Страница:
«Так вот почему Глеб сказал тогда по телефону, что ненавидит узкоглазых! – неожиданно вспомнила Тополян. – А Вика утверждала, что у него разорванная речь шизофреника. Конечно, тогда это было совершенно не к месту сказано, но зато хоть одной загадкой стало меньше…»
– «На прошлой неделе я схватил две тройки по математике и двойку по русскому за то, что не выполнил домашнюю работу, – продолжал читать заунывным голосом Глеб. – Но маме я не сказал об этом. Пусть думает, что у меня все в порядке. А двойку с тройками я обязательно исправлю…»
7
8
9
10
Вот чего не могу никак понять, честное слово, не понимаю. Как она могла полюбить китайца? Во-первых, мама выше его, хотя она у меня совсем невысокая, хотя это, конечно, ерунда. Но китайцы же так не похожи на нас! Вот индейцы – совсем другое дело. Они смелые и удивительные. Как было бы хорошо, если б Ван был индейцем и жил в Америке. А китайцы все безликие, скучные и, кажется, трусливые, потому что маленькие.
Вот, например, мама. Что самое интересное и заметное в ее лице? Конечно, глаза. А взять глаза любого китайца. Щелочки какие-то припухшие, а не глаза. И голос. У этого Вана такой голос, как будто у него вечно заложен нос, и такой тоненький, противный. Они вообще все одинаковые и похожи на заведенных болванчиков. Ненастоящие какие-то. Хотя бабушка говорит, что китайский цирк самый лучший в мире. Не знаю, не видел никогда… И вообще она говорит, что китайцы очень трудолюбивые и целеустремленные и что в Китае самая высокая рождаемость. А вдруг мама захочет родить другого ребенка? Девочку? Она же давно мечтала о дочке. Тогда понятно, почему она перестала звонить. Я рассказал об этом бабушке, но она только посмеялась и сказала, что мама никогда меня не разлюбит, что бы ни случилось. Я спросил: «А если у нее родится другой ребенок, девочка?» Бабушка сказала, что не родится. Не знаю, почему она так уверена в этом. Бабушка чувствует, что на этой неделе мама должна обязательно позвонить. Она так и сказала мне. Сегодня уже вторник. Раньше мама звонила каждую субботу. А может, она заболела, поэтому и не звонит? Ведь у нее в квартире нет телефона, и мама всегда ходит на почту. По телевизору передавали, что во Владивостоке минус восемнадцать и снежные заносы. Если так, то понятно, почему мама не звонит. А может, все-таки сюрприз? Часто представляю, как открываю утром глаза, а она стоит у окна и улыбается. Она обязательно приедет ночью и откроет дверь своим ключом. А еще я хочу совершить какой-нибудь подвиг, чтобы мама прочитала обо мне в газете или по телевизору увидела…»
– «На прошлой неделе я схватил две тройки по математике и двойку по русскому за то, что не выполнил домашнюю работу, – продолжал читать заунывным голосом Глеб. – Но маме я не сказал об этом. Пусть думает, что у меня все в порядке. А двойку с тройками я обязательно исправлю…»
7
– Ну что ты сидишь? – Анна Антоновна накапала в маленький стаканчик сорок капель корвалола.
– А что я должен, по-твоему, делать? Ты скажи, я сделаю! – Ашот Суренович нервно ходил по кухне.
– Да сядь ты, в конце концов! – взорвалась Анна Антоновна.
Муж покорно исполнил просьбу жены.
– Надо в милицию звонить, – сказала Анна Антоновна.
– Бесполезно, – возразил муж. – Такие заявления принимают только на четвертые сутки после исчезновения человека.
– Как ты можешь так говорить! – всплеснула руками женщина. – Ты бы слышал себя со стороны! У него дочь пропала, а он рассуждает как бесчувственный пень!
– Аня, не надо паниковать раньше времени, – сдвинул густые черные брови Ашот Суренович. – Помнишь, она как-то во втором часу ночи явилась?
– Тогда Светочка ходила на концерт в Лужники с Викой Озеровой… Кстати, а Вике ты позвонил? – уставилась на мужа Анна Антоновна.
– Нет, – виновато потупился он. – Я думал, они уже не дружат со Светкой…
– Он, видите ли, думал! – нараспев протянула Анна Антоновна. – А с кем она, по-твоему, дружит? Кому ты звонил?
– Какой-то Гале Снегиревой, Черепахиной Люсе, там в блокноте у нее телефоны нашел…
– Нужно было прежде всего Вике позвонить! У Светочки, что б ты знал, с девочками из нового класса не сложились отношения… Но тебе же ни до чего дела нет! Ты хоть знаешь, в каком она классе учится?
– В девятом, – опять потупил взгляд Ашот Суренович.
– Дай сюда телефон! – потребовала Анна Антоновна.
Муж покорно протянул ей трубку.
– Алло! – после паузы взволнованным голосом заговорила женщина. – Вика, здравствуй! Это Анна Антоновна, мама Светы Тополян. Викочка, извини, ради бога, что так поздно… Ты уже, наверное, спать легла… Вика, понимаешь, Светы до сих пор нет дома… Ты, случайно…
Наступила пауза. Ашот Суренович пристально вглядывался в лицо жены. По мере того как она слушала звенящий в трубке голос, выражение ее лица менялось. Вначале на нем промелькнуло подобие радости, потом радость сменилась растерянностью, а к концу разговора лицо жены вытянулось и все как-то сразу осунулось.
– Мобильный она отключила, – бесцветным голосом произнесла наконец женщина. – Так я не поняла, Вика. Вы что, поссорились со Светой? – спросила она. – Но может, она говорила тебе о своих планах, куда собирается пойти? Ничего не говорила? А ты не заметила в ее поведении чего-то странного или необычного? Не заметила? Ну, спасибо тебе. Еще раз извини. Если Света вдруг объявится, позвони. Хорошо?
Положив на стол трубку радиотелефона, женщина уставилась в окно невидящим взглядом.
– Ну что там? – подскочил к ней Ашот Суренович. – Говори же!
– Они с Викой сидели в кафе возле метро. «Два клона» называется…
– Знаю, она туда часто ходит, – перебил муж. – Дальше-то что?
– Ничего, – тихо проговорила жена. На глазах ее выступили слезы. – Вика ушла домой, а Светочка осталась в кафе.
– А чего это она одна там осталась? – недоумевал Ашот Суренович.
– Вика говорит, что они немного повздорили, и она не имеет представления, куда могла деться Светочка…
– Попробуй еще раз на мобильник позвонить, вдруг включила? – сказал Ашот Суренович, но, заглянув в глаза жены, сам потянулся к телефону.
– Ну что? – упавшим голосом поинтересовалась Анна Антоновна, когда муж положил трубку.
Впрочем, ответ был написан на его лице.
Вика Озерова так и не смогла заснуть. Конечно, она не стала рассказывать родителям Светы о ненормальном Глебе, который явно преследовал их дочь. Этим бы она только заставила их еще больше волноваться, а толку – ноль. Нет, прежде чем говорить что-либо родителям, она должна сама убедиться в том, что Светка попала в лапы к этому психу. Выяснить и попытаться ее спасти!
«Как я могла так поступить? – отчаянно казнила себя девушка. – Конечно, этот Глеб воспользовался тем, что Светка осталась одна. Я же чувствовала, кожей чувствовала, что он за нами следит! Ведь раньше со мной никогда ничего подобного не происходило. Бросила подругу на растерзание маньяка! Какой бы гордячкой Светка ни была, но она моя почти единственная подруга… Стоп! – так и подскочила на стуле Вика. – У меня ведь телефон его записан!»
Дрожащими от волнения пальцами Вика набрала номер. Первые три цифры указывали на то, что Глеб живет в районе метро «Фрунзенская». Выслушав долгую очередь длинных гудков, девушка положила трубку.
«Но почему я решила, что он непременно поведет Светку к себе домой? – удивленно подумала Вика. – Там ведь наверняка есть родители… Родители? Тогда почему никто трубку не берет? Так ведь уже второй час ночи, – ответила девушка на свой же вопрос. – Многие люди отключают телефоны на ночь, чтобы не стать жертвами таких вот хулиганов вроде меня… Так, спокойно. – Вика набрала в чайник воды, поставила его на плиту. – Что я могу сделать в этой ситуации? Прежде всего, надо исключить другие варианты. Возможно, Светка пошла к какой-нибудь новой подружке и решила у нее заночевать. Но почему тогда она не позвонила домой, да еще и мобильник отключила? Да мало ли что могло прийти в ее голову! Короче, завтра, если Света до утра не объявится, первым делом нужно будет сходить в ее новую школу. Как знать, а вдруг кто-нибудь из новых одноклассников Светки знает о ней больше, чем я? Может, она и сдружилась с какой-нибудь девчонкой, а мне ни слова об этом не сказала? А что, на нее это очень даже похоже… Вначале я, конечно, позвоню Глебу и в зависимости от результата начну действовать».
В последнее время Тополян была с Викой очень скрытной, и стоило только Вике заикнуться на тему нового класса Светы, как та замыкалась и уходила в себя. Но что-то все-таки Света говорила. Не может такого быть, чтобы ни слова.
«Вспоминай, вспоминай! – отдавала себе мысленный приказ Вика. – На прошлой неделе Светка рассказывала о какой-то Люсе… У нее еще фамилия необычная, кажется, Панцырева… Нет, Черепахина! Точно, Черепахина Люся. «Нормальная девчонка, – сказала Света. – Только в последнее время связалась с сыном мента. Он ее каждый день возле школы дожидается…» Ну, напрягись, вспомни, может, еще что-нибудь говорила? Нет, кажется, больше ничего». – Вика вздохнула и твердо решила, что, если до утра ничего не прояснится, она отправится в школу Тополян. Интуиция подсказывала девушке, что именно так она и должна поступить.
В шесть пятнадцать утра в квартире Тополян зазвонил телефон. Родители Светы так и не ложились. Трубку схватил Ашот Суренович.
– Не волнуйтесь, – сказал кто-то явно измененным голосом. – Ваша дочь жива, с ней все в порядке. В милицию обращаться не надо…
– С кем я говорю? – перебил Ашот Суренович. – Кто вы? Где Света?
– А вот это вам знать ни к чему, – отрезали на том конце провода. – Дома она появится не раньше чем через три дня. И чтобы никому ни слова об этом звонке.
– Алло! Алло! – кричал Ашот Суренович, но из трубки уже доносились короткие гудки.
И как назло, на прошлой неделе у них сломался определитель номера…
– А что я должен, по-твоему, делать? Ты скажи, я сделаю! – Ашот Суренович нервно ходил по кухне.
– Да сядь ты, в конце концов! – взорвалась Анна Антоновна.
Муж покорно исполнил просьбу жены.
– Надо в милицию звонить, – сказала Анна Антоновна.
– Бесполезно, – возразил муж. – Такие заявления принимают только на четвертые сутки после исчезновения человека.
– Как ты можешь так говорить! – всплеснула руками женщина. – Ты бы слышал себя со стороны! У него дочь пропала, а он рассуждает как бесчувственный пень!
– Аня, не надо паниковать раньше времени, – сдвинул густые черные брови Ашот Суренович. – Помнишь, она как-то во втором часу ночи явилась?
– Тогда Светочка ходила на концерт в Лужники с Викой Озеровой… Кстати, а Вике ты позвонил? – уставилась на мужа Анна Антоновна.
– Нет, – виновато потупился он. – Я думал, они уже не дружат со Светкой…
– Он, видите ли, думал! – нараспев протянула Анна Антоновна. – А с кем она, по-твоему, дружит? Кому ты звонил?
– Какой-то Гале Снегиревой, Черепахиной Люсе, там в блокноте у нее телефоны нашел…
– Нужно было прежде всего Вике позвонить! У Светочки, что б ты знал, с девочками из нового класса не сложились отношения… Но тебе же ни до чего дела нет! Ты хоть знаешь, в каком она классе учится?
– В девятом, – опять потупил взгляд Ашот Суренович.
– Дай сюда телефон! – потребовала Анна Антоновна.
Муж покорно протянул ей трубку.
– Алло! – после паузы взволнованным голосом заговорила женщина. – Вика, здравствуй! Это Анна Антоновна, мама Светы Тополян. Викочка, извини, ради бога, что так поздно… Ты уже, наверное, спать легла… Вика, понимаешь, Светы до сих пор нет дома… Ты, случайно…
Наступила пауза. Ашот Суренович пристально вглядывался в лицо жены. По мере того как она слушала звенящий в трубке голос, выражение ее лица менялось. Вначале на нем промелькнуло подобие радости, потом радость сменилась растерянностью, а к концу разговора лицо жены вытянулось и все как-то сразу осунулось.
– Мобильный она отключила, – бесцветным голосом произнесла наконец женщина. – Так я не поняла, Вика. Вы что, поссорились со Светой? – спросила она. – Но может, она говорила тебе о своих планах, куда собирается пойти? Ничего не говорила? А ты не заметила в ее поведении чего-то странного или необычного? Не заметила? Ну, спасибо тебе. Еще раз извини. Если Света вдруг объявится, позвони. Хорошо?
Положив на стол трубку радиотелефона, женщина уставилась в окно невидящим взглядом.
– Ну что там? – подскочил к ней Ашот Суренович. – Говори же!
– Они с Викой сидели в кафе возле метро. «Два клона» называется…
– Знаю, она туда часто ходит, – перебил муж. – Дальше-то что?
– Ничего, – тихо проговорила жена. На глазах ее выступили слезы. – Вика ушла домой, а Светочка осталась в кафе.
– А чего это она одна там осталась? – недоумевал Ашот Суренович.
– Вика говорит, что они немного повздорили, и она не имеет представления, куда могла деться Светочка…
– Попробуй еще раз на мобильник позвонить, вдруг включила? – сказал Ашот Суренович, но, заглянув в глаза жены, сам потянулся к телефону.
– Ну что? – упавшим голосом поинтересовалась Анна Антоновна, когда муж положил трубку.
Впрочем, ответ был написан на его лице.
Вика Озерова так и не смогла заснуть. Конечно, она не стала рассказывать родителям Светы о ненормальном Глебе, который явно преследовал их дочь. Этим бы она только заставила их еще больше волноваться, а толку – ноль. Нет, прежде чем говорить что-либо родителям, она должна сама убедиться в том, что Светка попала в лапы к этому психу. Выяснить и попытаться ее спасти!
«Как я могла так поступить? – отчаянно казнила себя девушка. – Конечно, этот Глеб воспользовался тем, что Светка осталась одна. Я же чувствовала, кожей чувствовала, что он за нами следит! Ведь раньше со мной никогда ничего подобного не происходило. Бросила подругу на растерзание маньяка! Какой бы гордячкой Светка ни была, но она моя почти единственная подруга… Стоп! – так и подскочила на стуле Вика. – У меня ведь телефон его записан!»
Дрожащими от волнения пальцами Вика набрала номер. Первые три цифры указывали на то, что Глеб живет в районе метро «Фрунзенская». Выслушав долгую очередь длинных гудков, девушка положила трубку.
«Но почему я решила, что он непременно поведет Светку к себе домой? – удивленно подумала Вика. – Там ведь наверняка есть родители… Родители? Тогда почему никто трубку не берет? Так ведь уже второй час ночи, – ответила девушка на свой же вопрос. – Многие люди отключают телефоны на ночь, чтобы не стать жертвами таких вот хулиганов вроде меня… Так, спокойно. – Вика набрала в чайник воды, поставила его на плиту. – Что я могу сделать в этой ситуации? Прежде всего, надо исключить другие варианты. Возможно, Светка пошла к какой-нибудь новой подружке и решила у нее заночевать. Но почему тогда она не позвонила домой, да еще и мобильник отключила? Да мало ли что могло прийти в ее голову! Короче, завтра, если Света до утра не объявится, первым делом нужно будет сходить в ее новую школу. Как знать, а вдруг кто-нибудь из новых одноклассников Светки знает о ней больше, чем я? Может, она и сдружилась с какой-нибудь девчонкой, а мне ни слова об этом не сказала? А что, на нее это очень даже похоже… Вначале я, конечно, позвоню Глебу и в зависимости от результата начну действовать».
В последнее время Тополян была с Викой очень скрытной, и стоило только Вике заикнуться на тему нового класса Светы, как та замыкалась и уходила в себя. Но что-то все-таки Света говорила. Не может такого быть, чтобы ни слова.
«Вспоминай, вспоминай! – отдавала себе мысленный приказ Вика. – На прошлой неделе Светка рассказывала о какой-то Люсе… У нее еще фамилия необычная, кажется, Панцырева… Нет, Черепахина! Точно, Черепахина Люся. «Нормальная девчонка, – сказала Света. – Только в последнее время связалась с сыном мента. Он ее каждый день возле школы дожидается…» Ну, напрягись, вспомни, может, еще что-нибудь говорила? Нет, кажется, больше ничего». – Вика вздохнула и твердо решила, что, если до утра ничего не прояснится, она отправится в школу Тополян. Интуиция подсказывала девушке, что именно так она и должна поступить.
В шесть пятнадцать утра в квартире Тополян зазвонил телефон. Родители Светы так и не ложились. Трубку схватил Ашот Суренович.
– Не волнуйтесь, – сказал кто-то явно измененным голосом. – Ваша дочь жива, с ней все в порядке. В милицию обращаться не надо…
– С кем я говорю? – перебил Ашот Суренович. – Кто вы? Где Света?
– А вот это вам знать ни к чему, – отрезали на том конце провода. – Дома она появится не раньше чем через три дня. И чтобы никому ни слова об этом звонке.
– Алло! Алло! – кричал Ашот Суренович, но из трубки уже доносились короткие гудки.
И как назло, на прошлой неделе у них сломался определитель номера…
8
– Я выполнил твою просьбу. – Глеб заглянул в погреб.
– С кем ты разговаривал? – вскочила со стула Света.
– С мужиком каким-то, – ответил Глеб. – Он очень нервничал.
– Это папа! – так и задохнулась от волнения Света. Впервые за время своего заточения она заплакала. И не потому, что раньше девушка себя сдерживала, просто раньше ей не хотелось плакать. Сейчас же слезы сами брызнули из глаз, и Света дала им волю. – Что ты ему сказал? – всхлипывая, спросила она.
– Ты чего, плачешь, что ли? – опешил Глеб. – А я думал, ты не умеешь плакать.
– Что ты сказал моему отцу? – повторила вопрос Света.
– Да успокойся, – потеплевшим голосом попросил парень. – Не плачь… С детства не могу видеть женских слез. Я сказал, что с тобой все в порядке, чтобы они не обращались в милицию и что ты вернешься не раньше чем через три дня.
– Это еще почему? – возмутилась Света.
Ее глаза высохли, теперь уже ничто не мешало ей говорить.
– Я рассчитал, что если каждый день буду читать тебе по двадцать страниц, то закончу через три дня, – ответил Глеб и добавил: – Я уж не стал говорить твоим родителям, что не исключено, что ты вообще не вернешься.
– Спасибо тебе огромное, – со злой иронией процедила Света.
Девушка давно уже решила для себя: она будет делать все, лишь бы выбраться отсюда. Если Глеб так хочет, чтобы она стала его девушкой, что ж, она выслушает его дневник и скажет, что теперь готова идти с ним хоть на край света. Причем скажет это так, что парень даже не усомнится в ее искренности. Прикидываться Света умеет. Актерского таланта ей не занимать, особенно когда на кону стоит ее жизнь!
– А нельзя ли все сразу прочитать, в один присест? – осторожно поинтересовалась Тополян.
– Нельзя, – отрезал Глеб. – Так у тебя не сложится ясной картины, и в голове будет сумбур.
– Уговорил, – не смогла сдержать вздоха Светлана. – Чего же мы не начинаем?
– Вначале я должен вымыть бабушку, – принялся объяснять Глеб. – Сегодня же понедельник?
– Кажется, да, – вяло отозвалась Света.
– По субботам и воскресеньям у нас, как правило, отключают горячую воду, поэтому бабушка уже привыкла по понедельникам мыться.
«Да твоей бабушке что понедельник, что пятница, один черт», – подумала Света, но от замечаний вслух воздержалась. Все-таки теплота, которая неизменно появлялась в голосе Глеба, стоило только ему заговорить о бабушке, трогала и удивляла.
– Потом приготовлю завтрак, – продолжал объяснять Глеб. – Бабушке, тебе и себе. Как ты относишься к вареным яйцам всмятку?
– Мне лучше яичницу, – попросила Света.
– А бабушка вареные любит, – сообщил зачем-то Глеб и закрыл крышку люка, оставив Свету в недоумении.
Приблизительно через час она достала из плетеной корзины, спущенной сверху, небольшую сковородку с дымящейся глазуньей, банку с солеными огурцами и три ломтика черного хлеба.
Света так проголодалась, что не сразу заметила медленно спланировавший на земляной пол конверт.
– Это что? – спросила она, отрываясь от яичницы.
– Доедай, увидишь, – ответил Глеб.
Но любопытство оказалось сильнее голода. Поставив на пол сковородку, девушка подняла незапечатанный почтовый конверт. Внутри лежала фотокарточка. Одного беглого взгляда хватило ей, чтобы понять – это и есть мама Глеба. Женщина смотрела на нее с улыбкой, слегка прищурившись. Густые, немного волнистые каштановые волосы, высокий лоб, серые миндалевидные глаза…
– Ну как? – донесся до нее сверху голос Глеба.
– Красивая… – протянула Света, вглядываясь в снимок.
– Это понятно, – польщенно хмыкнул Глеб. – Я не о том спрашиваю. Не находишь сходства?
– Нахожу, – после паузы призналась Света.
Она и впрямь сразу обратила на это внимание: тот же вытянутый овал лица, острый маленький подбородок, каштановая шевелюра да и глаза… Правда, у Светы они значительно больше, а так… и разрез, и цвет… Но главное не это. Выражение лица – вот что поразило девушку, едва она взяла в руки снимок. Насмешливый, если не сказать надменный, взгляд, ироничная улыбка и этот прищур… Сколько раз Света, разглядывая собственные снимки, ловила себя на мысли, что этот хитроватый, загадочный прищур является той самой изюминкой ее лица, которой так не хватает многим девчонкам.
– Потом с грязной посудой в корзину положишь, – крикнул Глеб. – Только смотри не запачкай.
Девушка вытерла руки о джинсы, сунула фотографию в конверт и положила его на дно корзины.
– Можешь сразу забрать, если так им дорожишь! – выкрикнула она, задрав голову.
Глеб немедленно последовал ее совету.
Когда лазил за чемоданом, нашел наши старые стенгазеты, те, которые мы рисовали с дедом к каждому празднику. Дед вообще очень здорово рисовал. На одной, посвященной Восьмому марта, нарисованы бабушка и мама. Обе смеются, и так похоже получилось! А внизу мы с дедом такие маленькие-маленькие, а в руках держим громадный букет мимозы, один на двоих. Справа столбиком перечислены обязательства, которые мы с дедом берем на себя в этот день: 1. Сделать уборку в квартире (тогда мы еще жили в большой четырехкомнатной квартире на улице Горького). 2. Полить цветы в горшках, уделив особое внимание пальме. (Она стояла в гостиной, и кошка вечно точила когти о ее лохматый ствол, а бабушка ругала ее за это. Куда делась пальма? Кстати, Дуська – это наша кошка – заболела. Уже два дня ничего не ест. Бабушка говорит, что она уже старенькая. Ей двенадцать лет. Дусенька, выздоравливай, пожалуйста.) На чем я остановился? На цветах. 3. Приготовить праздничный салат и испечь праздничный пирог. 4. Ни в чем не перечить нашим дорогим женщинам и выполнять все их желания и капризы. 5. Постараться не огорчать их до следующего Восьмого марта.
Как весело мы тогда жили! И казалось, так будет всегда… Мама танцевала в театре. Она ведь у меня балерина. Это уже потом, когда умер дед, заболела бабушка и вообще все изменилась, она пошла торговать на рынок. Но многие тогда торговали на рынке. Вот и Славкин отец. Был каким-то ученым, а потом их институт закрыли, и он пошел мыть машины. Да куча примеров! Помню, как плакала первое время мама. Однажды у нее украли кожаную куртку, и, чтобы расплатиться с хозяином, она продала два золотых кольца и цепочку. Кстати, с Ваном мама тоже познакомилась на рынке. Он возил из Владивостока какие-то лечебные мази, но сам не продавал. У него тут были продавцы, которые стояли как раз рядом с мамой. Так они и познакомились, когда он привез свои мази в очередной раз.
Мама давно не звонила. Очень давно. Целых десять дней. А что, если она решила сделать нам с бабушкой сюрприз? Возьмет и приедет! Нужно срочно упаковать вещи, ведь мама может приехать в любую минуту! У меня-то уже почти все собрано, а бабушка даже не начинала еще. Я говорю ей, говорю, а она заладила одно: «Успеется». Ну как тут быть? Говорят, что животным тоже нужно покупать билет на поезд. Или справку от врача? Нужно будет узнать».
– С кем ты разговаривал? – вскочила со стула Света.
– С мужиком каким-то, – ответил Глеб. – Он очень нервничал.
– Это папа! – так и задохнулась от волнения Света. Впервые за время своего заточения она заплакала. И не потому, что раньше девушка себя сдерживала, просто раньше ей не хотелось плакать. Сейчас же слезы сами брызнули из глаз, и Света дала им волю. – Что ты ему сказал? – всхлипывая, спросила она.
– Ты чего, плачешь, что ли? – опешил Глеб. – А я думал, ты не умеешь плакать.
– Что ты сказал моему отцу? – повторила вопрос Света.
– Да успокойся, – потеплевшим голосом попросил парень. – Не плачь… С детства не могу видеть женских слез. Я сказал, что с тобой все в порядке, чтобы они не обращались в милицию и что ты вернешься не раньше чем через три дня.
– Это еще почему? – возмутилась Света.
Ее глаза высохли, теперь уже ничто не мешало ей говорить.
– Я рассчитал, что если каждый день буду читать тебе по двадцать страниц, то закончу через три дня, – ответил Глеб и добавил: – Я уж не стал говорить твоим родителям, что не исключено, что ты вообще не вернешься.
– Спасибо тебе огромное, – со злой иронией процедила Света.
Девушка давно уже решила для себя: она будет делать все, лишь бы выбраться отсюда. Если Глеб так хочет, чтобы она стала его девушкой, что ж, она выслушает его дневник и скажет, что теперь готова идти с ним хоть на край света. Причем скажет это так, что парень даже не усомнится в ее искренности. Прикидываться Света умеет. Актерского таланта ей не занимать, особенно когда на кону стоит ее жизнь!
– А нельзя ли все сразу прочитать, в один присест? – осторожно поинтересовалась Тополян.
– Нельзя, – отрезал Глеб. – Так у тебя не сложится ясной картины, и в голове будет сумбур.
– Уговорил, – не смогла сдержать вздоха Светлана. – Чего же мы не начинаем?
– Вначале я должен вымыть бабушку, – принялся объяснять Глеб. – Сегодня же понедельник?
– Кажется, да, – вяло отозвалась Света.
– По субботам и воскресеньям у нас, как правило, отключают горячую воду, поэтому бабушка уже привыкла по понедельникам мыться.
«Да твоей бабушке что понедельник, что пятница, один черт», – подумала Света, но от замечаний вслух воздержалась. Все-таки теплота, которая неизменно появлялась в голосе Глеба, стоило только ему заговорить о бабушке, трогала и удивляла.
– Потом приготовлю завтрак, – продолжал объяснять Глеб. – Бабушке, тебе и себе. Как ты относишься к вареным яйцам всмятку?
– Мне лучше яичницу, – попросила Света.
– А бабушка вареные любит, – сообщил зачем-то Глеб и закрыл крышку люка, оставив Свету в недоумении.
Приблизительно через час она достала из плетеной корзины, спущенной сверху, небольшую сковородку с дымящейся глазуньей, банку с солеными огурцами и три ломтика черного хлеба.
Света так проголодалась, что не сразу заметила медленно спланировавший на земляной пол конверт.
– Это что? – спросила она, отрываясь от яичницы.
– Доедай, увидишь, – ответил Глеб.
Но любопытство оказалось сильнее голода. Поставив на пол сковородку, девушка подняла незапечатанный почтовый конверт. Внутри лежала фотокарточка. Одного беглого взгляда хватило ей, чтобы понять – это и есть мама Глеба. Женщина смотрела на нее с улыбкой, слегка прищурившись. Густые, немного волнистые каштановые волосы, высокий лоб, серые миндалевидные глаза…
– Ну как? – донесся до нее сверху голос Глеба.
– Красивая… – протянула Света, вглядываясь в снимок.
– Это понятно, – польщенно хмыкнул Глеб. – Я не о том спрашиваю. Не находишь сходства?
– Нахожу, – после паузы призналась Света.
Она и впрямь сразу обратила на это внимание: тот же вытянутый овал лица, острый маленький подбородок, каштановая шевелюра да и глаза… Правда, у Светы они значительно больше, а так… и разрез, и цвет… Но главное не это. Выражение лица – вот что поразило девушку, едва она взяла в руки снимок. Насмешливый, если не сказать надменный, взгляд, ироничная улыбка и этот прищур… Сколько раз Света, разглядывая собственные снимки, ловила себя на мысли, что этот хитроватый, загадочный прищур является той самой изюминкой ее лица, которой так не хватает многим девчонкам.
– Потом с грязной посудой в корзину положишь, – крикнул Глеб. – Только смотри не запачкай.
Девушка вытерла руки о джинсы, сунула фотографию в конверт и положила его на дно корзины.
– Можешь сразу забрать, если так им дорожишь! – выкрикнула она, задрав голову.
Глеб немедленно последовал ее совету.
Вчера полез на антресоли за чемоданом, но его там нет. Наверное, мама все-таки взяла его с собой. Ну да, ведь у нее было много вещей, не то что у нас с бабушкой. Обойдемся без чемодана, ведь у нас есть большая дедова сумка.
– «Раннее, раннее утро.
Ноет и ноет нутро.
Я умираю как будто,
Я не могу без нее.
Когда лазил за чемоданом, нашел наши старые стенгазеты, те, которые мы рисовали с дедом к каждому празднику. Дед вообще очень здорово рисовал. На одной, посвященной Восьмому марта, нарисованы бабушка и мама. Обе смеются, и так похоже получилось! А внизу мы с дедом такие маленькие-маленькие, а в руках держим громадный букет мимозы, один на двоих. Справа столбиком перечислены обязательства, которые мы с дедом берем на себя в этот день: 1. Сделать уборку в квартире (тогда мы еще жили в большой четырехкомнатной квартире на улице Горького). 2. Полить цветы в горшках, уделив особое внимание пальме. (Она стояла в гостиной, и кошка вечно точила когти о ее лохматый ствол, а бабушка ругала ее за это. Куда делась пальма? Кстати, Дуська – это наша кошка – заболела. Уже два дня ничего не ест. Бабушка говорит, что она уже старенькая. Ей двенадцать лет. Дусенька, выздоравливай, пожалуйста.) На чем я остановился? На цветах. 3. Приготовить праздничный салат и испечь праздничный пирог. 4. Ни в чем не перечить нашим дорогим женщинам и выполнять все их желания и капризы. 5. Постараться не огорчать их до следующего Восьмого марта.
Как весело мы тогда жили! И казалось, так будет всегда… Мама танцевала в театре. Она ведь у меня балерина. Это уже потом, когда умер дед, заболела бабушка и вообще все изменилась, она пошла торговать на рынок. Но многие тогда торговали на рынке. Вот и Славкин отец. Был каким-то ученым, а потом их институт закрыли, и он пошел мыть машины. Да куча примеров! Помню, как плакала первое время мама. Однажды у нее украли кожаную куртку, и, чтобы расплатиться с хозяином, она продала два золотых кольца и цепочку. Кстати, с Ваном мама тоже познакомилась на рынке. Он возил из Владивостока какие-то лечебные мази, но сам не продавал. У него тут были продавцы, которые стояли как раз рядом с мамой. Так они и познакомились, когда он привез свои мази в очередной раз.
Мама давно не звонила. Очень давно. Целых десять дней. А что, если она решила сделать нам с бабушкой сюрприз? Возьмет и приедет! Нужно срочно упаковать вещи, ведь мама может приехать в любую минуту! У меня-то уже почти все собрано, а бабушка даже не начинала еще. Я говорю ей, говорю, а она заладила одно: «Успеется». Ну как тут быть? Говорят, что животным тоже нужно покупать билет на поезд. Или справку от врача? Нужно будет узнать».
9
В девять часов Вика позвонила родителям Тополян. Трубку взяла Анна Антоновна. Уставшим голосом женщина сообщила, что от Светы никаких известий нет. Но Вике показалось, что она что-то не договаривает. Чересчур уж спокойно Анна Антоновна разговаривала с ней. Впрочем, Вика могла и ошибиться.
– А вы звонили в милицию? – принялась допытываться Вика.
– Нет. Рано еще в милицию обращаться. Должно пройти три дня, тогда можно писать заявление, – ответила женщина и попросила вдруг: – Вика, только ты никому не говори, что Светочка пропала, я тебя очень прошу…
Вика пообещала, что не скажет, хотя знала наверняка: в скором времени ей придется нарушить свое обещание. Но иначе поступить девушка не могла. Ведь родители Светы не знают, какая серьезная опасность угрожает их дочери. И если бы Вика не ушла тогда из кафе, ничего бы, возможно, и не случилось. Во всяком случае в тот день. В том, что произошло со Светой, Вика винила себя, просто не могла не винить. Нет, она не станет сидеть сложа руки, она будет действовать. Для очистки совести Вика решила еще раз позвонить Глебу – в третий раз за сегодняшнее утро. К телефону по-прежнему никто не подходил.
В школу девушка явилась в одиннадцатом часу. До перемены оставалось совсем немного времени. Отыскав нужный кабинет, Вика встала у окна напротив. Необходимо было обдумать, с чего начать разговор, а к кому подойти, она решит, когда увидит Светиных одноклассников. Конечно, это должна быть девушка. Вика считала себя неплохим психологом и физиономистом. Наконец прозвенел звонок, и из кабинета стали выходить ребята.
«Эта какая-то не очень серьезная, – думала Вика, разглядывая пробегающую мимо Катю Андрееву. – А у этой лицо неприветливое. Наверное, бука. – Такую оценку получила Галя Снегирева. – Вот нормальная вроде бы девушка… Хотя нет, какая-то она запуганная, что ли», – оценивающе вглядывалась Вика в лицо тихони Наумлинской.
– Привет! – услышала она у себя за спиной звонкий, похожий на мальчишеский голос. – Ты, наверное, к Свете Тополян пришла, а ее сегодня нет.
Вика удивленно посмотрела на маленькую, щуплую, с короткой стрижкой девчушку. Почему-то ее милое, приветливо улыбающееся лицо с огромными очками на маленьком курносом носике показалось Вике знакомым.
– Да… – сказала она. – А почему ты решила…
– Не удивляйся, – перебила ее девушка. – Просто я как-то раз видела вас вместе на улице. Я – Люся. – Девушка протянула Вике руку.
– Вика, – пожала она миниатюрную ладонь и добавила зачем-то: – Озерова.
И тут Вика вспомнила, где она видела эту девушку. По телевизору. Ну конечно! Ведь Света говорила, что Люся Черепахина ведет на телевидении молодежную музыкальную программу. Вика вообще-то не слишком интересовалась современной музыкой, но пару раз все-таки попадала на эту программу. Как же она называется? «Уроки рока», кажется.
– А ты, наверное, Люся Черепахина, – улыбнулась Вика. – Мне Света рассказывала о тебе…
– Правда? – Люся вскинула брови. – А мне казалось… – Девушка осеклась, и Вика поспешила ей на помощь:
– Что? Что тебе казалось?
– Да нет, ничего… – отвела глаза Черепашка. – Понимаешь, Света всегда как-то обособленно держится…
– Знаешь, на эту тему я и хотела поговорить. Скажи, она дружит с кем-нибудь из класса?
– А почему ты у нее не можешь об этом спросить? – В глазах Люси появилась тревога. – С ней все в порядке? Почему Света не пришла сегодня в школу?
– Ответь сначала на мой вопрос, – мягко попросила Вика. – Это очень важно. Может, все-таки у нее есть в классе подруга?
– Нет, ты знаешь… – Черепашка сняла очки и принялась протирать стекла краем трикотажного джемпера. – Думаю, нет. Одно время она дружила с Галей Снегиревой, но потом… В общем, Света поступила очень некрасиво по отношению к Гале, и теперь…
– Послушай, – нетерпеливо перебила Вика. Ее тревога с каждой минутой нарастала. – Света попала в беду. Нужно срочно ее спасать.
– Я могу чем-нибудь помочь? – Лицо Черепашки сразу посерьезнело, она поправила на носу очки.
– Я пока и сама не знаю. Послушай, – резко вскинула голову Вика, – мы можем куда-нибудь пойти? – Она огляделась по сторонам так, будто только что поняла, где находится.
– Вообще-то у нас сегодня семь уроков, – неуверенно протянула Черепашка. – Но если нужно, я могу уйти.
– Нужно, – опустила голову Вика. – Очень нужно.
Через полчаса девушки сидели на скамеечке в сквере. Только что Вика рассказала Люсе историю таинственного исчезновения Тополян. Основной упор она делала на Глеба, стараясь вспомнить все детали, о которых рассказывала ей сама Света.
– В записке, которую он ей в тот день подбросил, говорилось про какое-то испытание, понимаешь? – Вика заглядывала в глаза Черепашке. – И еще, что этой фразой «как только, так сразу» Светка якобы сама себе подписала приговор.
– А когда она эту фразу сказала? – пыталась разобраться в запутанной истории Люся.
– Когда он ей предложил наводчицей стать. Светка, короче, сказала, что не хочет с Глебом иметь после этого никаких дел, а он не поверил, видимо, и говорит: «Если передумаешь, позвони». На что она и ляпнула: «Как только, так сразу!» Понимаешь… – Вика торопливым жестом поправила бархатный ободок. – Мне почему-то кажется, что в этой фразе заключен какой-то тайный смысл. Это ключ к разгадке.
– Не знаю, – пожала плечами Люся. – Может быть, ты и права, но уж больно это по-киношному звучит – ключевая фраза. По-моему, все гораздо проще. Глеб разозлился и решил Светке отомстить, а эта фраза просто показалась ему пренебрежительной. Возможно, у этого парня больное самолюбие…
– Да он шизофреник! – горячо возразила Вика. – Я тебе точно говорю. Потом он ей позвонил и сказал, что с наводчицей это была проверка на вшивость, что он передумал приводить свой приговор в исполнение и хочет ей предоставить еще один шанс. И сказал, что Светка должна через все это пройти, чтобы стать его девушкой. Ну, она, конечно, нахамила и, кажется, трубку бросила. – Вика перевела дыхание. – Да! И еще по телефону он сказал ей, что она на кого-то похожа… То есть у этого типа пунктик. В общем, долго объяснять, но я в этих делах кое-что смыслю, – без ложной скромности призналась девушка и добавила: – Поверь, этот парень болен на всю голову, и наша Светка, судя по всему, влипла.
– Значит, ты думаешь, что, когда вы сидели в «Клонах», он за вами наблюдал? – решила уточнить Черепашка.
Вика уже успела поделиться с ней своими предположениями. Не утаила девушка и того, что между ней и Тополян произошла ссора, и Вика оставила Свету в кафе.
– Да я просто уверена: он за нами следил! – горячо подтвердила Вика. – А когда я ушла, объявился и каким-то образом заманил Светку… Только вот куда? Телефон-то его не отвечает.
– А ты знаешь номер? – вскочила на ноги Черепашка.
– Ну да, – почему-то неуверенно подтвердила Вика. – Я как чувствовала, что что-то случится, и взяла у Светки его номер. Она еще давать не хотела.
– Так это меняет дело! – перебила Люся и принялась прохаживаться перед скамейкой. – Нужно срочно разыскать Алешу…
– Это тот, у которого отец в милиции работает? – решила проявить свою осведомленность Вика.
– Да, а ты откуда знаешь? – опешила Черепашка.
– Светка рассказывала, что тебя каждый день встречает парень…
– Вот сплетница! – недослушала Люся. – Кажется, вся школа обсуждает мою личную жизнь. – Но уже в следующую секунду Черепашка решительно достала из рюкзака мобильный телефон. – Это я, привет! – возбужденно заговорила она в трубку. – Нужно увидеться. Да, это срочно. Хорошо. Значит, через сорок минут на нашем месте.
– А вы звонили в милицию? – принялась допытываться Вика.
– Нет. Рано еще в милицию обращаться. Должно пройти три дня, тогда можно писать заявление, – ответила женщина и попросила вдруг: – Вика, только ты никому не говори, что Светочка пропала, я тебя очень прошу…
Вика пообещала, что не скажет, хотя знала наверняка: в скором времени ей придется нарушить свое обещание. Но иначе поступить девушка не могла. Ведь родители Светы не знают, какая серьезная опасность угрожает их дочери. И если бы Вика не ушла тогда из кафе, ничего бы, возможно, и не случилось. Во всяком случае в тот день. В том, что произошло со Светой, Вика винила себя, просто не могла не винить. Нет, она не станет сидеть сложа руки, она будет действовать. Для очистки совести Вика решила еще раз позвонить Глебу – в третий раз за сегодняшнее утро. К телефону по-прежнему никто не подходил.
В школу девушка явилась в одиннадцатом часу. До перемены оставалось совсем немного времени. Отыскав нужный кабинет, Вика встала у окна напротив. Необходимо было обдумать, с чего начать разговор, а к кому подойти, она решит, когда увидит Светиных одноклассников. Конечно, это должна быть девушка. Вика считала себя неплохим психологом и физиономистом. Наконец прозвенел звонок, и из кабинета стали выходить ребята.
«Эта какая-то не очень серьезная, – думала Вика, разглядывая пробегающую мимо Катю Андрееву. – А у этой лицо неприветливое. Наверное, бука. – Такую оценку получила Галя Снегирева. – Вот нормальная вроде бы девушка… Хотя нет, какая-то она запуганная, что ли», – оценивающе вглядывалась Вика в лицо тихони Наумлинской.
– Привет! – услышала она у себя за спиной звонкий, похожий на мальчишеский голос. – Ты, наверное, к Свете Тополян пришла, а ее сегодня нет.
Вика удивленно посмотрела на маленькую, щуплую, с короткой стрижкой девчушку. Почему-то ее милое, приветливо улыбающееся лицо с огромными очками на маленьком курносом носике показалось Вике знакомым.
– Да… – сказала она. – А почему ты решила…
– Не удивляйся, – перебила ее девушка. – Просто я как-то раз видела вас вместе на улице. Я – Люся. – Девушка протянула Вике руку.
– Вика, – пожала она миниатюрную ладонь и добавила зачем-то: – Озерова.
И тут Вика вспомнила, где она видела эту девушку. По телевизору. Ну конечно! Ведь Света говорила, что Люся Черепахина ведет на телевидении молодежную музыкальную программу. Вика вообще-то не слишком интересовалась современной музыкой, но пару раз все-таки попадала на эту программу. Как же она называется? «Уроки рока», кажется.
– А ты, наверное, Люся Черепахина, – улыбнулась Вика. – Мне Света рассказывала о тебе…
– Правда? – Люся вскинула брови. – А мне казалось… – Девушка осеклась, и Вика поспешила ей на помощь:
– Что? Что тебе казалось?
– Да нет, ничего… – отвела глаза Черепашка. – Понимаешь, Света всегда как-то обособленно держится…
– Знаешь, на эту тему я и хотела поговорить. Скажи, она дружит с кем-нибудь из класса?
– А почему ты у нее не можешь об этом спросить? – В глазах Люси появилась тревога. – С ней все в порядке? Почему Света не пришла сегодня в школу?
– Ответь сначала на мой вопрос, – мягко попросила Вика. – Это очень важно. Может, все-таки у нее есть в классе подруга?
– Нет, ты знаешь… – Черепашка сняла очки и принялась протирать стекла краем трикотажного джемпера. – Думаю, нет. Одно время она дружила с Галей Снегиревой, но потом… В общем, Света поступила очень некрасиво по отношению к Гале, и теперь…
– Послушай, – нетерпеливо перебила Вика. Ее тревога с каждой минутой нарастала. – Света попала в беду. Нужно срочно ее спасать.
– Я могу чем-нибудь помочь? – Лицо Черепашки сразу посерьезнело, она поправила на носу очки.
– Я пока и сама не знаю. Послушай, – резко вскинула голову Вика, – мы можем куда-нибудь пойти? – Она огляделась по сторонам так, будто только что поняла, где находится.
– Вообще-то у нас сегодня семь уроков, – неуверенно протянула Черепашка. – Но если нужно, я могу уйти.
– Нужно, – опустила голову Вика. – Очень нужно.
Через полчаса девушки сидели на скамеечке в сквере. Только что Вика рассказала Люсе историю таинственного исчезновения Тополян. Основной упор она делала на Глеба, стараясь вспомнить все детали, о которых рассказывала ей сама Света.
– В записке, которую он ей в тот день подбросил, говорилось про какое-то испытание, понимаешь? – Вика заглядывала в глаза Черепашке. – И еще, что этой фразой «как только, так сразу» Светка якобы сама себе подписала приговор.
– А когда она эту фразу сказала? – пыталась разобраться в запутанной истории Люся.
– Когда он ей предложил наводчицей стать. Светка, короче, сказала, что не хочет с Глебом иметь после этого никаких дел, а он не поверил, видимо, и говорит: «Если передумаешь, позвони». На что она и ляпнула: «Как только, так сразу!» Понимаешь… – Вика торопливым жестом поправила бархатный ободок. – Мне почему-то кажется, что в этой фразе заключен какой-то тайный смысл. Это ключ к разгадке.
– Не знаю, – пожала плечами Люся. – Может быть, ты и права, но уж больно это по-киношному звучит – ключевая фраза. По-моему, все гораздо проще. Глеб разозлился и решил Светке отомстить, а эта фраза просто показалась ему пренебрежительной. Возможно, у этого парня больное самолюбие…
– Да он шизофреник! – горячо возразила Вика. – Я тебе точно говорю. Потом он ей позвонил и сказал, что с наводчицей это была проверка на вшивость, что он передумал приводить свой приговор в исполнение и хочет ей предоставить еще один шанс. И сказал, что Светка должна через все это пройти, чтобы стать его девушкой. Ну, она, конечно, нахамила и, кажется, трубку бросила. – Вика перевела дыхание. – Да! И еще по телефону он сказал ей, что она на кого-то похожа… То есть у этого типа пунктик. В общем, долго объяснять, но я в этих делах кое-что смыслю, – без ложной скромности призналась девушка и добавила: – Поверь, этот парень болен на всю голову, и наша Светка, судя по всему, влипла.
– Значит, ты думаешь, что, когда вы сидели в «Клонах», он за вами наблюдал? – решила уточнить Черепашка.
Вика уже успела поделиться с ней своими предположениями. Не утаила девушка и того, что между ней и Тополян произошла ссора, и Вика оставила Свету в кафе.
– Да я просто уверена: он за нами следил! – горячо подтвердила Вика. – А когда я ушла, объявился и каким-то образом заманил Светку… Только вот куда? Телефон-то его не отвечает.
– А ты знаешь номер? – вскочила на ноги Черепашка.
– Ну да, – почему-то неуверенно подтвердила Вика. – Я как чувствовала, что что-то случится, и взяла у Светки его номер. Она еще давать не хотела.
– Так это меняет дело! – перебила Люся и принялась прохаживаться перед скамейкой. – Нужно срочно разыскать Алешу…
– Это тот, у которого отец в милиции работает? – решила проявить свою осведомленность Вика.
– Да, а ты откуда знаешь? – опешила Черепашка.
– Светка рассказывала, что тебя каждый день встречает парень…
– Вот сплетница! – недослушала Люся. – Кажется, вся школа обсуждает мою личную жизнь. – Но уже в следующую секунду Черепашка решительно достала из рюкзака мобильный телефон. – Это я, привет! – возбужденно заговорила она в трубку. – Нужно увидеться. Да, это срочно. Хорошо. Значит, через сорок минут на нашем месте.
10
Я никогда не спрашивал маму об отце. Но иногда она сама заводила разговор о нем и даже фотокарточку показывала. Он стоит с какими-то парнями в голубой фуражке и форме. Улыбается. Кажется, я больше похож на маму. Из ее рассказов я знаю, что папа служил в десантных войсках и погиб, когда выполнял какой-то очень опасный прыжок с парашютом. Меня он не видел, но из маминых писем в армию знал, что я должен родиться. Мама говорит, что папа мечтал о сыне, он ей писал об этом в каждом письме. Как-то, между прочим, мама призналась мне, что хотела дочку. Я потом часто вспоминал ее слова, а сейчас думаю, может быть, если б я был девочкой, мама не бросила бы меня и не уехала бы с Ваном во Владивосток? Глупо, конечно, так думать. Все жду звонка. А то письмо, о котором она говорила, так до сих пор и не пришло. Может быть, затерялось в пути, ведь от Владивостока до Москвы несколько тысяч километров!
– «Будто гонит меня кто-то в спину,
В неприютную, мутную ночь.
Мой папа мечтал о сыне,
А мама хотела дочь.
Вот чего не могу никак понять, честное слово, не понимаю. Как она могла полюбить китайца? Во-первых, мама выше его, хотя она у меня совсем невысокая, хотя это, конечно, ерунда. Но китайцы же так не похожи на нас! Вот индейцы – совсем другое дело. Они смелые и удивительные. Как было бы хорошо, если б Ван был индейцем и жил в Америке. А китайцы все безликие, скучные и, кажется, трусливые, потому что маленькие.
Вот, например, мама. Что самое интересное и заметное в ее лице? Конечно, глаза. А взять глаза любого китайца. Щелочки какие-то припухшие, а не глаза. И голос. У этого Вана такой голос, как будто у него вечно заложен нос, и такой тоненький, противный. Они вообще все одинаковые и похожи на заведенных болванчиков. Ненастоящие какие-то. Хотя бабушка говорит, что китайский цирк самый лучший в мире. Не знаю, не видел никогда… И вообще она говорит, что китайцы очень трудолюбивые и целеустремленные и что в Китае самая высокая рождаемость. А вдруг мама захочет родить другого ребенка? Девочку? Она же давно мечтала о дочке. Тогда понятно, почему она перестала звонить. Я рассказал об этом бабушке, но она только посмеялась и сказала, что мама никогда меня не разлюбит, что бы ни случилось. Я спросил: «А если у нее родится другой ребенок, девочка?» Бабушка сказала, что не родится. Не знаю, почему она так уверена в этом. Бабушка чувствует, что на этой неделе мама должна обязательно позвонить. Она так и сказала мне. Сегодня уже вторник. Раньше мама звонила каждую субботу. А может, она заболела, поэтому и не звонит? Ведь у нее в квартире нет телефона, и мама всегда ходит на почту. По телевизору передавали, что во Владивостоке минус восемнадцать и снежные заносы. Если так, то понятно, почему мама не звонит. А может, все-таки сюрприз? Часто представляю, как открываю утром глаза, а она стоит у окна и улыбается. Она обязательно приедет ночью и откроет дверь своим ключом. А еще я хочу совершить какой-нибудь подвиг, чтобы мама прочитала обо мне в газете или по телевизору увидела…»