Вотрин Валерий. Секвестр

   Клингер понял, что настал момент говорить о делах, иначе бы зачем этот умный и болтливый кардинал завел речь о своем собственном избрании.
   — Вопрос о вашем избрании решен, — без обиняков произнес он, видя, как вдруг разгладились морщины на лбу Ибарры. — Я даже не спрашиваю поэтому, будете ли вы держать нашу руку.
   — Нагло, но внушительно, — отметил Ибарра через минуту.
   — Сейчас мы укрепляем свои позиции.
   — А их и не надобно укреплять. У вас хорошая защита. Нептун трещит по швам, на Ганимеде постоянные восстания, а Фортиньяр и Потный Соуза слишком хорошие вояки, чтобы дать им гнить без дела. Но между вами и мной нужен негласный конкордат.
   — За этим дело не постоит.
   — Со своей стороны обещаю парочку грозных воззваний к верующим с амвонов крупных храмов и столько же не менее грозных булл… Но удержусь ли я после всего этого? — Казалось, Ибарра вдруг ушел в себя, затосковал.
   — Все мы удержимся, — веско произнес Клингер.
   — Во всяком случае, я попаду в историю, — мгновенно отозвался кардинал.
   То, что смысл у этих слов двойной, Клингер понял только у самых дверей. Полуобернувшись, он спросил:
   — Значит, Юлий?
   — Четвертый, — мгновенно подтвердил за его спиной кардинал Ибарра.

Отель «Беллатрикс». Защитница

   Высоко над земной атмосферой, вращаясь по плавному эллипсоиду орбиты, медленно и грузно, а на самом деле с колоссальной скоростью, двигался огромный тусклый шар блестящего зеленоватого металла — отель «Беллатрикс». В своем полете он был не один — окружал его самый разный космический сор: отжившие свое спутники, остатки кораблей, обломки допотопных ракет. Отелю мусор этот не мешал. Он принадлежал к числу самых дорогих в мире отелей, и его клиентами были люди, у которых, кроме тугого кошелька, имелся еще и намек на оригинальность — качество довольно редкое среди вышеупомянутого сорта людей. Эта псевдооригинальность не позволяла клиентам «Беллатрикса» жить в земных отелях, будь они даже расположены в карстовых пещерах Сибири. Земная орбита — вот и все, на что была способна фантазия этих людей.
   Дымчатое стекло иллюминатора предохраняло глаза клиентов от острого отраженного света, исходящего от блистающих граней соседей «Беллатрикса»,
   — металлических обломков, с такой же степенностью плывущих рядом. Внутри отель был донельзя комфортабелен, пышная отделка, дорогая мебель, старинные гобелены на стенах как бы покрывали недостаток новейших технических достижений: отель был построен давно и не покидал орбиты целых полвека.
   Сейчас в «Беллатриксе» отдыхал Гастон Нерва — после трудов праведных и нездорового климата Нептуна. Его номер не был верхом роскоши: золотистая плитка пола, одна стена — сплошной зеленовато-коричневый иллюминатор, на остальных — гобелены: гибель Лаокоона, взятие Трои, — очень мило. Особенно нравилась Нерве гибель Лаокоона: «Ишь, как змеи-то его, а?» Мягкий свет круглых плафонов — зеленоватый. Визор — отключен. Большой бар, предмет отдохновения господина Нервы. Глубокое кожаное кресло — под старину. И никаких модных нововведений, как, например, фантомы — колеблющиеся в воздухе прозрачные прекрасные фигуры, навевающие сон.
   Один день походил на другой. Нерва знал, что дело движется по намеченному плану, что он пока не нужен, поэтому со спокойной душой методично опустошал одну за другой бутылки, стоящие в баре. Иных удовольствий Нерва не знал. В последнее время ему нравились коктейли. Сегодня с утра его бокал переменил уже несколько составов, отличающихся как вкусом, так и ароматом, и Нерва пребывал в благодушно-хмельном настроении, развалившись в глубоком кожаном кресле. Вялый ход его мыслей прервал стук в дверь. Стук был громкий.
   — Ага! — сказал Нерва, медленно переключаясь на мысли о том, что вот, стюарды какие стали нерасторопные, нужда в выпивке, а они где-то ходят и ходят, и новых бутылей не несут, а выпивке в нужде, то есть нужда в выпивке, и вообще, просто чтоб навестили — поговорить, а то уже сколько сидишь здесь, даже поговорить не с кем, уж все такие занятые, хотя визор-то отключен, сам и отключил, как поговоришь и с кем, главное, сиди, отдыхай, пей, что еще делать-то… Стук повторился. Громкий стук. Гм! Нерва нашарил под ручкой кресла кнопку и нажал. Дверь отворилась. Только на пороге стоял не ожидаемый стюард, а темноволосая женщина в строгом сером костюме, с бледным красивым лицом без малейших следов косметики.
   Зрение у Нервы было неплохое, но хмельной туман застил его взор. «К примеру, зачем здесь эта женщина? — вновь заструились его мысли при виде неожиданной визитерши. — Одна из девочек? Клиентка?..» Прежде чем Нерва успел открыть рот, женщина переступила порог и затворила за собой дверь.
   — Если не ошибаюсь, Гастон Нерва, адвокат? — спросила она приятным, но твердым голосом. Пока Нерва туговато-медленно соображал, что бы это значило, всеподмечающий взгляд женщины скользнул по комнате, по отключенному визору, коснулся столика с тремя бутылками, перешел на бокал в руке Нервы и, наконец, поднялся к его лицу — глаза женщины оказались голубыми и холодными. От ее взгляда с Нервы мигом слетело благодушное настроение. Он тут же узнал женщину.
   — Что ж, я и так вижу, — произнесла женщина. — Меня зовут Кора Адрианеску, я из Комитета по защите прав неграждан Федерации. Впрочем, я думаю, что мне нет нужды представляться.
   Выражение лица Нервы не изменилось, но внутри он весь подобрался.
   — Я не понимаю… — пролепетал он, в то же время пытаясь отыскать выход из создавшегося положения. Он знал и Комитет, и эту женщину, Кору, слывшую самым неутомимым и твердым правозащитником, когда дело касалось неземлян. Ее вмешательство означало, что Комитет что-то вызнал, и их делу грозит огласка, даже хуже, суд и, может быть, кара. Комитет был очень влиятельной организацией, имевшей своего представителя в Сенате, и легко мог свести на нет всю их тщательно разработанную стратегию… О, Нерва знал Кору Адрианеску! А она знала его.
   — Не прикидывайтесь, — жестко сказала она, садясь на стул возле столика. Покосилась на бутыли. — Ни за что не поверю, что вот от этого вы пришли в такое состояние.
   — Отдыхаю, — сказал Нерва. — Расслабляюсь, знаете ли…
   Она смерила его взглядом.
   — Вы наверняка рассчитывали, что Комитет не узнает про вашу гнусную аферу. Ну так вот знайте: разведка у нас не хуже, чем в Государственном Ведомстве. Выкладывайте.
   У Нервы не было больше необходимости скрываться под маской пьяного простака. Он холодно взглянул на Кору и выпрямился.
   — Вы блефуете, госпожа Адрианеску, — сказал он. — Надеюсь, вы знаете, что такое блеф и как страдает тот, кто блефует по-глупому?
   Кора натянуто рассмеялась.
   — Это вы зря. — Немного подумала. — Хорошо, начну я. Имена: Виллим Оксеншерна, Готье Бюффон. На Нептуне, где были вы, — Навроцкий, Атуччи, де Фортиньяр и этот зверь, Потный Соуза. В Стокгольме — Клингер.
   Нерва с внутренним волнением отметил, что она не назвала кардинала Ибарру. Дела были не так уж плохи.
   — Кроме них, — продолжала Кора, — у вас нет ни одного союзника. Против вас — Сенат во главе с Прокурором, Комитет и общественное мнение. Мы так раздуем это дело в газетах, что ваш замысел лопнет, не успев воплотиться в жизнь.
   — Да. Я вижу. Конец. Все. Все пропало. Зачем я согласился участвовать в этом? Я же знал. Знал ведь. Господи!
   Кора побледнела.
   — Вы — сволочь, Нерва, — прошептала она вдруг проникновенно. — Не ломайте комедию.
   — Нехорошо обзываться.
   — Вас не проймешь, да? Поймите, это ваш проигрыш. Неземляне нужны Земле. Что было бы с человечеством, если бы не они? Мы пожрали бы самих себя, мы завалили бы мир отходами заводов, мы уничтожили бы собственную планету. А они заставили Сенат перенести заводы на далекие спутники, где сейчас злобствуют рудничные магнаты, выудили нас из кровавой бездны гражданских войн, а сейчас продолжают спасать Землю от экологического кризиса, бывшие свалки преображая в леса и цветущие луга. Они искренне желают, чтобы наша планета, один из немногих нетронутых уголков во Вселенной, дикий прекрасный сад, стараниями ее детищ не превратилась в грязный отстойник! О какой необходимости голосит партия Оксеншерны, насаждая среди людей ложь и ксенофобию? Земля — землянам, правительство продалось нелюдям, планета захвачена врагом, и уже строятся лагеря для ее населения, — вот их лозунги. А в последнее время сюда еще хитро подмешиваются призывы к религиозным распрям, мол, они стремятся уничтожить нашу веру! А они реставрируют церкви и памятники старины, восстанавливают города! К чему же тогда ваш реваншизм? К чему? Но знать вы должны одно: на Земле есть просвещенные люди, кому дорога помощь братских разумных цивилизаций. И люди эти победят, какие бы усилия ни прикладывались, чтобы достичь обратного.
   — Вы прекрасно говорили, — пошлепал пухлыми ладошками Нерва — поаплодировал. — Идея, оказывается, украшает женщину. Но, к сожалению, вы уже опоздали, Кора. Мы, такие плохие, злые, опередили вас.
   В первый раз за всю беседу лицо Коры дрогнуло.
   — Что вы хотите этим сказать?
   — Не сегодня-завтра в Сенате правительству Прокурора Витале будет объявлено вето.
   Кора откинулась на спинку стула. Ее лицо было спокойно.
   — Я не ожидала от вас признания, Гастон Нерва, — произнесла она. — Оказалось, вы человек предсказуемый, а значит, глупее, чем я думала.
   Она поднялась, подошла к двери и раскрыла ее. В комнату вошли два человека в форме Государственного Ведомства.
   — Я уполномочена арестовать вас, — сказала Кора, с явным удовольствием наблюдая, как защелкнулись наручники. — Сегодня будет арестован и Клингер. Вас, мелкую сошку, — сначала, остальных — потом. Основание — соглашение с правительствами Галагоссы и Пильна.
   — Хе, хе, — сказал Нерва. — Покер, госпожа Адрианеску, игра не для слабонервных. Здесь надо иметь крепкие нервы, Кора, чтобы суметь не выдать себя, не показать преждевременно, что ты выиграл.
   — Не понимаю.
   — Хе… Вы и не поймете. Ладно, ведите… Подождите!
   Он быстро схватил обеими скованными руками бокал и единым глотком допил его содержимое. Потом повернулся к конвоирам.
   — Извиняюсь, — сказал он развязно.

Рим. Адвокаты

   Тогда в отеле «Беллатрикс» не блефовали ни Нерва, ни Кора Адрианеску. Нерва грешным делом было подумал, что у Коры есть какие-то нераскрытые козыри. Но нет, оказалось, что ее козыри были ему известны. Просто его обманула страстная честность Коры.
   Как и следовало ожидать, его освободили сразу же по прилете на Землю. Его арест прошел незамеченным для мира, ибо весь мир в то время был захвачен неожиданным и диким сообщением: Сенат вынес вето правительству Прокурора Эльзы Витале. Несмотря на это, Кора попыталась арестовать и Клингера, встречавшего их в порту, дабы освободить Нерву. Но тот, не дрогнув ни единым мускулом, сообщил, что госпожа Адрианеску, равно как и Комитет, в «междуправительственное» время лишается по закону всех прав и полномочий. Поэтому потрудитесь, госпожа Адрианеску, освободить Гастона Нерву, достойного сына своей планеты, и предоставить ему полную свободу.
   Прокурором был избран Виллим Оксеншерна. На Землю тотчас же прибыл адмирал Севон де Фортиньяр. В своем заявлении для печати он подчеркнул загадочно, что все готово и все уже ждут, а он только старается не пропустить некие давно ожидаемые события, чтобы с радостью участвовать в них.
   Клингер и Нерва встретились на площади святого Петра. С утра огромные толпы народа собрались здесь, чтобы увидеть белый или черный дымок над трубой здания, где собрался конклав, — там избирали нового папу взамен недавно умершего Бенедикта XVII. Напряжение быстро росло, толпа волновалась, глухо гудела. Поминались имена возможных претендентов. Заключались сделки и пари.
   Наконец над трубой возник и заклубился белый дымок. Толпа радостно заволновалась. Все взгляды устремились на лепной балкон папского дворца. А на нем появился кардинал Мирон Ибарра. Вокруг Нервы и Клингера оглушительно завопили, слышались возгласы славословия и радости. Они смотрели на нового папу. Он стоял спокойный, улыбающийся, благословляя толпу, и по ней прокатилось:
   — Ибарра! Монсеньор Ибарра! Юлий IV!
   Они переглянулись. Для них эти слова заключали особый, только им понятный смысл.
   Потом они сидели в каком-то кафе, провонявшем жареной рыбой, оливковым маслом и той нестерпимой кислятиной, которую официант, кудрявый мальчишка в белом переднике, закатывая глаза, называл «великолепными вином, сеньоры, вы только попробуйте, и — Божья матерь свидетельница — будете постоянно посещать наш ресторан». Но им было безразлично, что пить. Главное — выпить. За здоровье папы. За здоровье Прокурора. За их собственное здоровье. Они пили.
   На следующий день они узнали, что указом Сената прекращена деятельность Комитета по защите прав неграждан Федерации, некоторые члены Комитета, в том числе Кора Адрианеску, арестованы. Нерва прыгал по гостиничному номеру и вопил радостно, как дикарь. Клингер сдержанно улыбался.
   И, наконец, вечером того же дня по всем средствам массовой информации прогремело, повергнувшее кого в ужас, кого в изумление, граничащее с помрачением рассудка: на собственность неземлян, независимо от ее характера, наложен государственный секвестр.
   Адвокаты срочно вылетели в Реймс, где заседал Сенат.

Глазго. Они

   Важные сенаторы-секвесторы Юлиус Клингер и Гастон Нерва стояли в космопорту Глазго, наблюдая за отбытием кораблей с неземлянами на их родину. Огромное здание было переполнено. Среди шипящей, щелкающей, извивающейся, скачущей, передвигающейся на ногах-ходулях, свистящей массы выделялись два типа: большие мохнатые шары, с шумом и сопением пробирающиеся сквозь мельтешащую толпу, — галагоссиане, и хвостатые, похожие на морских коньков жители Пильна. С непостижимой быстротой садились они на корабли, двигаясь легко и свободно, исчезали. По ним не было видно, разочарованы ли они или рассержены, вообще было не понять, какова их реакция на указ Сената. Неземляне улетали.
   После закона о секвестре Прокурор Оксеншерна выступил с речью в Сенате, в ходе которой потребовал выслать «недостойных представителей негуманоидных рас, которые нарушают законы гостеприимства и кощунствуют над святынями». К последнему относилась перестройка собора святого Патрика в Дублине, того самого, деканом которого был Свифт, в целях его реставрации, — собор грозил совсем обвалиться. Церковь не захотела видеть в этом благо и поднялась на дыбы. Папа Юлий выпустил энциклику «Contra hostium insidias" ^[1], в которой яростно обрушивался на язычников холодных миров космоса, подрубающих устои христианской веры. Трое галагоссиан, следящие за работами, были растерзаны свирепой толпой. Пронеслись слухи, что адмирал Фортиньяр пушками выбивает упорствующих неземлян из их владений, а титановый король Хайме Соуза лично приказал расправляться с инженерами-неземлянами на своих рудниках.
   После этого началась миграция неземлян к себе на родину. Власти не смогли (или не захотели) остановить в некоторых местах расправу разбушевавшихся толп, берущихся неизвестно откуда, над неземлянами, и много их погибло. Миграция пошла интенсивнее: теперь улетали сотнями.
   Секвесторы молчали. Проводили глазами еще два взлетевших корабля. И только после этого Нерва спросил с отсутствующим видом:
   — Война?
   Клингер ответил после долгой паузы:
   — Они не станут воевать. Они просто улетают.
   — На Нептуне давно стоят военные крейсера: Фортиньяр готов к обороне против предполагаемых захватчиков.
   Клингер принялся грызть ногти.
   — Они не станут воевать, — произнес он.
   В глубоком космосе, где только свет звезд тонкими нитями, где тяжелые вздохи Вселенной не заглушены и слышны, отзываясь в душе скорбным плачем, растянулись в длинную цепь корабли покидающих Землю. Навсегда оставляя ее, они глядели на уменьшающийся шарик, который на время приютил их, путников, и вспоминали, как гостеприимна эта планета, как весела и красива, и не было там страстей, и судорог уродливых душ не было, и смерти не было там.