огонь и пламя четырех миссий, проведя вместе на Балканах в общей
сложности более 5 лет. Через 7 лет Сергей станет первым командиром
российского полицейского контингента в Косово, я - его заместителем, а по
возвращении из Косово Сергей сам возглавит подразделение МВД по подготовке
российских миротворцев. Все это будет потом, а пока он под мерную песню
двигателей задумался о чем-то своем, наверное, тоже о доме.
Ни красавица Вена, ни дальнейшие пересадки на еще один самолет, а потом
на автобус, следующий в столицу Хорватии Загреб как-то не запомнились.
Наверное, потому, что было много дорожной суматохи по поводу багажа, который
кроме наших личных вещей и снаряжения включал еще пищевые термоса и
тяжеленные бронежилеты для ребят из первой группы, заехавшей в миссию за три
месяца до нас.
После прохождения в штабе международной полиции ООН в Загребе
двухдневного входного инструктажа мы получили свои первые назначения. Мы с
Сергеем были распределены на станцию международной полиции в Костайницу, в
то самое местечко, где несколькими месяцами ранее бесследно пропали двое
российских корреспондентов "Комсомольской правды". Позже мы видели их
валяющуюся на обочине в траве сожженную машину. Каких-либо следов самих
наших земляков в период нашей службы в Костайнице отыскать не удалось. Через
пару лет в средствах массовой информации прошла сообщение, что они оба были
расстреляны сербами. Но насколько оно было правдивым, каковы настоящие
обстоятельства их исчезновения, так и осталось тайной. Ни тел, ни места
захоронения также найдено не было.
Следует сказать, что все территории, где размещались полевые станции
международной полиции ООН, формально принадлежали Хорватии, но находились
под контролем сербов. Годом ранее, во время отделения Хорватии от Югославии,
сербская часть населения Хорватии не поддержала этого политического хода
руководителей хорватской республики и взялась за оружие. Хорватская
администрация из мест компактного проживания сербов была изгнана и на
"освобожденных от хорватов" хорватских территориях была провозглашена
независимая республика - Сербская Краина, занимавшая приблизительно третью
часть Хорватии.
Естественно, хорваты не склонны были смириться с подобной ситуацией,
тем более что под контроль сербов перешли важные в стратегическом и
экономическом отношении территории. Кроме того, в Сербской Краине осталось
проживать много этнических хорватов, не пожелавших бросить на произвол
судьбы свои дома, которые строили их деды и прадеды и где выросли несколько
поколений детей.
Таким образом возникла ситуация вооруженного противостояния хорватов и
сербов с регулярными минометно-артиллерийскими перестрелками на линии
разграничения. К тому же, обе стороны активно использовали диверсионные
группы, как для уничтожения военных объектов в тылу противника, так и для
третирования мирного населения. Для прекращения этих акций и недопущения
широкомасштабных военных действий на линиях разграничения были размещены
войска ООН, а во внутренние территории Сербской Краины были введены
подразделения международной полиции ООН. Войска ООН были вооружены по
полному штатному расписанию. Подразделения полиции ООН не были вооружены
вообще: ни оружия, ни дубинок, ни наручников. Для самозащиты - только
кулаки.
При этом, основными задачами международной полиции являлись:
осуществление надзора за положением этнических меньшинств на территории
Сербской Краины; полный гласный контроль за работой местной полиции на всех
уровнях; выявление фактов нарушений прав человека, незарегистрированных или
специально скрытых преступлений; частичный контроль за перемещением воинских
подразделений и военной техники (основной контроль осуществляли военные
наблюдатели); помощь беженцам и перемещенным лицам; помощь в сопровождении
конвоев и распределении населению гуманитарной помощи; оказание содействия
другим службам и подразделениям ООН в работе с гражданским населением. В
реальной действительности этих направлений работы оказалось намного больше.
Из штаба миссии к месту службы нас везли на машине. Пока ехали по
внутренней хорватской территории с интересом разглядывали встречных людей,
пробегающие мимо пейзажи чужой страны, к счастью еще мирные. Как только
подъехали к линии военного разграничения, по спине поползли мурашки. Справа
и слева по дороге - обугленные остовы разбитых, искореженных, перевернутых
гражданских и военных машин, расстрелянные, сожженные и взорванные дома,
воронки от разрывов снарядов и гранат. Везде многочисленные следы попадания
пуль: на буквально изрешеченных дорожных знаках, на уцелевших стенах домов,
на ограждении мостика через небольшую речушку, на валяющейся у обочины
дороги детской коляске... И запах - страшный запах недавних боев, смесь
пороха, гари, опаленной земли и человеческой крови.
Сейчас в России уже никого не удивишь такими картинками. Все вдоволь
насмотрелись телевизионных репортажей из Чечни. Но тогда на нас, вырванных
неожиданным вихрем из спокойной мирной жизни, эти картины произвели эффект
ледяного душа. За 5 лет работы на Балканах мы увидим тысячи подобных
картинок, в какой-то степени даже привыкнем к ним. Хотя к этому, как к
слезам ребенка, нельзя привыкнуть.
Вот и наша полицейская станция, - две комнатки в бывшем баре. Наш
первый командир - датчанин Эрик Стремберг, спокойный пожилой человек,
полицейский-профессионал со стажем. Коллеги по работе - офицеры полиции из
Дании, Польши, Португалии, Бангладеш, Кении, Колумбии, Непала, Нигерии. И
вот теперь двое русских. Всего около 20 человек. Восемь переносных
радиостанций, две печатные машинки. Четыре белые машины с большими знаками
UN на бортах и на крыше, из которых две - русские уазики, причем почти
новенькие.
Последнему факту мы были крайне удивлены, но позже узнали историю
появления наших военных машин в автопарке полиции ООН. Как оказалось, после
падения Берлинской стены и начала процесса объединения Германии, Бундесвер
отказался использовать армейскую технику бывшей ГДР, в основном советского
производства. Тогда и было принято соломоново решение: передать автопарк
машин общего назначения бывшей армии ГДР в распоряжение ООН.
Первые дни службы - как в тумане. Все так необычно. Постоянное огромное
внутреннее напряжение и на службе и вне ее. Как ни готовили нас в Москве ко
встрече с реальным разговорным английским, все равно есть только один
реальный путь овладеть им: практика, практика, практика! Чего нам
катастрофически не хватало. Я буквально с ужасом обнаружил, что английский
существует в десятках "вариантов", от абсолютно "нечитаемого ухом"
прерывисто-пулеметного ирландского, до проглатывающего половину звуков
африканского. Как оказалось, значительные "белые пятна" были у меня и в
знании специальной английской полицейской терминологии, порядка радиообмена
и т.д.
В результате половина переговоров в радиоэфире, указаний, распоряжений,
приказов руководителей штаба и станции были непонятны или понятны отчасти.
Приходилось, переступая через неловкость, многое переспрашивать, уточнять по
несколько раз, чтоб быть уверенным, что ты все понял правильно. Иного выхода
не было, т.к. ценой даже маленького недопонимания важного сообщения или
срочной информации для коллег в патруле могла стать их жизнь.
В этой ситуации мне очень помог мой друг Сергей Шипилов. Уровень его
английского языка был и до сих пор остается самым высоким в контингенте
российских миротворцев. Так что, у меня "под боком" был квалифицированный
консультант. Именно Сергей, а не советские школы-институты, сформировал
надежную базу моего профессионального английского языка и помог в короткий
срок восполнить пробелы в языковой подготовке.
Каждый день на станции бесконечная очередь посетителей - местных
жителей. Кто-то ищет своих родных: матерей, отцов, сыновей, дочерей,
пропавших в ходе недавних военных действий. Кто-то сообщает о появлении в их
районе и бесчинствах диверсионных групп, о подрывах на минах. Кто-то
жалуется на бездействие или несправедливость местной полиции. Кто-то просит
о помощи голодным или заболевшим детям. Кто-то умоляет вывезти срочно его
семью через границу, т.к. неизвестные бандиты обещали их всех вырезать. И
так всю смену - в людских проблемах, в человеческом горе. Поэтому, каждое
восьмичасовое дежурство давалось огромным нервным напряжением.
Костайница является приграничным городом, ее делит на две части быстрая
и холодная река Уна. Наш берег - это Сербская Краина, тот берег - уже другое
государство, Босния. Соединяет два берега красивый мост. Местные жители
свободно ходят через мост туда-сюда, а нам пересекать мост категорически
запрещено. Быть на том берегу, в другом государстве у нас, иностранцев нет
мандата и полномочий.
Мы с Сергеем разместились на постой в двух комнатах в домике у
гостеприимной сербской семьи - Миле и Драгицы. Дети у них уехали, спасаясь
от ужасов гражданской войны. Они же решили рискнуть и остаться, чтоб
сохранить для детей дом. Надеялись, что судьба их пощадит и вернет мир на их
страдающую землю.
Но судьба не пощадила. Через три года, в 1995 году хорватские
вооруженные силы атакуют эту территорию, и сербская оборона рассыплется в
два дня. Мы знаем только, что Миле и Драгица в числе тысяч сербских беженцев
под артобстрелами и бомбежками бежали в Сербию, но добрались ли они в
Белград живыми, не знаем. Немало людей погибло тогда в мясорубке военных
действий, были среди них и международные полицейские ООН.
Каждый вечер, как только на землю опускается мрак, на обоих берегах в
городе и округе начинается спорадическая стрельба. Света нет, воды тоже.
Вокруг - черная зловещая темнота. Всякий раз, когда открывается эта
вечерне-ночная канонада, невольно вздрагиваешь, и голова сама втягивается в
плечи. Первые несколько ночей не заснуть. Через две недели сон приходит,
только если слышна стрельба. В тишине заснуть абсолютно невозможно.
Днем тоже приходилось вести себя очень осмотрительно, округа напичкана
тысячами мин и нам категорически запрещалось сходить с асфальта. Нередки
были случаи, когда подвыпившие сербские солдаты брали нас на мушку или
стреляли в воздух за спиной, проверяя нашу реакцию. К счастью, все-таки не
убивали. В общем, скучать не приходилось...
Вспоминается один курьезный случай, произошедший со мной в один из
первых дней пребывания на станции. Как я уже говорил, представители
российской милиции впервые приняли участие в миссии ООН вообще и на Балканах
в частности. Большинство иностранцев до этого никогда не видели русских и
относились к нам очень настороженно. Но любопытство брало свое...
В один из вечеров, идя на ночную смену, я услышал позади себя шепот
двух кенийцев, работавших также у нас на станции. Один из них объяснял
другому, что впереди идущий человек - настоящий русский полицейский. Второй
выражал сомнения, поскольку, по его мнению, русские должны быть очень
большими, злыми и коварными. Они следовали за мной до самой станции, а там
сомневающийся кениец молча подошел и осторожно дотронулся до моего плеча,
проверяя мою реакцию и заодно оценивая, - являюсь ли я "Homo sapience". При
этом, на его лице было написано столько страха и любопытства, что я не
выдержал и рассмеялся. Позже мы стали добрыми приятелями.
Из непродолжительного времени работы на этой станции самым
запомнившимся для меня эпизодом осталось выполнение специального задания
штаба миссии.
Дело в том, что в разгар гражданского конфликта в Хорватии наблюдатели
ООН отметили появление опасных тенденций в развитии ситуации в соседней
Боснии и Герцеговине, где дело тоже шло к гражданской войне. Руководство ООН
приняло решение провести подготовительные мероприятия на случай появления
необходимости срочного ввода войск ООН на территорию этой страны. В
частности, необходимо было разведать возможность прохода техники войсковых
подразделений ООН через малоиспользуемые лесные, проселочные и горные дороги
и дорожки на более чем 600 километровом протяжении Хорвато-Боснийской
границы. Для выполнения этого задания выбрали датского офицера полиции Ларса
Руби и меня. К тому времени я уже сносно говорил на сербо-хорватском языке и
нередко в дополнение к своим прямым служебным обязанностям на полицейской
станции выполнял функции переводчика.
Нам выделили белый уазик, сухой паек на неделю, подробную карту района
поиска, забрали наши полицейские документы. По легенде прикрытия на случай
обнаружения или ареста боснийской стороной мы должны были играть роль
заблудившихся работников средств массовой информации по линии ООН.
В течение 6 дней мы кропотливо исследовали все лесные и проселочные
дороги, даже козьи тропы, ведущие в сторону границы Хорватии с Боснией. При
каждом обнаружении такой дороги, иногда сильно заросшей травой и заваленной
обломками деревьев, мы в первую очередь пытались выяснить у местных жителей
на хорватской стороне, куда идет эта дорога, может ли машина пройти по ней,
есть ли риск нарваться на мины или снайпера на той стороне. Опрашивали также
персонал приграничных наблюдательных постов войск ООН, у них же
останавливались на ночевки.
При начале практического обследования каждой дороги, прежде всего,
обращали внимание на наличие на ней следов проезда телег, прохода скота, и
т.п. Если такие следы были, мы осторожно ехали по этой дороге вперед до тех
пор, пока не обнаруживали, что она завела нас в тупик, в какую-то горную
боснийскую забытую богом деревеньку, или пока не обнаруживали впереди минное
поле. А если повезет, то пока наша тропа не соединялась уже на территории
Боснии с более-менее цивилизованной дорогой.
Если вышеописанных следов не было, или мы знали об активности
боснийских снайперов в обследуемом районе, то мы разделялись. Один из нас в
голубом бронежилете и голубой каске с высоко поднятым ооновским флагом в
руках медленно шел вперед по дороге, внимательнейшим образом осматривая
дорогу на предмет наличия следов установки мин. Другой также в бронежилете и
каске ехал вслед за впереди идущим на машине на дистанции прямой видимости.
Через каждые 200-250 метров менялись, т.к. из-за огромного внутреннего
напряжения и пребывания в бронежилете на 35-градусной сентябрьской
боснийской жаре одежда мгновенно становилась мокрой, да и нервы вытягивались
в струну. Записки родным заранее были написаны и переданы друг другу на
случай, если одному не повезет, а другой выживет.
Однажды после километрового марша таким манером мы вышли к красивому
горному лугу, на котором увидели подорвавшееся на минном поле стадо коров.
Более сотни животных, растерзанных минами на куски или изрешеченных
осколками лежали на поле. Стоял дикий смрад. Куски внутренностей животных
висели на редких и жидких кустиках. Меня вырвало, моего напарника тоже. Как
нам не было тяжело и противно, пришлось ехать по этой дороге дальше. Задание
есть задание.
Три дня все складывалось для нас удачно. На четвертый день боснийцы нас
все-таки заловили. Мы, как и предписывала легенда, прикинулись "блудными
сынами ООН", просили показать нам дорогу в Хорватию. Когда боснийцы стали
обыскивать нашу машину, нас с Ларсом прошиб липкий пот. Если бы они нашли
карту границы с нашими пометками, спрятанную под ковриком водительского
сиденья, я думаю, мы могли бы рассчитывать на серьезные неприятности. Но, к
счастью, пронесло. Не обнаружив при нас и в машине ничего подозрительного и
продержав нас в качестве задержанных около трех часов, боснийцы выдворили
нас обратно в Хорватию. Обращались с нами в ходе допросов и обысков очень
корректно, уважая наш ооновский статус.
В конце концов, мы успешно закончили выполнение этого задания,
обнаружив и зафиксировав около 30 лесных, полевых и горных дорог, по которым
военная техника ООН могла бы просочиться в Боснию.
Заросшие, грязные, с воспаленными глазами, измотанные нервно и
физически мы вернулись на свою сразу ставшую такой родной и милой сердцу
полицейскую станцию.
Через три месяца после приезда в Костайницу, мое ооновское руководство
"без меня меня женило". Не спросив мое мнение, меня назначили командиром
другой полицейской станции, где я понял "почем фунт лиха" и за что ООН
платят деньги. Моей новой семьей стал коллектив из 26 человек из 14 стран
мира. Половина из моих подчиненных, к сожалению, почти не разговаривали на
английском, я до сих пор не понимаю, как им удалось попасть в миссию. В этих
условиях, чтобы обеспечить работоспособность станции, я вынужден был
прибегать к нестандартным методам.
Так, например, чтобы быть уверенным в том, что мои подчиненные
полностью поняли требования, усвоили план работы на день и меры личной
безопасности в ходе ее выполнения, совещания и инструктажи приходилось
проводить в несколько этапов. Я выбрал среди моих коллег-полицейских одного
француза, одного аргентинца и одного иорданца, сносно говорящих на
английском в качестве переводчиков. В ходе выступления произносил две-три
фразы на английском и давал время моим переводчикам перевести сказанное
соответственно на французский, испанский и арабские языки. Через такую же
схему мне поступали вопросы и доклады о выполненной работе от подчиненных.
Проблемы в работе возникали на ровном месте. Так, например, в начале
зимы бангладешцы и египтяне категорически отказались садиться за руль
ооновских машин, поскольку они не имели никакой практики вождения машин в
зимних условиях. Мое предложение провести краткий курс обучения вождения на
снегу и обледенелой дороге они отвергли. Следует отметить, что дороги в
Югославии зачастую очень плохие, особенно в горных районах. Иногда они
бывают настолько узки, что две машины, встретившись на такой дороге, не
могут разъехаться. И водитель одной из них вынужден включать заднюю скорость
и пятиться несколько километров назад, пока не отыщется местечко для
разъезда. Понятно, что вождение машины по таким горным дорогам вблизи
пропастей и обрывов было рискованно даже летом, а по зиме на это решались
только самые отчаянные и смелые.
Мой заместитель датчанин заявил, что не сядет за руль русского уазика,
поскольку это - тяжелая и очень некомфортная машина. Нужно сказать, что
большинство полицейских не любили наши уазики за сквозняки, малую скорость и
сложность в управлении. Вместе с тем, с ними мирились, поскольку, как
показала практика, у них было свое преимущество перед комфортабельными
европейскими джипами и седанами. При подрыве уазика на противопехотной мине,
у экипажа оставался шанс выжить за счет более толстого железа кузова и
негерметичности салона. Последнее важно для прохождения ударной воздушной
волны. Несколько месяцев ранее такой уазик спас жизнь нашему полицейскому
наблюдателю Александру Чуткерашвили. Вместе с канадцем он был на патруле,
когда их машина наехала на мину. Машина сильно пострадала, Александр был
ранен в ногу и подбородок, канадец был сильно контужен, но главное, оба
остались живы. На других машинах последствия всегда были более страшными...
Несколько позднее, в экстремальной ситуации мне удалось доказать еще
одно значимое преимущество российской машины - техническую надежность, и тем
самым несколько восстановить ее "реноме" в глазах иностранцев. На одном из
наших уазиков заклинило коробку передач на четвертой скорости. Для ремонта
ее нужно было каким-то образом переправить по горным дорогам на базу
технического обслуживания, расположенную в 88 километрах от нашей
полицейской станции. Специальных машин для эвакуации у нас не было, как не
было и достаточно мощной патрульной полицейской машины, способной
отбуксировать уазик по горам на такое далекое расстояние. Я хорошо знал
возможности этой машины еще с мальчишеских лет, когда с разрешения
солдата-водителя и втайне от отца, командира части, водил его служебный
уазик в военном гарнизоне. Я решил гнать машину на ремонт на собственном
ходу на заклинившей четвертой скорости. Все водители на станции отказались
это делать, и я взялся осуществить это самостоятельно. Никто не верил в
From: vgorban@martadk.ru
Date: 13-May-2002
---------------------------------------------------------------
Данные записки не претендуют на полноту освещения событий в
Югославии в 1992-2002 году. Автор связан требованиями принципа
беспристрастности Миротворца и обязательствами сохранения служебной тайны.
Поэтому, он сознательно избегает политических оценок и приводит минимум
иллюстрирующих фактов, т.к. они могут быть использованы для разжигания
национальной розни. Главная тема записок - сама профессия Миротворца,
портреты людей, которые находятся в самом эпицентре кровавых политических
событий и рассказ о том, с чем приходится им сталкиваться при осуществлении
своей миссии.
Так случается порой, что судьба вдруг совершает неожиданный зигзаг и в
корне меняет стиль и темп твоей жизни, твои представления о мире, да и тебя
самого. Такое "землетрясение" в моей милицейской работе произошло летом 1992
года.
Начало 90-х годов. ГКЧП, "похороны" СССР, траурное шествие по стране
экономического кризиса, появление в обиходе и прочувствование на собственной
шкуре новых для нас явлений - безработицы, приватизации, инфляции... И пока
еще где-то там, впереди - возрождение в политических муках новой Российской
государственности.
В этот, казалось бы, совершенно неподходящий момент Российское
правительство принимает решение об участии в миротворческих миссиях
Организации Объединенных Наций в горячих точках планеты и о предоставлении
для этих целей своих воинского и полицейского контингентов. Большинство
развитых стран мира занимались миротворческой деятельностью с момента
создания ООН, а вот Россия, к сожалению, припозднилась на 45 лет. Но уж
лучше позже, чем никогда...
Первой согласованной с ООН горячей точкой для проверки российских
миротворцев стали Балканы, а точнее, республика бывшей Югославии - Хорватия,
которую с осени 1991 года захлестнула гражданская война.
... Июль 1992 года. Майорские погоны. Ежедневная рутинная работа в
должности заместителя командира отдельного батальона патрульно-постовой
службы милиции. Каждый четвертый день столь "любимое" почти круглосуточное
"дежурство по городу" с многократной проверкой патрульных нарядов на
маршрутах и постах. Постоянные выезды на ЧП (грабежи, разбои, массовые
драки, т.д.), иногда с погонями "как в кино". Чувство усталости и
предвкушение скорого отпуска.
И вдруг, неожиданный вызов в УВД с предложением поехать в
миротворческую миссию ООН на Балканы в качестве полицейского наблюдателя -
представителя России. Требования просты - свободное владение английским
языком, умение хорошо водить машину, не менее 5 лет опыта практической
правоохранительной деятельности, хорошее здоровье и главное - желание
послужить миру. На обдумывание - один день.
Наверное, ни одно из важных жизненных решений не давалось мне столь
тяжело, как согласие поехать в эту миссию. Было над чем призадуматься. Ведь
ехать приходилось практически на войну, о логике и динамике которой не было
ни малейшего понятия. Дома оставались двое малолетних дочерей, которых никак
не хотелось подвергать риску стать сиротами, родители были против, некоторые
коллеги многозначительно крутили пальцем у виска....
И все же я решился. Видимо есть во мне что-то от авантюриста, искателя
приключений. Мир посмотреть, себя показать. И главное: хотелось проверить
себя - способен ли? Деньги? Тоже немаловажный вопрос. В миссии обещали
платить командировочные валютой, и верилось, что что-то удастся сэкономить и
привезти домой для пополнения семейного бюджета.
И вот Москва, Главное управление кадров МВД России. В небольшой комнате
несколько таких же, как и я, смущенно-потерянных офицеров милиции - майоров
и капитанов. Один из Орла, один из Тамбова, один из Рязани, один из Калуги,
один из Краснодара. В то время сотрудников со свободным владением английским
языком в Российской милиции было очень немного. И еще 7 долгих лет я буду
единственным представителем Калининградской милиции в российском контингенте
международной полиции ООН. Но тогда я этого еще не знал. А в тот день у всех
нас, будущих коллег и членов миротворческого братства, тревожил один и тот
же вопрос: к чему нам готовиться и что с нами будет там, на балканской
гражданской войне.
Но прежде, чем мы туда попали, пришлось изрядно попотеть в Москве,
сдавая в министерстве экзамен по английскому языку, проходя полное
медицинское обследование, отрабатывая около 400 психологических тестов и
оформляя кучу необходимых для работы в миссии ООН документов.
И вот - надрывный гул взлетающего курсом на Вену самолета, и очертания
Москвы медленно тают за пеленой провожающих нас в неизвестность облаков. На
душе тревожно и зябко, думается о доме, родных и близких.
Рядом в кресле сидит капитан внутренней службы из Орла Сергей Шипилов,
с которым мы станем друзьями на долгие годы, с которым рука об руку пройдем
сквозь огонь и пламя четырех миссий, проведя вместе на Балканах в общей
сложности более 5 лет. Через 7 лет Сергей станет первым командиром
российского полицейского контингента в Косово, я - его заместителем, а по
возвращении из Косово Сергей сам возглавит подразделение МВД по подготовке
российских миротворцев. Все это будет потом, а пока он под мерную песню
двигателей задумался о чем-то своем, наверное, тоже о доме.
Ни красавица Вена, ни дальнейшие пересадки на еще один самолет, а потом
на автобус, следующий в столицу Хорватии Загреб как-то не запомнились.
Наверное, потому, что было много дорожной суматохи по поводу багажа, который
кроме наших личных вещей и снаряжения включал еще пищевые термоса и
тяжеленные бронежилеты для ребят из первой группы, заехавшей в миссию за три
месяца до нас.
После прохождения в штабе международной полиции ООН в Загребе
двухдневного входного инструктажа мы получили свои первые назначения. Мы с
Сергеем были распределены на станцию международной полиции в Костайницу, в
то самое местечко, где несколькими месяцами ранее бесследно пропали двое
российских корреспондентов "Комсомольской правды". Позже мы видели их
валяющуюся на обочине в траве сожженную машину. Каких-либо следов самих
наших земляков в период нашей службы в Костайнице отыскать не удалось. Через
пару лет в средствах массовой информации прошла сообщение, что они оба были
расстреляны сербами. Но насколько оно было правдивым, каковы настоящие
обстоятельства их исчезновения, так и осталось тайной. Ни тел, ни места
захоронения также найдено не было.
Следует сказать, что все территории, где размещались полевые станции
международной полиции ООН, формально принадлежали Хорватии, но находились
под контролем сербов. Годом ранее, во время отделения Хорватии от Югославии,
сербская часть населения Хорватии не поддержала этого политического хода
руководителей хорватской республики и взялась за оружие. Хорватская
администрация из мест компактного проживания сербов была изгнана и на
"освобожденных от хорватов" хорватских территориях была провозглашена
независимая республика - Сербская Краина, занимавшая приблизительно третью
часть Хорватии.
Естественно, хорваты не склонны были смириться с подобной ситуацией,
тем более что под контроль сербов перешли важные в стратегическом и
экономическом отношении территории. Кроме того, в Сербской Краине осталось
проживать много этнических хорватов, не пожелавших бросить на произвол
судьбы свои дома, которые строили их деды и прадеды и где выросли несколько
поколений детей.
Таким образом возникла ситуация вооруженного противостояния хорватов и
сербов с регулярными минометно-артиллерийскими перестрелками на линии
разграничения. К тому же, обе стороны активно использовали диверсионные
группы, как для уничтожения военных объектов в тылу противника, так и для
третирования мирного населения. Для прекращения этих акций и недопущения
широкомасштабных военных действий на линиях разграничения были размещены
войска ООН, а во внутренние территории Сербской Краины были введены
подразделения международной полиции ООН. Войска ООН были вооружены по
полному штатному расписанию. Подразделения полиции ООН не были вооружены
вообще: ни оружия, ни дубинок, ни наручников. Для самозащиты - только
кулаки.
При этом, основными задачами международной полиции являлись:
осуществление надзора за положением этнических меньшинств на территории
Сербской Краины; полный гласный контроль за работой местной полиции на всех
уровнях; выявление фактов нарушений прав человека, незарегистрированных или
специально скрытых преступлений; частичный контроль за перемещением воинских
подразделений и военной техники (основной контроль осуществляли военные
наблюдатели); помощь беженцам и перемещенным лицам; помощь в сопровождении
конвоев и распределении населению гуманитарной помощи; оказание содействия
другим службам и подразделениям ООН в работе с гражданским населением. В
реальной действительности этих направлений работы оказалось намного больше.
Из штаба миссии к месту службы нас везли на машине. Пока ехали по
внутренней хорватской территории с интересом разглядывали встречных людей,
пробегающие мимо пейзажи чужой страны, к счастью еще мирные. Как только
подъехали к линии военного разграничения, по спине поползли мурашки. Справа
и слева по дороге - обугленные остовы разбитых, искореженных, перевернутых
гражданских и военных машин, расстрелянные, сожженные и взорванные дома,
воронки от разрывов снарядов и гранат. Везде многочисленные следы попадания
пуль: на буквально изрешеченных дорожных знаках, на уцелевших стенах домов,
на ограждении мостика через небольшую речушку, на валяющейся у обочины
дороги детской коляске... И запах - страшный запах недавних боев, смесь
пороха, гари, опаленной земли и человеческой крови.
Сейчас в России уже никого не удивишь такими картинками. Все вдоволь
насмотрелись телевизионных репортажей из Чечни. Но тогда на нас, вырванных
неожиданным вихрем из спокойной мирной жизни, эти картины произвели эффект
ледяного душа. За 5 лет работы на Балканах мы увидим тысячи подобных
картинок, в какой-то степени даже привыкнем к ним. Хотя к этому, как к
слезам ребенка, нельзя привыкнуть.
Вот и наша полицейская станция, - две комнатки в бывшем баре. Наш
первый командир - датчанин Эрик Стремберг, спокойный пожилой человек,
полицейский-профессионал со стажем. Коллеги по работе - офицеры полиции из
Дании, Польши, Португалии, Бангладеш, Кении, Колумбии, Непала, Нигерии. И
вот теперь двое русских. Всего около 20 человек. Восемь переносных
радиостанций, две печатные машинки. Четыре белые машины с большими знаками
UN на бортах и на крыше, из которых две - русские уазики, причем почти
новенькие.
Последнему факту мы были крайне удивлены, но позже узнали историю
появления наших военных машин в автопарке полиции ООН. Как оказалось, после
падения Берлинской стены и начала процесса объединения Германии, Бундесвер
отказался использовать армейскую технику бывшей ГДР, в основном советского
производства. Тогда и было принято соломоново решение: передать автопарк
машин общего назначения бывшей армии ГДР в распоряжение ООН.
Первые дни службы - как в тумане. Все так необычно. Постоянное огромное
внутреннее напряжение и на службе и вне ее. Как ни готовили нас в Москве ко
встрече с реальным разговорным английским, все равно есть только один
реальный путь овладеть им: практика, практика, практика! Чего нам
катастрофически не хватало. Я буквально с ужасом обнаружил, что английский
существует в десятках "вариантов", от абсолютно "нечитаемого ухом"
прерывисто-пулеметного ирландского, до проглатывающего половину звуков
африканского. Как оказалось, значительные "белые пятна" были у меня и в
знании специальной английской полицейской терминологии, порядка радиообмена
и т.д.
В результате половина переговоров в радиоэфире, указаний, распоряжений,
приказов руководителей штаба и станции были непонятны или понятны отчасти.
Приходилось, переступая через неловкость, многое переспрашивать, уточнять по
несколько раз, чтоб быть уверенным, что ты все понял правильно. Иного выхода
не было, т.к. ценой даже маленького недопонимания важного сообщения или
срочной информации для коллег в патруле могла стать их жизнь.
В этой ситуации мне очень помог мой друг Сергей Шипилов. Уровень его
английского языка был и до сих пор остается самым высоким в контингенте
российских миротворцев. Так что, у меня "под боком" был квалифицированный
консультант. Именно Сергей, а не советские школы-институты, сформировал
надежную базу моего профессионального английского языка и помог в короткий
срок восполнить пробелы в языковой подготовке.
Каждый день на станции бесконечная очередь посетителей - местных
жителей. Кто-то ищет своих родных: матерей, отцов, сыновей, дочерей,
пропавших в ходе недавних военных действий. Кто-то сообщает о появлении в их
районе и бесчинствах диверсионных групп, о подрывах на минах. Кто-то
жалуется на бездействие или несправедливость местной полиции. Кто-то просит
о помощи голодным или заболевшим детям. Кто-то умоляет вывезти срочно его
семью через границу, т.к. неизвестные бандиты обещали их всех вырезать. И
так всю смену - в людских проблемах, в человеческом горе. Поэтому, каждое
восьмичасовое дежурство давалось огромным нервным напряжением.
Костайница является приграничным городом, ее делит на две части быстрая
и холодная река Уна. Наш берег - это Сербская Краина, тот берег - уже другое
государство, Босния. Соединяет два берега красивый мост. Местные жители
свободно ходят через мост туда-сюда, а нам пересекать мост категорически
запрещено. Быть на том берегу, в другом государстве у нас, иностранцев нет
мандата и полномочий.
Мы с Сергеем разместились на постой в двух комнатах в домике у
гостеприимной сербской семьи - Миле и Драгицы. Дети у них уехали, спасаясь
от ужасов гражданской войны. Они же решили рискнуть и остаться, чтоб
сохранить для детей дом. Надеялись, что судьба их пощадит и вернет мир на их
страдающую землю.
Но судьба не пощадила. Через три года, в 1995 году хорватские
вооруженные силы атакуют эту территорию, и сербская оборона рассыплется в
два дня. Мы знаем только, что Миле и Драгица в числе тысяч сербских беженцев
под артобстрелами и бомбежками бежали в Сербию, но добрались ли они в
Белград живыми, не знаем. Немало людей погибло тогда в мясорубке военных
действий, были среди них и международные полицейские ООН.
Каждый вечер, как только на землю опускается мрак, на обоих берегах в
городе и округе начинается спорадическая стрельба. Света нет, воды тоже.
Вокруг - черная зловещая темнота. Всякий раз, когда открывается эта
вечерне-ночная канонада, невольно вздрагиваешь, и голова сама втягивается в
плечи. Первые несколько ночей не заснуть. Через две недели сон приходит,
только если слышна стрельба. В тишине заснуть абсолютно невозможно.
Днем тоже приходилось вести себя очень осмотрительно, округа напичкана
тысячами мин и нам категорически запрещалось сходить с асфальта. Нередки
были случаи, когда подвыпившие сербские солдаты брали нас на мушку или
стреляли в воздух за спиной, проверяя нашу реакцию. К счастью, все-таки не
убивали. В общем, скучать не приходилось...
Вспоминается один курьезный случай, произошедший со мной в один из
первых дней пребывания на станции. Как я уже говорил, представители
российской милиции впервые приняли участие в миссии ООН вообще и на Балканах
в частности. Большинство иностранцев до этого никогда не видели русских и
относились к нам очень настороженно. Но любопытство брало свое...
В один из вечеров, идя на ночную смену, я услышал позади себя шепот
двух кенийцев, работавших также у нас на станции. Один из них объяснял
другому, что впереди идущий человек - настоящий русский полицейский. Второй
выражал сомнения, поскольку, по его мнению, русские должны быть очень
большими, злыми и коварными. Они следовали за мной до самой станции, а там
сомневающийся кениец молча подошел и осторожно дотронулся до моего плеча,
проверяя мою реакцию и заодно оценивая, - являюсь ли я "Homo sapience". При
этом, на его лице было написано столько страха и любопытства, что я не
выдержал и рассмеялся. Позже мы стали добрыми приятелями.
Из непродолжительного времени работы на этой станции самым
запомнившимся для меня эпизодом осталось выполнение специального задания
штаба миссии.
Дело в том, что в разгар гражданского конфликта в Хорватии наблюдатели
ООН отметили появление опасных тенденций в развитии ситуации в соседней
Боснии и Герцеговине, где дело тоже шло к гражданской войне. Руководство ООН
приняло решение провести подготовительные мероприятия на случай появления
необходимости срочного ввода войск ООН на территорию этой страны. В
частности, необходимо было разведать возможность прохода техники войсковых
подразделений ООН через малоиспользуемые лесные, проселочные и горные дороги
и дорожки на более чем 600 километровом протяжении Хорвато-Боснийской
границы. Для выполнения этого задания выбрали датского офицера полиции Ларса
Руби и меня. К тому времени я уже сносно говорил на сербо-хорватском языке и
нередко в дополнение к своим прямым служебным обязанностям на полицейской
станции выполнял функции переводчика.
Нам выделили белый уазик, сухой паек на неделю, подробную карту района
поиска, забрали наши полицейские документы. По легенде прикрытия на случай
обнаружения или ареста боснийской стороной мы должны были играть роль
заблудившихся работников средств массовой информации по линии ООН.
В течение 6 дней мы кропотливо исследовали все лесные и проселочные
дороги, даже козьи тропы, ведущие в сторону границы Хорватии с Боснией. При
каждом обнаружении такой дороги, иногда сильно заросшей травой и заваленной
обломками деревьев, мы в первую очередь пытались выяснить у местных жителей
на хорватской стороне, куда идет эта дорога, может ли машина пройти по ней,
есть ли риск нарваться на мины или снайпера на той стороне. Опрашивали также
персонал приграничных наблюдательных постов войск ООН, у них же
останавливались на ночевки.
При начале практического обследования каждой дороги, прежде всего,
обращали внимание на наличие на ней следов проезда телег, прохода скота, и
т.п. Если такие следы были, мы осторожно ехали по этой дороге вперед до тех
пор, пока не обнаруживали, что она завела нас в тупик, в какую-то горную
боснийскую забытую богом деревеньку, или пока не обнаруживали впереди минное
поле. А если повезет, то пока наша тропа не соединялась уже на территории
Боснии с более-менее цивилизованной дорогой.
Если вышеописанных следов не было, или мы знали об активности
боснийских снайперов в обследуемом районе, то мы разделялись. Один из нас в
голубом бронежилете и голубой каске с высоко поднятым ооновским флагом в
руках медленно шел вперед по дороге, внимательнейшим образом осматривая
дорогу на предмет наличия следов установки мин. Другой также в бронежилете и
каске ехал вслед за впереди идущим на машине на дистанции прямой видимости.
Через каждые 200-250 метров менялись, т.к. из-за огромного внутреннего
напряжения и пребывания в бронежилете на 35-градусной сентябрьской
боснийской жаре одежда мгновенно становилась мокрой, да и нервы вытягивались
в струну. Записки родным заранее были написаны и переданы друг другу на
случай, если одному не повезет, а другой выживет.
Однажды после километрового марша таким манером мы вышли к красивому
горному лугу, на котором увидели подорвавшееся на минном поле стадо коров.
Более сотни животных, растерзанных минами на куски или изрешеченных
осколками лежали на поле. Стоял дикий смрад. Куски внутренностей животных
висели на редких и жидких кустиках. Меня вырвало, моего напарника тоже. Как
нам не было тяжело и противно, пришлось ехать по этой дороге дальше. Задание
есть задание.
Три дня все складывалось для нас удачно. На четвертый день боснийцы нас
все-таки заловили. Мы, как и предписывала легенда, прикинулись "блудными
сынами ООН", просили показать нам дорогу в Хорватию. Когда боснийцы стали
обыскивать нашу машину, нас с Ларсом прошиб липкий пот. Если бы они нашли
карту границы с нашими пометками, спрятанную под ковриком водительского
сиденья, я думаю, мы могли бы рассчитывать на серьезные неприятности. Но, к
счастью, пронесло. Не обнаружив при нас и в машине ничего подозрительного и
продержав нас в качестве задержанных около трех часов, боснийцы выдворили
нас обратно в Хорватию. Обращались с нами в ходе допросов и обысков очень
корректно, уважая наш ооновский статус.
В конце концов, мы успешно закончили выполнение этого задания,
обнаружив и зафиксировав около 30 лесных, полевых и горных дорог, по которым
военная техника ООН могла бы просочиться в Боснию.
Заросшие, грязные, с воспаленными глазами, измотанные нервно и
физически мы вернулись на свою сразу ставшую такой родной и милой сердцу
полицейскую станцию.
Через три месяца после приезда в Костайницу, мое ооновское руководство
"без меня меня женило". Не спросив мое мнение, меня назначили командиром
другой полицейской станции, где я понял "почем фунт лиха" и за что ООН
платят деньги. Моей новой семьей стал коллектив из 26 человек из 14 стран
мира. Половина из моих подчиненных, к сожалению, почти не разговаривали на
английском, я до сих пор не понимаю, как им удалось попасть в миссию. В этих
условиях, чтобы обеспечить работоспособность станции, я вынужден был
прибегать к нестандартным методам.
Так, например, чтобы быть уверенным в том, что мои подчиненные
полностью поняли требования, усвоили план работы на день и меры личной
безопасности в ходе ее выполнения, совещания и инструктажи приходилось
проводить в несколько этапов. Я выбрал среди моих коллег-полицейских одного
француза, одного аргентинца и одного иорданца, сносно говорящих на
английском в качестве переводчиков. В ходе выступления произносил две-три
фразы на английском и давал время моим переводчикам перевести сказанное
соответственно на французский, испанский и арабские языки. Через такую же
схему мне поступали вопросы и доклады о выполненной работе от подчиненных.
Проблемы в работе возникали на ровном месте. Так, например, в начале
зимы бангладешцы и египтяне категорически отказались садиться за руль
ооновских машин, поскольку они не имели никакой практики вождения машин в
зимних условиях. Мое предложение провести краткий курс обучения вождения на
снегу и обледенелой дороге они отвергли. Следует отметить, что дороги в
Югославии зачастую очень плохие, особенно в горных районах. Иногда они
бывают настолько узки, что две машины, встретившись на такой дороге, не
могут разъехаться. И водитель одной из них вынужден включать заднюю скорость
и пятиться несколько километров назад, пока не отыщется местечко для
разъезда. Понятно, что вождение машины по таким горным дорогам вблизи
пропастей и обрывов было рискованно даже летом, а по зиме на это решались
только самые отчаянные и смелые.
Мой заместитель датчанин заявил, что не сядет за руль русского уазика,
поскольку это - тяжелая и очень некомфортная машина. Нужно сказать, что
большинство полицейских не любили наши уазики за сквозняки, малую скорость и
сложность в управлении. Вместе с тем, с ними мирились, поскольку, как
показала практика, у них было свое преимущество перед комфортабельными
европейскими джипами и седанами. При подрыве уазика на противопехотной мине,
у экипажа оставался шанс выжить за счет более толстого железа кузова и
негерметичности салона. Последнее важно для прохождения ударной воздушной
волны. Несколько месяцев ранее такой уазик спас жизнь нашему полицейскому
наблюдателю Александру Чуткерашвили. Вместе с канадцем он был на патруле,
когда их машина наехала на мину. Машина сильно пострадала, Александр был
ранен в ногу и подбородок, канадец был сильно контужен, но главное, оба
остались живы. На других машинах последствия всегда были более страшными...
Несколько позднее, в экстремальной ситуации мне удалось доказать еще
одно значимое преимущество российской машины - техническую надежность, и тем
самым несколько восстановить ее "реноме" в глазах иностранцев. На одном из
наших уазиков заклинило коробку передач на четвертой скорости. Для ремонта
ее нужно было каким-то образом переправить по горным дорогам на базу
технического обслуживания, расположенную в 88 километрах от нашей
полицейской станции. Специальных машин для эвакуации у нас не было, как не
было и достаточно мощной патрульной полицейской машины, способной
отбуксировать уазик по горам на такое далекое расстояние. Я хорошо знал
возможности этой машины еще с мальчишеских лет, когда с разрешения
солдата-водителя и втайне от отца, командира части, водил его служебный
уазик в военном гарнизоне. Я решил гнать машину на ремонт на собственном
ходу на заклинившей четвертой скорости. Все водители на станции отказались
это делать, и я взялся осуществить это самостоятельно. Никто не верил в