Войтышко Мацей. Семирамида

   ЕКАТЕРИНА. А как человек?
   ДИДРО. А как человек, как индивидуум - ты вправе делать все, что не запрещено родом человеческим.
   ЕКАТЕРИНА. Все?
   ДИДРО. Все, если это не вредит другим личностям.
   ЕКАТЕРИНА. Хм... Понимаю. Но как мне помочь моему народу?
   ДИДРО. Только творя мудрые законы и видоизменяя неразумные. Те, что были результатом невежества и предрассудков. Шаг за шагом.
   ЕКАТЕРИНА. Шаг за шагом?
   ДИДРО. Именно. Люди просвещенные сами смогут приносить счастье друг другу.
   ЕКАТЕРИНА. Но как их просветить?
   ДИДРО. В первую очередь - освободить.
   ЕКАТЕРИНА. Невежественных?
   ДИДРО. Нелегко просвещать раба.
   ЕКАТЕРИНА. Но легче, чем освободить непросвещенного.
   ДИДРО. Ничто так не способствует просвещению, как свобода.
   ЕКАТЕРИНА. Это так. Но свобода для мужика чаще всего означает анархию.
   ДИДРО. Следует учить и освобождать. Одновременно.
   ЕКАТЕРИНА. Шаг за шагом. Ты составишь для меня такой проект? Как просветить мой народ? Проект образования для всего общества?
   ДИДРО. Но ведь я, собственно, немного знаю о России. Единственное, чему я научился, это чихать по-русски.
   ЕКАТЕРИНА. Разговаривай, с кем захочешь. Изучай. Выпытывай. Составишь для меня этот проект? Ты готов?
   ДИДРО. Попытаюсь.
   Оба выходят.
   Сцена 3.
   ДИДРО. Итак, я стал изучать народ, для которого мне предстояло создать проект системы просвещения. И начал с изучения Мавры.
   Входит Мавра.
   У тебя есть семья?
   МАВРА. Что?
   ДИДРО. Есть ли у тебя семья? Братья, сестры, родители?
   МАВРА. Нет. Да.
   ДИДРО. Так - да или нет?
   МАВРА. Нет. Не помню.
   ДИДРО. Ты не помнишь свою семью?
   МАВРА. Мне было шесть лет, я бегала перед избой, а тут проезжала телега управляющего. Его люди вылавливали всех детей, которые уже хорошо ходили, и сажали их на телегу. На продажу. Меня сразу же продали в Петербург камердинеру графа Панина. Он меня многому научил. Дал мне французскую книжку и велел читать. Его старшая дочь - горничная, от нее я научилась накручивать локоны.
   ДИДРО. А как ты оказалась в театре?
   МАВРА. Княгиня Дашкова купила меня, когда мне было тринадцать лет специально для государыни.
   ДИДРО. А потом ты бывала в родной деревне?
   МАВРА. Никто не помнит как та деревня называлась.
   ДИДРО. А другие актеры? Тоже взяты из деревни?
   МАВРА. Или из дворовых.
   ДИДРО. Как же тебе представляется твое будущее?
   МАВРА. Что?
   ДИДРО. Что с тобой станет к старости?
   МАВРА. Я коплю на приданое.
   ДИДРО. И уже присмотрела жениха?
   МАВРА. Зависит от того, сколько накоплю.
   ДИДРО. А чему бы ты хотела научить своих детей?
   МАВРА. Чему?
   ДИДРО. Представь себе - вот ты вышла замуж. У тебя сынок и дочка. Чему ты хотела бы их научить?
   Мавра молчит.
   Ну, попытайся фантазировать - вот ты разбогатела, вышла замуж, у тебя двое славных, здоровых детей, мальчик и девочка. Чему ты хочешь их научить?
   МАВРА. Извините, сударь. (Кланяется и выбегает, сдерживая рыдания.)
   ДИДРО. Я все понял. Мавра, по какой-то причине, не могла иметь детей.
   Входит Гримм.
   ГРИММ. Только этого недоставало, чтобы она рожала детей. Тогда каждый дворец был бы полон побочными детьми от лакеев и горничных. Ты только себе представь? К счастью, наука достигла в этой области поразительного прогресса. Она делает человека свободнее, во всех отношениях.
   ДИДРО. Да, это было бы смешно, но зато в согласии с законами природы.
   ГРИММ. Наш бывший друг Жан Жак Руссо, свято верящий в разумность законов природы, в результате отдал пятерых своих детей в приют, чтобы они не мешали его размышлениям над совершенством натурального порядка вещей.
   ДИДРО. Горничная страдает, потому что не может иметь детей, философ же от них избавляется, поскольку дети ему мешают. Кто из них ближе к натуре?
   ГРИММ. Этого я не знаю. Зато знаю, кто более счастлив.
   ДИДРО. Так кто же?
   ГРИММ. Тот, кто богаче. Деньги освобождают нас от повседневности, уродства... и от природы.
   ДИДРО. Это плоско и аморально.
   ГРИММ. Здесь, в этой стране, несколько преждевременно проповедовать добродетели. Они еще не дозрели, хотя кое в чем уже успели прогнить.
   ДИДРО. Мне порой начинает казаться, что это другой мир, не до конца мне понятный. Порой возникает впечатление, что большинство слов имеет здесь совершенно иной смысл, чем во Франции. Горничная вовсе не означает горничную.
   ГРИММ. А философ не обязательно играет роль философа. Только двор всегда остается двором. Главное, чтобы на руках были нужные карты.
   ДИДРО. Да. И чтобы не впасть в немилость.
   Входит Бестужев.
   БЕСТУЖЕВ. Впасть в немилость? Кто впал в немилость? О ком вы говорили?
   ДИДРО. Мы говорили о дворе. О том, что при всех дворах мира самое главное - не лишиться благорасположения.
   БЕСТУЖЕВ. Не мне об этом рассказывать. Я пережил некогда страшные минуты, когда императрица Елизавета повелела меня арестовать и подвергнуть пытке, справедливо подозревая, что я содействую не Петру, а его супруге. Я с ней переписывался. Мне, к счастью, удалось заблаговременно сжечь все бумаги, в том числе - мой собственный проект устройства государственного правления после смерти Елизаветы. И чуть было не увлек за собой в пропасть будущую императрицу. Но великая княгиня Екатерина не сказала ни слова и меня не выдала.
   Сцена 4.
   Входят Петр и Елизавета. К ним присоединяется Екатерина, которая сразу же падает на колени.
   ПЕТР. Она злая и глупая! Злая и глупая!
   ЕЛИЗАВЕТА (к коленопреклоненной Екатерине). Вас одолела гордыня! Потрудитесь вспомнить, как однажды в Летнем дворце я вас спросила, не болит ли у вас шея, заметив, как вы едва мне поклонились. Из гордости - лишь чуть кивнули!
   ЕКАТЕРИНА. О, Боже, неужели вы, государыня, допускаете мысль, что я способна выказывать гордость по отношению к вам? Клянусь, у меня ничего подобного и в мыслях не было!
   ЕЛИЗАВЕТА. Вы почитаете себя умнее всех на свете!
   ЕКАТЕРИНА. Если бы я так думала, ничто не могло бы лучше избавить меня от подобного заблуждения, чем мое нынешнее положение. Я благодарна вашему императорскому величеству за все оказанные мне благодеяния, и заверяю вас, что величайшим несчастьем всей моей жизни будет лишиться благосклонности вашего величества. Я прошу отослать меня к моим родственникам.
   ЕЛИЗАВЕТА. Как же это - отослать? Не забывай, сударыня, здесь твои дети!
   ЕКАТЕРИНА. Мои дети в ваших руках и нигде им не может быть лучше.
   ЕЛИЗАВЕТА. Просто смешно! А что я скажу всему свету?
   ЕКАТЕРИНА. Расскажете, если сочтете это уместным, чем я навлекла на себя вашу, государыня, немилость и ненависть великого князя.
   ПЕТР. Какое бесстыдство!
   ЕЛИЗАВЕТА. А на какие средства вы собираетесь жить в своей семье?
   ЕКАТЕРИНА. На те же, что и прежде, когда еще не имела чести пребывать здесь!
   ПЕТР. Хо, хо, хо!
   ЕЛИЗАВЕТА. Ваша мать бедствует! Ей пришлось уехать в Париж.
   ЕКАТЕРИНА. Знаю. Прусский король преследует ее за чрезмерную преданность интересам России.
   ПЕТР. Теперь вы сами убедились, государыня, сколько в ней злости! Прусский король никого не преследует!
   ЕЛИЗАВЕТА. По этому делу у меня есть свое мнение. И прошу вас, сударь, не вмешиваться, если вас не спрашивают. А вы, сударыня, ввязываетесь в дела, которые вас не касаются. С каких это пор иностранная политика стала входить в компетенцию супруги престолонаследника. Вы переписываетесь с министром Бестужевым.
   ЕКАТЕРИНА. Те три письма...
   ЕЛИЗАВЕТА. Бестужев утверждает, что их было больше!
   ЕКАТЕРИНА. Если он так утверждает - он лжет...
   ЕЛИЗАВЕТА. Хорошо. Если Бестужев лжет, я велю его пытать.
   ЕКАТЕРИНА. Вы поступите, как сочтете нужным.
   ПЕТР. Она злая и глупая. Злая и глупая!
   ЕЛИЗАВЕТА. Я могла бы еще многое вам сказать, но сейчас не хочу, иначе вы окончательно рассоритесь.
   ЕКАТЕРИНА. И я бы хотела открыть вам душу и сердце.
   Елизавета выходит.
   ПЕТР. Я разведусь с тобой, а моя новая супруга будет наверняка послушнее.
   ЕКАТЕРИНА. Я не намерена спорить.
   ПЕТР. Уж она-то не станет проводить собственную политику.
   ЕКАТЕРИНА. Все ваши обвинения безосновательны.
   ПЕТР. Погоди! Я найду новые доказательства!
   Петр выходит. Екатерина остается на коленях.
   Сцена 5.
   ГРИММ (к Бестужеву). И вас пытали?
   БЕСТУЖЕВ. Нет. Ведь против меня не было никаких доказательств. Но всякое могло случиться... Разве моя любовь и преданность ей безосновательны?
   ГРИММ. Да, подобные обстоятельства связывают узами дружбы и верности на всю жизнь.
   ДИДРО. Вы чрезвычайно привязаны к императрице.
   БЕСТУЖЕВ. Я люблю ее, как дочь. (Кланяется и выходит.)
   ДИДРО. Ты понял, чего он хотел?
   ГРИММ. То было предостережение.
   ДИДРО. От чего?
   ГРИММ. От намерения конкурировать.
   ДИДРО. Ты шутишь. Чем мы можем ему угрожать?
   ГРИММ. Естественно, ничем. Я выступаю в роли шута. А вот с ролью наставника дело обстоит хуже...
   ДИДРО. Что ты хочешь этим сказать?
   ГРИММ. Просто я наблюдаю и делаю выводы. И тревожусь за тебя. (Выходит.)
   ДИДРО. И он был прав. Но я, вопреки всему, создал проект организации просвещения в России, опираясь на немецкий и французский опыт, и передал его в руки Екатерины. Проект казался мне разумным, хоть и несколько радикальным. Он побуждал к расширению гражданских свобод.
   Входит Екатерина.
   ЕКАТЕРИНА. Сегодня мы не будем говорить о твоем проекте. Я его еще не изучила. Хочу говорить о тебе. Я отдалила Орлова. Ты оказался случайным свидетелем некрасивой сцены. Ведь он последние десять лет был для меня ближе всех. И предал. Связался с какой-то потаскушкой. А я хранила ему верность. Разве такое прощают?
   ДИДРО. Мадам...
   ЕКАТЕРИНА. К тому же он требовал, чтобы я разделила с ним власть. Захотел стать царем.
   Если бы этого пожелал ты, я бы, наверное, решилась отречься в твою пользу. Твои идеи гарантировали бы людям благополучие и справедливость. Но этот жестокий, неотесанный тупица?
   Кладет руку ему на бедро и прижимается к нему.
   В тебе есть мудрость, искренность, искушенность. В спокойных глазах бездонная глубина. Зрелость мужчины и мощь неутомимого вдохновения поэта.
   Ласкает немного оробевшего Дидро.
   Разве ты можешь знать, как пуста моя жизнь?
   Если бы не книги - твои, Вольтера, - я бы, наверное, обезумела здесь от одиночества и страданий! Ты понимаешь меня?
   Продолжает свои домогательства.
   ДИДРО. Понимаю.
   ЕКАТЕРИНА. Императрица ведь тоже - просто женщина. Я нуждаюсь в сочувствии, сердечности, дружбе. Заверяю тебя, я ищу только дружбы, искренней дружбы. Дружбы истинного человека. Гениального человека.
   Снимает платье.
   ДИДРО. Ты сама гениальна.
   Помогает ей расстегнуть одежду.
   ЕКАТЕРИНА. Не смущай меня. (Целует его.)
   Это от тебя исходит свет, одухотворенность, благородство.
   Екатерина помогает Дидро снять верхнюю часть одежды.
   Я благодарна судьбе за то, что она послала мне тебя.
   ДИДРО. Это не судьба. Это твоя воля.
   ЕКАТЕРИНА. Воля? Скажи лучше - страх. Я ищу близкого мне человека. Подобно Диогену. С фонарем.
   ДИДРО. Мадам... (Осматривается.)
   ЕКАТЕРИНА. Твое самообладание восхищает меня. Возле тебя я чувствую себя в полной безопасности. Забываю о долге.
   ДИДРО. Государыня, не слишком ли ты рискуешь...
   ЕКАТЕРИНА. Не тревожься. Я в тебе нуждаюсь.
   ДИДРО. Светлейшая государыня, я всеми силами хочу служить тебе.
   ЕКАТЕРИНА. Скажи, разве существует для человека ценность более высокая, чем наслаждение?
   Затемнение. Музыка. Немного спустя появляется одетый Дидро.
   ДИДРО. Что было потом? Разве это так важно?
   Ничего такого, что смогло бы повлиять на мое восхищение этой женщиной.
   Она была прекрасна, застенчива, разумна... Именно так. Застенчива и разумна.... Страстна и в страсти гармонична. Гармония - вот нужное слово.
   Никакой необузданности, властности, похотливости... А я? Что я. Я стар и не склонен к порывам безумства. Не случилось почти ничего. Немного. Но то, что случилось, было прекрасно.
   И больше - никто никогда не узнает.
   Сцена 6.
   Входят Дашкова и Потемкин.
   ДАШКОВА. Дидро, дорогой философ! Наконец мы встретились. Как же я рада, что после стольких лет вы наконец дали вас соблазнить. Но почему только теперь? Как вам у нас? Нравится ли?
   ДИДРО. Чрезвычайно нравится. Здесь великолепно. Я и сам жалею, что собрался так поздно. Решись я раньше, возможно, мое пребывание в Петербурге сложилось бы совершенно по-другому.
   ДАШКОВА. Несомненно! Несомненно! А я просто падаю с ног. Три месяца провела в Москве. Целых три месяца! Привезла оттуда мастеров. Каскады, фонтаны, иллюминация. Вот бы предварительно с вами посоветоваться! Я, знаете ли, придумала форму для лампионов - цветы, драконы, обелиски, вазы. Расставлю восемьсот человек и по единому знаку весь парк озарится светом.
   ПОТЕМКИН. Княгиня - большая мастерица в устройстве праздников. Чтобы полюбоваться ее пылающими крепостями, люди съезжаются из всех околиц Петербурга. На триста верст вокруг деревни пустеют.
   ДАШКОВА. Фи! Вы, генерал, рассказываете так, будто завидуете, что именно я устраиваю торжества по поводу дня рождения императрицы.
   ПОТЕМКИН. Я и в самом деле завидую. И мне хотелось бы уметь придумывать для государыни такие же чудеса, как и вы. Ваши представления необыкновенно красивы.
   ДАШКОВА. Моя иллюминация - это будет сон обманутого великана, рассказанный безумным поэтом. Персидская легенда! Добейтесь, господа, самых лучших мест на балконе возле императрицы. Оттуда лучше всего видно.
   ПОТЕМКИН. Целых десять лет я мечтаю оказаться на этом балконе, чтобы любоваться фейерверком, его отражением в воде и ею одновременно!
   ДАШКОВА. Каков льстец!
   ПОТЕМКИН. Хоть вы, княгиня, и женщина, но все же нас роднит общее восхищение нашей государыней. Так что я вправе втайне мечтать о том, чтобы как можно чаще наслаждаться ее обликом. От вашей благосклонности, княгиня, многое зависит...
   ДАШКОВА. Дам вам совет, генерал! Чем вздыхать и стонать, подобно Орлову, лучше перенять у господина Дидро хоть немного французского чувства юмора.
   Рассмешить женщину - значит завоевать ее. А ведь и вам иной раз удается удачно пошутить. И еще - рискните и как-нибудь навестите Мавру. Думаю, что уже пора!
   Наступает тишина.
   ПОТЕМКИН. Мавра занята нашим гостем.
   ДАШКОВА (после паузы). Совсем запамятовала.
   Пауза.
   Господин Дидро, вы не согласитесь взглянуть на проект иллюминации? Я буду счастлива услышать ваше суждение.
   ДИДРО. С величайшим удовольствием.
   ДАШКОВА. Стоило мне на несколько недель отлучиться в Москву, а здесь такие перемены. (Пауза.) Помните нашу первую встречу в Париже? Я не переставала восхищаться смелостью, с которой вы позировали той художнице.
   ДИДРО. Всего лишь одна несколько смелая выходка не заслуживает подобного внимания.
   ДАШКОВА (кокетливо). Зато подтверждает огромную интуицию великого разума. Вы просто знаете, чего хочет женщина. На мой взгляд, - это признак безупречного вкуса. Порой одежда становится лишь препятствием. Не так ли?
   ДИДРО. Честно говоря, я уже давно смотрю на нашу современную одежду с отвращением. Например, костюм по французской моде: чулки, башмаки, панталоны, жилет, фрак, жабо, подвязки, сорочка. Наденьте на Цезаря или Катона нашу шляпу и парик - со смеху помрешь.
   Потемкин и Дашкова смеются.
   Естественная наша одежда - это кожа, и чем больше мы об этом забываем, тем сильнее грешим против хорошего вкуса. Греки, хоть и надевали на себя один или два куска шерсти, в своей скульптуре предпочитали обнаженное тело. А наши дамы носят на себе целую лавку!
   ДАШКОВА. Но это бывает так приятно!
   ДИДРО. Не спорю. Я лишь утверждаю, что современный костюм странен и далек от естественности.
   ПОТЕМКИН. Так ведь костюм носят не ради удобства, а чтобы люди знали кто перед ними - барин или мужик.
   ДАШКОВА. Ваше замечание весьма справедливо, генерал, но соображения господина Дидро касаются более высокой материи... ах, как бы охотно я продолжила эту беседу, если бы не мои обязанности. Я должна, просто вынуждена с вами попрощаться. (К Дидро.) Рисунки и проекты вам доставят в течение часа. (Выходит.)
   ПОТЕМКИН. А что это, собственно, такое - французский вкус?
   ДИДРО. Вы просите дать определение?
   ПОТЕМКИН. Да, прошу вас. Что делают французы лучше, чем русские, так что русские обезьянничают под французов, а не наоборот? Я согласен с вами, что вся эта французская мода - сплошная глупость, особенно в нашем климате, и все-таки каждый стремится ей следовать. Даже самые светлые умы. Отчего?
   ДИДРО. А знаете, возможно, отчасти это объясняется легкостью.
   ПОТЕМКИН. Легкостью чего?
   ДИДРО. Мысли. Некая беззаботность. Если вы допустите, что все предписано свыше, что это судьба правит нами, а не мы судьбой, то мода покажется вздором и вам станет легче жить.
   ПОТЕМКИН. И кто предписывает свыше нашу судьбу? Бог?
   ДИДРО. Многие очень хотели бы это знать, но я к ним не принадлежу. На что мне это? Разве тогда я смогу избежать ямы, в которой мне суждено свернуть шею?
   ПОТЕМКИН. Я завидую вашей философии. А грех? Если я совершу нечто дурное, буду ли я невинен, поскольку так было предопределено свыше?
   ДИДРО. Кто знает, генерал, чему в жизни следует радоваться, а чему огорчаться. Добро порой навлекает зло, зло - способствует добру.
   ПОТЕМКИН. Не посоветуете ли вы мне какие-нибудь книги на эту тему?
   ДИДРО. Их не один десяток. Несколько - у меня с собой.
   ПОТЕМКИН. Вы не согласитесь мне их одолжить?
   ДИДРО. С удовольствием.
   ПОТЕМКИН. Сердечно благодарю. (Выходит.)
   ДИДРО. Что с ним случилось? Почему он вдруг захотел у меня учиться? Влюблен в императрицу? Разумеется. Ведь он настойчиво старался это всем показать. Какова же однако роль Мавры во всем, что здесь происходит? Во мне шевельнулось чувство ревности. Но к кому?
   Сцена 7.
   ДИДРО. Можешь не отвечать, но если ты согласишься мне помочь, я найду способ тебя отблагодарить. Ты ко мне пришла по личному приказу императрицы?
   МАВРА. Да. Но больше я не скажу ничего.
   ДИДРО. А раньше тебе давали подобные поручения?
   МАВРА. Не скажу.
   ДИДРО. Я не слишком богат, но десять золотых рублей на твое приданое это много или мало?
   МАВРА (после паузы). Много. Если вы поклянетесь... Разве вы сами не догадываетесь?
   ДИДРО. Я предпочел бы знать. Пойми, я не разбираюсь в некоторых ваших обычаях и немного растерялся.
   МАВРА (после паузы). Это испытание. Нужно проверять.
   ДИДРО. Меня?
   МАВРА. Каждого.
   ДИДРО. И много их было?
   МАВРА. Какой вы любопытный! Этого я не скажу даже под пыткой.
   ДИДРО. Императрица запретила пытки.
   МАВРА. Как бы не так. Только не за это. Кто сможет выдержать сто ударов кнутом?
   ДИДРО. Хорошо, это не так уж и важно. Последние десять лет фаворитом был граф Орлов. Значит...
   МАВРА. Тише... Его я не испытывала. Пробир-дамой я стала всего два года назад.
   ДИДРО. Как? Пробир-дамой?
   МАВРА. Так это называют.
   ДИДРО. И что? Потом ты обо всем докладываешь императрице?
   МАВРА. Княгине.
   ДИДРО. Дашковой?
   МАВРА. Ага.
   ДИДРО. А о чем она спрашивает?
   МАВРА. О разном.
   ДИДРО. Например?
   МАВРА. Ну... деликатен ли, умел...
   ДИДРО. Умел? Ага... И ты будешь ей про меня рассказывать?
   МАВРА. Нет. Уже нет нужды.
   ДИДРО. Нет нужды?
   МАВРА. Государыня сама спросила. Сами прекрасно знаете...
   ДИДРО. Я?
   МАВРА. Спросила неделю назад.
   ДИДРО. Ах, так?
   МАВРА. Больше ничего не скажу. Да вы сами все знаете.
   ДИДРО. Хорошо, хорошо. А девица барона Гримма? Она тоже пробир-дама?
   МАВРА. Люба? Нет. Она не подходит для этого.
   ДИДРО. Почему?
   МАВРА. Не знаю. Но точно не подходит.
   ДИДРО. Так сказала княгиня?
   МАВРА. Ага!
   ДИДРО. То есть - только ты одна?
   МАВРА. Да. Но уж больше не скажу ни слова. Умоляю!
   ДИДРО. Конечно, разумеется, спасибо тебе.
   Мавра выходит.
   ДИДРО. Так вот почему княгиня принялась осыпать меня комплиментами! Она просто ни о чем не знала, а я, между тем, сдал экзамен на фаворита! Впрочем, я тоже ни о чем не знал.
   Предположил по наивности, что это всего лишь их традиционное гостеприимство. И выдержал испытание! Я - пожилой человек, старый кокет-извращенец получил свидетельство о пригодности!
   Дорогие мои академики, плевать мне теперь на ваши лавры! Я выдержал экзамен.
   Она отвергла Орлова, потому что он жесток, мужиковат. Отвергла, стремясь найти взаимопонимание высшего порядка?
   То, что произошло между нами, и есть взаимопонимание высшего порядка! Я чувствую! Знаю!
   Она во мне нуждается. Я ей необходим. Общность мыслей и приобщение к добродетелям! Наставник! Сподвижник! Друг!
   Пауза.
   Спокойно, спокойно.
   На что мне эта холодная, огромная страна. Миллионы людей, уставившихся на ее божественное величие владычицы. Тысячи квадратных миль. Снега, льды, моря, пустыни...
   И что?
   Я, скромный мыслитель - должен влиять на весь этот край? На всю империю?
   Вывести к солнцу темное, дикое племя, воспитать из них просвещенных, свободных граждан?
   Показать всему миру, чего можно достигнуть посредством просвещения?
   Эти люди жаждут знаний.
   Достаточно одного поколения образованных людей, и свершится величайшая в истории революция во имя Разума, Правды и Красоты.
   Пауза.
   В глазах Фике я постоянно читаю зов и преданность.
   Энциклопедия тоже поначалу казалась безумием.
   Я влюбился.
   Входит Гримм.
   ГРИММ. Мне начинает казаться, что вы меня избегаете, дорогой друг.
   ДИДРО. С чего вы взяли! Просто я днями и ночами тружусь над памятной запиской об организации образования в России.
   ГРИММ. И есть надежда на осуществление вашей реформы?
   ДИДРО. Каждое утро императрица поощряет меня.
   ГРИММ. А меня каждый вечер.
   ДИДРО. Как это?
   ГРИММ. Это шутка. Я не занимаюсь реформой просвещения для императрицы. По вечерам мы беседуем на совершенно другие темы: литература, музыка, архитектура.
   ДИДРО. Это, конечно, тоже важно. Императрица должна знать обо всех важнейших событиях в искусстве.
   ГРИММ. Должна? Скажем иначе - императрица вправе развлекаться чем хочет и как хочет.
   ДИДРО. Даже предаваясь развлечениям, она относится к ним как к разновидности научного познания.
   ГРИММ. Возможно. Правда, самый искренний смех вызвал у нее вчера Потемкин, изображавший лошадиное ржание. Вряд ли удастся сделать из этого научные выводы.
   ДИДРО. Возможно, это некоторое преувеличение. Я все время работаю над моим проектом и потому постоянно размышляю о тяжком бремени управления столь огромной страной.
   ГРИММ. А вы лучше начните черпать от здешних радостей, друг мой! Это самый великолепный двор в Европе. Париж, возможно, более утончен, зато Петербург - самый веселый!
   Входит Потемкин. Он, похоже, слегка под хмельком, в руках у него книги.
   ПОТЕМКИН. Возвращаю ваши книги, господин Дидро!
   ДИДРО. И вы все прочитали?
   ПОТЕМКИН. Все.
   ДИДРО. Как быстро.
   ПОТЕМКИН. У меня есть свой способ быстрого чтения.
   ГРИММ. У меня тоже.
   ПОТЕМКИН. Пари, что ваш не так хорош, как мой.
   ГРИММ. Я не принимаю пари, потому что знаю, что вы, генерал, проиграете. Я охватываю одним взглядом целую страницу текста.
   ПОТЕМКИН. Проиграли вы. Я усаживаю за чтение пятерых дьяков, а потом они должны за полчаса все мне пересказать.
   ГРИММ (разражается смехом). Чудесно! Великолепно! А вы не могли бы специально для господина Дидро изобразить ржание жеребца?
   ПОТЕМКИН. Боюсь, что в нынешнем моем состоянии я сумею только залаять. (Лает.) Пес, как известно, готов загрызть каждого, кто приблизится к его хозяйке.
   ГРИММ. А вы, генерал, не пробовали изображать другие звуки? У вас такой талант. Скрежет пилы, например, или грохот повозки, или музыку? Музыкальные инструменты?
   ПОТЕМКИН. Инструменты! Не выношу скрипку! Готов сломать! Вот артиллерия? Пожалуйста. Конница? Почему нет. (Выходит с криком "Урраааа...")
   ДИДРО. Отчего он не любит скрипку? Именно скрипку?
   ГРИММ. Потому что участвовал в одной пирушке с музыкой. Если вы пообещаете молчать... Двенадцать лет тому назад, уже после свержения Петра, когда его поместили в уединенном дворце в Ропше...
   Сцена 8.
   Петр стоя играет на скрипке. Орлов, Потемкин и еще несколько придворных - двое, трое - исторически это были два брата Григория Орлова, советник Теплов и актер Волков. Потемкин еще в мундире поручика. Петр закончил играть. Все аплодируют.
   ПЕТР. Здесь в Ропше, в этой глуши, можно было бы выдержать, если бы императрица согласилась на приезд ко мне Воронцовой. Убедите ее, господа, что я смирился с судьбой, и если она пришлет сюда мою возлюбленную, я буду счастливейшим человеком под солнцем.
   ОРЛОВ. Мы передадим вашу просьбу ее императорскому величеству. Разрешите наливать?
   ПЕТР. А ты выпьешь первым, Гриша?
   ОРЛОВ. Да разве я посмею, ваше императорское величество?
   ПЕТР. Хорошо, хорошо. Расскажите что-нибудь забавное! Я ужасно скучаю.
   ОРЛОВ. Потемкин, расскажи про тот двор и свинью...
   ПОТЕМКИН. Утром петух взлетает на плетень и поет: "Я бы кого-нибудь потоптал!" (Подражает голосам всех животных.) А хряк: "Кого? Кого?" А утка: "Всех кряду, всех кряду". А гусак: "Ага, ага!". А куры: "Вот так да! Вот так да!" А корова: "Мило, мило".
   Все смеются.
   ОРЛОВ. Он, ваше величество, прекрасно подражает животным. Покажи еще что-нибудь!
   Потемкин квакает, подражая лягушке.