Страница:
«Ну и отлично, не станут приставать с расспросами и деньги клянчить».
Бодрым шагом, спеша, Труба направился к окошку обменника. Остановился, глянул на табло, где горели красные цифры с курсами валют, отыскал звездно-полосатый флаг. Трубу, раньше почти не имевшего дела с валютой, по крайней мере не пользовавшегося услугами обменников, неприятно поразило то, что существует разница между курсом покупки и продажи «Это же надо, сволочи, — подумал он, — это я им продам сотку по одной цене, а они потом другому подороже ее загонят. Это что ж получается? Кровь из меня пьют?»
За то время, пока он был бомжем, чувство справедливости у него обострилось. Труба решил, что ни за что в жизни не позволит накалывать себя.
«Если валюту здесь покупают, то кто мне помешает вдуть сотку покупателю по курсу продажи? А про подъем, ясное дело, Медалисту Щукину не скажу. Разницу в карман».
— Эй, девушка, — Труба загородил дорогу немолодой женщине, попытавшейся с кошельком в руке подойти к окошку обменника.
— Чего? — насторожилась та.
— Покупаете или продаете?
— Покупаю.
— Купите у меня, — Труба хрустнул новенькой соткой.
— А по какому курсу?
— Там написано, — он указал на курс продажи.
— Что я, дура? Я и там за такие деньги куплю.
За то хоть настоящие, алкаш поганый.
Еще несколько раз Труба пытался сбыть сотку. Он был осторожен, обращался только к женщинам, мужик вполне мог дать по голове и забрать деньги.
— Девушка, девушка, ну купите у меня, очень надо!
Вам же все равно покупать, — забегал Труба вокруг молодой девчушки, с виду доброй, сердобольной. — Купите у меня, что вам стоит! Вам все равно брать.
— Осторожнее, — вдруг тихо произнесла девушка и покосилась в сторону. Труба тоже обернулся, увидел трех мужчин с автоматами, в черных масках, в камуфляже, с нашивками на рукавах, медленно идущих по кассовому залу. Труба даже не успел подумать, как лучше поступить, а ноги уже понесли его. Он бежал, перепрыгивая через сумки, чемоданы, сжимая в руке огромное богатство — сто долларов.
— Стой! — услышал он окрик, но сделал обратное — припустил еще быстрее.
За ним даже не гнались. У двери, ведущей на платформу, его дожидались еще двое собровцев в масках и с автоматами.
— Ну что, мужик, добегался? — собровец грубо схватил Трубу за плечо. Тот скорчился, будто бы у него болел живот и засунул стодолларовую банкноту в рот, запихал языком за щеку, плотно сжал зубы.
— Ты кто такой?
В ответ Труба только мычал.
— Точно тебе говорю, я у него сотку видел. Откуда у бомжа такие деньги? Может, он торгует, а? Обыщи.
Пока Трубу обыскивали, подошел полковник. Этот не прятал лица под маской. — — Вы его чего взяли?
— Он убегать бросился, лишь только нас увидел.
Подозрительно, вот и остановили.
— А что ты думал бомж будет делать, когда милицию увидит?
У него сотка была, — вмешался сержант. — Сотка баксов.
Полковник Савельев заинтересовался:
— Где?
— Обыскиваем-обыскиваем — найти не можем.
А точно, в руках видел. Он еще к девушке приставал.
Все предлагал купить.
— Где та девушка?
Ребята огляделись.
— Вон, кажется.
— Приведи ее.
Та подтвердила — да, бомж приставал, просил купить сотку.
— Выкинуть ее он не мог, — убежденно сказал Савельев. — Ищите.
Вдруг его озарило:
— А чего-то он все молчит? А ну-ка мужик, открой рот!
Труба подальше за щеку запихнул языком скомканную сотку и широко открыл рот. Так, как это делает ребенок на приеме у врача:
— А-а-а!
— А теперь только попробуй закрыть.
Савельев сам сжал пальцами скулы бомжа и оттянул щеку. На язык упала скомканная сотка.
— А пакетик у тебя, сержант, есть? — спросил Савельев.
Сержант вытащил из кармана небольшой полиэтиленовый прозрачный пакетик, предназначенный для сбора вещественных доказательств.
— Теперь выплюнь сотку.
Зеленая бумажка оказалась внутри пакета.
— Может, в опорный пункт его сдать?
— Там его знают! Пожалеют и выпустят. А нам он еще пригодится. Небось, знает, кто здесь на вокзале торгует.
Трубу поволокли к машинам. Раскололся он быстро, лишь только понял, в чьи руки попал. Это вам не менты, не простой патруль, а трое собровцев в масках, с автоматами.
Савельеву мало верилось в то, что рассказал Труба. Но даже если только десять процентов правды было в словах бомжа, стоило проверить.
«Вот и пиво само идет»!
Но тут ему показалось, что уж слишком много ног топчет пол.
"Вот же падла! — подумал герой афганской войны. — Говорил ему, мужиков с собой не приводить.
Они на хвост сели, на халяву"
Но тут в проеме вместо добродушного Трубы показался собровец с автоматом.
— Не двигаться, милиция!
Не решаясь тронуть здесь что-нибудь без разрешения командира, сержант вызвал Савельева по рации.
— Хрен знает, что здесь делается, товарищ полковник. В самом деле, мужик какой-то проволокой к горячей трубе привязан. На столе еще баксы. И бомж с орденами на груди его караулит. Говорит, какую-то ахинею про бандитов, про нападение на конвой…
Когда же Савельев спустился в теплотрассу, то его ожидал новый сюрприз. Документы у Щукина оказались на руках, и когда сделали запрос, выяснилось, что сам Щукин находится в розыске, потому как является лицом, на которого зарегистрирована фирма «Долида», чьи машины были расстреляны на подходах к мосту через Оку.
Ни разу до этого не попадавший в руки милиции Стресс, всегда уходивший от погони, бездарно оканчивал свою карьеру. Он собирался молчать, прекрасно понимая, что любое слово, сказанное им, может обернуться против него, и каждое прибавит пару лет к сроку. К несчастью бандита, у Щукина была цепкая память. Он прекрасно помнил все, что Стресс выдал Комбату.
Про Курта полковник Савельев кое-что знал сам.
И тут появлялась возможность захватить его прямо на базе. Времени, чтобы испрашивать разрешение на новую операцию, не оставалось. И Савельев решил, что успех, которого он достигнет, вполне сможет служить ему оправданием за недоведенную до ума сегодняшнюю операцию по отлову торговцев наркотиками.
Весь личный состав, имевшийся в его распоряжении, сел на машины, а сам Савельев в «уазике» ехал впереди колонны.
До Переделкина им оставалось совсем ничего.
Двое его людей лежали на земле связанные.
— Живые, живые, — тут же уверил его Андрей Подберезский.
Автомат смотрел в сторону полковника.
— Руки опустить можно, наконец?
— Конечно.
Теперь Савельев увидел и Комбата.
— Оружия при мне нет.
— А могли бы и взять, — усмехнулся Рублев и указал на рацию, закрепленную на поясе Савельева. — А теперь при мне передадите своим ребятам, чтобы ничего не предпринимали. Пока вы им не прикажете… Погоди, полковник, знаю я ваши хитрости.
Небось, договорились с ними о нескольких формулировках. По одной они должны будут дожидаться, а по другой — броситься в наступление. Скажешь им:
"Приказываю всем оставаться на прежних позициях.
До моего возвращения или до нового приказа ничего не предпринимать ".
— Хорошо.
Савельев взял в руки рацию и связался с заместителем, слово в слово повторив сказанное Комбатом.
— А теперь и поговорить можно.
Можно сказать, что полковник Савельев в своей жизни насмотрелся всякого. Со всякими людьми ему приходилось сталкиваться. Но Рублев и Подберезский абсолютно не походили на бандитов, способных удерживать в заложницах женщину.
— Рублев, — сказал Комбат и по привычке протянул руку.
Точно так же по привычке Савельев пожал ладонь и назвался:
— Полковник Савельев.
Оба мужчины недоуменно смотрели на свои ладони, скрепленные рукопожатием.
— А это Подберезский, Андрюша.
— Какие ваши условия?
Савельев между разговором осматривался, стараясь понять, сколько здесь людей, какое есть вооружение, есть ли на территории машины.
— Никаких у нас условий нету, полковник.
Рублев сел на деревянную лавку под навесом, отставил автомат, закурил.
— Заложница здесь?
— Сивакова, что ли? — Комбат кивнул. — Позвать, может?
Савельев растерялся. Никаких условий ему не ставили. Обещали предъявить заложницу так, как будто, речь шла о том, чтобы негромко позвать ее из соседней комнаты.
— Дурная история получилась, — вздохнул Комбат, — и теперь выпутываться из нее нам придется вместе.
— Не понял? Да, кстати, я сказал своим, что если через двадцать минут я не выйду или не отзовусь по рации, чтобы начинали штурм.
— А сколько прошло?
Это Савельева тоже покоробило. Уж кто-кто, а террористы должны были бы следить за временем.
— Пять минут.
— Значит так, полковник, ты меня не перебивай, а я тебе расскажу все, что знаю. Тогда и будем думать вместе.
Рублев сказал это после того, как тщательно изучил удостоверение Савельева.
— Ребят развязать надо. Что они, словно бандиты какие, связанные лежат? — предложил Подберезский.
— Если дали себя захватить, пусть полежат.
Я слушаю, — сказал Савельев, глядя на секундную стрелку, которая, неровно дергаясь, бежала по циферблату.
Рублев без утайки рассказал полковнику Савельеву все, что знал сам. И об убитых братьях-близнецах, и о Стрессе, о Щукине, о Трубе, о том, как попал он с Подберезским на склад, как дали себе обет отомстит!; за убитых товарищей.
— А теперь, полковник, сам решай, что делать будем.
Савельева особенно умилило это «делать будем»
Как будто бы он уже дал согласие действовать с Комбатом заодно. По закону, по правилам, следовало бы надеть на Подберезского и Рублева наручники. Следовало отвести их в следственный изолятор, а там пусть следователи и суд разбираются: действовали ли они в рамках обороны, какие законы нарушали и какой срок им светит. Но Савельеву хотелось верить Комбату, потому что в его словах он не нашел ни одного несоответствия. Картина выстраивалась четкая и ясная.
«А как бы я поступил на его месте, — подумал Савельев — Что, пошел бы в милицию и стал бы убеждать, действовать решительно? Нет, и я бы поступил точно таким образом»
Полковник Савельев достал рацию и вновь связался со своим заместителем.
— Мне нужно еще полчаса на переговоры.
— Все в порядке? Вам не угрожают, товарищ полковник?
— Нет, я могу в любой момент выйти отсюда.
— Ждем.
— Итак, Рублев, все, конечно, поучительно и интересно, но как-то, со слов, плохо во все это верится.
— А зачем мне врать? — усмехнулся Комбат. — Ты же понимаешь, полковник, хотели бы — мы б с Андрюхой твоих молокососов вмиг обставили. Не хотелось в своих стрелять. Прорвались бы. Я хвастаться не люблю, — уверенно сказал Комбат.
— Ладно, допустим, я во все это поверил, и что мне прикажешь делать?
— А если я найду человека, который за меня поручиться сможет?
Савельев задумался.
— Кого же?
— Может, ты его и не знаешь, полковник, но человек он солидный. Из ГРУ. Тоже полковник.
— Кто?
— Бахрушин Леонид Васильевич. Думаю, он за меня слово замолвит. Телефон где-то тут есть, мы сейчас позвоним. Твои ж ребята провода не перерезали?
— Не перерезали, — с досадой в голосе произнес Савельев.
Он понял, что в спешке допустил оплошность. Если бы тут сидели настоящие террористы, то как минимум следовало бы подключиться к линии, чтобы прослушать возможные разговоры. Это ему и в голову не пришло.
— А тут городской телефон или какой? — Комбат распахнул окошко в будке сторожа. — Вроде бы городской.
Набрал номер.
— Добрый вечер, Леонид Васильевич, — Комбат уселся за выкрашенный половой краской конторский стол.
— А, Рублев Борис Иванович, как твои успехи?
— Тут, понимаете, снова сложности начались.
— В милицию друга забрали?
Вновь пришлось пересказывать Комбату историю, в которую ему и самому плохо верилось. Бахрушин выслушал его внимательно, коротко ответил?
— Савельева дай-ка мне.
Через десять минут Бахрушин уже летел на машине к складам из Москвы.
Ведь тот еще в советские времена работал главным инженером на одном из заводов, производящем космическую технику, а потом ушел в бизнес. Бахрушина беспокоили связи того за границей, подозревали, что он торгует техническими секретами. Но только сейчас, сопоставив то, что знали Бахрушин и Савельев они оба поняли, секреты здесь ни при чем, торговля наркотиками, вот настоящее занятие Панкратова.
Савельев рискнул высказать вслух догадку, что у них в управлении кто-то предупреждает о готовящихся операциях. Вот так и сошлись вместе интересы всех, кто находился на складах.
Комбат предложил:
— Леонид Васильевич, время терять нельзя, разрешите нам с Андреем, мы можем еще и Пехоту прихватить, заняться и Панкратовым, все равно Курт на него теперь работает.
— Это не мне решать, — усмехнулся полковник Бахрушин, — власть теперь у Савельева, отпустит он вас или нет, от меня не зависит.
Савельев думал недолго, выбора у него не оставалось, через управление он действовать не мог, предатель оповестил бы бандитов в одно мгновение, а тут подворачивался шанс сохранить тайну операции и заручиться поддержкой ГРУ в лице Бахрушина.
— Леонид Васильевич, я предлагаю сделать так: вы вывезите отсюда Рублева и Подберезского на своей машине.
— А как же с этими? — Леонид Васильевич имел в виду убитых бандитов.
— Я подам все так, что они оказали сопротивление и погибли во время штурма. Двое моих ребят молчать будут.
— А женщина?
— Она, насколько я понимаю, не очень-то рвется вернуться к мужу, — разъяснил Рублев, — вы, полковник, сможете ей предоставить укрытие на пару недель. Пусть Сиваков думает, будто она до сих пор в руках Курта.
Так и порешили.
Рублев с Подберезским уехали в машине Бахрушина, лежа на полу. А на следующее утро они уже вместе с Пехотой обсуждали, что им предстоит сделать. У Савельева появился свой план, с которым согласился и Бахрушин, пообещавший в случае чего поддержку своими людьми, задействованными на космодроме Байконур…
Глава 22
Бодрым шагом, спеша, Труба направился к окошку обменника. Остановился, глянул на табло, где горели красные цифры с курсами валют, отыскал звездно-полосатый флаг. Трубу, раньше почти не имевшего дела с валютой, по крайней мере не пользовавшегося услугами обменников, неприятно поразило то, что существует разница между курсом покупки и продажи «Это же надо, сволочи, — подумал он, — это я им продам сотку по одной цене, а они потом другому подороже ее загонят. Это что ж получается? Кровь из меня пьют?»
За то время, пока он был бомжем, чувство справедливости у него обострилось. Труба решил, что ни за что в жизни не позволит накалывать себя.
«Если валюту здесь покупают, то кто мне помешает вдуть сотку покупателю по курсу продажи? А про подъем, ясное дело, Медалисту Щукину не скажу. Разницу в карман».
— Эй, девушка, — Труба загородил дорогу немолодой женщине, попытавшейся с кошельком в руке подойти к окошку обменника.
— Чего? — насторожилась та.
— Покупаете или продаете?
— Покупаю.
— Купите у меня, — Труба хрустнул новенькой соткой.
— А по какому курсу?
— Там написано, — он указал на курс продажи.
— Что я, дура? Я и там за такие деньги куплю.
За то хоть настоящие, алкаш поганый.
Еще несколько раз Труба пытался сбыть сотку. Он был осторожен, обращался только к женщинам, мужик вполне мог дать по голове и забрать деньги.
— Девушка, девушка, ну купите у меня, очень надо!
Вам же все равно покупать, — забегал Труба вокруг молодой девчушки, с виду доброй, сердобольной. — Купите у меня, что вам стоит! Вам все равно брать.
— Осторожнее, — вдруг тихо произнесла девушка и покосилась в сторону. Труба тоже обернулся, увидел трех мужчин с автоматами, в черных масках, в камуфляже, с нашивками на рукавах, медленно идущих по кассовому залу. Труба даже не успел подумать, как лучше поступить, а ноги уже понесли его. Он бежал, перепрыгивая через сумки, чемоданы, сжимая в руке огромное богатство — сто долларов.
— Стой! — услышал он окрик, но сделал обратное — припустил еще быстрее.
За ним даже не гнались. У двери, ведущей на платформу, его дожидались еще двое собровцев в масках и с автоматами.
— Ну что, мужик, добегался? — собровец грубо схватил Трубу за плечо. Тот скорчился, будто бы у него болел живот и засунул стодолларовую банкноту в рот, запихал языком за щеку, плотно сжал зубы.
— Ты кто такой?
В ответ Труба только мычал.
— Точно тебе говорю, я у него сотку видел. Откуда у бомжа такие деньги? Может, он торгует, а? Обыщи.
Пока Трубу обыскивали, подошел полковник. Этот не прятал лица под маской. — — Вы его чего взяли?
— Он убегать бросился, лишь только нас увидел.
Подозрительно, вот и остановили.
— А что ты думал бомж будет делать, когда милицию увидит?
У него сотка была, — вмешался сержант. — Сотка баксов.
Полковник Савельев заинтересовался:
— Где?
— Обыскиваем-обыскиваем — найти не можем.
А точно, в руках видел. Он еще к девушке приставал.
Все предлагал купить.
— Где та девушка?
Ребята огляделись.
— Вон, кажется.
— Приведи ее.
Та подтвердила — да, бомж приставал, просил купить сотку.
— Выкинуть ее он не мог, — убежденно сказал Савельев. — Ищите.
Вдруг его озарило:
— А чего-то он все молчит? А ну-ка мужик, открой рот!
Труба подальше за щеку запихнул языком скомканную сотку и широко открыл рот. Так, как это делает ребенок на приеме у врача:
— А-а-а!
— А теперь только попробуй закрыть.
Савельев сам сжал пальцами скулы бомжа и оттянул щеку. На язык упала скомканная сотка.
— А пакетик у тебя, сержант, есть? — спросил Савельев.
Сержант вытащил из кармана небольшой полиэтиленовый прозрачный пакетик, предназначенный для сбора вещественных доказательств.
— Теперь выплюнь сотку.
Зеленая бумажка оказалась внутри пакета.
— Может, в опорный пункт его сдать?
— Там его знают! Пожалеют и выпустят. А нам он еще пригодится. Небось, знает, кто здесь на вокзале торгует.
Трубу поволокли к машинам. Раскололся он быстро, лишь только понял, в чьи руки попал. Это вам не менты, не простой патруль, а трое собровцев в масках, с автоматами.
Савельеву мало верилось в то, что рассказал Труба. Но даже если только десять процентов правды было в словах бомжа, стоило проверить.
* * *
Щукин, заслышав скрежет люка, приободрился.«Вот и пиво само идет»!
Но тут ему показалось, что уж слишком много ног топчет пол.
"Вот же падла! — подумал герой афганской войны. — Говорил ему, мужиков с собой не приводить.
Они на хвост сели, на халяву"
Но тут в проеме вместо добродушного Трубы показался собровец с автоматом.
— Не двигаться, милиция!
Не решаясь тронуть здесь что-нибудь без разрешения командира, сержант вызвал Савельева по рации.
— Хрен знает, что здесь делается, товарищ полковник. В самом деле, мужик какой-то проволокой к горячей трубе привязан. На столе еще баксы. И бомж с орденами на груди его караулит. Говорит, какую-то ахинею про бандитов, про нападение на конвой…
Когда же Савельев спустился в теплотрассу, то его ожидал новый сюрприз. Документы у Щукина оказались на руках, и когда сделали запрос, выяснилось, что сам Щукин находится в розыске, потому как является лицом, на которого зарегистрирована фирма «Долида», чьи машины были расстреляны на подходах к мосту через Оку.
Ни разу до этого не попадавший в руки милиции Стресс, всегда уходивший от погони, бездарно оканчивал свою карьеру. Он собирался молчать, прекрасно понимая, что любое слово, сказанное им, может обернуться против него, и каждое прибавит пару лет к сроку. К несчастью бандита, у Щукина была цепкая память. Он прекрасно помнил все, что Стресс выдал Комбату.
Про Курта полковник Савельев кое-что знал сам.
И тут появлялась возможность захватить его прямо на базе. Времени, чтобы испрашивать разрешение на новую операцию, не оставалось. И Савельев решил, что успех, которого он достигнет, вполне сможет служить ему оправданием за недоведенную до ума сегодняшнюю операцию по отлову торговцев наркотиками.
Весь личный состав, имевшийся в его распоряжении, сел на машины, а сам Савельев в «уазике» ехал впереди колонны.
До Переделкина им оставалось совсем ничего.
* * *
Полковник Савельев стоял перед металлическими воротами. Подняв руки, он сжимал в пальцах белый носовой платок. Калитка, скрипнув, отворилась. За ней Савельев увидел лишь проезд между складами, неровно освещенный, пыльный, словно засыпанный мукой. Он подчинился приглашению и переступил высокий порог.Двое его людей лежали на земле связанные.
— Живые, живые, — тут же уверил его Андрей Подберезский.
Автомат смотрел в сторону полковника.
— Руки опустить можно, наконец?
— Конечно.
Теперь Савельев увидел и Комбата.
— Оружия при мне нет.
— А могли бы и взять, — усмехнулся Рублев и указал на рацию, закрепленную на поясе Савельева. — А теперь при мне передадите своим ребятам, чтобы ничего не предпринимали. Пока вы им не прикажете… Погоди, полковник, знаю я ваши хитрости.
Небось, договорились с ними о нескольких формулировках. По одной они должны будут дожидаться, а по другой — броситься в наступление. Скажешь им:
"Приказываю всем оставаться на прежних позициях.
До моего возвращения или до нового приказа ничего не предпринимать ".
— Хорошо.
Савельев взял в руки рацию и связался с заместителем, слово в слово повторив сказанное Комбатом.
— А теперь и поговорить можно.
Можно сказать, что полковник Савельев в своей жизни насмотрелся всякого. Со всякими людьми ему приходилось сталкиваться. Но Рублев и Подберезский абсолютно не походили на бандитов, способных удерживать в заложницах женщину.
— Рублев, — сказал Комбат и по привычке протянул руку.
Точно так же по привычке Савельев пожал ладонь и назвался:
— Полковник Савельев.
Оба мужчины недоуменно смотрели на свои ладони, скрепленные рукопожатием.
— А это Подберезский, Андрюша.
— Какие ваши условия?
Савельев между разговором осматривался, стараясь понять, сколько здесь людей, какое есть вооружение, есть ли на территории машины.
— Никаких у нас условий нету, полковник.
Рублев сел на деревянную лавку под навесом, отставил автомат, закурил.
— Заложница здесь?
— Сивакова, что ли? — Комбат кивнул. — Позвать, может?
Савельев растерялся. Никаких условий ему не ставили. Обещали предъявить заложницу так, как будто, речь шла о том, чтобы негромко позвать ее из соседней комнаты.
— Дурная история получилась, — вздохнул Комбат, — и теперь выпутываться из нее нам придется вместе.
— Не понял? Да, кстати, я сказал своим, что если через двадцать минут я не выйду или не отзовусь по рации, чтобы начинали штурм.
— А сколько прошло?
Это Савельева тоже покоробило. Уж кто-кто, а террористы должны были бы следить за временем.
— Пять минут.
— Значит так, полковник, ты меня не перебивай, а я тебе расскажу все, что знаю. Тогда и будем думать вместе.
Рублев сказал это после того, как тщательно изучил удостоверение Савельева.
— Ребят развязать надо. Что они, словно бандиты какие, связанные лежат? — предложил Подберезский.
— Если дали себя захватить, пусть полежат.
Я слушаю, — сказал Савельев, глядя на секундную стрелку, которая, неровно дергаясь, бежала по циферблату.
Рублев без утайки рассказал полковнику Савельеву все, что знал сам. И об убитых братьях-близнецах, и о Стрессе, о Щукине, о Трубе, о том, как попал он с Подберезским на склад, как дали себе обет отомстит!; за убитых товарищей.
— А теперь, полковник, сам решай, что делать будем.
Савельева особенно умилило это «делать будем»
Как будто бы он уже дал согласие действовать с Комбатом заодно. По закону, по правилам, следовало бы надеть на Подберезского и Рублева наручники. Следовало отвести их в следственный изолятор, а там пусть следователи и суд разбираются: действовали ли они в рамках обороны, какие законы нарушали и какой срок им светит. Но Савельеву хотелось верить Комбату, потому что в его словах он не нашел ни одного несоответствия. Картина выстраивалась четкая и ясная.
«А как бы я поступил на его месте, — подумал Савельев — Что, пошел бы в милицию и стал бы убеждать, действовать решительно? Нет, и я бы поступил точно таким образом»
Полковник Савельев достал рацию и вновь связался со своим заместителем.
— Мне нужно еще полчаса на переговоры.
— Все в порядке? Вам не угрожают, товарищ полковник?
— Нет, я могу в любой момент выйти отсюда.
— Ждем.
— Итак, Рублев, все, конечно, поучительно и интересно, но как-то, со слов, плохо во все это верится.
— А зачем мне врать? — усмехнулся Комбат. — Ты же понимаешь, полковник, хотели бы — мы б с Андрюхой твоих молокососов вмиг обставили. Не хотелось в своих стрелять. Прорвались бы. Я хвастаться не люблю, — уверенно сказал Комбат.
— Ладно, допустим, я во все это поверил, и что мне прикажешь делать?
— А если я найду человека, который за меня поручиться сможет?
Савельев задумался.
— Кого же?
— Может, ты его и не знаешь, полковник, но человек он солидный. Из ГРУ. Тоже полковник.
— Кто?
— Бахрушин Леонид Васильевич. Думаю, он за меня слово замолвит. Телефон где-то тут есть, мы сейчас позвоним. Твои ж ребята провода не перерезали?
— Не перерезали, — с досадой в голосе произнес Савельев.
Он понял, что в спешке допустил оплошность. Если бы тут сидели настоящие террористы, то как минимум следовало бы подключиться к линии, чтобы прослушать возможные разговоры. Это ему и в голову не пришло.
— А тут городской телефон или какой? — Комбат распахнул окошко в будке сторожа. — Вроде бы городской.
Набрал номер.
— Добрый вечер, Леонид Васильевич, — Комбат уселся за выкрашенный половой краской конторский стол.
— А, Рублев Борис Иванович, как твои успехи?
— Тут, понимаете, снова сложности начались.
— В милицию друга забрали?
Вновь пришлось пересказывать Комбату историю, в которую ему и самому плохо верилось. Бахрушин выслушал его внимательно, коротко ответил?
— Савельева дай-ка мне.
Через десять минут Бахрушин уже летел на машине к складам из Москвы.
* * *
Переговоры были недолгими, от Бахрушина Савельев узнал, что в ГРУ уже давно следили за Панкратовым.Ведь тот еще в советские времена работал главным инженером на одном из заводов, производящем космическую технику, а потом ушел в бизнес. Бахрушина беспокоили связи того за границей, подозревали, что он торгует техническими секретами. Но только сейчас, сопоставив то, что знали Бахрушин и Савельев они оба поняли, секреты здесь ни при чем, торговля наркотиками, вот настоящее занятие Панкратова.
Савельев рискнул высказать вслух догадку, что у них в управлении кто-то предупреждает о готовящихся операциях. Вот так и сошлись вместе интересы всех, кто находился на складах.
Комбат предложил:
— Леонид Васильевич, время терять нельзя, разрешите нам с Андреем, мы можем еще и Пехоту прихватить, заняться и Панкратовым, все равно Курт на него теперь работает.
— Это не мне решать, — усмехнулся полковник Бахрушин, — власть теперь у Савельева, отпустит он вас или нет, от меня не зависит.
Савельев думал недолго, выбора у него не оставалось, через управление он действовать не мог, предатель оповестил бы бандитов в одно мгновение, а тут подворачивался шанс сохранить тайну операции и заручиться поддержкой ГРУ в лице Бахрушина.
— Леонид Васильевич, я предлагаю сделать так: вы вывезите отсюда Рублева и Подберезского на своей машине.
— А как же с этими? — Леонид Васильевич имел в виду убитых бандитов.
— Я подам все так, что они оказали сопротивление и погибли во время штурма. Двое моих ребят молчать будут.
— А женщина?
— Она, насколько я понимаю, не очень-то рвется вернуться к мужу, — разъяснил Рублев, — вы, полковник, сможете ей предоставить укрытие на пару недель. Пусть Сиваков думает, будто она до сих пор в руках Курта.
Так и порешили.
Рублев с Подберезским уехали в машине Бахрушина, лежа на полу. А на следующее утро они уже вместе с Пехотой обсуждали, что им предстоит сделать. У Савельева появился свой план, с которым согласился и Бахрушин, пообещавший в случае чего поддержку своими людьми, задействованными на космодроме Байконур…
Глава 22
Во дворе загородного дома Ильи Даниловича стояло несколько автомобилей, пара шикарных шестисотых «мерседесов», принадлежавший Панкратову джип, BMW и «вольво» хозяина. Люди из охраны Панкратова и Сивакова сидели в холле и ели бутерброды, пили чай.
Сам же Панкратов с хозяином дома уединились на , втором этаже в большом кабинете с окном, выходящим в черный от дождя, почти опустевший сад. Дождь кончился часа полтора назад, и бетонные дорожки уже понемногу подсыхали. Илья Данилович держал в руках рюмку с коньяком и стоял у окна. А Панкратов развалился в глубоком кожаном кресле и сидел, закинув нога за ногу.
— Так думаешь, стоит послать туда Курта, — озвучил Панкратов уже продуманный вопрос.
— Да, думаю, он справится с этим делом лучше других.
— А вот после того как Курт справится, надо и с ним разобраться.
— Я и сам про это думаю, каждый день, каждый час, каждую минуту. Он, конечно, нужный человек и помог нам сильно.
— Нужный-то нужный, — сказал Панкратов, — но слишком он на себя одеяло потянул, слишком многого я хочет. Надеюсь, ты же, Илья, не считаешь его равным себе или мне?
— Нет, конечно, не считаю. Он мразь, уголовник, рецидивист.
— Вот и я думаю, что нам с такими людьми лучше не водиться, лучше избавляться от них. Хороший Курт — мертвый Курт. Кстати, во сколько он должен подъехать? — спросил Панкратов, посмотрев на свои часы.
Сиваков взглянул на стенные часы.
— Минут через пятнадцать будет.
— Софья все еще у него?
— Да.
— Пускай посидит, может, поумнеет, — с долей злости пробормотал Сиваков и махнул рукой.
— Жестокий ты человек, Илья Данилович.
— В нашем деле по-другому не бывает.
— Кстати, дом на кого записан? — спросил Панкратов, хотя прекрасно знал, что дом пока еще записан на Софью, как и большая часть имущества Сивакова.
«А вот деньги на заграничных счетах, те уж, наверняка, все на Сивакове. И скорее всего супруга о деньгах, вообще, ни ухом, ни рылом».
— Плесни-ка мне еще коньяка, Илья Данилович, больно он у тебя хорош.
— У меня и сигары есть отменные. Не желаешь?
— Сигару говоришь? Тогда мы с тобой станем похожи на наркобаронов.
— А мы и есть наркобароны, Иван Антонович, ни больше, ни меньше. Сейчас контролируем большую часть наркотиков, идущих на Запад, да и в России мы прихватили процентов тридцать. А по Москве, так вообще процентов шестьдесят. Кстати, что говорит генерал?
— Дал я ему денег, ты знаешь, много дал, но зато сохранили груз, выхватили прямо из-под носа у его ребят. Тоже мужик гнилой.
— Не боишься, что напустит он на тебя и на меня своих архаровцев.
— Нет, не боюсь, — улыбнулся Панкратов, но улыбка получилась какая-то грустная, — чего нам, собственно говоря, бояться? У нас есть кассета, она для генерал как иголка для Кощея Бессмертного. Если что, ее передадут журналистам, передадут министру, людям президента и тогда генералу…
— Да уж, мало не покажется, — поставил рюмку на край стола Сиваков, — здорово тогда мы все это устроили.
— Да уж, здорово!
— И не говори. И свидетелей, главное, теперь нет, все мертвые, знают об этом ты, я, кто еще?
— А то ты не знаешь? — хмыкнул Панкратов, — еще знают два человека и еще у двоих есть эта же кассета. Лежит себе где-то в Вене. Но в случае чего всплывет. Всплывет мгновенно.
— Это хорошо. Знаешь, того гада, который нас изнутри сдает, надо во что бы ни стало вычислить. Вычислить и убрать, потому что если…
— Знаю, знаю, — сцепив пальцы, пробормотал Панкратов, — последняя партия в этом году, и будем ждать следующего года.
— А может, разобьем ее на две части?
— Да ты что? Ведь уже все договорено.
— Можно переиграть, — сказал Сиваков.
— Нет, переигрывать уже поздно. Я пообещал, они готовят деньги.
— Ну, если деньги готовят, то тогда да. А сколько?
— Очень много. Как никогда много. Тонна двести пятьдесят семь килограммов.
— Ух ты! Бля! — не выдержал и ругнулся Илья Данилович Сиваков и потер мгновенно вспотевший лоб. — Тонна двести пятьдесят семь. Столько мы еще никогда не вывозили.
— Вывезем и будем отдыхать до следующего года, до следующего урожая.
— А что они там, уже все подготовили?
— Все готово, расфасовано, только лежит в разных местах. Надо будет свести.
— И когда ты наметил?
— Что наметил? Пока об этом рано думать.
Панкратов заговорил жестко по-деловому.
— Сейчас самое главное — найти шестерку и ликвидировать эту суку, иначе все может рухнуть. Представляешь, Илья Данилович, тонну двести потерять.
— Даже не представляю.
— Этого не должно случиться, тогда мы потеряем все.
— Ну, допустим не все, — хмыкнул вновь Панкратов, — но большую часть, это уж точно.
В дверь негромко постучали.
— Кто там? — зло крикнул Сиваков.
— Приехал Курт, можно его сюда? — спросил охранник, пряча зажженную сигарету в кулак.
— Давай, пусть поднимается. И не бойся ты его, Илья Данилович, он нас должен бояться, — сказал Панкратов, — он кто? Всего лишь исполнитель. Деньги-то у нас, наркотики у нас. Так что его не бойся.
— Да я его особо и не боюсь.
— Как только он разберется в Казахстане, тогда мы разберемся с ним.
Курт был мрачен. Он, насупив брови под черной косой челкой, вошел в кабинет и осмотрелся по сторонам.
— Проходи и не стесняйся.
Мужчины пожали друг другу руки. Панкратов сделал это движение даже чуть более подобострастно, чем следовало. Хотя и говорил Сивакову, что бояться Курта не стоит.
Курт стоял посреди ковра, глядя то на Сивакова, то на Панкратова, ожидая, что те скажут.
— Вот что тебе придется сделать, — начал Панкратов. — В Москве ты наследил, шуму очень много, стольких людей положили, что пальцев у нас всех не хватит.
— Почему не хватит, — Курт подошел ко второму глубокому кожаному креслу и уселся.
Из-за пояса брючного ремня торчала массивная рукоятка пистолета.
— Вот ты ходишь открыто с оружием, а если нарвешься?
— Курт не Нарвется, он осторожен, — в третьем лице сказал о себе бандит.
— Хорошо, если так, — Сиваков прошелся рядом с гостем, — тебе придется полететь в Казахстан. И полетишь ты завтра утром до Алма-Аты, там тебя встретят. Оружие с собой, естественно, не бери. Все, что нужно, тебе там дадут.
— Какого хрена, — сказал Курт, — мне тянуться в Казахстан?
— Сейчас ты все поймешь. Там среди наших есть одна сука, шестерка, — заговорил Панкратов, — он скорее всего связан с региональным управлением по борьбе с незаконным оборотом наркотиков и оповещает, когда пойдет груз. Большего он не знает, но время ему известно, ни разу не ошибся.
— Да? — удивился Курт.
— Да, — ответил Панкратов, — Илья Данилович, ты ему все объяснишь.
— Наших там не так уж много. А тех, кто знает о перемещении груза, вообще, единицы. Так что думаю, ты сможешь вычислить.
— И что с ним сделать? — спросил Курт и улыбнулся, показывая немного сточенные острые зубы.
— — Что с ним делать? А это на твое усмотрение.
Что захочешь, то и делай. Но главное, чтобы он был мертвым. Я к чему тебе все это рассказываю, — Панкратов встал с кресла, взял сигару и откусил кончик, хотя рядом лежал специальный ножик, сплюнул прямо под ноги, — дело очень серьезное, Курт, ты уж извини," что; я тебя так называю.
— Мне все равно как меня называют.
— Так вот через неделю, может быть, через две, мы перевезем оттуда самую большую партию. Все можем заработать большие деньги. И нам не хочется, чтобы ФСБ — все эти борцы с наркоманами узнали и перехватили груз. Надеюсь, не надо объяснять сколько мы потеряем в случае провала.
— Много, — сказал Курт и интонация была вполне красноречивой вопросительной и восклицательной одновременно.
— Да, очень много.., не получим денег и еще свои придется отдавать. Пожалуйста, там будь поосторожнее. Сильно не следи. Как вычислишь, сразу убери.
— А если ошибусь? — задал вопрос Курт.
— Вот это исключено. Тебе деньги платят, чтобы ты не ошибался, — очень строго сказал Панкратов. — На этот раз можешь взять с собой одного человека из своих. Илья Данилович тебя свяжет с нашими, с теми, кто надежен.
,:
— Так куда я должен буду прилететь, в саму Алма-Ату?
— Да, в Алма-Ату, а оттуда на машине, документы все сделают. Поедешь в Джезказган, это недалеко от Байконура, там будь поосторожнее — там полно ФСБэшников, ГРУшников — вообще, будь там осторожен.
— Понял, — сказал Курт.
— Документы и все остальное люди Ильи Даниловича тебе выдадут и проконсультируют. Так что в добрый путь, Курт. Связь держи с нами. Когда вернешься, сможешь отдохнуть недельку-другую до прихода груза. Никому ничего не объясняй.
— Понял, — махнул рукой Курт и щелкнул пальцами, — а коньяка мне нальете?
— Как же, как же, налью, — сказал Сиваков и взял бутылку, чистую рюмку и принялся лить.
Курт молчал, пока коньяк не заполнил рюмку до половины.
— Столько много? Ты же за рулем?
— Меня повезут, я могу выпить.
Панкратов выпустил кольцо голубоватого дыма.
— Ну, я поехал, — не прощаясь Иван Антонович, покинул кабинет Сивакова.
Сразу три машины выехали из ворот и помчались в сторону Москвы. Впереди шла BMW, в середине «мерседес», а сзади джип. И во всех машинах была охрана.
Панкратов был очень осторожен и понимал, что сейчас не время бравировать и быть смелым. Ведь после того, что они сделали со своими конкурентами руками Курта, желающих поквитаться с ним предостаточно. А рисковать попусту он не любил.
— Я уезжаю, — сказал Курт, — а твоя жена завтра будет здесь.
— Хорошо, — Сиваков поднял рюмку, в которой было чуть-чуть коньяка и допил — Дерьмовый коньяк, — сказал Курт, — и вообще, я коньяк не люблю.
— Самый лучший какой бывает, пятьсот долларов бутылка.
— Мне не важно, сколько он стоит, он просто невкусный передержанный.
Сиваков удивился подобному замечанию, исходившему от бандита.
— Курт.
— Что такое? — резко открыв глаза, спросил тот.
— Шеф, на посадку идем.
— Ну и что из того?
— Как что? Прилетели, пора браться за работу.
Прямо в аэропорту Курта и Федора встретили люди Панкратова. К Курту они отнеслись с почтением, понимая, что его прислал сюда Панкратов не просто так. Курт был немногословен, ему дали все, что он попросил машину, помощника и оружие, а также документы.
— И куда мы? — спросил Курт у широкоплечего мужчины.
Тот крякнул, вытащил изо рта сигарету.
Сам же Панкратов с хозяином дома уединились на , втором этаже в большом кабинете с окном, выходящим в черный от дождя, почти опустевший сад. Дождь кончился часа полтора назад, и бетонные дорожки уже понемногу подсыхали. Илья Данилович держал в руках рюмку с коньяком и стоял у окна. А Панкратов развалился в глубоком кожаном кресле и сидел, закинув нога за ногу.
— Так думаешь, стоит послать туда Курта, — озвучил Панкратов уже продуманный вопрос.
— Да, думаю, он справится с этим делом лучше других.
— А вот после того как Курт справится, надо и с ним разобраться.
— Я и сам про это думаю, каждый день, каждый час, каждую минуту. Он, конечно, нужный человек и помог нам сильно.
— Нужный-то нужный, — сказал Панкратов, — но слишком он на себя одеяло потянул, слишком многого я хочет. Надеюсь, ты же, Илья, не считаешь его равным себе или мне?
— Нет, конечно, не считаю. Он мразь, уголовник, рецидивист.
— Вот и я думаю, что нам с такими людьми лучше не водиться, лучше избавляться от них. Хороший Курт — мертвый Курт. Кстати, во сколько он должен подъехать? — спросил Панкратов, посмотрев на свои часы.
Сиваков взглянул на стенные часы.
— Минут через пятнадцать будет.
— Софья все еще у него?
— Да.
— Пускай посидит, может, поумнеет, — с долей злости пробормотал Сиваков и махнул рукой.
— Жестокий ты человек, Илья Данилович.
— В нашем деле по-другому не бывает.
— Кстати, дом на кого записан? — спросил Панкратов, хотя прекрасно знал, что дом пока еще записан на Софью, как и большая часть имущества Сивакова.
«А вот деньги на заграничных счетах, те уж, наверняка, все на Сивакове. И скорее всего супруга о деньгах, вообще, ни ухом, ни рылом».
— Плесни-ка мне еще коньяка, Илья Данилович, больно он у тебя хорош.
— У меня и сигары есть отменные. Не желаешь?
— Сигару говоришь? Тогда мы с тобой станем похожи на наркобаронов.
— А мы и есть наркобароны, Иван Антонович, ни больше, ни меньше. Сейчас контролируем большую часть наркотиков, идущих на Запад, да и в России мы прихватили процентов тридцать. А по Москве, так вообще процентов шестьдесят. Кстати, что говорит генерал?
— Дал я ему денег, ты знаешь, много дал, но зато сохранили груз, выхватили прямо из-под носа у его ребят. Тоже мужик гнилой.
— Не боишься, что напустит он на тебя и на меня своих архаровцев.
— Нет, не боюсь, — улыбнулся Панкратов, но улыбка получилась какая-то грустная, — чего нам, собственно говоря, бояться? У нас есть кассета, она для генерал как иголка для Кощея Бессмертного. Если что, ее передадут журналистам, передадут министру, людям президента и тогда генералу…
— Да уж, мало не покажется, — поставил рюмку на край стола Сиваков, — здорово тогда мы все это устроили.
— Да уж, здорово!
— И не говори. И свидетелей, главное, теперь нет, все мертвые, знают об этом ты, я, кто еще?
— А то ты не знаешь? — хмыкнул Панкратов, — еще знают два человека и еще у двоих есть эта же кассета. Лежит себе где-то в Вене. Но в случае чего всплывет. Всплывет мгновенно.
— Это хорошо. Знаешь, того гада, который нас изнутри сдает, надо во что бы ни стало вычислить. Вычислить и убрать, потому что если…
— Знаю, знаю, — сцепив пальцы, пробормотал Панкратов, — последняя партия в этом году, и будем ждать следующего года.
— А может, разобьем ее на две части?
— Да ты что? Ведь уже все договорено.
— Можно переиграть, — сказал Сиваков.
— Нет, переигрывать уже поздно. Я пообещал, они готовят деньги.
— Ну, если деньги готовят, то тогда да. А сколько?
— Очень много. Как никогда много. Тонна двести пятьдесят семь килограммов.
— Ух ты! Бля! — не выдержал и ругнулся Илья Данилович Сиваков и потер мгновенно вспотевший лоб. — Тонна двести пятьдесят семь. Столько мы еще никогда не вывозили.
— Вывезем и будем отдыхать до следующего года, до следующего урожая.
— А что они там, уже все подготовили?
— Все готово, расфасовано, только лежит в разных местах. Надо будет свести.
— И когда ты наметил?
— Что наметил? Пока об этом рано думать.
Панкратов заговорил жестко по-деловому.
— Сейчас самое главное — найти шестерку и ликвидировать эту суку, иначе все может рухнуть. Представляешь, Илья Данилович, тонну двести потерять.
— Даже не представляю.
— Этого не должно случиться, тогда мы потеряем все.
— Ну, допустим не все, — хмыкнул вновь Панкратов, — но большую часть, это уж точно.
В дверь негромко постучали.
— Кто там? — зло крикнул Сиваков.
— Приехал Курт, можно его сюда? — спросил охранник, пряча зажженную сигарету в кулак.
— Давай, пусть поднимается. И не бойся ты его, Илья Данилович, он нас должен бояться, — сказал Панкратов, — он кто? Всего лишь исполнитель. Деньги-то у нас, наркотики у нас. Так что его не бойся.
— Да я его особо и не боюсь.
— Как только он разберется в Казахстане, тогда мы разберемся с ним.
Курт был мрачен. Он, насупив брови под черной косой челкой, вошел в кабинет и осмотрелся по сторонам.
— Проходи и не стесняйся.
Мужчины пожали друг другу руки. Панкратов сделал это движение даже чуть более подобострастно, чем следовало. Хотя и говорил Сивакову, что бояться Курта не стоит.
Курт стоял посреди ковра, глядя то на Сивакова, то на Панкратова, ожидая, что те скажут.
— Вот что тебе придется сделать, — начал Панкратов. — В Москве ты наследил, шуму очень много, стольких людей положили, что пальцев у нас всех не хватит.
— Почему не хватит, — Курт подошел ко второму глубокому кожаному креслу и уселся.
Из-за пояса брючного ремня торчала массивная рукоятка пистолета.
— Вот ты ходишь открыто с оружием, а если нарвешься?
— Курт не Нарвется, он осторожен, — в третьем лице сказал о себе бандит.
— Хорошо, если так, — Сиваков прошелся рядом с гостем, — тебе придется полететь в Казахстан. И полетишь ты завтра утром до Алма-Аты, там тебя встретят. Оружие с собой, естественно, не бери. Все, что нужно, тебе там дадут.
— Какого хрена, — сказал Курт, — мне тянуться в Казахстан?
— Сейчас ты все поймешь. Там среди наших есть одна сука, шестерка, — заговорил Панкратов, — он скорее всего связан с региональным управлением по борьбе с незаконным оборотом наркотиков и оповещает, когда пойдет груз. Большего он не знает, но время ему известно, ни разу не ошибся.
— Да? — удивился Курт.
— Да, — ответил Панкратов, — Илья Данилович, ты ему все объяснишь.
— Наших там не так уж много. А тех, кто знает о перемещении груза, вообще, единицы. Так что думаю, ты сможешь вычислить.
— И что с ним сделать? — спросил Курт и улыбнулся, показывая немного сточенные острые зубы.
— — Что с ним делать? А это на твое усмотрение.
Что захочешь, то и делай. Но главное, чтобы он был мертвым. Я к чему тебе все это рассказываю, — Панкратов встал с кресла, взял сигару и откусил кончик, хотя рядом лежал специальный ножик, сплюнул прямо под ноги, — дело очень серьезное, Курт, ты уж извини," что; я тебя так называю.
— Мне все равно как меня называют.
— Так вот через неделю, может быть, через две, мы перевезем оттуда самую большую партию. Все можем заработать большие деньги. И нам не хочется, чтобы ФСБ — все эти борцы с наркоманами узнали и перехватили груз. Надеюсь, не надо объяснять сколько мы потеряем в случае провала.
— Много, — сказал Курт и интонация была вполне красноречивой вопросительной и восклицательной одновременно.
— Да, очень много.., не получим денег и еще свои придется отдавать. Пожалуйста, там будь поосторожнее. Сильно не следи. Как вычислишь, сразу убери.
— А если ошибусь? — задал вопрос Курт.
— Вот это исключено. Тебе деньги платят, чтобы ты не ошибался, — очень строго сказал Панкратов. — На этот раз можешь взять с собой одного человека из своих. Илья Данилович тебя свяжет с нашими, с теми, кто надежен.
,:
— Так куда я должен буду прилететь, в саму Алма-Ату?
— Да, в Алма-Ату, а оттуда на машине, документы все сделают. Поедешь в Джезказган, это недалеко от Байконура, там будь поосторожнее — там полно ФСБэшников, ГРУшников — вообще, будь там осторожен.
— Понял, — сказал Курт.
— Документы и все остальное люди Ильи Даниловича тебе выдадут и проконсультируют. Так что в добрый путь, Курт. Связь держи с нами. Когда вернешься, сможешь отдохнуть недельку-другую до прихода груза. Никому ничего не объясняй.
— Понял, — махнул рукой Курт и щелкнул пальцами, — а коньяка мне нальете?
— Как же, как же, налью, — сказал Сиваков и взял бутылку, чистую рюмку и принялся лить.
Курт молчал, пока коньяк не заполнил рюмку до половины.
— Столько много? Ты же за рулем?
— Меня повезут, я могу выпить.
Панкратов выпустил кольцо голубоватого дыма.
— Ну, я поехал, — не прощаясь Иван Антонович, покинул кабинет Сивакова.
Сразу три машины выехали из ворот и помчались в сторону Москвы. Впереди шла BMW, в середине «мерседес», а сзади джип. И во всех машинах была охрана.
Панкратов был очень осторожен и понимал, что сейчас не время бравировать и быть смелым. Ведь после того, что они сделали со своими конкурентами руками Курта, желающих поквитаться с ним предостаточно. А рисковать попусту он не любил.
— Я уезжаю, — сказал Курт, — а твоя жена завтра будет здесь.
— Хорошо, — Сиваков поднял рюмку, в которой было чуть-чуть коньяка и допил — Дерьмовый коньяк, — сказал Курт, — и вообще, я коньяк не люблю.
— Самый лучший какой бывает, пятьсот долларов бутылка.
— Мне не важно, сколько он стоит, он просто невкусный передержанный.
Сиваков удивился подобному замечанию, исходившему от бандита.
* * *
Всю дорогу в самолете от Москвы до Алма-Аты Курт дремал, и лишь когда самолет пошел на посадку, Федор тронул его за плечо.— Курт.
— Что такое? — резко открыв глаза, спросил тот.
— Шеф, на посадку идем.
— Ну и что из того?
— Как что? Прилетели, пора браться за работу.
Прямо в аэропорту Курта и Федора встретили люди Панкратова. К Курту они отнеслись с почтением, понимая, что его прислал сюда Панкратов не просто так. Курт был немногословен, ему дали все, что он попросил машину, помощника и оружие, а также документы.
* * *
«Уазик» с военными номерами, за рулем которого сидел Курт, быстро мчался по степи. Солнце стояло высоко, степь выглядела абсолютно безлюдной.— И куда мы? — спросил Курт у широкоплечего мужчины.
Тот крякнул, вытащил изо рта сигарету.