– Можно взглянуть?
   – Да, конечно.
   Ефим Борисович передал кольцо Артему.
   – А почему вы называете этот перстень ювелирным украшением или изделием? – неожиданно поинтересовалась Ира.
   – Потому что это и есть ювелирное изделие, точнее, его деталь. Видите ли, Ирочка, – Ефим Борисович вернул себе кольцо, – мастера того времени редко ограничивались одним украшением, чаще создавали целые гарнитуры. Здесь, правда, иной случай. Я склонен думать, что перед нами вовсе не перстень как таковой и не гарнитур, а часть ювелирного украшения, возможно, колье или диадемы, которая легко трансформировалась в отдельные предметы украшения – брошь, кулон, перстень, подвеску.
   – А разве такое возможно? – Ира захлопала ресницами, как совенок, вытащенный посреди дня на свет.
   – Возможно?! – переспросил обиженно искусствовед. – Неужели вы не слышали о малой короне Дома Романовых? Недавно в Московском Кремле проходила ее экспертиза, и ваш покорный слуга принимал в ней участие. Так вот, эта корона – наглядный пример подобной сложнейшей конструкции. Из нее при желании можно сделать ювелирный гарнитур – брошь, кулон, браслет… Замечу, – Ефим Борисович многозначительно приподнял указательный палец кверху, – что старинные клейма фирмы братьев Болиных, придворных ювелиров русского императорского двора, отыскались на ней с трудом. Вот мы и подошли к главному вопросу. Чье клеймо стоит на этом ювелирном украшении? Безусловно, великого мастера. Но какого? До революции поставщиками императорского двора были более десятка известных ювелирных фирм, среди них самые знаменитые Фаберже, Хлебникова, Овчинникова, бывшего крепостного князей Волконских, Кехли, Яннаш, братьев Болиных… И у каждого из них работало более четырех сотен мастеров, наиболее талантливые из них имели право ставить свое клеймо наряду с клеймом фирмы…
   – Фью-иттть! – присвистнул Егор и увидел неодобрительные взгляды со всех сторон.
   Он прокашлялся. Ну да, совершил бестактность, позволил себе молодецкий посвист, с кем не бывает. А вот внучок не облажался: вежливо задал вполне правильный вопрос, а заодно и примазался к Егору и Ирине:
   – И как же мы установим, кто это изделие создал? Жизни ведь не хватит.
   – Ну-у-у, не так страшен черт, как его малюют! – рассудительно заметил искусствовед на вполне нормальном языке. – Во-первых, не все мастерские занимались изготовлением ювелирных украшений, многие специализировались на иных предметах быта. А во-вторых, я бы отдал предпочтение петербургской ветви Болина. И вот почему. Они работали с украшениями элитарными, драгоценными камнями высочайшего качества, такими, как этот. Братья Болины полностью указывали свою фамилию на изделиях, а затертое клеймо на вашем предмете старины вытянутой формы. Так что есть большая вероятность, что это клеймо принадлежит Карлу Болину. Отталкиваясь от этого предположения, можно выяснить, кому принадлежит второе клеймо с инициалами А. Х. Нужно всего лишь просмотреть список мастеров, имеющих право ставить свое клеймо рядом с клеймом фирмы и работавших в петербургском филиале примерно в середине девятнадцатого века. Но даже если я и ошибся, в этом нет ничего страшного. Просмотрев каталоги с клеймами известных фирм, вы непременно найдете клеймо с инициалами А. Х. и узнаете, на кого он работал. Просто этот путь чуть длиннее, чем первый. Как видите, ваша задачка со множеством неизвестных оказалась не такой уж и сложной. – Ефим Борисович прищурил правый глаз. – А позвольте поинтересоваться по-стариковски: как вы собираетесь распорядиться своими знаниями?
   Ира и Егор переглянулись, и Егор, удерживая ее взгляд, сказал:
   – В принципе мы хотели выяснить, кому принадлежало это украшение в прошлом…
   – Но это же абсурд! – изумленно вымолвил Артем.
   – Я так не думаю! – возразил Егор.

9

   – А я знаю, почему ты такой хмурый, – не выдержала Ира после получасового разговора с Егором, который на все ее вопросы однозначно отвечал только «да», «нет». Она чуть наклонилась вперед, чтобы увидеть его лицо. – Это потому, что Артем будет помогать нам рыться в архивах? Да?
   Ефим Борисович объяснил, что если им удастся узнать, какому мастеру принадлежит клеймо А. Х., то в дальнейшем они смогут без труда выяснить, кому и когда было продано ювелирное украшение, потому что каждый мастер вел специальные записи в книгах, где указывал число, год, имя нового владельца и стоимость проданной вещи. Все это можно разыскать в специальных хранилищах. И искусствовед так загорелся разгадать тайну перстня вместе с ними, что предложил устроить для Иры и Егора пропуска в архивы Гохрана. Артем тут же выказал горячее желание помочь.
   – Ну скажи, из-за этого? – настаивала Ира.
   Егор молча засунул руки в карманы темно-синей куртки. Кое-где горели круглые фонари, словно желтые одуванчики. В субботний вечер в центре было многолюдно. Но они забрели в какой-то скверик, где на скамейках болтала под пивко молодежь, а по асфальтированным дорожкам гуляли старушки с детишками да играл на баяне пропитого вида мужик без ноги. Перед ним стояла пластмассовая банка, в ней лежала мелочь. Егор покопался в кармане и бросил в нее две пятирублевые монетки.
   – Напрасно дал, все равно пропьет, – сказала Ира, вспомнив мутные глаза баяниста.
   – Ну и пусть. Это его выбор! Я не собираюсь кормить его пирожками, если ему, чтобы выжить, нужен стакан водки, – вспылил Егор, нарушив обет молчания.
   Ира схватила Егора за локоть, остановилась. У нее тоже лопнуло терпение:
   – Ну и сказал бы Артему, что нам не нужна его помощь!
   – Да? А как ты себе это представляешь? – резко развернулся к ней Егор. – Пришли к этим Смоляным…
   – К Смоляниным…
   – Пусть будет Смоляниным… в дом, получили бесплатную консультацию, не отказались от предложения произвести нужные экспертизы, сделали цифровиком фотографии перстня, даже с удовольствием согласились воспользоваться специальным пропуском в архивы Гохрана, а когда нам великодушно предложили помощь, чтобы переворачивать тонны томов с материалами, мы вдруг сказали бы: «Спасибо, не нужно!» – Егор тряхнул головой и уже более спокойно сказал: – Не знаю, как ты, а я считаю, что нам лишние руки не помешают. Работа предстоит нешуточная.
   – Тогда чего же ты такой недовольный? – недоуменно спросила Ира.
   – Хочешь знать?
   – А чего я тебя полчаса пытаю?
   – Отлично, узнаешь. Мне другое во всей этой истории не нравится. – Егор взял Иру за руку и отступил вместе с ней в сторону, пропуская обнявшуюся парочку. Но он на них даже не взглянул, впрочем, как и Ира. – Мне не нравится, почему я не в курсе, что вы с этим Артемом виделись. Кажется, он упомянул среду.
   – А-а-а! Вот где собака зарыта!
   – Ты мне собаку сюда не приплетай. Знаем, мы эту присказку: у попа была собака, он ее любил… Признавайся, вы с ним опять встречаетесь?
   – Егор! – предупредила Ира.
   – Что, Егор! – не услышал он. – Я тебе, кажется, друг…
   – Иногда мне даже кажется, что ты мой старший брат. – Ира хотела перевести все в шутку, но, взглянув на Егора, осеклась.
   Сначала на его лице отразилось ошеломление, затем оно налилось кровью, и он взревел:
   – Брат! Ну, знаешь, если я твой старший брат… – он оглянулся по сторонам в поисках чего-то, правда, непонятно чего, – то ты… ты… ты попросту влюбчивая дурочка! – закончил он, бурно дыша.
   – Я влюбчивая дурочка? – Ира ткнула в себя пальцами. – И это ты мне говоришь? Сам Казанова, каких поискать!
   – Вот именно! – Грудная клетка Егора так и заходила ходуном. – Мне эти шуры-муры знакомы! Поэтому я тебя и предупреждаю: оглянуться не успеешь, девочка, как окажешься в постромане.
   – «Пост» – это в каком смысле? – полюбопытствовала Ира.
   – В постельном, вот в каком, – грубо бросил Егор.
   Ира отшатнулась. Чего это он? Минуту назад ничего не предвещало такого ослепляющего взрыва, похожего на ненависть. Внезапно накатила обида, в груди стала разрастаться и шириться боль, а в горле появился ком, предвестник неминуемых слез. Ира развернулась и бросилась бежать, не разбирая дороги. Перед глазами все расплывалось, а в голове проносились обрывки воспоминаний: зимний вечер… луна… поцелуй и слова, произнесенные с кривой усмешкой: «Смешная ты, Дмитриева!» Она помнит такого Егора, помнит, как он мог унизить пренебрежением или оскорбить равнодушием…
   – Ир! Ириш! Стой! Ну прости! – Егор схватил ее, развернул к себе, несмотря на ее отчаянные попытки вырваться, крепко сжал в объятиях. – Прости меня, идиота! – шептал он, касаясь губами ее затылка. – Сам не знаю, что несу! – Он еще что-то говорил.
   Она продолжала сопротивляться, но как-то неохотно, по инерции. Слезы высохли, как по волшебству. И неожиданно все звуки куда-то исчезли, а запахи, ощущения, напротив, обострились. Она чувствовала, как горячие губы шевелят волосы на ее затылке, и от этого у нее по спине бежали мурашки, сотни, тысячи иголочек приятно покалывали ее изнутри. Ноздри щекотал едва уловимый знакомый аромат лимона. Так пахла туалетная вода, которой пользовался Егор. Его руки были сильными и одновременно удивительно бережными, они словно покачивали ее в колыбели…
   Чувство было приятным и… тревожным. Ира медленно, словно в замедленной съемке, освободилась из кольца этих рук. Егор не стал удерживать, но и от себя не отпустил. Встал на ее пути каменной стеной, и было понятно, что он готов в любую минуту вновь броситься за ней. А она никуда и не собиралась бежать от него. Больше не собиралась. Ира бесшумно вздохнула, с трудом подняла ресницы. В радужной оболочке цвета горького шоколада плескалось сожаление и что-то еще, чему Ира сейчас не могла, а может, и не хотела подобрать определение. Слишком уж она была сметена этим напором эмоций, она и сама не ожидала от себя такой бурной реакции, в общем-то, на вполне рассудительное и справедливое замечание.
   – Ну и что, что я влюбчивая? – шмыгнула она носом. – Все девушки мечтают о великой любви, просто я мечтаю больше других. А с ним я только целовалась, и то нечасто, – ступила за черту откровения Ира.
   – Я знаю, Ир, я знаю. Я не хотел тебя обижать! Клянусь! – прошептал Егор. Уголки его губ болезненно скривились. – Стукни меня.
   – Зачем? – недоуменно спросила Ира.
   – Ну стукни, я прошу! – принялся настаивать Егор.
   – Не буду. Кулаки – не доказательство.
   – Иногда самое верное. Ну стукни, чего тебе, жалко?
   Ира подумала: ну, если ему станет легче… – и несильно ударила в его каменную грудь кулачком. И Егор улыбнулся так, что земля под ногами закачалась.
   После этой ссоры и примирения прошло чуть больше двух недель. Все это время, каждый божий день, Егор, Ира и Артем по очереди, а иногда и вместе просиживали несколько часов кряду в архивных хранилищах, обложившись увесистыми папками с документами. Охранники и сотрудники Гохрана встречали их уже как родных людей. Родители ворчали, но, поскольку Ира приносила из школы хорошие отметки, особенно не возражали, когда она надолго отлучалась из дома по вечерам. Папа, как всегда, не возражал, если рядом был Егор, мама не возражала, если на его месте был Артем. Особенно после того, как он ей рассказал, что они при всем своем желании не смогли бы спасти беднягу профессора. «Увы, есть вещи, которые нельзя изменить», – сказала мама. Но вернемся к дару Нептуна.
   К концу апреля Ира знала о перстне столько, что в голове не укладывалось. Практически все из того, что рассказал Ефим Борисович, подтвердилось. Изумруд в девять каратов, украшающий подарок Нептуна, оказался без изъянов, очень высокого качества – первого класса – и именно из уральских самоцветов. Это ювелирное украшение было действительно создано великим мастером своего дела Александром Холстедом, одним из главных ювелиров петербургской ветви фирмы Болин. Перстень, как и предполагал Ефим Борисович, являлся частью колье – изумительного по форме и исполнению. Ира видела его рисунок и до сих пор не могла забыть этот сверкающий водопад из бриллиантов и изумрудов, создающих волшебный узор. Колье датировалось 1884 годом. Тут Ефим Борисович немного ошибся. Ему было сто двадцать лет, а не сто пятьдесят, что, в сущности, не имело уж такого большого значения.
   Теперь они общими усилиями пытались установить: кто же его приобрел? Сегодня над амбарными книгами потел Артем, а Ира рисовала Егора. У них был последний сеанс. И Иру это, если честно признаться, радовало. Уж слишком непредвзято она стала относиться к Егору, а он, напротив, кажется, стал отдаляться от нее. Во всяком случае, когда Ира предлагала присоединиться к ней и Артему в часы поисков, Егор всегда находил причину, чтобы отказаться. Но, с другой стороны, он охотно составлял ей компанию, если она собиралась ехать по Филевской линии одна. А еще Ире иногда казалось, что Егор ревнует ее к Артему не как друг, а как соперник. Но она отгоняла от себя эти бредовые вымыслы, объясняя их переутомлением. У нее в последние дни было одно желание – упасть в кровать и выспаться. Она ждала майских праздников, как манны небесной.
   Звонок в дверь заставил Иру взглянуть на часы.
   – Может, мама с работы пораньше сбежала? – предположила она, заметив вопросительный взгляд Егора. Он сидел в простыне – римлянин, одним словом.
   – А разве у нее нет ключей?
   – Может, лень в сумке копаться. Хотя это может быть и Анютка. Ты рубашку надень, чтобы ее нежную психику не травмировать! – крикнула Ира уже из коридора.
   Но это, как выяснилось, пришел Артем.
   – А разве ты сегодня не в Министерстве культуры на консультации? – спросила Ира, после того как они поздоровались.
   – Был, – сказал Артем, захлопнув дверь. Он улыбался. – Слушай, Ириша, у меня такие потрясающие новости! – Взгляд Артема скользнул поверх ее плеча, и улыбка пропала.
   – Привет, – услышала она голос Егора и, обернувшись, прислонилась к стене.
   Судя по всему, Егор был настроен пошутить. Услышав голос Артема, он появился в одних джинсах, в руках простыня, в уголках губ намек на улыбку.
   – Я, кажется, не вовремя? – произнес Артем едва слышно.
   – Да! Нет! – одновременно сказали Егор и Ира. Ира сказала «нет» и пояснила Артему: – Я его рисовала. Ты же видел наброски.
   – А-а, римлянин в тоге! Как же, видел! – Артем повеселел. – Мне кажется, что это одна из самых удачных твоих работ, Ириш. Идеальное портретное сходство.
   – Мне тоже так кажется. – Егор потер подбородок свободной рукой. – А еще мне кажется, что я прервал тебя на самом интересном месте, ты хотел нам что-то рассказать.
   – Ах да! – Артем легонько стукнул себя по лбу пальцами, усмехнулся. – Вы немного выбили меня из колеи. В общем и целом наши поиски сегодня благополучно завершены! Это колье было приобретено Феликсом Феликсовичем Юсуповым для его супруги Зинаиды Николаевны в канун Рождества 1884 года за баснословную сумму.
   – Откуда такие подробности? Ну, что он приобрел это колье для жены? – уточнил Егор.
   Артем расцвел: сегодня был его день.
   – Она появилась в этом ювелирном украшении, среди прочих других, на маскараде в собственном особняке в Большом Харитоньевском переулке, что, к счастью для нас, запечатлели в рождественском выпуске газеты «Биржевые новости».
   Артем зачитал переписанную от руки заметку, а затем назвал стоимость колье в царских деньгах, которая отразилась в сознании Иры невообразимым количеством нулей.
   – Егор, надень рубашку, – механически напомнила она и так же механически отметила про себя, что его великолепный торс, отлитый в бронзе, сделал бы честь любой художественной галерее.
   До ее сознания все еще никак не могло дойти, что они достигли цели. Итак, это колье было куплено для княгини Юсуповой, она блистала в нем на балу. А ведь совсем недавно Ирина мечта казалась неосуществимой, во всяком случае, для того же Артема.
   – Юсуповы… Юсуповы… – бормотал Егор, отворачиваясь и запихивая рубашку в джинсы. – Чертовски знакомая фамилия. – Он обернулся, осененный догадкой: – Слушайте, а это случайно не…
   – Именно! – подхватил Артем, в неимоверном возбуждении. – Одно из родовитых, богатейших и влиятельнейших семейств Российской империи. Юсуповы владели богатством, превышающим даже состояние царей: угольные и железорудные шахты, заводы по производству и переработке нефти, усадьбы, дома…. Да что там! К середине девятнадцатого столетия они накопили такой капитал, что одни только проценты составляли десять миллионов рублей в год.
   Егор остановил поток красноречия Артема взмахом руки:
   – Я, вообще-то, хотел сказать, а не тот ли это Феликс Юсупов, который стрелял в Григория Распутина?
   У Иры на миг потемнело в глазах. Ничего себе дар Нептуна!

10

   – Стихотворение называется «Сен-Женевьев-де-Буа». Написал его Олег Михайлович Иванов, – громко сказала Ира и начала читать медленно, проникновенно:
 
Этот русский погост в городке под Парижем.
«Новгородская» церковь – проект Бенуа.
Аккуратно газончик у входа подстрижен.
Я во снах снова в Сен-Женевьев-де-Буа.
Умереть на чужбине и жить там изгоем…
Над могилою Галича осень дождит.
Книги Бунина юным читал я запоем,
А теперь мой кумир под Парижем лежит.
На надгробии надпись: «Князь Феликс Юсупов».
Рядом лег Павел Струве и князь Трубецкой.
А землицы здесь мало, всё сжато и скупо.
Прикандалены к Франции с русской тоской.
Помолись за них, милый священник Евлогий,
Они грешны, как все, отмоли их грехи.
Наших русских погостов по свету так много,
На камнях их могильных – исландские мхи…
 
   – Чудесно! Чудесно!! – сказала Нина Викторовна и взглянула на Иру с любопытством. – А почему такой необычный выбор, Ира?
   – Так у нее с этими Юсуповыми совсем крыша набок съехала! – заявил громко Борька Шустов.
   По классу пронесся неясный гул.
   – Так, Шустов, опять дисциплину нарушаешь? – Нина Викторовна постучала по столу ладонью. – Тихо! Ира, садись, пять, а ты, Шустов, иди к доске.
   – А я к доске не просился, – наглел Борька.
   – Это он сегодня смелый такой, потому что Ленки нет в школе, – тихим голосом заметил Максим Елкин, когда Ира села на свое место.
   – Не готов к уроку, так и скажи!
   Всем стало ясно, что Нина Викторовна задалась целью наказать Борьку двойкой.
   – Чего это не готов? Очень даже готов. Серебряный век. Блок. «Незнакомка».
 
…И, медленно пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна… —
 
   шпарил Борька уже у доски, но Ира его не слушала.
   В принципе одноклассник не ошибся. У нее из головы не шел род Юсуповых и все, что было связано с ним. На прошлой неделе, на уроке истории, Кахобер Иванович несколько раз окликнул ее, прежде чем она поняла, что он обращается к ней.
   – Ира Дмитриева, о чем ты все время думаешь?
   Она заморгала ресницами и честно призналась:
   – Я думаю о княжеском роде Юсуповых.
   Тут все парни заржали, а Колька Ежов выкрикнул с задней парты:
   – А нужно не о князьях мечтать, а думать о Русско-японской войне!
   Эту тему они как раз сейчас проходили. Но Кахобер Иванович неожиданно встал на ее сторону.
   – Зря ты, Коля, так думаешь. В истории зачастую события перекликаются самым удивительным образом. Вот не прими активное участие Феликс Феликсович Юсупов-младший в заговоре против Распутина, одной из самых противоречивых и загадочных фигур нашей истории, и, возможно, не было бы Великой Октябрьской социалистической революции.
   – Как-то с трудом верится, – усмехнулся Максим Елкин.
   – И тем не менее аналогия в этом просматривается. Распутин не раз заявлял, что его смерть приведет к гибели династии Романовых и великим потрясениям в империи. Так оно и случилось. Через девятнадцать месяцев после убийства Распутина в петербургском дворце Юсуповых, 18 июля 1918 года, вся царская семья была расстреляна большевиками в Екатеринбурге. Эту мрачную страницу нашей истории нам еще предстоит изучать.
 
– О! Сколько нам открытий чудных,
Готовит просвещенья дух…
 
   – не сдержался Шустов.
   – Да, да, Боря. Именно так, – поддержал Кахобер Иванович порыв Борьки выразить распирающие его чувства, причем в стихах.
   – Что же касается Юсуповых, у этого древнего княжеского рода своя удивительная история. – Кахобер Иванович расстегнул пиджак, уселся на угол учительского стола – верный признак того, что за этим последует интересный рассказ не из учебника. – Ну, начнем, пожалуй, с того, что Юсуповы ведут свой род от нагайских баев. Родоначальник Юсуф был владетельным султаном Ногайской орды. Его сыновья прибыли в Москву в 1563 году и были пожалованы русским царем богатыми селами и деревнями в Романовско-Борисоглебском уезде. Поселенные там казаки и татары полностью подчинялись им. Потомки Юсуфа были магометанами еще при царе Алексее Михайловиче. При этом государе первым принял христианство правнук Юсуфа – Абдул-Мурза.
   – Ух ты!
   – Ты чему удивляешься, Ковалев?
   – Так это… вашей памяти! Всякие там Абдул-Мурзы… В смысле, трудно запомнить…
   – А-а… Комплимент, значит, мне. Приятно, но не надейся, поблажки на экзамене не будет, – пошутил Кахобер Иванович и продолжил: – Так вот, Абдул-Мурза при крещении получил имя Дмитрий Сеюшевич, Юсупов-Княжев. После его смерти все богатство было разделено на три части между тремя сыновьями. Собственно, богатству Юсуповых положил начало один из сыновей Дмитрия, князь Григорий Дмитриевич. Он был одним из боевых генералов Петра Великого. Именно он производил следствие над Меншиковым, Долгоруким и отыскивал наворованные у казны богатства. В 1730 году боевой генерал был погребен в Богоявленском монастыре.
   Кахобер Иванович сделал паузу, дожидаясь полного внимания, и весьма эффектно закончил свой монолог:
   – Существует любопытнейший исторический факт, касающийся династии Юсуповых, совсем недавно прервавшей свое существование на чужбине. Семейное предание гласило, что над прямыми потомками рода Юсуповых тяготеет кара за то, что их предки изменили магометанству и приняли православие. Суть этого проклятия заключалась в том, что все, кроме одного, наследники мужского пола, родившиеся в семье, не проживут больше двадцати шести лет. Как ни удивительно, но два последних столетия это страшное проклятье неизменно сбывалось.
 
   …После этого урока Ира принялась прямо-таки поглощать всю информацию о роде Юсуповых, которая только попадалась ей на глаза. Ира впитывала ее, как сухая губка влагу. Артем принес ей биографическую книгу, написанную в эмиграции Феликсом Феликсовичем Юсуповым, последним потомком по мужской линии. Называлась она «Я убил Распутина». На обложке была помещена фотография молодого князя в знаменитом костюме рынды – знатного юноши, несшего почетную вахту по охране российского монарха в особо торжественных случаях. На Юсупове был шитый золотом кафтан, юфтевые сапожки и отороченная собольим мехом шапка. Костюм князя, в котором он, как выяснилось при чтении, любил щеголять на императорских маскарадах, был дополнен драгоценностями и великолепным кинжалом.
   А мама Егора подарила Ире книгу Людмилы Третьяковой с красивым названием «Красавицы не умирают», где были рассказаны судьбы женщин из рода Юсуповых. Эта книга оказалась Ире ближе. Она была написана доступным языком и говорила о простых вещах: о женской доле, любви и о том, что богатство, каким бы великим оно ни было, не может защитить человека от несчастия и страданий.
   И это наблюдение как нельзя лучше подтверждали женщины рода Юсуповых. Юсупов Николай Борисович, блестящий вельможа Екатерининской эпохи, не смог отказать государыне в просьбе и взял в жены вдову с двумя детьми, Татьяну Васильевну Потемкину. И надо сказать, ни разу потом не пожалел о своем решении. Она родила ему сына, продолжателя славного рода. К тому же супруга была снисходительна к его многочисленным любовным связям. Так и повелось. Она занималась домом, имениями, крепостными, потому что была рачительной хозяйкой, а он служил при дворе. И довольно успешно. Князь был обласкан царской милостью и при Екатерине, и при Павле I. И при следующем императоре, Николае I, звезда Юсупова сияла столь же ярко.
   У супругов было общее увлечение. Они были истинными ценителями прекрасного. В дни рождения Татьяна Васильевна получала безумно дорогие и зачастую необычные подарки. Был случай, когда супруг преподнес ей коллекцию прекрасных статуй и итальянских мраморных ваз для их усадьбы в Архангельском. Они расставили статуи в парке. Затем он устроил в этом парке зверинец, заполнив его экзотическими животными и птицами. Потом настала очередь зимнего сада, в котором среди зимы били фонтаны и плодоносили апельсиновые деревья. В скором времени архангельский парк превратился в произведение искусства. Его сравнивали с Версалем. Сотни крепостных ухаживали за ним. Жилось им у Татьяны Васильевны вольготнее, чем у других помещиков.
   В коллекции драгоценностей семейства Юсуповых находились поистине легендарные украшения. Среди них самое почетное место занимала жемчужина «Пелегрина». Легенда гласит, что она принадлежала самой царице Клеопатре. Кроме того, в этой коллекции находился знаменитейший бриллиант «Полярная звезда». Драгоценная коллекция пополнялась год от года, однако счастливее от этого Татьяна Васильевна не стала. Ее дом был полной чашей, но в нем не было главного – любви.
   Ира читала книгу и думала: «Мне нужно туда поехать. В Архангельское. Увидеть собственными глазами это место. Это же где-то недалеко от Москвы!» Конечно, она понимала, что там практически ничего не сохранилось в первозданном виде, что нет уже этого райского сада, нет питомника и царского великолепия убранства дворца, и все же какая-то невидимая сила тянула ее туда.