Воробей Вера и Марина. Так не бывает

   – Нет, почему… – запоздало спохватилась она. – Рада, даже очень… Только мне надо сказать тебе одну вещь…
   – Ну приеду, и скажешь. Я ведь не на всю жизнь, на неделю всего уезжаю, – заверил ее Игорь.
   – Нет, – решительно произнесла Снегирева. – Мы обязательно должны встретиться до твоего отъезда.
   – А по телефону нельзя сказать? Ну, что там у тебя стряслось?
   – Стряслось, – подтвердила Галина изменившимся, ставшим вдруг каким-то бесцветным голосом. – Мы обязательно должны встретиться до твоего отъезда, – упрямо повторила она. – Это очень важно. Слышишь?
   – Галь, ты посмотри на часы, десятый час уже… И потом, я так дико устал сегодня… Может, все-таки…
   – Если мы сегодня не встретимся, ты меня больше не увидишь, – неожиданно для себя самой выпалила девушка.
   – Что, настолько все серьезно? – спросил Игорь, и Галя услышала в его голосе едва обозначившуюся тревогу.
   – Если бы нет, я бы не стала настаивать, поверь, – ответила она.
   Повисла пауза. Потом Игорь откашлялся, вздохнул и произнес:
   – Ладно, уговорила. Только ты уж извини, но я просто не в состоянии никуда ехать…
   – Это не страшно, – не дослушала Галина. – Я сама к тебе приеду на такси и назад тоже на такси поеду…

12

   – Ты куда это, на ночь глядя? – забеспокоилась Марина Николаевна, видя, что дочь нервно натягивает свитер.
   – Мам, Игорь завтра уезжает на семинар, – зачастила та. – Это неожиданно выяснилось, понимаешь? Мне обязательно нужно его увидеть… А на вокзал я поехать не смогу. Поезд в девять утра, а у нас завтра по истории контрольная… Ну и вообще, не стану же я из-за этого школу пропускать…
   – Ну какая необходимость в десятом часу куда-то ехать? – возмутилась Марина Николаевна. – Не пущу никуда, – отрезала она, приняв воинственную позу.
   – Ну мамочка, ну мамулечка… – заныла Снегирева. – Я быстренько, одна нога там, другая здесь… Ну вспомни, когда ты была молодой, неужели бабушка тебя никуда…
   – Да мне бы и в голову не пришло уходить из дома в такой час, – не сдавала своих позиций мама. – И потом, тогда время другое было, а сейчас в семь часов на улицу уже страшно выйти…
   – А мне вот ни капельки не страшно! Да ничего со мной не случится, мамочка, – склонила голову набок Галина. – Вот увидишь… А назад меня Игорь проводит, – не моргнув глазом, соврала она.
   – Сказала нет, значит, нет, – повысила голос Марина Николаевна.
   – Мама! – Девушка вскинула голову и серьезно посмотрела в глаза матери. – Я тебя очень прошу, отпусти меня. Для меня это очень, понимаешь, очень важно.
   Трудно сказать, что в этот миг почувствовала Марина Николаевна. Скорее всего увидев в глазах дочери непоколебимую решимость, женщина поняла: что бы она сейчас ни сказала или ни сделала, Галя все равно поступит по-своему. Поэтому, опустив голову, Марина Николаевна негромко произнесла:
   – Хорошо, только когда будешь выезжать домой, позвони. Я тебя у метро встречу.
   – Конечно! – обрадовалась Снегирева, повиснув на шее у матери. – Ты у меня лучше всех! – сказала она и наградила маму звонким поцелуем.
 
   – Проходи. – Игорь отступил в сторону, пропуская Галю в свою комнату. – Только потише, – попросил он. – Родители уже легли.
   – А ты бы не мог принести мне чаю? – шепотом попросила девушка. – Лифт не работает… В горле пересохло, пока к тебе на восьмой этаж вскарабкалась.
   Ни слова не говоря, Игорь вышел на кухню.
   «О боже! – в висках у Галины будто молоточки острые стучали, в ушах стоял густой шум, а горло и вправду так пересохло, что каждый вздох отдавался в нем острой, какой-то режущей болью. – Как же мне начать? С каких слов? Сразу или вначале расспросить о семинаре? Нет, ни о каком семинаре я расспрашивать не стану. Это просто глупо. Не за тем я сюда приехала… Сейчас откроется дверь, он войдет и спросит: что случилось, Галя? Что у тебя произошло такое экстренное, что заставило тебя сломя голову нестись на другой конец города? Может, сказать, что просто соскучилась и хотела попрощаться? Все-таки на неделю расстаемся? – Но, прогнав от себя малодушные мысли, девушка решительно тряхнула распущенными волосами: – Нет, я должна сказать Игорю всю правду, объяснить истинную причину своего нетерпения. Узнав о ней, он, конечно, поймет, что ждать целую неделю я просто не могла».
   – Ну рассказывай, что стряслось-то у тебя, – одними уголками губ улыбнулся Игорь и поставил на маленький с резными ножками столик чашку. – Может, ты голодная? – озабоченно поинтересовался он.
   – Нет, я дома поела, спасибо, – ответила Галя, радуясь возможности хоть на секунду оттянуть тяжелое объяснение.
   «Нет, так не годится! – ругала себя девушка. – Лучше уж сбросить с себя этот груз, а потом…» Что будет потом, она не знала и сейчас даже подумать об этом боялась. Почему-то, сидя в такси, которое, кстати сказать, доставило девушку к дому Игоря за рекордно короткое время, она чувствовала, как постепенно тает ее былая уверенность. А под конец, когда машина затормозила возле подъезда с выкрашенной в зеленый цвет металлической дверью, Галина вдруг поняла, что все, что она успела насочинять, рисуя в воображении картинки их идиллической жизни с Игорем, вполне может оказаться всего лишь бредовыми фантазиями, и только.
   – Игорь… – уткнувшись глазами в чашку с дымящимся чаем, выдавила наконец из себя Снегирева. – Кажется, у меня… Вернее, у нас с тобой будет ребенок. Девочка, – немного помолчав, зачем-то добавила она.
   Сказав все это, Галина почувствовала, как кровь ударила ей в лицо. Стало трудно дышать, захотелось снять с себя свитер. Какое-то время в комнате стояла напряженная тишина. Было слышно, как с каким-то рваным звуком скачет в часах секундная стрелка. «Пять, шесть, семь, восемь», – отсчитывала про себя Снегирева. А когда она мысленно произнесла цифру «двенадцать», из своего угла наконец подал голос Игорь. Он сидел в глубоком велюровом кресле, и Гале в тусклых лучах настенного бра был виден лишь контур его профиля.
   – Безумие, бред! Какая девочка? – бесцветным голосом, еле слышно прошелестел он. – Я же тебя предупреждал, говорил тогда, чтобы домой ехала. – Постепенно голос Игоря набирал силу. – Ты о чем вообще думаешь? Или у тебя совсем крыша поехала? Да ты посмотри на себя в зеркало! Тоже мне мамаша… Вот, блин, сюрпризик! Не могла неделю подождать! С каким я теперь настроением на семинар поеду? Только о себе и думаешь…
   Галина сидела на диване, чувствуя, как все звуки начинают сливаться в какой-то непрерывный гул. Краем глаза она видела, что Игорь встал, его шагов девушка не слышала – вся комната была застелена мягким ковровым покрытием, – однако видела, как он медленно приближается к ней.
   – Послушай, – надтреснутым голосом произнес Игорь, останавливаясь возле дивана. Снегирева подняла голову. На самом дне его глаз девушка увидела страх. – На маленьких сроках эта операция совершенно безболезненна… И не опасна, – после небольшой паузы добавил он. – Бояться тут нечего. Раз уж случилось, надо как-то выкручиваться… От ответственности я уходить не собираюсь, ты не думай, и все, что потребуется, деньги там… или еще что-нибудь, лекарства, не знаю… Я слышал, что в частных клиниках даже паспорт не спрашивают. То есть тебе будет обеспечена полная анонимность. Ни маме, ни в школу никто ничего сообщать не будет. И уйдет на все не больше часа. Я надеюсь, ты матери пока ничего не говорила? – Он бросил на девушку быстрый взгляд. Но Галя не ответила и даже не пошевелилась. Отведя глаза в сторону, Игорь продолжил: – В общем, ты не дергайся и не вздумай никому ничего говорить. Я узнаю, сколько это стоит, и как только вернусь, достану где-нибудь деньги и отвезу тебя… А ты уверена в том, что… ну, ты точно беременна?
   Но и этому вопросу суждено было остаться без ответа. Вскочив на ноги, Галина метнулась в прихожую, сдернула с вешалки куртку, крутанула ручку замка, рванула на себя дверь и со всех ног кинулась вниз. Вскоре откуда-то сверху до нее донесся голос:
   – Эй, сумку забыла! Вернись! Ну что за дела?..
   Какие-то слова еще неслись ей вслед, но Галина не разобрала их смысла, с каждой ступенькой все дальше удаляясь от того, кого еще несколько минут назад считала самым близким и родным человеком на свете. В эту секунду Снегирева была уверена: больше она не увидит Игоря. Никогда.

13

   Она даже удивилась тому, что совершенно не хочется плакать. В голове наблюдалось полное отсутствие мыслей. Словно вакуум какой-то липкий образовался. Чувства будто бы тоже атрофировались, оставив в душе лишь черную дыру. Так, уставившись невидящим взглядом в окно, с выжженным сердцем и звенящей от пустоты головой Снегирева доехала до своего дома.
   – Что же ты не позвонила? – с порога набросилась на дочь Марина Николаевна. – Договорились же! Галь… – позвала вдруг она. – Ты почему все время вниз смотришь?
   Снегирева подняла голову.
   – Я думала, плачешь, – сказала мама. – Игорь звонил минуту назад… Вы что, поссорились?
   – Если будет звонить еще, скажи, что меня нет. Нет и не будет, ясно? – металлическим голосом давала указания Снегирева.
   – Да что случилось-то? Матери-то ты можешь сказать? Не чужой же я тебе человек, в конце концов! – настаивала Марина Николаевна.
   – Мам, не трогай меня сейчас, – тихо попросила Галина. – Я потом тебе все объясню. Ладно?
   Но мама не успела ответить, потому что зазвонил телефон.
   – Это он, – сказала Марина Николаевна.
   – Скажи, что еще не вернулась. Но только, я тебя умоляю, не задавай ему никаких вопросов и попроси, чтобы больше не звонил, скажи, что уже ложишься…
   – Ну ладно, – пожала плечами Марина Николаевна. – Алло, – сказала она, поднимая трубку. – Нет, не приехала еще… Игорек, ты не звони больше, мне завтра вставать рано… Хорошо, я ей записку на столе оставлю.
   – Просил, чтобы позвонила, когда вернешься, – сообщила мама, положив трубку на рычаг. – Голос у него такой взволнованный… Может, все-таки позвонишь, а, Галь?
   – Нет, – мотнула головой Снегирева и потянула на себя дверь ванной комнаты. – Спокойной ночи, – сказала она.
   – Спокойной ночи, – отозвалась мама.
 
   «Что ж, Игорь прав, – совершенно без злобы думала Галина, вглядываясь в неясные очертания книжного шкафа. Вопреки обыкновению, Снегирева не стала включать ночник, а шторы на окнах были сшиты из такой плотной ткани, что свет от уличных фонарей сквозь них не проникал. – О каком ребенке может идти речь, когда мы сами еще дети. И про операцию Игорь все правильно сказал. Надо ее делать. Только денег от него я, конечно, брать не буду… Я не хочу больше видеть Игоря. Никогда. Не потому, что он меня обидел, а просто не хочу. Найду деньги, в долг у кого-нибудь попрошу, а потом заработаю и отдам. Узнать бы еще, сколько их потребуется. Попрошу Валентина узнать. Он все сделает как надо».
   При одном только воспоминании о Валентине на душе сделалось как-то теплей. Но внезапно девушка почувствовала, будто раскаленный шуруп ввинтился в самое сердце. Из памяти вдруг выплыла фраза, ненароком оброненная Игорем. Тогда Галина была не в состоянии как следует осмыслить ее. Сейчас же фраза эта, вернее, несколько фраз словно пульсировали в мозгу, вспыхивая, подобно цифрам в электронных часах, холодным ярко-зеленым светом: «С каким настроением я теперь поеду на семинар? Только о себе и думаешь! Неделю не могла подождать!» На семинар… Значит, чуть ли не первая мысль, пришедшая в голову Игоря, после того как она сказала ему о ребенке, была мысль о семинаре! Это подумать только! Его не волновало, с каким настроением останется здесь Галя, что будет чувствовать после всего, что он ей наговорил только что! Нет, Игоря заботило лишь собственное настроение, с которым он должен будет отправиться в Сочи, на семинар молодых поэтов.
   «Но быть может, эти слова вырвались у него от волнения, – пыталась найти хоть какое-то оправдание Галина. Слишком уж горько было осознавать, что человек, которого она любила всей душой, оказался таким откровенным эгоистом. – Бывает же так, – продолжала свои рассуждения девушка. – Хочешь сказать одно, а наружу вырывается совсем другое. А потом вспоминаешь и думаешь, как я мог такое ляпнуть?»
   Много раз Галя прокручивала в голове слова Игоря о семинаре и настроении, которое по ее вине было испорчено, прежде чем провалиться в тяжелый, без сновидений сон.
   Проснулась Галина поздно, в половине десятого, и, взглянув на стрелки часов, равнодушно отметила про себя, что с вечера забыла завести будильник. Мама, как всегда, уже ушла на работу. Институт, в котором трудилась Марина Николаевна, находился на другом конце города, и ей приходилось выезжать из дому рано, в начале восьмого. Конечно, можно было пойти в школу к третьему уроку, но, умывшись и наскоро причесавшись, девушка решила, что никуда она сегодня не пойдет. Голова была тяжелой, и мысли ворочались в ней с трудом. Усевшись на табуретку, что стояла в кухне возле окна, Снегирева уставилась невидящим взглядом во двор.
   «Нужно кофе сварить», – решила девушка, насыпая в турку пахучий, мелкого помола порошок.
   Выпив чашку горячего ароматного напитка, девушка почувствовала, что голова ее немного прояснилась, а весь организм будто наполнился жизненной энергией.
   «Так, теперь нужно срочно звонить Валентину, – приняла решение Снегирева, листая маленький черный блокнот. – Он, скорее всего, еще в больнице».
   – Алло, – отозвались на том конце после третьего гудка.
   – Валь, привет, это Галя…
   – Привет! – обрадовался Валентин. – Ну, рассказывай… Поговорила с Игорем?
   – Да, – не смогла сдержать вздоха Снегирева. – Только это не телефонный разговор. Ты сейчас где?
   – Вообще-то пока в больнице, но уже собирался когти рвать. Нет, серьезно, – зачастил парень. – Уже даже чашки с ложками упаковал… И с врачами договорился… Эй, ты там не уснула?
   – Я тут, – откликнулась девушка. – Валь, приезжай ко мне… пожалуйста.

14

   К приходу Валентина Снегирева решила навести порядок. Просто когда чем-то занят, время обычно бежит быстрее. Когда все вещи были разложены по местам, пыль вытерта, а посуда перемыта, Галина заглянула в шкафчик, где у них с мамой обычно лежали конфеты и всякие сладости, и, не увидев ничего подходящего, решила сбегать в булочную за тортиком. Вырвав из тетрадки листок, она написала записку: «Валентин, дверь открыта, входи. Я вернусь через пять минут. Галя». Свернутый в несколько раз листок девушка засунула за кнопку звонка. Конечно, обнаружь эту записку Марина Николаевна, она бы ей устроила! Но мама редко возвращалась с работы раньше семи, а заставлять Валентина торчать под дверью Снегирева не хотела.
   В кондитерский отдел стояла очередь, человек шесть, и, как назло, почти все покупали так называемый весовой товар, а не штучный. Одна бабулька набрала огромный, с верхом пакет карамелек, причем каждого сорта – а в ассортименте имелось не меньше десятка разных наименований – по сто граммов. Поэтому в магазине Галина провела минут двадцать, не меньше. Поднявшись на свой этаж, девушка не обнаружила оставленной ею записки.
   «Значит, Валентин пришел, – решила она, но тут же явилась другая, тревожная мысль: – А вдруг воры забрались? То-то обрадовались, прочитав, что дверь открыта!»
   Она осторожно шагнула в прихожую.
   – Валь… Ты здесь? – тихо позвала Снегирева.
   – Привет! – появился из кухни улыбающийся Валентин. – Ты всегда такие записочки прикольные оставляешь?
   – Нет, – покачала головой Галя. – Первый раз.
   – А я тут похозяйничал немного, ты уж извини… – На лице Валентина появилось смущение. – Чаю себе сделал. Ничего?
   – Как же ты одной-то рукой? – удивилась Галя, покосившись на загипсованную и по-прежнему торчавшую на подпорке руку Валентина.
   – А, – беззаботно махнул тот здоровой рукой. – Я уже привык.
   – Вот торт к чаю купила, – улыбнулась Снегирева. – «Медовый». Любишь?
   – Я вообще сладкоежка, – признался Валентин.
   – Тогда мой руки… вернее, руку и садись за стол, – приказала хозяйка.
   – А настроение, я смотрю, у тебя ничего, – смерив девушку внимательным взглядом, заметил Валентин. – А то, когда утром позвонила, я даже перепугался. Такой у тебя голос был… Покидал в рюкзак пожитки и…
   – Спасибо тебе, Валь, – перебила Снегирева. – Спасибо, что приехал. Это я так, бодрюсь. Или, как говорит моя мама, сохраняю хорошую мину при плохой игре. Дела у меня хуже некуда.
   – Что он сказал? – вмиг посерьезнел Валентин, отодвинув от себя тарелку с тортом.
 
   Выслушав короткий, сбивчивый рассказ Галины, Валентин сурово сдвинул брови.
   – В общем, так, – тихо, но решительно произнес он. – Никакой операции не будет, так и знай…
   – А как же… – влезла было Снегирева, но парень мягко попросил:
   – Не перебивай. Дай я договорю, а все вопросы потом задавать будешь.
   Девушка покорно опустила голову.
   – И не слушай того, кто скажет, что аборты на ранних сроках не опасны. Это все чушь. Опасны, и еще как. Я таких ужасов от маминой подруги наслушался… Она это не мне, конечно, рассказывала, а маме, но я все слышал. Между прочим, я за прошлое лето десять тысяч заработал. – Резко сменил он тему. – На стройке мужикам помогал… Так что, ты не думай, голодными не останемся…
   – Не поняла, – снова вклинилась Галина. – Это что ж получается…
   – То и получается, – не дослушал вопроса Валентин, – что нам с тобой надо расписаться. У ребенка должен быть отец. А об этом поэте своем забудь. Не стоит он твоих слез…
   – Да я, как видишь, и не плачу, – вскинула голову Снегирева. – Только мне кажется… Ты, Валь… Ты очень хороший, но я… Я просто не могу так с тобой поступить…
   – Как? – поднял брови парень. – Я понимаю, ты сейчас начнешь говорить, что мы почти незнакомы, что ты меня не любишь, и все такое… Но, знаешь, по-моему, у нас с тобой вполне нормальные отношения, дружеские. Вообще, на мой взгляд, для семейной жизни главное уважение, а не любовь, что бы там ни говорили. И потом, кто знает, может, ты меня и сможешь полюбить, когда узнаешь получше…
   – Но тебе-то это все зачем? – снова не удержалась Снегирева. – Чужой ребенок… Связывать себя на всю жизнь… Ты ведь меня тоже не любишь, Валь?
   – Кто тебе это сказал? – Валентин кинул на девушку быстрый, внимательный взгляд. – Ты мне очень нравишься. Не знаю, как тебе, а мне, например, плевать, что я ниже тебя ростом…
   – Да при чем тут рост! – не смогла сдержать улыбки Галина. – Разве в этом дело? Да если я соглашусь на твое… предложение, то буду чувствовать себя последней сволочью. Понимаешь?
   – Нет, не понимаю, – уставился в окно Валентин.
   – Хотя я, конечно, тебе очень благодарна, – пропустив замечание парня мимо ушей, призналась она. – Я таких людей еще не встречала… И не встречу, наверное, никогда… Валь, – резко подняла голову Галина, – а сколько тебе лет?
   – Столько же, сколько и твоему Игорю, – сквозь зубы процедил Валентин. – А может, я и постарше буду, потому что в первый класс с семи лет пошел. Короче, мне уже семнадцать. В этом году школу заканчиваю. А насчет армии ты не беспокойся, с маленькими детьми отсрочку дают… И закон недавно новый вышел, чтобы с четырнадцати лет жениться можно было. Ну, в особых случаях. Но наш с тобой случай как раз и есть тот самый, особый. Тебе четырнадцать-то есть? – поднял на Снегиреву строгий взгляд Валентин.
   – Пятнадцать через месяц исполнится, – слегка опешила та.
   – Ну и все, – пожал здоровым плечом Валентин. – О чем ты тогда переживаешь?
   – А что мы маме моей скажем? – изменившимся голосом спросила Галина.
   Валентин был так уверен в своей правоте, с такой неподдельной искренностью приводил доводы, что Галина вдруг почувствовала себя совсем маленькой и беззащитной. Захотелось полностью довериться кому-то… Нет, это вовсе не означало, что у нее появилась потребность переложить ответственность на чьи-то плечи. Просто в эту секунду Снегирева с предельной ясностью осознала, что есть на свете человек, которому совсем не безразлична она сама и все ее беды, и человек этот готов подставить ей свое, пусть еще совсем не окрепшее плечо.
   – Да так и скажем. – Валентин запустил пальцы левой руки в свои густые, слегка волнистые волосы. – Что у нас будет ребенок, и мы решили пожениться. Я постараюсь сделать так, – понизил голос он, – чтобы ты никогда об этом не пожалела.
   – Нет, – словно сбрасывая с себя наваждение, замотала головой Снегирева. – Я так не могу, это нечестно. Нет, – повторила она и уставилась в пол.
   – Галь, поверь мне, так будет лучше. Нашим родителям мы скажем, что это мой ребенок. Между прочим, у меня такая классная мама… Ты ее обязательно полюбишь, и она тебя тоже, я уверен…
   – Нет, – медленно повторила Галина. – Я всю жизнь себя обманщицей буду чувствовать. Я так не могу.
   – Тогда вот что, – осторожно дотронулся до ее руки Валентин. – Мы им во всем признаемся, только не сразу, а через год, допустим. Согласна? Когда уже все устаканится, ребеночек родится… А пока что давай закроем эту тему.
   – Но моя мама все равно не поверит, она же знает, что я уже целый год с Игорем встречаюсь, – возразила Галина.
   – Я сам с твоей мамой поговорю, – решительно заявил Валентин. – Ты, главное, не волнуйся… Тебе вообще сейчас волноваться нельзя. Кстати, Галь, как ты себя чувствуешь? – участливо заглянул он в глаза девушки.
   – Нормально, – пожала плечами Снегирева. – Нет, правда. И не тошнило ни разу с тех пор…
   – Первое, что мы должны сделать, это пойти к врачу, – сказал Валентин, прихлопнув по столу ладонью здоровой руки. – А все остальное подождет. Короче, завтра я сам позвоню Лиле Леонидовне, это мамина подруга, о которой я тебе говорил… Узнаю, когда у нее прием, и пойдем. Ясно? Пусть на учет тебя поставит, направление на анализы выпишет. Беременность должна проходить под строгим наблюдением врача! Это, между прочим, ее слова, Лили Леонидовны.
   – Валь… – Снегирева исподлобья взглянула на Валентина. – А ты вдвоем с мамой живешь?
   – Да, – кивнул тот. – У меня, правда, еще сестрица старшая имеется, но она, как замуж вышла, уехала от нас… А папа наш умер два года назад… Инфаркт.
   – Извини, – потупила взгляд Галина.
   – А у тебя есть отец? – в свою очередь поинтересовался Валентин.
   – Есть, конечно, – тряхнула волосами Снегирева. – Только я его не помню. Родители развелись, когда я еще совсем маленькая была.
   – Вот видишь, сколько у нас с тобой общего, – попытался свести дело к шутке Валентин. – Кстати, жить предлагаю у меня. У вас сколько комнат?
   – Три, – с гордостью ответила девушка.
   – Вот видишь, – улыбнулся Валентин. – А у нас с мамой целых пять. Мой дед большим начальником был и квартиру эту давно, еще в советские времена, получил.
   – Ясно, – протянула Галя. – И все равно мне как-то не по себе… Очень уж неожиданно все. Ты, правда, думаешь, что у нас с тобой все получится?
   – Я в этом просто ну ни на грамм не сомневаюсь, – широко улыбнулся Валентин.
   И, глядя на его такую по-детски открытую улыбку, девушка засмеялась.
   В душе Галина была так благодарна Валентину, как не была еще благодарна никому и никогда. И хотя в его рассуждениях было так много детского и наивного, от этого паренька веяло надежностью, добротой и силой, а эти качества Галина ценила в людях больше всех остальных. В душе девушка понимала, как бы Валентин ее ни уговаривал, она все равно никогда не сможет принять его великодушное, жертвенное, как ей казалось, предложение. Но говорить сейчас об этом ему Галя не хотела, потому что понимала: своим отказом она обидит Валентина. Спасибо ему уже и за это, что он поведет ее к врачу… Нет, сама заварила кашу, самой и расхлебывать. Конечно, Валентину она не станет говорить этих слов, найдет другие. Но суть от этого все равно не поменяется…
   Так думала Снегирева, глядя, с каким аппетитом Валентин уплетает торт.

15

   – Собирайся! – велел Валентин, сурово сдвинув на переносице брови. – А я пока посуду вымою.
   – Куда это? – удивилась Галина. – Ты же говорил, что к врачу завтра пойдем, и позвонить вроде вначале собирался…
   – При чем тут врач? – Валентин ловкими движениями собирал со стола чашки и блюдца. – Гулять пойдем, тебе сейчас надо побольше находиться на воздухе. Ясно? Ну одевайся. Чего стоишь?
   – Валентин, разреши, я сама посуду вымою… Все-таки ты гость, – сказала Галина и шагнула к раковине.
   – Нет уж, – заупрямился парень. – Разреши не разрешить. И никакой я уже не гость. Я, между прочим, без пяти минут отец и муж! – с гордостью произнес он, и оба так и прыснули со смеху.
 
   – А тебя часто в детстве мама наказывала? – спросил Валентин, останавливаясь возле скамейки. Той самой, на которой не так давно произошла их первая встреча.
   – Да нет вообще-то, – немного подумав, ответила Галина. – Я была очень послушной девочкой. Всю жизнь меня хвалили и воспитатели в садике, и учителя. Только вот… – Она запнулась, поправила волосы и призналась: – Музыкой не хотела заниматься. Так и не окончила музыкалку. Помню, до скандалов у нас с мамой доходило. Представляешь, прогуливала занятия, а мама потом, когда узнала, такое мне устроила! К телевизору целую неделю не подпускала, даже в своей комнате его заперла и на улицу тоже не пускала… И все равно не помогло. Я с детства упертой была, а от гамм этих меня прямо-таки тошнило. А сейчас, если честно, даже жалею, что так и не научилась на пианино играть…