По счастью, Троммель в одиночку не дошел до моего гениального предложения (о телевидении). А потому ухватился за него, как утопающий за соломинку.
   — Послушай, Август, — не выдержал я, — да не теряй ты драгоценного времени. Послезавтра эфир. Опоздаешь — и они поставят что-нибудь совсем другое.
   — Верно, старина. Спасибо, что напомнил, а то у меня из головы вон. Мне действительно надо бежать. А после записи обязательно зайду, расскажу, что и как было.
   Я тяжело вздохнул, предчувствуя еще один тяжелый день на этой неделе, но тут же нацепил на себя дежурную улыбку и пошел провожать незваного гостя. У самых дверей он вдруг остановился:
   — Только ты не мог бы связаться с компанией? Ну, знаешь, намекнуть на мой визит и заверить их, что дело стоящее. Все-таки меня здесь совсем не знают.
   — Ладно, попробую…
   Он обрадованно затряс мою руку и спешно вылетел из кабинета. Я же с трудом добрел до кресла и рухнул в него. Слушать бредни этого чудака я был не в состоянии. Чего он прицепился ко мне со своими селенитами?
   На звук упавшего тела из коридора вошла Лаура. Соблазнительно покачивая бедрами, она подошла к столу.
   — Я устала ждать, пока этот противный человек уйдет, — пожаловалась она.
   — А я тем более.
   Она провела пальчиком по краешку стакана.
   — Глинтвейн уже остыл. Может, сделать еще?
   — Не стоит, — я поманил ее, и Лаура с удовольствием залезла ко мне на колени. — Мы вполне можем обойтись и без него.
   — Конечно, Джем. Я только хотела узнать, о чем вы так долго беседовали. Что-нибудь важное?
   — Да нет, чушь какая-то. Как всегда у него, про высшую расу. У старины Августа с детства такие бредни, не стоит обращать на них внимания. Всех знакомых уже доканал, только я остался.
   — Ты ужасно устал, милый, — сказала мне Лаура. — Может, сделаешь перерыв?
   Ради приличия я взглянул на часы. До приема времени было — вагон и маленькая тележка.
   — Против тебя трудно устоять, — Лаура ослепительно улыбнулась, представив моему взору ряд белоснежных зубов, а я почувствовал, что уже освобожден от пиджака и галстука.
   И мы приступили к нашему ритуалу.

5. Магдала Ларсен.

   Когда ко мне в гримерную ворвалась Жаклин, я подумала, что наступил конец света. Ну, в крайнем случае, муж застукал ее с каким-нибудь очередным «увлечением». По крайней мере, именно так можно было истолковать ее красноречивые жесты в сторону двери и удивительную бледность лица.
   Не отворачиваясь от зеркала, я поинтересовалась:
   — Что там с тобой опять приключилось?
   Жаклин рухнула в стоящее рядом кресло. Я обернулась и посмотрела на нее в упор. Очевидно, мое недовольное лицо, на которое я еще не успела наложить косметику, произвело отрезвляющее действие на мою подругу. Она собралась с духом и выпалила:
   — В студии псих.
   — Если ты о Мике Ольсене, то я этому не удивляюсь. Он и меня порядком достал. В конце-концов, я еще…
   — Да нет же. Я совершенно не шучу, — на лице Жаклин появилась гримаска отчаяния. — Сюда кто-то пропустил одного чокнутого, который с пеной у рта клянется, что хочет передать послание от пришельцев.
   — Ну, конечно, — раздельно произнесла я, — только такие к нам и обращаются. А он что, действительно не в себе?
   — Откуда я знаю? — возмутилась Жаклин. — Я что, по твоему, у каждого обязана спрашивать справку от психиатра? Впрочем, этому она и не нужна, с первого взгляда видно, где его держали.
   — Ладно, что еще он успел тебе наплести?
   — Ничего, кроме этого. С ним сейчас разбираются охранники. Непонятно, куда они смотрели, когда он прошел сюда. По-моему, чтобы пропустить такого чокнутого, нужно редкое умение занимать не свое место!
   — Слушай, — не выдержала я, — а не могла бы ты объяснить все еще раз и поподробнее?
   — Могу.
   — Ну, так давай.
   — Я столкнулась с ним в коридоре. Он появился прямо передо мной, словно из-под земли вырос. И сразу пристал с вопросом, где может найти тебя, то бишь ведущую «Тайн Луны». Да, я прекрасно знаю, кто тебя может навестить, и только хотела дать ему от ворот поворот, как он тут же насел на меня со своим идиотским требованием устроить ему встречу. Начал орать что-то про свободу слова, про свое важное сообщение и тому подобную галиматью. Типа, по страшному секрету поведал мне, зачем же он таки сюда явился. Меня смех бы разобрал, если бы этот шизофреник не висел на моей новой кофте. В этот момент на наш общий ор вломилась охрана и моментально отцепила меня от него. Видишь, какая после этого у меня измятая кофта. Едва спаслась. А больного потащили успокаивать в студию компьютерной анимации. Только он и слышать ничего не хочет; дай ему с тобой повидаться и баста. Там интересуются, вызвать тебя или врачей. Как решишь?
   — Не вижу пока необходимости во врачах. — Я тем временем взвешивала все «за» и «против». Конечно, рисковать не из-за чего тоже смысла не имеет. Ну, охрана его потрясла на предмет оружия, это понятно. Неизвестно, что он без него может выкинуть. С другой стороны, если его бред окажется стоящим, то послезавтрашняя передача…
   — Ладно, — медленно произнесла я. — Схожу посмотрю на твоего психа. Вдруг что интересное скажет, тогда наш следующий выпуск заимеет хоть какой-то смысл.
   — Ты так думаешь? — Жаклин с сомнением посмотрела на меня, будто проверяя, не заразилась ли я случайно тем же самым.
   — Ох, прекрати ты свои истерики по любому поводу. — Решимости во мне стало, хоть отбавляй. Вероятно, не последнюю роль сыграла неуверенность подруги. — Не хочешь , так сиди здесь. Насильно никто тебя не тянит.
   — Подожди, Магда. Конечно, я же не говорю, что он так на тебя и набросится, дело скорее в другом.
   — А в чем же?
   — Честно говоря, у меня плохое предчувствие.
   Я с изумлением уставилась на дизайнера.
   — Ты это о чем? О перекройке выпуска?
   — И да, и нет. Мы можем здорово вляпаться в какую-нибудь грязную историю. Ну, знаешь, военные секреты, государственные тайны…
   — Я об этом слышала тысячу раз. Плевать я хотела на все эти игры патриотов! У нас, в конце концов, независимый телеканал.
   Выйдя в коридор, я резко хлопнула дверью прямо перед носом Жаклин. Догонять меня она не стала — наверное, обиделась всерьез. Может быть, она опять окажется права. В любом случае, надо будет попросить у нее прощения.
   Человека, столь рьяно искавшего меня, найти не составило труда. Сейчас, когда он уже отошел от первоначального беспокойства, то выглядел вполне нормальным. Обычный бюргер с обязательным брюшком. Одет по последней моде — правда, еще земной — скорее всего, прибыл к нам недавно, вот и не успел перестроиться. Меня сразу же очаровали его пышные рыжеватые усы, придающие лицу какую-то неожиданную привлекательность.
   Подбежав ко мне с неестественной быстротой, он с горячностью пожал протянутую мною руку и представился. Я предложила ему сесть. Не успев принять сидячее положение, Август Вильгельм Троммель начал свое повествование.
   Сперва все то, о чем он рассказывал, казалось мне сплошным бредом, лишенным даже намека на смысл. Однако первое впечатление постепенно прошло. Я заинтересовалась историей. В конце концов, она была значительно инереснее той, что мы намечали поместить в послезавтрашнюю передачу. Даже если это и плод его больного воображения, то весьма привлекательный для неискушенной публики. Такое они любят. Шеф, наверное, останется недоволен: ему нравятся обстоятельные программы, наподобие той, которая должна пойти следующей в расписании. Да уж, материала там собрано дай Боже, а что касается остроты восприятия… С этим значительно хуже. Впрочем, если постараться, то и его можно будет убедить.
   А если можно, значит, нужно.
   — Ага, это вы, Ларсен! Добро пожаловать! — плотоядно ухмыльнулся шеф. Я насторожилась: такой прием не предвещал ничего хорошего. — Угадайте, кто меня посетил сегодня утром?
   — Селениты, — выдохнул Троммель.
   — Нет! Это были полицейские. И приходили они, между прочим, по вашу душу.
   — По мою? — я сделала большие глаза.
   — Именно. Шерифу Кеннеди не нравятся ваши передачи. Он полагает, что вы ответственны за все самоубийства, происходящие вне купола.
   — Но почему?
   — Было сказано, что любой может стать селенитом. Естественно, нашлись желающие попробовать. Конечно, ни один суд не признает это подстрекательством, так что тюрьма вам не грозит. Однако я вынужден был прослушать лекцию об ответственности журналиста, и теперь вы у меня в долгу, Мэг.
   Я расслабилась и сделала игривое выражение лица. Очень удобно, когда кто-то думает, что ты у него в долгу.
   — Что там у вас планируется в следующем выпуске?
   — Неопознанные летающие объекты.
   — Прекрасно. Но никаких селенитов!
   — Мы как раз хотели сделать новую запись, — возразила я. — Вот этот человек лично общался с ними!
   Шеф перевел свирепый взгляд на рыжие усы Троммеля.
   — Вы, наверное, большой любитель баварского пива? — вдруг спросил он.
   — Да, — растерянно ответил Троммель.
   — А с розовыми слонами вы не общались?
   Троммель, естественно, обиделся:
   — Я говорил с самим Джеймсом Хэрришем — он выслушал меня и посоветовал обратиться к вам. Я думал, что у вас независимый канал, а оказывается, мнение полиции для вас дороже истины.
   Шеф промолчал, закусив губу и бесцельно вертя в руках электронный карандаш.
   — Доказательства! — наконец воскликнул он. — Вы можете предъявить вещественные доказательства? Предметы, аудио— или видеозаписи?
   — Контакт произошел в пещере неподалеку от купола, — заявила я, не давая Троммелю открыть рот. — Мы можем поехать туда и все там заснять. Наверняка мы найдем следы пребывания этих существ.
   — Прекрасно! — взмахнул руками шеф. — Поезжайте. Но без доказательств не возвращайтесь. Иначе ничего не будет, ясно?
   — Ясно, — поддакнула я.
   — Тогда вперед!

6. Майкл Петрович

   Господи, ну когда же это кончится? Как же я устал от всего этого! Иногда думаю: зачем полез в политику? Сказали бы мне лет пять назад, что я, Смирнов Михаил Петрович, стану мэром лунного городка — не поверил бы. Должно быть, бес попутал. Впрочем, такая формулировка больше подходит для этого шута Хэрриша. Скажем по-другому: кого Бог любит, того и наказывает. Я не реформатор. Больше всего на свете ценю мир и покой. Кто за меня голосовал? Люди, которые хотят того же. Тогда их было большинство. Сейчас — не знаю.
   Я стоял и смотрел, как догорает новый Культурный центр. Вокруг суетились роботы-пожарные, похожие на больших пауков, обдавая здание пенными струями. Поодаль собирался народ. Мне сообщили, что никто не пострадал, но вряд ли что-нибудь удастся спасти.
   Больше всего мне было больно за библиотеку. Конечно, электроника — это хорошо, но в нашей семье всегда любили настоящие книги. Их бережно передавали из поколения в поколение — некоторым было более ста лет. Я взял их сюда, на Луну, а потом отдал часть городу.
   Тому, кто не понимает, вряд ли объяснишь: нельзя жечь книги. Они как дети — прекрасны и беззащитны. Это прошлое, без которого невозможно будущее.
   Под куполом любой пожар — страшная опасность, не то что на Земле. Выгорает драгоценный кислород, ядовитые продукты сгорания и частицы дыма могут нарушить хрупкое экологическое равновесие. И к виновникам пожаров здесь относятся соответственно. В прежние времена, говорят, доходило до линчевания.
   Если раньше еще были какие-то сомнения относительно поджога, то теперь для них не осталось места — поперек стены красными каракулями было выведено: «Помни Перейру». Скрыть эту улику было невозможно. Теперь все пойдет вразнос. Не исключено, что завтра белые начнут ловить цветных на улицах, а потом двинут на «цветные» кварталы, а кто кого побьет — это еще вопрос. Точнее, нет никакого вопроса: в таких конфликтах победителей не бывает, зато жертв сколько угодно. Одна надежда на нашу доблестную полицию во главе с бравым Ником Кеннеди. Впрочем, вид у него на этот раз был совсем не бравый, а не по должности задумчивый. Последними раз у него был такой вид, когда он сообщил мне (строго конфиденциально) о Джеке Стальная Метла. Или он называл его как-то иначе? Я сразу понял: дело это не уголовное, а политическое. Замечательный способ дискредитации власти: показать, что кто-то может делать ее работу лучше нее. Таинственный супергерой, например. Он же кровавый маньяк по совместительству. Все в лучших традициях…
   На этот раз Ник сбивчиво рассказал мне о встрече с неким Джедаем, который возвестил нашему тихому городку новый Апокалипсис, и в, частности, предупреждал о расовых волнениях и о том, что их будут использовать некие темные силы. Для такого предположения, впрочем, не надо быть семи пядей во лбу. Я даже могу назвать этого дьявола по имени — Джеймс Хэрриш. Не его ли люди устроили провокацию?
   Да нет, какой он дьявол! Скорее мелкий бес. И тогда есть два варианта: либо он не ведает, что творит, либо за него это делают другие, а сам он — лишь пешка в большой игре. Возможно, игра выходит за рамки нашего купола и за грань нашей реальности вообще… Я тоже могу быть мистиком!

7. Номер Тринадцатый.

   В ту ночь мне снился огонь. Красный зверь, выходящий из-под земли, хищный и всепожирающий. Горели дома и люди; все, что создано человечеством, обращалось во прах.
   Этот сон был мне знаком. Ночные кошмары — одна из нитей, связывающих все известные мне жизни. «Огненный сон» впервые посетил меня перед тем, как нацисты подожгли рейхстаг. Ничего хорошего он не предвещал.
   Проснувшись, я почувствовал, как изменилась атмосфера. Не в прямом смысле, конечно. Но волны тревоги, страха и ненависти докатывались и сюда. Наверняка это скажется на состоянии больных. Доктору Флетчеру, лучшему ученику доктора Сондерса, придется повозиться.
   Пожар показали в утренних новостях. По моим меркам, он был мелковат, но здесь это, конечно, было событие номер один. Событие, способное разорвать купол пополам.
   Поэтому я не очень удивился, когда ко мне явился доктор Флетчер самолично и передал, что в моем обществе срочно нуждаются отцы города. Он также высказал мне все, что думает о моем увлечении политикой и о том, как пагубно это может отразиться на моем здоровьи. Похоже, он обещал своему любимому учителю пыль с меня сдувать, а я подложил такую свинью!
   Я, в свою очередь, обещал после того, как исполню свой гражданский долг, обратно стать паинькой и исполнять все предписания врачей. Флетчер обреченно покачал головой и дал «добро». Так я во второй раз выбрался из этого санатория.
   В городе было неспокойно. По улицам расхаживали патрули. Однако чувствовалось, что и полицейские не в своей тарелке. По этой причине они были неестественно суровы, разгоняя народ, имевший тенденцию собираться в группы и обсуждать происходящее. Так я узнал, что в поджоге обвиняют людей Перейры — якобы есть улики, которые власти пытаются замолчать.
   У мэрии выставили охрану, которая не хотела меня пускать без письменного разрешения. Пришлось позвонить наверх, и через несколько минут я уже находился в кабинете Майкла Петровича. Здесь же присутствовал мой знакомый шериф Кеннеди. Настроение у обоих было мрачное.
   Мэр встал из-за стола и пожал мне руку:
   — Добрый день, господин Аккерман. Мне передали, что вы готовы предоставить городу свою помощь. Город, в свою очередь, готов принять ее от вас, какой бы необычной она ни была. При нынешних обстоятельствах мы готовы рассмотреть любые ваши условия…
   — Оплатите мое лечение, — сказал я. — Больше ничего не нужно. Я не зарабатываю деньги, я борюсь со злом.
   Шериф посмотрел на меня с явным одобрением.
   — Давайте к делу, — продолжил я, усаживаясь в кресло. — Что за улики вы скрываете?
   Оказывается, они не то что бы скрывали, а просто решили не заострять внимание по официальным каналам. Независимые средства массовой информации вправе были сообщать все факты, хотя им это было не рекомендовано. Это напомнило мне кое-что.
   — Шериф, вы помните, мы говорили о Джеке Потрошителе — не о нынешнем, а из позапрошлого века. Вы не знакомились специально с материалами того дела, нет? Помнится, после всех этих убийств на одном из лондонских домов появилась надпись: «Евреи — не те, кого можно обвинять безнаказанно». По приказу инспектора Скотланд-Ярда она была уничтожена. К счастью, до погромов тогда дело не дошло… Нет, господин мэр, я не был Шерлоком Холмсом. В той жизни я был католическим священником.
   Майкл Петрович понял, что я прочел его мысли, и посмотрел на меня с благоговейным ужасом. Это не входило в мои планы.
   — Не беспокойтесь, мои скромные способности будут служить только на благо города. Так вот, в обоих случаях мы имеем дело с провокацией. Просто замечательно, что вы на нее не поддались. Теперь хорошо бы найти истинного виновника.
   — Да, хорошо бы, — пробормотал Кеннеди.
   — В этом я попробую вам помочь, и даже не советом. Если вы не возражаете, господин мэр, мы сейчас съездим на место преступления.
   Мэр не возражал…
   Миновав оцепление, мы прошли на пепелище. Пресловутую надпись почти не было видно из-за грязно-серых потеков высохшей пены. Мои надежды оправдались: духи огня еще не покинули это место. Они очень неохотно отпускают свою добычу. Я устроил поудобнее свое тело среди мусора и вступил в контакт.
   Я попал в хоровод разноцветных искр. «Кто открыл вам путь? беззвучно взывал я к ним. — Кто зажег огонь?» Они пытались увлечь меня в хоровод — в этом случае мое тело сгорело бы заживо — но я был непреклонен. Моя настойчивость возымела действие: на мгновение передо мной развернулась картина чужого разума. Ухватившись за эту нить, я пошел по ментальному следу, пока не дошел до конца.
   Когда я открыл глаза, рядом со мной стояли озабоченные полицейские, один из которых тыкал в меня дубинкой, проверяя, жив ли я еще.
   — Все в порядке, парни, — сказал я. — Я нашел его.

8. Шериф Кеннеди

   Слышал я о таких вещах, но думал — байки. А для него это, похоже, обычное дело. Наверное, так он и Огневика поймал. В общем, дал он нам полное описание этого типа и рассказал, где его найти. Я поехал с ребятами, чтобы лично взять зверя в его берлоге.
   Местечко, я вам скажу, было еще то. Вся конура разрисована какими-то жуткими рожами, глазами, пятиконечными звездами и фашистскими крестами. Всяких надписей там тоже хватало. Самого хозяина мы нашли сидящим посреди изорванных в клочья книг и пустых банок из-под пива. Он пел по-немецки про какого-то Хорста Весселя, а нас в упор не видел.
   Когда его доставили в участок и привели в чувство, он тут же раскололся и признался в поджоге. Похоже, на себя ему было наплевать. Но показания его окончательно выбили меня из колеи. Я уже стал сомневаться, на каком мы свете.
   Оказывается, все преступление спланировали Высшие Силы, а сам он был лишь простым исполнителем. Ему приказал Голос. Я подумал, что этот псих мог быть и Стальной Метлой, задал ему несколько наводящих вопросов. Похоже, он ничего об этом не знал, но сразу же высказал предположение, что он не единственный проводник воли Хозяев. Я понял, что с ним лучше разберется Джедай, а пока что у нас был арестованный преступник, чистосердечное признание и куча вещественных доказательств из этой помойки.
   — Значит, маньяк, — задумчиво проговорил Майкл Петрович, меряя шагами свой кабинет. — Надо же, как некстати!
   — А вы думали, это человек Хэрриша? — спросил Аккерман.
   — Это вполне могло быть!
   — Помню дело лондонского вампира, — произнес Джедай. — Он убивал своих друзей, выпивал их кровь, а трупы растворял в кислоте — шел в ногу с эпохой. Было это уже где-то в середине прошлого века… Так вот, он тоже ссылался на Высшие Силы, но суд не принял это во внимание.
   — Вы ему покажите на всякий случай фотографии — вдруг он признает своего Хозяина.
   — Хозяева не выступают по телевидению и не участвуют в выборах, — возразил Номер Тринадцатый. — Они обычно в тени.
   — Вы заразите нас всех своей паранойей!
   — На этот случай всем рекомендую доктора Флетчера.
   В этот момент запиликал телефон. Мэр снял трубку и лицо его скривилось:
   — Господа, наш мелкий бес выступает по второму каналу. Ник, включайте телевизор.

9. Джеймс Хэрриш

   Никогда не верил в байки о Христе. На мой взгляд, он был натуральный хиппи, из тех, кто косил от армии, когда настоящие американские парни сражались за справедливость во Вьетнаме. Ну, две классные штуки он отмочил: когда превратил воду в вино и когда накормил пятью тостами ораву поклонников. Мог бы стать президентом Иудеи, а кончил, как дешевка. Апостолы его здорово приняли на поминках, отсюда и все «воскресение».
   Но кто-то есть там, наверху, кто дергает за ниточки. У этого типа есть на меня виды. В это я верю твердо.
   Когда мне было двадцать лет, я написал книгу, в которой доказал, что все происходящее с Америкой — результат заговора и совместных действий японской, русской и латиноамериканской мафий. Ни одна сволочь-редактор не захотела ее печатать! Потом было уже поздно. Под разговоры о «мирном конституционном процессе» начался развал Соединенных Штатов, величайшей державы мира. Я понял — это конец, пора сваливать куда подальше. Так и попал на Луну. думал, тут будет чисто. Как бы не так! С этого, пожалуй, и начну…
   Я сел перед камерой, размял губы (очень подходит для этого выражение «Фак ю» — не вслух, конечно) и дал знак оператору.
   — Хай! С вами Джеймс Хэрриш, ваш любимый депутат. Давно не виделись. Честно скажу вам, ребята, в нашем доме воняет! Чем? Не чем, а кем! Я предупреждал: они размножаются! Они плодятся как кролики и расползаются как черви! Они загадили всю Землю, а теперь добрались до нас. У этих поганцев нет ничего святого. Они сожгли Культурный центр, мстительные ублюдки! Они украли наш воздух. Задохнемся или зажаримся — хороша перспективка? Я спрашиваю вас, братья и сестры, сколько мы будем это терпеть?
   Мы не дикари. У нас демократия. Мы выбрали людей, которых посчитали достойными, и вручили им власть. Мы вправе спросить с них. Мы вправе задать вопрос: куда смотрит наш уважаемый мэр Майкл Петрович? Кстати, вы помните, что его фамилия — Смирнов? Ха-ха! Комментарии излишни. Мы вправе спросить нашего бравого шерифа Кеннеди: как идет борьба с преступностью? Может быть, найдутся те, кто справится с этим делом лучше? Иначе, шериф, вы рискуете разделить судьбу вашего легендарного однофамильца.
   Я призываю вас к спокойствию, братья и сестры. Не поддавайтесь на провокации! Я обещаю вам, что на ближайшем заседании городского Совета поставлю вопрос о перевыборах мэра. Придите поддержать меня. Помните — наша сила в единстве! Мы сменим всю администрацию и очистим наш город. Мы наведем здесь порядок, достойный честных тружеников — покорителей Космоса. Я жду вас, дорогие мои! С вами был Джеймс Хэрриш, ваш будущий мэр.
   Оператор показал большой палец: снято. Я вытер пот со лба и закурил. Что на меня находит во время этих выступлений, сам понять не могу. Попросят повторить — не сумею. Но получается, говорят, здорово. Ладно, надо расслабиться. Я достал радиотелефон и стал звонить Лауре…

10. Шериф Кеннеди

   — Что вы об этом думаете? — спросил Номер Тринадцатый.
   Майкл Петрович ответил по-русски, вероятно, ругательством.
   — Ну, зачем же так! — улыбнулся Джедай. — Это еще не конец света, а, напротив, его отсрочка. Я очень доволен. Похоже, за последние сто лет демократия достигла больших успехов. Ведь дело могло обернуться гражданской войной или массовыми репрессиями, а все свелось к досрочным перевыборам мэра. Мы все еще играем по старым правилам — и мы должны постараться выиграть. Готовьтесь к предвыборной кампании, господа. Только умоляю: не перенимайте методы и лозунги у оппозиции, будьте самими собой. На вашей стороне — здравый смысл и добрые традиции. Впрочем, что я вас буду учить — это не моя сфера. Скажу о другом. Шериф, помните, мы говорили о самоубийствах?
   — Да, конечно. Я уже принял необходимые меры. Больше не будет никакой пропаганды селенитов.
   — Хотелось бы. Однако остаются пропавшие без вести. Не дай Бог, они начнут возвращаться. Возможно, это уже происходит. Эти люди должны быть по возможности изолированы. Прежде всего, от общественной жизни города.
   Откуда же они могут вернуться, тоскливо подумал я. Неужто с того света? Но теперь уже я верил: Номер Тринадцатый слов на ветер не бросает — значит, надо проверять. Работы на всех хватит. Наш пророк отправился обратно в свою психушку, Майкл Петрович сел писать ответную речь, а я пошел проконтролировать работу над сенсационным репортажен о поимке опасного маньяка-поджигателя силами правопорядка.

11. Магдала Ларсен

   Никогда не чувствовала себя такой дурой…
   Мне удалось быстро собрать съемочную группу, и мы поехали. Настроение у всех было приподнятое. Дорогу показывал сам Троммель. Мы нашли следы его лунокара и отпечатки его сапог у входа в пещеру. Однако через несколько минут уперлись в тупик: лучи прожекторов высветили ровную поверхность базальтовой стены. Троммель принялся шарить по ней руками, но безрезультатно. Никаких источников тепла не было, а портативный эхозонд не обнаружил за стеной никаких пустот — сплошной камень в пределах видимости.
   — Ну, что скажете? — обратилась я к Троммелю.