Страница:
Благодарно махнув рукой охраннику, он бросил велосипед около новехонького джипа очередного местного «отличника» и взбежал на крыльцо, словно за ним гналась стая бешеных собак.
В школьных коридорах было тихо, как в морге. Сазонов полез в свой портфель и извлек оттуда потрепанное расписание. Беззвучно шевеля губами, он какое-то время водил пальцем по листку, словно кладоискатель, определявший свое местоположение на карте. Определившись, он поднялся на второй этаж и, по-военному чеканя шаг, резко рванул на себя дверь.
Ему очень нравилась эта привычка – неожиданно, а самое главное, стремительно врываться в кабинет, наблюдая, как в глазах школяров гаснет радость. Наверняка они втихую мечтали, чтобы его сбила машина или какой-нибудь молодчик в подворотне поработал над ним кинжалом, ну, или на худой конец чтобы у него поднялась температура и он неделю-две провалялся в каком-нибудь лечебном учреждении.
Класс продолжал галдеть, как растревоженный улей. Сазонов нахмурился и бросил на школьников грозный взгляд. Они мигом притихли.
Сейчас он вел урок как раз у подростков. А это, знаете ли, не шутка, попробуй вталдычь что-нибудь этим недорослям, когда у них начался процесс полового созревания и больше всего на свете их интересуют женские прелести.
– Не ждали? – ухмыльнулся Сазонов, обводя аудиторию цепким взглядом. – Ну, я думаю, у вас было достаточно времени, чтобы повторить домашнее задание. Прежде чем я начну спрашивать, давайте отметим отсутствующих. Староста, где журнал?
– Не знаю, – староста, низкорослый паренек борцовской комплекции, пожал плечами и уставился на Сазонова, словно ожидая от него дальнейших указаний.
– А кто знает? Я, что ли?
Эти выходки горцев Сазонову были давно знакомы. Каждый раз, когда намечалось какое-то ответственное мероприятие вроде родительского собрания или проверки успеваемости классным руководителем, классные журналы чудесным образом терялись и не менее чудесным образом находились, стоило грозе миновать.
Раньше Сазонов смотрел на это сквозь пальцы, делая скидку на несмышленость школяров, но теперь видел, что они обнаглели настолько, что, не задумываясь о последствиях, нагло перегибали палку и, кажется, искренне верили в свою безнаказанность.
Алексей обвел тяжелым взглядом притихший класс. Как ни странно, большую его часть составляли именно мальчики. По каким-то непонятным причинам в классе были всего две девочки. И нередко Сазонову приходилось успокаивать разбушевавшихся грузинских плейбоев, которые, насмотревшись невесть чего на зарубежных телеканалах и в Интернете, пытались вести себя как европейские мачо и говорили одноклассницам разные похабности, а иногда даже норовили пустить в ход руки.
Чтобы пресечь подобные сексуальные домогательства, Сазонов повел себя жестко и непримиримо, накрутив уши нескольким особо ярым и возбужденным активистам.
Раньше Сазонов не замечал, чтобы за ним водился талант Макаренко, но, начав преподавать, не имея даже педагогического образования, он вошел во вкус и чувствовал прямо-таки наркотическую тягу к воспитанию подрастающего поколения.
Шестеренки в его голове после вчерашней пьянки крутились неохотно, как не смазанные машинным маслом детали средневекового шнекового механизма. Он собирался сделать ход конем, применив неожиданный тактический ход, и наконец-то показать этим молокососам, где раки зимуют. В боевых условиях это сделать было проще. Достаточно было подтвердить свои убеждения красноречивым и, что самое важное, нецензурным монологом, который прекрасно воздействовал на сознание неоперившихся юнцов, которые еще вчера курили бамбук в какой-то учебке, а теперь оказались на передовой.
Здесь же этот номер не пройдет, а скорее всего только все испортит. Слишком они субтильные и малахольные для таких разговоров. Еще, чего доброго, обделаются после такого воспитания и в тот же день доложат обо всем своим богатеньким родителям, которые привыкли быть вершителями чужих судеб. Конечно, эти детишки постараются как можно сильнее извратить картину произошедшего, и их учитель в глазах родителей будет выглядеть настоящим монстром.
Сазонов хорошо понимал, что если он начнет выкидывать фортели, которые мог позволить себе на военке, то терпеть его долго не будут, а выкинут как шелудивого пса на улицу. И кому он там пригодится? Понятно, что есть связи, но всему есть предел, и, если он по своей вине потеряет эту работу, хлопотать за него никто больше не будет.
Размышляя об этом в особо щекотливые и требовавшие деликатного подхода моменты, он представлял себе мрачную картину, как с авоськами, доверху забитыми пустыми бутылками из-под вина, и окладистой вшивой бороденкой копается в необъятных закромах местной помойки. Чтобы избавиться от этого депрессивного морока, Сазонов открывал бутылку дешевого и, что немаловажно, превосходного грузинского вина и дезинфицировал свое воспаленное сознание. Такой способ был действенным, только, к сожалению, очень краткосрочным, и для закрепления благотворного эффекта алкоголь требовалось употреблять регулярно, чем, в общем-то, Алексей и занимался на досуге, распивая вино, как обычную питьевую воду, и не видя в этом ничего предосудительного.
Заблудившись в дебрях своих бесконечных размышлений, он не сразу выплыл в реальность, в которой он тупо стоял перед классом, как солдат на плацу перед генералом.
– В общем, вам дается десять минут на то, чтобы решить все свои вопросы, – откашлявшись, решительно и резко заявил Сазонов. – Если через это время журнал не окажется на столе, то вы будете писать контрольную. Тот, кто попробует списать, пулей вылетит за дверь. Я ясно выразился?
И он замолчал, глядя на притихших школяров сверху вниз, как орел смотрит на своих беспомощных и трусливых жертв, суетливо копошащихся где-то там вдалеке и еще не знающих о том, что над их головами нависла серьезная угроза.
Никаких возражений, как и предполагал Сазонов, не последовало. Грузины – народ горячий, и поэтому иногда с ним залупались по самым ничтожным поводам, но угроза писать контрольную работу оказалась действенной. Тем более что вид Сазонова после похмелья говорил о многом, если не обо всем. В его красноватых после попойки глазах горел дерзкий огонек, который не предвещал никаких послаблений и компромиссов.
Сазонов, чувствуя, как его мутит, вышел из класса, на ходу доставая из кармана мобильный, как будто ему срочно позвонил по неотложным делам какой-то серьезный кореш.
Иногда Сазонов искренне жалел, что в свое время не получил техническое или экономическое образование. С его природной въедливостью и настырностью был бы сейчас каким-нибудь высококвалифицированным спецом в корпорации международного уровня и в ус бы не дул, думая о перспективах программирования и о покупке новомодных гаджетов, вместо того чтобы заниматься учительством. А что теперь? Отслужил, был в горячих точках, участвовал в немалом количестве боевых операций и ликвидировал по меньшей мере роту опаснейших негодяев, и какой монетой ему отплатили за все эти старания? Теперь торчит обычным учителем в школе при американском посольстве. Хотя, с другой стороны, он не мог пожаловаться на свою участь, потому что был востребованным человеком и имел шикарную возможность круглогодично любоваться горными видами и вдыхать свежий воздух, не отравленный выхлопными газами.
В коридоре по-прежнему никого не было; только прислушавшись, можно было уловить за дверьми школьных кабинетов монотонный бубнеж учителей и периодический галдеж аудитории.
Пройдя в туалет, Сазонов предварительно убедился в том, что там никого нет, и только после этого сунул два пальца в рот. Тут он не нуждался ни в какой публике. Запишут, чего доброго, на мобильник, разместят в Интернете, и ролик с его участием станет превосходным компроматом, ну и, естественно, хорошей зацепкой для того, чтобы вытурить его с работы без лишних объяснений. А попробуй-ка ты найди в Грузии новую работу, тем более квалифицированную. Рабочих мест настолько мало, что существует негласный конкурс даже на вакансию пастуха.
Согнувшись над унитазом как вопросительный знак, Сазонов так и не смог ничего из себя выдавить. Разогнувшись и сплюнув, он задумчиво подошел к окну и открыл форточку. Достал из кармана брюк пачку сигарет и закурил.
С похмелья парочка выкуренных сигарет обычно здорово помогала, и он быстро приходил в себя.
«Покурю, – подумал Сазонов, посмотрев на часы и снова затянувшись. – Когда вернусь, журнал уже будет на столе! Ну а если его там не окажется, я им устрою Варфоломеевскую ночь».
Буквально через пять минут в туалете так сильно воняло табаком, что хрупкие девушки с непривычки могли грохнуться в обморок. Но девушкам быть в мужском туалете не полагалось, поэтому Алексей не забивал себе голову разной чепухой, справедливо рассудив, что школярам все равно, чем здесь пахнет. Тем более зимой мужской туалет по умолчанию становился курилкой.
Уж за что, за что, а за сигареты Сазонов никогда и никого не гонял, потому что и сам частенько не выдерживал и выходил во время уроков, чтобы побаловать себя куревом.
Сазонов рывком открыл дверь, словно пьяный налетчик, которого на улице ждал добрый взвод полицейских, и, картинным жестом поправив пиджак, бодро промаршировал по пустому коридору к своему кабинету.
Галдеж школьников, оставшихся без присмотра, был отчетливо слышен уже издалека.
Сазонов усмехнулся, представив, как все шуганутся, когда он зайдет в кабинет. Но его предположениям не суждено было сбыться, потому что едва он коснулся ручки двери, как его окликнул директор.
По всей школе ходили слухи, что директора пристроили здесь по блату, тем не менее его эти слухи не смущали, и, учитывая скудный список его достижений, вел он себя весьма нагло.
Сазонов давненько мечтал припечатать директора башкой о сортирный кафель, да все сдерживался, понимая, что такое самоуправство не сойдет ему с рук. К тому же директор был грузином, да еще местным, и стоит ему черкануть заявление о побоях в ментовку, как Сазонова тут же возьмут под белы рученьки и отправят для начала в «обезьянник», создав там «полноценные» условия для признательных показаний.
– Эй, Сазонов. Куда идешь? – хрипловатым голосом спросил директор в элегантном синем костюме за пару тысяч евро, который, несмотря на его стоимость, не мог скрыть значительно выдающегося вперед пуза.
«Вот отъелась бандитская харя», – недружелюбно покосился на него Алексей, подумав о том, что в былые времена за такую фамильярность можно было и в нос схлопотать.
– На урок. Куда же мне еще идти? – ответил Сазонов, стараясь говорить как можно добрее, хотя это давалось ему с трудом.
– Ай! Что урок! – поморщившись, махнул рукой директор, словно Сазонов предложил ему толкнуть идеологическую речь перед подростками о вреде алкоголизма и курения. – Я тебе дело предлагаю. Пойдем вина выпьем. Мне тут друзья прислали на дегустацию пару бутылок.
Меньше всего на свете Сазонову сейчас хотелось пить. Едва он представлял в своем воображении вкус алкоголя, как его непреодолимо тянуло «метать икру». Но мозги у него, хоть и с похмельным скрипом, все-таки работали, и он прекрасно понимал, что откажи он сейчас директору, и пиши пропало. В его лице он наживет себе смертельного врага, который вполне успешно, пользуясь своими полномочиями, выживет Сазонова из школы. О продолжении этой печальной истории можно было и не думать. Он погрузится на дно социальной клоаки и какое-то время будет там булькать, пуская пузыри и пытаясь выплыть наружу.
– Разве вам откажешь? – с шутливым огорчением вздохнул Сазонов и развел руками.
Директор ухмыльнулся, словно в очередной раз продемонстрировал свое превосходство над Сазоновым, прекрасно понимая, что тому некуда деваться. Рабочее место в наше время, знаете ли, достаточно ценная штука.
Сазонов плелся за директором по длинному коридору, временами испытывая навязчивое желание двинуть ему пару раз по загривку или поднять его за шманты и встряхнуть пару раз. Не нравился ему этот самодовольный урод, и все тут.
На середине пути Сазонов тормознул.
– Ну, что там еще?
– Так с детьми что делать? Они ждут меня.
– В первый раз, что ли? Скажешь, что был у меня на совещании.
– Точно. Как это я сразу не догадался, – почесал макушку Сазонов, мысленно представляя, как прямым правой отправляет директора в нокаут.
Он уже ненавидел себя за то, что утром не пораскинул мозгами и все-таки приплелся на работу, вместо того чтобы, скажем, дремать сейчас на кровати и потягивать холодное пиво. Теперь придется сидеть с этим толстяком, возомнившим себя пупом земли, в его роскошном кабинете и выслушивать его однообразный и унылый бред, смысловое содержание которого от пьянки к пьянке оставалось неизменным.
Вдобавок ко всему дело не обходилось без тошнотворных тостов и тупорылых анекдотов, рассчитанных на недоразвитых личностей. Ко всему прочему в джентльменский набор входили подколки над Сазоновым, что он, дескать, такой тупой здоровяк, а все-таки работает учителем.
Обычно в такие моменты Сазонов изо всех сил сжимал кулаки и зубы, чтобы сдержаться и не вмазать этому придурку, чтобы тот не опрокинулся, как кукла, вместе с офисным креслом.
Пройдя длинным коридором, стены которого были выкрашены бледно-голубой краской, Сазонов с директором поднялись по лестнице на третий этаж и зашли в холл, с виду казавшийся обычным, но внутри которого было два кабинета.
Обстановка в холле намекала на то, что здесь работают не какие-нибудь там горемыки, а люди солидные, власть предержащие, уважаемые люди не только города, но и страны.
Потолок был высоким, под три метра, так что Сазонов при всем своем желании не смог бы дотянуться до него рукой, ноги утопали в пушистом ковре, а стены были отделаны красным деревом.
Помимо всего прочего здесь был огромный кожаный диван для посетителей и еще стоял журнальный столик. Все это барахло директор то ли выписал на бюджетные деньги из-за границы, то ли ему подсобили чьи-то родители, которые кровь из носу хотели, чтобы их «гениальное» чадо училось в элитном образовательном заведении.
«Тоже мне, элита страны, – подумал про себя Сазонов, пока директор возился с ключами от кабинета. – Ничего толком не знают. Ни истории, ни русского языка, ни искусства, да и не хотят знать. Им только подавай ночные клубы, дорогие тачки и побольше развлечений, да все за родительские бабки, потому что сами даже вшивую копейку заработать не в состоянии. Отдали бы их мне на перековку на пару месяцев, я бы быстро им мозги вправил. А то все носом крутят и бегают жаловаться на меня, что, мол, слишком прессую. Эх вы, молокососы! Вы еще не знаете, как прессуют по-настоящему…»
Директор, провозившись со связкой ключей добрые пять минут, наконец-то открыл дверь и, пошарив рукой по стене, нажал на выключатель. Загорелся яркий свет.
Неизвестно, откуда директор взял эту дурость, но и в дневное время суток он предпочитал закрывать единственное окно жалюзи. Конечно, тут можно было бы предположить, что директор больше всего на свете боялся киллеров, но, с другой стороны, Алексей слабо в это верил. Кому нужен директор какой-то школы, пускай даже и элитной? Зачем бандитам заниматься такой мелочовкой, когда в Тбилиси хватает предприимчивых и богатых нуворишей, которым можно предложить свою протекцию или банально поставить на счетчик?
Сам кабинет по форме напоминал пенал и был довольно просторным. Здесь стоял сервант с коньяком, над столом висел портрет самого директора, а большой стол вечно был завален какими-то бумагами.
– Как там говорят у русских? – ухмыльнулся директор, усевшись в черное кожаное кресло. – В ногах правды нет… Так?
– Так, – подтвердил Сазонов.
– Ну, так чего ты стоишь как пень? Садись!
Как ни странно, но директор говорил на чистейшем русском языке без какого-либо намека на акцент, а все потому, что длительное время проживал в Москве и даже окончил там педагогический университет.
Нагнувшись, директор с видом заправского фокусника извлек из-под стола заранее припрятанную бутылку вина. Оттуда же вытащил и два бокала. Небрежно плеснул себе и Сазонову.
– С тебя тост.
«Вот непруха, – расстроился Сазонов, заставляя свои шестеренки крутиться быстрее. – Еще и тост. И чтоб оригинальный. В прошлый раз подсмотрел в Интернете, так он обиделся и разорался, что я его за дурака держу».
Как ни напрягал свой мозг Алексей, но с похмелья соображалось очень плохо, поэтому он выдавил из себя какую-то стандартную банальщину. Правда, на этот раз директор только кисло поморщился и обошелся без словесной критики.
Винцо оказалось забористым, а бутылка не в единственном экземпляре, поэтому уже через каких-то полчаса Сазонов наклюкался до невообразимого состояния, чувствуя, как по всему телу разливается блаженная истома.
Голос директора, хваставшегося своими достижениями, доносился откуда-то издалека.
Обхватив голову руками, Сазонов помотал ею, словно хотел свернуть себе шею. В ушах звенело, как будто его контузило после взрыва гранаты.
Тупо уставившись на директора, Алексей сделал пару решительных глотков и уничтожил содержимое бутылки.
– Еще по одной? – пошатываясь, директор достал из шкафа очередную бутылку, поднес ее к глазам, толком не понимая, что там, то ли коньяк, то ли вино, а потом просто махнул рукой, мол, какая разница, чем заправлять «баки».
– Хватит, – медленно процедил Сазонов и поднял руку, приказывая директору остановиться.
– Что «хватит»? – оскорбился директор, по замысловатой траектории рухнув в свое кресло и едва не опрокинув его. – Тут я командую, а твое дело, Сазонов, мне подчиняться. Сам знаешь, какая тут у нас дисциплина. Шаг вправо, шаг влево – расстрел.
Неизвестно, что произошло бы дальше, так как Сазонов, позабыв о всякой осторожности и служебной субординации, собирался отправить директора по известному всем в Советском Союзе адресу, если бы не постучали в дверь кабинета.
Стук повторился несколько раз, прежде чем директор очухался и засуетился.
– Мать твою, – пробормотал он. – Это же проверка!
Сазонов рывком поднялся со стула и едва не опрокинул стол. Бутылка, упав на пушистый ковер, к счастью, не разбилась.
– Куда? – пьяно и невнятно спросил директор, покачиваясь на непослушных ногах.
– В окно.
Весь риск свернуть себе шею и, чего доброго, переломать все ноги лежал на Сазонове, который за доли секунды решил освежить профессиональные навыки, не раз выручавшие его в боевом прошлом.
– Ну, лезь, – равнодушно махнул рукой директор. – Только это… Если чего сломаешь себе, то я тут ни при чем.
Был бухой и через окно полез в мой кабинет. Мне придется тогда тебя уволить. Все понятно? Так что без обид, Сазонов.
Алексей кивнул, мутным взглядом ища площадку для приземления.
В его глазах все плясало, совсем как в далекие времена, когда в армейской части он выпил много спирта, а ночью их подняли по боевой тревоге и бросили на завоевание какой-то высоты.
Он, забравшись на подоконник, открыл окно, и в кабинет ворвались порывы свежего ветра. Выглянув в окно, Сазонов убедился в том, что водосточная труба никуда не девалась и выглядит достаточно надежной.
Он вылез из окна, поспешно обнял трубу левой рукой, словно за талию свою любимую девушку, и, чтобы кулем не рухнуть вниз, переместил на трубу и правую руку, после чего полез по ней вниз совсем как Маугли по дереву, помогая себе ногами.
«Талант не пропьешь, – с удовлетворением подумал Алексей, тщательно вытирая грязные руки о брюки после успешного спуска. – Пьяный ты или нет, а по ощущениям как будто всю жизнь только по деревьям и лазил».
Повертев головой по сторонам, он убедился в том, что за ним никто не наблюдает, и шатающейся походкой довольного своей жизнью человека двинулся к своему двухколесному другу.
Как выяснилось на практике, спускаться пьяным по водосточной трубе для Сазонова оказалось более легкой задачей, чем передвигаться на своих двоих по земной тверди. Путь, вначале казавшийся таким коротким, сделался неимоверно трудным.
Носками туфель при каждом сделанном шаге Сазонов цеплял землю, словно примеривался ударить по футбольному мячу. Его шатало из стороны в сторону, как на палубе корабля во время сильного шторма. И один раз Сазонов даже чуть было не рухнул наземь, но ему вовремя помог руль велосипеда, за который он, падая, успел схватиться и благодаря этому своевременному движению смог сохранить равновесие, а возможно, и свою репутацию.
Кто его знает, школьники, вооруженные последними технологиями, запросто могли записать его на камеру обычного мобильного телефона и потом предъявить эти, мягко говоря, интересные материалы директору или, что еще хуже, разместить их в Интернете, и уже буквально через сутки каждый уважающий себя интернетчик знал бы о «подвигах» учителя русского языка и литературы из элитной школы, да еще при американском посольстве.
Мысленно послав далеко-далеко всех своих недругов, Сазонов сел на свой велосипед и, неуверенно крутя педали и вихляя рулем из стороны в сторону, выехал за пределы школьного двора, снова чуть было не «поцеловавшись» с опущенным шлагбаумом.
Глава 3
В школьных коридорах было тихо, как в морге. Сазонов полез в свой портфель и извлек оттуда потрепанное расписание. Беззвучно шевеля губами, он какое-то время водил пальцем по листку, словно кладоискатель, определявший свое местоположение на карте. Определившись, он поднялся на второй этаж и, по-военному чеканя шаг, резко рванул на себя дверь.
Ему очень нравилась эта привычка – неожиданно, а самое главное, стремительно врываться в кабинет, наблюдая, как в глазах школяров гаснет радость. Наверняка они втихую мечтали, чтобы его сбила машина или какой-нибудь молодчик в подворотне поработал над ним кинжалом, ну, или на худой конец чтобы у него поднялась температура и он неделю-две провалялся в каком-нибудь лечебном учреждении.
Класс продолжал галдеть, как растревоженный улей. Сазонов нахмурился и бросил на школьников грозный взгляд. Они мигом притихли.
Сейчас он вел урок как раз у подростков. А это, знаете ли, не шутка, попробуй вталдычь что-нибудь этим недорослям, когда у них начался процесс полового созревания и больше всего на свете их интересуют женские прелести.
– Не ждали? – ухмыльнулся Сазонов, обводя аудиторию цепким взглядом. – Ну, я думаю, у вас было достаточно времени, чтобы повторить домашнее задание. Прежде чем я начну спрашивать, давайте отметим отсутствующих. Староста, где журнал?
– Не знаю, – староста, низкорослый паренек борцовской комплекции, пожал плечами и уставился на Сазонова, словно ожидая от него дальнейших указаний.
– А кто знает? Я, что ли?
Эти выходки горцев Сазонову были давно знакомы. Каждый раз, когда намечалось какое-то ответственное мероприятие вроде родительского собрания или проверки успеваемости классным руководителем, классные журналы чудесным образом терялись и не менее чудесным образом находились, стоило грозе миновать.
Раньше Сазонов смотрел на это сквозь пальцы, делая скидку на несмышленость школяров, но теперь видел, что они обнаглели настолько, что, не задумываясь о последствиях, нагло перегибали палку и, кажется, искренне верили в свою безнаказанность.
Алексей обвел тяжелым взглядом притихший класс. Как ни странно, большую его часть составляли именно мальчики. По каким-то непонятным причинам в классе были всего две девочки. И нередко Сазонову приходилось успокаивать разбушевавшихся грузинских плейбоев, которые, насмотревшись невесть чего на зарубежных телеканалах и в Интернете, пытались вести себя как европейские мачо и говорили одноклассницам разные похабности, а иногда даже норовили пустить в ход руки.
Чтобы пресечь подобные сексуальные домогательства, Сазонов повел себя жестко и непримиримо, накрутив уши нескольким особо ярым и возбужденным активистам.
Раньше Сазонов не замечал, чтобы за ним водился талант Макаренко, но, начав преподавать, не имея даже педагогического образования, он вошел во вкус и чувствовал прямо-таки наркотическую тягу к воспитанию подрастающего поколения.
Шестеренки в его голове после вчерашней пьянки крутились неохотно, как не смазанные машинным маслом детали средневекового шнекового механизма. Он собирался сделать ход конем, применив неожиданный тактический ход, и наконец-то показать этим молокососам, где раки зимуют. В боевых условиях это сделать было проще. Достаточно было подтвердить свои убеждения красноречивым и, что самое важное, нецензурным монологом, который прекрасно воздействовал на сознание неоперившихся юнцов, которые еще вчера курили бамбук в какой-то учебке, а теперь оказались на передовой.
Здесь же этот номер не пройдет, а скорее всего только все испортит. Слишком они субтильные и малахольные для таких разговоров. Еще, чего доброго, обделаются после такого воспитания и в тот же день доложат обо всем своим богатеньким родителям, которые привыкли быть вершителями чужих судеб. Конечно, эти детишки постараются как можно сильнее извратить картину произошедшего, и их учитель в глазах родителей будет выглядеть настоящим монстром.
Сазонов хорошо понимал, что если он начнет выкидывать фортели, которые мог позволить себе на военке, то терпеть его долго не будут, а выкинут как шелудивого пса на улицу. И кому он там пригодится? Понятно, что есть связи, но всему есть предел, и, если он по своей вине потеряет эту работу, хлопотать за него никто больше не будет.
Размышляя об этом в особо щекотливые и требовавшие деликатного подхода моменты, он представлял себе мрачную картину, как с авоськами, доверху забитыми пустыми бутылками из-под вина, и окладистой вшивой бороденкой копается в необъятных закромах местной помойки. Чтобы избавиться от этого депрессивного морока, Сазонов открывал бутылку дешевого и, что немаловажно, превосходного грузинского вина и дезинфицировал свое воспаленное сознание. Такой способ был действенным, только, к сожалению, очень краткосрочным, и для закрепления благотворного эффекта алкоголь требовалось употреблять регулярно, чем, в общем-то, Алексей и занимался на досуге, распивая вино, как обычную питьевую воду, и не видя в этом ничего предосудительного.
Заблудившись в дебрях своих бесконечных размышлений, он не сразу выплыл в реальность, в которой он тупо стоял перед классом, как солдат на плацу перед генералом.
– В общем, вам дается десять минут на то, чтобы решить все свои вопросы, – откашлявшись, решительно и резко заявил Сазонов. – Если через это время журнал не окажется на столе, то вы будете писать контрольную. Тот, кто попробует списать, пулей вылетит за дверь. Я ясно выразился?
И он замолчал, глядя на притихших школяров сверху вниз, как орел смотрит на своих беспомощных и трусливых жертв, суетливо копошащихся где-то там вдалеке и еще не знающих о том, что над их головами нависла серьезная угроза.
Никаких возражений, как и предполагал Сазонов, не последовало. Грузины – народ горячий, и поэтому иногда с ним залупались по самым ничтожным поводам, но угроза писать контрольную работу оказалась действенной. Тем более что вид Сазонова после похмелья говорил о многом, если не обо всем. В его красноватых после попойки глазах горел дерзкий огонек, который не предвещал никаких послаблений и компромиссов.
Сазонов, чувствуя, как его мутит, вышел из класса, на ходу доставая из кармана мобильный, как будто ему срочно позвонил по неотложным делам какой-то серьезный кореш.
Иногда Сазонов искренне жалел, что в свое время не получил техническое или экономическое образование. С его природной въедливостью и настырностью был бы сейчас каким-нибудь высококвалифицированным спецом в корпорации международного уровня и в ус бы не дул, думая о перспективах программирования и о покупке новомодных гаджетов, вместо того чтобы заниматься учительством. А что теперь? Отслужил, был в горячих точках, участвовал в немалом количестве боевых операций и ликвидировал по меньшей мере роту опаснейших негодяев, и какой монетой ему отплатили за все эти старания? Теперь торчит обычным учителем в школе при американском посольстве. Хотя, с другой стороны, он не мог пожаловаться на свою участь, потому что был востребованным человеком и имел шикарную возможность круглогодично любоваться горными видами и вдыхать свежий воздух, не отравленный выхлопными газами.
В коридоре по-прежнему никого не было; только прислушавшись, можно было уловить за дверьми школьных кабинетов монотонный бубнеж учителей и периодический галдеж аудитории.
Пройдя в туалет, Сазонов предварительно убедился в том, что там никого нет, и только после этого сунул два пальца в рот. Тут он не нуждался ни в какой публике. Запишут, чего доброго, на мобильник, разместят в Интернете, и ролик с его участием станет превосходным компроматом, ну и, естественно, хорошей зацепкой для того, чтобы вытурить его с работы без лишних объяснений. А попробуй-ка ты найди в Грузии новую работу, тем более квалифицированную. Рабочих мест настолько мало, что существует негласный конкурс даже на вакансию пастуха.
Согнувшись над унитазом как вопросительный знак, Сазонов так и не смог ничего из себя выдавить. Разогнувшись и сплюнув, он задумчиво подошел к окну и открыл форточку. Достал из кармана брюк пачку сигарет и закурил.
С похмелья парочка выкуренных сигарет обычно здорово помогала, и он быстро приходил в себя.
«Покурю, – подумал Сазонов, посмотрев на часы и снова затянувшись. – Когда вернусь, журнал уже будет на столе! Ну а если его там не окажется, я им устрою Варфоломеевскую ночь».
Буквально через пять минут в туалете так сильно воняло табаком, что хрупкие девушки с непривычки могли грохнуться в обморок. Но девушкам быть в мужском туалете не полагалось, поэтому Алексей не забивал себе голову разной чепухой, справедливо рассудив, что школярам все равно, чем здесь пахнет. Тем более зимой мужской туалет по умолчанию становился курилкой.
Уж за что, за что, а за сигареты Сазонов никогда и никого не гонял, потому что и сам частенько не выдерживал и выходил во время уроков, чтобы побаловать себя куревом.
Сазонов рывком открыл дверь, словно пьяный налетчик, которого на улице ждал добрый взвод полицейских, и, картинным жестом поправив пиджак, бодро промаршировал по пустому коридору к своему кабинету.
Галдеж школьников, оставшихся без присмотра, был отчетливо слышен уже издалека.
Сазонов усмехнулся, представив, как все шуганутся, когда он зайдет в кабинет. Но его предположениям не суждено было сбыться, потому что едва он коснулся ручки двери, как его окликнул директор.
По всей школе ходили слухи, что директора пристроили здесь по блату, тем не менее его эти слухи не смущали, и, учитывая скудный список его достижений, вел он себя весьма нагло.
Сазонов давненько мечтал припечатать директора башкой о сортирный кафель, да все сдерживался, понимая, что такое самоуправство не сойдет ему с рук. К тому же директор был грузином, да еще местным, и стоит ему черкануть заявление о побоях в ментовку, как Сазонова тут же возьмут под белы рученьки и отправят для начала в «обезьянник», создав там «полноценные» условия для признательных показаний.
– Эй, Сазонов. Куда идешь? – хрипловатым голосом спросил директор в элегантном синем костюме за пару тысяч евро, который, несмотря на его стоимость, не мог скрыть значительно выдающегося вперед пуза.
«Вот отъелась бандитская харя», – недружелюбно покосился на него Алексей, подумав о том, что в былые времена за такую фамильярность можно было и в нос схлопотать.
– На урок. Куда же мне еще идти? – ответил Сазонов, стараясь говорить как можно добрее, хотя это давалось ему с трудом.
– Ай! Что урок! – поморщившись, махнул рукой директор, словно Сазонов предложил ему толкнуть идеологическую речь перед подростками о вреде алкоголизма и курения. – Я тебе дело предлагаю. Пойдем вина выпьем. Мне тут друзья прислали на дегустацию пару бутылок.
Меньше всего на свете Сазонову сейчас хотелось пить. Едва он представлял в своем воображении вкус алкоголя, как его непреодолимо тянуло «метать икру». Но мозги у него, хоть и с похмельным скрипом, все-таки работали, и он прекрасно понимал, что откажи он сейчас директору, и пиши пропало. В его лице он наживет себе смертельного врага, который вполне успешно, пользуясь своими полномочиями, выживет Сазонова из школы. О продолжении этой печальной истории можно было и не думать. Он погрузится на дно социальной клоаки и какое-то время будет там булькать, пуская пузыри и пытаясь выплыть наружу.
– Разве вам откажешь? – с шутливым огорчением вздохнул Сазонов и развел руками.
Директор ухмыльнулся, словно в очередной раз продемонстрировал свое превосходство над Сазоновым, прекрасно понимая, что тому некуда деваться. Рабочее место в наше время, знаете ли, достаточно ценная штука.
Сазонов плелся за директором по длинному коридору, временами испытывая навязчивое желание двинуть ему пару раз по загривку или поднять его за шманты и встряхнуть пару раз. Не нравился ему этот самодовольный урод, и все тут.
На середине пути Сазонов тормознул.
– Ну, что там еще?
– Так с детьми что делать? Они ждут меня.
– В первый раз, что ли? Скажешь, что был у меня на совещании.
– Точно. Как это я сразу не догадался, – почесал макушку Сазонов, мысленно представляя, как прямым правой отправляет директора в нокаут.
Он уже ненавидел себя за то, что утром не пораскинул мозгами и все-таки приплелся на работу, вместо того чтобы, скажем, дремать сейчас на кровати и потягивать холодное пиво. Теперь придется сидеть с этим толстяком, возомнившим себя пупом земли, в его роскошном кабинете и выслушивать его однообразный и унылый бред, смысловое содержание которого от пьянки к пьянке оставалось неизменным.
Вдобавок ко всему дело не обходилось без тошнотворных тостов и тупорылых анекдотов, рассчитанных на недоразвитых личностей. Ко всему прочему в джентльменский набор входили подколки над Сазоновым, что он, дескать, такой тупой здоровяк, а все-таки работает учителем.
Обычно в такие моменты Сазонов изо всех сил сжимал кулаки и зубы, чтобы сдержаться и не вмазать этому придурку, чтобы тот не опрокинулся, как кукла, вместе с офисным креслом.
Пройдя длинным коридором, стены которого были выкрашены бледно-голубой краской, Сазонов с директором поднялись по лестнице на третий этаж и зашли в холл, с виду казавшийся обычным, но внутри которого было два кабинета.
Обстановка в холле намекала на то, что здесь работают не какие-нибудь там горемыки, а люди солидные, власть предержащие, уважаемые люди не только города, но и страны.
Потолок был высоким, под три метра, так что Сазонов при всем своем желании не смог бы дотянуться до него рукой, ноги утопали в пушистом ковре, а стены были отделаны красным деревом.
Помимо всего прочего здесь был огромный кожаный диван для посетителей и еще стоял журнальный столик. Все это барахло директор то ли выписал на бюджетные деньги из-за границы, то ли ему подсобили чьи-то родители, которые кровь из носу хотели, чтобы их «гениальное» чадо училось в элитном образовательном заведении.
«Тоже мне, элита страны, – подумал про себя Сазонов, пока директор возился с ключами от кабинета. – Ничего толком не знают. Ни истории, ни русского языка, ни искусства, да и не хотят знать. Им только подавай ночные клубы, дорогие тачки и побольше развлечений, да все за родительские бабки, потому что сами даже вшивую копейку заработать не в состоянии. Отдали бы их мне на перековку на пару месяцев, я бы быстро им мозги вправил. А то все носом крутят и бегают жаловаться на меня, что, мол, слишком прессую. Эх вы, молокососы! Вы еще не знаете, как прессуют по-настоящему…»
Директор, провозившись со связкой ключей добрые пять минут, наконец-то открыл дверь и, пошарив рукой по стене, нажал на выключатель. Загорелся яркий свет.
Неизвестно, откуда директор взял эту дурость, но и в дневное время суток он предпочитал закрывать единственное окно жалюзи. Конечно, тут можно было бы предположить, что директор больше всего на свете боялся киллеров, но, с другой стороны, Алексей слабо в это верил. Кому нужен директор какой-то школы, пускай даже и элитной? Зачем бандитам заниматься такой мелочовкой, когда в Тбилиси хватает предприимчивых и богатых нуворишей, которым можно предложить свою протекцию или банально поставить на счетчик?
Сам кабинет по форме напоминал пенал и был довольно просторным. Здесь стоял сервант с коньяком, над столом висел портрет самого директора, а большой стол вечно был завален какими-то бумагами.
– Как там говорят у русских? – ухмыльнулся директор, усевшись в черное кожаное кресло. – В ногах правды нет… Так?
– Так, – подтвердил Сазонов.
– Ну, так чего ты стоишь как пень? Садись!
Как ни странно, но директор говорил на чистейшем русском языке без какого-либо намека на акцент, а все потому, что длительное время проживал в Москве и даже окончил там педагогический университет.
Нагнувшись, директор с видом заправского фокусника извлек из-под стола заранее припрятанную бутылку вина. Оттуда же вытащил и два бокала. Небрежно плеснул себе и Сазонову.
– С тебя тост.
«Вот непруха, – расстроился Сазонов, заставляя свои шестеренки крутиться быстрее. – Еще и тост. И чтоб оригинальный. В прошлый раз подсмотрел в Интернете, так он обиделся и разорался, что я его за дурака держу».
Как ни напрягал свой мозг Алексей, но с похмелья соображалось очень плохо, поэтому он выдавил из себя какую-то стандартную банальщину. Правда, на этот раз директор только кисло поморщился и обошелся без словесной критики.
Винцо оказалось забористым, а бутылка не в единственном экземпляре, поэтому уже через каких-то полчаса Сазонов наклюкался до невообразимого состояния, чувствуя, как по всему телу разливается блаженная истома.
Голос директора, хваставшегося своими достижениями, доносился откуда-то издалека.
Обхватив голову руками, Сазонов помотал ею, словно хотел свернуть себе шею. В ушах звенело, как будто его контузило после взрыва гранаты.
Тупо уставившись на директора, Алексей сделал пару решительных глотков и уничтожил содержимое бутылки.
– Еще по одной? – пошатываясь, директор достал из шкафа очередную бутылку, поднес ее к глазам, толком не понимая, что там, то ли коньяк, то ли вино, а потом просто махнул рукой, мол, какая разница, чем заправлять «баки».
– Хватит, – медленно процедил Сазонов и поднял руку, приказывая директору остановиться.
– Что «хватит»? – оскорбился директор, по замысловатой траектории рухнув в свое кресло и едва не опрокинув его. – Тут я командую, а твое дело, Сазонов, мне подчиняться. Сам знаешь, какая тут у нас дисциплина. Шаг вправо, шаг влево – расстрел.
Неизвестно, что произошло бы дальше, так как Сазонов, позабыв о всякой осторожности и служебной субординации, собирался отправить директора по известному всем в Советском Союзе адресу, если бы не постучали в дверь кабинета.
Стук повторился несколько раз, прежде чем директор очухался и засуетился.
– Мать твою, – пробормотал он. – Это же проверка!
Сазонов рывком поднялся со стула и едва не опрокинул стол. Бутылка, упав на пушистый ковер, к счастью, не разбилась.
– Куда? – пьяно и невнятно спросил директор, покачиваясь на непослушных ногах.
– В окно.
Весь риск свернуть себе шею и, чего доброго, переломать все ноги лежал на Сазонове, который за доли секунды решил освежить профессиональные навыки, не раз выручавшие его в боевом прошлом.
– Ну, лезь, – равнодушно махнул рукой директор. – Только это… Если чего сломаешь себе, то я тут ни при чем.
Был бухой и через окно полез в мой кабинет. Мне придется тогда тебя уволить. Все понятно? Так что без обид, Сазонов.
Алексей кивнул, мутным взглядом ища площадку для приземления.
В его глазах все плясало, совсем как в далекие времена, когда в армейской части он выпил много спирта, а ночью их подняли по боевой тревоге и бросили на завоевание какой-то высоты.
Он, забравшись на подоконник, открыл окно, и в кабинет ворвались порывы свежего ветра. Выглянув в окно, Сазонов убедился в том, что водосточная труба никуда не девалась и выглядит достаточно надежной.
Он вылез из окна, поспешно обнял трубу левой рукой, словно за талию свою любимую девушку, и, чтобы кулем не рухнуть вниз, переместил на трубу и правую руку, после чего полез по ней вниз совсем как Маугли по дереву, помогая себе ногами.
«Талант не пропьешь, – с удовлетворением подумал Алексей, тщательно вытирая грязные руки о брюки после успешного спуска. – Пьяный ты или нет, а по ощущениям как будто всю жизнь только по деревьям и лазил».
Повертев головой по сторонам, он убедился в том, что за ним никто не наблюдает, и шатающейся походкой довольного своей жизнью человека двинулся к своему двухколесному другу.
Как выяснилось на практике, спускаться пьяным по водосточной трубе для Сазонова оказалось более легкой задачей, чем передвигаться на своих двоих по земной тверди. Путь, вначале казавшийся таким коротким, сделался неимоверно трудным.
Носками туфель при каждом сделанном шаге Сазонов цеплял землю, словно примеривался ударить по футбольному мячу. Его шатало из стороны в сторону, как на палубе корабля во время сильного шторма. И один раз Сазонов даже чуть было не рухнул наземь, но ему вовремя помог руль велосипеда, за который он, падая, успел схватиться и благодаря этому своевременному движению смог сохранить равновесие, а возможно, и свою репутацию.
Кто его знает, школьники, вооруженные последними технологиями, запросто могли записать его на камеру обычного мобильного телефона и потом предъявить эти, мягко говоря, интересные материалы директору или, что еще хуже, разместить их в Интернете, и уже буквально через сутки каждый уважающий себя интернетчик знал бы о «подвигах» учителя русского языка и литературы из элитной школы, да еще при американском посольстве.
Мысленно послав далеко-далеко всех своих недругов, Сазонов сел на свой велосипед и, неуверенно крутя педали и вихляя рулем из стороны в сторону, выехал за пределы школьного двора, снова чуть было не «поцеловавшись» с опущенным шлагбаумом.
Глава 3
Белый «порше кайенн», басовито урча мощным двигателем, солидно и неторопливо переваливался с ухаба на ухаб, со стороны смахивая на хищника, который знает себе цену и поэтому даже не собирается суетиться.
Эта машина могла вызвать приступы сильнейшей удушающей зависти даже у человека, не сведущего в автомобилях и знакомого с ними только по картинкам в многочисленных глянцевых журналах.
Окна авто были наглухо затонированы. На лобовом стекле сбоку красовался спецпропуск. Рельефный капот походил на акулью морду. Агрессивный радиатор не оставлял никаких сомнений в гигантской мощности двигателя. Передвигалось это чудо инженерной мысли на огромных хромированных двадцатидюймовых дисках, каждый из которых тянул на годовой заработок любой местной деревни.
Салон, понятное дело, тоже был отделан на высшем уровне. Мягкая и нежная кожа каких-то там ягнят, никакой пластмассы – сплошное дерево, акустика на уровне концертного зала и понатыканные везде дисплеи для просмотра видео.
В машине сидели трое молодых людей, со скучающим видом передающих друг другу изящную трубку. Судя по внушительному блеску наручных часов, они представляли собой типичный образчик золотой молодежи без определенных занятий, для которой основная проблема жизни из года в год заключалась в бесконечной борьбе со скукой. Эта борьба, надо сказать, протекала очень вяло, о чем и свидетельствовал сладковатый дымок легких наркотиков. Впрочем, легкие наркотики среди бравых парней считались детской шалостью. Не зазорно сделать пару затяжек в дружеской компании и, находясь под воздействием наркотического дурмана, совершить какой-нибудь эксцентричный поступок антиобщественного характера. А если папаша ошивается в высших эшелонах власти, то об уголовной ответственности можно даже не задумываться и смело творить такой беспредел, на какой только способна фантазия.
Сидевший за рулем молодой человек с пухлым и по-детски невинным лицом был уже далеко не ребеночком. Согласно последним тенденциям мировой моды он был слегка небрит и сильно надушен.
«Нормальная ситуация, – подумал Малхаз Гогнадзе, лениво работая челюстями и чувствуя, как ротовая полость наполняется мятным вкусом. – Если отец подогнал новые котлы из Швейцарии, да еще лимитированной серии, почему бы не показать? Пусть знают подонки, что Малхаз Гогнадзе – это не какой-то там бедняк».
Впрочем, судя по блаженным лицам его дружков, им было наплевать и на швейцарские часы, и на машину, и на все остальное в этом бренном мире. Их душили взрывы дурашливого хохота, который неизбежно возникал каждый раз после совместного раскуривания травки.
Ну и Малхаз Гогнадзе курнул пару раз. На тот случай, если бы в городе его рискнул остановить какой-нибудь вшивый дэпээсник, у Малхаза Гогнадзе был телефонный номер влиятельного чиновника, хорошего приятеля их семьи.
Однажды Малхаз Гогнадзе сел пьяный за руль и, как назло, попался ментам. Он возвращался с какой-то крутой попойки, и, когда на въезде в город его остановили, Малхаз, нисколько не стесняясь своего плачевного состояния, просто-напросто вывалился из роскошного «туарега». Его попытались заставить подышать в трубку, на что он послал ментов куда подальше, а потом заплетающимся языком переговорил со своим покровителем и передал свой «верстак» одному из служителей порядка.
С ментов мигом слетела вся спесь. Они вытянулись перед Малхазом Гогнадзе, как солдаты перед командиром, а он, конечно, не смог удержаться от соблазна сорвать погоны с плеч попавших впросак блюстителей закона, а затем отхлестал их этими погонами по морде, попутно выслушивая их извинения.
Сегодня был как раз один из тех дней, когда Малхаз Гогнадзе брал отцовский «кайенн» и наворачивал круги по Тбилиси, по настроению разгоняясь до сотни километров в час, либо выезжал со своими корешами за город, где вволю палил в небо из автомата, а если был пьяным, то мог издалека пустить шальную очередь по отаре овец.
Эта машина могла вызвать приступы сильнейшей удушающей зависти даже у человека, не сведущего в автомобилях и знакомого с ними только по картинкам в многочисленных глянцевых журналах.
Окна авто были наглухо затонированы. На лобовом стекле сбоку красовался спецпропуск. Рельефный капот походил на акулью морду. Агрессивный радиатор не оставлял никаких сомнений в гигантской мощности двигателя. Передвигалось это чудо инженерной мысли на огромных хромированных двадцатидюймовых дисках, каждый из которых тянул на годовой заработок любой местной деревни.
Салон, понятное дело, тоже был отделан на высшем уровне. Мягкая и нежная кожа каких-то там ягнят, никакой пластмассы – сплошное дерево, акустика на уровне концертного зала и понатыканные везде дисплеи для просмотра видео.
В машине сидели трое молодых людей, со скучающим видом передающих друг другу изящную трубку. Судя по внушительному блеску наручных часов, они представляли собой типичный образчик золотой молодежи без определенных занятий, для которой основная проблема жизни из года в год заключалась в бесконечной борьбе со скукой. Эта борьба, надо сказать, протекала очень вяло, о чем и свидетельствовал сладковатый дымок легких наркотиков. Впрочем, легкие наркотики среди бравых парней считались детской шалостью. Не зазорно сделать пару затяжек в дружеской компании и, находясь под воздействием наркотического дурмана, совершить какой-нибудь эксцентричный поступок антиобщественного характера. А если папаша ошивается в высших эшелонах власти, то об уголовной ответственности можно даже не задумываться и смело творить такой беспредел, на какой только способна фантазия.
Сидевший за рулем молодой человек с пухлым и по-детски невинным лицом был уже далеко не ребеночком. Согласно последним тенденциям мировой моды он был слегка небрит и сильно надушен.
«Нормальная ситуация, – подумал Малхаз Гогнадзе, лениво работая челюстями и чувствуя, как ротовая полость наполняется мятным вкусом. – Если отец подогнал новые котлы из Швейцарии, да еще лимитированной серии, почему бы не показать? Пусть знают подонки, что Малхаз Гогнадзе – это не какой-то там бедняк».
Впрочем, судя по блаженным лицам его дружков, им было наплевать и на швейцарские часы, и на машину, и на все остальное в этом бренном мире. Их душили взрывы дурашливого хохота, который неизбежно возникал каждый раз после совместного раскуривания травки.
Ну и Малхаз Гогнадзе курнул пару раз. На тот случай, если бы в городе его рискнул остановить какой-нибудь вшивый дэпээсник, у Малхаза Гогнадзе был телефонный номер влиятельного чиновника, хорошего приятеля их семьи.
Однажды Малхаз Гогнадзе сел пьяный за руль и, как назло, попался ментам. Он возвращался с какой-то крутой попойки, и, когда на въезде в город его остановили, Малхаз, нисколько не стесняясь своего плачевного состояния, просто-напросто вывалился из роскошного «туарега». Его попытались заставить подышать в трубку, на что он послал ментов куда подальше, а потом заплетающимся языком переговорил со своим покровителем и передал свой «верстак» одному из служителей порядка.
С ментов мигом слетела вся спесь. Они вытянулись перед Малхазом Гогнадзе, как солдаты перед командиром, а он, конечно, не смог удержаться от соблазна сорвать погоны с плеч попавших впросак блюстителей закона, а затем отхлестал их этими погонами по морде, попутно выслушивая их извинения.
Сегодня был как раз один из тех дней, когда Малхаз Гогнадзе брал отцовский «кайенн» и наворачивал круги по Тбилиси, по настроению разгоняясь до сотни километров в час, либо выезжал со своими корешами за город, где вволю палил в небо из автомата, а если был пьяным, то мог издалека пустить шальную очередь по отаре овец.