Воронин Анатолий Яковлевич
Дух

   Воронин Анатолий Яковлевич
   "Дух"
   Вместо пролога
   Шел уже второй год моего пребывания в афганской загранкомандировке. По местным меркам, меня можно было уже причислять к матерым стервятникам, у которых не было за душой ничего святого. Рейды со спецназом и индивидуальные операции по ликвидации конкретных полевых командиров и их подчиненных были неотъемлемой частью жизни советника спецотдела царандоя.(1)
   Имея за плечами двенадцатилетний оперативной опыт в уголовном розыске, я довольно легко усвоил азы разведывательно-диверсионной работы. Именно этим занимался спецотдел. И горе тому, кто по той или иной причине попадал в поле его зрения. Конечный итог для них был один - бомбоштурмовой удар, артобстрел и, как самое последнее, что могли предложить "шурави", быть повешенным на стволе "нюрки".(2)
   Жестокость была обоюдной и диктовалась не законами войны, а эмоциями. Не жалели никого, даже скотину, которая по воле случая попадала под горячую руку противоборствующих сторон. Резали, рвали, душили все, что могло передвигаться, или хотя бы шевелиться.
   Законы войны - не писаны, дики...
   Кандагар
   Те, кому волею судьбы хоть раз пришлось побывать в Кандагаре, никогда не забудут этот экзотический восточный город.
   С незапамятных времен, являясь южным форпостом Афганистана и одним из символов его могущества, Кандагар считался непризнанной столицей независимых пуштунских племен. Зная об этой особенности Кандагара, правители Афганистана всех времен старались не упускать своего влияния на этот мятежный город. Заигрывая с вождями крупных племен и давая им возможность самостоятельно вершить человеческие судьбы, бывшие эмиры и короли Афганистана превратили Кандагар в некое подобие свободной экономической зоны. При этом сами короли и окружавшая их знать, никогда не забывали и о своих интересах. Многочисленные дворцы и виллы, украшавшие Кандагар и его пригороды, подчеркивали значимость их владельцев, занимавших ответственные посты в Кабуле.
   Расположенный на стыке южных отрогов Гиндукуша и жарких песков Регистана - Кандагар гармонично вписывался в окружающий его ландшафт. С запада и востока к городу подступали невысокие скалистые хребты, которые так же как и оазисная долина, раскинувшаяся к югу от города, защищали его от палящих ветров и пыльных бурь.
   Особый колорит городу придавали вековые сосны и огромные тополя, произраставшие по всему городу. Особенно много их было Шестом районе, раскинувшемся к западу от старых кварталов Кандагара. Эта часть города фактически была лесопарковой зоной, облюбованной и преобразованной в 20-м веке местной знатью.
   Надо отдать должное местным жителям, которые за годы военного лихолетья не поддались соблазну и не пустили всю эту зеленую прелесть на дрова.
   В кронах деревьях гнездились экзотические птицы. Больше всего было попугаев. Окрашенные в ярко-зеленые цвета, они в огромных количествах восседали на макушках раскидистых чинар и гранатовых деревьев. Их резкое цоканье были слышно по всей округе.
   Центральная часть Кандагара представляла собой древний город, поделенный на четыре независимых друг от друга района, обнесенных общей глинобитной стеной, служившей в свое время оборонительным рубежом. Каждый район имел свою мечеть и баню, которые для местных жителей являлись своеобразными центрами общения.
   В центральной части старого города располагалась большая мечеть с куполом голубого цвета. Этот купол был виден за многие километры, что делало его хорошим ориентиром для моджахедов при обстрелах правительственных и военных объектов.
   Согласно древнему преданию, пророк Мохаммад, посетивший Кандагар во время миссионерского путешествия по Азии, подарил своим ученикам кожаный плащ. Со слов прихожан, этот плащ до настоящего времени хранится в мечети как одна из святынь Ислама.
   В старый город можно было попасть с любой из четырех сторон. Парадный въезд в него, увенчанный каменными воротами "Идго", названными так в честь большого религиозного праздника - Ид, располагался с северной стороны. Построенные в характерном для средневекового Востока стиле и расписанные разноцветной глазурью, ворота до сих пор являются своеобразной визитной карточной Кандагара.
   В 20-м столетии часть старого города была снесена, а на его месте был построен комплекс зданий, в которых разместилось губернаторство и прочие государственные органы. После Апрельской революции предназначение этих зданий существенно не изменилось. Но только теперь это была уже вотчина нового губернатора и целой армии его чиновников.
   Особый колорит городу придавали базары, лавочки и лавчонки, каковых в городе было многочисленное множество.
   Насквозь пропитанная копотью мастерская ремесленника, специализирующегося на изготовлении медных казанов и прочей домашней утвари, мирно соседствовала с хлебопекарней, в тандыре которой весь день пеклись плоские кукурузные лепешки. Дукан торговца тканями вплотную примыкал к мясной лавке, а овощная лавка - соседствовала с мастерской по ремонту велосипедов.
   Особый колорит всей этой экзотике придавали многочисленные чайханы, которые попадались буквально на каждом шагу. Кроме традиционного чаепития чайханщики обеспечивали своим посетителям целый спектр сервисных услуг, - от дремоты на подушках, до курения кальяна с опием...
   Но был у Кандагара и иной облик.
   Как и другие города, и кишлаки Афганистана, его не обошла стороной война, которая на протяжении нескольких лет бушевала в этой стране. Развалины домов, которые когда-то были красивейшими виллами, можно было увидеть сразу же на въезде в город. И не имело значения, с какой стороны вы попадали в город - разруха была повсюду.
   Солдаты и офицеры Советской Армии, проходившие службу в Кандагаре, наверняка никогда не забудут ни "Элеватор", ни "ГСМ", ни "Черную площадь". Это были черные дыры, в которые улетали души погибших советских солдат и миллиардный военный бюджет Советского Союза.
   Обочины дороги, ведущей от "Черной площади" к "Элеватору", сплошь были усеяны остовами сгоревших автомашин и бронетехники. Побывав в 1987 году именно на этом участке дороги, Александр Розенбаум написал свой знаменитый "Чёрный тюльпан". В исполнении автора эту песню первыми услышали военнослужащие Кандагарской Бригады.
   На стене одного из полуразрушенных зданий "ГСМ" наверно до сих пор сохранилась надпись, которую тогда углем сделал Розембаум. Всего одно слово - "Удачи!"
   Джилани
   Добродушный водитель по имени Джилани, весельчак и балагур, коренной кандагарец, был душой всего советнического аппарата провинциального царандоя. Мне он больше всего пришелся по душе. Простецкий и бескорыстный, он был готов перегрызть горло любому собрату, который хоть что-то имел против военных спецов, особенно советников уголовного розыска и спецотдела. Не раз выручал меня и моего переводчика Олега, когда мы возвращались в "Кампайн", попросту - ООНовский городок(3) в неурочное время, которое фактически начиналось после обеденного намаза.
   Джилани был "справным" водителем, даже в мыслях не позволявшим себе, чтобы старенькая "Тойота", на которой он честно отрабатывал свой хлеб, могла подвести его и перевозимых им советников. "Тойота" отвечала ему тем же.
   Внешне Джилани был невзрачным, худощавым мужичком в возрасте Христа, чуть ниже среднего роста, с огненно-красной растительностью на голове. Одевался исключительно в национальную одежду - длинную рубаху, широченные штаны и тапочки на босую ногу. По-русски Джилани разговаривал не так чтобы хорошо, но зато освоил афганский вариант "эсперанто" - своеобразный каламбур из расхожих русских слов в сочетании с дари. Этого ему было достаточно для общения с "шурави". Но когда Джилани пытался объясниться, складывалось впечатление, что другим его языком являются руки - настолько быстро он ими жестикулировал.
   На запястье левой руки, рядом с большим пальцем, у Джилани была наколка в виде фашистской свастики.
   Как-то раз я пошутил, спросив, в каких именно войсковых подразделениях фрицев он служил. Джилани невозмутимо объяснил, что еще в детстве эту наколку сделал ему сосед индус. По древним преданиям индусов, этот знак означает удачу и везение во всех делах. Человек, имеющий такую татуировку, считается заговоренным от всех невзгод и бед, которые могли случиться с ним в жизни.
   У Джилани действительно не было оснований жаловаться на жизнь. Работа его была довольно спокойной, так как на боевые операции вместе с советниками он никогда не выезжал. В этом не было необходимости, поскольку все советники, в том числе и я, предпочитали передвигаться по "зеленке" исключительно на бэтээрах.
   Повседневная работа советника спецотдела предполагала постоянное перемещение не только по городу, но и за его пределами. Это было связано со спецификой выполняемой им работы. При этом никакого сопровождения ему никто не обеспечивал. В лучшем случае рядом с ним мог оказаться переводчик. Да и то, это было только в тех случаях, когда выезд осуществлялся в подразделения царандоя, где не было русскоговорящих афганцев. А такое бывало редко, так как большинство царандоевских офицеров, занимавших даже не совсем ответственные руководящие посты, сносно говорили по-русски.
   В поездках по городу рисковали оба, поскольку могли в любой момент попасть в заваруху, конечный итог которой был непредсказуем.
   Однажды, я ехал с Джилани через старый город. Полуденный зной сморил жителей города и они, в большинстве своем, отсиживались в тени деревьев, или под матерчатыми навесами дуканов и чайхан. Впереди нашей машины, не спеша крутя педали китайского велосипеда, ехал бобо.(4) Не знаю что с ним произошло, но, скорее всего, он просто заснул на ходу. Когда машина поравнялась с бобо, он неожиданно вывернул руль велосипеда в её сторону и в мгновение ока оказался сидящим на капоте "Тойоты". Ничего не соображая, он в испуге таращил глаза во все стороны. Около машины мгновенно собралась толпа зевак, которые, завидев в её салоне "шурави", подняли невообразимый гвалт. Я отлично понимал, что выходить из машины в такой ситуации было крайне опасно. В толпе мог найтись моджахед, который запросто всадил бы в спину нож. Ищи потом ветра в поле.
   Джилани мгновенно сориентировался в сложившейся ситуации. Выхватив из под своего сиденья "кривой стартёр", пошел с ним на толпу. Такого напора с его стороны никто не ожидал, и все в испуге замерли. Воспользовавшись замешательством, Джилани заскочил в машину и дал "по газам", едва не сбив двух бачат, крутившихся около валявшегося на дороге велосипеда "бобо"...
   Моё постоянное общение с Джилани, и завязавшиеся на этой почве дружеские отношения, постепенно переросли во что-то большее, чем просто служебные отношения подчиненного и начальника. Зная, что Джилани имеет троих детей, которые фактически живут впроголодь, я помогал, чем мог. Всякий раз, выезжая с ним на рекогносцировку в Бригаду(5), я покупал в чековом ларьке конфеты, сгущенку, прочие сладости, отлично понимая, что он отдаст их своим детям. Доброжелательные отношения между мной и Джилани, рано, или поздно, должны были сыграть решающую роль в достижении положительного результата по вербовке одного из полевых командиров.
   Старший брат Джилани - Абдулла - был, кстати, руководителем одного из серьезных формирований моджахедов в пригороде Кандагара. Операции, проведенные его отрядом в 1983/85 гг. под Кандагаром, а также в провинциях Гильменд и Заболь, долго еще будут помнить те, кто с ним воевал.
   Моджахеды
   Гражданская война, начавшаяся сразу после Апрельской революции, расколола Афганистан надвое. Те, кто не принял нового порядка, автоматически попадал в категорию "духов", а те, кто вставал на защиту новой власти, становились "неверными" для Ислама, как это представляли местные проповедники мусульманства.
   К ограниченному контингенту советских вооруженных сил, введенному в Афган 25 декабря 1979 года, местное население относилось как к оккупантам. Практически во всех провинциях развернулось массовое движение сопротивления. Особо ожесточенное противодействие советским войскам моджахеды оказывали на юге страны, в том числе и в Кандагарской провинции. Советская военная машина также особенно не либеральничала. Вся территория Афгана была изрыта бомбовыми воронками, а города и кишлаки превращены в руины.
   Статистика - неумолимая вещь. Шурави потеряли на афганской войне около 15 тысяч погибшими (груз 200) и около 56 тыс. ранеными (груз 300). А сколько моральных инвалидов получила Родина из более чем 500 тысяч вернувшихся домой живыми? До сих пор их никто так и не подсчитал.
   Афганистан пострадал еще круче.
   Кроме разваленной экономики, от которой практически не осталось ничего, страна получила более миллиона убитых соотечественников, и это при 15-ти миллионной численности коренного населения (с учетом кочевых племен)! О количестве раненных и покалеченных афганцев говорить вообще не приходится.
   Как ни парадоксально, но моджахеды, имеющие боевой опыт, страдали меньше всего. Основные потери несли мирные жители. Хотя, на этой войне было очень трудно отличить одних от других. Пастух, мирно пасущий в дневное время отару овец, ночью превращался в моджахеда-головореза...
   Моджахедами становились по разным причинам. Одни брали в руки оружие и мстили госвласти и "шурави" за убитых родственников, за потерянное имущество, нажитое годами. Другие, попадая в сложную житейскую ситуацию, шли в банду "на заработки". Денег от продажи украденного, или захваченного в бою автомата Калашникова, вполне хватало для выплаты "калыма" за очередную жену, или оплаты старых долгов.
   Публика в бандах подбиралась разношерстная, от обиженных и оскорбленных честолюбцев, до махровых уголовников.
   В главарях банд зачастую ходили бывшие военные, землевладельцы, учителя (муалемы), религиозные деятели (муллы), а также авторитетные люди, выдвигаемые на этот пост старейшинами племен (Джиргой).
   Практика афганской войны показала, что особую жестокость по отношению к противнику, чаще всего проявляли банды укомплектованные малограмотными пастухами и декханами. Оторванные войной от земли, лишенные последнего куска хлеба, они воспринимали противника как причину всех своих житейских невзгод. Им нечего было терять, поскольку, их дома были разрушены, а близкие родственники зачастую убиты. Их руки, отвыкшие от созидательного труда, умели только убивать. Примитивная психология рядовых моджахедов легко поддавалась влиянию со стороны наиболее грамотных главарей. Ну а если главарем банды был мулла, жестокость обретала идейную подоплеку джихада.
   Среди главарей попадались откровенные садисты, которым война приносила моральное наслаждение. Таковых было не особенно много, но проблемы они создавали весьма серьезные.
   В Кандагарской провинции наверно только бессловесные ишаки не знали полевого командира Муллу Маланга. При упоминании имени этого головореза, у людей от ужаса стыла кровь в жилах. Его ненавидели не только шурави, но и сами афганцы.
   Двадцатидевятилетний низкорослый мужичонка, каковых у нас на Руси издревле обзывали "метр с кепкой", держал в страхе всю округу. О его похождениях и садистских наклонностях ходили легенды, которые, тем не менее, имели под собой весьма конкретные обоснования. Мулла Маланг разъезжал на скоростной "Тойоте", способной перевозить до полутора десятка моджахедов. В кузове грузовичка постоянно лежала широкая доска, с которой Маланг никогда не расставался. Её он использовал в качестве своеобразного жертвенника, на котором казнил своих недругов. Попасть на эту доску мог любой, даже член банды, заподозренный в измене. Маланг разработал своеобразный ритуал, состоящий из целого букета изощренных пыток с постепенным расчленением человеческой плоти. Жертва умирала в страшных муках, которые трудно даже представить. За Малангом долго и упорно охотились афганские и советские спецслужбы. За его голову обещали хорошую награду. Но он был неуловим. В 1985 году агентам афганского МГБ удалось вычислить место дислокации его банды, и спецназовцы ГРУ провели дерзкую операцию по её уничтожению. В ходе жестокого боя банда была фактически уничтожена. Однако Малангу и двум его телохранителям удалось избежать возмездия.
   Словно недобитая ядовитая змея он уполз в Пакистан зализывать свои раны. Три месяца спустя Маланг вновь объявился в провинции и с ещё большим остервенением продолжил борьбу с "неверными".
   Много лет спустя, просматривая новости в Интернете, я случайно узнал, что за большие заслуги перед талибами Мулла Маланг был назначен губернатором в провинцию Газни, где в полной мере раскрыл свои "способности". Но, как говорится: "Сколько веревочке не виться..." То, чего не смогли сделать в свое время "шурави", за них доделали американские командос. Осенью 2002 года при проведении зачистки в Кандагаре Маланг был захвачен в плен. Его и несколько его вооруженных сподвижников задержали в одной из мечетей. При задержании духи оказали яростное сопротивление и были уничтожены. Раненого Муллу Маланга немного подлечили и отправили на военную базу Гуантанамо, что находится на Кубе, где он, возможно, проведет остаток своей жизни. Остается только надеяться на то, что так оно и будет...
   Договорные банды
   В середине 1985 года с моджахедами стали происходить странные метаморфозы. Поняв, что от видимого активного сопротивления особой экономической выгоды нет, и идя навстречу пожеланиям официальных властей, объявивших о проведении политики национального примирения, они пачками стали переходить на сторону государственной власти. В обиходе появился термин "договорные банды". В этом была определенная логика. Территории, контролируемые договорной бандой, более не обстреливались советскими и афганскими войсками.
   Это было одним из основных условий при подписании договора о примирении.
   Наиболее влиятельные полевые командиры назначались на различные руководящие посты в органы госвласти, а их подчиненные получали стабильную работу, которая ничем порой не отличалась от той, чем они занимались в банде. Грабежами и поборами они теперь промышляли вполне официально, находясь на всевозможных КПП и блокпостах, которые сами же устанавливали там, где хотели.
   В 1985 году в Кандагарской провинции на сторону госвласти перешла крупная банда, насчитывающая более двух тысяч человек. Руководил этой бандой полевой командир Муслим Исмат. Длительное время банда безнаказанно грабила практически всех, кто передвигался по дороге ведущей из Кандагара в пакистанский город Кветту.
   По данному поводу во всех советских газетах прошли рекламные публикации, а журнал "Огонек" на обложке одного из своих изданий даже опубликовал цветную фотографию Муслима Исмата.
   Поскольку банда перешла под покровительство МГБ Афганистана, Исмату через пару месяцев присвоили генеральское звание.
   "Исматовцы", одетые во всё черное, опоясанные пулеметными лентами, с гранатометами наперевес мотались на своих лихих "Семургах" и "Тойотах" по дорогам Кандагарской провинции, наводя ужас на соплеменников.
   Стычки с подразделениями госвласти происходили у них едва ли не каждый день, но связываться с договорной бандой никто не хотел, потому как ничего хорошего ждать от этого не приходилось. Эдакие "афганские махновцы"...
   Однажды на КПП, находящемся на восточном въезде в город, в каких-то трёхстах метров от Компайна, дежурная группа афганских военнослужащих остановила машину с "исматовцами" и предприняла попытку проверить их документы.
   Слово за слово, завязалась перебранка, плавно перешедшая в перестрелку. В ходе скоротечного боя погиб солдат и двое бойцов-"исматовцев". Несколько человек с обеих сторон получили ранения. Старший "исматовцев" по рации связался со своим штабом и доложил о случившемся. Не прошло и пяти минут, как КПП окружило до ста участников банды. Они предложили военнослужащим сложить оружие, в противном случае грозили перебить всех на месте.
   Военнослужащие тоже пытались вызвать подмогу, но им на выручку никто не пришел. Оказавшись в безвыходном положении, они были вынуждены подчиниться. "Исматовцы" их тут же связали и, погрузив, как тюки, на машины, повезли в свой штаб, который располагался буквально в двухстах метрах от штаба второго армейского корпуса Афганистана.
   Дальнейшая "разборка" происходила уже под руководством самого генерала Исмата. Он лично допросил каждого пленного, после чего дал команду вывести всех во двор и расстрелять.
   Больше всех не повезло единственному офицеру, который оказался среди военнослужащих. Узнав, что он из местных, Исмат распорядился доставить в штаб всех членов его семьи. Привезли человек десять. Среди них - жену офицера с четырьмя детьми, его родителей и нескольких ближайших родственников. Всех их поставили на колени, после чего они стали свидетелями публичной казни.
   Исмат лично перерезал горло несчастному.
   Бросив нож на землю, он, не спеша, направился в свои апартаменты, махнув по дороге рукой.
   Один из "исматовцев", подобрав с земли нож, за считанные минуты зарезал всех родственников офицера, не пожалев при этом даже его годовалого сынишку.
   Кровная месть в Афгане предполагает уничтожение всего рода обидчика...
   Издержки гражданской войны или игра в шпионов
   В отличие от остальных афганцев, Джилани и Абдулла продолжали поддерживать родственные отношения, не испытывая чувства ненависти друг к другу. Хадовцы(6) и их советники неоднократно информировали меня о родственных связях Джилани и Абдуллы, упорно настаивая на замене водителя советника спецотдела на более надежного сотрудника. Но всякий раз я просил не вмешиваться во внутренние дела моего ведомства, и все оставалось по-старому.
   С Абдулой я искал встречи практически с первых дней пребывания в Кандагаре. Дело было не в том, что мной обуревало какое то любопытство экзотического характера, заключающееся в стремлении познакомиться с одним из полевых командиров, противостоящим правительственным войскам и военнослужащим 40-й Армии. Пытаясь понять психологию человека, стоявшего в свое время у истоков Апрельской (Саурской) революции и перешедшего в стан ярых её противников, я был готов на всё, вплоть до личного и неофициального контакта с Абдуллой.
   Такие контакты руководством Представительства МВД в Кабуле не только не приветствовались, но и категорически запрещались по соображениям необеспеченности личной безопасности советников. Да и кто эту безопасность мог гарантировать, если такие встречи происходили тет-а-тет, на ничейной стороне, точнее, на стороне, не контролируемой ни государственной властью, ни советскими войсками...
   Вместе с тем, советники силовых ведомств, "натаскивая" своих афганских коллег методам агентурной работы, зачастую вынуждены были самостоятельно проводить эту работу. Поскольку методы вербовочной работы советников, значительно отличались от аналогичных приемов "подсоветной" стороны, я имел намного больше козырей для ведения переговоров с потенциальными агентами.
   Офицеры афганских разведывательных подразделений, при вербовке своей агентуры старались выбирать щадящие режимы их дальнейшей работы в бандах. Роль агентов в основном сводилась к пассивному сбору различной информации, включая сведения о численности, дислокации бандформирований, племенной принадлежности, боевой и партийной ориентации.
   Это обуславливалось рядом факторов, которые нельзя было сбрасывать со счетов. В первую очередь, агенты являлись представителями именно той части населения, против которого госвласть вела ожесточенную борьбу. Сложившиеся на протяжении веков родоплеменные отношения, а также существующие религиозные догмы, зачастую вносили серьезную корректировку в агентурную работу. Так от агента, являющегося представителем многочисленного пуштунского племени "Ачикзаи", оперативный работник ни за какие деньги и посулы не мог получить достойного "компромата" на соплеменников. Но если речь заходила о представителях племени "Нурзаи", - можно было смело брать ручку, и настраиваться на очень длительную, доверительную беседу.
   Такое поведение афганцев обуславливалось многовековой враждой, существовавшей между этими двумя пуштунскими племенами. Практически все бандформирования кроме партийной ориентации, имели ориентацию родоплеменную. В банде, руководимой "очикзаем", можно было увидеть кого угодно, но только не "нурзая".
   Оперативные работники афганских спецслужб, зная об этих племенных заморочках, успешно использовали их при проведении оперативных комбинаций, направленных на разложение партизанского движения изнутри. Вместе с тем, в операциях типа "Экс" их агентура если и участвовала, то крайне редко. Это обуславливалось тем, что среди агентов могли оказаться двурушники (что зачастую и было), которые за хорошие деньги и с большим удовольствием "сливали" информацию о коварных замыслах госвласти против собственного народа. За такую ценную, с определенной точки зрения, информацию, журналисты американских и пакистанских СМИ выкладывали огромные деньги.
   Успешно используя азиатские методы ведения разведки в тылу у противника в сочетании с джентельменским набором современных "Джеймсов Бондов", советники осуществляли очень сложные, многоходовые оперативные комбинации, стравливая главарей банд друг с другом и доводя их до полного исступления, после чего те, позабыв о "шурави", начинали "мочить" друг друга. Как говорится, в борьбе с противником все методы хороши, если при этом достигается положительный результат...