Страница:
Чиркнул дешевой одноразовой зажигалкой, затянулся с удовольствием. Когда от сигареты остался только фильтр с островком живого, горячего пепла, в приоткрытую дверь просунулась незнакомая голова:
– Шаин-мюэллим требует вас к себе. “Наверное, так зовут человека с бокалом шербета. Вот с “мюэллимом” сподобился познакомиться. Учитель, мать его за ногу!"
Рублева проверили на наличие оружия и пропустили дальше. Шаин-мюэллим теперь сидел, закинув ногу за ногу, на угловом диване. Перебирал крупные янтарные четки с черной кисточкой. Голова его, испещренная пятнами седины, выглядела совсем пегой.
– Ты говорил, Борис тебя зовут?
– Да. Борис, – Рублеву не хотелось брать чужое имя.
– Ну, и на что ты, Борис, рассчитываешь? Выиграть хочешь?
– Попытаюсь.
– Наши клиенты в “дурака” играть не станут. Иди на Сабунчинский вокзал, может, там обставишь кого-нибудь по мелочи.
– По мелочи меня не устраивает. Попробую в рулетку.
– Играл хоть когда?
– Надо же когда-то начинать.
– Сними-ка рубашку. Не волнуйся, считай, что это медосмотр.
– Чего волноваться? Достаточно походил по форме номер два.
– Я сразу понял, что ты человек армейский. Ждал, когда сам заговоришь.
– Дело прошлое, – сказал Комбат, вешая рубашку на спинку стула.
Шаин-мюэллим встал, присматриваясь к рельефным мышцам на груди и животе, к операционным швам.
– Как же ты себе в России работы не нашел? Такие там сейчас ценятся.
– Характер не тот – прогибаться не люблю. А в начальники никто не приглашает.
– Негнущихся жизнь ломает. Но если ты столько продержался…
– Оденусь. Свежо тут у вас от кондиционера.
Комбата раздражало, что его оценивают, как раба на рынке. Но он чувствовал силу, поэтому не так остро ощущал унижение.
– Конечно – одевайся. Что думаешь делать?
– Если выиграю достаточно, сниму хату. Подожду пару недель – может, сестра объявится.
– А если проиграешь?
– Не знаю. Придумаю что-нибудь, не пропаду.
– Неужели тебе в России места не нашлось? Кто там такой крутой, что может везде тебя достать? Я только две таких банды знаю:
МВД и ФСБ. Не им ты случайно задолжал?
– Зачем вам такие подробности? Только для того, чтобы пустить меня поиграть один вечер?
Называть этого типа на “вы”, конечно, слишком большая честь, но ничего, придется потерпеть.
– А вдруг у меня другие планы? Может, предложу тебе верный заработок.
– Ну и что теперь? Анкету заполнять – состоял ли я в комсомоле, имею ли научные труды и изобретения?
– Зачем заполнять? Мне здесь лишние бумаги не нужны.
– Что вам мои слова? Поверите на все сто процентов? Сомневаюсь. Даже на пятьдесят вряд ли.
– Можно навести о тебе справки. У наших ребят-азербайджанцев там везде друзья – в милиции тоже. Это чечены договариваться не в состоянии, везде и всюду прут напролом. Сразу за пушки хватаются или за ножи. Наши в России всегда ладят, все вопросы полюбовно решают. Нам важно дело сделать, а не себя показать.
Комбат навострил уши, услыхав о чеченцах, но Шаин-мюэллим не стал углубляться дальше.
– Проверяйте, если игра стоит свеч.
Глава 8
Глава 9
– Шаин-мюэллим требует вас к себе. “Наверное, так зовут человека с бокалом шербета. Вот с “мюэллимом” сподобился познакомиться. Учитель, мать его за ногу!"
Рублева проверили на наличие оружия и пропустили дальше. Шаин-мюэллим теперь сидел, закинув ногу за ногу, на угловом диване. Перебирал крупные янтарные четки с черной кисточкой. Голова его, испещренная пятнами седины, выглядела совсем пегой.
– Ты говорил, Борис тебя зовут?
– Да. Борис, – Рублеву не хотелось брать чужое имя.
– Ну, и на что ты, Борис, рассчитываешь? Выиграть хочешь?
– Попытаюсь.
– Наши клиенты в “дурака” играть не станут. Иди на Сабунчинский вокзал, может, там обставишь кого-нибудь по мелочи.
– По мелочи меня не устраивает. Попробую в рулетку.
– Играл хоть когда?
– Надо же когда-то начинать.
– Сними-ка рубашку. Не волнуйся, считай, что это медосмотр.
– Чего волноваться? Достаточно походил по форме номер два.
– Я сразу понял, что ты человек армейский. Ждал, когда сам заговоришь.
– Дело прошлое, – сказал Комбат, вешая рубашку на спинку стула.
Шаин-мюэллим встал, присматриваясь к рельефным мышцам на груди и животе, к операционным швам.
– Как же ты себе в России работы не нашел? Такие там сейчас ценятся.
– Характер не тот – прогибаться не люблю. А в начальники никто не приглашает.
– Негнущихся жизнь ломает. Но если ты столько продержался…
– Оденусь. Свежо тут у вас от кондиционера.
Комбата раздражало, что его оценивают, как раба на рынке. Но он чувствовал силу, поэтому не так остро ощущал унижение.
– Конечно – одевайся. Что думаешь делать?
– Если выиграю достаточно, сниму хату. Подожду пару недель – может, сестра объявится.
– А если проиграешь?
– Не знаю. Придумаю что-нибудь, не пропаду.
– Неужели тебе в России места не нашлось? Кто там такой крутой, что может везде тебя достать? Я только две таких банды знаю:
МВД и ФСБ. Не им ты случайно задолжал?
– Зачем вам такие подробности? Только для того, чтобы пустить меня поиграть один вечер?
Называть этого типа на “вы”, конечно, слишком большая честь, но ничего, придется потерпеть.
– А вдруг у меня другие планы? Может, предложу тебе верный заработок.
– Ну и что теперь? Анкету заполнять – состоял ли я в комсомоле, имею ли научные труды и изобретения?
– Зачем заполнять? Мне здесь лишние бумаги не нужны.
– Что вам мои слова? Поверите на все сто процентов? Сомневаюсь. Даже на пятьдесят вряд ли.
– Можно навести о тебе справки. У наших ребят-азербайджанцев там везде друзья – в милиции тоже. Это чечены договариваться не в состоянии, везде и всюду прут напролом. Сразу за пушки хватаются или за ножи. Наши в России всегда ладят, все вопросы полюбовно решают. Нам важно дело сделать, а не себя показать.
Комбат навострил уши, услыхав о чеченцах, но Шаин-мюэллим не стал углубляться дальше.
– Проверяйте, если игра стоит свеч.
Глава 8
Под конец беседы человек с пегими волосами спросил, где остановился Комбат.
– Ночь ведь ты должен был где-то проспать. Скажешь на улице ночевал?
– В Бузовнах, на пляже. Гасана выдавать не хотелось, но далеко от правды тоже лучше не отклоняться.
– Так далеко забрался?
– Три года моря не видел, хотел искупаться. А ближе ничего хорошего. Сами знаете – мазут на воде плавает.
– Просто пленка радужная. Если ветер северный, можно и ближе купаться, все дерьмо от берега отгоняет… Любите вы, русские, загорать да плавать. Я вот всю жизнь возле моря живу, а на пляже забыл, когда был последний раз. Вода, песок – скучно. Я езжу поохотиться. Любишь охоту? Любишь пострелять?
– В армии настрелялся, хватит.
– Ладно, – Шаин-мюэллим достал пачку манатов. – В пересчете на зелень здесь примерно полтинник. Бери, только играть не лезь – все просадишь. Еще не знаю, что это: аванс или просто матпомощь одноразовая. Если ночевать негде, могу предложить здесь, в гостинице, подсобное помещение. Извини, номер с кондиционером пока не для тебя.
На этом аудиенция закончилась. Кто-то из числа мелкой сошки показал Комбату “апартаменты” с небольшим окошком на уровне земли и тахтой. Здесь же, в помещении три на три метра, стояли ведра, швабры, слесарный инструмент для ремонта гостиничной сантехники.
"Это уж точно не комфорт. По сравнению с Бузовнами намного хуже, но ты ведь сюда не за комфортом прикатил. Дело, кажется, сдвинулось, “мюэллим” подумывает о том, чтобы тебя использовать. Мир, где крутятся деньги, состоит из сообщающихся сосудов. Стоит попасть в один – и ты рано или поздно выплывешь в другой.
Здесь, у озера, царило спокойствие. Вот и сейчас, когда они с Алпаем подошли к берегу, поверхность озера казалась зеркальной.
– Он спрашивает, что случилось. Почему тот человек уже неделю молчит?
Алпай всегда вел себя очень осторожно. Не только в своих интересах, но и в интересах общего дела. Ичкерия нуждалась в абсолютно чистых фигурах – в людях, которые завтра смогут свободно перемещаться по всему миру, решать вопросы в Москве, быть назначенными на высокий пост в новой, подконтрольной русским администрации. Но держать таких людей просто в резерве уже не было возможности – слишком круто разворачивались события.
Даже сейчас, когда они находились на открытом месте и в радиусе ста метров никого не наблюдалось, Алпай называл Басаева “он”, а московского информатора – “тот человек”. Что касается информатора, его имени и фамилии, похоже, в самом деле никто не знал, может быть, даже среди чеченского руководства. На определенный счет регулярно сбрасывались доллары, а из Москвы более или менее регулярно поступала информация.
Когда у чеченцев появилась абсолютная уверенность в лояльности новообращенного мусульманина Ибрагима, когда они убедились, что из своих спецов некого поставить рядом, Бурмистров получил задание обеспечить абсолютную секретность каналу связи.
Живой разговор по любой линии связи – хоть проводной, хоть спутниковой – это всегда электромагнитные волны. Волны, которые можно перехватить. Пусть даже некоторое устройство обеспечит автоматическую шифрацию сигнала. В любом случае сигнал этот можно будет идентифицировать как сообщение и при современных мощностях вычислительной техники достаточно быстро расшифровать.
"Главное, чтобы сообщение не выглядело как сообщение”, – решил Бурмистров. И выбрал самую обычную электронную почту, которая отслеживается и фильтруется поисковыми системами всех спецслужб мира. Изюминка состояла в том, чтобы передавать информацию не в виде некоторого текста, а в виде кодов, вкрапленных в изображение.
Недоверчивым и слабо разбирающимся в компьютерных тонкостях чеченцам долго пришлось доказывать надежность этого варианта. Игорь-Ибрагим объяснял, что представляет собой изображение для компьютера – битовую карту, где каждая точка имеет свой код оттенка серого, если картинка черно-белая, или код цвета, если картинка цветная. Из огромного множества точек слагается изображение высокой четкости, при этом отдельная точка превращается на экране в мельчайшую крапинку, неразличимую невооруженным глазом. Если она несет информацию не о цвете, а о букве, то на общем виде картинки это никак не скажется. Таких мелких крапинок можно рассыпать по изображению достаточно много – несколько десятков.
Чтобы нагляднее продемонстрировать суть дела, Бурмистров подготовил образец – картинку с видом Красной площади, куда было вкраплено несколько предложений. Предлагал смотреть как угодно, с любым увеличением. Чеченцы жаловались, что Кремль с российским флагом они не могут воспринимать спокойно. Тогда Бурмистров поменял изображение – его рассматривали долго и упорно, но не могли отыскать никакого подвоха.
Ибрагим сам щелкал “мышью” раз, другой, третий, выводя на экран монитора все более мелкий фрагмент. Структура становилась четче, – вот они квадратики-зерна.
– Вот этот должен быть другого цвета, – чеченец тыкнул пальцем в экран монитора.
– И этот, – удовлетворенно подхватил другой.
– На любом, переведенном в “цифру” фотоснимке при таком увеличении вы обнаружите не десять и не двадцать, а гораздо больше пикселов, которые кажутся не правильными по цвету. Это естественные погрешности, они возникают сначала при фотосъемке, потом при сканировании.
Чеченцы, надо отдать им должное, схватывали быстро. Они убедились, что на каждой битовой карте присутствует “шум”, вроде потрескивания при разговоре по рации. Поэтому “не правильные” элементы с определенными, заранее известными координатами трудно будет распознать стороннему наблюдателю.
Когда военное руководство, с которым русский специалист непосредственно не контактировал, согласилось, встал вопрос выбора картинок. Бурмистров решил, что они должны быть специфическими. Взять голых баб в откровенных позах? Любого мужика здесь зацепит сама суть, как цеплял чеченцев – только по другой причине – образ Красной площади.
Только кто и кому будет пересылать порнуху по электронной почте? Хотя бы из России на Запад – поставщики живого товара хотят заранее выяснить, каких девочек присылать для тамошних борделей. В такой, полукриминальной упаковке не заподозрят двойного дна. Скорее подвоха будут искать за абсолютно невинным фасадом – какими-нибудь видами природы или рекламой чипсов.
…Обе их фигуры отражались в неподвижной воде озера. Бурмистров, накинувший куртку от спортивного костюма, и Алпай, в пиджаке и галстуке, в неизменной шапке из каракуля с черными мелкими завитками.
– Пока, я думаю, нет причин для беспокойства. И раньше случались паузы.
– Я тебе объясню. Он считает, что те трое были только… Как это по-русски – шары на пробу?
– Пробный шар бывает один. Целых три? В Москве, конечно, своих не больно жалеют. Но нормальных спецназовцев у них не так много, чтобы расшвыриваться.
– Он считает, что следом придут другие. Поэтому беспокоится, что человек замолчал.
– Напрасно этих на месте кончили, – сказал Бурмистров и сорвал травинку. – Понимаю, живьем таких трудновато было взять.
– Нечего из них выжимать. А риск есть. “Моссад”, знаешь, какие вещи делает? Забирают кого-то, потом отпускают через месяц. Люди из “Хезболлах” или еще откуда, подозревают, что тот продался – завербован. Везут допрашивать, а допрос, сам понимаешь, рядовые не ведут. Допрашивают день-два где-нибудь в Ливане. Потом точно по дому вдруг ударяет ракета воздух – земля. Оказывается “Моссад” выпустил врага не простого, а с пилюлей, которая радиосигнал передает. Причем координаты можно засечь с точностью до двух-трех метров.
– По-моему, вы усложняете, – пожал плечами Бурмистров. – ФСБ не “Моссад”, там другие методы.
– Это раньше они были на ножах. Теперь дружить начинают – общие враги появились. Обмениваются опытом.
– Надо было проверить морги. Дело недолгое.
– Проверили. Ничего не нашли.
– Вот видишь.
– Он сказал, что не может быть уверенным на все сто.
– В чем проблема? Поставить рядом прибор – если есть излучение, он его засечет.
– Приборам он тоже не доверяет. Бурмистров намотал травинку на палец.
– Что от меня требуется?
– Передай конкретный запрос: думают посылать в Азербайджан вторую партию или нет?
– Хорошо, передам.
Алпай Шурмагомедов смотрел в лицо собеседнику и поражался абсолютной уверенности, которую излучал этот человек, один среди чужих. Самоуверенных людей с избытком хватало и среди чеченцев, но это почти всегда была лихость наездника на глазах у толпы, постоянная потребность самоутверждения.
Здесь уверенность покоилась на полном безразличии к окружающим. Ни разу за все время Ибрагим не попытался завести разговор о чем-то помимо работы, хотя бы изобразить заинтересованность в успехах дела Ичкерии.
"Если всех чеченцев от мала до велика перебьют, он не сильно огорчится, – в который сказал себе Алпай. – Он за нас только потому, что мы воюем с федералами, ему важно своим насолить”.
Наверное, поэтому Бурмистрову и доверяли, как никогда и никому из иностранцев: русским, украинцам, афганцам, арабам, таджикам, азербайджанцам Игорь-Ибрагим и пальцем не пошевелил, чтобы выглядеть своим. Просто работал без лишних слов, просто стал незаменимым.
– Как там Гидж-Иван? – вспомнил он. – Еще летает?
– Что ему сделается? – усмехнулся Алпай. Речь зашла о летчике, который давно курсировал над Азербайджаном на своем боевом вертолете. Курсировал без определенной цели, надеясь непонятно на что.
Полтора года назад были окончательно решены спорные вопросы по военному имуществу между Республикой Азербайджан и Российской федерацией. Все военные аэропорты давно уже перешли в новые руки, но на одном из них – на полпути между Баку и дагестанской границей – оставалось несколько единиц техники, формально еще не переданных. Среди них – “МИ-24 П” в отличном состоянии.
Еще в пору карабахской войны летчику этой машины предлагали слетать на боевое задание за наличные. Он отказывался, говорил, что не будет выпускать ракеты по советской территории. К тому времени на земле не осталось даже квадратного сантиметра такой территории, но ему бесполезно было объяснять такие вещи. Чужих к вертолету он даже близко не подпускал.
Санкция на применение силы не поступила – у местных генералов продолжались переговоры с Москвой. Имея в распоряжении десяток новейших “СУ"-шек и столько же вертолетов, они не спешили переть внаглую. Никуда русские не денутся, сами все отдадут рано или поздно.
Расчет оказался верным. Но карты спутал летчик – поднялся в небо и перелетел границу. Из штаба пришло указание немедленно вернуть “винт” новым хозяевам. То ли никому другому неохота было лететь, то ли начальство решило, что офицер залетел в Махачкалу просто по недоразумению, но ему же самому и поручили выполнять задание.
Он вернулся, но отдавать свою машину не стал. С тех пор бороздил закавказское небо вдоль и поперек, благо нелетная погода здесь случалась крайне редко. С началом штормового ветра уходил подальше от каспийского побережья. Несколько раз в году, когда с севера прорывались тучи, смещался на юг, ближе к иранской границе.
Садился только для того, чтобы заправить машину и затребовать пищи – самой простой. В молоке и хлебе он сразу почувствовал посторонние примеси. Несколько раз выбрасывал принесенное, заподозрив попытку то ли усыпить его, то ли отравить.
Персонал военных аэропортов, разбросанных по всему Азербайджану, удовлетворял запросы, не заставляя повторять дважды. Просто у летчика, которого прозвали с тех пор Гидж Иван (Чокнутый Иван), всегда оставлял в баке достаточный запас топлива, чтобы взлететь и выпустить боезапас ракет. Дважды его пытались сбить в полете, в момент снижения. Но какое-то сверхъестественное чутье помогало Гидж Ивану секундой раньше отстрелить ложные цели. По следу выпущенной с земли ракеты он тут же наносил ответный удар. Третьего стрелка не нашлось, тем более, что прочная броня “двадцать четверки” не гарантировала успеха даже после прямого попадания.
О том, чтобы сбить “сумасшедшего” пилота с воздуха, не могло быть и речи. Своих более или менее приличных военных летчиков азербайджанцы не имели, их надо было еще учить и учить. А на тех русских, которые скрепя сердце согласились ради денег здесь служить, рассчитывать не приходилось. Инструкторами они могли еще быть, но расстрелять ракетой “воздух-воздух” своего же соратника…
С течением времени на Гидж-Ивана махнули рукой – пусть себе летает. Бензина на аэродромах хоть залейся, военных действий нет и острой нужды в лишнем “винте” тоже. Рано или поздно вопрос отпадет сам собой, человек ведь не в состоянии столько времени сидеть за штурвалом. Вреда его курсирование никому не приносит. Растратит запал и пойдет на переговоры, на полюбовное решение вопроса. Заодно и машина окажется целой – такую технику лучше сохранить.
Чеченцев, действующих в Азербайджане, “винт” тоже не сильно беспокоил. Если бы Гидж-Иван горел желанием воевать, он бы нашел способ перелететь на фронт в Чечню. Раз он столько времени бесполезно кружит в воздухе, значит у него в самом деле поехала крыша. Отсыпаться ему ведь практически некогда, а ни один нормальный человек не выдержал бы столько без отдыха.
Всю эту историю Игорь-Ибрагим знал в подробностях. И не разделял общего благодушия, считал, что призрак в небе представляет собой проблему, которую надо устранить. Устранить так, чтобы не испортить вертолета и, соответственно, отношений с властями.
А может быть, эта необычная задача имела для него лично спортивный интерес? Однако Алпай не хотел обсуждать эту тему, он получил от начальства конкретный перечень вопросов, актуальных на сегодняшний день. Бурмистров не стал настаивать, он знал, что таких инициатив от него не требуется.
Выглянув наружу, он разглядел только бампер и передние колеса микроавтобуса, поставленного на ночь во внутреннем дворике, вплотную к стене. Выбрался в коридор с пузырящимся линолеумом и кое-как покрашенными стенами. Вверху, над головой, – бар, обращенный окнами к бульвару. Если прислушаться, можно уловить музыку – бар работает, но сбавил громкость, чтобы не беспокоить постояльцев. Сейчас, когда столько разговоров о нефтяных богатствах Каспия, здесь, в гостинице, наверняка останавливаются не последние лица из крупных западных фирм.
Теперь фойе. Служебный лифт отключили на ночь, но лифтом Комбат не собирался воспользоваться. Никаких задач он перед собой не ставил – но если уж не спится, лучше потратить время с толком, лишний раз осмотреться. В безлюдных коридорах, когда каждый звук раздавался рельефно, Комбат чувствовал себя гораздо лучше, чем в переполненном казино.
Неслышно ступая, он поднялся по лестнице на третий этаж, двинулся по ковровой дорожке, машинально считывая цифры с запертых дверей. Четные номера, как обычно, находились по одну сторону, нечетные – по другую. В некоторых номерах негромко разговаривали по-английски. Здесь кто-то тяжело сопел и раздавались женские стоны – так проститутки изображают оргазм для клиентов. Дальше – снова тишина.
Прозрачная дверь, одна из немногих незапертых, вела на балкон, который протянулся во всю длину фасада и коротким отростком загибался за торец здания. Рублев мгновенно окунулся в духоту южной ночи, красоты которой ему не хватало последнее время. На небе почти не видно было звезд – отсвет большого города окрашивал его в оранжевый цвет.
Комбат запрокинул голову, пытаясь охватить взглядом всю коробку здания с редкими светящимися окнами. Вдруг ему почудилась тень на уровне шестого этажа – она как будто скользнула по стене снаружи и исчезла. Не отрывая от стены взгляда, Комбат проследовал в дальний конец балкона. Он сразу увидел худое и гибкое существо в темной майке, оттопыренной на животе. Существо быстро спускалось вниз, пользуясь многочисленными выступами на стене. Каждое его движение, похожее на мелкого опасливого зверька, указывало на то, что это вор. Как только человек мягко соскочил рядом с Комбатом, тот сделал несколько широких шагов и крепко ухватил его повыше локтя.
– Сикдир ала, – злобно выругался воришка.
Когда вырваться не удалось, он вывернул шею и зубами вцепился в Комбатову руку.
– Ну-ка, тихо, – спокойно проговорил Рублев.
Услышав русскую речь, воришка вдруг разразился таким трехэтажным матом, что Рублеву стало ясно – свой. Паршивая овца, но – свой. Ни один азербайджанец, каким бы он ни был знатоком “великого и могучего”, сколько бы ни прожил в России, никогда не смог бы мгновенно выдать такую сложную речевую конструкцию.
– Ты чего здесь лазаешь по ночам?
– Не твое поганое дело, – парень понял, что зубами незнакомца не проймешь.
На вид ему было лет двадцать с небольшим. Мелкий, узкоплечий, весь как будто резиновый – без костей и позвоночника.
– Ну что, много набрал?
– А ты, падла, чужими руками жар загрести хочешь? – кипел от возмущения парень. – Нашелся тут! Я тебе горло перегрызу прежде, чем ты с меня хоть что-то поимеешь.
Рублев выглянул вниз, там прохаживался милицейский патруль. В любой момент их обоих могут заметить. У него не было ни малейшего желания сдавать парнишку блюстителям порядка.
– Отойдем с глаз подальше.
Парень еще раз попытался вырваться.
– Твою мать…
– Придержи язык, сопляк, – Рублев отвесил легкий подзатыльник.
– Ну хорошо, я отвалю тебе штуку баксов. Парень не собирался делиться добычей, рассчитывая слинять, как только незнакомец, заинтересовавшись предложением, ослабит хватку. Теперь они стояли в коридоре – безлюдном, но хорошо освещенном.
– Знаешь, как отсюда выбраться?
– Не твоя забота.
– Ладно, иди, – отвел руки Рублев. – Видел внизу ментов?
– Видел.
– Иди, не нужно мне ничего.
– А ты мастер оставаться в тени. Я, блин, вообще не ожидал.
Парень уже оправился от страха и теперь поправлял майку.
– Если что вдруг понадобится, найдешь меня в магазинчике “Аудио-Видео” на Хагани. Рядом с хлебным, там еще конечная остановка троллейбусов. Спросишь Ворону.
Худой, с большим носом, одетый во все черное, он в самом деле напоминал эту птицу.
"Может, и выдумал, – подумал Комбат – Притащусь как дурак, а там отродясь таких магазинов не бывало”.
– Смотри, поаккуратней выползай.
– Не учи ученого!
– Ночь ведь ты должен был где-то проспать. Скажешь на улице ночевал?
– В Бузовнах, на пляже. Гасана выдавать не хотелось, но далеко от правды тоже лучше не отклоняться.
– Так далеко забрался?
– Три года моря не видел, хотел искупаться. А ближе ничего хорошего. Сами знаете – мазут на воде плавает.
– Просто пленка радужная. Если ветер северный, можно и ближе купаться, все дерьмо от берега отгоняет… Любите вы, русские, загорать да плавать. Я вот всю жизнь возле моря живу, а на пляже забыл, когда был последний раз. Вода, песок – скучно. Я езжу поохотиться. Любишь охоту? Любишь пострелять?
– В армии настрелялся, хватит.
– Ладно, – Шаин-мюэллим достал пачку манатов. – В пересчете на зелень здесь примерно полтинник. Бери, только играть не лезь – все просадишь. Еще не знаю, что это: аванс или просто матпомощь одноразовая. Если ночевать негде, могу предложить здесь, в гостинице, подсобное помещение. Извини, номер с кондиционером пока не для тебя.
На этом аудиенция закончилась. Кто-то из числа мелкой сошки показал Комбату “апартаменты” с небольшим окошком на уровне земли и тахтой. Здесь же, в помещении три на три метра, стояли ведра, швабры, слесарный инструмент для ремонта гостиничной сантехники.
"Это уж точно не комфорт. По сравнению с Бузовнами намного хуже, но ты ведь сюда не за комфортом прикатил. Дело, кажется, сдвинулось, “мюэллим” подумывает о том, чтобы тебя использовать. Мир, где крутятся деньги, состоит из сообщающихся сосудов. Стоит попасть в один – и ты рано или поздно выплывешь в другой.
* * *
Алпай пришел на встречу минута в минуту, поздоровался с Бурмистровым за руку, поинтересовался, как здоровье. Это был не праздный вопрос – в Баку Ибрагим чувствовал себя неважно. Его не столько донимала жара, сколько раздражал сильный северный ветер, который местные жители чуть ли не с начала века назвали на европейский манер “нордом”. По улицам росли большей частью тополя – высокие, с обильной листвой. Ветер мотал в разные стороны. Шелестящий шум за окнами, то усиливающийся, то ослабевающий, действовал на нервы.Здесь, у озера, царило спокойствие. Вот и сейчас, когда они с Алпаем подошли к берегу, поверхность озера казалась зеркальной.
– Он спрашивает, что случилось. Почему тот человек уже неделю молчит?
Алпай всегда вел себя очень осторожно. Не только в своих интересах, но и в интересах общего дела. Ичкерия нуждалась в абсолютно чистых фигурах – в людях, которые завтра смогут свободно перемещаться по всему миру, решать вопросы в Москве, быть назначенными на высокий пост в новой, подконтрольной русским администрации. Но держать таких людей просто в резерве уже не было возможности – слишком круто разворачивались события.
Даже сейчас, когда они находились на открытом месте и в радиусе ста метров никого не наблюдалось, Алпай называл Басаева “он”, а московского информатора – “тот человек”. Что касается информатора, его имени и фамилии, похоже, в самом деле никто не знал, может быть, даже среди чеченского руководства. На определенный счет регулярно сбрасывались доллары, а из Москвы более или менее регулярно поступала информация.
Когда у чеченцев появилась абсолютная уверенность в лояльности новообращенного мусульманина Ибрагима, когда они убедились, что из своих спецов некого поставить рядом, Бурмистров получил задание обеспечить абсолютную секретность каналу связи.
Живой разговор по любой линии связи – хоть проводной, хоть спутниковой – это всегда электромагнитные волны. Волны, которые можно перехватить. Пусть даже некоторое устройство обеспечит автоматическую шифрацию сигнала. В любом случае сигнал этот можно будет идентифицировать как сообщение и при современных мощностях вычислительной техники достаточно быстро расшифровать.
"Главное, чтобы сообщение не выглядело как сообщение”, – решил Бурмистров. И выбрал самую обычную электронную почту, которая отслеживается и фильтруется поисковыми системами всех спецслужб мира. Изюминка состояла в том, чтобы передавать информацию не в виде некоторого текста, а в виде кодов, вкрапленных в изображение.
Недоверчивым и слабо разбирающимся в компьютерных тонкостях чеченцам долго пришлось доказывать надежность этого варианта. Игорь-Ибрагим объяснял, что представляет собой изображение для компьютера – битовую карту, где каждая точка имеет свой код оттенка серого, если картинка черно-белая, или код цвета, если картинка цветная. Из огромного множества точек слагается изображение высокой четкости, при этом отдельная точка превращается на экране в мельчайшую крапинку, неразличимую невооруженным глазом. Если она несет информацию не о цвете, а о букве, то на общем виде картинки это никак не скажется. Таких мелких крапинок можно рассыпать по изображению достаточно много – несколько десятков.
Чтобы нагляднее продемонстрировать суть дела, Бурмистров подготовил образец – картинку с видом Красной площади, куда было вкраплено несколько предложений. Предлагал смотреть как угодно, с любым увеличением. Чеченцы жаловались, что Кремль с российским флагом они не могут воспринимать спокойно. Тогда Бурмистров поменял изображение – его рассматривали долго и упорно, но не могли отыскать никакого подвоха.
Ибрагим сам щелкал “мышью” раз, другой, третий, выводя на экран монитора все более мелкий фрагмент. Структура становилась четче, – вот они квадратики-зерна.
– Вот этот должен быть другого цвета, – чеченец тыкнул пальцем в экран монитора.
– И этот, – удовлетворенно подхватил другой.
– На любом, переведенном в “цифру” фотоснимке при таком увеличении вы обнаружите не десять и не двадцать, а гораздо больше пикселов, которые кажутся не правильными по цвету. Это естественные погрешности, они возникают сначала при фотосъемке, потом при сканировании.
Чеченцы, надо отдать им должное, схватывали быстро. Они убедились, что на каждой битовой карте присутствует “шум”, вроде потрескивания при разговоре по рации. Поэтому “не правильные” элементы с определенными, заранее известными координатами трудно будет распознать стороннему наблюдателю.
Когда военное руководство, с которым русский специалист непосредственно не контактировал, согласилось, встал вопрос выбора картинок. Бурмистров решил, что они должны быть специфическими. Взять голых баб в откровенных позах? Любого мужика здесь зацепит сама суть, как цеплял чеченцев – только по другой причине – образ Красной площади.
Только кто и кому будет пересылать порнуху по электронной почте? Хотя бы из России на Запад – поставщики живого товара хотят заранее выяснить, каких девочек присылать для тамошних борделей. В такой, полукриминальной упаковке не заподозрят двойного дна. Скорее подвоха будут искать за абсолютно невинным фасадом – какими-нибудь видами природы или рекламой чипсов.
…Обе их фигуры отражались в неподвижной воде озера. Бурмистров, накинувший куртку от спортивного костюма, и Алпай, в пиджаке и галстуке, в неизменной шапке из каракуля с черными мелкими завитками.
– Пока, я думаю, нет причин для беспокойства. И раньше случались паузы.
– Я тебе объясню. Он считает, что те трое были только… Как это по-русски – шары на пробу?
– Пробный шар бывает один. Целых три? В Москве, конечно, своих не больно жалеют. Но нормальных спецназовцев у них не так много, чтобы расшвыриваться.
– Он считает, что следом придут другие. Поэтому беспокоится, что человек замолчал.
– Напрасно этих на месте кончили, – сказал Бурмистров и сорвал травинку. – Понимаю, живьем таких трудновато было взять.
– Нечего из них выжимать. А риск есть. “Моссад”, знаешь, какие вещи делает? Забирают кого-то, потом отпускают через месяц. Люди из “Хезболлах” или еще откуда, подозревают, что тот продался – завербован. Везут допрашивать, а допрос, сам понимаешь, рядовые не ведут. Допрашивают день-два где-нибудь в Ливане. Потом точно по дому вдруг ударяет ракета воздух – земля. Оказывается “Моссад” выпустил врага не простого, а с пилюлей, которая радиосигнал передает. Причем координаты можно засечь с точностью до двух-трех метров.
– По-моему, вы усложняете, – пожал плечами Бурмистров. – ФСБ не “Моссад”, там другие методы.
– Это раньше они были на ножах. Теперь дружить начинают – общие враги появились. Обмениваются опытом.
– Надо было проверить морги. Дело недолгое.
– Проверили. Ничего не нашли.
– Вот видишь.
– Он сказал, что не может быть уверенным на все сто.
– В чем проблема? Поставить рядом прибор – если есть излучение, он его засечет.
– Приборам он тоже не доверяет. Бурмистров намотал травинку на палец.
– Что от меня требуется?
– Передай конкретный запрос: думают посылать в Азербайджан вторую партию или нет?
– Хорошо, передам.
Алпай Шурмагомедов смотрел в лицо собеседнику и поражался абсолютной уверенности, которую излучал этот человек, один среди чужих. Самоуверенных людей с избытком хватало и среди чеченцев, но это почти всегда была лихость наездника на глазах у толпы, постоянная потребность самоутверждения.
Здесь уверенность покоилась на полном безразличии к окружающим. Ни разу за все время Ибрагим не попытался завести разговор о чем-то помимо работы, хотя бы изобразить заинтересованность в успехах дела Ичкерии.
"Если всех чеченцев от мала до велика перебьют, он не сильно огорчится, – в который сказал себе Алпай. – Он за нас только потому, что мы воюем с федералами, ему важно своим насолить”.
Наверное, поэтому Бурмистрову и доверяли, как никогда и никому из иностранцев: русским, украинцам, афганцам, арабам, таджикам, азербайджанцам Игорь-Ибрагим и пальцем не пошевелил, чтобы выглядеть своим. Просто работал без лишних слов, просто стал незаменимым.
– Как там Гидж-Иван? – вспомнил он. – Еще летает?
– Что ему сделается? – усмехнулся Алпай. Речь зашла о летчике, который давно курсировал над Азербайджаном на своем боевом вертолете. Курсировал без определенной цели, надеясь непонятно на что.
Полтора года назад были окончательно решены спорные вопросы по военному имуществу между Республикой Азербайджан и Российской федерацией. Все военные аэропорты давно уже перешли в новые руки, но на одном из них – на полпути между Баку и дагестанской границей – оставалось несколько единиц техники, формально еще не переданных. Среди них – “МИ-24 П” в отличном состоянии.
Еще в пору карабахской войны летчику этой машины предлагали слетать на боевое задание за наличные. Он отказывался, говорил, что не будет выпускать ракеты по советской территории. К тому времени на земле не осталось даже квадратного сантиметра такой территории, но ему бесполезно было объяснять такие вещи. Чужих к вертолету он даже близко не подпускал.
Санкция на применение силы не поступила – у местных генералов продолжались переговоры с Москвой. Имея в распоряжении десяток новейших “СУ"-шек и столько же вертолетов, они не спешили переть внаглую. Никуда русские не денутся, сами все отдадут рано или поздно.
Расчет оказался верным. Но карты спутал летчик – поднялся в небо и перелетел границу. Из штаба пришло указание немедленно вернуть “винт” новым хозяевам. То ли никому другому неохота было лететь, то ли начальство решило, что офицер залетел в Махачкалу просто по недоразумению, но ему же самому и поручили выполнять задание.
Он вернулся, но отдавать свою машину не стал. С тех пор бороздил закавказское небо вдоль и поперек, благо нелетная погода здесь случалась крайне редко. С началом штормового ветра уходил подальше от каспийского побережья. Несколько раз в году, когда с севера прорывались тучи, смещался на юг, ближе к иранской границе.
Садился только для того, чтобы заправить машину и затребовать пищи – самой простой. В молоке и хлебе он сразу почувствовал посторонние примеси. Несколько раз выбрасывал принесенное, заподозрив попытку то ли усыпить его, то ли отравить.
Персонал военных аэропортов, разбросанных по всему Азербайджану, удовлетворял запросы, не заставляя повторять дважды. Просто у летчика, которого прозвали с тех пор Гидж Иван (Чокнутый Иван), всегда оставлял в баке достаточный запас топлива, чтобы взлететь и выпустить боезапас ракет. Дважды его пытались сбить в полете, в момент снижения. Но какое-то сверхъестественное чутье помогало Гидж Ивану секундой раньше отстрелить ложные цели. По следу выпущенной с земли ракеты он тут же наносил ответный удар. Третьего стрелка не нашлось, тем более, что прочная броня “двадцать четверки” не гарантировала успеха даже после прямого попадания.
О том, чтобы сбить “сумасшедшего” пилота с воздуха, не могло быть и речи. Своих более или менее приличных военных летчиков азербайджанцы не имели, их надо было еще учить и учить. А на тех русских, которые скрепя сердце согласились ради денег здесь служить, рассчитывать не приходилось. Инструкторами они могли еще быть, но расстрелять ракетой “воздух-воздух” своего же соратника…
С течением времени на Гидж-Ивана махнули рукой – пусть себе летает. Бензина на аэродромах хоть залейся, военных действий нет и острой нужды в лишнем “винте” тоже. Рано или поздно вопрос отпадет сам собой, человек ведь не в состоянии столько времени сидеть за штурвалом. Вреда его курсирование никому не приносит. Растратит запал и пойдет на переговоры, на полюбовное решение вопроса. Заодно и машина окажется целой – такую технику лучше сохранить.
Чеченцев, действующих в Азербайджане, “винт” тоже не сильно беспокоил. Если бы Гидж-Иван горел желанием воевать, он бы нашел способ перелететь на фронт в Чечню. Раз он столько времени бесполезно кружит в воздухе, значит у него в самом деле поехала крыша. Отсыпаться ему ведь практически некогда, а ни один нормальный человек не выдержал бы столько без отдыха.
Всю эту историю Игорь-Ибрагим знал в подробностях. И не разделял общего благодушия, считал, что призрак в небе представляет собой проблему, которую надо устранить. Устранить так, чтобы не испортить вертолета и, соответственно, отношений с властями.
А может быть, эта необычная задача имела для него лично спортивный интерес? Однако Алпай не хотел обсуждать эту тему, он получил от начальства конкретный перечень вопросов, актуальных на сегодняшний день. Бурмистров не стал настаивать, он знал, что таких инициатив от него не требуется.
* * *
Ночью здесь, в подсобке, было так же жарко, как у Гасана. Комбат покрутился на топчане, протянул руку ближе к окну – разобрать время на часах. Половина четвертого, а сна ни в одном глазу. Хорошо хоть на полночи кое-как отключился.Выглянув наружу, он разглядел только бампер и передние колеса микроавтобуса, поставленного на ночь во внутреннем дворике, вплотную к стене. Выбрался в коридор с пузырящимся линолеумом и кое-как покрашенными стенами. Вверху, над головой, – бар, обращенный окнами к бульвару. Если прислушаться, можно уловить музыку – бар работает, но сбавил громкость, чтобы не беспокоить постояльцев. Сейчас, когда столько разговоров о нефтяных богатствах Каспия, здесь, в гостинице, наверняка останавливаются не последние лица из крупных западных фирм.
Теперь фойе. Служебный лифт отключили на ночь, но лифтом Комбат не собирался воспользоваться. Никаких задач он перед собой не ставил – но если уж не спится, лучше потратить время с толком, лишний раз осмотреться. В безлюдных коридорах, когда каждый звук раздавался рельефно, Комбат чувствовал себя гораздо лучше, чем в переполненном казино.
Неслышно ступая, он поднялся по лестнице на третий этаж, двинулся по ковровой дорожке, машинально считывая цифры с запертых дверей. Четные номера, как обычно, находились по одну сторону, нечетные – по другую. В некоторых номерах негромко разговаривали по-английски. Здесь кто-то тяжело сопел и раздавались женские стоны – так проститутки изображают оргазм для клиентов. Дальше – снова тишина.
Прозрачная дверь, одна из немногих незапертых, вела на балкон, который протянулся во всю длину фасада и коротким отростком загибался за торец здания. Рублев мгновенно окунулся в духоту южной ночи, красоты которой ему не хватало последнее время. На небе почти не видно было звезд – отсвет большого города окрашивал его в оранжевый цвет.
Комбат запрокинул голову, пытаясь охватить взглядом всю коробку здания с редкими светящимися окнами. Вдруг ему почудилась тень на уровне шестого этажа – она как будто скользнула по стене снаружи и исчезла. Не отрывая от стены взгляда, Комбат проследовал в дальний конец балкона. Он сразу увидел худое и гибкое существо в темной майке, оттопыренной на животе. Существо быстро спускалось вниз, пользуясь многочисленными выступами на стене. Каждое его движение, похожее на мелкого опасливого зверька, указывало на то, что это вор. Как только человек мягко соскочил рядом с Комбатом, тот сделал несколько широких шагов и крепко ухватил его повыше локтя.
– Сикдир ала, – злобно выругался воришка.
Когда вырваться не удалось, он вывернул шею и зубами вцепился в Комбатову руку.
– Ну-ка, тихо, – спокойно проговорил Рублев.
Услышав русскую речь, воришка вдруг разразился таким трехэтажным матом, что Рублеву стало ясно – свой. Паршивая овца, но – свой. Ни один азербайджанец, каким бы он ни был знатоком “великого и могучего”, сколько бы ни прожил в России, никогда не смог бы мгновенно выдать такую сложную речевую конструкцию.
– Ты чего здесь лазаешь по ночам?
– Не твое поганое дело, – парень понял, что зубами незнакомца не проймешь.
На вид ему было лет двадцать с небольшим. Мелкий, узкоплечий, весь как будто резиновый – без костей и позвоночника.
– Ну что, много набрал?
– А ты, падла, чужими руками жар загрести хочешь? – кипел от возмущения парень. – Нашелся тут! Я тебе горло перегрызу прежде, чем ты с меня хоть что-то поимеешь.
Рублев выглянул вниз, там прохаживался милицейский патруль. В любой момент их обоих могут заметить. У него не было ни малейшего желания сдавать парнишку блюстителям порядка.
– Отойдем с глаз подальше.
Парень еще раз попытался вырваться.
– Твою мать…
– Придержи язык, сопляк, – Рублев отвесил легкий подзатыльник.
– Ну хорошо, я отвалю тебе штуку баксов. Парень не собирался делиться добычей, рассчитывая слинять, как только незнакомец, заинтересовавшись предложением, ослабит хватку. Теперь они стояли в коридоре – безлюдном, но хорошо освещенном.
– Знаешь, как отсюда выбраться?
– Не твоя забота.
– Ладно, иди, – отвел руки Рублев. – Видел внизу ментов?
– Видел.
– Иди, не нужно мне ничего.
– А ты мастер оставаться в тени. Я, блин, вообще не ожидал.
Парень уже оправился от страха и теперь поправлял майку.
– Если что вдруг понадобится, найдешь меня в магазинчике “Аудио-Видео” на Хагани. Рядом с хлебным, там еще конечная остановка троллейбусов. Спросишь Ворону.
Худой, с большим носом, одетый во все черное, он в самом деле напоминал эту птицу.
"Может, и выдумал, – подумал Комбат – Притащусь как дурак, а там отродясь таких магазинов не бывало”.
– Смотри, поаккуратней выползай.
– Не учи ученого!
Глава 9
Рано утром Рублева затребовали к Шаин-мюэллиму. Тот был уже в другой рубашке, но тоже пестрой и приталенной по моде семидесятых годов.
– Как спалось?
– Да ничего, нормально.
– Раньше все было просто – человек показывал трудовую книжку, военный билет. Сейчас документ ничего не стоит – надежней, наверное, по линиям руки читать прошлое и будущее. Так какой у тебя послужной список с оружием в руках?
Комбат умолчал о своем офицерстве и о многом другом. Сказал, что воевал десантником в Афгане, потом некоторое время состоял в охранном агентстве, но не ужился.
– Частных лиц случалось охранять? – поинтересовался собеседник. – Я бы мог найти тебе такую работу.
– С возрастом у человека характер только хуже становится. Не буду я сейчас ходить целыми днями к кому-то пристегнутым. Большое спасибо за заботу, но я лучше на хлебе с водой посижу.
– Пойдем со мной, – неожиданно поднялся с места Шаин-мюэллим, прихватив со стола небольшой пакет.
Спустились вниз на лифте, на тот самый уровень ниже фойе, где находились подсобные помещения и где Комбат провел большую часть ночи. Оттуда сошли еще ниже – в настоящий подвал, где лежали груды пустых деревянных ящиков, уже потемневших от сырости.
– На, держи, – раскрыв пакет, Шаин-мюэллим, навинтил на ствол “ТТ” глушитель и протянул оружие Комбату. – Можешь поцарапать стенку. А я посмотрю.
Прибедняться Рублев не стал – разложил пули как следует. Они с визгом срикошетили, замкнутость помещения вдвое усиливала звук.
– Очень даже неплохо. Лучше, чем я ожидал. И такой человек ставит последние деньги на кон в “подкидного”?
Рублев взвесил пистолет в ладони и передал хозяину.
– Ладно. Попробуем учесть твой независимый характер, – Шаин-мюэллим закурил сам и угостил русского сигаретой. – Вдруг понравится, задержишься здесь дольше, чем планировал. А сестру разыщем, если она в городе, – организуем вам торжественную встречу.
– Салам алейкум, – поздоровался Рублев.
– Алейкум ас салам, – один из игроков поднял голову, но тут же снова обратился к игре.
– Ворона здесь?
– Нэ истиирсан? (Что хочешь?).
– Парень такой, в черной майке.
– Билмирям (Не знаю).
Комбат постоял еще несколько секунд. Короткий ответ он хорошо понял. Добиваться или повернуться и уйти? Если парень решил больше не попадаться на глаза, разыскать его вряд ли удастся. Во всяком случае это отнимет уйму времени, а разбрасываться сейчас нельзя.
– Как спалось?
– Да ничего, нормально.
– Раньше все было просто – человек показывал трудовую книжку, военный билет. Сейчас документ ничего не стоит – надежней, наверное, по линиям руки читать прошлое и будущее. Так какой у тебя послужной список с оружием в руках?
Комбат умолчал о своем офицерстве и о многом другом. Сказал, что воевал десантником в Афгане, потом некоторое время состоял в охранном агентстве, но не ужился.
– Частных лиц случалось охранять? – поинтересовался собеседник. – Я бы мог найти тебе такую работу.
– С возрастом у человека характер только хуже становится. Не буду я сейчас ходить целыми днями к кому-то пристегнутым. Большое спасибо за заботу, но я лучше на хлебе с водой посижу.
– Пойдем со мной, – неожиданно поднялся с места Шаин-мюэллим, прихватив со стола небольшой пакет.
Спустились вниз на лифте, на тот самый уровень ниже фойе, где находились подсобные помещения и где Комбат провел большую часть ночи. Оттуда сошли еще ниже – в настоящий подвал, где лежали груды пустых деревянных ящиков, уже потемневших от сырости.
– На, держи, – раскрыв пакет, Шаин-мюэллим, навинтил на ствол “ТТ” глушитель и протянул оружие Комбату. – Можешь поцарапать стенку. А я посмотрю.
Прибедняться Рублев не стал – разложил пули как следует. Они с визгом срикошетили, замкнутость помещения вдвое усиливала звук.
– Очень даже неплохо. Лучше, чем я ожидал. И такой человек ставит последние деньги на кон в “подкидного”?
Рублев взвесил пистолет в ладони и передал хозяину.
– Ладно. Попробуем учесть твой независимый характер, – Шаин-мюэллим закурил сам и угостил русского сигаретой. – Вдруг понравится, задержишься здесь дольше, чем планировал. А сестру разыщем, если она в городе, – организуем вам торжественную встречу.
* * *
В указанном месте Рублев действительно отыскал заведение с вывеской “Аудио-Видео” – не магазинчик, а, скорее, ларек. На тротуаре, перед раскрытой дверью сидели на низеньких табуретах двое мужчин, сражались в нарды, азартно швыряя па доску игральные кости. Каждый удовлетворенно или разочарованно повторял выпавшую комбинацию и переставлял шашки. “Шеш коша”, “се ба ду”, “джут се”…– Салам алейкум, – поздоровался Рублев.
– Алейкум ас салам, – один из игроков поднял голову, но тут же снова обратился к игре.
– Ворона здесь?
– Нэ истиирсан? (Что хочешь?).
– Парень такой, в черной майке.
– Билмирям (Не знаю).
Комбат постоял еще несколько секунд. Короткий ответ он хорошо понял. Добиваться или повернуться и уйти? Если парень решил больше не попадаться на глаза, разыскать его вряд ли удастся. Во всяком случае это отнимет уйму времени, а разбрасываться сейчас нельзя.